Криптограммы Востока (сборник) Рерих Елена

Один бикшу* заболел расстройством кишечника и, обессиленный, упал и лежал на земле в своей грязи. Случилось, что Благословенный в сопровождении высокочтимого Ананды обходил кельи общинников. Зайдя в келью больного бикшу и увидя его в таком беспомощном состоянии, он подошел к нему и спросил:

– Что с тобою, бикшу, ты болен?

– Да, Владыка.

– Но разве нет никого, кто помог бы тебе?

– Нет, Владыка.

– Почему же остальные бикшу не ухаживают за тобою?

– Потому, Владыка, что сейчас им нет никакой пользы от меня.

На это Благословенный обратился к Ананде: «Иди, Ананда, и принеси воды, мы умоем этого бикшу».

«Да, Владыка», – ответил Ананда и принес воды. Тогда Благословенный начал лить воду, а почитаемый Ананда умыл больного. После чего Благословенный взял больного под голову и Ананда за ноги, так подняли его и положили на постель.

В связи с этим случаем Благословенный созвал общинников и спросил их: «Бикшу, находится ли в какой-то келье больной общинник?»

– Да, Владыка.

– Чем же болен этот бикшу?

– Он болен расстройством кишечника, Владыка.

– Разве нет никого, кто присмотрел бы за ним?

– Нет, Владыка.

– Но почему же никто из бикшу не помог ему? Бикшу, вы не имеете ни отцов, ни матерей, которые могли бы ухаживать за вами. Если вы, бикшу, не будете ухаживать друг за другом, то кто же поможет вам? Тот, кто хочет прислуживать мне, должен прислуживать больным.

«Кто имеет наставника, наставник должен ухаживать за ним, пока он не выздоровеет, и так же точно, если он имеет учителя или соученика в той же вихаре, или же ученика, живущего с ним. Если же он не имеет ни одного из поименованных, то вся община должна ухаживать за ним. И кто не исполнит сие, тот будет повинен в проступке против общины».

Нелюбовь Учителя к установлению многочисленных неподвижных правил, в особенности же запрещений, и желание сохранить жизненность общины ярко выражены в его последующем наставлении ученику Ананде: «Поручаю общине видоизменять правила малые и малейшие».

Но многие слабые души спокойнее, если их обязанности строго определены, отсюда увеличение правил и запрещений в позднейшем буддизме. Много легче подчиняться правилам, хотя бы даже и стеснительным, нежели проявлять личную сознательную энергию, которую требовал Учитель от своих учеников. Община Будды стремилась не обезличить своих членов, но дружественно спаять их единым устремлением на общее благо.

Община не желала сглаживать индивидуальные особенности, наоборот, Будда ценил каждую инициативу, каждое индивидуальное проявление, ибо в Учении, которое утверждало, что каждый является своим творцом и освободителем и что необходимы совершенно личные усилия для достижения этой высокой цели, индивидуальное начало имело все данные для развития. «Избегайте ссор, утверждаясь в самом себе, не исключая других», – было принято за правило в общине.

И так мало боялся буддизм индивидуальных проявлений, что часто вдохновенные слова одного из членов общины принимались и становились каноническими наравне с утверждениями самого Благословенного.

Суровая дисциплина, постоянная бдительность над мыслями, словами и поступками делали общину школою, столько же воспитательной, как и образовательной. Учитель, утвердивший знание единственной возможностью освобождения от оков земли, а невежество самым тяжким преступлением, заповедал всем идти путем знания.

Наряду с осуждением невежества мы встречаем столь же суровое осуждение и легкомыслия:

«Глупец, невежда – наибольшие враги самим себе, ибо они совершают злые поступки, приносящие горькие плоды».

«Глупец может быть спутником мудрого в течение всей своей жизни, и все же он останется в неведении Истины, подобно тому, как ложка не знает вкуса похлебки».

«Длинна ночь для сторожа, длинен путь усталому. Длинно вращение колеса жизней и смертей для глупцов, не знающих Истины».

Особенно часто указывал он людям семейным учить детей своих всем наукам и искусствам и тем способствовать росту и расширению их сознания. Также постоянно указывал он на насущную необходимость путешествий. Он видел в этом истинную просветительную цель, ибо путешествия, отрывая человека от обычных условий, развивают в нем подвижность, находчивость и приспособляемость – качества, необходимые для подготовки процесса расширения сознания.

Учение Благословенного настаивало на достоверности, но нет в нем догм, которые предлагались бы на веру, ибо Учитель, утверждая во всем знание, не видел пользы в слепой вере для развития сознания. «Поэтому я учил вас, – говорил Будда, – не верить только потому, что вы слышали, но только тогда, когда это проверено и принято вашим сознанием».

В беседе с одним молодым брамином Благословенный указал, каким образом достойный ученик доходит до овладения истиной: «Когда, после зрелого обсуждения, ученик признал, что данный человек совершенно свободен от заблуждений, он верит этому человеку. Приближаясь к нему с доверием, он становится его учеником. Став его учеником, он открывает ухо. Открыв ухо, он слышит учение. Услышав учение, он удерживает его в уме. Он обсуждает смысл истин, им удержанных. Он размышляет над ними. Отсюда рождается его решимость. Что он решил, то он и предпринял. Он оценивает значение предпринятого. Оценив, он прилагает все усилия. Приложенными усилиями он приближается к истине. Проникая в глубь ее, он видит. Но все это лишь признание истины, но не овладение ею. Чтобы вполне овладеть ею, нужно применять и неустанно повторять этот психологический процесс» [4].

Из этой беседы ясно, насколько ученик был свободен обсуждать преподанное ему учение и что лишь самостоятельными усилиями достигается познание и овладение истиной.

Учение Будды, как учение истины, покрывало все бывшие до него великие учения, и потому, подчеркивая их истинность, оно изгоняло отрицание. Изгоняя отрицание, учение никого не порабощало. Осознание великого принципа общины открывало все пути.

В общинах Будды допускался отказ, но лично осознанный; но отрицание приравнивалось к невежеству. У общины Будды можно было отказаться от мелких соображений, но отрицание равнялось выходу из общины. Было принято никогда не поминать выбывшего – община должна была жить будущим. К тому же часто выбывший возвращался; тогда возвращение не сопровождалось никакими вопросами, кроме одного: «Не отрицаешь?»

В начале учения дисциплина касалась главным образом очищения сердца и ума от предрассудков и дурных свойств. По мере успешности учение переносилось на расширение сознания.

Трудно подняться одному человеку, если он не прошел суровый путь очищения. «Если материя загрязнена, то сколько бы красильщик ни погружал ее в синюю, желтую, красную или лиловую краску, цвет ее будет некрасивым и нечистым – почему? Вследствие загрязненности материи. Если сердце нечисто, нужно ожидать такой же грустный результат».

«Я говорю – недостаточно носить плащ, чтобы быть подвижником. Недостаточно быть голым, покрытым грязью, обрызганным водой, сидеть под деревом, жить в одиночестве, стоять в одном положении, морить себя голодом, повторять мантры и заплетать волосы» [4].

«Человек не нищий потому только, что он питается подаянием» [8].

«Человек не аскет потому только, что он живет в лесу» [5].

«Не достоин желтого одеяния, кто носит его, будучи нечист и неискренен в поступках, невежественен и не победивший самого себя» [8].

«Из трех видов действия, – говорил Будда, – наиболее губительное не слово, не телесный поступок, но мысль» [4]. С момента возникновения решения зла человек уже виновен – выявлено ли оно или нет.

«Главный элемент во всем есть мысль. Превыше всего – мысль. Все совершается мыслью. Если человек говорит или действует со злобной мыслью, страдание сопутствует ему, как колесо следует за копытом животного, которое тащит повозку».

«Если человек говорит или действует с благою мыслью, счастье следует за ним, как никогда не покидающая тень его».

«Враг наносит зло врагу, ненавидящий ненавидящему, но хуже всего зло, нанесенное ложно направленным умом» [8].

Также и бдительность над своими мыслями особенно настойчиво указывалась Учителем, ибо если ученик, слишком уверенный в достигнутых им результатах, ослабит свою бдительность, он дорого заплатит за малейшее упущение. Этот совет преподан притчей: «Человек был ранен отравленной стрелой. Доктор, вынув стрелу, предписал раненому внимательно следить за раной. Но больной вообразил, что ему более нечего опасаться. Лишенная ухода, рана воспалилась и причинила смерть и тяжкие страдания» [4].

«Бдительность есть путь к бессмертию. Нерадивость – путь к смерти. Тот, кто бдителен, не умирает. Тот, кто нерадив, уподобляется мертвому».

«Тот, кто непостоянен в мыслях, кто не ведает истинного закона, кто шаток в доверии, тот не познает полноту мудрости».

«Как лучник выпрямляет свою стрелу, так мудрый человек выправляет свой изменчивый и шаткий ум, который трудно охранить, которым трудно руководить».

«Как дождь протекает в дом через плохо крытую крышу, так и вожделение проникает в плохо обузданный ум».

«Большие и малые оковы у бикшу, любящего бдительность и страшащегося нерадивости, – сожжены. Он движется подобно огню» [8].

Указывая, как безумно, с точки зрения полезности, уступать низким наклонностям, Будда говорил: «Чувство, ради которого вы унизили себя, скоро будет для вас лишь воспоминанием, подобно удовольствию, испытанному во сне. Но то, что останется постоянным, живым укором, – это поступок, содеянный ради этого удовольствия» [6].

«Чистая нравственность как надутый кожаный мешок: повреди ее однажды – погибнет. Подобно тому, если однажды удовлетворить порочные наклонности, уже ничто не остановит стремление страстей, и человек, предоставленный самому себе, безвозвратно погибнет».

«Орошатели отводят воду куда хотят; лучники выправляют стрелу; плотники сгибают дерево по своему усмотрению; мудрые гнут самих себя!» [8]

В писаниях не встречаем никакого различия между членами общины – общественные деятели, семейные, безбрачные, и мужчины, и женщины – все одинаково могут воспринять преподаваемую им истину.

Прием в общину не сопровождался никакими обетами. Приходящий лишь приносил готовность служить учению. Когда же эта готовность исчезала, ничто не связывало его оставаться в общине. Выход из общины был так же прост, как прием. Многочисленны примеры людей, оставлявших общину и возвращавшихся позднее.

Нельзя было исключать члена общины только потому, что кто-то не был согласен с ним в оценке его поступка. Изгнать его означало бы дать свободу потоку ярых слов и разъединению в общине. «Общинник не будет доносить то, что он слышал на разъединение других, но будет сближать их, произнося лишь слова согласия» [1].

«Никогда ненависть не уничтожалась ненавистью, лишь доброта прекращала ее, таков вечный закон».

«Он оскорбил меня, он отяготил меня, он злоупотребил своею силою, он обокрал меня; в тех, кто питает подобные мысли, гнев никогда не будет утешен».

«Если человек обсуждает недостатки ближних и всегда склонен к обидам, его собственные страсти будут расти, и он далек от уничтожения страстей» [8].

«Есть такие, которые не знают о необходимости самообуздания; если они сварливы, мы можем извинить их поведение. Но те, кто знает, должны научиться жить в согласии».

«Если человек найдет мудрого друга, ведущего праведную жизнь, постоянного по природе своей, он может жить при нем счастливый и заботливый, преодолевая все опасности. Но с глупцами не может быть дружбы. Лучше человеку быть одному, чем жить с людьми, преисполненными самости, тщеславия, упрямства и преданными спорам» [9].

Руководствуясь целесообразностью во всем, Будда не стремился к систематизации учения. Он хотел, чтобы каждое положение его учения действовало как можно сильнее на волю ученика. Имея целью лишь рост и развитие сознания, он в остальном предоставлял свободу мысли и действия. Будда назначал каждому индивидуальную дисциплину.

«Как Будда избирал учеников на подвиг? Среди занятий, когда утомление уже овладевало учениками, Будда предлагал самый неожиданный вопрос и ждал скорейшего ответа.

Или, поставив самый простой предмет, предлагал описать его не более чем тремя словами или не менее чем сотнею страниц.

Или, поставив ученика перед запертой дверью, спрашивал: "Чем откроешь ее?"

Или посылал музыкантов под окно и заставлял петь гимны совершенно противоположных содержаний.

Или, заметив докучливую муху, предлагал ученику повторить слова, неожиданно сказанные.

Или, проходя перед учениками, спрашивал: "Сколько раз прошел?"

Или, заметив боязнь перед животными или перед явлениями природы, ставил условием побороть.

Так мощный Лев закалял клинок духа».

«Также не следует забывать любимую игру Будды с учениками в минуту отдыха, когда Учитель бросал в пространство одно слово, по которому ученики строили целую мысль. Нет более мудрого испытания состояния сознания». (Записано со слов устной традиции индусского буддизма.)

Будда истинным знанием, твердым осознанием изменяемости всего существующего закалял своих учеников, вооружал их мужеством, терпением и состраданием, готовил истинных борцов общего блага.

В древнейших писаниях особенно многочисленны примеры полного презрения к тому, что делает жизнь легкой и условно приятной.

«Отказ от всего личного рождает чувство истинной свободы, от свободы рождается радость, от радости – удовлетворение, от удовлетворения – чувство покоя и счастья».

Будда нашел путь к сердцам людей не путем чудес, но практическим учением улучшения жизни каждого дня и личным примером великого сотрудничества.

И так велики были его терпимость и желание тесного сотрудничества с людьми, что он никогда не говорил против обрядов их или верований. «Почитай свою веру и не хули веру других» – одна из аксиом буддизма. Во всех случаях он не обращал внимания на внешние формы и стремился дать им более широкое понимание внутреннего смысла, объясняя все с новой точки зрения.

«Однажды Благословенный на пути к бамбуковой роще, вблизи Раждагрихи, где он пребывал тогда с учениками, повстречал одного домохозяина по имени Шригала, который в мокрой одежде, с распущенными волосами и со сложенными руками кланялся на все четыре стороны света, а также по направлению к зениту и к надиру. Благословенный, зная, что он исполнял обряд, по традиционному религиозному суеверию долженствующий отвратить несчастья от его дома, спросил Шригалу: "Почему совершаешь ты этот странный обряд?"

Шригала ответил: "Ты считаешь странным, что я охраняю мой дом от влияния злых духов? Я знаю, что Ты, о Готама Шакьямуни, кого люди называют Татхагата, Благословенным Буддою, считаешь, что вызывания бесполезны и не обладают никакою спасительною силою. Но выслушай меня и узнай, что, совершая этот обряд, я почитаю, уважаю и исполняю завет моего отца".

Тогда Татхагата сказал: "Ты поступаешь хорошо, о Шригала, что почитаешь, уважаешь и исполняешь завет твоего отца; и твой долг охранять твой дом, твою жену, твоих детей и детей твоих детей от пагубных влияний злобных духов. Я не вижу ничего плохого в совершении обряда, завещанного твоим отцом. Но я вижу, что ты не понимаешь обряда. Позволь Татхагате, который сейчас говорит с тобою, как духовный отец, и кто любит тебя не меньше, чем любили тебя твои родители, позволь ему объяснить тебе смысл этих шести направлений.

Чтобы охранить твой дом, этих обрядов недостаточно. Ты должен охранить его добрыми поступками по отношению к окружающим людям. Обратись к твоим родителям на восток, к твоим Учителям на юг, к твоей жене и детям на запад и к твоим друзьям на север и точно установи зенит твоих благочестивых почитаний и надир отношений к твоим лугам.

Такого благочестия хочет твой отец от тебя. Пусть совершение обряда напомнит тебе о твоих обязанностях".

И Шригала посмотрел на Благословенного с великим почтением, как на своего отца, и сказал: "Истинно, Готама, Ты Будда, Благословенный и Святой Учитель. Я никогда не понимал, что я делал, но теперь я знаю. Ты мне открыл истину, которая была сокрыта, как тот, что приносит лампаду в темноту. Прибегаю к Тебе, Благословенному Учителю, достигшему озарения, прибегаю к Истине, дающей просветление, прибегаю к убежищу братьев"» [10].

С самого начала своей наставнической деятельности он убедился, насколько сказанное к месту и ко времени слово убедительней всяких чудес для психического воздействия на человека и обновления его. Он строго завещал своим ученикам не обнаруживать приобретенных ими способностей «чудесных» сил перед теми, кто не знаком с принципами, заложенными в них. Помимо того, подобные выявления вредны для самого обладателя, вздергивая его над окружающими и порождая в нем гордость.

Принятый ученик не должен был похваляться сверхчеловеческим совершенством. Ученик, который с дурным намерением и толкаемый корыстолюбием похвалялся сверхчеловеческим совершенством, будь то небесные видения или чудеса, не мог оставаться в числе учеников Шакьямуни. «Я запрещаю вам, о бикшу, пользоваться какими бы то ни было чарами и вызываниями, они бесполезны, ибо карма управляет всем. Тот, кто стремится совершать чудеса, тот не понял учение Татхагаты» [11].

Слово и мощь убеждения были единственным оружием, применяемым Учителем для воздействия на окружающих. Никогда и нигде не встречаем мы гнева или даже возмущения, но лишь суровое утверждение истины. «Благословенный совершенен в вежливости своей речи», – указывает ученик Шарипутра.

«Подобно тому, как земля без отвращения и удовольствия терпеливо переносит все вещи, чистые и нечистые, бросаемые на нее, подобно Будда, не будучи затронут, переносит почет и презрение людей. Подобно воде, очищающей и освежающей без различия всех людей, будут ли они справедливы или злы, Будда отдает свое сострадание врагам и друзьям» [3].

Многочисленны посещения и беседы Будды со своими слушателями о том, что их непосредственно касается, и всесторонние обсуждения их обязанностей по отношению к семье и общественности. Его отличие от других учителей и величайшая заслуга в том, что он, рассматривая долг человека с точки зрения жизненной полезности, старался приложить утонченные и возвышенные чувства к практической жизни.

Эта жизненная, практическая сторона учения прекрасно выражена в ответе Благословенного, данном им Анатхапиндике, человеку несметного богатства, прозванному «покровителем сирот и других бедных», который пришел к нему за советом.

Услышав, что Будда остановился в бамбуковой роще вблизи Раджагрихи, Анатхапиндика немедленно, в ту же ночь, отправился к нему. Благословенный тотчас же прозрел чистоту сердца Анатхапиндики и приветствовал его благостными словами.

Анатхапиндика сказал: «Я вижу, что Ты – Будда, Благословенный, и хочу открыть Тебе мое сердце. Выслушай меня и посоветуй, как мне поступить. Моя жизнь полна трудов, и я приобрел большое богатство, я окружен заботами. Тем не менее я люблю свое дело и прилежу ему со всем усердием моим. Много людей работает у меня, и благосостояние их зависит от успеха моих предприятий.

Но я услышал, как Твои ученики восхваляют блаженство и радость жизни отшельника и осуждают суету мирскую. "Благословенный, – говорят они, – отказался от своего царства и своего достояния и нашел путь праведный и тем самым подал пример всему миру, как достичь Нирваны".

Сердце мое жаждет поступать справедливо и стать благословением для всех моих ближних. Потому я хочу спросить Тебя, должен ли я отказаться от моего богатства, моего дома и моих дел и, подобно Тебе, избрать бездомие, чтобы достичь благодати и праведной жизни".

И Будда отвечал: "Благодать праведной жизни достигается каждым, кто следует благородному Пути восьми ступеней. Тот, кто привязан к богатству, пусть лучше оставит его, нежели позволит отравить им свое сердце; но тот, кто не привязан к богатству и кто, обладая им, праведно употребляет его, будет благословением своим ближним.

Я говорю тебе, сохрани свое положение в жизни и еще усерднее приложи свое умение к делам твоим. Не жизнь, и не богатство, и не власть делают из человека раба, но лишь его привязанность к жизни, богатству и власти.

Бикшу, уходящий из мира, чтобы вести жизнь беззаботную и бездеятельную, ничего не достигает. Ибо жизнь в лености есть отвращение, и немощь силы должна быть презираема. Учение Татхагаты не требует, чтобы человек непременно избрал бездомие или же отрекся от мира, конечно, если только он не чувствует к этому призвания. Но Дхарма Татхагаты требует, чтобы каждый человек освободился от иллюзии самости, очистил свое сердце и отказался от жажды к наслаждениям и вел праведную жизнь.

И что бы человек ни делал – будет ли он ремесленником, купцом или воином или удалится от мира и посвятит себя молитвенному созерцанию, пусть он вложит все свое сердце и прилежание в свою работу, пусть он будет усердным и деятельным. И если он будет как лотос, который растет в воде и тем не менее остается не тронутым ею, если он будет биться в жизни, не питая зависимости и ненависти, если он будет вести жизнь не для услаждения самости, но лишь для истины, тогда радость, мир и благодать, несомненно, пребудут в сознании его"» [11].

Столь же жизненны и практичны прекрасные ответы Благословенного на вопросы воина по имени Синха.

«В то время многие видные горожане собрались в зале заседаний и всячески восхваляли Будду, Дхарму и Общину. Среди них находился и Синха, главнокомандующий, последователь секты нигантха. И Синха подумал: "Воистину, должно быть, Благословенный – Будда, Святой. Пойду и встречусь с ним".

И Синха, генерал, направился туда, где пребывал глава нигантхов Натапутта, и, приблизившись к нему, сказал: "Владыка, я хочу посетить самана Готаму". (Самана с пали то же, что шрамана с санскрита.)

Натапутта ответил: "О Синха, ты веришь в то, что всякое действие имеет последствие, отвечающее нравственным достоинствам этого действия. Зачем тебе посещать самана Готаму, который отрицает последствия действий? Самана Готама, о Синха, отрицает последствия действий; он учит доктрине недеяния; и в этом учении он наставляет своих последователей".

Тогда желание посетить Благословенного, возникшее у Синхи, генерала, утихло.

Услышав вновь восхваление Будде, Дхарме и Общине, Синха обратился к главе нигатов во второй раз; и вновь Натапутта отговорил его.

Когда генерал в третий раз услышал, как видные горожане превозносили достоинства Будды, Дхармы и Общины, он подумал: "Воистину, должно быть, самана Готама – Святой Будда. Что мне нигантхи и их согласие или несогласие? Пойду, не испрашивая их разрешения, и встречусь с ним, Благословенным, Святым Буддой".

И Синха, генерал, обратился к Благословенному со словами: "Я слышал, Владыка, что самана Готама отрицает последствия действий, учит доктрине недеяния и говорит, что действия живых существ не получают своего воздаяния, ибо он учит уничтожению и презренности всего; и в этой доктрине он наставляет своих последователей. Учишь ли ты уничтожению души и сожжению человеческого существа? Прошу, скажи мне, Владыка: те, кто утверждает это, говорят ли они истину или же свидетельствуют ложно против Благословенного, выдавая поддельное учение за твое?"

И Благословенный отвечал: "В некотором смысле, Синха, те, кто говорит это, утверждают истину обо мне; с другой стороны, Синха, и те, кто говорит противное, также утверждают обо мне истину. Выслушай, и я поясню тебе.

Я учу, Синха, несовершению таких действий, которые неправедны в поступках, в словах либо в мыслях; я учу непроявлению всех тех состояний души, которые несут зло и нехороши. Но я учу, Синха, совершению таких действий, которые праведны в поступках, в словах и в мыслях; я учу проявлению всех тех состояний души, которые хороши и не несут зла.

Я учу, Синха, что все состояния души, которые несут зло и нехороши, и неправедные действия в поступках, в словах или мыслях должны быть сожжены. Тот, кто освободился, Синха, от всех тех состояний души, которые несут зло и нехороши, тот, кто уничтожил их подобно пальме, вырванной с корнем, так что они не могут возникнуть вновь, – такой человек завершил искоренение себя.

Я провозглашаю, Синха, уничтожение самости, вожделения, недоброжелательства, обольщения. Но я не провозглашаю уничтожение воздержанности, любви, милосердия и истины.

Я считаю, Синха, неправедные действия презренными, совершены ли они в поступках, в словах или в мыслях; но я считаю добродетель и праведность достойными похвалы".

И Синха сказал: "Еще одно сомнение осталось у меня в отношении учения Благословенного. Не согласится ли Благословенный рассеять его, чтобы я понял Дхарму так, как учит ей Благословенный?"

Татхагата ответил согласием, и Синха продолжал: "Я солдат, о Благословенный, и царь назначил меня проводить в жизнь его законы и вести войны. Допускает ли Татхагата, который учит бесконечной доброте и состраданию ко всем страждущим, наказание преступников? И еще, признает ли Татхагата ошибочным идти на войну для защиты своего дома, своей жены, своих детей и своей собственности? Учит ли Татхагата доктрине полного самоотказа: должен ли я дозволять злодею делать все, что ему вздумается, и покорно уступать всякому, кто угрожает силой взять принадлежащее мне? Утверждает ли Татхагата, что всякая борьба, включая и войны, ведущиеся за правое дело, должна быть запрещена?"

Будда отвечал: "Кто заслуживает наказания, должен быть наказан, и того, кто достоин поощрения, следует поощрить. В то же время Татхагата учит не причинять вреда никаким живым существам, но быть исполненным любви и доброты. Эти заповеди не противоречат друг другу, ибо тот, кто должен быть наказан за совершаемые им самим преступления, пострадает не из-за недоброжелательства судьи, но вследствие своего злодеяния. Его собственные поступки навлекли на него то, что налагает служитель закона. Тот, кто исполняет приговор, пусть не питает ненависти в своей душе, чтобы даже убийца в момент своей казни считал, что это есть плод его собственного поступка. Как только он поймет, что наказание очистит его душу, он не станет более сетовать на свою судьбу, но будет радоваться ей".

И Благословенный продолжал: "Татхагата учит, что любая война, в которой человек стремится убить своего брата, ничтожна; но он не учит, что тот, кто идет на войну за правое дело, исчерпав все средства к сохранению мира, заслуживает порицания. Порицаем должен быть тот, кто вызвал войну.

Татхагата учит полному отказу от себя, но не учит отказу от чего бы то ни было в пользу сил, представляющих зло, – будь то люди, боги или стихии природы. Борьба должна быть, ибо вся жизнь борьба. Но тот, кто борется, должен следить, чтобы не сражаться ради своих личных интересов против истины и справедливости.

Борющийся ради своих личных интересов, сколь бы он ни был велик, или силен, или богат, или знаменит, не получит воздаяния; но тот, что борется за справедливость и истину, обретет великое воздаяние, ибо даже его поражение будет победой.

Личность – неподобающий сосуд для сохранения сколь-нибудь значительного успеха; личность мала и хрупка, и содержимое ее вскоре будет расплескано на пользу, но, возможно, также и на пагубу других.

Истина же достаточно велика, чтобы вместить сильные желания и стремления всех личностей; и когда личность лопнет, как мыльный пузырь, содержимое ее будет сохранено, и в истине обретет она вечную жизнь.

Идущий в бой, о Синха, даже и за правое дело, должен быть готов к смерти, ибо таков удел воина; и если рок постигнет его, у него не может быть оснований для недовольства.

Но одерживающий победы должен помнить о непрочности всего земного. Его успех может быть велик, но сколь бы велик он ни был, колесо судьбы может опять повернуться и низвергнуть победителя в прах.

Но если он обуздает себя и, угасив всю ненависть в своем сердце, подымет повергнутого противника и скажет ему: "Теперь приди, и заключим мир, и станем братьями", – он одержит победу, которая не есть преходящий успех, ибо плоды ее пребудут вечно.

Велик генерал, увенчанный успехом, о Синха, но еще больший победитель тот, кто покорил самого себя.

Доктрина покорения самого себя, о Синха, дается не для уничтожения человеческой души, но ради сохранения ее. Тот, кто покорил самого себя, более достоин жить, преуспевать, одерживать победы, чем раб самого себя.

Тот, чей ум свободен от иллюзии самости, выстоит и не падет в сражении жизни.

Устремленного к праведности и справедливости не может постичь неудача; он будет успешен во всех своих начинаниях, и успех его будет прочен.

Тот, кто взрастил в своем сердце любовь к истине, будет жить и не умрет, ибо он испил напиток бессмертия.

Потому сражайся мужественно, о генерал, и веди свои битвы со всею мощью; но будь солдатом истины – и Татхагата благословит тебя".

Услышав эту речь Благословенного, Синха, генерал, произнес: "Славный Владыка, славный Владыка! Ты раскрыл истину. Прекрасно учение Благословенного. Ты действительно Будда, Татхагата, Святой. Ты – учитель человечества. Ты указываешь нам путь к спасению, ибо это действительно есть истинное освобождение. Тот, кто следует за Тобой, не может не обрести свет, который озарит его путь. Он обретет счастье и мир. Прибегаю, Владыка, к Благословенному, к его учению и к его братству. Да примет меня Благословенный отныне и на всю мою жизнь последователем, нашедшим прибежище в нем".

И Благословенный сказал: "Обдумай прежде, Синха, свои действия. Человеку, занимающему такое положение, как ты, не следует совершать ничего без должного обдумывания".

Вера Синхи в Благословенного усилилась. Он отвечал: "Если бы другим учителям, Владыка, удалось обратить меня в своего последователя, то они раструбили бы об этом по всему городу Весали, вопя: "Синха, генерал, сделался нашим последователем!" Во второй раз, Владыка, я прибегаю к Благословенному, к Дхарме и к Общине; да примет меня Благословенный отныне и на всю мою жизнь последователем, нашедшим прибежище в нем".

И сказал Благословенный: "Долгое время, Синха, в твоем доме оказывались подношения членам секты нигантхов. Потому следует тебе давать им пищу и впредь, когда они зайдут в твой дом в поисках подаяния".

И сердце Синхи преисполнилось радостью. Он сказал: "Меня уверяли, Владыка, что самана Готама говорит: "Только мне, и никому иному, должны подноситься дары. Только мои ученики, и ничьи другие, должны получать подношения". А Благословенный призывает меня к пожертвованиям и для нигантхов. Хорошо, Владыка, поступим по обстоятельствам. В третий раз, Владыка, я прибегаю к Благословенному, к его Дхарме и к его Общине"» [11].

Так всегда и во всем Будда руководствовался великою целесообразностью. «Какое преимущество могло бы дать вам небо? Вы должны быть победителями здесь, в этом мире, в том состоянии, как вы сейчас» [12].

Однажды большой спорщик старался поставить Будду в тупик, задавая ему двусмысленные вопросы. Будда перестал заниматься им и сказал, обращаясь к толпе, окружавшей его: «Этот человек не хочет того, что он видит. Того, что не видит, ищет он. Думаю, он долго будет тщетно искать. Он не удовлетворяется тем, что видит вокруг себя, и его желания безграничны. Благо отказавшимся от желаний».

Учение Будды утверждалось как правило жизни, ибо проникновение в жизнь каждого для высокого и целесообразного учения отметило новую эру в жизни человечества. Прежние запрещения и отрицания были заменены учением положительным и практическим, благодаря этому нравственность сильно поднялась.

Заповедано было удерживаться от всего отрицательного и всею энергией способствовать положительному и прекрасному.

Самоубийство было особенно сильно запрещено Буддою, так же как и отнятие всякой жизни. «Все дрожит перед наказанием, все страшится смерти. Судя о других по себе, не убивай сам и не будь причиной убийства» [8].

«Бикшу воздерживается от всякого отнятия жизни. Он избегает отнятия жизни всякой твари. Откладывая в сторону дубинку и меч, он кроток и милосерден, добр и полон сострадания ко всему живущему».

Запрещалось употребление спиртных напитков и спаивание других, ибо опьянение ведет к падению, преступлению, сумасшествию и невежеству, которое является главной причиной нового тяжкого существования. Также указывалась необходимость совершенной чистоты для достижения полного духовного развития. Но иметь одну жену и верность ей рассматривалось как один из видов целомудрия. Полигамия была сурово порицаема Готамою Буддою как порождение невежества.

Учение о священных узах брака прекрасно выражено Благословенным в притче «Свадебный праздник в Джамбунаде».

«Величайшее счастье, какое может вообразить смертный, – это брачные узы, связующие два любящих сердца. Но есть еще большее счастье: это объятие истины. Смерть разлучит мужа с женой, но смерть никогда не поразит того, кто заключил союз с истиной.

Потому соедините свою судьбу с истиной и живите с ней в святом браке. Муж, любящий свою жену и мечтающий, чтобы их союз длился вечно, должен быть верен ей, как сама истина; и она будет уверена в нем, будет чтить его и помогать ему. И жена, любящая своего мужа и мечтающая, чтобы их союз длился вечно, должна быть верна ему, как сама истина; и он будет доверять ей (он будет почитать ее), он будет всем обеспечивать ее. Воистину говорю вам (их брак будет сама святость и блаженство, и дети их будут подобны своим родителям и станут свидетелями их счастья.

Пусть никто не будет одинок, пусть каждый соединится в святой любви с истиной. И когда Мара, разрушитель, придет отделить видимые формы вашего существа, вы пребудете с истиной и вкусите вечной жизни, ибо истина бессмертна» [11].

Учение Будды сделало для раскрепощения и счастья женщины больше, нежели все другие учения Индии. «Женщина, – говорил Готама, – может достичь высшей степени знания, которое открыто мужчине, то есть стать Архатом. Освобождение, которое вне форм, не может зависеть от пола, принадлежащего миру форм». Женщины часто играли большую роль в общинах, и многие из них были замечательны своим знанием и устремлением.

Приводим ответ его ученицы Сома на вопрос: «Условие, которое труднодостижимо мудрецами, – каким образом может достичь его женщина с ее ограниченным умом?» – «Когда сердце совершенно успокоено, когда сознание раскрывается, тогда видишь истину. Но если кто подумает – я женщина, или я мужчина, или я то, или я другое, – пусть Мара занимается им» [13].

«Врата бессмертия открыты всем существам. У кого есть уши, пусть приходит, слушает Учение – и верит» [4].

Будда указывал на нелепость предрассудка, приписывающего словам возрастающую авторитетность вследствие повторения их растущим числом ученых. Истинный ученый тот, кто осознал совершенство познания, а не тот, кто бормочет формулы, уже многократно отброшенные до него.

«Я говорю моим ученикам: "Вот Нирвана, вот путь к ней". Наставленные мною, из них небольшое число достигают, другие нет. Что могу я? Благословенный есть лишь указатель пути» [4].

«Ни один человек не может спасти своего близкого. Зло, содеянное человеком, пятнает лишь его самого. Зло, избегнутое им, не коснулось лишь его. Чист и нечист каждый лишь для себя. Человек не может очистить другого» [8].

Выздоровление возможно лишь посредством внутреннего процесса работы над собою. Потому Будда не признавал никакой действенной силы за формулами, которые словесно передаются из поколения в поколение «подобно корзине, переходящей из рук в руки» [4].

Будда, отрицая существование личного Бога, утверждая возможность освобождения лишь совершенно личными усилиями и упорным трудом над самим собою, одним этим уже отрицал всякое внешнее поклонение. С самого начала он порицал все ритуалы и другие внешние действия, которые только способствуют усилению духовной слепоты и цеплянию за безжизненные формы. В его учении нигде нет и намека на личное поклонение. Он говорил: «Учение спасает не потому что Будда его дает, но потому, что оно есть освобождение. Ученик, следующий за мною, держась за конец моей одежды, далек от меня и я от него. Почему? Потому, что этот ученик не видит меня. Другой живет за сотни верст от меня и тем не менее близок мне и я ему. Почему? Потому, что этот ученик понимает учение; понимая учение, он понимает меня» [14].

«– Если вы поняли и узрели истину как она есть, скажете ли вы: "Мы обязаны уважением нашему Учителю, и из уважения к нему, как говорил Учитель, так говорим и мы"?

– Нет, Благословенный.

– То, что вы утверждаете, не есть ли это то, что вы узрели и осознали сами?

– Да, Благословенный».

Предвидя будущее, Будда говорил: «Учение подобно пламени факела, зажигающему бесчисленные огни: огни эти могут способствовать варке пищи или рассеивать тьму, но пламя первого факела останется неизменно сияющим» [15].

Будучи врагом всякого ритуала, Будда отрицал очистительную мощь обливаний. «Человек не будет нравственно чист от того, что он долго очищался в воде. Чистый человек, брамин, тот, в ком обитает истина и добродетель» [16]. «Гайя такой же бассейн воды, как все остальные бассейны» [4].

«Все ваши правила, – говорил Будда изуверам, – низки и смешны. Иной из вас ходит нагой, прикрывая себя только руками; иной не станет пить из кувшина или есть с блюда, не сядет за столом между двумя собеседниками, между двумя ножами или двумя блюдами; иной не сядет за общий стол и не примет подаяния в том доме, где есть беременная женщина, где заметит много мух или встретит собаку…

Иной питается одними овощами, отваром риса, коровьим или оленьим пометом, древесными корнями, ветвями, листьями, лесными плодами или зернами. Иной носит платье, накинув его только на плечи, или прикрывает себя мхом, древесного корою, растениями или оленьей кожей; распускает свои волосы или надевает на них волосяную повязку из конского волоса. Иной носит одежду печали; постоянно держит руки вверх; не садится на скамьи и циновки или постоянно сидит в положении животных…

Иной лежит на колючих растениях или на коровьем помете…

Не стану перечислять других подобных средств, которыми вы мучаете и изнуряете себя…

Чего ожидаете вы, добровольные труженики, за свои тяжкие труды? Ожидаете подаяний и почитания от мирян и, когда достигаете этой цели, крепко пристращаетесь к удобствам временной жизни, не хотите расстаться с ними, да и не знаете и средств к тому. Едва вы завидите издали посетителей, как тотчас садитесь и показываете вид, будто вас застали в глубоком размышлении, но, расставшись с ними, снова делаете что хотите, прогуливаетесь или покоитесь на свободе…

Когда вам подносят грубую пищу, вы, даже и не отведывая, отдаете ее, а всякое вкусное кушанье оставляете у себя. Предаваясь порокам и страстям, вы, однако же, надеваете личину скромности. Нет, не таково истинное подвижничество!

Труженичество тогда только полезно, когда под ним не кроются своекорыстные намерения».

Аскетизм не имеет никакой ценности для освобождения от уз земли. Гораздо труднее найти терпеливого человека, нежели питающегося воздухом и кореньями, одевающегося корою и листьями. Когда человек ослаблен голодом и жаждой, когда он слишком утомлен, чтобы владеть своими чувствами и представлениями, может ли он достичь цели, которая овладевается лишь ясным разумом расширенного сознания?» [17].

«Для того чтобы струны вины издавали гармонический звук, не следует их слишком натягивать или ослаблять. Подобно этому каждое усилие, если оно чрезмерно, кончается бесплодной затратой сил; если недостаточно, оно обращается в пассивность.

Упражняйтесь в соизмеримости, соблюдайте точную меру в напряжении и устанавливайте равновесие ваших способностей.

Дисциплинированный человек свободен; будучи свободен, он радостен, он покоен и счастлив» [4].

Именно, Будда стремился к тому, чтобы жизнь общины была радостна. Когда он формулировал наставления своему сыну, то, наряду с любовью, состраданием и терпением, он наказывал ему хранить радость.

В буддизме человек способен к добродетели, лишь если он ее осознал. Нельзя отчаиваться в человеке, творящем зло, если он не знает, что делает. Он видит ошибочно, но, по крайней мере, он видит. Получив некоторое знание, он может отказаться от своих прежних поступков. Но что можно ожидать от человека, пораженного слепотою разума?

«Из двух людей, совершающих ту же ошибку, наиболее плох тот, кто не осознал ее. Из двух невиновных лучше тот, кто сознает, что он невиновен. Ибо нельзя ожидать от человека, не сознающего себя виновным, чтобы он выявил энергию для прекращения своего заблуждения» [4].

Чтобы вылечить себя, нужно знать свою болезнь, но знание ее не дает здоровья; необходимое условие для этого – выявление нашей воли.

Учитель рассматривал все существующие проявления как корреляты утонченнейших энергий. Особенно ценил он проявление энергии и самодеятельности в своих учениках. Он никогда не учил подавлять страсти как таковые, но лишь видоизменять и возвышать их качества; ибо в основе каждой страсти заложена искра энергии, без которой невозможно никакое продвижение.

Энергия-воля делает ученика настороженным, полным непреложного устремления. Эти качества вооружают его терпением, энергией, постоянством самообладания – три необходимых условия, чтобы раздавить полчища Мары «подобно слону, сокрушающему бамбуковую хижину». Терпение рождается из сострадания и знания.

Относительно немилосердия указывается, что чужие ошибки легко замечаются, но своя ошибка трудноуловима. «Человек просеивает проступок соседа, как зерно от мякины, но свой прячет, как плут плохую игральную кость от игрока» [8].

Нигде не видим непротивления злу, везде действенное обличение и прекращение зла. Нельзя покоряться страданию, нужно быть дерзновенным в усовершенствовании добра и не довольствоваться малыми достижениями. «Как прекрасный цветок без запаха, так красивые слова того, кто не поступает соответственно, – бесплодны» [8].

«Я указал моим ученикам путь, которым они должны идти, чтобы проявить четыре совершенных усилия. Препятствуя возникновению пагубных, дурных вещей, если они еще не выявлены, и преграждая путь развитию уже проявленных, способствуя выявлению полезных вещей, еще не проявленных, и усиливая те, которые уже проявились, – ученик порождает волю, устремление, развивает мужество, упражняет сердце и борется» [4].

Никогда не назовем Будду кротким, наоборот, он Водитель неунывающий. Борец за общину и материю, Герой труда и единства.

Будда указывал на необходимость соизмеримости и целесообразности. Он говорил: «Не нужно быть ни меньше, ни больше». Последователи его из этой формулы соизмеримости сделали скучную золотую середину, тогда как Учитель имел в виду гармонию. Также Будда завещал иметь возможно меньше вещей, чтобы не отдавать им слишком много времени, и этот совет последователи обратили в педантство. Будда порицал изуверов и советовал обращаться с телом по необходимости условий. Там, где тело должно было быть облегчено при передвижениях, там Учитель указывал худобу. Там же, где зараженность атмосферы требовала защиту, там Учитель требовал питание. В учении Будды мы находим не только материалистическую философию, но и практическое улучшение жизни каждого дня.

Учитель указывал на необходимость гармонии сил человека для выявления высшей меры знания и красоты и на научно-насущную необходимость космических сбережений на общее благо.

«Он будет соблюдать соизмеримость в милосердии, и, находчивый в средствах, он соединит мудрость с состраданием» [5].

«Милосердный человек нашел путь к спасению. Он тот, кто посадил росток и тем самым обеспечил тень, цветы и плоды на будущие лета. Именно таково следствие милосердия, такова радость того, кто помогает тем, кто нуждается в помощи. Именно такова великая Нирвана».

«Бессмертие может быть достигнуто лишь постоянными добрыми делами; и совершенство достигается лишь через сострадание и милосердие».

Сострадание и целесообразность ярко выражены в следующем диалоге:

«– Благословенный произносит ли слово, если оно ложно, губительно и неприятно?

– Нет.

– Если оно истинно, губительно и неприятно?

– Тоже нет.

– Если оно истинно, полезно и неприятно?

– Да, когда он находит это нужным.

– Если ложно, губительно и приятно?

– Нет.

– Если истинно, полезно и приятно?

– Да, когда он находит время подходящим.

– Почему действует он так?

– Ибо он сострадает всем существам» [4].

Много указаний о явлении сострадания имеется в Сутрах; перечислять их не нужно, ибо в нижеприведенном проявлении заключена вся тонкость и трогательность отношений Будды к ближнему.

«Чунда, кузнец, услышав, что Благословенный пришел к Паву и остановился в роще, направился к нему и, оказав почитание, просил Благословенного назавтра посетить его трапезу. Получив согласие, Чунда удалился и к следующему утру приготовил всевозможные яства, а также большой кусочек сочной свинины.[8] Благословенный в сопровождении учеников прибыл в дом кузнеца. Опустившись на приготовленное сиденье, он обратился к кузнецу Чунде:

"Чунда, свинину, припасенную тобою, принеси мне, ученикам же дай другие приготовленные тобой яства".

"Да, господин", – ответил кузнец и поступил так, как было указано.

Тогда сказал Благословенный: "Чунда, что осталось у тебя от свинины, закопай в землю, ибо я не знаю существа, кроме Татхагаты, кто мог бы усвоить ее".

"Да, господин", – ответил Чунда и зарыл в землю остаток свинины.

Вкусив пищу в доме кузнеца Чунды, Благословенный заболел тяжелой желудочной болезнью и, испытывая сильнейшие боли, сказал ученику Ананде: "Встань, Ананда, мы пойдем в Кушинагара". По дороге Благословенный часто останавливался, испытывая жесточайшие боли, жажду и томление. Так дошли они до реки Какутхы; здесь, совершив омовение, Благословенный остановился на опушке леса, лег на разосланные одежды и обратился к Ананде: "Ананда, возможно, что кто-нибудь огорчит сердце кузнеца Чунды следующими речами: "Чунда, большая неприятность тебе, и должен ты чувствовать себя очень несчастным, что Татхагата покинул преходящее после того, как он принял трапезу в доме твоем".