Мы – русский народ Федосеев Юрий

И это изменение произошло, правда, не по общей численности этносов, а по их представительству во властных структурах (причем совершенно неоправданному), что лишний раз доказывает, для кого делалась это революция и против кого. Первые годы Советской власти наглядно продемонстрировали их, мягко говоря, паразитическое отношение к русскому народу, вскрыли их истинные цели — на утверждение своего привилегированного положения в новом обществе. Хуже того, они развязали самую настоящую войну против коренного населения, против его устоев, верований, культуры, против носителей державности России и лучших качеств его народа — «Соли Земли Русской».

А начали они с того, что не довершили их предшественники масоны, — с убийства царя и членов его семьи в июле 1918 года. Это поистине ритуальное убийство готовилось под руководством Я. М. Свердлова и его старого соратника по террористической деятельности 1905–1907 годов Шаи Голощекина, прикрывшись решением Уральского облсовета, на 70 % состоявшего из евреев, и подписью его председателя — будущего троцкиста, двадцатишестилетнего Белобородова А. Г. Они совершили ужасное злодеяние руками внука раввина Янкеля Юровского и его подручных из числа евреев-чекистов, латышских стрелков, бойцов-интернационалистов и русских выродков.

В Петрограде, Перми, Алапаевске были казнены и другие члены императорской фамилии. В довершение ко всему по приказу Г. Е. Зиновьева (Апфельбаума) в Петропавловском соборе были разорены великокняжеские усыпальницы, а прах членов Дома Романовых спущен под лед Невы.

Так расправились с монархией и историей России новые властители, в национальной принадлежности которых вряд ли можно было сомневаться. Ведь не случайно через неделю после убийства Николая II В. И. Ленин, «дабы чего не вышло», вынужден был издать Декрет «О борьбе с антисемитизмом и еврейскими погромами». В нем, в частности, говорилось: «…всем Совдепам принять решительные меры к пресечению в корне антисемитского движения. Погромщиков и ведущих погромную агитацию предписывается ставить вне закона». А «вне закона» тогда могло означать лишь одно — к стенке. Вот так. Это было вполне в логике не знающего сомнения Второзакония, предписывающего в этих случаях «не оставлять в живых ни одной живой души…» и тут же по-фарисейски проявляющего удивительную заботу об окружающей среде: «…не порти дерев… от которых можно питаться». Рационализм бесподобный! Зафиксированная в приведенных требованиях кровожадность заменяется со временем на более рациональное отношение к аборигенам: уничтожению подлежали уже не все, а только лучшие из гоев. Как говорится, и на том спасибо. Мефистофелей революции никак не устраивало то обстоятельство, что обе революции 1917 года — Февральская и Октябрьская — произошли практически бескровно. Великим же революциям нужны великие вожди и великие подвиги, которые, по мнению их идеологов, только тогда будут иметь притягательную силу, когда одни задохнутся в восторге, а другие содрогнутся в ужасе. А что для этого нужно?

Великие сражения и великие жертвы. Чем больше убитых, чем выше гора отрубленных голов, тем величественнее свершенный подвиг: авангард противника разбит и уничтожен, арьергард — дезорганизован и готов выполнить волю победителя, и горе несломленному — его ждет жестокая доля. Если нет войны, ее нужно развязать, нет вины — годится теория классовой борьбы с ее классовой нетерпимостью и классовой ненавистью. Однако нужен повод к тому, чтобы оружие заговорило не только на фронте, но и в глубоком тылу. И повод этот нашелся.

Тридцатого августа 1918 года в Петрограде один еврей — Канегиссер убивает другого еврея — Урицкого, председателя Петроградской ЧК, а в Москве в тот же день еврейка Каплан покушается на жизнь юдофила Ленина. Этого как будто ждали. Оставшийся на «хозяйстве» Я. М. Свердлов на следующий же день разражается в прессе угрозами в адрес эсеров и инициирует приказ комиссара внутренних дел Г. Петровского «О заложниках» от 4 сентября, а еще через день он проводит через Совнарком резолюцию наркома юстиции Д. Курского об усилении политического террора. Однако наиболее ретивые комиссары, не дожидаясь указаний, развязали «красный террор» сразу после этих покушений. 31 августа нижегородская ЧК (руководитель Воробьев-Кац) захватила и расстреляла 41 заложника, в Москве одним махом казнили епископа, трех бывших министров внутренних дел, министра юстиции и директора Департамента полиции (некоторые из них были причастны к делу Бейлиса), в Петрограде Зиновьев отдал приказ о расстреле 512 заложников. Всего в результате начавшегося «красного террора» было уничтожено по самым минимальным оценкам 12 733 человека, а по максимальным — 140 тысяч. Правда, некоторые пролетарские вожди, в частности Л. Б. Каменев (Розенфельд), были готовы пожертвовать и десятью миллионами человек.{6} Но вот что знаменательно, и это отмечают даже зарубежные авторы: жертвами «красного террора» были не «товарищи по партии героев 30 августа» и не их соплеменники, а все те же русские дворяне, офицеры, духовенство, промышленники, чиновники, часть которых была готова служить новой России на благо ее укрепления и процветания. Поэтому будет правильным сказать, что «красный террор» явился составной частью «общего плана по уничтожению лучших из гоев», чтобы сломить даже желание к сопротивлению «новым хозяевам страны».

Удивительно, но большинство наших современников-россиян до сих пор считают, что Гражданская война 1918–1920 годов велась между большевиками и монархистами, что белые — это приверженцы Дома Романовых, стремившиеся к возрождению самодержавия и укреплению православия. Между тем нелюбопытным моим согражданам следует знать, что монархические группировки в Белой армии находились на нелегальном положении, а атрибутика и символика Российской империи — под запретом. Более того, в самом Белом движении и создаваемых им правительствах отмечалось засилье масонов и деятелей февральского мятежа. Не потому ли патриарх Тихон отказался благословить Белое движение, что для христианской и крестьянской России значило очень многое? Следовательно, война велась между двумя ниспровергателями монархии: между сторонниками Февраля и сторонниками Октября.

Но если программа большевиков была хоть и демагогична, но тем не менее конкретна и осязаема, то лозунги белых были аморальны и непонятны подавляющему большинству населения. Особенно отталкивало от Белого движения крестьянскую Россию то обстоятельство, что в своей борьбе белые опирались на помощь Германии и Антанты. Не поддерживала белых и часть дворянства, о чем говорит хотя бы тот факт, что на службе у Советской власти оказались 252 генерала и 387 офицеров Генерального штаба, а всего более 70 тысяч офицеров, или 43 % всего наличного к 1918 году офицерского состава. Более того, переход 14 390 офицеров из Белой армии в Красную — исторически установленный факт.{7} Думаю, что русские офицеры в данном случае выбрали из двух зол меньшее. Сражаясь на стороне красных, они сражались за Россию, против оккупантов и их союзников в лице Белой армии. Впрочем, в Гражданской войне не было безусловно правых и безусловно неправых. На Руси, как тогда говорили, сражались не Каин с Авелем, а два Каина. Виноваты были обе стороны: белые — в том, что уже через неделю после октябрьского переворота развязали вооруженную борьбу с новой, по форме рабоче-крестьянской, властью; а красные — в том, что вовремя не увидели опасности в интернационализации русской трагедии и засилья во вновь создаваемых властных структурах инородческого элемента, чуждого, а подчас и враждебного стремлениям и чаяниям русского народа, вольно или невольно провоцирующего своими действиями расширение социальной базы Белого движения.

Красный террор и институт заложничества, о которых уже упоминалось, отвратили от Советской власти русскую интеллигенцию, промышленников, специалистов, а богоборчество и осквернение святынь развели по разные стороны русский православный мир и космополитический интернационал большевиков. Директива Я. М. Свердлова «о расказачивании» и ее реализация, вылившаяся в «казацкую Вандею», открыла счет репрессированным народам. Продразверстка и продовольственные отряды спровоцировали сотни крестьянских бунтов вплоть до Тамбовского повстанческого движения. Противники этой откровенно антирусской политики, прикрывавшейся знаменами мировой революции, были и среди новой правящей элиты и посему разделили участь «лучших из гоев», подлежащих уничтожению (командующий красной армией Северного Кавказа И. Л. Сорокин, командующий Первым конным корпусом Б. М. Думенко, командующий Второй конной армией Ф. К. Миронов).

И все же, повторю еще раз, вина за жертвы Гражданской войны лежит как на красных, так и на белых. Число этих жертв огромно. Только в вооруженных столкновениях невосполнимые потери с обеих сторон (а по существу, со стороны одной только русской нации) составили 940 000 человек. Террор, внесудебные расправы, бандитизм, подавление народных восстаний унесли еще не менее 6 миллионов человек.{8} И это не считая умерших от голода и эпидемий, вызванных условиями войны.

Однако, к счастью, все кончается, закончилась и война. Крестьянская по социальному составу Красная армия после демобилизации стала осваивать обещанное «право на землю», поднимая свои единоличные хозяйства и теряя прежнюю сплоченность и монолитность. Пролетарская часть армии вернулась на предприятия, к привычной работе. Бывшие военные окунулись в рутину нового для них быта и в поиск пропитания для себя и своих семей, однако кадровая политика уже целиком находилась в руках партийных комитетов. Поэтому офицерам, как представителям некогда эксплуататорского класса, «светила» лишь роль мелких служащих третьесортных совучреждений и промартелей. «На плаву» остались лишь местечковые и интернационалисты: комиссары, политинструкторы, агитаторы, члены армейских ЧК. Устремившиеся в столицы и губернские города, они заполняли собой все более-менее значимые места в многочисленных властных структурах, творческих организациях, редакциях и… студенческих аудиториях. Итоги Гражданской войны эти люди восприняли не как победу Красной армии над либерально-масонской и эсеровской Белой армией, а как победу Коммунистического Интернационала над старой Россией, буржуазно-жандармской империей, черносотенством, а в некоторых воспаленных умах эта победа упростилась до победы над… русскими. Россия теперь рассматривалась ими как военная добыча, как плацдарм мировой революции, ее донор и поставщик «пушечного мяса». Себя же они видели в роли единственно достойных руководителей, учителей и судей коренного народа. Но так уж получилось, что в этом противоборстве соотношение сил было явно не в пользу новой властной элиты. Ей противостояла титульная нация с многовековой историей государственности, практикой побед и поражений, своей религией, национальной элитой, культурой и философией, своей промышленностью и сельской общиной — хранительницей русского уклада жизни, своими научно-техническими и офицерскими кадрами. А что могли противопоставить вечно плачущие и вечно гонимые, но тайные шейлоки и «принцы крови», вся наука и литература которых сводилась к обоснованию иудаизма и толкованию Талмуда.

Но на войне, как на войне, где главное, как говорил вслед за Наполеоном В. И. Ленин, ввязаться в драку, а там разберемся. Поэтому, вооружившись лозунгом «Нет таких крепостей, которых не могут взять большевики», русофобы-интернационалисты решили провести еще одну революцию — «культурную». Советский энциклопедический словарь определяет ее следующим образом: «Коренной переворот в духовном развитии страны, составная часть социалистических преобразований. Включает создание социалистической системы народного образования и просвещения (1); перевоспитание буржуазной и формирование новой, социалистической интеллигенции (2); преодоление влияния старой идеологии и утверждение марксистско-ленинской идеологии (3); создание социалистический культуры (4); перестройка быта (5)».

С помощью этого «переворота» они хотели получить то, к чему так стремились, свергая Временное правительство и комиссаря во время Гражданской войны. Они хотели власти для себя и низведения русского народа до уровня бессловесного стада. Они хотели заменить собой русскую элиту, но не за счет более высокой квалификации и подготовки, они готовы были идти по костям, судьбам, душам. И первым, на чем сосредоточились их усилия, стало преодоление старой и утверждение новой идеологии, что вылилось в борьбу с православием, которую вела, и внешне небезуспешно, «вся королевская рать» от ЦК ВКП(б) до Союза воинственных безбожников. Начали, как всегда, с провокации — с изъятия церковных святынь, а закончили варварским разгромом. В результате от 45 980 православных церквей к концу 1930–х годов осталось лишь 100 храмов, а от 862 монастырей — ни одного.{9} Культовые постройки взрывались или разбирались на стройматериалы, колокола (более 385 тысяч) переплавлялись. Но самое ужасное заключалось в том, что около 200 тысяч служителей Русской церкви и ее активных приверженцев были уничтожены, а еще полмиллиона — прошли через лагеря и ссылки. Все это делалось не с кондачка, не стихийно, а по плану, именовавшемуся «церковной политикой развала» и пятилетками по «полному обезбоживанию страны». Начал борьбу Ленин, требовавший от своих секретарей ежедневного доклада «О количестве расстрелянных попов».{10} Реализовывал борьбу, не афишируясь, Троцкий под «ритуальные пляски» вождя «воинственных безбожников» Е. Ярославского (М. Губельмана) с «сонмом» своих помощников и единомышленников (А. Лукачевского, Д. Михневича, М. Кефала, М. Искинского, М. Эпштейна, Ю. Когана и др.), располагавших большим количеством собственных печатных изданий и разветвленной сетью своего «союза» по всей стране.

Вынужден огорчить тех, кто склонен рассматривать этот церковный разгром как всеобщую антирелигиозную кампанию. Католические и протестантские приходы от этого богоборчества пострадали минимально, православные секты получали государственную поддержку, а под грохот взрывов православных святынь в Москве возводились две новые синагоги.{11} Так что означенное богоборчество было не чем иным, как реализацией еврейско-масонской идеи о ликвидации последней цитадели христианства — православия в России.

К антирусскому погрому приложила руку и новая система народного образования, которая основывалась не на обучении, не на совершенствовании знаний, а на воспитании псевдоклассового сознания. Не случайно учителям предписывалось «забыть все, что было написано в области педагогики», отказаться от учебников и упразднить предметно-урочную систему обучения. На смену классической гимназии пришел «бригадный метод оглупления»: вместо учебников, написанных ведущими учеными, преподавателям и ученикам вручили жалкие пособия Гурвича и Гангнуса, призванные заменить логику речевками, латынь — эсперанто, мораль — целесообразностью и направленные на воспитание не сынов Отечества, а хунвэйбинов и Иванов, не помнящих родства. История Государства Российского охаивалась и извращалась. Получалось, что у нас не было ни Куликова поля, ни Полтавы, ни Бородина. Не мы били крестоносцев, шведов, поляков, французов, а они били нас. Положительной оценки «новых историков» заслуживали не собиратели земель русских (А. Невский, Минин и Пожарский, Петр Первый), а ее разрушители (Болотников, Разин, Пугачев). В конце концов в средних учебных заведениях историю России как учебную дисциплину отменили вообще.

Но оставались еще материализованные свидетельства подвигов русского народа. И потому дошел черед и до них. Почти одновременно сносятся памятник героям Русско-турецкой войны (часовня Святого Александра Невского), памятник победы над польскими интервентами (Казанский собор на Красной площади), памятник избавления от татарского нашествия (Владимирская церковь на Никольской улице), памятник победы над французами (храм Христа Спасителя). В запустение приходят памятники, воздвигнутые на полях сражений в Бородине, под Полтавой, на Куликовом поле. Покушались новые правители и на храм Василия Блаженного (памятник в честь покорения Казанского ханства) и памятник «Тысячелетия России» в Новгороде. Закрылось 40 % музеев.

В сознание подрастающего поколения вбивается мысль о реакционности прошлого, о консерватизме отцов и дедов. Детей и подростков пытаются убедить в том, что революция уготовила им прогрессивную миссию, но, чтобы соответствовать ей, нужно бороться с теми, кто остается верен прошлому, кто исповедует религию, кто чтит память о величии России. Именно из этой молодежи выйдут активисты, которые в 1930–е годы станут основной движущей силой трехмиллионного Союза воинственных безбожников, пообещавшего к началу 40–х годов закрыть последнюю в России церковь.

В довершение ко всему «друзья» русского народа вознамерились если уж не лишить его родного языка, то хотя бы изрядно этот язык исковеркать. Тысячелетняя кириллица была объявлена графикой «самодержавного гнета, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма и насильственной русификации». Вместо нее предлагалась латиница, которая, по словам Луначарского, должна была дать нам «максимальную международность». На самом высоком политическом и научном уровне велись дискуссии об упразднении одних и введении других букв, об упрощении правописания, о придании официального статуса лабораторному языку эсперанто.

Составной частью «культурной революции» объявлялось «перевоспитание старой и формирование новой социадиетической интеллигенции», однако решалась эта проблема далеко не интеллигентным способом.

Россия к началу XX века обладала высокими достижениями в области естественных и гуманитарных наук. По уровню инженерно-технической мысли мы не уступали другим странам и народам. Среди населения довольно существенную прослойку составляли образованное дворянство, русское офицерство, разночинцы. Русские ученые внесли заметный вклад в развитие физики (П. Н. Лебедев, А. Г. Столетов), химии (Д. И. Менделеев, Н. Н. Бекетов), биологии и медицины (И. П. Павлов, И. И. Мечников, И. М. Сеченов, Н. В. Склифосовский, К. А. Тимирязев), почвоведения (В. В. Докучаев), астрономии (А. А. Белопольс-кий). Русским ученым принадлежит приоритет в ряде изобретений: с именем А. С. Попова связано радио, с основанием сейсмологии связано имя Б. Б. Голицына, в разработке проблем теории относительности свою роль сыграл Н. А. Умов, у основ теории космонавтики и воздухоплавания стояли Н. Е. Жуковский и К. Э. Циолковский. Научной организацией труда занимались М. Арапов, М. Беспрозванный, П. Богданов. Результаты развития промышленности России в конце XIX — начале XX века расценивались не иначе, как русское экономическое чудо. Это относилось к угольной и нефтяной промышленности, черной металлургии, к машиностроению, судостроению и сельскохозяйственному машиностроению. Апофеозом этого промышленного взлета стало строительство Великой Сибирской железной дороги протяженностью 7416 км. По сравнению с дореформенным периодом русская промышленность выросла в 13 раз. Россия перестала быть только сельскохозяйственной страной, в 1912 году стоимость промышленной продукции практически достигла стоимости продукции сельского хозяйства (5,6 и 6,1 млрд руб.). Все это было возможно благодаря русским ученым, организаторам производства, инженерам и техникам.

И этих людей нужно было перевоспитывать?

Ну коли надо, так надо. Для начала их в соответствии с Декретом СНК от 23 сентября 1919 года на всякий случай взяли на учет, как классово чуждый элемент, — также во времена «красного террора» брали на учет офицеров, чиновников, промышленников, духовенство. Потом их начали подталкивать к добровольной эмиграции методами политического и экономического давления. По сведениям Лиги Наций, к 1926 году из России выехало 1160 тысяч человек. Как известно, наиболее «упертых» ученых, писателей, философов в 1922 году выслали насильственно. Тем не менее в конце 1920–х годов представители старой интеллигенции составляли еще 30,7 % инженерно-технического персонала советских предприятий и учреждений. Но власть предержащие посчитали, что это опасно. В 1928 году было «организовано» так называемое «Шахтинское дело», после которого Л. М. Каганович начал кампанию, получившую название «спецеедство» и продолжавшуюся почти десять лет. В результате доля буржуазных специалистов стала «успешно снижаться»: в 1933 году до 7 %, а в 1939 году — до 2 %. К «подавлению сопротивления» буржуазных спецов в том же, 1939 году по-прежнему призывал «пламенный борец с православием» Ярославский, обещая скорое наступление «золотого века». И все же, справедливости ради, нужно заметить, что в этой откровенной ненависти к русской интеллигенции кагановичей и ярославских задолго опередил «умница и защитник интеллигенции» Н. И. Бухарин. Это ведь он в 1931 году заявил, что «квалифицированная российская интеллигенция… заняла свое место по ту сторону Октябрьской революции», а потому с нею, как «с врагом пришлось поступить… На войне как на войне: враг должен быть окружен, разбит, уничтожен».{12}

Таким образом, заявленное «перевоспитание» вновь свелось в конечном итоге к вымыванию и уничтожению. Что же касается процесса формирования новой интеллигенции, нового управляющего класса, то и он велся весьма своеобразно. Дело в том, что во времена Первой мировой войны и в первые годы Советской власти Москва и другие крупные города ощущали на себе сильный приток еврейской интеллигенции и еврейской буржуазии, которая, по оценке В. Ленина, «ликвидировала тот всеобщий саботаж, на который мы натолкнулись после Октябрьской революции… Еврейские элементы были мобилизованы против саботажа и тем спасли революцию… Видимо, поэтому Ленин, считавший русских „рохлями“ и „тютями“, решил и впредь ориентироваться на них. Он постоянно настаивал на том, чтобы в любом советском учреждении либо сам руководитель, либо его ближайший заместитель был евреем».{13} Ленинскую кадровую политику продолжили и его «наследники». В итоге 80 % ключевых партийно-государственных и общественных постов в Советской России оказались в руках евреев, составлявших менее 2 % всего населения страны. «Случай, доселе неизвестный в истории», — утверждает А. Дикий.{14} На робкие обвинения в русофобии и угнетении коренного населения России эти «граждане мира», не стесняясь, заявляли: «У нас нет национальной власти — у нас власть интернациональная. Мы защищаем не национальные интересы России, а интернациональные интересы трудящихся и обездоленных всех стран» (Известия. 1921. 8 февр.). А что же русские, Россия? «Русь! …Сгнила? …Умерла? …Подохла? …Что же! …Вечная память тебе», — вторила «Правда» от 13 августа 1925 года.

Для формирования новой интеллигенции требовались люди с высшим образованием. И что же мы здесь наблюдаем? По данным С. Познера (Еврейский мир. 1933), на одну тысячу украинцев приходилось 2 студента вуза, у белорусов этот показатель составлял 2,4, у русских — 2,8, а вот у евреев — 20,4. В ряде учебных заведений численность евреев-студентов доходила до 40 %. И если к представителям коренного населения применялись всякого рода ограничения, обусловленные их социальным происхождением (исключение из институтов, высылка из крупных городов), то на евреев эти меры не распространялись. В результате такой кадровой селекции засилье инородцев, и в первую очередь евреев, в исполнительных органах власти и государственных учреждениях было вопиющим. Вот что писал по этому поводу русский писатель И. Наживин: «В условленный час я приехал в Кремль и прошел в управление делами Совета народных комиссаров… Повсюду латыши, латыши, латыши и евреи, евреи, евреи. Антисемитом никогда я не был, но тут количество их (евреев) буквально резало глаза, и все самого зеленого возраста. Как-то потом я сказал об этом одному знакомому еврею.

— Ну, что же, — засмеялся он, — раньше для нас была 5–процентная норма, а теперь для вас…»{15}

Не менее русофобской была и другая часть культурной революции — кампания по созданию социалистической культуры. Но прежде чем перейти к оценке ее пролетарских достижений, мне хотелось бы напомнить, как относились новые хозяева жизни к тем светочам русской культуры, чей талант, чье пророческое проникновение в суть вещей и событий заставляли с благоговением трепетать души соотечественников, становиться чище и возвышеннее, мудрее и прозорливее, к тем писателям и поэтам, композиторам и музыкальным исполнителям, художникам и архитекторам, чье творчество не только наполняло смыслом жизнь русской интеллигенции, но и пробуждало к созидательному процессу неискушенные умы выходцев из рабоче-крестьянской среды, вселяя гордость и формируя их национальное и державное самосознание. Вклад этих великих людей в культурную жизнь России был настолько значим, что без них само понятие «русская культура» теряло бы смысл и содержание. Тем не менее «приготовишки» из местечковых хедеров, прикрываясь лозунгом борьбы с «миром насилия», повели широкомасштабную кампанию по вытравливанию из сознания и быта русского народа всего прекрасного и возвышенного, созданного этими корифеями русской культуры. Я, может быть, в чем-то пристрастен, субъективен. Но можно ли спокойно относиться к абсолютно бессмысленному уничтожению архитектурных сооружений гениальных русских зодчих В. Баженова и М. Казакова? Под погромные призывы «очистим города от векового мусора — идеологического и художественного» с улиц и площадей сносились величественные монументы и скромные свидетели истории; беснующиеся безбожники сжигали на своих карнавалах тысячи икон и уничтожали православные святыни под восторженные крики и возгласы русофоба Н. Бухарина. «Мы, — говорил он, — взрываем на воздух эквивалент фараоновых пирамид, церковные груды камня, громады петербургско-московского византийства…» Разворовывались и разбазаривались ценнейшие музейные экспонаты, вина которых заключалась лишь в том, что они «обслуживали прихоть буржуазии» и других сытых «паразитических слоев общества». Безжалостно уничтожались произведения выдающихся русских художников О. Кипренского, И. Репина, В. Сурикова, Д. Левицкого, В. Серова, В. Боровиковского только за то, что они отражали жизнь «бывших». Из хрестоматии вычеркивали А. Пушкина и Л. Толстого — «бытописателей дворянско-феодального общества», осуждали Г. Державина и Ф. Тютчева — «служителей репрессивного аппарата», отвергали Фета, Лескова, Чехова — «мироедов и певцов мещанства», прокляли Достоевского — «ренегата и мракобеса», расстреляли «контрреволюционера» Гумилева. Не воспринимались и высмеивались «мужиковствующие» Н. Клюев, С. Клычков, П. Васильев. Об этом времени С. Есенин писал: «В своей стране я словно иностранец. Тошно мне, законному сыну российскому, в своем государстве пасынком быть… Не могу!.. Хоть караул кричи…» И он же: «Не было омерзительнее и паскуднее времени в литературной жизни, чем время, в которое мы живем. Тяжелое… состояние государства… выдвинуло на арену литературных революционных фельдфебелей… (которые трубят)… что русская современная литература контрреволюционна…» Особо оголтелой критике со стороны этих «фельдфебелей» подвергались наиболее талантливые, а значит, и наиболее опасные для них русские литераторы: С. Есенин, М. Булгаков, А. Платонов, А. Толстой, Н. Сергеев-Ценский, А. Чапыгин, М. Пришвин, М. Шолохов, В. Шишков. Спрашивается: «А судьи кто?» Оказывается, судьями были Авербах и Бескин, Розенфельд и Беккер, Горнфельд и Бухштаб. «Все они Коганы», — говорил о еврейском засилье в литературной критике космополит и юдофил В. Маяковский. Из литературы и искусства изгонялись душа, добротолюбие, чувства и навязывались, с одной стороны, жестокость, озлобленность и насилие, а с другой — все прелести «будней великих строек». В условиях гонения на все русское в литературе смогли подняться (а вернее, пролезть в литературу) выполнявшие социальный заказ пигмеи и ничтожества, успешно освоившие «диалектико-материалистический творческий метод» и ставшие «одемьяненными» ударниками «Магнитостроя литературы».

Но что они создали? Что они могли предложить, кроме своего непросвещенного всезнайства? «Трех богатырей» и «Боярыню Морозову», шишкинские пейзажи и классическую портретную живопись они решили затмить «Черным квадратом» и трупоподобной «Обнаженной»; «Войну и мир» вознамерились «переплюнуть» «Конармией»; князя Мышкина заменили Остапом Бендером, тургеневских дам — Эллочкой Людоедкой, а романтичного Алеко — Коганом из продотряда. Вместо величественно-торжественного памятника Скобелеву они возвели уродливую фигуру Воровского, вместо русского барокко и ампира изобрели бездушные коробки, вместо «Чайки» и «Жизни за царя» поставили на сцене «Клопа» и «Мистерию-Буфф». Мейерхольдом пытались заменить Станиславского, Бабелем — Шолохова, Утесовым — Шаляпина, Верой Холодной — Марию Ермолову. Возникает совершенно уместный вопрос: «Неужели нельзя было удовлетворить свое честолюбие по-другому, не трогая русских деятелей русской культуры?»

Ведь было же так до революции! Но, в отличие от дореволюционной еврейской интеллигенции, «новаторы» не хотели быть составной частью русской культуры. Провозгласив приход нового искусства, а себя — его носителями, они вынесли русской культуре смертный приговор. И понятно почему. Рядом с ней их «новообразование» выглядело в лучшем случае примитивно, по существу же — «голым королем».

Русоненавистничество 1920–х — начала 1930–х годов сопровождалось непрекращающимися попытками перестроить быт коренного населения страны. Прямым нападкам подвергается основа основ человеческого общества — семья, как хранительница национальных, религиозных и фамильных традиций, а по оценке Троцкого — «архаическое, затхлое и косное учреждение…». Людям предлагается жить по законам природы, отвергается стыд, брак сводится к формальной записи в регистрационной книге, вынашиваются идеи об общественном (стадном) воспитании детей. Целомудрие, верность, ревность объявляются пережитками прошлого, остатками собственнической психологии. Идеалом становятся семейные многоугольники типа «Брики и Маяковский». В русле этой политики осуществлялась и скотоподобная «социализация женщин», создавались сельскохозяйственные и промышленные коммуны. Экономическое стимулирование производительного труда подменялось трудовой повинностью, формированием трудовых армий, прямым обманом доверчивых людей, которые завлекались на стройки красивыми словами: «Через четыре года здесь будет город-сад», а потом и просто принудительным трудом осужденных. Русские люди стали терять свои имена. Поддакивая «нововведениям», новорожденных называют Марленами и Владиленами, Ноябринами и Октябринами, Кимами и Сталинами.

В стране отменяются народные праздники, под запретом оказывается рождественская елка. Религиозные праздники теперь обязательно рабочие дни. Упраздняются общепринятый календарь и воскресенье, как общехристианский выходной день. Вводится пятидневная, а затем и шестидневная рабочая неделя. И все это под хвалебные отзывы обслуживающей интеллигенции: «Утопия стала реальным делом. Непрерывная производственная неделя выбила наше время из календарного седла. С уничтожением сонного провала, которым был седьмой, воскресный день, страна пребывает в постоянном бодрствовании» (Л. Кассиль).

Перестройка быта русского народа, как составная часть так называемой культурной революции, находилась в неразрывной связи с еще одним колоссальным экспериментом — коллективизацией сельского хозяйства, проводившейся комиссарскими методами. Как свидетельствует историческая литература, более 15 млн человек подверглись «раскрестьяниванию». Миллионами исчислялось количество заключенных и спецпереселенцев. Около миллиона было расстреляно, еще больше погибло от невыносимых условий спецпоселений. Репрессии в первую очередь коснулись самых активных, самых трудолюбивых и способных к сельскому труду крестьян, обеспечивавших достаток своим семьям, создававших новые рабочие места для односельчан и поставлявших городу львиную долю сельхозпродукции.

Нет слов, вина за эту трагедию лежит на двадцатитысячниках, далеких от деревни и не понимавших ее, но согласившихся возглавить колхозное строительство, а также на уездных, волостных партийных организациях и советских учреждениях, спешивших отрапортовать о досрочном «выполнении и перевыполнении». Но основными виновниками этого передела были его идеологи, подгонявшие и подхватывавшие «инициативу снизу» и всячески поощрявшие в людях их древнейший инстинкт: отнять и разделить. И как тут не вспомнить секретаря ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановича, отвечавшего в те годы за «организационно-хозяйственное укрепление колхозов и совхозов», председателя Комиссии Политбюро по коллективизации и одновременно наркома земледелия Я. А. Яковлева (Эпштейна) — авторов идей и черновых документов, приобретших обязательный характер после их утверждения Сталиным. Как можно предать забвению деятельность того же Кагановича, возглавлявшего в начале 1930–х годов чрезвычайную комиссию хлебозаготовок на Северном Кавказе? Это по его «приговору» колхозы и парторганизации на селе объявлялись кулацкими, а секретари районов, председатели райисполкомов и колхозов, директора МТС и совхозов — саботажниками и перерожденцами, которых арестовывали и расстреливали. Это под его «мудрым руководством» в ходе кампании на Северном Кавказе из партии были исключены 26 тысяч человек, или почти половина сельских коммунистов. И, наконец, это после его «подвигов» и «подвигов» подобных ему специалистов сельского хозяйства и знатоков русского быта, отмеченных за свое «геройство» высшими правительственными наградами, в зерновых районах страны разразился массовый голод, унесший жизни более 3 млн человек.

Еще одним комиссарским преступлением против русского народа стала борьба правящего режима с «уклоном к великодержавному шовинизму» и попытками «господствовавшей ранее великорусской нации вернуть себе утраченные привилегии», что было объявлено главной опасностью момента на XVI съезде партии (июнь 1930 г.) ее генеральным секретарем. Эта борьба, по замыслу ее организаторов, должна была поставить последнюю точку в решении «русского вопроса».

Под этот молох в первую очередь попали гуманитарии, объявленные «социально чуждыми и бесполезными для социалистического строительства», и даже заслуживающими быть «поставленными к стенке» за свои «философские оттенки» (из выступления на съезде Киршона). С этого момента вводится обязательная «марксистско-ленинская идеология». Несогласных, сопротивляющихся увольняют, подвергают репрессиям. Количество пострадавших в этой чистке было не столь велико, как в период других революционных преобразований, но поражает значимость фигур репрессируемых. Поистине, под сомнение было поставлено само существование самобытной русской философии, отечественной истории, этнографии, краеведения. Подлинному разгрому подвергается Академия наук, из которой увольняется две трети сотрудников. По «академическому делу» арестовывается 115 русских ученых, среди которых цвет русской исторической мысли — С. Ф. Платонов, С. В. Рождественский, Ф. П. Покровский, М. К. Любавский, Н. П. Лихачев, Е. Т. Тарле, В. Г. Дружинин, А. И. Заозерский. По «делу славистов», или «делу Российской национальной партии», прошедшему в ряде городов, жертвами репрессий становятся выдающиеся русские ученые — Н. Н. Дурново, М. Н. Сперанский, Г. А. Ильинский, В. В. Виноградов, Н. П. Сычев, П. Д. Барановский. И уже в качестве «заключительного аккорда», в целях «освобождения больших городов от классово чуждых элементов», было принудительно выселено на периферию более 1 миллиона представителей рядовой русской интеллигенции и членов их семей.

В завершение этого печального разговора о «великом эксперименте» в России хотелось бы в общих чертах подвести «итоги» почти двадцатилетнего периода жизни нового государства, утвердившегося в пределах границ бывшей Российской империи. Поговорить об «итогах» следует для того, чтобы познать цену «исторических» преобразований, определяемую самой «звонкой монетой» — человеческими жизнями, и если получится, понять, кто же во всем этом виноват (опять, мол, поиски виновного!). Но все же кто? Историческая предопределенность, свойственная всем временам и народам, или здесь в полной мере проявилась наша, чисто русская, манера сплеча решать подобные вопросы?

Увы, русский гений поспешил запатентовать за русским народом жестокость и беспощадность народного бунта. История же оказалась более объективной и показала, что любой бунт, любая революция — это жестокость и убийство: убийство старого политического строя, убийство его сторонников и даже тех, кто просто не разделяет взглядов революционеров и бунтовщиков. Так было во времена народных восстаний в Китае и Передней Азии, в Римской и Византийской империях, так было во времена восстаний рабов и в период религиозных войн в Западной Европе. Классические революции подтвердили эту закономерность. Скажем, после победы Английской революции 1648 года Ирландия, не признававшая новую власть, к концу 1652 года лишилась половины своего населения.{16} Через полтора столетия Французская революция пожрала, по разным оценкам, от 3 до 4,5 млн человеческих жизней, или 13–15 % населения страны. Только в одной Вандее погибло около миллиона человек. Целые департаменты обезлюдели.{17}

Жертвы революционных преобразований в России были в общем-то сопоставимы. Страна, имевшая к началу 1918 года 148 миллионов населения, потеряла на фронтах Гражданской войны 940 тысяч человек. Красный и белый террор, внесудебные расправы с той и другой стороны, народные восстания как против белых, так и против красных, бандитизм унесли жизни около 6 млн человек. Еще 10 млн человек ушли из жизни вследствие голода и эпидемий, вызванных условиями войны.{18} А всего неестественная убыль населения СССР за первые 15 лет Советской власти составила 23–27 млн человек, то есть те же 15–18 % населения, что и во Франции 150 лет назад.{19}

И все же стоит перед нами этот извечный русский вопрос: «Кто виноват?» И ответ вроде бы ясен: виноваты, естественно, вожди Февральской и Октябрьской революций, считавшие себя наиболее просвещенными, а потому и наиболее осведомленные о жестокости революций и самопожирающем инстинкте «пламенных революционеров». Они, подготавливая эти революции, изучали историю, анализировали уроки прежних широкомасштабных народных выступлений и не могли не знать, что победная поступь революции возможна лишь по костям сторонников старого режима и что именно в эти роковые годы, как никогда, популярным становится лозунг «Цель оправдывает средства», благословляющий сбор кровавого урожая. Однако вожди сознательно пошли на эти жертвы, а следовательно, они и ответственны за них.

Историки отмечают, что в трагические переломные моменты в жизни любой страны роль вождей и активных функционеров исполняют не представители титульной нации, а «чужие», не обремененные ни исторической памятью «аборигенов», ни ответственностью за их будущее. Так было в Хазарии и Испании, так было в Англии и Франции, так было в Веймарской Германии. Но особо отчетливо это проявлялось у нас. Начиная с варягов Рюрика, череда «чужих» четко просматривается в российской истории: крещеные татары Ивана Грозного, запорожские казаки Лжедмитрия, немецкое окружение Петра I, французское засилье после его дочери Елизаветы Петровны. Что же касается первых лет Советской власти, то на роль вождей сами себя предложили евреи, сославшись на Ленина, который якобы говорил: «Русский человек добр. Русский человек рохля… У нас каша, а не диктатура… если повести дело круто (что абсолютно необходимо), собственная партия помешает: будут хныкать, звонить по всем телефонам, уцепятся за факты… Конечно, революция закаливает, но времени слишком мало».{20} Именно этим евреи объясняли и оправдывали свое засилье во властных структурах Советской России, свой экстремизм, свою жестокость и беспощадность. Правда, наряду с ними действовали и другие «чужие»: грузин Сталин и армянин Шаумян, поляки Дзержинский и Менжинский, латыши Лацис и Петерс; было море венгров, немцев, китайцев, чехов. Но справедливости ради надо отметить, что были и русские. Они участвовали в кровавых расправах во времена крестьянских выступлений (Тухачевский и Антонов-Овсеенко), разжигали русоненавистнические настроения (Н. Бухарин), занимали соглашательскую, лакейскую позицию и сознательно не вмешивались в происходящее, что ставит их рядом с палачами своего же народа (Молотов, Калинин, Ворошилов).

И все же первую скрипку во всем этом антирусском погроме играли «граждане мира» свердловы и троцкие, зиновьевы и каменевы, урицкие и ягоды, кагановичи и мехлисы. Об этом говорят не только так называемые антисемиты, но и люди, которых вряд ли можно отнести к нашим доброжелателям. Цитируемый выше американский богослов А. Саймонс так оценивал ситуацию в 1917–1919 годах: «…многие из нас были удивлены тем, что еврейские элементы с самого начала играли такую крупную роль в русских делах… Я не хочу ничего говорить против евреев, как таковых. Я не сочувствую антисемитскому движению… Я против него. Но я твердо убежден, что эта революция… имеет ярко выраженный еврейский характер…»

А вот что говорят они сами: «Евреи приняли непропорционально высокое участие в революции, заняли соответствующие места в советском и партийном аппарате и, что самое главное, заменили ту самую дворянскую и разночинную интеллигенцию, которая была изгнана из революционной России…»{21}

Еще один интереснейший исторический документ воспроизводит в своей книге А. Дикий. Это обращение отечественного Объединения русских евреев заграницы «К евреям всех стран!», в котором говорится, в частности: «Непомерное рьяное участие евреев-большевиков в угнетении и разрушении России — грех, который в себе самом носит уже возмездие, ибо какое может быть большее несчастье для народа, чем видеть своих сынов беспутными, — не только вменяется нам в вину, но и толкуется, как проявление нашей силы, как еврейское засилье. Советская власть отождествляется с еврейской властью, и лютая ненависть к большевикам обращается в такую же ненависть к евреям… Все, положительно все страны и народы, заливаются волнами юдофобии, нагоняемыми бурей, опрокинувшей Русскую державу. Никогда еще над головой еврейского народа не скоплялось столько грозных туч…» Более чем пророческие слова. И обратите внимание, как мягко авторы обращения, не смея оправдывать и оправдываться, судят своих соплеменников, угнетающих и разрушающих Россию. Они всего лишь беспутные сыны своего народа, которым нужно только «перестать с опаской оглядываться, не грешат ли они против революции». Зато на большевиков призываются все кары небесные.

Мне хотелось бы сделать еще одно короткое замечание, касающееся широко распространенной практики казуистической подмены понятий. Абсолютно все антисоветчики и антикоммунисты, а также некоторые публицисты, стоящие, как они заявляют, на коммунистической платформе, упорно стремятся возложить ответственность за все ошибки, грехи и преступления Советской власти (с Октябрьской революции до запрета КПСС) на «большевиков» и «большевизм». На волне антикоммунистической истерии и в условиях криминально-олигархической демократии эти обвинения не только не получили отпора, но и просто взвешенной оценки. А ведь такая трактовка проблемы, по существу, является попыткой осудить русскую модель построения социально справедливого общества, основанного на марксистском учении с элементами православия и мессианства, и незаслуженно обвинить всю партию большевиков за грехи ее комиссаров, примазавшихся к ней накануне Октябрьской революции и тут же занявших ключевые посты в ревкомах и исполнительных органах новой власти. Именно на их совести максимализм и все «перегибы», связанные со строительством нового общества, все беды, причиненные русскому народу. Статистику национального состава руководящих функционеров мы уже приводили, сюда можно добавить еще литературных героев: Левинсона (у Фадеева), Когана (у Багрицкого), Штокмана (у Шолохова) и др.

В самом деле, ведь не партия принимала решение о расстреле царской семьи, не партия устраивала казацкую Вандею, не партия устанавливала дециминализацию личного состава отступивших частей Красной армии и не партия пыталась социализировать женщин, отменить семью, обобществить домашнюю птицу и построить «рай земной» руками осужденных. В преследовавших и преследующих нас бедах меньше всего виноваты большевики, олицетворяющие собой сознательную часть русского рабочего класса, которой мы гордились и гордимся: Максим из «Юности Максима», Давыдов из «Поднятой целины», Павел Корчагин из «Как закалялась сталь», Паша Ангелина и Алексей Стаханов, безымянные строители Днепрогэса и Магнитки, папанинцы и герои Халхин-Гола.

Так что если кто и заслуживает осуждения за грехи, то только комиссары, выскочившие, как «черт из табакерки», для того, чтобы проводить над русским народом преступные эксперименты. При желании этому явлению и имя можно дать — «комиссарство» с нерусским лицом и антирусским мировоззрением.

Хотя проблема тут не в терминологии, а в существе самого явления, потому что однажды уже была дана возможность новоиспеченным комиссарам от демократии приостановить деятельность партии на территории России, а комиссарчикам пожиже — вынашивать идею нового Нюрнбергского процесса над КПСС и коммунистической идеологией в целом, однако их вовремя поправили, в противном случае этот процесс мог бы вновь оказаться процессом против них самих. Об этом следует подумать и поговорить особо.

«СПАСИБО РУССКОМУ НАРОДУ!»

Итак, все шло к тому, что на руинах «разрушенного до основания» русского государства вполне могло бы быть построено некое подобие новой Хазарии. И при оккупационном режиме международных экстремистов, раздувавших пожар Мировой революции, коренное население было бы низведено до уровня малоквалифицированной рабочей силы. Однако судьба распорядилась иначе. Иллюзия надежды на Мировую революцию лопнула.

Вместо победного шествия коммунизма, вместо международной солидарности трудящихся миру явилась смертельная угроза в лице Германии, где в январе 1933 года к власти пришел Гитлер, объявивший целью своей политики «захват нового жизненного пространства на Востоке и его беспощадную германизацию». И хотя антирусская политика интернациональной верхушки ВКП(б) по инерции еще продолжалась, время отрезвления настало, сама жизнь потребовала подвести итоги 15–летнего хозяйствования, оценить мобилизационные возможности страны, ее военный, научно-технический и, главное, кадровый потенциал. А когда оценили, подсчитали, то прослезились — вместо уничтоженной русской технической и творческой интеллигенции воспитать новую вненациональную элиту так и не удалось. К тому же осознали, что предстоящая война (а в ней уже никто не сомневался) будет не классовой (гражданской), а отечественной и воевать придется не с «буржуями», а с «братьями по классу», которым почему-то очень захотелось нашего чернозема, наших лесов и полезных ископаемых. Было ясно: война окажется жестокой и лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» тут не годится. Скорее, подойдет лозунг Первой мировой войны «За Веру, Царя и Отечество!». И победить в войне сможет только русский народ, сохранивший, несмотря на тяжелейшие испытания и потери, огромный потенциал во всех областях теории и практики. Русские, эти «старорежимные шовинисты», как ни странно, продолжали доминировать во всех отраслях науки: Циолковский и Королев, Зворыкин и Лебедев, Колмогоров и Петровский, Павлов и Тимирязев, Вернадский и Комаров, Вавилов и Капица. Русские же продолжали крепить оборонную мощь страны (Туполев, Яковлев, Лавочкин, Поликарпов, Дягтерев, Токарев, Кошкин).

Как ни странно, среди этих людей не оказалось ни коганов, ни френкелей, ни либерзонов. Зато их было немало в партийных комитетах, в контролирующих и карательных органах и, как сейчас стало модно говорить, в масс-медиа и шоу-бизнесе. Правда, кое-что они все-таки изобрели: яды для тайных убийств (Майрановский), «душегубку» (И. Берг), принудительный лагерный труд (Н. Френкель, бывший мошенник и зек, выросший до начальника строительных работ ГУЛАГа). Удалось им даже кое-что и построить, правда, руками тех же зеков, поскольку другой, научно-обоснованной и экономически проработанной, системы организации труда они предложить не смогли. Тем не менее они вправе гордиться своим детищем — «Архипелагом ГУЛАГ», а также строительством Магадана и Дудинки, Норильска и СовГавани, Беломорского и Волгодонского каналов, тысяч километров железных дорог. И все же сравнения явно были не в пользу новой элиты. Вот и пришлось Сталину, как бы ему этого и не хотелось, стать «католиком больше, чем Папа Римский», то есть стать русским больше, чем его русские партнеры по Политбюро и ЦК. Именно в канун великих испытаний в стране началось откровенное заигрывание с русскими или, как бы сейчас сказали, разыгрывание «русской карты». Русским разрешили вспомнить, что у них вообще-то есть история, что их предки достойны гордости и уважения. И оказывается, в этой истории были не только поражения, но и победы, кардинальным образом меняющие расклад военно-политических сил в Европе и Азии. Вновь зазвучали имена Александра Невского и Дмитрия Донского, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Александра Васильевича Суворова и Михаила Илларионовича Кутузова. Власть пошла на «замирение» с беспартийной интеллигенцией. Стала возрождаться классическая школа с ее индивидуально-предметным методом обучения. Прекратились издевательства над русским языком. В школьные программы возвращались великие русские поэты и писатели. Постепенно реабилитируется семья, прекращаются нападки на любовь, дети вновь радуются новогодней (ранее — рождественской) елке, приостанавливается разрушение Русской православной церкви.

Возрождается, пусть пока еще чисто внешне, казачество, восстанавливаются офицерские звания в армии. С 1935 года правительство приступило к отмене ограничений, связанных с социальным происхождением. Дети дворян, бывших предпринимателей и кулаков получают равные права на высшее образование. Русским милостиво разрешается стать патриотами, они вновь получают право на Родину (социалистическое Отечество) при условии, что одновременно с этим примут на себя священную обязанность по ее защите.

Эти изменения во внутренней политике Сталина и его ближайшего окружения вызвали резко отрицательную реакцию со стороны «пламенных революционеров», не сумевших из критиков и разрушителей превратиться в строителей и созидателей. С Советской властью они отождествляют себя, и только себя, а посему русское национально-государственное возрождение расценивали как контрреволюцию и русский термидор. Свои проклятия «обрусению России» посылал из-за границы Троцкий; терявшие комиссарские полномочия и режим наибольшего благоприятствования М. Корец и Л. Ландау объявили о создании Антифашистской (антисталинской) рабочей партии и призвали всех бороться с режимом. Самую распространенную точку зрения еврейской диаспоры высказала, как мне представляется, Анна Абрамовна Берзинь (влиятельная партийно-литературная деятельница): «В свое время в Гражданскую войну я была на фронте и воевала не хуже других. Но теперь мне воевать не за что. За существующий режим я воевать не буду… В правительство подбираются люди с русскими фамилиями. Типичный лозунг теперь — „мы русский народ“. Все это пахнет черносотенством и Пуришкевичем».

Однако у «отца народов» на этот случай были другие евреи, которые помогли ему расправиться с «непонимающими». В первую очередь, это Каганович — соавтор идеи особых совещаний при НКВД СССР и так называемых «троек», Г. Ягода — нарком внутренних дел, М. Берман — начальник ГУЛАГа и множество подписантов, от И. Якира до Б. Пастернака, требовавших уничтожения «врагов народа». Все эти люди оказали неоценимую услугу Сталину, вознамерившемуся расправиться с теми, кто когда-то, на волне общенародного антимонархического движения, пришел к власти, кто комиссарил почти 20 лет, разрушал русское национальное государство, превратив его в экспериментальную лабораторию, кто сознательно или несознательно вел дело так, чтобы Москва превратилась в новый Иерусалим.

Трагедия 1937–1938 годов общеизвестна. Известно теперь и абсолютное количество жертв: 682 тысячи смертных приговоров. Цифра чудовищная, и никакие арифметические изыски не в состоянии оправдать эту жестокость и это преступление. Тем не менее есть мелкая кража и кража в особо крупных размерах, есть побои и тяжкие телесные повреждения. И то, и другое — преступление. Оценивая же общее число «жертв революции» за 20 лет, мы, справедливости ради, должны признать, что жертвы 1937–1938 годов составляют не более 3 %. Скорбь о них естественна, вина за их уничтожение очевидна, непонятно лишь одно — почему никто не скорбит о 97 % и не призывает возмездие на головы их палачей?!

Правда, некоторые авторы научных и популярных книг на рассматриваемую тему склонны считать, что «тридцать седьмой год» по существу как раз и явился расправой над этими самыми «тремя процентами», прямо или косвенно повинными в гибели 97 %. В частности, Рой Медведев в своей книге «О Сталине и сталинизме», сам того не желая, подтверждает это мнение, цитируя высказывания «кремлевской насельницы» тех времен Л. Шатуновской о жертвах «37–го года»: «…я не нахожу в своей душе ни жалости, ни сочувствия к ним. Конечно, никаких преступлений против партии и государства, в которых их обвиняли, они никогда не совершали… Но была за ними другая, более страшная вина — они не только создали это государство, но и безоговорочно поддерживали его чудовищный аппарат бессудных расправ, угнетения, террора, пока этот аппарат не был направлен против них!»

Есть много желающих представить «37–й год» годом антиеврейских репрессий, хотя это далеко не так, вернее, не совсем так. Обратимся к статистике. На начало 1934 года, когда Сталин только начинал разыгрывать «русскую карту», в ВКП(б) состояло 1874 тыс. членов и 935 тыс. кандидатов в члены партии. При нормальном развитии событий через год-два полноправными членами партии было бы уже где-то около 2,8 млн человек, а через пять лет — и того больше. Однако к 1939 году членами партии значилось всего лишь 1588 тыс. человек. Естественен вопрос: а где остальные? Не поискать ли их в другой статистике, репрессивной? Так оно и есть: в 1937–1938 годах общее число подвергшихся репрессиям за «контрреволюционную деятельность» обозначается цифрой 1344 тыс. человек. Следовательно, основным объектом репрессий стала сама партия, ее функционеры и активные участники революционных преобразований России, приведших страну на грань гибели. Ну а если среди этих «врагов народа» оказалось много евреев, то это всего лишь еще одно подтверждение их вины за причиненные беды: за «красный террор», за Гражданскую войну, за уничтожение «соли земли русской», за коллективизацию и за голод, голод, голод. Интересно, что статистики убыли еврейского населения и национального состава репрессированных за эти годы я не нашел.

Однако нельзя забывать, что политика — грязное дело. Сталин — великий политик, а стало быть, и великий мастер грязных дел. Запуская очередную кампанию, начиная очередной эксперимент, Сталин, как правило, уклонялся от лавров первооткрывателя и новатора, предоставляя другим эту сомнительную заслугу. Оставаясь как бы в стороне, он, в зависимости от развития событий, либо поправлял ошибки исполнителей, либо делал их «козлами отпущения». По существу, таковыми «козлами» за все ошибки и преступления первых 20 лет Советской власти как раз и стали жертвы 1937 года. Это был суд скорый и неправый, без учета личной вины подсудимых. Хотя «козлами отпущения» Сталин сделал и тех, кто вершил неправый суд, — Г. Ягоду, Н. Ежова и других.

Расправившись с палачами русского народа и ликвидировав свидетелей своего личного участия в этих преступлениях, Сталин не изменил авторитарного режима правления в стране, да у него и в мыслях такого не было. Он лишь сместил национальные акценты, «поставив на русских», хотя евреев он тоже не забывал — их представительство в ЦК, Политбюро и ряде ведомств продолжало оставаться заметным (Каганович, Мехлис, Ванников, Шапиро).

Жизнь показала, что Сталин, определяя приоритеты своей национальной политики накануне войны, оказался абсолютно прав. Буквально за 3–4 года в стране совершается настоящий прорыв во всех областях жизнедеятельности общества. Появляются образцы новой техники, не уступающей, а то и превосходящей европейские и американские аналоги. Начинается их серийное производство. Войска и штабы приобретают необходимые навыки, доказав это в ходе событий у озера Хасан и реки Халхин-Гол, во время Финской кампании. Происходившая смена интернациональных ориентиров на патриотические потребовала соответствующих кадровых изменений и во внешнеполитическом ведомстве. Упование на пролетарскую солидарность рабочего класса Европы сменяется конкретными действиями по созданию коллективной безопасности европейских государств.

Русификация НКВД была своеобразной гарантией от рецидива антирусской политики и массовых репрессий, которые в 1939 году резко пошли на убыль. Если в 1938 году к высшей мере наказания было приговорено 328 тыс. «врагов народа», то в 1939 году по контрреволюционным статьям было расстреляно 2552 человека, а в 1940–м — 1649 человек. Конечно, много! Но это все-таки в 130 и, соответственно, в 300 раз меньше, чем в 1938 году.

И вот что меня не то чтобы поразило, но удивило точно: Вторая мировая война с ее жестким антисемитизмом должна была бы, казалось, неизбежно мобилизовать все мировое еврейство на сопротивление фашизму, явить миру чудеса трудового и воинского героизма. Но, увы, этого не произошло. Евреи, «стеная о своей ужасной доле», предоставили эту честь другим. Они не воспитали в своей среде воинов, подобных Талалихину, Клочкову, Космодемьянской, Матросову, Покрышкину. Практически нереально было встретить их на передовой, в забое, на лесоповале, у станка под открытым небом в 40–градусный мороз, в путейских бригадах и у доменных печей. Им больше по нраву были конторки, творческие коллективы, редакции и издательства, распределители американской помощи, тыловые армейские службы.

Победа в войне была достигнута совсем не за счет интернациональной помощи пролетариев Европы, на что так уповали пламенные революционеры, и, извините, не за счет интеллекта «самой талантливой нации», а благодаря уму, стойкому характеру и терпению русского народа, не только поднявшегося на борьбу с врагом, но и увлекшего за собой другие народы Советского Союза. И это, видимо, не без труда был вынужден признать Сталин в своем знаменитом выступлении на приеме в Кремле в честь командующих войсками 24 мая 1945 года. «Спасибо русскому народу!» — звучало как раскаяние за ранее причиненные ему беды, как признание его руководящей силы, как восстановление его прав, прав хозяина в своей стране. И неудивительно, что народ-победитель захотел занять подобающее ему положение в обществе и государстве. Бывшие фронтовики и герои тыла выдвигались на руководящие посты на производстве и в советских учреждениях, они верховодили в комсомольских и партийных комитетах, молодым была предоставлена возможность получить высшее образование — путевку в мирную и созидательную жизнь.

Сталин, как бы замаливая свои старые грехи перед русскими и восстанавливая историческую справедливость, приступает к планомерным мероприятиям по русификации государственного аппарата. На высшие государственные посты и в центральные органы он назначает преимущественно славян (русских, украинцев, белорусов), в союзных и автономных республиках вводит институт вторых секретарей партийных комитетов и первых заместителей председателей советов министров, назначаемых Москвой из числа тех же славян. Кадровым аппаратом дается негласное указание о проведении национального регулирования кадров с целью обеспечения справедливого, пропорционального представительства русского и других народов в государственном аппарате, культуре, науке, искусстве. Сопротивление этим мероприятиям со стороны местных элит подавлялось жестко, если не жестоко.

Еще во время войны (15 мая 1943 года) Сталин практически единолично принимает решение об упразднении Коммунистического Интернационала, задуманного когда-то космополитической верхушкой ВКП(б) в качестве штаба Мировой революции и распределителя денежных средств, выколачиваемых из России. Еще через полгода руководитель государства отказывается от коммунистического гимна «Интернационал», призывающего к разрушению «старого мира», и вводит новый гимн СССР, начинающийся словами «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки Великая Русь».

Война заставила Сталина пересмотреть политику и в отношении Русской православной церкви, пастыри которой, в отличие от патриарха Тихона, в первый же день войны «благословили всех православных на защиту священных границ нашей Родины». После победы под Москвой москвичам впервые за многие годы разрешили отпраздновать Пасху. В 1943 году по инициативе Сталина начинается возрождение церковной жизни: избирается Патриарх, издается «Журнал Московской Патриархии», Православно-богословский институт и Богословско-пастырские курсы приступают к подготовке священнослужителей, повсеместно открываются храмы. Эта политика продолжалась и после победы. В 1946 году возобновились богослужения в Троице-Сергиевой Лавре, начали работу Московская и Ленинградская духовные академии, восемь духовных семинарий, количество православных приходов достигло 20 тысяч.

Многим казалось, что справедливость наконец-то торжествует. Но это только казалось…

«РУССКИЕ НАЦИОНАЛИСТЫ» И «БЕЗРОДНЫЕ КОСМОПОЛИТЫ»

Несмотря на очевидное, а вернее, показное русофильство Сталина во время войны и после ее победного завершения, евреев тем не менее было достаточно в госаппарате, в учебных и научных учреждениях, в здравоохранении, в искусстве и литературе. Их доля в этих учреждениях доходила до 40–60 %. А в таких отраслях, как музыкальная, театральная, литературная критика, филармоническая деятельность, цирк, психиатрия, — они властвовали безраздельно.{22}

Может быть, поэтому сталинский тост за русский народ вызвал слезы обиды у И. Эренбурга, которому очень не хотелось делиться с «этими русскими» даже толикой той власти и влияния, что унаследовали его соплеменники от большевистских комиссаров. Но, произнося свой тост, Сталин, надо полагать, и не думал обижать евреев, — вспомним, из 10 членов Политбюро 5 состояли в родственных отношениях с евреями (Молотов, Маленков, Ворошилов, Хрущев, Андреев), один был евреем (Каганович), а еще один (Берия) — «полуевреем». Так что тост этот я бы отнес к разряду произносящихся «ради красного словца» — в последующих публичных выступлениях Сталина подобная патриотическая и русофильская риторика уже отсутствовала. Думаю, это была его очередная восточная хитрость: с одной стороны, спровоцировать русский национализм, за который потом можно будет строго спросить, а с другой — натравить на народ-победитель своих прежних опричников, дав им возможность реабилитироваться за свое негероическое поведение во время войны. Короче, принцип проверенный — «разделяй и властвуй». Так оно фактически и получилось: русские (Жданов, Кузнецов, Вознесенский, Попков), окрыленные возможностью получить сталинское наследство, начинают формировать свою «Русскую партию», а евреи всеми своими действиями опровергают слова Сталина о выдающейся и руководящей роли русского народа, о его ясном уме и стойком характере.

О нечистоплотности сталинской игры свидетельствует хотя бы тот факт, что первый, превентивный, удар он нанес не по «марксистам-инернационалистам», а по «колыбели Русской партии», по ленинградской партийной организации, которая в лице тех же Кузнецова и Попкова позволила себе расслабиться в предшествующие годы и допустила в периодической литературе зощенко-ахматовские интонации. Как ни странно, но этот удар до сих пор почему-то выдается «демократами» за начало борьбы с космополитами. Я говорю о постановлении ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года — о журналах «Звезда» и «Ленинград». В постановлении резкой критике были подвергнуты М. Зощенко и А. Ахматова. Первый — за «очернительство советской действительности», вторая — за «буржуазный аристократизм поэзии». Ни в самом постановлении, ни в докладах А. Жданова, которому было поручено его прочитать, слова «патриотизм» и «антипатриотизм» даже не упоминались. Правда, в постановлении, как сигнал боевой трубы, прозвучали слова о «низкопоклонстве перед современной западной культурой», долженствующие объявить всем и вся, что СССР принимает бой на идеологическом фронте «холодной войны», фактически начавшейся после атомной бомбардировки, но всерьез озвученной У. Черчиллем в Фултоне (США) в марте 1946 года.

Но, повторяю, никаких обвинений в антипатриотизме, никаких «безродных космополитов», никаких «агентов международного сионизма» в партийном документе не фигурировало. А то обстоятельство, что жертвы строгого партийного решения вскоре, чуть ли не через год, вновь начали публиковаться, дает основание с большой степенью вероятности утверждать, что в действительности это постановление стало результатом внутрикремлевской борьбы за «второе» место в партийной иерархии (Жданов-Маленков) и направлено было в первую очередь против «зарвавшихся ленинградцев».

К патриотической патетике Сталин возвратился только в мае 1947 года, когда на инструктивном совещании с руководством Союза писателей (А. Фадеев, К. Симонов, Б. Горбатов) заявил: «…есть такая тема, которой нужно, чтобы заинтересовались писатели. Если взять нашу среднюю интеллигенцию… у них неоправданное преклонение перед заграничной культурой. Все чувствуют себя еще несовершеннолетними, не стопроцентными, привыкли считать себя на положении вечных учеников… Бывает так: человек делает великое дело и сам этого не понимает… Надо бороться с духом самоуничижения…»

Тем самым отдавалась команда идеологическими средствами бороться с низкопоклонством. Борьба пока обезличенная, слова о «безродных космополитах» и в этот раз не произносились. И как ни странно, но первыми этот социальный заказ бросились выполнять… евреи (Л. Плоткин, В. Кирпотин), объявившие идейным вдохновителем этого самого «низкопоклонства» давно умершего русского историка литературы А. Веселовского. Причем нужно отметить, что вся эта кампания 1947–1949 годов проходила в основном посредством литературной и театральной критики, где, как нам известно, засилье евреев было полным. Вот и представьте себе, какое раздолье получили эти критики для сведения личных счетов и завоевания «места под солнцем». И они развернулись. Самой суровой критике на первом этапе подверглись деятели культуры и науки русского происхождения: академики В. Ф. Шишмарев, В. В. Виноградов, А. С. Орлов, А. И. Белецкий, профессора В. А. Десницкий, И. П. Еремин, Г. Н. Поспелов, И. Н. Розанов, А. Н. Соколов и многие другие. Среди критикуемых были и евреи, но до конца 1948 года это было, скорее, исключением из правил.

Как известно, дальше все изменилось и даже перевернулось. Объяснение этому следует искать как в изменении международной обстановки тех лет, так и во внутриполитическом климате двух регионов земного шара — в Палестине и Соединенных Штатах. Итак, по порядку.

Общеизвестно, что около двух тысяч лет назад евреи утратили свою государственность в Земле обетованной, в связи с чем были вынуждены скитаться по всему миру в поисках лучшей доли, повсеместно подвергаясь гонениям за, мягко говоря, не совсем этические приемы, применяемые ими в целях достижения своего экономического и политического могущества. После Первой мировой войны им предоставилась относительно безопасная возможность селиться на земле своих предков под охраной оружия Великобритании, получившей от Лиги Наций мандат на управление Палестиной. Окончание Второй мировой войны вселило сионистским лидерам надежду на повторное обретение ими Земли обетованной — в качестве аргумента на подобное «возрождение» выдвигались исключительно большие жертвы среди еврейского населения Европы в годы войны. Этому их стремлению противодействовали Великобритания и США, но потворствовал Советский Союз. Вполне возможно, позиция американской администрации стала основной причиной критического, а иногда и демонстративно отрицательного отношения американских евреев к официальной политике «страны расселения». Это обстоятельство в свою очередь могло быть решающим в учреждении в ноябре 1946 года временной президентской комиссии по проверке лояльности государственных служащих, развернувшей беспрецедентную для Америки «охоту на ведьм» и получившей антиеврейскую направленность (супруги Розенберг, Р. Оппенгеймер, Чарли Чаплин).

Позиция Советского Союза, уже вступившего в период навязанной ему «холодной войны», по отношению к чаяниям мирового еврейства была, как я уже заметил, положительной. В стране имелось сильнейшее еврейское лобби, убеждавшее Сталина в целесообразности занять произраильскую позицию под гарантию просоветской ориентации будущего государства и перспективу советского присутствия в этом исключительно важном регионе мира. И Сталин согласился. Для реализации этого плана он привлек весь свой авторитет и авторитет страны, победившей фашизм. Израильский политолог И. Говрин писал: «Позиция Советского Союза, высказанная в решительной форме, оказала определяющее влияние на формирование решения… которое привело к прекращению действия британского мандата на Палестину и провозглашению 15 мая 1948 года государства Израиль… Он был первой страной, полностью признавшей Израиль… В те судьбоносные дни Советский Союз… действовал как через ООН, где он резко осудил вторжение арабских армий… так и оказывая Израилю через Чехословакию военную помощь, жизненно необходимую для отражения вторгшихся армий».{23}

Какое ликование царило в среде советских евреев по этому поводу: народные гулянья, многотысячные торжественные богослужения, митинги, поломничество в израильское посольство, помпезные приемы дипломатов нового государства! «Вот теперь и у нас есть Родина», — заявила жена маршала К. Е. Ворошилова, а жена другого советского сановника, В. М. Молотова, стала главным лоббистом сионистских кругов в СССР. Но эйфория быстро улетучилась, как только стало очевидно, что Израиль в своем внешнеполитическом курсе взял ориентацию на Соединенные Штаты и что Советский Союз оказался обманутым в своих предположениях.

Вот тут-то и началась реакция. Из архивов памяти, равно как и из государственных архивов, стали извлекаться все обиды на евреев, мнимые и действительные. Первый удар как раз и пришелся по критикам, вчера еще третировавшим патриотически настроенных поэтов и писателей и издевавшимся над святыми для русских людей понятиями. Начало процессу было положено редакционной статьей газеты «Правда» от 28 января 1949 года «Об одной антипатриотической группе театральных критиков». И начала раскручиваться кампания борьбы с «космополитами», получившая исключительно большой резонанс и однозначно отрицательную оценку со стороны «демократической общественности». Нужно сказать, что никто из пострадавших (вспомним прежние годы) не был ни выслан из страны, ни приговорен к высшей мере наказания. А тот факт, что практически все «космополиты» были евреями, еще не дает оснований называть эту акцию антиеврейской хотя бы потому, что в это же время евреи получали третью часть Сталинских премий в области литературы на русском языке. Скорее, это была попытка скорректировать соотношение сил в литературных и театральных кругах в пользу русских патриотов, подвергшихся нападкам со стороны воинственных оппонентов, направляемых самой партией в лице заведующего Агитпропом ЦК, как позднее его будут называть, «примкнувшего» Д. Т. Шепилова и первого заместителя генерального секретаря Союза писателей СССР К. Симонова, которые, кстати, моментально развернулись на 180 градусов, как только почуяли изменения сталинского настроения.

За провал планов относительно союза с Израилем и за урон внешнеполитического престижа великой державы, позволившей использовать себя так примитивно, поплатились и ближайшие помощники Сталина, в обязанности которых входило отслеживание всей ситуации на Ближнем Востоке. В марте 1949 года со своих постов были сняты министр иностранных дел В. М. Молотов, возглавлявший одновременно внешнюю разведку страны, министр вооруженных сил Н. А. Булганин, добившийся в 1948 году возвращения ГРУ (Главное разведывательное управление) в свое подчинение, и министр внешней торговли А. И. Микоян, ведавший поставками оружия Израилю.

Но самый серьезный удар был нанесен по Антифашистскому еврейскому комитету (АЕК). Он организационно объединял все еврейские общественные организации СССР, направлял внутреннюю жизнь диаспоры и осуществлял активные международные контакты. В качестве основного обвинения против него была выдвинута инициатива создания в Крыму Еврейской Социалистической Республики, не получившая поддержки во время войны, но хорошо запомнившаяся Сталину схожестью аргументации, использованной при создании государства Израиль. Эта схожесть, нужно полагать, была экстраполирована и на возможные последствия. Еврейская Советская Социалистическая Республика могла с таким же успехом стать антисоветской, как это произошло с Израилем: из просоветского он превратился в проамериканский. А это означало нарушение территориальной целостности СССР, создание американского плацдарма в непосредственной близости к центру России, ослабление обороноспособности и потере престижа. Не зря же руководитель сионистской организации «Джойнт» Д. Розенберг заявлял в то время, что «Крым интересует (их) не только как евреев, но и как американцев, поскольку Крым — это Черное море, Балканы, Турция». В таком случае речь могла идти уже не просто о недальновидности и ошибке, а о политическом государственном преступлении; люди же, вынашивавшие эту идею, автоматически превращались из «салонных стратегов» в государственных преступников и «изменников Родины». Положение подозреваемых усугублялось еще и тем, что их преступные замыслы были вдвойне коварными — фактически все руководящие лица АЕК, созданного по инициативе Л. Берия, являлись давними сотрудниками НКВД-МГБ, что документально доказал Г. Костырченко, а такого «предательства» это ведомство никогда не прощало.

Обвинения в «измене Родине» предъявили всем наиболее активным сионистским деятелям, словом и делом поддерживавшим идею создания Израиля и Крымской Еврейской Республики. Было арестовано, как указывают источники, свыше 100 человек, хотя можно предположить, что количество участников сионистского движения во много раз превышало это число. Между тем шум поднялся изрядный. Он и сейчас не умолкает, и в нем отчетливо слышны обвинения режиму и дифирамбы пострадавшим. Если же отбросить эту шумовую «волну» и задаться вопросом: «А были ли основания у Сталина инициировать предварительное следствие по АЕК?» — то, думаю, непредвзятый наблюдатель происходившего и сегодня согласится, что такие основания все-таки были. К смертной казни приговорили 10 человек, что явно не соответствовало самому «составу преступления». Вообще приговор больше походил на преступление, чем на акт правосудия. Кроме того, нужно ли было закрывать еврейские культурные центры, еврейские театры? Вряд ли. Но таков был максимализм вождя и его присных.

Однако все познается в сравнении. Вспомним другой политический процесс того же времени — «Ленинградское дело». Оно расценивалось многими исследователями как суд над русским началом в государстве, над русским национализмом (т. е. любовью к своему народу), над русскими кадрами, пришедшими в руководство страны после Великой Отечественной войны. Только число расстрелянных по этому делу превысило 200 человек, а количество осужденных к длительным срокам лишения свободы исчислялось тысячами. Причем это были не какие-то самовозвеличенные «общественные деятели», а члены Политбюро, члены ЦК, секретари обкомов, крупные хозяйственные руководители. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, с какой поспешностью Сталин и его проеврейское окружение (Маленков, Хрущев, Берия) расправились с «Русской партией» (судебные заседания и казни состоялись в сентябре-октябре 1950 года). И в то же время как долго, по указанию этого же окружения, тянулось дело по АЕК (до 1952 года). Масштабы репрессий несопоставимы, как несопоставимо и общественное мнение по этим двум «делам».

О «Ленинградском деле» молчали десятилетиями, молчат и сейчас. Убежден, не найдется человека, который бы взял на себя смелость утверждать, что для возбуждения этого дела имелись законные «поводы и основания». Это было одно из немногих политических дел, материалы которого впоследствии подверглись чистке с согласия все того же окружения.

(Известно, что некоторые документы из этого дела были изъяты Маленковым и, нужно думать, уничтожены.)

Остается лишь предположить, что «Ленинградское дело» инспирировали противники национально-патриотического возрождения России, теряющие фактическую власть над происходящими процессами и свое влияние на стареющего вождя, который, по свидетельству очевидцев, в качестве своих преемников рассматривал уже не их, а Жданова и его ленинградскую команду. Но даже больной лев все еще остается львом. Возможно, раскаявшись в содеянном (уничтожение «Русской партии»), Сталин дает команду довести дело по АЕК до обвинительного приговора и начинает новый процесс против чекистов, расследовавших «Ленинградское дело» и тормозивших следствие по АЕК, а также против врачей, своим непрофессионализмом доведших до смерти основоположника «Русской партии» Жданова. Тогда, в 1948 году, он воспринимал снятого со всех постов Жданова уже не как своего ближайшего помощника, а как руководителя оппозиционного ему движения, в связи с чем и разбираться с этим не счел возможным, а оставил этот «козырь» про запас. Хотя «козырь» этот вряд ли следует рассматривать как антиеврейский, потому что большинство арестованных по «делу врачей» были русскими. Тем не менее евреи среди врачей все же были, что дало возможность «ранимым еврейским националистам» объявить «дело врачей» широкой антиеврейской кампанией. И несмотря на то что лечащие врачи признали свою врачебную ошибку в случае со Ждановым, несмотря на то что эта ошибка была подтверждена заключениями других специалистов, дело это почему-то до сих пор считается сфальсифицированным. И не это ли «дело» стало причиной смерти самого Сталина? Ведь в его кончине была заинтересована как вся еврейская диаспора, готовившаяся к предложенной И. Эренбургом и поддержанной Л. Кагановичем депортации на Дальний Восток, так и все антирусское окружение вождя.

Многие считают Сталина антисемитом. А был ли он таковым на самом деле? Представляется, что, в первую очередь, он был властолюбивым политиком, великим политиком, а в политике, в этом «грязном деле», невозможно обойтись без непопулярных мер, неэтичных поступков и противозаконных действий. Он в равной степени был русофобом и антисемитом, чечено-черкесо-калмыко-ингуше- и балкаробойцем. Последних он наказывал за массовую измену, евреев — за эгоизм и паразитизм. А вот русских он боялся не меньше, чем их боялись евреи, ибо «чует кошка, чье мясо съела». Сталин, надо полагать, понимал, что русские начали «поджимать» и его самого. Когда же, науськиваемый (или спровоцированный) группировкой Маленкова-Хрущева-Берия, он ликвидировал своих мнимых врагов и тем самым остался без опоры в лице закаленной Ленинградской блокадой «Русской партии», то решил наказать и эту антирусскую группировку. Но сил уже не осталось…

Сталин умер или ему помогли умереть, а врачи через несколько дней оказались на свободе в ореоле великомученников, вооруженных «папской буллой» в виде закрытого письма ЦК, запрещающего партийным организациям комментировать принятое решение и обсуждать проблему антисемитизма на партийных собраниях.

В ПОСЛЕСТАЛИНСКИЕ ВРЕМЕНА

Аналогично тому, как мировое еврейство использовало Вторую мировую войну и так называемый холокост для обирания мирового сообщества (у одних взять землицы, у других — деньжат, у третьих — людишек), советские евреи не без поддержки международного сионизма тоже решили извлечь максимальную пользу из «дела врачей» и «дела Антифашистского еврейского комитета». Получив полную реабилитацию по этим «делам», они практически декриминализировали преступления, совершаемые в сфере здравоохранения, а за «разжигание межнациональной розни» к уголовной ответственности по доносам евреев и жидовствующих впредь стали привлекать только русских патриотов. Более того, они на все сто процентов использовали в своих интересах осуждение культа личности Сталина XX съездом КПСС (1956 г.), изложив обстоятельства репрессий так, что жертвами стали считать исключительно евреев. Международное еврейство получило сомнительное право обвинять Советский Союз, спасший это самое еврейство во Второй мировой войне от уничтожения, в антиеврейском геноциде и кричать об этом чуть ли не на каждом углу. Естественно, это не могло не ухудшить взаимоотношений СССР с Израилем — дошло до военного демарша в период кризиса, связанного с национализацией Суэцкого канала (1956 г.), до разрыва дипломатических отношений в 1967 году после оккупации арабских территорий и инициирования Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН (1975 г.), квалифицировавшей сионизм как форму расизма и расовой дискриминации. Казалось бы, состояние необъявленной войны между нашими странами и народами должно было бы поставить советских евреев, имеющих родственников по всему миру, в положение людей, вечно подозреваемых то как агентов влияния, то как шпионов — одним словом, «пятая колонна». О какой-то серьезной карьере в Советском Союзе даже думать не следовало бы. Во всяком случае в некоторых так называемых цивилизованных странах евреи оказались именно в таком положении. Но только не у нас. Тут же у них нашлись покровители в лице еврейского семейного окружения вождей и… Пятого управления КГБ. Того самого управления, которое и по сей день все еще подвергается остракизму со стороны «демократической общественности» за агентурную работу среди инакомыслящих, и в первую очередь среди евреев. Смею утверждать, что на самом деле «пятерка» работала не против, а на евреев. Факты? Пожалуйста. Кто может назвать хоть одно учреждение, которое очистили от еврейского засилья? Раскрыли ли хоть один антисоветский заговор? Сколько инакомыслящих отправили в тюрьмы и лагеря? Единицы! Да и то, видимо, таких «отмороженных», что иной управы на них и найти было невозможно.

А теперь давайте подсчитаем, какому количеству евреев «пятерка» дала «путевку в жизнь» своими заключениями: «не значится», «не проходит», «в связях, порочащих его, замечен не был». То-то и оно. И выходит, что Пятое управление для евреев было не чем иным, как «крышей», позволявшей им спокойно «плодиться и размножаться», а также той «страшилкой», одно существование которой позволяло им в любой удобный для них момент с пеной у рта обвинять Советский Союз в государственном антисемитизме. И последним, думаю самым убедительным, доказательством просионистской деятельности «пятерки» является судьба последнего начальника этого «департамента», оказавшегося после крушения Советской власти на службе и содержании у руководителя Российского еврейского конгресса.

В период так называемой «оттепели» вновь стали входить в моду комиссарские кланы Литвиновых, Красиных, Антоновых-Овсеенко, Окуджав, Свердловых. Только в отличие от своих предков, стоявших у истоков Советской власти, они становятся антисоветчиками и антикоммунистами, активными участниками идеологической войны против СССР, проводимой Западом и сионистскими кругами. И осуждали они не преступные действия своих отцов против русского народа, а их (отцов) отстранение от этого любимого ими занятия. Причем осуждали не на кухнях, а публично, поскольку в их руках по-прежнему оставались история и идеология. Академики Поспелов (Фогельсон) и Минц разрабатывают и проталкивают через нового вождя 20– летнюю программу построения коммунизма и безнационального общества.

Вновь объявляется «штурм небес». Вновь замышляется языковая реформа: «как слышится, так и пишется». Вновь творческие союзы до такой степени заполоняются злыми невеждами, что А. Фадеев вынужден был кричать: «Литература отдана на растерзание бюрократам и самым отсталым элементам… (она)… отдана во власть людей неталантливых, мелких, злопамятных. Единицы тех, кто сохранил в душе священный огонь, находятся в положении париев… И нет никакого уже стимула в душе, чтобы творить».

Как свидетельствуют факты, при Хрущеве еврейское засилье в органах управления и в научных учреждениях достигло довоенного уровня. Евреи вновь диктуют свои условия, требуя особого положения в обществе. И попробуй не дать им того, чего они возжелают. Такой шум поднимут, что и последние сомнения в подлинности Протоколов сионских мудрецов развеются в прах. Не там ли сказано: «Дай мне то, чего я хочу, чтобы я тем самым получил доказательство, что я сильнее вас»?!

Когда нынче читаешь в «демократических» СМИ о государственном антисемитизме в Советском Союзе, о притеснениях и гонениях на евреев, диву даешься, с какой легкостью и наглостью они превращают малозначительные эксцессы бытового антисемитизма в антисемитизм государственный, а кажущуюся несправедливость или даже абсолютно мотивированное и справедливое наказание одного из членов их «семьи» — во вселенскую трагедию, в новый холокост или этническую чистку.

А что, собственно, плохого они испытали на себе в послесталинский период?

Да, их, как и при «хозяине», не допускали к военно-промышленному комплексу, космическим и ядерным технологиям. Да, их отлучили от разведки и контрразведки. А разве могло быть иначе в условиях необъявленной войны между СССР и их исторической родиной, интересы которой, по сионистским меркам, должны превалировать перед интересами страны расселения, чему имеется множество подтверждений?

Им не позволили вернуться во внешнеполитическое ведомство СССР? Помилуйте, а что, разве в израильском МИДе есть хоть один посол нееврей? Насколько мне известно, таковых нет. И уверен, не будет. Во всяком случае, в обозримом будущем.

А может, русские обидели их, что, подсчитав свое представительство в разного рода властных структурах и убедившись в дискриминационной политике властей по отношению к русскому народу, стали требовать количество мест и должностей пропорционально своей численности? А разве евреи в своем далеко не мононациональном Израиле не занимают сто процентов государственных постов? И разве не они, снедаемые вечным вопросом: «А сколько там наших?», ведут учет своего присутствия по ведомствам, отраслям, учебным заведениям, редакциям практически в каждой стране своего расселения.

Спрашивается, на что они, «граждане Израиля», могли рассчитывать, проживая на земле идеологического противника? В лучшем случае — на то, чтобы с ними не поступили так, как они в свое время (1917–1934 гг.) поступили с русской элитой и русской интеллигенцией. Однако они не только остались «на плаву», но, одурманенные идеей богоизбранности, продолжили беспардонное наступление с целью расширить плацдарм и установить в СССР «свой порядок», высшая цель которого — благополучие евреев. Естественно, в ущерб благополучию других и за их счет.

Рассматривая взаимоотношения евреев и русских, мы нередко забываем, что за всеми межнациональными «непонятками» в той или иной степени стояла и стоит государственная власть, национальная ориентация которой у нас нередко вызывает сомнения. Мы уже говорили о том, что Ленин был весьма невысокого мнения о русских и предпочитал им евреев. Сталин, боявшийся русского национального подъема, только в связи с войной возвратил русским часть им же отнятых прав, отдав должное их вкладу в победу. Но сразу же после войны, испугавшись своей щедрости и ее возможных последствий, он взял и под корень уничтожил русское начало в руководстве партии и государства (Кузнецов, Вознесенский и др.).

Еще более сомнительными радетелями интересов русского народа были Хрущев и Брежнев. Окруженные еврейскими родственниками и советниками, они волей или неволей проводили антирусскую политику, принижая роль России и ущемляя права русских. Выходцы с Украины, они ориентировались в кадровой политике на выдвиженцев украинской партийной организации, уже доказавших им свою личную преданность. Россия же, как и в прежние времена, рассматривалась в качестве «дойной коровы» для подкармливания других союзных республик, стран так называемой народной демократии, третьего мира, международного коммунистического и рабочего движения — и все для того, чтобы достичь утопической цели построения коммунизма с последующим слиянием наций во всемирном масштабе. А пока это «слияние» не состоялось, русским рекомендовалось быть поскромнее, забыть о своей великодержавности и принудительно-добровольно влиться в «историческую общность — советский народ».

Однако, призывая великороссов к скромности и жертвенности, Хрущев почему-то забыл адресовать этот призыв к другим народам, у которых не без его участия пышным цветом расцвел национальный эгоизм. А началось все с «коренизации» партийно-государственного аппарата, перевода делопроизводства на языки союзных республик и отмены обязательного изучения русского языка в школах союзных республик, что фактически привело к гонению на русские кадры, независимо от их деловых качеств и результатов работы. Тем не менее, изгоняя русских с руководящих постов, новое волюнтаристическое руководство страны под лицемерными лозунгами об интернациональной помощи и братской семье народов направляло в национальные республики миграционные потоки русских рабочих, техников и инженеров.

Поднимая целинные земли Казахстана, осваивая месторождения полезных ископаемых, возводя заводы в Прибалтике, Средней Азии, в Закавказье, Россия навсегда лишилась нескольких миллионов своих сынов и дочерей, в конечном итоге оказавшихся ненужными ни своей исторической Родине, ни народам, для которых они поднимали промышленность и сельское хозяйство. Тогда же Россия, направляя «братьям своим меньшим» тракторы, станки, оборудование и удобрения, сознательно задерживала техническое перевооружение собственных предприятий, уменьшала машинно-тракторный парк собственных колхозов и совхозов, получая взамен такие явления, как неперспективные деревни и заросшие кустарником миллионы гектаров пашни.

Но даже то, что создавалось ослабляемой и обескровливаемой Россией, подлежало перераспределению в пользу «братских республик». Во всяком случае об этом говорят темпы капитальных вложений, которые у них были в 1,5–2 раза выше, чем у республики-донора. Верхом пренебрежения к историческому прошлому русского народа и интересам русского государства стало то, что Хрущев подарил Украине Крым, важный не столько своими курортами, сколько стратегическим положением, и населенный, кстати, на 80 % русскими людьми.

Так, благодаря «пламенному борцу» с культом личности, русские, как и в 1920–1930–е годы, вновь оказались отодвинутыми в своей стране на второй, а то и на третий план. Россия, единственная из союзных республик, осталась без официально обозначенных национальных интересов, а следовательно, и без своей национальной политики. У нее не было ни правящей партии, ни Академии наук, ни творческих союзов. У нее не было ни программы по подготовке русских кадров, ни четких ориентиров не то что по развитию, а хотя бы по сохранению русского искусства и народного творчества. У русских не было даже своего национального костюма. Государственные институты в Российской Федерации были менее развиты, чем в миниатюрной Эстонии и далекой Киргизии. Интересы России в целом защищать было некому. Башкирия, Татария, Якутия могли ссылаться на национальные особенности своего народа, исконная Россия не могла. Ленинград и Москва, возглавляемые членами Политбюро, могли постоять за себя, а Россия, возглавляемая кандидатом в члены Политбюро, нет.

За послесталинский период российские республиканские так называемые «инстанции» не вырастили ни одного государственного деятеля уровня члена Политбюро. Делалось это умышленно, чтобы русские, не дай Бог, не пришли к власти, не осознали себя хозяевами страны и не начали проводить истинно национальную политику, выгодную русским и России. Складывается впечатление, что хрущевское и брежневское окружение, готовя заумные решения и постановления, ориентировалось не на интересы коренного населения, а на «Катахезис еврея в СССР», где черным по белому сказано: «Административную и творческую часть производственного процесса должны выполнять мы (евреи)… Не допускайте к этому русских! …Если у вас есть вакансия — берите только еврея. Если не можете сделать этого, ликвидируйте должность. Если не можете сделать ни того ни другого — берите азиата. Если нет такого, берите поляка, украинца или на худой конец белоруса — у этих свои счеты с русскими. После небольшой обработки они станут вашими союзниками. Все они антисемиты только у себя на родине. В России им выгоднее быть интернационалистами. Таким путем они обеспечат себе необходимую сферу существования». И обеспечивали. Только при этом они становились всего лишь еврейскими подголосками, их подручными.

Разрушив всю «сталинскую» систему мер по национальному регулированию кадрового состава партгосаппарата, научных учреждений и учреждений культуры, «антисемит» Хрущев принялся за атеистическое воспитание населения, обернувшееся наступлением исключительно на Русскую православную церковь — последний рубеж обороны русского народа. В ходе этой кампании было закрыто 12 тысяч церквей (из 20 тысяч существовавших при Сталине), 31 монастырь, 5 духовных семинарий (из восьми). Вновь начались судебные преследования за религиозные убеждения. Народу было обещано показать по телевизору «последнего попа».

Мало что изменилось и при Брежневе. Число православных приходов сокращалось, космополиты продолжали доминировать в творческих союзах и средствах массовой информации, при нем во власть проникли агенты влияния, расправлялись с попытками патриотического и религиозно-национального возрождения России в таких изданиях, как «Молодая гвардия», «Наш современник», «Волга» и других.

Однако, справедливости ради, следует сказать, что при Брежневе не было ни одной ярко выраженной русофобской кампании. Да это было практически уже и невозможно, поскольку неотвратимо поднимающееся национальное самосознание коренного населения и образование мощного слоя высококвалифицированных национальных кадров постепенно не оставляли евреям надежд на бесконечность их господствования в культуре, науке, других интеллектуальных областях общественного бытия.

К тому времени Россия обрела выдающихся философов и мыслителей А. Ф. Лосева и М. М. Бахтина, в литературе засверкало созвездие таких имен, как Абрамов, Астафьев, Белов, Распутин, Можаев, Носов, Солоухин, с одной стороны, и Бондарев, Иванов, Стаднюк, Проскурин, Чивилихин — с другой. Мировой кинематограф получил великолепные образцы русской школы в постановке Бондарчука, Герасимова, Шукшина, Матвеева. Гордость за прошлое своего народа воспитывал в своих полотнах Илья Глазунов, пробивавшийся через безжизненные «битвы великих строек» и идеологическую зашоренность чиновников от искусства.

А достижения в области ракетостроения, космонавтики, ядерной энергетики? Первый спутник, первый космонавт, первая атомная электростанция, первый атомный ледокол! Не показатель ли это высочайшего потенциала русской научной школы во главе с Келдышем, Янгелем, Глушко, Бабакиным, Челомеем и другими?

А что явили миру наши оппоненты? Свой «административный гений», позволявший им незаслуженно удерживать за собой все еще руководящие посты в науке, искусстве, журналистике? Множество посредственных специалистов, «выбившихся в люди» за счет поддержки со стороны своей диаспоры и благодаря эксцентричности и рекламным акциям? Новое поколение революционеров, вновь готовое рушить все «до основания»? «Кухонных» философов? Средней руки писателей и поэтов, способных лишь на книги-однодневки и стихи «по случаю»?

Единственное, что они открыли и «застолбили за собой», так это эстраду, кощунственно превратив некогда презренных скоморохов в элиту общества. Зал и сцена поменялись местами. Зритель стал стадом, электоратом, быдлом, в то время как клоуны превратились в политических деятелей, трактирные певички — в салонных львиц, исполнители чужих произведений — в гениев, более великих, чем авторы этих произведений. А награды? Поставьте в один ряд военных, ученых, политиков и этих фигляров при всех орденах — последние затмят всех. Но все это мишура и видимость величия и значимости, рассеивающаяся при ближайшем рассмотрении. И евреи это поняли раньше других, поэтому начался их очередной, но добровольный «исход», сопровождавшийся ограблением хуже египетского, ибо добычей отъезжающих стали уже не столько «вещи золотые и серебряные», сколько знания, полученные в учебных заведениях и научно-исследовательских центрах, научно-техническая информация, военно-промышленные секреты и «деловые связи» в коридорах власти. Ведь не зря же израильский премьер-министр на вопрос о русских евреях заявил, что Израиль гордится ими. Еще бы не гордиться, если они составляют костяк всей научно-технической и культурной элиты государства и четверть всего населения. Поэтому евреи уже не стонали о дискриминации, квотах, процентах. Их никто бы не понял, да и им уже важнее было унести награбленное, ибо они видели: русские вновь восстановили свою научно-техническую интеллигенцию и готовы взять ответственность за судьбы страны на себя. Как жест отчаяния, как хлопок дверью можно расценивать раздутую ими проблему «отказников» с привлечением СМИ и сопровождавшуюся дипломатическими демаршами, экономическими санкциями и демонстративным переходом на сторону военно-политического противника. Тем самым они как бы провоцировали Россию на более жесткие меры к «отсыхающим ветвям» русского еврейства, чтобы еще громче хлопнуть дверью и побольше на этом «заработать». Этот процесс происходил уже на глазах ныне живущего поколения, и каждый здравомыслящий человек может привести массу примеров, подтверждающих справедливость вышесказанного.

«НАЦИОНАЛЬНОСТЬ НАША ЕСТЬ РЕЛИГИЯ НАШИХ ОТЦОВ»

Сколько бы мы ни говорили о еврейском вопросе, мысль вновь и вновь возвращает нас к истории, потому что, зная ее, лучше понимаешь органичную связь между мировым еврейством и иудаизмом. Не зря же один из создателей Всемирного еврейского союза И. А. Кремье говорил: «Национальность наша есть религия наших отцов». Уже с самого начала это вероисповедание не то что удивляет, а ошеломляет своим практицизмом и торгашеским духом. Для евреев Бог не создатель и не праотец, а контрагент в коммерческом договоре: ты мне — я тебе. За обещание выполнять заповеди своего Бога евреи получают право именоваться богоизбранной нацией и им во владение отдаются все земли и народы, все богатства земные. За евреями остается право спорить с Богом, давать ему советы, бороться с ним и даже отождествляться с ангелами.

При таком раскладе волей-неволей закрадывается искушение: а не присоединиться ли к этим избранным и потенциальным победителям? И история показывает, что подобное искушение срабатывало и десять, и сто, и тысячу лет назад.

Посмотрите на мировое еврейство. Кого только среди них нет! Негры и белые, рыжие и черные, голубоглазые и кареглазые. Разве это представители одного народа? Разве это потомки Иакова? Нет! Это говорящие на разных языках приверженцы иудаизма, отказавшиеся от веры своих настоящих родителей. Это инфицированные заразой богоизбранности и стяжательства представители «туземного» населения, в жилах которых по воле случая течет толика еврейской крови, а то и вовсе без этой «капли на ведро», т. е. перебежчики, жидовствующие. Евреи не нация, а религия, идеология, партия, где есть свои епископы, пророки, вожди и есть рядовые бойцы, чернь, удел которых — беспрекословное подчинение и повиновение раввину и старейшине, не говоря уже о более высоких инстанциях.

Если до конца XV века евреи крепко держались своей веры и обычаев (ну разве что позволялись смешанные браки в целях проникновения в высший свет общества и захвата крупного нееврейского капитала), то в период их активного выдворения с Пиренейского полуострова и юга Франции они, не отказываясь от притязаний на мировое господство, резко поменяли тактику. Примечательным в этом отношении является так называемый Арльский документ, датированный 21 ноября 1489 года и подписанный «Юсуфом, князем евреев в Константинополе» от имени «великих сатрапов и раввинов».{24} Вот что в нем говорится: «Если король принуждает вас креститься, исполните это… но пусть святой закон Моисея сохранится в ваших сердцах. У вас грозят отобрать имущество, сделайте ваших детей купцами, дабы они постепенно взяли все, что есть у христиан. Покушаются на вашу жизнь… готовьте из своих сыновей фармацевтов и врачей, и пусть они сами отнимают жизнь у ваших врагов. … уничтожаются синагоги, проведите детей ваших в Клан гоев, и они разрушат их капища! …устраивайте своих детей адвокатами и нотариусами, равно как на государственной службе с тем, чтобы приклоняя христиан под свое иго, вы стали господствовать над миром и могли отомстить за себя…». Не правда ли, неплохая прелюдия к Протоколам сионских мудрецов?!

Так вот, примерно с этого времени границы еврейских гетто, в которые они сами себя загоняли, стали размываться, евреи получили благословение от своих духовных наставников селиться среди гоев, носить их платье, брать их имена и даже креститься. В Испании и Португалии появились еврейские семейные кланы с нееврейскими фамилиями — Пинтосы и Дельмонтесы, да Сильва и да Коста, во Франции — Бернары, Денверсы, Стерны, в Германии — Фуггеры, Вельсеры, Оппенгеймеры, в Англии — Монтефиоре, Модифорды, Монтегю, в Австрии — Кенигсвартеры, Ладенбурги, Шпрингеры, а над всеми ими витала тень всемогущих Ротшильдов.

Принимая крещение и присваивая себе имена местного населения, евреи не сливались с «аборигенами» и не становились преданными гражданами новой Родины, а продолжали втайне исповедовать идею своей богоизбранности и своего предназначения повелевать миром. Однако для достижения этих целей собственных сил им явно не хватало, да и опасно было брать все на себя, поэтому они достаточно активно инициировали создание среди коренного населения антихристианских сект, орденов, а в XVIII веке — мощнейшего масонского движения, вся терминология, символика, ритуалы и обряды которого берут свое начало в иудаизме. В XIX веке их арсенал увеличился за счет социалистических и коммунистических партий, созданных теми же силами для расшатывания христианских монархий и снятия каких бы то ни было ограничений на расселение и деловую активность этого пронырливого племени. И невдомек было всем этим наивным властолюбцам, которым показали «конфетку», пообещали теплое местечко под солнцем в будущей Мировой империи, что, по существу, их участь была уже предрешена сионскими мудрецами и изложена в Протоколе № 15. Вот что там говорится: «После того как царь израильский наденет на свою священную голову корону, поднесенную ему Европой, и он сделается патриархом мира, масоны из гоев будут раскассированы и высланы в далекие от Европы континенты; те из них, кто по какой-то причине получит помилование, будут находиться в постоянном страхе перед высылкой; ну а те, кто осмелится мешать их воцарению, обречены на казнь». И в завершение: «Проповедуя гоям либерализм, мы в то же время держим свой народ и наших агентов в неукоснительном послушании».

Естественно, задаю себе вопрос: не по аналогичному ли сценарию развивались события в России? И отвечаю: по аналогичному. Но с одной лишь разницей — традиционно недопускаемые в Россию евреи предоставили масонам право быть первыми. Масоны сначала появились в немецком окружении Петра I и утвердились в русской среде при Анне Иоанновне. Не препятствовала их деятельности и Елизавета Петровна. Правда, в ее времена масонство, как проводник западничества, больше было похоже на клуб, чем на тайное и оппозиционное правительству сообщество. Придворные императрицы как бы забавлялись новой игрой, притягивая к себе тщеславных молодых людей, ищущих карьеры и успеха. В масонских ложах оказались высшие сановники государства, гвардейские офицеры, учителя и воспитатели Шляхетского кадетского корпуса, профессора Московского университета, Академии художеств. Последние исподволь разрушали у своих воспитанников русское мироощущение и миропонимание, воспитывали безбожие и преклонение перед Западом. «К концу 70–х годов XVIII столетия, — писал Вернадский, — в России, вероятно, не осталось дворянских фамилий, у которых бы не было в масонской ложе близкого родственника». Дело дошло до того, что обер-прокурорами Синода в 1763–1774 годах были масоны Чебышев и Мелиссино.

Умножившись и окрепнув, масоны скинули овечьи шкуры и повели широкое наступление против православия, положив начало экуменистическому движению в России, и против православной монархии. Известны по крайней мере четыре их попытки свергнуть с трона Екатерину II. Документально доказано, что масонами были все участники убийства Павла I, все руководители восстания декабристов и 90 % его активных участников.

После запрета масонства в 1794 году, а затем и в 1822 году масоны уходят в подполье. Эстафетную палочку разрушителей России со временем вновь принимают «чистые евреи», получившие доступ во внутренние губернии страны в результате реформ Александра II. И почти тут же буйным цветом расцвели партии, движения, стремящиеся к уничтожению православной России и православной монархии: народовольцы, социалисты, анархисты, в конце концов казнившие своего царя-освободителя.

Ознакомившись с результатами многочисленных исследований по этой теме, уже вряд ли кто возьмет на себя смелость отрицать, что Русско-японская война была инициирована международным сионизмом и масонством, что первую русскую революцию спровоцировали «русские евреи» при поддержке международного еврейского комитета, что Первая мировая война — это реализация планов сионистских кругов по уничтожению европейских монархий, что свержение Николая II в феврале 1917 года — дело рук масонов, а октябрьский переворот — дело рук «межрайонцев», евреев-иммигрантов, возвратившихся из Америки вместе с Троцким и поставивших на большевиков, как на проходную пешку.

А после Октября началось уже то самое уничтожение гоев, не принявших еврейскую революцию и мешавших ее победной поступи.

Однако в арсенале международного еврейства по совращению гоев был еще один «коронный прием», применявшийся с библейских времен — это «эффект ночной кукушки» или так называемая «покупка на корню». Сначала приемчик применялся исключительно редко для реализации оперативно-тактических задач, что великолепно продемонстрировали еврейские праотцы Авраам и Исаак, отдававшие во временное пользование своих жен Сару и Ревекку, чтобы им (праотцам) «хорошо было», и что добровольно совершила Иудифь с целью проведения террористического акта в отношении Олоферна. Потом прием этот стал использоваться для снискания благорасположения царей стран расселения и уничтожения недоброжелателей евреев-пришельцев, что классически исполнили Мардохей и Есфирь, положившие начало кровавому празднику Пурим, ежегодно отмечаемому евреями.

Со временем «коронный прием» вошел в число широко применяемых стратегических средств и методов. Еврейские женщины, вступая в интимные отношения с гоями, должны были становиться агентами влияния и проводниками иудаизма. Наиболее рельефно это проявилось в России. Можно говорить много всяких разных слов по этому поводу, но, думаю, лучше, чем они это сделали сами в своем «Катахезисе», не скажешь. А сказано там буквально следующее: «Если не удастся блокировать и „засушить“ молодых и перспективных русских, делайте их управляемыми… Вынуждайте их жениться на еврейских женщинах и только после этого открывайте им „зеленую улицу“… их дети все равно будут нашими, …их зарплата — наш национальный доход, …во всяком случае (такие русские) не смогут быть антисемитами. Итак, каждому перспективному русскому — еврейскую подружку или друга. Если каждый русский вытащит за собой хотя бы одного еврея — мы все будем устроены».

А началось это еще со времен «черты оседлости», когда принятие крещения, а еще лучше — брачные узы с христианином (ассимиляция) открывали еврею с его семейством широкую дорогу на бескрайние просторы России, к ее кладовым, к торговле, финансам, средствам массовой информации. Посмотрите, какие «кружева» они плели вокруг сильных мира сего. Если нельзя было подсунуть еврейку в постель к императору, то в постель великого князя или министра — запросто. А как вились они вокруг русских писателей, поэтов… Ну, не супругой, так хоть любовницей, секретарем на худой конец. Уже тогда они стремились быть вездесущими. В начале XX века, но особенно после октябрьского переворота, ассимиляция русских евреев (часто мнимая ассимиляция, ограничивающаяся лишь сменой имен) расцвела буйным цветом. К руководству революционными партиями, к государственной власти приходят чистокровные евреи с русскими фамилиями: Мартов (Цедербаум), Керенский (Гельфман-Кирбиз), Троцкий (Бронштейн), Каменев (Розенфельд), Зиновьев (Апфельбаум), Стеклов (Нахамкес), Володарский (Коган), Лилина (Книгиссен), Ларин (Лурье), полукровок тогда еще было мало: Ленин, Чичерин, Луначарский, Дзержинский.

С первых же дней прихода к власти в России еврейских комиссаров обращение перспективных русских в их «веру» получило такое развитие, какого ранее история не знала. Женами-еврейками обзаводятся Рыков и Бухарин, Киров и Молотов, Ворошилов и Андреев. Естественно, что при еврейском засилье в партийном и советском руководстве страны подобные браки приравнивались к получению пропуска во власть, открывали путь к служебной карьере. Жены-еврейки стали неотъемлемым атрибутом семей большевистских функционеров: партийных работников, красных командиров, директоров предприятий, творческой интеллигенции. А как они «хороводились» вокруг сталинской семьи?! Массированное и небезуспешное наступление велось в отношении Светланы («Люся» Каплер и Г. Морозов), Якова (Юлия Мельцер), да и самому «хозяину» в итоге подсунули «невенчаную» Розу Каганович.

Ради чего? А ради того, чтобы обеспечивать свое благополучие и благополучие своих соплеменников, чтобы, опираясь на власть и влияние «туземных» вождей, в зародыше давить антиеврейские настроения и насколько возможно сдерживать национальное самосознание «аборигенов» и их национальное возрождение. И, следует признать, это у них неплохо получалось почти тридцать лет.

И когда в конце 1940–х годов над советским еврейством сгустились тучи в связи с его безусловной поддержкой антисоветского курса государства Израиль, возрожденного не без помощи СССР, сталинское окружение из числа еврейских родственников сначала организовало «маленький Пурим» — «Ленинградское дело», а затем отправило на тот свет «своенравного хозяина», незамедлительно освободив из лагерей активных деятелей Антифашистского еврейского комитета и поспешно выпустив из следственных изоляторов «врачей-отравителей». Но к тому времени уже подросла новая плеяда перспективных руководителей, под которых загодя были подведены «есфири», взращенные не за «чертой оседлости», а в столичных вузах и околокремлевских тусовках. «Своего места под солнцем» захотелось и детям от смешанных браков, образовавшихся в послереволюционные годы в среде так называемой партийной номенклатуры.

Еврейские идеологи в общем-то правильно подметили, что практически все народы земли являются антисемитами, потому что где бы они (евреи) ни появлялись, они всюду в силу своей генетической предрасположенности начинают «мягкое удушение» местного населения финансовыми и торгово-коммерческими методами, а также своей семейственностью, своим лоббизмом и протекционизмом.

Так кому же это понравится?

Подметили они также и то, что «гои», «акумы» (как они нас, неевреев, называют), вступая в браки с евреями, осознанно идут к будущей трансформации своего миропонимания и национальной самоидентификации, что в Средние века приравнивалось к переходу в секту жидовствующих, отказу от своих корней и продолжения своего рода. Это было хуже, чем браки по расчету. Привлекаемые еврейской сплоченностью и взаимовыручкой, «примаки» в надежде на возможность приобщиться к «богоизбранной» нации и что-то получить от этого лично для себя становились не только пособниками евреев, а в ряде случаев — воинствующими проповедниками еврейского образа жизни и еврейских ценностей (один только пример академика Сахарова чего стоит).

Наша отечественная история знает еще одну странную «ассимиляцию», когда в послевоенное пятилетие скомпрометированные бездействием во время войны евреи пожелали спрятаться в массе народа-победителя. Именно в это время молодые еврейские мужчины страстно возлюбили доверчивых русских дурочек и их незамысловатые фамилии. Говорят: «А может быть, это любовь?» Любовь! Сколько осталось семей от тех браков? Остались лишь дети-полукровки (например: «Киндерсюрприз», сын юриста), чье положение хуже, чем положение «примаков». Оно сравнимо с положением людей, которые платят по чужим счетам или за чужие грехи. Еврейская диаспора держится за «своих», и они, возможно, не осознавая этого, пользовались и пользуются привилегиями еврейства в ущерб коренному населению, что, естественно, не прибавляет им доброжелателей. Однако они не желают лишаться всего того, что дает им их причастность к еврейству, поэтому дистанцируются от своей «гойской» половины. Но это дистанцирование в силу своей изменнической сути носит не безразличный характер, а характер озлобленности на себя (за предательство) и на «гоев» (за то, что они это предательство осознают). Воистину прав был гений, сказавший: «Мы любим людей за то добро, которое мы им делаем, и ненавидим за то зло, которое им причиняем».

Шестидесятые и семидесятые годы были временем вживления и вхождения во власть как раз таких полукровок и новых еврейских родственников — они появились в политике и науке, литературе и искусстве, журналистике и кинематографии, в театре и на эстраде. Назвать их русскими язык не поворачивается, потому что уже тогда Россия для них была «этой страной», уже тогда они с пренебрежением относились ко всему отечественному. Многостраничного справочного издания не хватит, чтобы перечислить персоналии, среди которых будет полно фамилий прежних «пламенных революционеров», реинкарнированных к новой жизни в виде своих отпрысков с обратным знаком, знаком инакомыслия и диссидентства.

К счастью, это были годы «застоя», годы, когда коммунистическая идеология и пролетарский интернационализм принуждали раздавать «всем сестрам по серьгам», когда даже в разнарядке на представление к правительственным наградам прописывались условия: «женщина, до 35 лет, беспартийная, доярка, семейная, имеющая не менее трех детей, представитель коренной национальности и т. д.». Что уж говорить о депутатах, членах партийных комитетов — здесь процентное представительство по национальному и социальному признаку было расписано на годы вперед, — а также об артистах, уезжающих в автономные и союзные республики за почетными званиями, о гениальных писателях и поэтах, вынужденных делить свой цех с малограмотными представителями малых народов. Это плохо? Несправедливо? Может быть. Но это было, кроме всего прочего, и хорошей школой, хорошей селекцией, это было поддержкой национальных культур. И если от этого кто-то страдал, то в первую очередь не евреи, а русские.

Правда, на фоне национального возрождения коренных народов России посредственностям из числа евреев и их присных «ловить» особенно было нечего. Вот они и притихли — одни в средствах массовой информации, в творческих союзах, в научных учреждениях и у «подножья тронов», другие, более радикальные, в комфортных зарубежных условиях, третьи — в Земле обетованной. Словом, зашли в тупик. Это у них был «застой», ибо созданный ими как прообраз будущей Мировой еврейской империи социализм, с его кодексом строителя коммунизма, с его благоприобретенной многонациональной, но все-таки русифицированной предрасположенностью, встал на пути еврейской экспансии.

Однако мы недооценили стремления евреев во что бы то ни стало превратить Россию в свою «вотчину», а народ русский — в своих рабов. По кухням и курилкам, по кафедрам и научным фондам, по редакциям и богемным тусовкам начал бродить новый призрак — призрак перестройки.

ПЕРЕСТРОЙКА

Самое сложное — судить о времени, в котором ты живешь. Тут каждый волен знать свое и понимать по-своему. Не случайно поэтому о перестройке написаны сотни книг самых разных по своему пафосу — от торжествующе-восторженных до скорбяще-анафематствующих. Рискну и я, не претендуя на оригинальность и сенсационность, изложить свое видение, свою оценку этого вообще-то «судьбоносного» события в жизни моей страны. Иначе предпринятая мной работа не будет иметь цельности восприятия и отражения, картина не будет полной. Позволю себе тезисно, полутелеграфным языком изложить опять же собственное понимание так называемой перестройки. Естественно, как и прежде, буду обращаться к мнению других, чтобы уточнить собственное…

Когда мысленно возвращаюсь к происшедшему на наших глазах в конце 1980–х — начале 1990–х годов, невольно спрашиваю себя: а насколько объективно нужна была эта самая перестройка-перестрелка? Что, без нее бы мы умерли с голоду? Нас бы захватили и поработили дикари с Земли Санникова? Или нам реально грозила межнациональная, межконфессиональная война? Или, наконец, может быть, мы оказались накануне превращения страны в тоталитарное государство фашистского, человеконенавистнического типа?

Да нет же. Напротив, страна потихоньку обустраивалась. Экономика, модернизируясь, твердо занимала вторую строчку в мире. В политике мы были одним из двух ведущих мировых игроков. Финансы позволяли вести не только грандиозные, иногда бесполезные «стройки коммунизма», но и оказывать помощь чуть ли не четверти стран мира. Наука наша, хоть иногда и придавленная политической ангажированностью, не отпускала «в отрыв» ни американцев, ни немцев. Накапливался наш (русский, грузинский, узбекский…) интеллектуальный потенциал. Росло национальное самосознание и понимание взаимной выгоды от совместной жизнедеятельности в многонациональном государстве.

Правда, жизненный уровень советского народа несколько отставал от так называемого свободного мира: колбаски в магазинах было маловато, ширпотреба. За автомашинами, холодильниками в очередях стояли, за кооперативными квартирами. Хотя о чем это говорит? А говорит это о том, что у людей деньги были, и немалые — вклады населения в сберкассах конкурировали с государственным бюджетом. Так чего же нам не хватало? Чего мы хотели? А мы, оказывается, хотели «больше демократии и больше социализма» и чтобы этот самый социализм приобрел «человеческое лицо». Но вот беда, в очертаниях этого «лица» все явственнее стали проявляться черты подзабытого было интернационализма, стремящегося то ли к построению Всемирной еврейской империи, то ли к победе Мировой пролетарской революции. Хотя о пролетариате «мефистофели перестройки» вспоминали лишь тогда, когда было нужно поднять шахтеров против их же власти под видом борьбы с партноменклатурой и привилегиями, а во всем остальном… во всем остальном застрельщиками, знаменосцами и песнопевцами как-то незаметно стали потомки прежних комиссаров, приобретшие некоторое интеллигентское «напыление», но своей методикой, одержимостью мало чем от них отличающиеся.

Можно еще кардинальнее поставить вопрос: мы что, действительно подошли к тому рубежу «когда верхи не могут, а низы не хотят»? По правде жизни — «низы» в общем-то всегда не хотят. Но разве наше положение было таким уж крайним, «что лучше в петлю, чем вот так»?! Пятнадцатилетний отрезок истории показал, что не все было так плохо, если все эти годы мы существовали, проедая старые запасы. Следовательно, нас просто «красиво развели». Люди, которым, по определению, мы должны были верить и верили, нас просто обманули. Обманули сознательно. Если бы они ошиблись, они хотя бы покаялись, но они продолжают упорно настаивать на продолжении реформ. Что можно сказать в этой связи? Только одно — эти люди как раз и есть та пресловутая «пятая колонна в крестовом походе против России», о которой мы часто говорили и одновременно не верили в ее существование. А возглавляли и подкармливали ее долгие годы «холодной войны» спецслужбы США, сионистские организации, католическая церковь и мировое масонство. И если методы ведения «холодной войны» качественно иные, нежели в «горячей» войне, то цели те же: подрыв финансово-хозяйственной мощи СССР; децентрализация СССР и провоцирование антирусских настроений внутри страны; подрыв морального духа народов СССР, дискредитация власти, истории, идеологии, духовных ценностей России; разрушение Организации Варшавского Договора, поддержка антирусских выступлений в странах-союзницах.

Возглавляли эту войну масоны Р. Рейган — президент США, Д. Буш — вице-президент, А. Хейг — госсекретарь, К. Уайбергер — министр обороны. Роль идеолога взял на себя еврейский социолог и масон, патологический русофоб З. Бжезинский.

Часть этой разрушительной работы они выполнили сами. Так, при активнейшем участии США было спровоцировано падение мировых цен на нефть (с 30 до 12 долл. за баррель), что резко сократило поступление в нашу страну, зависимую от экспорта нефти, валютных средств и привело к уменьшению золото-валютных резервов. Вслед за этим последовало снижение закупок оборудования и потребительских товаров для народного хозяйства и советских граждан. Противодействовали они и в реализации ряда крупнейших международных проектов, в частности строительства газопровода Россия — Западная Европа. На их совести эмбарго на поставку в Россию передовых технологий и современного оборудования, а также финансирование подрывной деятельности как в СССР, так и в его странах-союзницах, — средств на это они не жалели. Секретной директивой президента США № 75 только на 1983–1984 годы предусматривалось выделение более 100 млн долларов на подготовку агентов влияния в СССР, соцстранах и странах третьего мира.{25}

Но как бы ни тратились американцы на агентов, а имя им, как впоследствии оказалось, — легион (от журналистов до членов Политбюро), без той работы, что провел полукровка Горбачев (Гарбер?), их план был бы обречен на неудачу. Уж такова Россия — без политической воли первого лица невозможны серьезные изменения внутренней и внешней политики. А агентам влияния только дай понять, что от них требуется, — они тут же окажутся рядом, а то и побегут «впереди паровоза». Вот их первый круг: А. Яковлев, В. Медведев, Э. Шеварднадзе, Г. Арбатов, Е. Примаков. Вместе с «интернационалистами» и «общечеловеками» из числа консультантов Генерального секретаря они повели предательскую работу по демонтажу социалистического лагеря и Советского Союза. А в мнимых и действительных бедах прошлого «крайним» вновь оказался русский народ с его прямодушием, доверчивостью и отзывчивостью. Как и в прежние периоды инородческого засилья, слово «русский» становится бранным в устах «перестройщиков», русская история представляется чередой поражений, дикости и стадной неорганизованности, а русский человек — пьяницей и рабом по определению.

Как и полвека назад, оплевывается и оскверняется все, на что не так давно интеллигенция «некоренного народа» даже не смела замахиваться, — Русская православная церковь, армия, правоохранительные органы, герои Великой Отечественной войны. Опошляются имена великих русских деятелей К. Минина, А. Пушкина, Ф. Достоевского, П. Чайковского, А. Суворова, М. Кутузова, а такие святые понятия, как «патриотизм», отождествляются с «зоологическим чувством» (Б. Окуджава) и «свойством негодяя» (Ю. Черниченко).

И, наоборот, реанимируются и реабилитируются еврейские комиссары Троцкий, Свердлов, Зиновьев, Каменев и др. Палачи русского народа объявляются чуть ли не носителями идеальных человеческих качеств. Наспех лепятся новые кумиры: «Дети Арбата», «Зубр», власовцы, «чуваки», «невозвращенцы». Вновь льются слезы о бедных и несчастных евреях, вечно гонимых, вечно притесняемых и вечно обделенных.

Под эти стенания и при заинтересованном попустительстве Горбачева и К 0 эти люди в течение двух-трех лет подчиняют своему влиянию практически все средства массовой информации и творческие союзы. По примеру «межрайонцев» Троцкого создается «межрегиональная» депутатская группа, которая получает возможность проводить антирусскую политику уже с трибуны верховного законодательного органа власти. Думаю, не ошибусь, если назову пофамильно тех, кого мы называем «разрушителями СССР». Это Ю. Афанасьев, Г. Бурбулис, Е. Гайдар, Б. Ельцин, С. Ковалев, А. Нуйкин, Г. Попов, А. Сахаров, А. Собчак, С. Станкевич, Г. Старовойтова, А. Чубайс, Г. Явлинский…

Если американцы взяли на себя тайную подготовку и финансирование агентов влияния, то международный сионизм действовал наглее и беспардоннее. Не зря же диссидент А. Амальрик задолго до перестройки говорил: «В случае любого предстоящего кризиса в СССР, мы снова будем в роли идейных вождей, своими муками выстрадавших свое право на руководство».{26} В отличие от своих предшественников, действовавших в 1917–1985 годах под лозунгом интернационализма, псевдомессии новой волны уже не стеснялись выступать под знаменем сионизма.

В январе 1987 года Всемирный еврейский конгресс (ВЕК) принимает решение о расширении деятельности сионистского подполья в России с последующей легализацией. Через год после восстановления дипломатических отношений между СССР и Израилем в Москве создается сионистский центр под вывеской «Общество дружбы и культурных связей с государством Израиль», во главе которого оказался бывший диссидент и эмигрант, руководитель секретной израильской спецслужбы «Натива» Я. Кедми (Козаков), мечтавший вернуться в Москву командиром оккупационных войск. Вслед за этим по договоренности между председателем ВЕК Э. Бронфманом и Э. Шеварднадзе в Москве учреждается еще одна сионистская организация — Еврейский культурный центр им. Михоэлса. В конце 1989 года созывается съезд почти двухсот еврейских организаций, который, ничуть не стесняясь того, что сионизм еще признается мировым сообществом как разновидность расизма, создает Конференцию еврейских объединений и организаций («ВААД») как составную часть Всемирной сионистской организации.

С первых же шагов своей деятельности «ВААД» пытается подчинить внешнюю политику СССР идеологическим установкам Израиля (в вопросе об отмене резолюции ООН, разрыве дипломатических отношений с рядом арабских стран и государством Палестина). Дальше больше. До 1990 года в России легализуются международная сионистско-масонская организация «Бнай Брит», сионистское общество «Иргун Цийони» и военно-террористическая сионистская организация «Бейтар».

Параллельно, а может быть, опережая эти события и переплетаясь с ними, идут и другие процессы. Не нужно забывать, что сдавать позиции СССР на международной арене Горбачев стал после переговоров с Р. Рейганом в Рейкьявике в 1986 году, в процессе которых они, по его же собственному признанию, «зашли так далеко, что обратно уже повернуть было нельзя». Рейган же считал результаты этой встречи своей личной победой. Вскоре после этого Горбачев и К 0 начали одностороннее разоружение и ослабление вооруженных сил, закончившееся подписанием явно невыгодного для России Договора СНВ–1.

Хроника предательства генсека выглядит пунктирно так.

В 1987 году Горбачев благословляет деятельность на территории СССР финансового дельца и масона Д. Сороса, ранее выдворенного из Венгрии, Румынии, Чехословакии за связь с израильской разведкой «Моссад». Ущерб, причиненный им русскому народу и русскому государству, нам еще предстоит оценить.

1988 год ознаменовался целым рядом событий. Во-первых, партийная печать («Правда» от 15 января) попыталась обосновать с марксистско-ленинских позиций целесообразность создания наднационального правительства, которое бы управляло мировым сообществом, что явилось не чем другим, как пересказом главных программных установок ведущих центров мондиализма — Бильдербергского клуба, Трехсторонней комиссии и Совета по международным отношениям, или старых идей о Всемирной еврейской империи и Мировой революции. Во-вторых, появились первые доказательства причастности Горбачева к мировому масонству, и, в-третьих, произошел «прорыв» в советско-израильских отношениях — мы восстановили дипломатические отношения.

1989 год кремлевские перестройщики начали со сговора с «верхушкой» Трехсторонней комиссии, Д. Рокфеллером, Г. Киссинджером, Ж. Бертуаном, В. Жискар д'Эстеном, Я. Накасонэ, специально прибывшими в Москву, и бесславного вывода 40–й армии из Афганистана, а завершили год верноподданническим визитом к Папе Римскому и капитуляцией перед Д. Бушем на фоне берегов цитадели ордена Мальтийских рыцарей, кавалерами которого являются члены Трехсторонней комиссии, в том числе и наш «верный продолжатель дела Ленина» — М. Горбачев. Именно мальтийские договоренности привели в скором времени к крушению СССР и социалистического лагеря.

На волне антикоммунизма, носящего исключительно русофобский характер, намеренной дискредитации всего, с чем была непосредственно связана жизнь страны последние семьдесят лет, законодательная власть переходит в руки агентов влияния и заискивающих перед ними партноменклатурщиков. Первым же их шагом была отмена статьи 6 Конституции о ведущей роли обрусевшей КПСС в жизни страны. Провокационные действия националистов в Грузии в апреле 1990 года и их антирусская интерпретация, озвученная А. Собчаком, положили начало центробежным тенденциям. 12 июня Верховный Совет РСФСР, возглавляемый Б. Ельциным и управляемый сиониствующими силами, при молчаливой поддержке неискушенных депутатов, мягко говоря, «неадекватно воспринимавших происходящее», принимает Декларацию о независимости РСФСР и верховенстве российских законов над законами СССР. Через две недели агентура влияния проводит аналогичное решение в Белоруссии, а еще через две недели — на Украине, с одной лишь разницей: те пошли дальше, объявив республиканской собственностью природные ресурсы и предприятия общесоюзного значения.

Трещал по швам и международный престиж. Ошибками и недомыслием этого не объяснишь. Сдача Ирака, нашего многолетнего делового партнера, в Ирако-Кувейтском конфликте означала двойной урон: от нас отвернулся арабский мир и мы лишились возможности получить назад многомиллиардные кредитные вложения.

Ну а то, что мы сделали с ГДР, с памятью миллионов русских солдат, павших на полях сражений, с надеждами восточных немцев, их судьбами, неразрывно связанными с Советским Союзом, иначе, как предательством и государственной изменой, назвать нельзя.

А венчала этот позор 1990 года капитуляция Горбачева на парижской встрече в верхах, где он фактически признал поражение в «холодной войне» и принял условия «победителей».

Трагический 1991 год уже шел под знаком провалившейся перестройки, под знаком признания того, что провозглашенные ею для всеобщего использования лозунги оказались великолепной демонстрацией нелепого афоризма: «Хотели как лучше, а получилось как всегда». Только не надо лукавить: «архитекторы перестройки» знали, чего они хотели. И их желания не совпадали с желаниями людей, искренне переживающих за судьбу Родины и будущее своих детей.

Противостояние этих сил принимало самые непредсказуемые формы. Пытаясь сорвать референдум о судьбе Союза ССР, деструктивные силы организуют в январе провокацию у Вильнюсского телевизионного центра. А после уже состоявшегося референдума, на котором 73 % принявших участие в голосовании высказались за сохранение Союза, те же силы, но теперь уже на уровне глав союзных республик, принялись реализовывать другой вариант развала, получивший название Новоогаревских соглашений, по существу являвшихся решением о фактической ликвидации единого союзного государства.

Назревала гражданская война. Сиониствующие «демороссы», сплотившиеся с националистическими движениями Прибалтики, Молдовы, Грузии, Армении и ведомые американской администрацией, активно подталкивали дело к окончательному расчленению Союза. Победа Б. Ельцина на президентских выборах 12 июня 1991 года вселяла в умы одних надежду, а в сознание других — тревогу и предчувствие беды. Провокаторская политика Горбачева довершила «пятилетку предательства». Бездарная попытка гэка-чепистов сохранить державу только еще больше подзадорила воинствующих «хунвэйбинов от демократии» и ускорила запрет КПСС (30 августа), Беловежский сговор (8 декабря) и роспуск Союза ССР (12 декабря 1991 года). В этот мартиролог гибели великого государства органически вплетается вызывающая акция торжествующих сионистов. Они организовали ритуальное осквернение Московского Кремля празднованием Ханукка (1 декабря), посвященного «чудесному возгоранию светильника из нескольких капель храмового масла, которое было спасено от осквернения» гоями.

Что касается экономики, то она, набравшая обороты в советское время, еще как-то продолжала свое развитие. Но уже запущенные инфляционные процессы и мероприятия по ослаблению государственного регулирования начали приносить «первые плоды».

В 1990 году национальный доход страны впервые за послевоенные годы упал на 4 %, на 3 % снизилась производительность труда, производство сельскохозяйственной продукции уменьшилось на 2,3 %. Снизились добыча нефти и угля, производство стали и цемента. Уменьшилось поголовье скота.{27}

Смена политического режима, дискредитация социалистической экономики, спровоцированный хаос в обществе и разнузданная русофобия — все это было подчинено одной лишь цели — наконец-то завладеть всеми богатствами, которыми так изобиловала Россия.

В этой связи мне хотелось бы в очередной раз обратиться к истории и напомнить обывателям XXI века, что еврейская алчность — это уходящая корнями в глубокую древность идеология иудаизма, не признающая за гоями права на личную свободу и личную собственность. Нееврей, по их учению, хуже, чем собака, а имущество, ему принадлежащее, считается ничьим, а посему каждый еврей, получивший возможность завладеть им, может это спокойно осуществить. Не случайно же в «Катахезисе еврея в СССР» сказано: «… все, что они имеют сегодня, — то наше в их временном пользовании. Взять у них то, что завещано нам богом, — это наша задача». И сколько бы нас ни убеждали, что ушли в прошлое, канули в бездну старые библейские жестокости и старые формы «обирания» неевреев, действительность, практика очередного ограбления населения России доказывает, что евреи ничего не забыли из заветов предков, ни от чего не отказались и ничем не пренебрегают ради своего обогащения.

Как только появляется возможность погреть руки, они тут же вспоминают свое старое кагальное правило «хезкат-ишуб», согласно которому евреи делят между собой власть и влияние в районе своего расселения, как охотники или рыбаки, получившие лицензию, делят охотничьи угодья. Только лицензию эту им дает не лесничий, а кагал, и добычей их становятся не рыба и дичь, а имущество и права неевреев.

По другому кагальному правилу («хазака»), еврей может купить у кагала исключительное перед другими евреями право на овладение конкретным имуществом нееврея «какими бы то ни было средствами». Таким образом, евреи договариваются между собой о разделе сфер влияния, о невмешательстве в дела друг друга и взаимопомощи в «обирании» гоев. А право на это обирание они сформулировали давно. Вот как сказано в 26–м Законе Шулхан-аруха: «Собственность… христиан считается евреями добром, никому не принадлежащим, — стало быть, евреи могут брать, сколько им удастся захватить».

Классическим примером реализации «хезкат-ишуб» и «хазаки» стала приватизация 1990–х годов в России. Роль кагала успешно выполнило первое Российское правительство, в котором заправляли: Гайдар, Чубайс, Козырев, Авен, Бурбулис, а из-за их спин выглядывали советники-кукловоды «всенародноизбранного»: Ясин, Лифшиц, Батурин, Сатаров, Боннэр, Костиков. Это они с помощью зарубежных консультантов, великолепно владеющих русским языком, восстановили «хазаку» в России, передав в руки своих соплеменников всенародную собственность богатейшей страны мира.

«Закрома Родины» были отданы на откуп товарно-сырьевым биржам; отраслевое бюджетное финансирование стало фундаментом отраслевых коммерческих банков; министерства, не без личной выгоды их верхнего эшелона, стали концернами, РАО, объединениями. Одно плохо: вместе с «избранными» и на сей раз к кормушке успели пробраться «чужие». Номенклатура себя не забыла, ухватив от «пирога» госдачи, квартиры, часть нежилого фонда, промышленное оборудование. Как аттракцион «невиданной щедрости», был разыгран фарс наделения каждого «россиянина» эквивалентом двух автомашин «Волга» в виде пресловутого ваучера. И мало кто вначале понял, что это был обманный маневр, цель которого состояла в том, чтобы создать у обывателя впечатление его причастности к растащиловке (приватизации) и в зародыше задушить его желание противиться происходящему, так как бороться ему пришлось бы с самим собой.

Внешне все выглядело вполне пристойно и справедливо. Обыватель из виртуального хозяина великой страны становился владельцем настоящей ценной бумаги, подтверждающей его долю в национальном богатстве, совладельцем «заводов, газет, пароходов». Но… заводами кто управлял, тот и продолжал управлять, кто что охранял, тот тем и стал торговать. Прямое воровство тогда еще не поощрялось, но так хотелось. Для этого придумали кооперативы, ставшие посредниками между госпредприятиями и потребителями их продукции, на чем бывшими «красными директорами» очень быстро был сколочен первоначальный капитал. Однако «более умные, более талантливые» пошли другим, более длинным и более выгодным путем. Используя СМИ, они начали игру «на понижение», доведя рыночную стоимость ваучера до пяти бутылок водки. Ваучеры превратились в фантики, их не принимали всерьез, над ними смеялись, изгалялись в остротах по поводу мест их вложения. Но «короли биржи» знали, что они скупают. Они скупали не фантики, а заводы и фабрики, шахты и промыслы. И когда началась ваучерная приватизация, они отхватили себе такие куски, о которых сто лет назад их предки не могли и мечтать. Так посредством товарно-сырьевых бирж, кооперативов, коммерческих банков, ваучерной приватизации появились в России богатые люди.

Дальнейшее приращивание их капиталов осуществлялось уже избирательно. Кагалообразное Российское правительство из кожи лезло вон, создавая новый класс собственников, адресно наделяя его представителей правом быть очень богатыми. Для этого избранные получали полномочия спецэкспортеров, трастовых агентов, уполномоченных банков. На этом поднялись и заматерели десятки и сотни удачливых бизнесменов, однако для «своих» была придумана еще более «гениальная» схема — залоговые аукционы, еще одна разновидность средневековой «хазаки». Под предлогом защиты бюджета, а на самом деле с целью передать в руки сверхизбранных очень большие куски государственного имущества, правительство под залог этого имущества объявило конкурс на срочный внутренний заем. Кто бы сомневался, что победу на этих аукционах одержат те, кому и полагалось победить, и что государство по истечении срока денег не возвратит, а расплатится заложенным имуществом. Таким образом государство лишилось РАО «Норильский никель», НК «Сургутнефтегаз», «Лукойл», «Сиданко», «Юкос», АО «Челябинский» и «Новолипецкий» металлургические комбинаты, Мурманское и Новороссийское морские пароходства, Сибирская нефтяная компания и др. Мы же все приобрели невиданный доселе на Руси «класс олигархов», который благосклонно принял это звание и почти тут же из просителя льгот и налоговых освобождений преобразился в хозяина страны, не стеснявшегося заявлять, что он, и только он, решает, кто будет править страной и какую внутреннюю и внешнюю политику она, «эта страна», будет вести. Национальная принадлежность олигархов уже никого не удивляла: Абрамович, Авен, Березовский, Гусинский, Смоленский, Фридман, Ходорковский. Допустили они в свой клуб немножко азиатов (Вяхирев, Аликперов, Бендукидзе) и аборигенов (Потанин, Толя Бык и, кажется, все…). А вокруг множество мелких шакалов, менее удачливых, но не менее прожорливых. И опять же наиболее яркие из них — это деловые люди некоренной национальности: Мавроди, Якубовский, Стерлигов, Дерипаска, Боровой, Станкевич, Попов, который, по утверждению американского посла Штрауса, «способен украсть все, что не прибито гвоздями».

Не были забыты и зарубежные советники. По утверждению В. П. Полеванова, более 15 тысяч крупнейших промышленных предприятий за бесценок были скуплены иностранными компаниями и их подставными структурами, в руках которых полностью оказались цветная металлургия, крупные пакеты акций предприятий электросвязи, авиастроения, нефте— и газодобычи, энергетики, машиностроения. Они смогли внедриться даже в святая святых — в оборонную промышленность.

Но сказать «в руках иностранцев» — значит, ничего не сказать. Под личиной английских, французских, американских фирм выступали отечественные березовские-гусинские, уже эмигрировавшие Черные, Бирнштейны и представители международного еврейского капитала, совместно реализующие талмудическую идею о захвате всех богатств мира.

Таким образом, три четверти бывшей общенародной собственности оказались в руках еврейских предпринимателей, старой номенклатуры, криминалитета и иностранцев. Делалось это под бравурные обещания так называемых эффективных собственников показать класс менеджмента, напрочь отсутствующий, по словам Ходорковского, у коренного населения России, и добиться нового, но теперь уже «гусского чуда». А когда их только попытались спросить о реализации продекларированных прожектов, к ним на помощь тут же пришел один из ближайших советников президента — А. Лифшиц, заявивший без тени смущения, что «стабилизации в экономике не будет, пока не разворуют всю государственную собственность». Прекрасное утешение для обворованного, у которого еще что-то осталось. Отдай последнее, а потом приходи за похлебкой. Может быть, нальют.

Хваленые же Ходорковским менеджеры не только не оздоровили экономику страны, но добили ее окончательно. Промышленное оборудование, транспорт, сельхозмашины, энергоблоки, трубопроводы на 50–80 % выработали свои ресурсы и вероятность техногенных катастроф возрастает с каждым днем. Сельскохозяйственное производство упало на 30–40 %, производство зерна — в 2 раза, поголовье крупного рогатого скота уменьшилось в 2,5 раза, вследствие чего мы стали закупать до 50 % продуктов питания за рубежом. Более чем на 15 % снизилось производство электроэнергии, на 20 % — добыча нефти, на 30 % — добыча угля и производство стали, в 2 раза — производство стальных труб. В 12 раз снизилось производство зерноуборочных комбайнов, в 13 раз — металлорежущих станков, в 16 раз — кузнечно-прессовых машин, в 26 раз — тракторов. Прекратили производство станков с ЧПУ, автоматических линий и полуавтоматических комплексов. То же самое наблюдалось и в сфере производства товаров народного потребления.{28}

Таковы, по сути дела, результаты хозяйствования еврейских предпринимателей, не создавших, по утверждению О. Платонова,{29} ни одного рубля национального богатства. Но зато они финансировали иностранную промышленность за счет незаконной перекачки капитала, обеспечивая тем самым механизм «гарантированного технологического отставания» России.

Именно поэтому стоят многие промышленные предприятия и растет безработица (8 % трудоспособного населения). Именно поэтому половина россиян живет ниже прожиточного минимума с доходом, составляющим лишь 40 % от уровня 1991 года. Именно поэтому русская нация стоит на грани демографической катастрофы. Реформация капитализма в России, а вернее, ее нынешняя еврейская оккупация при активной поддержке «общечеловеков» и безмолвствовании «электората» уже обошлась коренному населению в семь миллионов человеческих жизней.

Хваленое же достижение «демократов» — изобилие продуктов и товаров в магазинах — разваливается, как замок из песка, — у народа нет денег, спрос катастрофически упал. И как тут не вспомнить Протоколы сионских мудрецов, в которых прямо сказано: «Мы… заинтересованы… в вырождении гоев. Наша власть — в хроническом недоедании и слабости рабочего, потому что он всем этим закрепощается нашей воле, а в своих властях он не найдет ни сил, ни энергии для противодействия ей» (Протокол № 3).

Положение экономики ужасное, состояние жизни людей — невыносимое, и здесь впору кричать, звать на баррикады, проситься в «проклятое прошлое». Но голоса нет, четвертая власть и политические партии, как учили в 60–х годах XIX века раввин из Франкфурта{30} и в конце того же века Сионские мудрецы,{31} уже давно оказались в их руках.

Об этом же твердит и «Катахезис еврея в СССР».{32}

Посмотрите сами, кто стал медиа-магнатами? Березовский и Гусинский. Немножко Смоленский. В Интернет, пока свободную нишу, рвется Ходорковский. Кто является главными редакторами наиболее массовых газет? Голембиовский («Известия») и Гусев-Драбкин («Московский комсомолец»), Третьяков («Независимая газета») и Яковлевы («Общая газета» и «Коммерсант-Дейли»). Кто не сходит с телеэкранов? Познер и Гусман, Ярмольник и Якубович, Млечин и Олейник-Клебер. О сатире и эстраде даже и говорить не хочется — на 99 % евреи. На оставшийся один процент приходятся Евдокимов и Задорнов, Тальков и Малинин, которым выдается специальная партитура для игры в еврейском оркестре, а в случае отступления от нее их отстраняют либо уничтожают, как то случилось с Тальковым.

К началу третьего тысячелетия власть в стране (политическая, экономическая, идеологическая) полностью перешла в руки евреев, жидовствующих и азиатов. Казалось, что рекомендации сионских мудрецов полностью выполнены на одной шестой части земного шара. Ограбленные и униженные гои вымирают. Их способность к сопротивлению сломлена. Осталось только закрепить в общественном сознании мысль, апробируемую «всечеловеками»: России и русских больше нет, они исчерпали, изжили себя. Образуется новый этнос — россияне, которому русский народ отдал свою территорию, а сам превратился в «имя прилагательное», т. е. он «прилагается» к новому этногенезу и самостоятельного значения больше не имеет.

Таковы, к сожалению, результаты (окончательные ли?) так называемой перестройки. А главный перестройщик вместо прилюдного покаяния за содеянное зарабатывает иудины доллары за рубежом, доказывая с гордостью, что это именно он развалил великую страну. Он превратился в ходока по инстанциям в защиту Гусинского, которого почему-то преследует прокуратура и покушается при этом на имущество, «нажитое непосильным трудом».

Словом, печальная получается история перестройки в свете «еврейского вопроса» и возможных перспектив мирного существования русских и евреев. Но такой она видится, вероятно, не только мне.

ЗАВТРА НАСТУПАЕТ СЕГОДНЯ…

Ну а может быть, это только в России так остро стоит национальный вопрос? Вопрос не коренной нации, а пришлой — еврейской. И если мы такие националисты, то почему у нас нет проблем с нашими давними соседями: мари, удмуртами, коми — или нашими прежними военными противниками: поляками, татарами, турками, немцами? Наверное, потому, что нам с ними уже нечего делить. У каждого из нас своя территория, свой язык, своя культура. Если мы чем-то и разнимся, то это не делает нас антагонистами, а, наоборот, взаимно обогащает, придает нашему общежитию своеобразный колорит. Взаимоотношения наших народов — великолепный пример межнационального разделения труда: кто-то выращивает зерновые, а кто-то прирожденный скотовод; одни традиционно добывают зверя, другие — липовый мед; одни занимаются резьбой по дереву, другие преуспели в керамике. Народы России хорошо дополняют друг друга. Давно ушли в прошлое обиды поволжских народов на новгородских ушкуйников, обиды рязанцев и тверичей на татарские баскакские конные отряды. Люди живут в одних селах и одних городах, не опасаясь чьей-то гегемонии, чьего-то гнета, они уверены, что в любой момент могут вернуться к своему очагу, своему роду-племени.

Добрососедство и сотрудничество подразумевают отсутствие агрессивности, ущемления прав друг друга. Если эта гармония нарушается, то ничего нет удивительного в том, что между народами-соседями возникают разногласия, приводящие к конфликтам. Мы любим украинскую кухню и украинские песни, мы любим многоголосые восточные базары и грузинские вина, кубачинские серебряные изделия и древние города Армении. Мы гордимся джигитами-единоборцами, достойно представляющими нашу страну на спортивных состязаниях. Мы нормально воспринимаем домоуправа-татарина, грузина — хирурга и шашлычника, армянина — строителя или учителя музыки, литовца — дирижера оркестра, азербайджанца-нефтяника, еврея-товароведа. Но мы, русские, никогда не согласимся с тем, чтобы и домоуправом, и учителем, и хирургом, и товароведом, и дирижером были преимущественно литовцы или армяне, башкиры или грузины. Потому что мы это уже проходили и это называлось татаро-монгольским игом или ополячиванием, немецким засильем (период Петра I до Петра III) или французским (от Елизаветы Петровны до Александра I). Тогда русским это не нравилось и они роптали, как ропщут сейчас обыватели на азербайджанскую оккупацию колхозных рынков в городах, как ропщут «новые русские» на чеченские мафиозные группировки или подмосковные безработные на рабочих-строителей из Украины и Молдавии. Но это все преходяще. Поумнеют муниципальные власти, организуют сеть цивилизованной розничной торговли, и азербайджанцам делать будет нечего на рынках; наведет порядок милиция, и канут в лету «чеченские», «казанские» и «тамбовские» группировки; оживет экономика Украины, и эти новоиспеченные «вестарбайтеры» уедут к себе домой.

Не так ведут себя евреи. Им хочется и того, и другого, и третьего. И не на время, а навсегда. Они хотят учить нас и русскому языку, и русской истории, они лучше русских знают Россию и населяющие ее народы, поэтому считают, что литературой, кинематографом, средствами массовой информации, в том числе телевидением, должны управлять они. У них четырехтысячелетняя практика менял, поэтому банки должны стать их вотчиной; они «царственный народ», поэтому управлять Россией им «сам Бог велел». Но ведь русским это не нравится. Русские у себя дома, и они хотят сами выбрать колер для покраски фасада здания, определить, где у них столовая, где спальня, а где комната для гостей; они по своему вкусу посолят суп и заварят чай; они самостоятельно подберут цветы для палисадника и рынок, на который отвезут излишки со своего огорода; они сами решат, что им больше к лицу: стрижка «под горшок» или хасидские пейсы под широкополой черной шляпой.

Но разве только русские хотят сохранить свою самобытность, свой уклад жизни, свои ценностные ориентиры, свой дом и свои источники существования? Мы уже говорили о многочисленных еврейских исходах в древние и Средние века, исходах вынужденных, подчас кровавых, потому что и тогда коренному населению стран еврейского расселения почему-то не нравилось, что евреи тянулись к их промыслам, имуществу, к деньгам, к власти над их настоящим и будущим. В те времена порядки были попроще, правитель страны, ни на кого не оглядываясь, принимал решение, а евреям, подгоняемым неприятием одних и проклятиями других, оставалось только успеть в отведенный срок унести ноги, а если получится, то и имущество.

Как впоследствии еще неотесанные американцы загоняли индейцев в резервации, так уже просвещенные европейцы выдворяли евреев в Польшу, Австро-Венгрию, Россию. С тех пор в генах евреев навсегда сохранился страх перед их католическими величествами, страх, который удерживал их в этих резервациях, не позволяя возвращаться туда, где им раньше было так хорошо, ни через 100, ни через 200 лет, ни даже в наше «сверхпросвещенное» и «сверхгуманное» время. Как не было евреев на Пиренейском полуострове пять веков назад, так их нет там и до настоящего времени; как приходился один еврей на 500 жителей сверхцивилизованных Великобритании, Франции, Италии в начале XX века, так это соотношение и сохранилось; как 60 лет назад евреев изгнали из Германии, Венгрии, Румынии, Чехии, Болгарии, Польши, так они туда больше и не возвращаются, и не вернутся, потому что, как отмечает американская пресса, эти страны уже захлестывает волна антисемитизма. Интересное дело: евреев нет, а антисемитизм захлестывает.

Характерна в этом отношении Польша, где до войны проживало 3 млн евреев, а к концу XX столетия их осталось лишь около 10 тысяч. Поляки говорили так: «Мы обращаемся к евреям и лицам еврейского происхождения с требованием их невмешательства во внутренние проблемы Польши» — т. е. вы гости, а гости не должны указывать хозяевам, как расставить мебель в их доме. Мы гостеприимны и толерантны, однако еврейское вмешательство может нас вывести из терпения.{33} Почему бы это? Да потому, что поляки имеют многовековую практику совместного проживания с евреями и знают, чего от них можно ожидать. Они взвесили на весах истории все то добро и все то зло, что принесли им евреи, и пришли к выводу: зло перевешивает настолько, что впору устанавливать запрет на въезд евреев в Польшу или реанимировать черту оседлости.

В любой стране, где евреи когда-то доминировали, к ним относятся соответственно. Евреи знают об этом, поэтому и не стремятся к возвращению: понятно же, что у обманутых ими когда-то народов выработался на евреев своеобразный иммунитет. Взять тех же украинцев и белорусов, среди которых евреи живут более шестисот лет. В этих странах нет каких-то антисемитских законов, нет антиеврейских выступлений, но там уже нет и еврейского засилья — ключевые посты в финансах (легальных и теневых), в политике, в СМИ занимают представители титульной нации. Этим, наверное, и объясняется упорное стремление евреев к захвату России, еще не познавшей всей прелести общежития с богоизбранной нацией. А ведь пришли они с войной, с Февральской и Октябрьской революциями с тем, чтобы на базе России создать плацдарм для захвата мира путем «раздувания мирового пожара» — Мировой революции, в которой они брали на себя роль вождей, а гоев-аборигенов великодушно наделяли ролью движущей силы. Что из этого получилось, мы уже знаем: Мировая революция потерпела фиаско, а русские захотели освободиться от еврейского диктата, и не потому, что антисемиты, а потому, что у них тоже начал вырабатываться антиеврейский иммунитет и более четко стало проявляться национальное самосознание. Да и что можно привести в подтверждение русского антисемитизма в настоящее время, кроме эмоциональных высказываний Макашова или Михайлова, обоснованных попыток призвать к порядку зарвавшихся Гусинского или Березовского да 1–2 % респондентов, принимавших участие в общественных опросах, отрицательно относящихся к евреям?

Нас так напугали за последние сто лет либералы и демократы, что мы, русские, в отличие от татар и калмыков, с легкостью отказались от национальной самоидентификации и пошли по наклонной: великоросс — русский — россиянин — общечеловек. Словно сказочная киногероиня Марья-Искусница, одурманенная Тетушкой-Непогодушкой, а потому повторявшая: «Что воля, что неволя — все равно», некоторые русские, одурманенные антирусскими СМИ, говорят нередко: «Мне все равно — русский я или нерусский; мне все равно — кто правит страной; мне главное — чтобы лично у меня была работа, чтобы в магазине была колбаса и чтобы я мог ее есть». А ведь с такой психологией недолго дойти и до ревизии итогов Отечественной войны 1941–1945 годов и призвать к ответу тех, кто на полвека отсрочил радость вкушения немецкой колбаски и баварского пива. Сказочная Марья-Искусница очнулась, когда смертельная опасность нависла над ее сыном, у нее появилась сила, пересилившая силу врага. Так разве не такая же угроза нависла сейчас над русским народом и его исторической судьбой?

Кстати, подобное происходило не только с нами. Вспомним результаты другого проекта, заморского, начатого пятьсот лет назад.

Абсолютно убежденные в своей богоизбранности и предназначении владеть миром, иудеи, совершенно игнорируя мораль и права других народов, на протяжении веков вырабатывали свою, чисто еврейскую методику по захвату чужих земель и богатств, подавлению чужой воли, одурманиванию сознания и растлению душ. Для этого использовалось все: грубая физическая сила и обман, религиозный фанатизм и голый расчет, деньги и алкоголь, работорговля и проституция, угодничество, лесть и железная хватка удава.

Страницы: «« 12345 »»

Читать бесплатно другие книги:

Приятно переживать захватывающие приключения вместе с мужем, но очень сложно вынести монотонные серы...
Украсть запретную книгу? Легко! Вызвать демона? Нет ничего проще! Сбежать от заставшего на месте пре...
Мир вокруг нас полон тайн и чудес, а человека всегда влекло необъяснимое и неизведанное… Удивительны...
Издание познакомит вас с историей искусства татуировки, вы узнаете, как делали тату в разных странах...
Тень древнего зла упала на некогда благословенные земли Этории. Всюду теперь льется кровь, звенит ст...
В данной работе рассмотрены проблемы, связанные с разработкой (количественного) анализа технического...