Артания Никитин Юрий
– Почему?
– Литая, – сообщил Аснерд гордо. – Без всяких пустот.
Он неторопливо прохаживался по комнате, похлопывал ладонью по голому животу. Звук был такой, словно поленом постукивали в каменную стену. Вяземайт смотрел выпученными глазами. В другое время и Придон ломал бы голову над связью пустотелых костей с магией, но сейчас поспешил сбросить перевязь с топором и повернулся к Скиллу:
– Пойдем обедать?
Скилл расхохотался.
– Уже проголодался?
– Не совсем, – ответил Придон смущенно, – я только…
Аснерд пророкотал благодушно:
– Не дразни мальца. Ему все в диковинку. Должен посмотреть мир!
– Да, – сказал Скилл со странным выражением, – корчма… как раз и есть мир.
Придон быстро взглянул на старшего брата, выискивал в глазах искорки смеха, но лицо Скилла оставалось совершенно серьезным.
Они заперли за собой дверь, да не войдет никто другой, уши ловили гул голосов снизу, а ноздри трепетали от возбуждающих запахов жареного мяса. Пахло еще чем-то странным, волнующим, но эти ароматы Придон не знал, ноги сами несли по ступенькам вниз, говор все громче, долетели песни, хохот, выкрики…
Большое помещение открылось полностью, он остановился на лестнице, одним взглядом охватывая корчму. Стены не из бревен, а из красного обожженного кирпича, такие простоят дольше, да и далековато отсюда лес, а глина везде под ногами, потолок и стены черные от копоти, с потолочных балок свисают черные космы, паук бегает лохматый и черный, зато на уровне спин стены блестят, собрав пот и жир со всех приезжих, гостей и местных гуляк.
На стенах вместо дымных факелов чаши светильников, в воздухе плавает запах бараньего жира. Хорошо, не рыбьего. Между столами тот же вертлявый парнишка, и снова Придон не рассмотрел его лица. А тот ловко проныривал между столами, на подносе что-то коричневое, три глиняные кружки, слышен пряный запах…
Сейчас, когда он обвел взглядом всех, сидящих за столами, артане всей необъятной страны Артании показались родными братьями, настолько похожи друг на друга, в сравнении с этими людьми. Здесь белокожие и смуглые, одетые так же легко, как артане, и укутанные в меха, словно и среди лета мерзнут, одни в легких накидках, другие в лязгающем и громыхающем железе, кто-то ест мясо и рыбу, другие поглощают только пучки травы, словно и не люди вовсе, а какие-то козы, одни выглядят нищими бродягами, другие – тцарами в изгнании, ибо за кольца и браслеты на их руках можно купить целые города или нанять огромную армию.
Скилл с артанами уже выбрали пустой стол и призывно махали оттуда руками. Придон наконец очнулся, заставил деревянные ноги двигаться, проломился сквозь пар, дым, испарения, громкие голоса, крики, хохот, пьяные песни.
Аснерд прогудел довольно:
– Ну что, тряхнуло?
Придон прошептал потрясенно:
– Откуда… откуда столько дивных людей? Из каких стран?
Скилл отмахнулся.
– Да это все куявы.
– Но как же…
– Да так, – сказал Скилл еще равнодушнее. – Просто, как вороны, любят наряжаться. Вот и тащат в гнезда все яркое и пестрое, и на себя тоже цепляют. Как женщины… ну, им можно, так и мужчины.
– Что совсем стыд, – проскрежетал зубами Вяземайт. – Это позор, это оскорбление для мужчин! Такие люди должны быть уничтожены. А их землю должен заселить достойный народ.
Олекса и Тур переглянулись, волхв не сказал какой, но кто из артан не знает, какой из народов на свете самый достойный?
Подошел толстый мужик, одетый как луковица. Из-под одной одежды торчит другая, а из-под этой – третья. К тому же чувствовалось, что есть еще и четвертая, что сразу наполнило душу Придона неимоверным презрением. Тут же хлестнула волна страстного желания схватить Итанию на руки и увезти на быстром коне в вольную чистую степь, где чистый воздух, чистые реки, сильные мужчины и гордые женщины.
– Что будете есть? – осведомился мужик сиплым голосом.
Скилл покосился на Придона, губы раздвинулись в загадочной улыбке.
– Знаешь, – сказал он, – неси мясо… но зажаренное по-куявски… Неси сыр, но только тот, что привозят с гор…
Мужик кивал, спросил:
– Какое вино? Есть очень достойное, прямо от винодела, что поставляет прямо во дворец…
Придон вспыхнул от оскорбления, а Скилл сказал мягко:
– Разве не видишь, что мы – артане?
В голосе старшего брата Придон ощутил угрозу. Ощутил ее и мужик. Побледнел чуть, торопливо поклонился:
– Да, но… вдруг вы на службе великого тцара… Нет-нет, я не хотел оскорбить, просто на службу тцару нанимаются самые разные люди…
– Но не артане, – сказал Скилл, он говорил все еще мягко, но как-то с нажимом, даже за соседними столами ощутили угрозу. – Да и мясо, как ты понимаешь, мы едим не всякое, так что будь осторожен… Но, чтобы ты повеселел, можешь принести нам рыбу, что плавает только высоко… Понимаешь?
Аснерд добавил:
– И не ту, что в горных озерах, хотя и она божественно хороша, а ту, с красными перьями, что только в быстрых реках, в водопадах. Я видел, как скачет через камни…
Хозяин сказал испытующе:
– Вы же знаете, та рыба очень дорогая.
– Неси, – распорядился Скилл.
– Эту рыбу доставляют живой, – добавил хозяин. Он не двигался с места. – А чтобы доставить с высоких гор, приходится везти в чане с водой, куда каждые полчаса бросают колотый лед…
Скилл засмеялся.
– Прекрасно! Давай эту дивную рыбу. И постарайся, чтобы хватило на всех. Учти, мои люди жрут так, что коня съедают за мгновение ока.
Он бросил на стол горсть золотых монет. Хозяин неверяще смотрел на блестящую россыпь, схватил один кругляш, попробовал на зуб, расплылся в улыбке.
– Вы получите лучшую рыбу, которую ест только сам тцар!
Сгреб, исчез, тут же появилось множество челяди, стол еще раз вытерли, застелили чистой скатертью, перед каждым артанином поставили пустое блюдо и положили ножи и двузубые вилки. Придон вспыхнул от оскорбления, это намек, что его нож за поясом недостаточно хорош? – но следующая вереница слуг тут же начала перегружать им на эти пустые блюда жареное мясо, различных животных, зажаренных птичек, кровяные колбаски, и он забыл возмутиться громко и с достоинством.
Ноздрей достиг волшебный запах, он осторожно отрезал своим ножом кусок мяса и отправил в рот. Приятно обожгло, мясо оказалось сочным, просто тает во рту, это не по-мужски, но он внезапно ощутил, что сок уже потек по гортани, влился в жилы, в голове разом прояснилось, а усталость улетучивается с каждым мгновением. Он снова силен и бодр, настолько бодр, что готов подпрыгнуть до потолка. Просто так, взять и подпрыгнуть…
Скилл кивнул Аснерду на раскрасневшегося Придона:
– Смотри, что делают пряности с нашим мальцом.
– Зажгли огонь в крови, – подтвердил Аснерд. – Я тоже помню, как в первый раз…
Ели с удовольствием, быстро, но степенно, переговаривались, посмеивались, поглощали это дивное мясо, хватали жареных птичек и тоже отправляли целиком в рот. Аснерд предупредил, что полагается жевать, а комок выплевывать, там же косточки, но сам ел целиком, и Придон тоже ел целиком, какие там косточки у таких крохотных птичек, мельче воробья…
А потом подали ту самую рыбу. Придон еще издали ощутил ее приближение, по необычному запаху, что донесся из раскрытых дверей кухни, да и все за столами насторожились. Даже песни за дальним столом оборвались, все провожали взглядами самого хозяина, что торжественно нес на вытянутых руках широкое блюдо.
За хозяином двигались повара, сами, без слуг, перекладывали на стол знатных гостей дорогую рыбу, заодно поглядывали любопытствующе, кто же может позволить себе такое дорогое удовольствие, роскошество даже.
Придон жевал эту божественно нежную рыбу, вкус необыкновенный, а глаза то и дело поворачивались в орбитах. За столом у окна в окружении четверых мужчин сидит и спокойно отхлебывает из кубка необычно одетая женщина. Да и вся она выглядит необычно, начиная с того, что находится в корчме. В Артании, самой правильной стране, ни одна женщина не позволит себе зайти в корчму. Даже те, кто путешествует, все же завтракают и обедают обязательно в своей комнате, а не в окружении мужчин и под взглядами множества мужчин…
…которые, к удивлению Придона, вовсе не таращили глаза на эту женщину, не пытались приставать, а ели, пили, горланили песни, бахвалились, затевали борьбу на локтях. Женщина перехватила жадный взгляд Придона, ее тонкие брови чуть приподнялись, затем отхлебнула вина и, слегка отвернувшись, преспокойно продолжала обсуждать что-то со спутниками, больше не замечая Придона, его друзей, вообще мужчин в корчме и саму корчму.
Придон со жгучим интересом всматривался в ее фигуру с гордо приподнятыми плечами. Воротник стоймя, тонкая элегантная шея, круглое милое и одновременно строгое лицо, густые, но гладко уложенные снежно-белые волосы. Такие волосы, и в то же время темное от загара лицо, он впился взглядом в ее глаза, по телу пробежала дрожь. Ощутил, что не в состоянии оторвать взора. Впервые видел глаза цвета светлого меда, желтые, почти оранжевые. Чистые алебастровые белки и крупная радужка желтого цвета, где в самом центре крохотные черные точки зрачков…
Он снова и снова пробегал по ней взглядом, стараясь делать это не чересчур открыто, что выглядело бы вызовом. Ладная крепкая фигура, очень женственная, но в то же время фигура сильной женщины. Он бы даже сказал – женщины-воина, если бы такое дикое сочетание было возможным. Наконец сообразил, что его поразило больше всего: впервые увидел женщину в мужской одежде. Правда, одежда так ушита и подогнана по ее фигуре, что не выглядит грубой мужской, вот крупная грудь оттопыривает спереди, но жакет от самого горла, расстегнута только верхняя пуговица, а от нее до груди далеко, ни хрена не видно, так что она не старается привлечь внимание мужчин своей доступностью или нежностью кожи…
Он скользнул взглядом по ее ногам, плотно втиснутым в хорошо выделанную кожу. Чуть ниже колен начинаются сапоги, такие же плотно сидящие, как только и натягивает, двойная подошва, приподнятый каблук…
– Кто это? – шепнул он в сторону Скилла, словно женщина могла услышать. – Почему она…
– Тс-с-с, – ответил Скилл. – Если не кричит свое имя, значит – предпочитает неузнанность. Придон, в Куявии больше разнообразия, чем в Артании, как в гниющем трупе всегда больше червей, чем на чистой лужайке. Но и пожирающие трупы черви нужны, иначе те своим смрадом задушили бы весь мир!.. Ты только в одной Куябе увидишь столько всякой дряни, сколько никогда не встретишь во всей необъятной Артании. Но здесь попадаются и драгоценные жемчужины, которых у нас тоже, увы, не встретишь…
Голос его на краткий миг стал печальным, даже в глазах промелькнуло нечто, но Придон не успел среагировать, на свободное место вышла молодая красивая женщина, за ее спиной выстроились музыканты, женщина гордо вскинула руки, музыканты разом ударили по струнам, задудели в деревянные и медные трубы, рожки, пищалки, а женщина начала танец.
Придон встрепенулся, музыка звучит непривычно, но в груди сразу же отозвалось что-то, дрогнуло, а потом сладко заныло. Сквозь ряды музыкантов протиснулся подросток, вскинул лицо к закопченному потолку и запел. Придон вздрогнул, по всему телу прошла дрожь, волосы зашевелились. Мальчишка пел, подняв лицо, такое чистое и серьезное, словно видит сквозь все этажи чистое небо, а на нем небожителей…
Да каких небожителей, мелькнуло в голове смятенное. Небожители – это грозные и свирепые воители, их лица перекошены яростью, в глазах огонь битв, голоса подобны грому, а взгляды высекают молнии. Этот же поет настолько сладко и щемяще, что в груди началось какое-то задыхание, сдавило, сперло. Придон прижал ладонь к сердцу, оно дергается не в лад, словно раненый зверек, что попал одной лапой в капкан и в ужасе старается освободиться.
За столам продолжали есть и пить, но разговоры умолкли. Все смотрели на танцующую женщину, слушали музыкантов и поющего подростка. Лица их оставались спокойными, лишь некоторые начали в ритм постукивать рукоятями ножей по столу.
Скилл и остальные артане слушали с явным удовольствием. И на танцующую женщину смотрели с удовольствием. И продолжали есть с тем же удовольствием.
Придон слушал.
Слушал.
Слушал…
За столами негромко пристукивали в такт, подросток пел чисто и звонко, женщина танцевала ритмично, красиво, а музыканты дудели и звенели струнами слаженно, сплетая сильную прекрасную мелодию, от которой сдавило, как тисками, сердце, а в глазах защипало.
Внезапно сквозь этот шум и звонкий цокот сапожек женщины Придон уловил негромкий, на грани слышимости, голос бога. Он сразу ощутил, что это голос бога, ибо все в нем встрепенулось, по телу пробежал огонь, обжег все нервы. Голос бога звучал едва слышный, но могучий, это было похоже на голос морского прибоя, что надвигается медленно и неотвратимо, бьет в берег так, что содрогается земля, откалывает целые скалы, а для моря это вовсе не усилие, просто сам бог говорит тихо, ему нет необходимости повышать голос, он – бог, его услышат…
Придон вслушивался, потрясенный, по телу пробегала судорога восторга. В груди что-то пробуждалось иное, неизвестное, могучее, и вдруг изнутри зазвучал такой же голос, пусть не такой могучий, но тоже… голос не человека, а голос бога!
– Что со мной? – вскрикнул он. Он дрожал, руки покрылись гусиной кожей, его бросало то в жар, то в холод. – Я не хочу…
Но уже сам чувствовал, что не в силах противиться тому, что пробудилось в нем. Но что это за голос? Чего от него требует бог? И что то, которое внутри, у него в груди, ответило этому богу?
Он перехватил внимательный взгляд Скилла. Старший брат смотрит участливо, но без тревоги. Знает, внезапно подумал Придон, что опасность мне не грозит, иначе уже вскочил бы с топором в руке. Но, судя по его взгляду, он тоже ощутил, что со мной заговорил бог!
– Мне странно, – прошептал Придон. – У меня… все перевернулось.
Скилл молчал, Аснерд прогудел благодушно:
– Это все перченое мясо.
– Да и рыба, – сказал Вяземайт с ухмылкой, – что-то в рыбе такое, даже не скажу что, но кровь вскипает, а с глаз падает пелена…
– Горькие травы, – отрезал Олекса. – Все – они, проклятые! Горячат кровь без надобности. Это куявам необходимы, у этих жаб кровь уже застывает, а у нас и без того кипит, а жилы плавятся!
Тур смолчал, только оглядел корчму налитыми кровью глазами. В глубине зрачков сверкали яростные огни, пора бы уже и подраться. Куявы поспешно опускали глаза в миски и тарелки, в чашки и кружки.
В корчме появились женщины, полураздетые и ярко накрашенные. Не разобравшись, но завидев на столе перед крепкими мужчинами самую дорогую рыбу, сразу подошли и предложили свои услуги. Придон опешил, он даже не думал, что можно вот так просто, ведь завладеть женщиной – всегда невероятно трудно…
Скилл сказал легко:
– Птички, вы не заметили, что мы – артане?
А воевода добавил невозмутимо:
– И что у нас на столе нет вина?
Женщины переглянулись, скорчили хорошенькие мордашки в гримаски и проскользнули дальше. Придон не поверил глазам, когда одна преспокойно села на колени гуляке, а тот, ничуть не смутившись, одной рукой обнял за талию, другой потянулся за кружкой с вином.
Скилл с усмешкой заметил:
– Любовь, конечно, пьянит и куява, но вино дешевле.
– Мечта куява, – сказал со вздохом Вяземайт, – чаще всего похожа на жену соседа. И никаких тебе расшибаний лбом стен…
Отяжелевшие от сытной еды, поднялись в свою комнату, Придон сразу устало рухнул на указанное ему место. Под ним оказалось нечто вроде одеяла, свалявшееся и плоское, как блин, даже такое же замаслившееся, впитавшее пот многих постояльцев, но Придон не принюхивался, свой артанский запах что угодно перебьет, с наслаждением лег и вытянул гудящие от усталости ноги.
Помыться бы, мелькнула несвойственная для степняка мысль, потом отмахнулся: пусть моются те, кому лень чесаться.
В комнату вошел, сгибаясь под тяжестью седла, другой парнишка: серьезный, медлительный, как медвежонок. Придон указал, куда положить, мальчонка с облегчением свалил тяжесть, поклонился степенно и вышел так же молча.
Артане переговаривались, но Придон закрыл глаза, и сразу же ярко и отчетливо возникло лицо прекрасной Итании. Ее брови высоко вздернуты, в глазах немой вопрос, и снова Придон ощутил, как застучало сердце, в груди нарастает щем, а в ушах неожиданно зазвучал голос бога.
Теперь этот голос звучал громче, отчетливее. Придон даже начал разбирать слова, которые произносил бог.
И все эти слова были об Итании.
Глава 4
Он проснулся, распластанный, как выпотрошенная рыба. В ушах все еще звучали медленно гаснущие слова. Душа оставалась наполнена чем-то огромным, как ночь, тяжелым, подобно горам, и могучим, как море. Он непроизвольно повторил эти слова вслед за богом, звучат странно, так не говорят, но разве можно говорить об Итании привычными словами!
Аснерд уже расспрашивал Вяземайта о вещих снах, Вяземайт начал было отвечать серьезно, но Аснерд свернул на баб, мол, снились так и эдак, Олекса и Тур злорадно захохотали, а Скилл распорядился:
– Все вниз!.. Перекусим да пойдем смотреть город.
– И подеремся, – сказал Тур.
– Размечтался, – ответил Аснерд.
– А что не так?
– Куявы не дерутся, – объяснил Аснерд.
– Но как же, – опешил Тур, – если в морду…
– Зовут стражу, – объяснил Аснерд с неимоверным презрением в голосе.
У Тура отвисла нижняя челюсть. Они с шумом и шуточками расселись в по-утреннему пустой корчме, на столе появились широкие миски с гречневой кашей, подали свежий хлеб и зачем-то пирог с пышной коркой. Еще не глядя на пирог, Придон уже знал, что такие вот булыжники пекут загодя и сберегают подолгу именно для таких, как он, сильных и проголодавшихся, что иначе в нетерпении изгрызут стол.
Толстый хозяин отправил к ним снова то же вертлявое, и на столе возникла культяпками вверх жареная тушка упитанного гуся.
Ели по-мужски, даже по-артански, что умеют наедаться впрок. Это, судя по лицу хозяина корчмы, привело его в благоговейный ужас. Потом, когда уже седлали коней, во двор вкатила коляска, запряженная тремя лошадьми. Черево едва не вывалился из дверцы, заорал:
– Куда собрались?
– А чё, – ответил Аснерд, – надо спрашивать?
Черево повернулся к Скиллу, но сын тцара игнорировал знатного бера, не к лицу высокородному отвечать, когда спрашивают без должного почтения.
Черево вылез, пыхтя, из коляски. Похоже, он в самом деле торопился, раскраснелся и взмок, хотя взмокнуть должны были кони.
– Где бы я вас искал? – спросил он сварливо. – Я ж так торопился!
Измученный Придон весь превратился в слух. Черево объяснил торопливо:
– Вы не поверите, но я всего добился!
– Да ты прям молодец, – сказал Аснерд поощрительно. – Эй, ребята, дайте ему чё-нить!
Черево скривился, его угодья, было написано на его обрюзглом лице, богаче всей Артании, но вслух сказал суховато:
– Наш великий и пресветлый тцар вас примет…
– Так поехали же! – вырвалось у Придона.
Скилл бросил на него суровый взгляд, Придон съежился. Аснерд спросил с интересом:
– Но где твое «но»? У куявов ничего не делается вот так сразу, как у людёв.
Черево сказал раздраженно:
– Вы даже не понимаете, как многого я добился! Вы ведь не к тцару приехали? Нет. Он и не должен вас принимать. Вы приехали смотреть, чем и как торговать. Самим посмотреть цены, чтобы вас не обжучили. Вот зачем вы приехали! Да еще посмотреть, где у нас войска, какой толщины стены, как охраняем дороги… Что, не так? А я еще и добился, что наш пресветлый тцар вас примет.
Олекса и Тур выглядывали из-за спины отца, одинаковые, как молодые дубы, очень похожие на отца, молчали, а воевода спросил, казалось, сразу за всех троих:
– На каких условиях?
– Вот сие дельный вопрос, – сказал Черево быстро. – Вы приехали не для встречи, потому будете приняты не как высшие особы. Иначе это будет урон достоинству и чести тцара!.. Но вам ведь главное встреча, не так ли? Вы народ храбрый и мужественный, на приличия вам плевать, как и на всю культуру, а встреча состоится послезавтра…
Придон воскликнул отчаянно:
– Послезавтра? До послезавтра я умру! Сгорю в этом огне…
Скилл сказал, поморщившись:
– Не вопи. Послезавтра так послезавтра. Мы все одно собирались здесь пробыть дня три-четыре. А завтра съездим поглядеть на их стойла для драконов. Говорят, их выращивают, как мы коней.
Черево сказал виновато:
– Драконов не покажут. Разве свои секреты не оберегаете? Зато вам это… лучших танцовщиц! Услышите несравненную Лорну, она сразу тремя голосами… Впрочем, вам неинтересно, но для таких дорогих гостей пригласим клоунов и дураков. Кривляются так забавно, со смеху умрете.
Воевода с готовностью хохотнул, подтвердил:
– Да, это у вас здорово! Я ржал, как конь.
Скилл заподозрил подвох, смолчал. Придон вообще ничего не видел и не слышал, ни о чем не думал, кроме как суметь прожить эти два бесконечных дня. Никакие кувыркающиеся дураки в одежде навыворот и с размалеванными сажей и киноварью рожами не сократят дни и бессонные ночи.
– До послезавтрашнего дня, – сказал Черево на прощанье, – отдыхайте, развлекайтесь!..
Он отбыл, артане отправились в город. На постоялом дворе намекали, что лучше бы пешком, с седла хоть и видно дальше, но не войдешь в дома, даже по тесному базару не проедешь. Скилл заколебался, но Вяземайт молвил властно:
– Мы артане или не артане?
Так и выехали вшестером верхами. Скилл и Придон, как дети тцара, впереди, Вяземайт и Аснерд следом, как наставники и советники, а Олекса и Тур из приличия в хвосте, как телохранители на отдыхе.
Скилл ехал напряженный, выпрямившись, лицо застыло в той болезненной гримасе, которую только не знающие его могли бы назвать надменной. Придон заметил, что старший брат бросил пару очень быстрых взглядов на высокий роскошный дом, красивый и странно воздушный, хотя построен из тяжелого белого мрамора.
За домом огромный сад, над верхушками летают дивные птицы, таких не увидишь в суровой Артании, где даже природа не утруждает себя лишними украшениями, но Скилл изменился в лице, когда из дома вышла женщина.
Придон слышал, как из груди старшего брата вырвался сдавленный вздох, но дом уплыл, покачиваясь, за спины, Скилл все так же суров и неподвижен, не покачнулся, и Придон решил, что ему почудилось.
Ехали, ошарашенные многолюдьем, пестротой, от которой кружится голова, а от гвалта звенит в ушах. Со всех сторон лавочники зазывают к прилавкам, кричат и бранятся покупатели, накатываются мощные запахи целебных трав, конского навоза – смотря через какую часть улицы проезжают.
На улице хлебопеков все шестеро едва проломились через душистое облако ароматов свежего хлеба, настоящего сдобного хлеба, а не просто хлебных лепешек. Придон угадывал душистые травы, что пошли на добавки, даже мог назвать с десяток, но молчал, только нервно раздувал ноздри. Запахи тревожили, пьянили, наполняли душу восторгом и странным щемом.
Когда двигались через ряды кожемяк и мастеров по коже, все артане ахали. Придон видел восторг даже в глазах всегда невозмутимого Аснерда. Запахи выделываемой кожи слышны издали, но, когда ехали по улице, могли окосеть, настолько разбегались глаза. Стен не видать под висящими тесно на колышках седлами, ремнями, кожаными латами, цельными и наборными доспехами, боевыми рукавицами, пращами, конской упряжью… И все разное, все сделано умело, добротно. Проклятая страна уже давно не воюет, может отшлифовывать доспехи, в то время как артане, что дерутся друг с другом, рады любому оружию…
Навстречу то и дело попадались телеги и фургоны, доверху наполненные товаром. Скилл начал хмуриться, Аснерд недовольно пыхтел. Совсем редко попадались стражи, обычно ходят парами, одетые чересчур пышно, даже богато, если на взгляд артан.
Только однажды попался отряд воинов: шли прямо посредине улицы, человек тридцать, горожане поспешно уступали дорогу. Все как один в одинаковых доспехах: кожаные латы с нашитыми металлическими пластинами, у каждого настоящий шлем из темной бронзы, на поясе короткий меч, в руке копье острием вверх, а на локте левой руки как будто прирос круглый щит. Конечно же, с драконом во всю ширь, очень искусной чеканки.
Скилл не подал коня в сторону, ехал все такой же суровый и надменный. Сердце Придона всколыхнулось, он бросил быстрый взгляд на Аснерда. Воевода восседает на своем богатырском коне невозмутимый, но Придон заметил, как напряглись его плечи, а пальцы сами по себе проверили, на месте ли рукоять боевого топора.
Впереди отряда вышагивал крупный человек в металлических доспехах с головы до ног. Даже шлем полный, с выступами по боках, спасающий щеки от ударов острым железом, и с забралом. Впрочем, забрало поднято, на артан уставились злые глаза.
Скилл направил коня прямо. Командир отряда поколебался, но отступил в сторону, потом вовсе поднялся на тротуар. Солдаты поспешно расступались. Придон ехал замыкающим, по коже прошла дрожь. Злость и ненависть куявов чувствуется так, будто на голую спину плеснули ведро колодезной воды.
Скилл внезапно натянул поводья, конь остановился прямо посреди отряда куявов.
– А где здесь, – спросил он, глядя в пространство, – притоны для блудящих женщин?
Солдаты медленно обтекали конных воинов, их командир прошел по тротуару, на артан старался не смотреть.
– Не знают, – протянул Скилл разочарованно. – Что за страна, где мужчины не знают, куда по ночам ходят их жены?
Он тронул коня, тот всхрапнул, бодро двинулся вперед. Аснерд сказал в спину довольно громко:
– Да и днем тоже… Я в прошлый раз… гм… потом расскажу, чем хороши!
Пальцы Придона дрожали, так ему хотелось метнуть их к рукояти топора, чтобы опередить куявов, еще надо успеть закрыться щитом вот от этих, справа… но, к его удивлению, облегчению и даже странному разочарованию, никто так и не выхватил меч, даже не выкрикнул боевой призыв расправиться с врагами.
Солдаты, ругаясь вполголоса, снова встали плотной толпой и двинулись, мерно топая подкованными сапогами. Их сотник пошел впереди, не оглядываясь, даже не посматривая по сторонам.
Придон кое-как догнал Скилла, спросил дрожащим голосом:
– Зачем ты их так?
– Как? – спросил Скилл.
– Ну, оскорблял! Даже их женщин… как только стерпели!
Скилл переглянулся с Аснердом. Воевода широко улыбнулся, глаза довольные. Скилл тоже посмеивался. Придон снова придержал коня, давая им выйти вперед. Похоже, это старший брат сделал для него. Все еще учат, воспитывают!
Но в самом деле чувствовал, как презрение к мужчинам, которые не защищают своих женщин от таких слов, распространяется и на всю Куявию.
Аснерд обратился к одному куяву:
– Эй ты, рыло!.. Как пройти к базару?
Куяв, почтенный господин в сопровождении хорошо одетых слуг, поморщился, бросил неприязненный взгляд на артан, сказал сквозь зубы:
– По этой дороге прямо до второго поворота. А тогда снова прямо, не сворачивая.
– Хорошо сказал, рыло, – одобрил Аснерд. – Коротко, почти как человек.
Когда проехали, Скилл сказал с легкой насмешкой:
– А что, обязательно его было так называть?
– Как?
– Ну, так неуважительно.
– Это рылом-то? Так у него и есть рыло. И сам рыло. Не люблю таких. Так и хочется дать в рыло!
Он захохотал, довольный, Олекса и Тур тоже захохотали, гордые удалью родителя. Аснерд и Вяземайт посмеивались, ехали, гордо выпрямившись. Придон спросил неожиданно:
– А тебе не приходило в голову, что кто-то из куявов захочет дать в рыло тебе?
Аснерд так удивился, что едва не упал с коня.
– Мне? А мне-то за что?
Несколько раз попадались лавки, где торговали бесполезными вещами, артане их так и называли – безделушки, но куявы почему-то покупали эти глиняные и медные изображения животных, богов, героев. Особенно много драконов: крылатых, бескрылых, разъяренных или спящих, толстых и худых. Но наибольшим спросом пользовались, как заметил Придон, фигурки дракончиков, детенышей драконов, толстеньких и крупноголовых, похожих на крупных потешных жаб.
Он приотстал, зацепившись жадными глазами за богатство лавки оружейника. У того в глубинах лавки по углам связки пик, дротиков, мечей. Грудой свалены металлические панцири, а самые дорогие и красочные горделиво красуются на стене.
То и дело останавливались куявы, чаще всего мужчины-воины, иногда и простые горожане, все восторгались умелой ковкой, хитроумным сплетением колец, умелой состыковкой сочленений, настолько умелой, что составной панцирь выглядит цельнометаллическим, лезвие ножа не просунуть… но куявы, поговорив, отправлялись дальше, покупателей нет, оружейник наконец заметил могучего артанского воина, издали с высоты седла через головы рассматривающего его богатства, крикнул насмешливо:
– Что, в вашей Степи таких нет, артанин?
Придон вспыхнул, хотел ответить резкостью, но неожиданно для себя судорожно вздохнул, ответил честно:
– Ничего похожего.
Оружейник несколько мгновений разглядывал его испытующе. Лицо его омрачилось.
– Жаль, – сказал он горько, – наши законы запрещают продавать оружие артанам. Плохо для дела, вы за хорошее оружие и цену даете хорошую. Я еще помню времена, когда мы торговали… Вы платили столько, что у наших глаза на лоб лезли!
Придон поерзал в седле, сказал упавшим голосом:
– Нам тоже запрещено покупать у вас… куявов. Чтоб не богатели. Но мы сейчас приехали как раз говорить о торговле. И я попрошу брата, чтобы он позволил мне купить у тебя оружие!
Оружейник скользнул взглядом по широким золотым бляхам на конской сбруе, посмотрел на позолоченные стремена, усмехнулся:
– Надеюсь, брат для тебя нарушит устаревший закон.
Придон вскинул руку, прощаясь, не кланяться же простому ремесленнику, поторопил коня. Высокие фигуры артан маячили среди пестрой толпы, как пятеро туров среди крикливых коз, уже чуть ли не на другом конце базара.
Впереди громко и назойливо стучал бубен. Народ стоял полукругом, на деревянном помосте танцевала хрупкая молодая женщина. Толстый бородатый мужчина играл на куявской бандуре, что отличалась от артанской лишь добавочной струной да широким ремнем через плечо, благодаря чему куявы могли играть даже при ходьбе, что вообще-то презираемо для хорошего певца…
Артане ехали мимо, лица суровые и надменные, лишь Аснерд благодушно щурился, взрыкивал, даже показал танцующей женщине большой палец кверху, она испугалась и сбилась с ритма.
Сердце Придона стучало все чаще. Тело тряхнуло, он ощутил холодный озноб, затем огненный меч пронзил тело, рассек сердце. Из груди вырвался болезненный вопль, в небе очень быстро начало разрастаться солнце, приблизилось, обрушилось всей огненной тяжестью.
Огромная рука бога взяла его и ссадила с коня, повела к площадке, к танцующей женщине. Народ расступался перед громадным полуголым артанином, у которого лицо искажено непонятным страданием, а за плечами громадный боевой топор.
Женщина двигалась все медленнее, глаза стали совсем испуганными. Она остановилась, попятилась. Музыкант взмахнул еще пару раз рукой, струны ответили вразнобой, и тоже застыл. Придон взял у него бандуру. Могучая рука бога развернула лицом к застывшей массе…
…Затем бог вошел в него. Придон смутно чувствовал, что его руки, повинуясь чужой воле, ударили по струнам. Вместо собравшихся смутно видел некую массу, они его не интересовали, он играл, а потом ощутил, что из него рвется не то крик, не то призыв, но не воинский клич, а новое, не менее страстное, кричащее, сотрясающее мир…
Он не знал, сколько это длилось, мир застыл, время остановилось. Человеческая масса казалась похожей на огромный срез пористого творога, а он кричал этой массе, пальцы, повинуясь чужой воле, били по струнам.
Читать бесплатно другие книги:
