Точка вымирания Джонсон Пол
– Боже, Эм, ты в порядке? – Возле нее, нежно положив руку ей на плечо, возник Натан.
Она развернулась и сбросила его руку.
– Почему ты не сказал мне про это дерьмо? – завопила она, брызгая слюной. Натан дернулся и отступил на шаг. Конечно, они порой ссорились, но он никогда не видел Эмили такой возмущенной и злой, как сейчас. – Проклятие, ты должен был сказать мне! Почему ты мне ничего не сказал?!
– Я… Мне жаль, Эм, прости, – запинаясь, сказал он. – Я даже не подумал…
Эмили смотрела на огорченное лицо Натана. Он явно волновался за нее. Так похоже на Натана – именно таким образом отреагировать на ее испуг! И это было одной из причин, по которым она его любила.
Они познакомились чуть больше двух лет назад на ДТП, где столкнулось несколько машин. Происшествие унесло пять жизней: молодую семью из трех человек и еще двух водителей. И, конечно, парень, из-за которого все произошло, отделался всего парой царапин.
– Это так романтично! – обычно говорила она тем, кто спрашивал, как могут два вроде бы настолько несхожих человека быть вместе. На самом деле правда заключалась в том, что Натан был единственным знакомым Эмили копом, которого все еще трогали разрушительные природные катаклизмы, гибель невинных людей и человеческие страдания, хоть он и сталкивался с этим каждый день. Не в пример другим своим коллегам офицер полиции Натан Медоуз знал, что значит чувствовать, сохранил живое человеческое сердце и не скрывал этого. В том зачастую темном мире, где жили они оба, Эмили находила эту черту Натана весьма привлекательной.
К тому же у него не возникало претензий, когда Эмили начинала ругаться, как пресловутый сапожник («Эмили, язык!» – укоризненно восклицала в таких случаях ее мама). В таком городе, как Нью-Йорк, познакомиться непросто, но еще сложнее найти кого-то, кто согласится терпеть твой обширный ненормативный лексикон.
Эмили почувствовала, как уходит злость. Подойдя поближе к Натану, она обняла его за талию и положила голову ему на грудь, понимая, что, возможно, снова вляпается в красные следы, но больше не заботясь об этом. Теперь она знала, что попытки убедить себя в безопасности были насквозь фальшивы, – ни о какой безопасности не могло быть и речи с того самого момента, когда она вышла из кафе на улицу, где только что пролился красный дождь.
«И как только это могло произойти?» – удивилась она.
Весь мир в буквальном смысле рушился на глазах, а она пыталась вести себя так, словно все в порядке, словно все происходящее каким-то образом может ее не затронуть. Когда она настолько лишилась присутствия духа? В какой именно момент подсознание заставило ее начать игнорировать очевидную, ужасающую возможность того, что мир стоит на грани катастрофы, подобных которой еще не знала история человечества? Как такое вообще могло случиться? «Может быть, это что-то вроде испанки, и теперь на планете погибнут миллионы людей, – думала Эмили. – А может, жертв будет еще больше».
Ее разум буквально взрывался воплями при мысли о страданиях, которыми грозит пандемия. Она сильнее прижалась лицом к груди Натана, вдыхая пробивающийся из-под униформы мускусный запах его пота и борясь с подступающими рыданиями. По телу прокатывались темные волны страха. Ослабшая от паники, которая крепко держала ее в своих тисках, Эмили почувствовала, как ноги превращаются в студень. Она больше не могла сдерживаться. В глазах закипели и покатились по щекам горячие слезы. Натан держал Эмили в объятиях, прижавшись щекой к ее макушке, до тех пор пока рыдания не начали стихать.
Эмили не могла припомнить в своей жизни момента, когда она была бы напугана так же, как сейчас. Страх разъедал слизистую желудка, ледяной хваткой впивался в каждую косточку, каждый нерв, каждую мышцу, побуждая немедленно остановиться, лечь, свернуться калачиком и лежать, пока все не станет как было. Как должно быть.
Она не из тех, кто легко поддается страху, она не сдастся и сейчас, твердила себе Эмили, хотя на самом деле уже сдалась. Ее тело уже оказалось в тисках древнего, примитивного инстинкта выживания, которому, как оказалось, очень трудно сопротивляться.
Натану все-таки удалось связаться с участком, и последние десять минут он слонялся туда-сюда по квартире, приглушенным голосом разговаривая с кем-то на другом конце линии. Закончив наконец разговор, он захлопнул телефон, сунул его в карман и присоединился к Эмили в гостиной.
– Они пытаются остановить всеобщее бегство, – сказал Натан, усаживаясь рядом с ней на диван. – Толком ничего не говорят, я узнал только, что выезды из города будут перекрыты.
– Это только тут или по всей стране? – спросила Эмили, сморкаясь в бумажный носовой платок из запасов Натана, которые тот хранил в кармане тужурки.
Натан на миг задумался над ее вопросом. Эмили знала его достаточно хорошо, чтобы понять: он решает, разгласить часть служебной информации или нет.
– Господи, Натан, я же не побегу в газету, чтобы публиковать каждое твое слово. Ты не можешь скрывать это от меня. Только не сейчас, не сегодня. – К ее огорчению, голос звучал плаксиво.
– Дело не в том, что я не хочу тебе рассказывать, – сказал он. – Просто незачем пугать тебя еще сильнее. К тому же я узнал ненамного больше, чем уже известно из того репортажа Си-Эн-Эн. Капитан сказал, что ожидается множество жертв. В министерстве здравоохранения не имеют ни малейшего понятия, что делать, там не могут даже разобраться, что это за красная дрянь, и что она может с нами сделать, так что о вакцине можно и не мечтать. Непонятно, как происходит заражение, и почему вообще оно происходит, Эм.
– А что мы должны делать, пока эти ребята там балду пинают? Просто ждать и надеяться на лучшее? Блин! – Эмили вскочила и принялась искать пульт от телевизора. Тот оказался в кухне, и Эмили нажала кнопку.
Накануне вечером она настроила телевизор на канал, где показывают фильмы. Там шло какое-то научно-фантастическое кино пятидесятых годов, и Эмили сразу же переключилась на городской новостной канал. Она совершенно не удивилась, что там шла речь о красном дожде: «…кажется, подтвердилось, что, как мы и сообщали ранее, ситуация в Европе неутешительная. В заявлении, с которым только что выступил президент, он сказал (я цитирую): „Хотя пока нет оснований полагать, что в США произойдет нечто подобное, я рекомендую проявлять повышенную осторожность и избегать всякого, кто контактировал с субстанцией красного дождя, до тех пор пока санэпиднадзор не закончит исследование образцов и не сообщит, с чем именно мы столкнулись“. Президент также сказал, что, по его мнению, наилучшим для граждан будет вернуться по домам и не выходить оттуда в ближайшие двенадцать часов. Нам стало известно, что по всей стране к решению проблемы привлечены силы Национальной гвардии, в задачу которых входит борьба с возможными беспорядками и поддержание стабильности в крупных населенных пунктах. Возвращаясь к основной теме нашего выпуска: какая бы то ни было информация из Европы и Российской Федерации перестала поступать приблизительно через восемь часов после первых сообщений о так называемом кровавом дожде. Тем не менее новостные агентства Соединенных Штатов располагают многочисленными видеозаписями и сообщениями о массовых смертях в разных европейских странах, включая Великобританию и Францию. Явления, аналогичные красному дождю, отмечены также в США, Канаде и Южной Америке. Если вы все еще с нами, напоминаем, что президент Соединенных Штатов заявил…»
Натан выключил телевизор.
– Не пойду на дежурство, – сказал он. – Идут они куда подальше. Думаю, лучше всего будет остаться тут.
– Натан, тебя же уволят, – сказала Эмили, удивленная тем, что он готов рискнуть лишиться работы.
Натан поразмыслил над ее словами и в конце концов ответил:
– А мне плевать. К тому же я не знаю, существует ли вообще еще моя работа, чтобы на нее вернуться.
– Что у тебя с продуктами, Эм?
Вопрос на миг поверг Эмили в ступор, потому что она никогда не делала запасов съестного. Ее работа была не из серии «с девяти до пяти пять дней в неделю», поэтому обедать обычно приходилось за компьютером в редакции или, как сегодня, в каком-нибудь кафе, поблизости от которого ее застало время ленча. Возвращаясь домой, она, как правило, перехватывала что-нибудь легенькое вроде салата или сэндвича. Чего у нее точно не было, так это под завязку набитой продуктами кладовой.
Ревизия полок показала, что у нее есть шесть пачек быстрорастворимого супа, две упаковки овощного сока «V8» по шесть пакетов в каждой, две банки консервированных фруктов, баночка горошка и банка овощного ассорти. В хлебнице на столе нашлось полбуханки многозернового хлеба, холодильник порадовал остатками обезжиренного молока, почти полной бутылкой апельсинового сока, половиной упаковки ветчины, свежими овощами, которых хватило бы на пару легких салатиков, позавчерашней вегетарианской лазаньей и четырьмя банками «Бад Лайт». Все это нельзя было назвать полноценными припасами, но еды хватило бы, чтобы продержаться пару дней хаоса.
Ведь за два дня все наверняка придет в норму, верно?..
Но Натан, видимо, сделал какие-то другие выводы. Оценив количество продуктов, он собрался в магазин, чтобы принести еще, и Эмили пришлось его останавливать.
– Тебе нельзя идти, – сказала она, – это слишком рискованно. Нам нужно свести к минимуму контакты с внешним миром, а поход в магазин только повысит наши шансы заболеть. Этой еды вполне хватит на два дня, если экономить. – Эмили мгновение помолчала и добавила: – Нужно просто как-то отвлечься от того, что еды мало.
Но, казалось, Натан все равно настроен на поход в магазин. Увидев появившееся на лице бойфренда разочарование, Эмили потянулась и взяла его руку в свои. Натан был из тех, кто в любых обстоятельствах привык действовать, брать ситуацию под контроль, искать решения… и теперь он столкнулся с неразрешимой проблемой.
– Все хорошо, – сказала Эмили, сжимая его ладонь.
Упрямое выражение ушло с лица Натана, сменившись улыбкой. Он наклонился, поцеловал Эмили в губы, а потом отстранился, положил руки ей на плечи и, глядя прямо в глаза, сказал:
– Я люблю тебя, Эмили Бакстер.
Помедлив всего секунду, она сказала в ответ:
– Я тоже тебя люблю, – Эмили изо всех сил прижалась к нему и снова поцеловала.
Телевидение транслировало все меньше свежих новостей, в основном по всем каналам крутили видеозаписи последствий красного дождя в Европе, снятые на веб-камеры или мобильные телефоны, да строили всякие гипотезы. И конечно же, не обошлось без погони за сенсациями. В зависимости от того, у кого брали интервью, происходящее объявлялось то началом второго пришествия Христа, то попыткой Китая захватить мировое господство, то просто грандиозной аферой, целью которой было заставить американцев платить повышенный налог на здравоохранение. На самом деле никто не знал, что же именно происходит. Рассуждений и прогнозов тоже было в избытке, по большей части пессимистичных и пугающих до озноба. Проведя в обществе говорящих голов около часа, Эмили принялась щелкать пультом в поисках чего-нибудь отвлекающего от реальности и остановилась на трансляции старого черно-белого фильма.
Сидя рядышком на диване, Эмили и Натан позволили себе расслабиться, переключиться на то привычное, что хотя бы на время могло вернуть их в русло прежней жизни. Эмили положила голову Натану на плечо, его рука покоилась у нее на коленях. Веки Эмили отяжелели, и, вместо того чтобы сопротивляться мягкой сонной волне, она ей покорилась. Через пару минут глаза Эмили закрылись, и она провалилась в сон.
Проснувшись, Эмили не сразу осознала, где находится. Спустя несколько минут она поняла, что лежит, растянувшись, на собственном диване, укрытая форменной тужуркой Натана. Самого его рядом не было, и одно короткое мгновение Эмили думала, что он решил-таки, пока она спит, выйти в магазин за продуктами. Она села и услышала за спиной его голос:
– Привет, засоня. Как ты себя чувствуешь?
Обернувшись, Эмили увидела, что Натан наливает в кухне кофе.
– Хочешь чашечку? – спросил он.
– Нет, спасибо, – ответила она, потянулась и встала, повесив тужурку на подлокотник дивана. Беглый взгляд на часы сообщил, что она проспала почти два часа.
За это время Натан успел снова переключить телевизор на Си-Эн-Эн, убавив звук почти до шепота.
Ведущий новостей на экране сыпал все той же взволнованной скороговоркой, в которой, однако, не было ничего нового: он просто повторял то, что Эмили уже слышала раньше. Она потянулась за пультом, чтобы выключить телевизор (хотелось просто отдохнуть от нагнетаемого ужаса), и вдруг заметила кое-что странное. У ведущего пошла носом кровь. Вначале на лежащую передним на столе стопу бумаг упало всего несколько алых капелек, а потом из каждой ноздри потекли целые струйки. На то, чтобы понять, что с ним происходит, у ведущего ушло несколько секунд. Он коснулся носа рукой и с выражением удивления и замешательства уставился на кровавые пятна на пальцах. Ведущий начал было извиняться за заминку, но тут кровь вдруг с силой брызнула из его ноздрей. Он попытался зажать нос рукой, но кровь не останавливалась, она текла между пальцев и по тыльной стороне ладони.
– Дамы и господа, я приношу свои глубочайшие извинения за…
И тут ведущий закашлялся, судорожно хватая воздух ртом. Он начал задыхаться, лицо стало таким же белым, как испятнанные кровью листы бумаги, все еще крепко зажатые в его свободной руке. В глазах ведущего Эмили увидела страх, когда ему (и, возможно, нескольким миллионам зрителей по всей стране) стало ясно, что происходит. Голова его вдруг спазматически откинулась назад, выставив на всеобщее обозрение шею с пульсирующими под кожей ярко-красными кровеносными сосудами. Следующий спазм бросил несчастного вперед, его лицо и голова с размаху врезались в стол, и по комнате разлетелись алые брызги. Кровавый шлепок приземлился прямо на объектив камеры и стал медленно стекать вниз, оставляя за собой полупрозрачный розовый след. Ведущий снова забился в конвульсиях, его тело опять приняло вертикальное положение, глаза уставились в камеру, а в горле что-то влажно забулькало.
Микрофоны уловили крики ужаса тех, кто находился в студии, однако их было едва слышно из-за звуков, которые издавал захлебывавшийся собственной кровью ведущий. Тело его билось в судорогах, будто сотрясаемое эпилептическим припадком. Изо рта на стол хлынул поток крови. После нескольких секунд жестокой тряски ведущий вдруг резко замер, его нижняя челюсть отвисла, и он испустил долгий вздох. Голова качнулась вперед и уперлась подбородком в окровавленную рубашку.
Крики, которые микрофон доносил во время агонии, смолкли, сменившись всхлипами и плачем.
Эмили поняла, что вся дрожит.
– Боже мой, – прорыдала она, прижимая ладони ко рту. – Черт! Черт! Черт! Натан, ты это видел? Боженька, Господь всемогущий, началось!
Эмили обернулась к Натану. Ее бойфренд так и стоял посреди кухни с побелевшим от шока лицом и налитыми кровью глазами. Из его рта, пачкая рубашку, извергались красные потоки, а на ковре росла карминная лужица.
Глава четвертая
Натан упал бездыханным на кухонный пол.
Тело привалилось к стене у холодильника, а рядом медленно расползалось кровавое пятно, подбираясь к форменным полицейским брюкам.
Эмили не знала, сколько она смотрела на безжизненное тело Натана. Должно быть, прошло не слишком много времени, хотя крики и стоны умирающих, доносившиеся из соседних квартир, наконец-то, к счастью, стихли.
Впрочем, тогда она едва отметила эти крики, поглощенная страданиями Натана. Когда он упал на пол и начал биться в конвульсиях, его левая нога билась о холодильник, при каждом ударе штанина чуть-чуть задиралась, открывая взгляду почти прозрачную кожу лодыжки, на которой налились кровью готовые прорваться набухшие вены.
Забрызганные красным стены кухни рассказывали о последних секундах земной жизни Натана. «Слишком много крови», – думала Эмили. Казалось, кто-то изрезал Натана ножом. Кровь была на столе, на шкафчиках, на полу. Но на теле Натана ран не было, лишь из открытого рта все еще потихоньку сочилась кровь. Его широко раскрытые глаза, белки которых почернели из-за полопавшихся сосудов, уставились в никуда, и из их уголков, словно слезы, тихо ползли по щекам красные потеки.
Бесстрастно подмечая все эти детали, Эмили ждала, когда придет ее черед умирать.
Смерть уже идет за ней. Эмили знала это и ждала. Всего через несколько секунд она присоединится к Натану и миллионам других жертв этой коварной красной чумы, которые уже приняли страшную смерть. Странно, однако вместе с мыслью о неизбежной скорой кончине пришло спокойствие. Всякие жизненные сложности перестали иметь значение. Теперь оставалось только ожидание.
Безыскусная недвусмысленность и простота ситуации, в которой оказалась Эмили, принесли желанное облегчение.
И Эмили ждала.
Часы на кухонной плите отсчитывали минуты. Вот прошла одна минута, потом – пять, потом двадцать. Каждый раз, ненадолго выходя из своего какого-то гипнотического состояния, Эмили мельком смотрела на циферблат и отмечала: прошло столько-то времени, а я все еще дышу. Рука периодически сама тянулась к носу, чтобы проверить, не началось ли кровотечение, предвещающее скорую смерть. В первый раз заметив на пальцах кровь, Эмили начала тихонько всхлипывать и машинально вытерла их о блузку, ожидая, когда же тело скрутит боль.
Но, когда она снова потянулась к носу, на пальцах не оказалось ничего, кроме засохшей бурой корочки, и на задворках сознания возникло понимание того, что это была не ее кровь, а кровь Натана, которая брызнула ей на лицо в последние мгновения его жизни, когда он, содрогаясь от конвульсий, упал на пол.
Потом в голову Эмили пришла предательская мысль: она ничего не сделала, чтобы помочь любимому. Но что я могла поделать, спросила себя журналистка. Все было кончено в считаные секунды, за которые она не успела бы даже снять трубку и набрать 911. А даже если бы и успела, парамедики все равно ехали бы не меньше получаса и, конечно, не смогли бы ничем помочь. Если бы кто-то вообще приехал. Поэтому она могла только стоять, будто громом пораженная, и смотреть, как умирает ее мужчина.
Эмили думала, что некоторые крики, эхом отдававшиеся под потолком ее квартиры, были ее собственными, но не могла быть полностью в этом уверена. Недавние события уже смазались в ее сознании, пока разум пытался принять происходящее, несмотря на всю нереальность последнего. Все это казалось настолько похожим на сон и далеким, что Эмили уже не знала, кто она такая, и что ее окружает – реальность или ночной кошмар, от которого никак не получается пробудиться.
Если не считать негромкого жужжания потолочного вентилятора и прерывистого дыхания Эмили, стояла мертвая тишина. Исчез постоянный фоновый шум; горожане так привыкли к нему, что замечают его, только когда он стихает. Шаги супружеской пары этажом выше, отдаленный скрежещущий посвист несущихся с этажа на этаж лифтов, непрерывный шорох шин по дорожному покрытию – все это прекратилось. Когда обитатели города умерли, вместе с ними умерла и душа мегаполиса, осталась лишь давящая тяжелая тишина.
«Это так странно», – подумала Эмили, когда поняла, что впервые за всю свою жизнь она слышит звук собственного дыхания или шум устройства для приготовления льда в холодильнике, когда тот выталкивает в дозатор аккуратные кубики. Даже в те редкие бессонные ночи, когда Эмили вдруг просыпалась через пару часов после полуночи, город все равно казался живым. Снаружи доносился шум дорожного движения, а в соседних квартирах работали телевизоры.
Сейчас ничего этого не стало.
Нью-Йорк, – город, который никогда не спал, замолчал теперь навсегда.
Глава пятая
С момента смерти Натана прошел час. По мере того как разум Эмили медленно выныривал из состояния фуги, в которое она ушла по собственной воле, ее спокойствие стало испаряться.
Она жива!
Эмили попыталась встать, но ноги свела судорога, и она плюхнулась на пол. Боль иголочками вонзилась в лодыжки. У Эмили возникло такое ощущение, будто из нее высосали всю энергию. Она подползла к кофейному столику и взяла с него мобильник, стараясь не обращать внимания на спазмы в ногах. «Задницу тоже будто собаки покусали», – машинально подумала Эмили.
Откинув крышку телефона, она набрала 911 и прошептала:
– Ну же, кто-нибудь! Пожалуйста. Пожалуйста, возьмите трубку.
Гудки все шли и шли. Никто не отвечал.
Отбившись, она сразу же набрала номер приемной «Трибьюн». После четырех гудков включился автоответчик, и женский голос произнес: «Если вы знаете добавочный номер, пожалуйста, наберите его».
То, что в приемной никто не снял трубку, было абсолютно естественно. Эмили и не ожидала, что там кто-нибудь окажется, ведь все, кроме Конколи и Фрэнка, ушли, и система перешла в автоматический режим. Она набрала добавочный номер Конколи, и после двух гудков услышала: «Привет, вы позвонили по рабочему номеру Свена Конколи. Если вы хотите оставить сообщение…» Эмили нажала решетку, чтобы вернуться в главное меню. «Если вы знаете добавочный…» Сообщение прервалось, когда она набрала добавочный номер Фрэнка Эмбри.
Но и там включился автоответчик.
Эмили методично набирала все добавочные номера, которые только могла припомнить, каждый раз слыша в ответ голоса друзей и коллег, которые приветствовали ее, предлагали оставить сообщение и обещали перезвонить сразу же, как только смогут. У Эмили было ощущение, что это произойдет не скоро. Она уставилась на телефон, страстно желая, чтобы раздался сигнал вызова, чтобы кто-нибудь – хоть кто-нибудь! – перезвонил ей.
Боль в нижней части тела сменилась покалыванием. Эмили пару раз согнула и разогнула ноги в надежде чуть-чуть разогнать кровь. Это помогло, но не сильно, конечности слишком долго были в одном положении. Эмили снова попыталась встать и обнаружила, что ноги снова повинуются ей. Поднявшись, она подошла к окну. Теперь тело Натана стало не видно из-за заслонявших его дивана и кухонного стола.
Нужно было попытаться сделать еще один звонок. Она медленно набрала номер своих родителей.
Мама и папа вышли на пенсию десять лет назад. Продав ферму, они сложили вещички и перебрались в Орландо, штат Флорида. «Хотим переехать, пока все хорошо, – сказал папа, растягивая слова на манер Джона Вейна, когда Эмили в очередной раз приехала домой их навестить. – Мы жаждем моря и солнца, – продолжал он. – Я думаю, мы заслужили это, прожив тут шестьдесят лет, ты согласна?»
Эмили была согласна. Родители не могли найти лучшего места, однако она все еще чувствовала грусть от утраты дома, где выросла. Хотя Эмили с детства мечтала покинуть Денисон, и чем скорее, тем лучше, мысль о том, что она никогда не сможет туда вернуться, причиняла боль.
Прислушиваясь к отдаленным гудкам, Эмили вспоминала, какими счастливыми выглядели родители, когда она в последний раз их навешала. Они оба сильно загорели, проведя на пляже множество дней. Будто парочка подростков, они вечно держались за руки и обнимались на диване, разговаривая со своим единственным отпрыском. Когда Эмили услышала щелчок включившегося автоответчика, она набрала в грудь побольше воздуха, чтобы не разреветься, услышав голос отца. «Привет, вы позвонили Бобу и Джейн. Сейчас мы не можем ответить, но вы можете оставить сообщение. Мы перезвоним вам сразу же, как только сможем».
Услышав сигнал, Эмили медленно заговорила в трубку:
«Мама, папа, если вы получите мое сообщение… У меня все в порядке. Я жива. Я думаю… я думаю, что все остальные, наверное, умерли. Я вас люблю. Пожалуйста, позвоните мне».
Перед тем как нажать отбой, она продиктовала номер своего мобильного. Убирая телефон, она не могла избавиться от отвратительного ощущения, что надиктовала не послание родителям, а, скорее, слова прощания.
Эмили выглянула из квартиры в общий коридор. Ключи она оставила на кухонном столе и теперь так боялась захлопнуть дверь, что оставила правую ногу в дверном проеме.
– Хелло? – крикнула Эмили, и ее голос пошел гулять эхом по пустому коридору. – Кто-нибудь меня слышит?
Ответа не было, лишь негромко шипел кондиционер и откуда-то издалека раздавался раздражающе знакомый звук, идентифицировать который не получалось.
Эмили показалось, что откуда-то сверху доносятся звуки музыки, но уверенности в этом не было. Она уже пощелкала по местным телевизионным каналам и не нашла ничего, кроме заставок да идущих в записи шоу. По крайней мере телевидение еще работает, рассудила Эмили.
– Хелло! – снова закричала она, на этот раз погромче, и опять никто не отозвался.
Эмили вернулась в квартиру и направилась в кухню. Сгребла со стола ключи, сунула их в застегивающийся карман джинсов и снова вышла в коридор. Щелчок замка заставил ее сердце забиться быстрее, так напряжены были нервы. Придя в себя, Эмили направилась в сторону лифта.
На каждом этаже ее дома было по сорок квартир. Эмили подошла к ближайшей двери, громко постучала в нее и позвонила в звонок:
– Эй! Тут есть кто-нибудь? Вы меня слышите? – Прижав ухо к холодной деревянной двери, Эмили прислушалась в надежде услышать хоть какой-то ответ, хоть что-то, что дало бы ей понять – она не одна. Но было тихо, даже не лаяли мелкие собачонки (то ли чихуа-хуа, то ли ши-тцу), которых держали некоторые соседи.
Эмили проделала все то же самое у следующей двери, потом – у следующей. Когда и шестая дверь не отворилась, она перестала стучать.
Ш-ш-ш. Звяк. Бум. Снова раздались эти чертовски знакомые звуки, которые Эмили все никак не могла опознать. Чем ближе девушка подходила к середине коридора, тем громче они становились.
Ш-ш-ш. Звяк. Бум.
Эмили пошла на звуки. Они привели к площадке у лифта, которая не просматривалась из главного коридора: чтобы ее увидеть, нужно было свернуть за угол.
Ш-ш-ш. Звяк. Бум.
Упав в дверях лифта, на полу лежала мертвая женщина. Каждые несколько секунд автоматические двери начинали закрываться, но наталкивались на тело и откатывались обратно. Они-то и издавали звуки, которые слышала Эмили.
Ш-ш-ш. Звяк. Бум.
Каждый раз, когда двери толкали мертвое тело, оно слегка вздрагивало, и Эмили ужасно от этого разнервничалась.
Женщина лежала лицом вниз, ее руки и верхняя часть туловища распластались по линолеумному полу коридора, вокруг головы подсыхал ореол свернувшейся крови, а ноги и нижняя часть тела находились в лифте. Рядом валялось два бумажных пакета с продуктами. Их содержимое – главным образом банки с консервированными персиками и пластиковые бутылки с водой – выпало и теперь лежало на полу лифта. На покойнице был дорогой с виду деловой костюм, пиджак и белая рубашка задрались на пояснице, и под бледной кожей виднелась отвратительно вздувшаяся сетка из множества крошечных кровеносных сосудов. Одна ее рука была вытянута вперед, пальцы скрючились, словно, умирая, женщина пыталась выползти из кабины лифта. Вторую руку придавило телом.
Будучи нью-йоркским репортером, Эмили повидала на своем веку немало трупов. В основном они принадлежали самоубийцам, жертвам несчастных случаев или убийств. Она считала, что привыкла к мертвецам, но в том, как шевелился каждый раз этот труп, когда его толкали двери, было что-то невероятно тревожное. Это напомнило Эмили фильмы о зомби, которые она так любила смотреть. Звуки, которые издавали двери лифта, только добавляли жути.
Эмили ни в коем случае не собиралась оставить несчастную лежать на полу, слишком это было ужасно и неправильно. Стоя над телом, Эмили несколько секунд соображала, как ей поступить, а потом уперлась пяткой правой ноги в плечо покойной и толкнула. Тело сдвинулось на несколько дюймов[7], пачкая пол красным, но потом застряло: мешало трение о резиновое покрытие пола лифта. Эмили оставалось только одно: затащить труп за ноги обратно в лифт.
Тщательно избегая наступать в кровавую лужу и остерегаясь автоматически закрывающихся дверей, Эмили переступила через тело. Она почти ожидала, что женщина вдруг выбросит руку вперед и схватит ее за ногу. В мозгу возникла картинка, как ожившая покойница затаскивает ее, отбивающуюся и вопящую, в лифт, как бесшумно скользят, закрываясь, двери, как ее собственные крики становятся все тише, а лифт собирает по этажам все новых и новых желающих поживиться ее плотью. Но покойница не схватила Эмили, продолжая лежать, как лежала. Эмили взялась за ее ноги в синих туфлях-лодочках (Кристиан Лубутен, если Эмили не ошиблась; кем бы ни была эта женщина, при жизни у нее были и вкус, и деньги) и потянула. Тело омерзительно хлюпнуло, втягиваясь обратно в лифт.
Труп оказался на удивление податливым. Разве ему не пора окоченеть? Эмили подняла штанину покойницы, чтобы посмотреть на кожу ее икр: та, конечно, была очень бледной, но не имела обычного для трупов сероватого оттенка. Не было заметно и свойственной нижним точкам мертвого тела синюшности, из-за которой ноги мертвецов зачастую кажутся покрытыми синяками, будто их кто-то колотил.
Странно.
Эмили, конечно, не была врачом, но ей казалось, что окоченение и синюшность – обычные этапы процесса разложения. Должно быть, она ошибалась. Или правила изменились.
Эмили так глубоко задумалась, что даже не заметила, как двери лифта, которым теперь ничто не мешало, снова начали закрываться. Рискуя оказаться с мертвой женщиной в металлическом гробу, она едва успела сунуть руку между створок. Двери вновь открылись, и Эмили поспешно выскочила обратно в холл. Теперь дверям не мешала ни рука Эмили, ни труп неизвестной, в позе эмбриона лежавший в углу кабины, и они наконец беспрепятственно закрылись. Лифт тронулся. Эмили смотрела на светящийся указатель этажей. Восемнадцатый, девятнадцатый… наконец лифт остановился на двадцать первом этаже, куда его вызвал жилец, который, Эмили была в этом уверена, наверняка уже никуда не поедет.
Дверь в квартиру тридцать два была приоткрыта.
Когда Эмили заметила это, сердце забилось быстрее. Может быть, там есть кто-то живой.
Не решаясь просто взять и войти, Эмили крикнула в щель:
– Ау! Это Эмили. Я живу в шестой квартире. Кто-нибудь есть дома?
Наклоняясь к двери, Эмили нечаянно толкнула ее плечом, и она еще сильнее открылась, неожиданно скрипнув. Застигнутое врасплох этим звуком, сердце Эмили бешено забилось от испуга. Ей понадобилось мгновение, чтобы прийти в себя, а потом она шагнула в квартиру.
В коридоре горел свет, и с того места, где остановилась Эмили, были видны задернутые шторы погруженной во тьму гостиной. Квартира была обставлена с большим вкусом, на столике у дивана стояла дорогая с виду ваза, в которой красовались свежие лилии. Они источали характерный одуряющий аромат, но он смешивался с другими, отнюдь не столь приятными запахами. Эмили безошибочно определила запах рвоты и металлический, тяжелый запах крови. Там, где она стояла, пахло не слишком сильно, благодаря открытой двери и кондиционеру, но запах все-таки ощущался.
Эмили пошла по коридору в глубь квартиры. Она больше не пыталась звать жильцов, потому что уже знала, что ей предстоит найти. Коридор закончился гостиной, и Эмили увидела на полу маленькое тельце ребенка, мальчика лет четырех-пяти. Мертвые, почерневшие от крови глаза уставились в потолок, крошечный кулачок стискивал футболку. В другой руке мертвого малыша был зажат коричневый плюшевый мишка. Натекшая из носика овальная лужица подсохшей крови окружала голову ребенка, рот был приоткрыт от шока и страха.
Эмили подавила крик ужаса. Избегая смотреть на малыша, она обошла его, стараясь не сводить глаз с картины на дальней стене, и прошла в комнату.
Тела двух взрослых лежали рядом. Вернее, мужчина все еще сидел на диване в гостиной, руки свисали вдоль боков, голова склонилась к левому плечу. Засыхающий след крови и рвоты тянулся у него изо рта, пачкая деловой костюм и образуя на коленях черное озерцо. Невидящие глаза мертвеца были прикованы к черному плоскому телеэкрану на дальней стене.
Женщина – наверное, мать мальчика, подумала Эмили, – съежилась на полу возле мужчины. Во время агонии она рухнула на стеклянный журнальный столик, и тот разбился вдребезги. Осколки торчали отовсюду, устилая пол перед диваном, поблескивая между ворсинками великолепного восточного ковра, на котором стоял столик. Один крупный кусок стекла вонзился в левую руку женщины. Наверно, он пропорол ей артерию, подумала Эмили: лужа крови вокруг женщины была куда больше, чем те, что окружали других жертв красного дождя.
В углу комнаты на дорогом ковре Эмили увидела еще одно маленькое скорчившееся тело. На этот раз это был не ребенок, а кот. Он тоже был мертв, темно-красные сгустки виднелись возле всех отверстий его тела. Красная чума, казалось, не делала различий между биологическими видами, и Эмили подумала, что это очень плохо. Обычно вирусы поражают лишь представителей одного вида, не затрагивая другие. Считалось, что для того, чтобы болезнь передалась, например, от человека к животному, требуется мутация или крайне неудачное стечение обстоятельств, но эта болезнь вполне успешно убивала всех вокруг. Эмили вспомнила птиц, замертво падавших с неба во время красного дождя.
Плохо, поняла Эмили. Возможно, ситуация куда хуже, чем ей представлялось вначале. Если вирус, который переносит дождь, способен передаваться между представителями разных видов, кося всех подряд, когда же остановится эта череда смертей? Неужели инфицированы все живые существа на Земле? Или под раздачу попали лишь те, кто как-либо контактировал с красным дождем? Все это было просто ужасно.
Было и еще кое-что, о чем Эмили просто не готова была думать прямо сейчас. Если исходить из имеющихся у нее данных, красный дождь был событием локальным, а значит, помощь уже в пути. В таком случае беспокойство о природе и последствиях красного дождя можно оставить экспертам. Это их дело, не ее, она всего лишь журналист. Эмили знала, что эти ее доводы, мягко говоря, неубедительны, но других у нее не было, и оставалось лишь цепляться за них, несмотря ни на что.
Делать в этой квартире больше было нечего. Эмили двинулась обратно к входной двери, старательно не глядя на еще недавно тут обитавшую, а теперь умершую семью.
За дверью, овеваемая струями прохладного кондиционированного воздуха, Эмили решила перенести свои поиски на другие этажи. Она дошла до лифта и совсем было собралась нажать кнопку вызова, но вспомнила, что тогда к ней на этаж снова приедет мертвая женщина.
Эмили уже знала, что, скорее всего, ждет ее, когда она покинет свой, казавшийся таким безопасным, этаж. Если в Нью-Йорке произошло то же самое, что она видела во время трансляции из Европы, вряд ли кто-нибудь, кроме нее, выжил. Остаться в живых после красного дождя – аномалия. Скорее, все остальные в этом доме, в этом городе, возможно, во всей стране и, может быть, как ни страшно представить себе подобное, во всем мире – мертвы.
Если бы в доме были другие выжившие, она наверняка уже услышала бы хоть что-нибудь. Так же, как она, живой человек бродил бы по этажам, выискивая живых. Продолжив поиски, она лишь причинит себе дополнительную боль, снова и снова натыкаясь на мертвые тела, как наткнулась на женщину в лифте и на эту несчастную семью.
Все это слишком… печально. Да, это правильное слово, идеально описывающее положение. Все это просто чертовски печально.
Эмили остановилась перед дверью на лестницу, открыла ее пошире и закричала:
– Есть тут кто-нибудь? Вы меня слышите?
Она несколько секунд подождала ответа, но ничего не произошло, лишь эхо принесло глухой отзвук ее собственного голоса, а потом за ее спиной с металлическим лязгом захлопнулась дверь.
«Должен быть еще какой-то способ, чтобы привлечь внимание тех, кто выжил», – думала Эмили, возвращаясь к своей квартире.
На каждом этаже было по четыре ярко-красных выдвижных установки пожарной сигнализации. Они располагались так, чтоб до них было легко добраться в экстремальной ситуации. Пройдя мимо двух из них, Эмили вдруг сообразила, что это – идеальное решение, и остановилась.
На дверце красовалось написанное белыми буквами слово «ПОЖАР». Чтобы заработала пожарная сигнализация, достаточно было просто потянуть вниз маленькую пластиковую ручку. Если в этом доме, а может, даже и в соседних домах есть еще выжившие, сирена сообщит им, что они не одиноки. Ну или хотя бы заставит выйти из квартиры.
Но Эмили все равно не хотелось включать сигнализацию. «Но это же не то же самое, что кричать „пожар!“ в переполненном кинозале, ситуация действительно чрезвычайная, и другого способа привлечь внимание выживших просто нет», – уговаривала себя Эмили. Наконец, она ухватилась за ручку и рванула ее вниз.
В тот же миг световой оповещатель высоко на стене начал мигать ослепительно-белым светом. Это сопровождалось такой оглушительной сиреной, что руки Эмили непроизвольно взлетели кушам.
– Ох! – воскликнула она, одновременно позволив себе слабую улыбку. Если уж сирена не привлечет к себе внимания людей, значит, это вообще невозможно.
Крепко зажимая уши, Эмили снова побежала к лестнице, открыла дверь и встала так, чтобы одновременно видеть, если кто-то побежит вниз, и наблюдать за указателем этажей лифта – вдруг кто-то решит воспользоваться им, чтобы спуститься на первый этаж.
От пронзительного электронного воя сигнализации у Эмили сразу нестерпимо заболела голова, но она минут пятнадцать стояла на лестничной площадке в надежде, что кто-нибудь все же покажется. Но указатель этажей над лифтом не засветился, и никто не появился на лестнице. Тем не менее Эмили подождала еще пять минут и лишь после этого оставила надежду на то, что в этом доме, кроме нее, есть хоть одна живая душа.
Едва справляясь с подступающим отчаянием, Эмили позволила двери закрыться за ее спиной и побрела в свою квартиру.
Глава шестая
Эмили отперла свою входную дверь, вошла, направилась в кухню, налить себе стакан воды, и замерла, увидев распростертое тело Натана.
Такое впечатление, будто, выйдя из квартиры, Эмили немедленно забыла о нем. Она знала, что дело тут в эмоциональной травме от происходящего: слишком многое на нее навалилось, больше, чем способен вынести человек. Как со всем этим справиться? Ведь нет никого, кто мог бы ей помочь. И что ей теперь делать? У нее в кухне лежит тело ее мертвого бойфренда. Это было бы ужасно и в любой другой день, но сегодня обернулось настоящим кошмаром.
Стены квартиры слегка приглушали вой пожарной сирены, но она все равно ревела так, что от нее невозможно было отвлечься, к тому же головная боль расцвела пышным цветом и превратилась в мигрень, от которой немело лицо. Теперь Эмили думала, что мысль включить пожарную сигнализацию оказалась не так хороша, как ей представлялось вначале, когда она была ослеплена идеей найти кого-нибудь живого. Конечно, сирена ревет достаточно громко, чтобы привлечь чье угодно внимание, но как, к чертям свинячьим, теперь ее выключить? От непрерывного воя Эмили потихоньку начала сходить с ума.
Перенапряженные чувства уже не справлялись с происходящим, и Эмили почувствовала, как сознание потихоньку соскальзывает в приятное безопасное убежище где-то глубоко внутри черепа. Было так заманчиво отключиться от реальности, разрешить себе забыть обо всей этой богомерзкой переделке, в которой она очутилась. Но Эмили знала, что если она позволит себе роскошь побега от реальности, то рискует уже не вернуться обратно. Она чувствовала, что стоит на самом краю пропасти безумия. Достаточно сделать лишь маленький шажок, и все будет кончено.
И, господи, это было очень-очень соблазнительно.
– Нет, – сказала Эмили сквозь крепко, до боли в челюстях, стиснутые зубы, – этого не будет.
Она изгнала из головы мысль о том, чтобы сдаться. Она выжила. Она всегда была из тех, кто выживает, и была уверена: этот факт не изменится лишь потому, что, кажется, миру пришел конец.
Эмили направилась в спальню, изо всех сил стараясь абстрагироваться от воя сирены и сообразить, как быть дальше. Открыв бельевой шкаф, извлекла оттуда пару простыней, верхнюю зашвырнула обратно, выбрав нижнюю, эластичную. По счастью, она оказалась двуспальной; простыни меньшего размера для замысла Эмили не годились.
Вернувшись к телу Натана, она прикинула, как реализовать задуманное. Натан сидел прямо, и это облегчало задачу, но он весил около ста восьмидесяти фунтов[8], и Эмили сомневалась, что сможет тащить такой вес – мертвый вес, завопил ее мозг, но она проигнорировала этот вопль, – если что-то пойдет не так.
Взявшись за верхнюю кромку развернутой простыни, Эмили развела руки пошире, накинула ткань на голову Натана и пропихнула простыню между его плечами и холодильником. Чтобы тело не упало на нее, Эмили пришлось правым коленом упереться в его грудную клетку. Натянув простыню вначале на левое, а потом и на правое плечо Натана, она поднатужилась, закутала его локти и натянула простыню на ноги. Убедившись, что все получилось как надо, Эмили соединила края простыни и толкнула Натана в плечо.
Тело медленно сползло по холодильнику вниз и лежало теперь на полу. Эмили пришлось поднапрячься, чтобы освободить придавленный краешек простыни. Схватив тело за лодыжки, она распрямила ему ноги, потом снова взялась за плечи, все еще удерживая края простыни, и толкнула.
Тело Натана оказалось вниз лицом на кухонном полу, целиком обернутое простыней, будто какая-то современная мумия.
Эмили уже точно знала, как поступит с Натаном. Вначале она подумала о лифте, но не смогла заставить себя оттащить тело туда, поэтому решила остановиться на квартире с мертвой семьей. Это было дальше, но казалось как-то правильнее.
В одном из кухонных ящиков лежал моток бечевки, и Эмили отрезала от него несколько кусков фута по четыре. Выровняв тело, она поверх простыни обвязала бечевкой шею Натана, щиколотки и туловище так, чтобы руки лежали по швам.
Покончив с этим, Эмили сделала петлю, связав два нижних конца простыни и обвязав их веревками так, чтобы за них можно было ухватиться. Журналистка несколько раз на пробу потянула на себя простыню и убедилась, что конструкция получилась крепкой и надежной. Удовлетворенная результатом, она вцепилась обеими руками в петлю и поволокла тело бойфренда к входной двери.
В кухне с гладким плиточным полом дело шло довольно легко, но, когда она вытащила труп на ковровое покрытие прихожей, стало гораздо тяжелее. К тому времени, как она оказалась в коридоре семнадцатого этажа, Эмили запыхалась, и с нее сошло семь потов. Выпустив петлю, она на минутку остановилась, чтобы перевести дух. Здесь сирена верещала куда громче и терзал мозг, будто грохот туземных барабанов. Эмили почувствовала, как забилась жилка на виске, и голова затрещала от боли.
Когда журналистка преодолела полпути до лифта, у нее возникло ощущение, что череп вот-вот взорвется. Все мышцы горели, ныл каждый сустав пальцев, которыми она намертво вцепилась в простыню, чтобы та не выскользнула из ее хватки. У Эмили даже возник соблазн оставить тут тело на ночь, но мысль о том, что с утра ей первым делом придется снова взяться за лямку, оказалась невыносимой. Она перехватила петлю, стиснула пальцы так, что костяшки затрещали, согнулась и поволокла свой ужасный груз к дверям квартиры номер тридцать два.
Эмили задницей налетела на открытую дверь квартиры, выволокла тело в коридор и продолжала тащить, пока ее руки не сказали «хватит». Только тогда она разжала пальцы и рухнула на ковер прямо рядом с ногами Натана, прислонившись спиной к стене и стараясь отдышаться. Спутанные белокурые волосы упали на лоб, и Эмили убрала их от зудящих глаз, в которых стояли слезы. Голову терзала боль, прародительница всех головных болей, зрение мутилось, удары сердца отдавались в ушах. Никогда в жизни Эмили так не уставала. Потребовалась вся ее сила воли, чтобы не закрыть глаза и не уснуть прямо тут. Вместо этого она заставила себя подняться на ноги, не обращая внимания на боль в спине и трясущиеся колени, и заковыляла к выходу.
Шагнув за порог квартиры, она на миг обернулась и посмотрела на спеленатое тело Натана.
– Пока, милый, – прошептала она и потянула дверь на себя, пока не услышала, как щелкнул замок.
Когда она сделала пару шагов в сторону своей квартиры, вой пожарной сигнализации неожиданно прекратился. Секунду или две было тихо, а потом Эмили услышала три коротких звуковых сигнала, возвещавших, что система выключилась.
– Благодарю тебя, Господи, – сказала Эмили и, шатаясь, побрела домой.
Она была абсолютно измотана.
Головная боль медленно отступила только после того, как Эмили приняла обезболивающее, запив его пивом из холодильника. Но ни пиво, ни обезболивающее ничем не могли помочь спине, которую при каждом движении пронзала острая боль. И во всем свете не было такого количества алкоголя или таблеток, которое утолило бы ее боль от смерти Натана.
Усевшись на своем любимом месте в эркере и потягивая оставшееся в банке пиво, Эмили смотрела, как солнце медленно садится за дома. Никогда прежде ей не доводилось сталкиваться с такой всепоглощающей тишиной – и за пределами квартиры, и в собственном сердце.
Она даже не знала, что бывает такая абсолютная тишина.
На улицах не было ни людей, ни машин, небо, которое обычно бороздили птицы и самолеты, было пустым и чистым. Это выглядело довольно-таки красиво. О жизни, что всего несколько часов назад кипела среди этих улиц и переулков, напоминала лишь легкая коричневая дымка смога над крышами.
Сумерки плавно перешли в ночь, и Эмили смотрела, как тихо загорелись уличные фонари, отбрасывая длинные тени, которые вытягивались и росли, пока их не поглотила тьма.
Постепенно тишина стала невыносимой. Эмили покинула свое убежище в эркере, перебралась на диван и включила телевизор, главным образом для того, чтобы слышать хоть какие-то звуки, кроме собственного дыхания. Ей казалось, будто голова набита ватными шариками. Это чувство на самом деле не было неприятным, нет, ее состояние напоминало новокаиновую блокаду, которая ослабила боль от происходящего.
С телеэкрана на нее уставилось изображение мертвого ведущего, глаза которого были пустыми и черными. Эмили не сомневалась, что у нее точно такие же глаза. Она несколько минут выдерживала этот взгляд, потом выключила телевизор и потащила свое несчастное усталое тело в спальню.
Проходя через кухню, Эмили бросила взгляд на красное пятно, оставленное телом Натана, и кровавые брызги на столе. Она слишком устала, чтобы что-то делать с этим прямо сейчас; уборка подождет до завтра. Эмили добрела до спальни и рухнула на кровать прямо поверх пледа.
Через минуту она уже спала. К счастью, ей ничего не снилось.
День второй
Глава седьмая
Эмили проснулась за час до рассвета и через все то же окно наблюдала рождение дня, только теперь вместо банки пива в руках у нее была чашка кофе. Тело все еще жаловалось на вчерашние чрезмерные нагрузки, но сегодня это была всего лишь тупая боль в натруженных мышцах; особенно ныли те из них, которые она обычно не задействовала, а вчера нагрузила по полной. А вот голова по-прежнему болела. Эмили не знала, что именно тому виной: вчерашний стресс, пожарная сирена, пиво или, что наиболее вероятно, сочетание всех этих факторов. Ощущение того, что череп набит ватой, тоже осталось, но ослабло.
Глаза сами открылись в тот момент, когда пришло время вставать на работу. Вначале Эмили почувствовала облегчение: конечно, все кошмары, которые сохранила ее память, были всего лишь ужасным сном, выползшим из тьмы ее подсознания. Но вот туман первых сумеречных секунд, отделяющих дрему от полного пробуждения, рассеялся, и перед ее внутренним взором ужасающе ясно встал вчерашний день.
Осознав реальность, Эмили пулей вылетела из постели и бросилась к эркерному окну. «Просто на всякий случай, – твердила она себе, – просто на случай, если все это мне приснилось». Проходя через кухню, она посмотрела туда, где в привидевшемся ей кошмаре лежало тело Натана и где должно было остаться кровавое пятно… но его не было. Пятна не было! От него не осталась и следа.
«Всего лишь сон», – думала Эмили, спеша к своему насесту. Откинув в сторону штору, она прижалась носом к холодному стеклу и уставилась на пустынные по-прежнему улицы и небо.
Застыв у окна, Эмили смотрела на город, который, несмотря на ранний час, должен был быть полон офисных работников, бегунов, собачников с псами и всей той суматохи, что делала Нью-Йорк единственным местом в мире, где ей когда-либо хотелось жить. Она обернулась через плечо в кухню и посмотрела туда, где вчера было кровавое пятно, – но оно совершенно точно исчезло. Не осталось и следа. Может, хотя бы смерть Натана ей все-таки приснилась?
Нет, это невозможно. Его полицейская тужурка лежала на краю дивана, там, где Эмили оставила ее вчера, и на кухонном столе валялось его кепи. Он был тут. И он тут умер. Вот только совершенно непонятно, каким образом с пола исчезло пятно крови.
Эмили внимательно осмотрела кухонный пол и стены, где, как она думала, могли остаться красные следы. Однако их не было. Как будто тут никогда не проливалось ни капли крови.
Эмили была совершенно уверена, что ничего не мыла, но, может быть, она встала ночью, до конца не проснувшись, и прибрала кухню, а теперь просто этого не помнит? Может, она пребывала в помраченном из-за стресса сознании? После событий вчерашнего дня возможно и не такое. Но насколько это вероятно? Она думала, что не слишком. Вряд ли она, не просыпаясь, навела порядок в кухне. И она слишком стара, чтобы верить, будто за нее это сделали прилетевшие в ночи эльфы.
Кофе – вот что ей нужно.
Эмили открыла крышку кофемашины, вытащила старый фильтр, бросила его в мусорное ведро и вставила новый. Потом засыпала молотый кофе, налила воды на четыре порции – чтобы прийти в себя, ей точно понадобится не меньше трех чашек – и нажала на выключатель. Через несколько минут по квартире пополз соблазнительный запах свежесваренного кофе. Кувшин кофеварки не заполнился еще и наполовину, а Эмили уже налила себе кружку восхитительно крепкого напитка и, потягивая его, направилась к своему насесту в эркере.
За окном над крышами города полыхал огненно-красный рассвет. С каждой минутой лучи солнца, проникая на улицы, гнали прочь ночные тени, но это мало утешало Эмили: город был по-прежнему пуст.
Под воздействием кофеина мозг журналистки наконец освободился от последних остатков туманного морока. Нужен план, решила Эмили, нужна какая-то стратегия, нужно выяснить, как связаться с кем-нибудь из власть имущих и сообщить им, что она жива. Где-то должны быть и другие выжившие; надо найти их или постараться сделать так, чтобы они нашли ее сами.
Вернувшись в кухню, Эмили поставила кружку с кофе на стол, достала из рюкзака блокнот и ручку, а потом провела около часа, составляя список дел. Телефонные номера, адреса электронной почты, обычные адреса, сайты – она записала все, что, по ее мнению, могло помочь найти других выживших. Каждые несколько часов, придерживаясь строгого графика, она будет набирать телефоны из списка, а в промежутках просматривать новостные порталы и социальные сети.
Если она будет четко придерживаться плана, то обязательно найдет кого-нибудь, кто ей поможет, это только вопрос времени.
Поскольку узнать, когда на горизонте появится кавалерия, было совершенно невозможно, она должна сделать кое-какие припасы, чтобы продержаться несколько дней. Поиграв с идеей обследовать квартиры на других этажах, она все же решила, что вероятность найти то же, что обнаружилось вчера на своем собственном этаже – трупы за закрытыми дверям, – очень велика. Вчерашнюю сирену могли не услышать лишь мертвые и, пожалуй, глухие.
Эмили пожалела, что накануне ей не хватило здравомыслия забрать продукты из квартиры, где лежала мертвая семья. Теперь это уже невозможно: затащив туда тело Натана, она захлопнула за собой дверь. Придется выйти из дому и разжиться провизией. Это потребует времени, которое лучше бы провести, работая со списком, но, если поспешить, можно уложиться в какие-нибудь полчаса и к тому же побывать на солнышке. Пожалуй, это лучше сделать попозже, а пока следует набрать несколько номеров.
Верхние строчки в списке Эмили занимали телефоны мест, откуда она с наибольшей вероятностью рассчитывала получить ответ. Взяв мобильник, журналистка набрала первый номер из своего списка и услышала три гудка. Потом включился автоответчик:
– Вы позвонили в Белый дом. Если вам известен добавочный номер…
Эмили отбилась и попробовала другой телефон. Но в Пентагоне тоже никто не ответил. Она набирала номера ФБР, ЦРУ, Смитсоновского института, а также каждого полицейского участка и каждой больницы в радиусе пятидесяти миль. Закончив обзвон штаб-квартир политических партий штата Нью-Йорк, она переключилась на калифорнийские номера.
Читать бесплатно другие книги:
