Испытание киллера Пучков Лев
— Вы же сказали: «Попроси их пострелять друг в друга». Я попросил, — скромно сообщил я. — Информация достоверна на две тысячи процентов.
— Если это так, Эммануил… кхм-гхм… — Сухов на пять секунд задумался. — Если это так, тогда… это просто беспрецедентный случай, малыш! Это будет самая крутая операция за всю историю России!
— Это так, так — можете мне верить, — уже сердито заверил я собеседника. — Только вы поторопитесь — надо же всю эту скоропалительную операцию организовать! Просто так, без боя, остатыши расстрелянных бригад вам не сдадутся — это я вам обещаю.
— А вот это уже не твои проблемы, — жестко сказал Сухов, обретая командный голос — шепот куда-то пропал. — Кто и кто?
— Вокзальная и Октябрьская, — сообщил я. — У Гоги — что-то около семидесяти — ну, все там не будут наверняка. У Татарина — около сорока, а вот тут могут прибыть все, им собраться — раз плюнуть.
— Спасибо, Эммануил, — деловым тоном молвил Сухов. — И отстань от меня — я пошел работать!
— Ну что — поедем посмотрим? — предложил я по окончании разговора с прокурором.
— Ну их в зад! — не одобрил мое предложение Стас. — Поедем лучше домой, примем душ и пожрем… Я после таких мясорубок потом спать не могу спокойно…
Ближе к вечеру, когда мы уже вполне насладились лицезрением местного канала телевидения, изнемогающего от внезапно нахлынувшего потока криминальных новостей, и до одури наслушались радиосводок, очень напоминавших фронтовые сообщения Совинформбюро периода 41 — 45-го гг., позвонил из Москвы долгожданный и невесть куда утратившийся Слава Завалеев.
— У меня все пучком, — сообщил он ленивым голосом — признак довольства бывшего кагэбэшника своей работой. — И вагон нащупали, и камеры установили… короче, ужинаем сейчас в привокзальном кабачке, делать нам нечего.
— Приятного аппетита, — пожелал я. — Сами как?
— Билеты на руках — в 22.10 отправляемся. Вагон СВ, между прочим, это тебе не хухры-мухры… В общем, завтра встречайте вечерком — примерно в это же время. Поезд почти сутки идет.
— А что — бригадиры поездов всегда в вагоне СВ путешествуют? — удивился я.
— Не знаю, как насчет остальных, но этот пожелал именно СВ, — ответил Славик и тут же озаботился: — Как там у вас?
— У нас разгул преступности, — скучным голосом сообщил я. — Бандиты совсем оборзели: представляешь, средь бела дня две группировки в полном вооружении намастырились счеты сводить! Не поделили там чего-то, что ли! Наше телевидение только об этом и трещит — замучились слушать.
— Да ты что! — возмущенно воскликнул Славик. — Во дают! Управы там на них нет… Нет, ты посмотри, а! Стоит мне только уехать, как у вас сразу бардак там! Никуда не годится, ни-ку-да! И много народу поубивали?
— Пока передали, что около трех десятков убито наповал прямо во время побоища — и человек сорок ранено. А потом их стала брать милиция и угрохали еще полтора десятка. Но это пока предварительные данные — дело в том, что боестолкновения в городе продолжаются — в разных местах отдельные группки уцелевших бандитов продолжают сводить между собой счеты. Обещали, что к завтрашнему утру всей этой вакханалии положат конец. Вот.
— Ну, смотрите у меня там! — начальственным голосом пожелал Славик и поинтересовался как бы между делом: — А что — наш молодой приятель своему братику не звонил?
— Звонил, — ответил я. — Все тип-топ… Все, короче, передал, как надо было. А братик — сволота — сильно заинтересовался, как там поживает наш другой приятель — который Толстый. Мне кажется, нам надо будет поберечь его в течение этих суток. А то мало ли… В принципе в аэропорту и на вокзале стоят человечки нашего общего друга с фоторожей этого приятеля — который толстый. Как только он прибудет, они его тут же и изымут из оборота — до определенного момента.
— Это хорошо, — похвалил Слава, — однако, полагаю, если все пойдет как надо, этого толстого приятеля беречь особенно долго не придется… Ну, бывайте — встречайте завтра…
В субботу мы активно отдыхали, слушали средства телевещания, анализировали имевшуюся у нас информацию. В четверг и пятницу между представителями азербайджанской общины и бригадиром кировцев имели место некоторые недоразумения, которые, впрочем, как выражаются криминалисты, «за отсутствием состава преступления» самоликвидировались. Гусейн сильно интересовался, куда это запропастился его братишка Байрам. Протас, естественно, совершенно искренне заверил Гусейна, что ничего не знает. Поскольку мамеды люди обстоятельные и вдумчивые, они всегда тщательно разбираются в обстоятельствах своих заморочек, а потом уже начинают откручивать головы виноватым. «Разбор» был тщательным, но результата в практическом плане не имел. Футбол сумел подтвердить свое алиби на тот момент, в который Байрам исчез, — а то, что много народу видели его тачку у шашлычной и подтверждали, что Байрам сел в нее после разговора с каким-то «быком», уликой не являлось. Ну подумаешь, тачка! Может, в природе Новотопчинска существует еще такой же «Понтиак», а то и несколько. Короче — отстаньте, ребята, мы здесь ни при чем! Мамеды отстали, но затаили недоверие, граничащее с подозрением. Гусейн распорядился активизировать поиски и сообщил в телефонном разговоре некоему Толику (мы решили, что это какой-то мент или фээсбэшник, на «полставки» работающий на мамедов) все обстоятельства дела, присовокупив, что он, Гусейн, уверен, что это — дело рук хитрого Протаса, который затеял какую-то игру. И пусть Толик бросит все силы на выяснение обстоятельств пропажи брата…
А вечером мы всей капеллой выехали на вокзал: посмотреть, как прибудет московский поезд. Поезд прибыл с получасовым опозданием, и на перроне его ожидали сотрудники милиции в большом количестве. Когда из вагона № 12 вынесли на носилках три трупа, мы протиснулись ближе к эпицентру событий и послушали, что болтают промеж себя праздные зеваки.
— Завалили лихо… В чулках они были — рожи страхолюдные! А потом стоп-кран дернули на перегоне и укатили на какой-то нерусской машине — на нашу «Ниву» похожа, только больше… Да на Сергеевской они зашли, я вам говорю! Последняя станция перед пригородом… Я их видел — они мне еще тогда не понравились… Что-то будет — подумал еще! — И в таком же духе — до бесконечности, знаете, наверно, как любят праздные зеваки обсуждать экстраординарные события, невольными свидетелями которых им посчастливилось стать.
Слава с Серегой держались до последнего: ждали, когда опергруппа наберет очевидцев для предстоящего расследования. Вышли они в числе последних пассажиров — самых опытных и наученных нелегкой жизнью не встревать в дела криминального характера.
— Чисто они сработали, — похвалил Слава убийц по дороге в город. — Никто ничего не видел — враки все это… Я специально перед Сергеевской вышел в коридор и встал напротив купе, делая вид, что на природу любуюсь. Так и знал, что на Сергеевской они зайдут — очень удобный вариант. Там поезд стоял буквально с минуту — они заскочили, — видел какое-то движение в тамбуре, потом из тамбура проводник прошел в свое купе — и тишина. Они в тамбуре остались — наверное, сказали проводнику, что покурят до пригорода — мест-то все равно в вагоне не было. Наверное, бабки дали ему за «подвоз»… А потом… Потом какой-то здоровенный парниша очень грамотно заблокировал дверь из служебного отсека в пассажирский: спиной вперед приблизился и встал — ничего не видать. Постоял он минуты две — от силы три, ну и… короче, потом он отошел, и в этот момент поезд резко дернуло — стоп-кран сработал… На перегоне их джип ждал — метрах в ста стоял от полотна, в березовой рощице. Они очень быстро к нему побежали — это я видел, — волоча мешок какой-то. Сели и укатили. Естественно, ни номеров машин, ни даже точной марки джипа никто следствию не сообщит — я ж говорю, специально смотрел, и то лишь мельком сумел разглядеть. Вот и все.
— А как с камерами? — поинтересовался я, когда Серега со Славой выходили из машины в центре города.
— Вечерком наведаемся в вагонный парк и снимем, — успокоил меня Слава. — А сейчас — отстаньте! Дайте с семьями пообщаться…
Просмотр оперативной видеозаписи состоялся в штаб-квартире в два часа пополуночи — раньше подобраться к вагону не удалось, там допоздна работали криминалисты ЛОМа (линейный отряд милиции на железной дороге), в юрисдикцию которых входило это расследование. Любопытная Оксана ради такого дела бросила мужа и примчалась среди ночи, раздувая ноздри в предчувствии невероятного зрелища. Зрелище было ничего себе… Камеры, установленные в тамбуре, купе проводника, служебном отсеке и купе бригадира, бесстрастно зафиксировали картину преступления во всех подробностях… Вот Протас, Футбол и еще какой-то парниша, похожий внешне на Стаса (хи-хи!), поднимаются в тамбур и разговаривают о чем-то с проводником (запись немая). Передают деньги и остаются в тамбуре… Затем один из троицы — похожий на Стаса — пытается открыть бункер с углем какими-то хитрыми ключами — но не тут-то было! В дверь бункера врезан дополнительный замок. Ребята пытаются отжать дверь и сильно давят на нее — очевидно, издавая при этом страшный шум. В тамбур выходит проводник — дверь в служебный отсек остается открытой… В этот момент из купе бригадира выглядывает Сеид-Ага и узнает Протаса — улыбаясь, протягивает к нему руки… Протас обнимается с братом Гусейна, а в это время мимо них протискивается «Стас» и задницей вперед движется к двери в пассажирское отделение. Блокирует дверь… Протас натягивает на голову чулок и достает пистолет — то же самое делает Футбол. На лицах Сеид-Аги и бригадира поезда — страшное изумление и испуг. Лица проводника в этот момент не видно — его заслоняет широкая спина Протаса. Протас протягтвает руку к Сеид-Аге и что-то требует. Горькая гримаса застыла на лице Сеид-Аги: он что-то говорит Протасу, вытаскивает из нагрудного кармана рубашки ключ и презрительно бросает его на пол… Протас поднимает ключ и передает его Футболу. Футбол открывает дверь в бункер с углем и залезает туда наполовину — что он там делает, не видно. Затем Футбол выволакивает из бункера здоровенный и, по всей видимости, тяжелый мешок — Футбол телесно крепок, под стать Протасу, но мешок тянет с трудом… Протас вынимает из кармана нож и протягивает его Футболу — тот ковыряется ножом в мешке, достает на кончике какую-то черную вязкую массу и нюхает ее, затем пробует на язык — для этого ему пришлось приподнять чулок… Вот Футбол показывает Протасу большой палец — все тип-топ, братишка! Протас улыбается чулковоискаженной гримасой, упирает глушитель пистолета в грудь Сеид-Аги… Тело Сеид-Аги влетает в купе бригадира — на груди расплывается пятно. Протас поочередно стреляет в грудь бригадиру и проводнику, затем Футбол добавляет каждому контрольный выстрел в голову… Футбол с Протасом закрывают купе бригадира на ключ и, сорвав стоп-кран, вместе со «Стасом» выскальзывают из тамбура… Вот, собственно, и все. Камеры продолжают работать еще полтора часа и записывают все перипетии обнаружения преступления — Слава забыл выключить импульсопередающее устройство.
— Переснимем? — предложила Оксана. — У них же нет аппаратуры для просмотра таких кассет…
— Обойдутся, — отказывается Слава. — Аппаратуру они найдут, это не проблема… Просто в первоначальном варианте оно всегда того… убедительнее, что ли…
На следующий день, в два часа пополудни, мы с Коржиком на моей наконец-то расконсервированной «Ниве» подъехали к дому Гусейна. Я, нехорошо ухмыляясь, вылез из машины и направился к калитке, у которой толпилась целая куча представителей мамедского племени. Наверно, то, что я собирался посетить главу рода Аллахведиевых, входило в планы аналитиков ПРОФСОЮЗА — все у тому шло. Но то, что я собирался сделать наряду с передачей оперативных записей, полагаю, никому из этих башковитых специалистов тайной войны и в голову прийти не могло.
— Назад хади, маладой, — заступил мне дорогу плечистый мамед с недобрым взором — один из многих дежуривших с черными повязками у калитки.
— Сэгодня нэт дел — траур у нас.
— Я к Гусейну — по поводу обстоятельств смерти его брата, — прошептал я в волосатое ухо. — Надо бы поговорить без свидетелей… А?
— Жды зыдэс, — распорядился мамед и пулей умчался в дом.
Через три минуты я беседовал с Гусейном в просторной комнате с приспущенными шторами — глава рода был задумчив и хмур.
— Примерно треть подвижного состава класса «СВ» в свое время оборудовалась специальными устройствами для видеозаписи, — вдохновенно врал я собеседнику. — Получилось так, что вагон, в котором убили вашего брата, входил в это число… Мой приятель — бывший кагэбэшник — заинтересовался этим делом и сегодня ночью проверил, есть ли в этом вагоне камеры и… и работают ли они…
— И он их нашел и отдал тэбэ, — продолжил Гусейн. — Давай по сущэству, синок… У тэбя ест пльенка?
— Есть, — признался я. — Понимаете, это такие устройства… — тут я начал сочинять правдоподобную версию о последних достижениях НТР и их использовании в оперативно-розыскной работе.
— Нэ надо, — остановил меня Гусейн. — Отстав эти подробности для других ыдиотов — мнэ нэ надо… Что ты хочэшь?
— С месяц назад я подрался с вашими людьми, — перешел к сути проблемы, — один из них скончался…
— Я знаю, — Гусейн мудро прикрыл глаза. — Ты кровник нашего рода… Ты хочэшь прощэния?
— Хочу, — сказал я. — Помирите меня с родственниками убитого… ммм… умершего… Тогда я отдам вам пленку. Там все записалось…
— Кто? — тихо спросил Гусейн. — Ти его знаишь? Кто на пльенке?
— Там… Протас, — выговорил я и затих-съежился под тяжелым взглядом аксакала.
С минуту Гусейн молча смотрел в сторону и перебирал четки.
— У мэня заражьдайтса стращьный падазрэнья, синок, — тяжело вздохнув, сообщил Гусейн. — ты бил во враждэ с Протасом — я знаю… Ти бил с нами во враджэ…
— Может, это я заставил Протаса убить вашего брата? — вкрадчиво поинтересовался я. — Может, это именно я все так подстроил, чтобы с вами помириться? Поймите — тот факт, что в этом вагоне оказались камеры и об этом знал мой приятель, — чистейшая случайность…
— Ладно, — Гусейн махнул рукой. — Нэ надо… Нэ надо лищних слов. Пльенка гидэ?
— Сначала мир — потом пленка, — твердо сказал я. — Пленка в надежном месте…
Спустя полчаса я имел честь являться свидетелем и основным участником уникальной процедуры из разряда «шариатских устоев». В просторном дворе каменного дома, расположенного метрах в трехстах от усадьбы Гусейна, мне оказывали — совершенно бесплатно, прошу заметить! — тотальные парикмахерские услуги. Во дворе толпилась куча народу — все стояли молча и торжественно, созерцая с любопытством картину летней цирюльни, — а меня брил опасной бритвой старший брат убитого мной в драке Рашила. Тот самый толстяк, который в свое время очень громко забодал головой мусорный бак на овощном рынке. Брить, собственно, было нечего: на голове моей за столь непродолжительный срок успела отрасти сантиметровая щетина. Я вздрагивал и старался держать глаза широко открытыми — вдруг сосредоточенно сопящий брат убитого ударится в чувства и полоснет острой бритвой по горлу?! Поверьте — эти мгновения в моей жизни были не из самых приятных, и в процессе бритья я постарел лет на десять. Закончив брить мой череп, Муслим — так звали брата убитого — тяжко вздохнул, чуть помедлил и принялся брить мне подбородок и щеки. Оказалось, что я очень кстати поленился побриться сегодня утром — щетина место имела.
— А что — положено брить также и… бороду? — шепотом поинтересовался я у Муслима, когда он уже заканчивал процедуру и стало ясно, что резать меня здесь никто не собирается.
— Нэ знаю! — так же шепотом ответил Муслим. — Перьвий раз брею кровьник. Обично ми их убиваим… Но, раз Гусейн сказал, — значит, надо…
Закончив бритье, Муслим поднял меня с табурета, вылил на голову ведро воды — старейшины во дворе что-то пролопотали скороговоркой, воздев руки к небу, — и, обняв меня, громко сказал что-то по-азербайджански. Я работал в свое время в Баку и кое-что по-азербайджански понимаю. Но сейчас разобрать ничего не сумел — по всей видимости, Муслим произнес какие-то ритуальные фразы.
— Ти хорощий баец — настоящый джигит, — перевел мне Муслим. — Рашид сам бил виноват — упал он. Ти — нэ виноват! Тэпэр ми друзия — можещь кулят спакойно…
Спустя полчаса я передал Гусейну четыре компактные кассеты и убыл восвояси. А еще через два часа мы смогли прослушать телефонный разговор Гусейна с Протасом — Гусейн позвонил первым.
— У тебя траур — я знаю, — вежливо сказал Протас, когда Гусейн назвался. — Может, отложим дела на потом?
— Траур — трауром, а дела — делами, — так же вежливо сказал Гусейн. — Как обычно — в «Марии». Бабки вазмы, прихады. Товар будэт со мной. Давай — чэрэз сорок минут…
Спустя сорок минут Протас уже заходил в небольшой уютный дворик кафе «Мария», что в самом центре города. Дворик хорошо просматривался с дальних подступов, а из «Мицубиси» Славы Завалеева открывался великолепный ракурс для съемки аж с трех видеокамер, которые мы включили, как только бригадир кировцев открыл ажурную калитку оградки.
— А если они в помещение зайдут — тогда как? — возбужденно пробормотал мнительный Стас, щурясь в окуляр видеокамеры.
— Тогда будет хуже, — флегматично сказал Слава. — Но все равно: мы снимем, кто зашел и кто вышел — будет вполне понятно, что там произошло…
Опасения Стаса оказались напрасными. Спустя пять минут к ресторану подкатила «Газель», из которой выскочили четверо автоматчиков в черной одежде, с масками на лицах. Вставив стволы между прутьями оградки, автоматчики в четыре смычка расстреляли Протаса со свитой — те даже вскочить не успели — и мгновенно смылись…
Просмотрев видеозапись в штаб-квартире, Слава удовлетворенно заметил, что цель достигнута: несмотря на маски, во всех четверых налетчиках угадывались лица кавказской национальности, кроме того, камера Стаса запечатлела водилу-мамеда и… сидящего справа от водилы Гусейна!
— Принято! — воскликнул Слава, передавая кассеты Сереге Айдашину. — Смотри — подбросил и уматывайте оттуда! Не хватало еще объясняться с этими придурками-кировцами…
Спустя час Серега возвратился и доложил: кассеты подброшены к порогу квартиры Васьки Смыка — левой руки Протаса. Какая-то женщина открыла на звонок и кассеты забрала. Вот…
А еще спустя три часа в городе имела место полномасштабная война между кировцами и мамедами. Первые отлавливали вторых в самых различных местах и без всяких предисловий расстреливали из всего, что под руку попадется. Вторые тоже в долгу не оставались — в результате для органов правоохраны образовалась изрядная работенка…
В воскресенье утром я позвонил Сухову и попросил о встрече. А еще я попросил, чтобы на этой встрече присутствовал, по возможности, естественно, начальник УВД. Точнее — новый начальник УВД, недавно назначенный.
— Ты что там опять мудришь, Эммануил? — недовольно поинтересовался Сухов. — Опять что-то напридумывал?
— Это — для всех! — торжественно объявил я. — Я хочу предложить вам уникальный проект. Не пригласите начальника УВД — пожалеете…
На торжественную встречу я пригласил Славу Завалеева — для поддержки штанов, как говорится.
— Я наслышан о твоих похождениях, Эммануил, — сходу предупредил меня начальник УВД — подтянутый, спортивного вида дядька лет сорока — сорока двух. — А потому буду относиться к тебе с крайней осторожностью и вниманием… Но могу обрадовать — ты невиновен… Постановление о прекращении уголовного дела вынесено, твой побег мы… кхм-гхм… ну, скажем так, не засчитали… Так что — можешь гулять свободно.
— Спасибо, — поблагодарил я и перешел к делу: — Вы хотите избавиться от всей нашей братвы? Очень быстро и практически бескровно?
— Мы уже от нее избавились, — снисходительно сообщил начальник УВД. — Благодаря стараниям областного прокурора у нас на данный момент в производстве находится чуть ли не три сотни уголовных дел.
— Пройдет совсем немного времени, и они будут работать в прежнем режиме, — успокоил я начальника. — Кроме того вы ведь повязали лишь представителей вокзальной и Октябрьской группировок. Ну, допустим, сейчас вы можете растрепать мамедов и кировцев… Но это всего лишь треть всего объема… А я предлагаю вам искоренить сам институт братвы в нашем городе. Поэтапно — в три приема. Причем затрат для этого со стороны государства не потребуется никаких. Ну как?
— Ну давай — излагай, — согласился начальник УВД. — Если будет убедительно — посмотрим…
Эпилог
В понедельник утром ездили смотреть на молодого грузина. В 10.00 должен был состояться Совет директоров фирмы, на котором собирались зачитать завещание Дона, со дня смерти которого прошел ровно месяц. В принципе, мне этот молодой грузин — двоюродный племянник Дона, который прибыл за наследством из солнечной горной страны, — был глубоко до лампочки. Пусть себе правит на здоровье фирмой и благоденствует — я в этой организации уже не жилец. Но мне требовались деньги — совсем немного, миллиарда этак полтора «деревянными». Мы договорились с начальником УВД и Суховым, что я создам охранную фирму «Гарант» — в противовес издыхающему в Центральном районе рэкету. Понимаете, времечко было удобное — жалко возможность упускать. В общем, мы с Бо берем под «крышу» Октябрьский район и вокзал — хозяев там сейчас нет. Берем цивилизованно и вполне законно: бойцы Бо будут охранять торговые точки и следить, чтобы никто из левых не залез на нашу территорию. А через пару недель, когда всем нашим коммерсантам понравится новая форма защиты — без насилия, издевательств и шантажа, — мы собираемся организованно наехать на Центральную и Халтуринскую бригады. Начальник УВД согласился закрыть глаза на предстоящую «войнушку» — его подкупило то обстоятельство, что у Бо в группировке практически все бойцы — выходцы из Внутренних войск и правоохранительных органов. «Красная бригада» — так он их назвал… Так вот — для организации охранного предприятия мне нужны полтора миллиарда. Я хочу шантажировать грузина. После оглашения завещания ему будут вручены ключи от сейфа Дона — в этот момент Слава Завалеев должен мне позвонить, и тогда мы со Стасом, на правах своих, спокойно зайдем в офис. И… ворвемся в кабинет Дона с обнаженными стволами. В сейфе Дона хранятся четыре левых гроссбуха, в которых отражены все криминальные и полукриминальные дела фирмы — связи, каналы, порядок отмыва «черного нала» и так далее. Материал достаточный, чтобы пересажать весь Совет директоров и пустить фирму с молотка. Полагаю, молодой грузин не дурак и сделает правильный выбор. Лучше отдать полтора миллиарда, чем лишиться такой кормушки и грядущего положения в обществе. Но это не все… Вторым пунктом нашего шантажа будет полный отказ нового президента фирмы от связей с братвой. Фирма больше не будет отмывать «черные деньги» бандитов. Она вполне обойдется без их услуг, заключив выгодный контракт с вновь образованным охранным предприятием «Гарант», генеральным директором которого будет являться ваш покорный слуга. Неплохо задумано, правда?
Без десяти десять у главного входа в головной офис притормозила «Ауди» кирпичного цвета — не первой свежести. Из нее выбрались трое носатых молодых людей — очень представительные на вид — и скрылись в дверях офиса.
— Ничего, родные мои, — пробормотал я. — Скоро на «шестисотом» будете кататься… Если будете дядю Профессора слушаться…
Спустя пятнадцать минут грузины стремительно выскочили из офиса, сели в «Ауди» и укатили. Звонка от Славы не поступало.
— Что за черт? — удивился я. — Или фирма настолько прогорела за месяц, что грузину и брать ее страшно? Вот это мы влипли!
Из центрального входа показался Славик и замахал мне рукой. Пожав плечами, я вылез из «Ниссана» и направился к нему. Стас увязался за мной.
— Стас, останься, — распорядился Слава. — А ты, Бак, — бегом наверх. Тебя приглашают на Совет директоров…
Через три минуты я сидел за длинным столом и с удивлением рассматривал глазевших на меня деловаров — ситуация была более чем странная.
— Еще раз зачитываю текст завещания, — председатель центральной нотариальной конторы встал и, многозначительно посмотрев на меня, принялся читать: — «Пребывая в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое недвижимое имущество (список № 1), денежные средства (список № 2) и контрольный пакет акций фирмы, дающий его обладателю право на пост президента фирмы, своему сыну — Бакланову Эммануилу Всеволодовичу…»
Что-то случилось с моими глазами — на мгновение я перестал видеть. Как? Как он сказал? Сыну?
— Далее приложены доказательства, что вышеозначенный Бакланов в действительности является сыном Чанкветадзе, — для тех, кто пожелает оспорить факт отцовства, — прокаркал председатель и подвинул ко мне кипу бумаг, скрепленных степлером. Какие-то медицинские свидетельства, справки, фотографии и… пожелтевший листок, исписанный почерком моей матери. Подвинув к себе бумажки, я прочел первое, что попало в поле зрения: «…он все больше и больше похож на тебя, Дон. Сева нервничает — мне кажется, он догадывается, что это твой сын. Я тебя очень прошу — знаю, что ты настоящий мужчина и поддержишь меня. Пожалуйста, если Сева придет разбираться, уверь его в обратном. Уверь его, что между нами ничего не было, — ты же можешь, ты такой умный… Я хочу, чтобы Сева чувствовал себя отцом, а не страдал от неопределенности. У ребенка может быть один отец, Дон, — помоги мне сделать так, чтобы все утряслось…»
— Мне… выйти, — тихо просипел я, дергая ворот рубашки и вставая со стула, — я мигом…
Мигом не получилось — я провел в уборной около десяти минут. Стоял над умывальником, смотрел на воду и периодически смачивал виски. Водочки бы сейчас грамм этак двести… Господи, все это время Дон знал, что я его сын. А я, придурок, ни о чем не догадывался — все думал, что он так хорошо ко мне относится из-за моих непревзойденных качеств… Дурак самонадеянный…
Через некоторое время я немного пришел в себя и вернулся в кабинет Дона… простите — в мой кабинет. Выслушав полный текст завещания, я отобрал у нотариуса ключи, вскрыл сейф и извлек четыре толстенных гроссбуха. Когда нотариус с секретарем удалились, я похлопал по «компромату» и тихо сказал:
— Все вы прекрасно знаете, что это такое, дорогие мои… С этого дня фирма прекращает всякие отношения с криминалитетом. Кто против — скажите сейчас. Тогда мы расстанемся в законном порядке. Ну?
Против никто не высказался. Я знал, что мне предстоит еще побороться с этими зубрами, съевшими зубы на финансовых аферах, но в данный момент они признали мою правоту — и это было неплохим началом.
И еще… Я внимательно обвел взглядом насупившихся деловаров и вежливо спросил:
— А дайте-ка мне, ребятки, полтора миллиарда «деревянных» на хорошее дело. А лучше — два…
А вечером того же дня, после дебатов в «верхах» и ажиотажа в «низах», усугубляемого непомерным количеством шампанского, выпитого на халяву, ко мне в кабинет зашла миленькая секретарша Нина и, заговорщицки подмигнув, сообщила:
— Там к вам какой-то господин. Говорит, строго конфиденциально…
— Давай его сюда, — ответно подмигнул я Ниночке и плотоядно потянулся, глядя на ее удаляющуюся попку, — надо будет нанять какую-нибудь страхолюгу — эта будет только мешать работе!
«Конфиденциальным» господином оказался… Петрович. Член Управления ПРОФСОЮЗА. Я чуть промокашку не проглотил от неожиданности, когда он вошел, — не чаял увидеть такое лицо в своем кабинете… И знаете, что эта сволочь сказала?
— Поздравляю, Эммануил… У тебя все получилось прекрасно. ПРОФСОЮЗ благодарит тебя за проделанную работу. Но все это надо довести до логического завершения… Давай-ка обсудим перспективы дальнейшей работы…