Ва-банк Шарьер Анри

Михановский Владимир

Ва-банк

Строгая, скорее даже спартанская обстановка в кабинете гармонировала с характером ее хозяина: шеф компании Уэстерн любил повторять, что рабочее место администратора – та же кабина космического корабля: ничего лишнего. Чарлимерс подумал, что слова Джона Вильнертона вроде бы не расходились с делом. Пластиковые стены его кабинета были девственно чисты, ни один портрет, ни одна картина не оскверняли их. Комната была пуста – даже стулья, необходимые для совещаний, были утоплены в стене и появлялись, лишь повинуясь нажиму президентской кнопки.

Сидя на краешке стула перед столом, Чарлимерс молчал, не в силах отвести взгляд от массивного пресс-папье, поблескивающего в неживом свете потолочных панелей. Странно, он не мог определить на глаз металл, из которого было отлито это сооружение.

Теперь, когда главное было сказано, Чарлимерса охватило полное безразличие.

Вильнертон перехватил взгляд Чарлимерса и как бы непроизвольно пододвинул пресс-папье поближе. Пауза затягивалась, становилась угрожающей.

– Компания не задумается выбросить вас, Джой Чарлимерс, можете не сомневаться, – сказал Вильнертон. – Но есть еще одно обстоятельство. Два года назад на ваш эксперимент была выделена довольно значительная сумма. Я спрашиваю: где эти деньги? Вы истратили их.

Чарлимерс наклонил голову.

– А результаты?.. Их нет, – продолжал шеф, все более распаляясь. – Но не думайте, что вам удастся обвести Уэстерн вокруг пальца. Вы ответите нам своим имуществом.

– Вы хотите конфисковать мое имущество? – вскинул голову Чарлимерс.

– Поразительная догадливость!

Чарлимерс побледнел, и смуглое лицо его приобрело синюшный оттенок.

– Об этом в контракте не сказано ни слова… – пробормотал он.

– Ошибаетесь, уважаемый, – отчеканил Джон Вильнертон. – В контракте сказано, что, получив на эксперимент известную сумму, вы беретесь не позднее чем через два года создать объект, «удовлетворяющий определенным требованиям, которые изложены в приложении, на восемнадцати страницах»… Верно?

– Верно.

– Ну а если условия контракта не выполнены, виновная сторона платит неустойку, коль скоро не оговорено противное. Это вам любой юрист подтвердит.

– Дайте мне еще два месяца, – тихо сказал Чарлимерс.

– Двое суток, и ни минуты больше. – Ответ Вильнертона прозвучал как приказ. – Мы имели глупость разрекламировать ваше детище, и нас осаждают клиенты. Итак, через сорок восемь часов к вам придет судебный исполнитель…

Едва тяжелая дверь захлопнулась за Чарлимерсом, на столе вспыхнул экран кофейного цвета, и Вильнертон в душе чертыхнулся.

– Тебе вредно нервничать, – пропела супруга, улыбнувшись. – За что ты так распекал бедного Чарлимерса? Я так и не поняла толком…

– Распекал? Да его спечь мало.

– А что он натворил? Ты же знаешь, я совсем не разбираюсь в этих ужасных роботах, с которыми вы возитесь…

– А, тебе неинтересно, – махнул рукой Вильнертон.

Он оберегал молодую жену от всяческих треволнений, связанных с деятельностью компании, а заодно и от тайн, которые могла выболтать легкомысленная женщина.

Два года тому назад профессор Джон Чарлимерс предложил шефу Уэстерн-компани любопытную идею. Лауреат Нобелевской премии был принят благосклонно. Вильнертон не без приятного волнения выслушал заманчивое предложение авторитетного ученого: в течение полутора-двух лет создать робота, способного воспринимать и проявлять эмоции.

Речь шла отнюдь не о том, чтобы механически воспроизводить улыбки, смех, слезы – подобные имитации представляли собой давно пройденный этап.

– Я хочу, – сказал Джон Чарлимерс, – создать робота, способного по-настоящему, как человек, страдать и восхищаться, тосковать и радоваться.

– Как же вы мыслите достичь этого? – спросил шеф, с интересом вглядываясь в энергичное лицо профессора.

– О, моя идея чрезвычайно проста, – ответил Чарлимерс. – По моим расчетам, – он похлопал по толстой виниловой палке, – начиная с некоторого порога, самоорганизующаяся система становится способной к эмоциям. Вся суть, собственно говоря, заключается в этом критическом пороге.

– Чем же он определяется, этот порог?

– В основном количеством накопленной информации. Ну а кроме того… – Чарлимерс замялся.

– Понимаю, понимаю, – улыбнулся шеф, – секрет изобретателя!.. Наведайтесь денька через два. Надеюсь, мне удастся заинтересовать вашим предложением акционеров.

Нечего и говорить, какие большие выгоды сулил компании робот, проект которого был предложен профессором Джоном Чарлимерсом.

Контракт был подписан, и машина завертелась…

Сотни тысяч были брошены на рекламу. «Новый взлет технической мысли! – захлебывались газеты. – Уэстерн-компани предлагает вам друга. Мыслями и чувствами он будет всегда с вами и никогда не изменит в отличие от человека…». «Ваш муж, сын или брат слишком долго не возвращается из космоса? Нет, он возвратился. Вот он стоит перед вами, скромный и элегантный, в лучшем в мире костюме фирмы „Ливинг и братья“. Он разделит вашу печаль, и ваши слезы, и ваши радости». А одна газетка поместила на первой полосе фото очаровательной кинодивы с конвертом в руне, сопроводив его выразительной подписью: «Своими секретами я делюсь только со своим самым близким другом производства фирмы „Уэстерн“», и далее следовал адрес компании, куда следовало обращаться читателю, возжелавшему приобрести позитронного друга.

В результате акции Уэстерн-компани резко подскочили. В течение нескольких месяцев на бирже царил ажиотаж. От цифр, обозначавших прибыли членов акционерного совета, рябило бы в глазах, если б эти цифры публиковались. Поток заявок на роботы Чарлимерса рос изо дня в день…

И вдруг, когда положенный срок был на исходе, последовало заявление профессора Чарлимерса. Оно прозвучало как гром среди ясного неба.

– Вероятно, в чем-то допущена ошибка, – сказал шефу Джон Чарлимерс. Количество информации, накопленной роботом, давно превысило теоретический порог, а никакого проявления чувств не наблюдается…

Не мудрено, что эти слова вызвали у шефа столь бурную реакцию. Назревал грандиозный конфуз…

Джон Чарлимерс неподвижно сидел за лабораторным столом, спрятав лицо в ладони.

Итак, дело его жизни рушилось. Честолюбивые мечты и надежды – все летело в тартарары! Перед мысленным взором Чарлимерса проносились картины одна печальнее другой. Коттедж описывают за долги… Гараж и «безан» идут туда же… Его кидают, чего доброго, за решетку… А жена с сынишкой… Что будет с ними?..

В коридоре послышались уверенные шаги, и в лабораторию вошел Чарли. Лучи закатного солнца, бившие в круглое окно, ярко освещали его плечистую фигуру.

«А все из-за него, – с внезапной злобой подумал Чарлимерс, глядя на свое детище. – Впрочем, смешно спрашивать с робота. Спрос – не с машины, а с конструктора».

– Добрый вечер, Отец, – сказал Чарли, подойдя к Чарлимерсу.

– Здравствуй, Чарли.

– Сегодняшняя программа накопления информации перевыполнена, – рокотал уверенный бас. – Сверх заданной вами программы усвоен двадцать второй том Британской энциклопедии, а также монография об особенностях языка древних ацтеков.

– Это уже не имеет значения, – махнул рукой Чарлимерс.

– Не понял, прошу повторить, – быстро проговорил робот и мигнул.

«Надо взять себя в руки», – сказал себе Чарлимерс.

– Ты молодец, Чарли, – ласково сказал профессор, глядя на робота.

– Жду задания.

– Ступай-ка и займись двадцать третьим томом.

«И что ему стоит, – подумал Чарлимерс, глядя в широкую спину удаляющегося белкового робота, – выразить, скажем, радость по поводу того, что я похвалил его! Но никакого подобия чувств нет и в помине».

Профессор тяжело поднялся и вышел из-за стола.

– Никакого подобия чувств… – вполголоса повторил он. – Гм, подобия…

«А может, и впрямь пойти по линии имитации? Кто там станет разбираться. А если кто-нибудь и обнаружит подделку, могущественная компания легко сумеет замять неприятность. Тогда будет все: и слава и деньги».

Но Чарлимерс тут же отверг эту мысль: шарлатаном он не был и не будет никогда.

Профессор долго и бесцельно бродил по огромной лаборатории, привычно пустынной (Чарлимерс работал без помощников, предпочитая манипуляторы), останавливался то у стеллажей, на которых покоились бесчисленные блоки хранения информации, то у волноводов, образующих диковинный букет, то у термостата, где выращивались белковые клетки памяти.

«А ведь Чарли по-своему привязан ко мне, – размышлял Чарлимерс. – Он, например, охотнее подходит ко мне, чем к кому бы то ни было другому. Так почему же он ни разу не проявит свои чувства, хотя бы в самой примитивной форме? Ведь он больше чем достаточно читал об эмоциях, свойственных человеку, и видел специально подобранные фильмы, которым несть числа».

У Джона всплыла в памяти его вчерашняя беседа с Чарли, после которой, собственно, он и решился на окончательное объяснение с Вильнертоном.

– Почему ты ни разу не выразишь радости или огорчения, Чарли? – спросил профессор.

– А к чему? – безмятежно ответил робот, поблескивая фотоэлементами.

– То есть как – к чему? – растерялся Чарлимерс.

– Выражение чувств отнимает слишком много энергии, – пояснил Чарли, – и поэтому оно излишне. Необходимо выдерживать принцип наименьшего действия.

«А может, он прав по-своему?» – продолжал размышлять профессор.

– Нет! – сказал Чарлимерс громко. – Но как докажешь это Чарли?

Можно, конечно, приказать. Но тогда вся великолепная логическая система робота окажется безнадежно испорченной. Нет, грубая команда здесь решительно не годится. Робот должен прийти к собственным эмоциям без чьей-либо помощи, самостоятельно. Или…

Остановившись у окна, Чарлимерс рассеянно глядел, как по двору торопливо снуют люди, с такой высоты сильно смахивающие на муравьев.

И тут профессору пришла мысль, от которой похолодело в груди. Сначала мысль показалась страшной, но чем больше Чарлимерс думал, тем сильнее убеждался, что это, пожалуй, единственный выход из тупика, в котором он очутился.

«Компания не намерена терпеть убытки», – шеф без обиняков заявил это сегодня утром. Итак… Да, решено. Анна по крайней мере получит страховку, – усмехнулся Чарлимерс.

– Как в беспроигрышной лотерее, – невесело сказал он, отходя от окна.

– Застрелился? – переспросил шеф, дыша в трубку видеофона. – Улизнул-таки, прохвост! Не сообщайте пока никому об этом… Что, что? В медицинский центр? Вы с ума сошли! Никаких медцентров, говорю я. У компании есть все, и свои врачи в том числе. Исполняйте приказ. Зарубите на носу: произошел несчастный случай. Вам ясно? Вот так.

– Пожалуйста сюда, миссис Чарлимерс. Не надо волноваться! Самое страшное позади. Нет, здесь у нас не больница, а так… Нечто вроде лазарета. Знаете, ведь сотрудников у нас не одна тысяча. Вот и бывают иногда разные несчастные случаи вроде как с вашим мужем. Как произошло? Но вам уже объяснял наш врач… Небрежно чистил пистолет… Ну, откуда же мне знать, миссис!.. Ведь я только сестра… Значит, вы не забыли, что сказал врач? Полный покой. Вам дается пять минут. Какое счастье, что пуля не задела аорту! Извольте вот в эту дверь.

С узкой железной койки на скромно одетую женщину глядел бледный, без кровинки Джон.

– Здравствуй, Анна, – попытался он улыбнуться. – Видишь, как меня угораздило…

– Не разговаривай, – замахала она руками. Затем, оглядевшись, придвинула белый, как и все в этой комнатке, стул и опустилась возле мужа. – Тебе нужен полный покой.

– Ничего, – тихо сказал Джон, – теперь все позади. Вот если бы пуля прошла на два миллиметра левее… Тогда я уж имел бы полный покой.

– Как ты неосторожен, Джон. И почему ты мне никогда не говорил, что имеешь дело с огнестрельным оружием?

– Да так, не приходилось… Зато теперь мы будем богаты, Анна, очень богаты.

Анна вопросительно посмотрела на мужа.

– Мой опыт удался!.. – пояснил Чарлимерс, поймав ее недоумевающий взгляд.

Разговор утомил Чарлимерса, и он прикрыл веки. Не зная, о чем еще говорить, Анна собралась было уходить, но в это время послышался осторожный стук в дверь, и в палату вошел Чарли. Ловко балансируя подносом, он опустил его на тумбочку у изголовья Чарлимерса. На подносе среди золотистых бананов красовался букетик фиалок.

– Как чувствуешь себя, Отец? – спросил робот, и в голосе его Анна уловила неподдельное волнение…