Те же и Скунс – 2 Разумовский Феликс

Схватка в снежной пустыне

С вечера повалил такой густой снег, что автомобили, припаркованные на маленькой стоянке, к исходу ночи превратились в сугробы. Белые одеяла сгладили привычную угловатость «вольво», сделали вовсе расплывчатыми плавные закругления «мерседесов» и уже начисто сгладили эфемерные внешние различия между разными моделями «жигулей». Стоянка работала круглосуточно, машины прибывали и убывали в любые часы, но эта декабрьская ночь выдалась тихой. Наверное, сказывалась близость Нового года, когда в деловой активности уже наступило предпраздничное затишье, а время ехать в гости ещё не пришло. Дежурный кладовщик Вячеслав Вершинин так и просидел в своей сторожке, греясь возле электрической печки и наблюдая сквозь маленькое окно, как в мертвенном свете двух фонарей исчезают сперва яркие краски, а после и характерные силуэты машин. Похоже, народ прочно засел по домам: за всю ночь ни один постоянный клиент не явился откапывать свою ласточку для внезапной и срочной поездки. Не было и чужаков, являвшихся иногда по нескольку раз за ночь со слёзными просьбами приютить машину хоть до утра.

Скучно…

Тихо падал снег, крупные влажные хлопья медленно кружились в неживых лучах фонарей, и в стриженую (он стригся по-прежнему коротко, хотя никто больше не требовал) голову Славика лезли всякие мысли. Большей частью, как водится, не очень-то весёлые. О том, чего он, сложись всё по уму, мог бы в жизни достичь. О том, чего – как теперь казалось – он уже почти достиг. А потом так внезапно и глупо утратил. Угодив в итоге с хорошего места в крупной процветающей фирме на эту сраную автостоянку. На должность, название-то которой ему до сих пор выговаривать было противно. Да скажи кто ему ещё полгода назад…

Нет, правду, наверное, болтают, будто все самоубийства вот в такое время и происходят – на излёте ночи, притом что на рассвет нет ещё никакого намёка, где-то с двух до шести. Ну то есть Славик, конечно, в петлю лезть покуда не собирался. И жизнь ему ни в коем разе ещё не надоела, удавшаяся там, не удавшаяся. Просто…

Скорее бы, что ли, утро пришло.

Ночная жизнь города весьма отличается от дневной. Не та «ночная жизнь», которая обычно так называется, – всякие там бары, сверкающие рестораны и клубы со стриптизом, – а скрытое от случайных глаз копошение, составляющее истинную жизнедеятельность никогда полностью не засыпающего муравейника. Людям, привыкшим коротать ночи под крышей, с наступлением темноты кажется, будто привычная среда за дверьми их уютных квартир внезапно становится сугубо враждебной и начинает таить опасности и западни, точно гробница египетского фараона. Улицы и дворы лишаются «защитного слоя» в виде спешащего куда-то народа (Почему в разгар дня посреди Невского нельзя изнасиловать женщину? – Потому что советами замучают…) и становятся звериными тропами в каменных дебрях, где каждый – сам за себя. Или, что гораздо выгоднее, за свою стаю. И бесплатных советов уж точно нечего опасаться. Когда Славику довелось причаститься этой стороны жизни, он стал смотреть на утреннюю толпу спешащих на работу горожан с чувством тайного превосходства. Как на людей, которые о-очень о многом, на своё счастье, не подозревают.

Хотя ему самому в те времена платили вполне приличные бабки (хватило однокомнатную купить, пусть даже и в районе «Трёх Дураков», в хрущёвской пятиэтажке) именно за то, что он кое о чём тоже как бы не подозревал. Он и сохранял старательную неосведомлённость. До того самого случая…

Ну уж это – нет! Прочь, прочь!.. Размышлять на тему «Что было бы, если…» и предаваться безрадостным воспоминаниям у Славика никакого желания не было. Он в очередной раз посмотрел на часы и увидел, что голубая подсветка дисплейчика готова вот-вот озарить цифру «четыре». Пора! Дежурный кладовщик потянулся было к дублёному полушубку, но передумал и остался как был – в толстом свитере с ткаными вставками на плечах, только натянул вязаную лыжную шапочку. Потом полез под диванчик и выудил громадные растоптанные валенки в потерявших форму калошах. Валенки были, вообще-то, казённые, со всеми вытекающими отсюда последствиями: затасканные, неистребимо вонючие. Славик подобной обуви весьма не любил, зная, что с неё можно подхватить на ноги грибок. Однако сырой снег был по голень и неминуемо промочил и испортил бы тёплые ботинки, в которых чёрт его дёрнул припереться на службу. А может быть, просто понемногу уходила брезгливость – вместе со всем остальным, что по крайней мере в собственных глазах ещё отличало его от уже не мечтавших никуда подняться стояночных аборигенов?.. Как бы то ни было, Славик обулся, распахнул дверь и решительно вышел наружу.

После жарко нагретого печкой, но довольно-таки спёртого, надышанного воздуха в будке холодный и чистый, ещё не испорченный выхлопами уличный показался Славику эликсиром жизни и молодости. Он поглубже натянул рабочие кожаные рукавицы (тоже, кстати, общественные – не забыть руки потом как следует вымыть), взял прислонённую к стенке деревянную лопату и зашагал, высоко поднимая ноги, по белой, синевато искрящейся при фонарях целине – расчищать проезды. Надо же было отрабатывать денежки, что приплачивали ему некоторые автовладельцы, возникавшие на горизонте аж в шесть утра и, конечно, желавшие немедленно ехать. И конечно, по закону стервозности их машины стояли по самым дальним углам. Откуда и так фиг ли выедешь, а уж на приземистой иномарке да по рыхлому снегу…

Снег предстояло наваливать на подобие санок, сделанных из железного листа и лохматого куска буксирного троса. А потом, впрягшись, вытаскивать за ворота и опрокидывать у забора.

Работа была тяжёлой. Когда он только здесь появился, перспектива уборки снега (пусть даже за определённую плату) вызвала у него тихое внутреннее возмущение. Он здраво счёл его отрыжкой прежнего благополучия – и проглотил. Теперь, месяц спустя, ему даже нравилось наводить в своих владениях чистоту. Изматывающий физический труд некоторым образом отгонял тяжёлые мысли: опрокидывая последние санки, не вдруг вспомнишь, о чём страдал, поднимая первую лопату. При всём том у Вячеслава было предчувствие, что особо долго он на этой стоянке не задержится. Чёрт возьми – чего доброго, ещё будет ему потом этого самого снега недоставать…

Как и полагалось, Славик начал от ворот. И наполовину расчистил самый ближний проезд, когда по бетонному забору какого-то предприятия, расположенного на той стороне улочки, мазнули лучи фар. Приближалась машина. Что могло в подобный час понадобиться здесь водителю, кроме места на автостоянке, в поисках которого бедняга, вполне вероятно, не один час мотался по городу?.. Славик гулко пнул ногой санки, вытряхивая слипшийся снег, затащил орудие труда обратно на территорию и встал у опущенного шлагбаума, готовясь к переговорам.

Такие вот полуночные посетители, как он уже понял, в бедной событиями жизни дежурного кладовщика были и развлечением, и хлебным приварком. Развлечением – ибо почти каждый считал долгом поведать ему о своих злоключениях на дороге, помыть косточки ГАИ. Что же касается хлебного приварка… О, это оказалось целой наукой – небрежно произносить цену (почему-то полуторную для иномарок), прикидывать степень забеганности клиента и учитывать всяческие нюансы. К примеру, транзитные номера за стеклом. Или циферку, определяющую иногороднюю принадлежность машины. Проще говоря – соображать, на сколько удастся этого самого клиента «расстегнуть» в свою пользу. Сказал бы кто Славику полгода назад, до какого промысла он скоро докатится!.. И какие суммы более не будут являться для него смехотворными!..

Он стащил рукавицу, вытер мокрое от пота лицо и оценивающе посмотрел на пробиравшийся по ухабистой улице джип. «Лендкрузер» был до того грязен, что и под фонарями не удавалось различить даже его цвет, не говоря уже о номерах. Сразу видно – машина в последние несколько часов одолела приличное расстояние. Дворники деловито сновали по лобовому стеклу и по фарам, сметая брызги, взлетавшие из-под колёс. То ли из-за скверной видимости, то ли просто ради понта у «лендкрузера» были дополнительно включены ещё и туманные фары, и вроде бы малоодобряемая правилами «люстра» на крыше. Тяжёлый джип надвигался сквозь уличную темноту, точно летающая тарелка из фильма про нашествие инопланетян. Поток света резал глаза, и Славик досадливо сморщился, прикрываясь рукой.

Потом его посетила внезапная и нехорошая мысль о добрых молодцах, которые силовым порядком загонят свой агрегат на абсолютно чужое место и удалятся со словами: «Мы казанские, мы не платим!» Как в этом случае поступать, Славик, в принципе, знал, но всё же испытал немалое облегчение, когда водитель просто высунулся в окошко и проорал сквозь глухое урчание двигателя и громкую музыку в салоне:

– Эй, командир! На сутки не приютишь?..

Славик задумчиво посмотрел на часы. Четыре двадцать одна. Потом как бы нехотя обвёл глазами стоянку и даже рукой показал:

– По мне-то – хоть на год, да где ж я вам место возьму?

Водитель джипа досадливо хлопнул ладонью по грязной дверце и начал невнятно ругаться, а Славик доброжелательно продолжал:

– Хотите, можете поставить снаружи возле ворот, всё-таки под присмотром… Бесплатно, опять же…

Кто в своём уме бросит чуть не сто тысяч долларов хоть и возле будки с дежурным кладовщиком, но всё-таки за воротами? Там, куда – случись что – юрисдикция этого самого кладовщика категорически не простирается?.. В правой дверце джипа слышно загудел электромоторчик, стекло отъехало вниз, и наружу высунулась ещё одна голова:

– А на раскат? На раскат, может, поставишь?

Раскат – это вереница автомобилей, не имеющих постоянной «прописки» и устроенных впритык друг за дружкой в проездах. Он потому так и называется, что машины не ставят ни на передачу, ни на тормоз, ни, боже упаси, на сигнализацию: нарочно затем, чтобы при необходимости – если владелец не оставил ключи – откатывать их в сторонку прямо руками.

– На раскат!.. – Славик притопнул по снегу и засмеялся. – Да вы что, ребята? Вы бы ещё на танке приехали. Его же без тягача с места не сдвинешь! Я «ниву»-то намедни поставил, так всё уже проклял, пупок чуть не развязался толкать…

Это не было прямым отказом и содержало намёк, который сидевшими в «лендкрузере» был воспринят мгновенно.

– Тягач так тягач, какая проблема? – вскинул руку водитель. – Двадцатки хватит?

Он говорил по-русски вроде без всякого акцента, но жест показался определённо кавказским. Славик не один раз слышал о том, будто серьёзные джипы вроде «лендкрузера» часто угоняют «в Чечню». Ему было, собственно, наплевать.

– Чего? – спросил он на всякий случай.

Из машины укоризненно ответили:

– Ну не рублей же.

За двадцать долларов к Славикову соседу по лестничной площадке приходил компьютерный гений, вкалывал как проклятый и ушёл чуть не в двенадцать ночи, весьма довольный оплатой. Сам Славик примерно тогда же под настроение посещал «кабаки», где одна закуска стоила дороже. Думал ли он, что всего через полгода несчастная двадцатка и для него станет внушительной суммой…

– Ладно, – сказал он вслух. – С тягачом – можно, пожалуй…

Прислонил санки к сетчатому забору, воткнул в снег лопату и пошёл поднимать шлагбаум.

Джип, сам способный тащить небольшую стратегическую ракету, заворчал громче, осторожно втягиваясь в ворота. Двое пассажиров выскочили из машины и, кажется, устроились у ворот покурить, ещё один остался внутри – помочь водителю, присмотреть за правым бортом весьма широкого джипа. Славик пошёл впереди, указывая, куда ехать. Народная мудрость времён развитого социализма гласила: как бы ни был набит трамвай, в него всегда вместится ещё один человек. Вот и на стоянке обычно имелось в запасе местечко-другое – резерв главного командования как раз про такой случай. Славик провёл сдержанно пыхтевший «лендкрузер» мимо двух первых рядов припаркованных автомобилей, потом жестом пригласил свернуть вправо. Ехать осталось метров пять, но там было ещё не расчищено, и он обернулся к водителю, желая спросить, будет ли тот ломиться по целине – или подождёт, пока он, Славик, вернётся с лопатой?..

Мог ли он знать, что эта услужливость в конечном счёте здорово продлит ему жизнь!.. В этот угол стоянки как раз достигало бледное сияние фонаря, и Славик, ещё не до конца обернувшись, успел краем глаза подметить напряжённое лицо водителя, оскалившего зубы словно бы перед каким-то решительным действием. Он не успел родить никакой осознанной мысли, но, когда в следующий миг мотор джипа бешено взревел и бросил тяжёлую машину вперёд, прямо на него, – Славик был хотя бы отчасти предупреждён. И только поэтому успел отчаянно сигануть в сторону, уходя от удара. Он был неплохо тренирован и, рухнув спиной на капот древнего «москвича», немедля перекатился назад, приземлившись в снег по ту сторону машины. И правильно сделал. Мимо его головы тотчас свистнула увесистая арматурина. Это выскочили из-за необъятной кормы джипа и грамотно вступили в сражение те двое, якобы оставшиеся покурить. «Лендкрузер» кровожадно вскрикнул тормозами, гася пропавший вхолостую удар и поспевая остановиться буквально в сантиметре от прочной решётки. Ему пришлось сдавать на целый корпус назад, прежде чем водитель с оставшимся пассажиром сумели открыть дверцы и выбраться вон. Промежуток между машинами, куда они ухитрились втиснуть свой танк, был предназначен разве для недокормленной «таврии», но никак не для заморского чудища.

Вскочивший на ноги Славик уже летел по засыпанному рыхлым снегом проезду, бросаясь из стороны в сторону и всякий миг ожидая выстрела в спину. Ноги в валенках сорок седьмого размера то подворачивались, то увязали в снегу, воздух обдирал горло и не достигал лёгких. Славик мчался кружным путём, пытаясь обогнуть два срединных ряда автомобилей, обрамлённых пресловутым раскатом, и первым достигнуть сторожки. Если те ребята сообразят, что к чему, и отрежут его…

Стрелять нападавшие по какой-то причине не стали. Пальба – дело шумное; стоянка же хоть и упиралась одним концом в промышленные трущобы, но находилась всё-таки не совсем на задворках – с другой стороны маячили жилые пятиэтажки. Мало ли в какой из них могла сыскаться мучимая бессонницей старая перечница, склонная чуть что хватать телефон и звонить в отделение… Судя по всему, нападавшим хотелось бы обойтись без шумных скандалов. Двое «курильщиков» побросали свои железяки и надсадно взрывали ботинками снег, устремившись в погоню за беглецом. Водитель разворачивал джип, не без труда извлекая его из узкой щели, четвёртый член команды – явно вожак – метался с места на место, отслеживая ситуацию в целом. Когда он сообразил, что жертва нападения вовсе не намерена карабкаться по решётке или проникать в потайную нору, покидая таким образом вверенную территорию, – он крикнул подельникам, и те разделились. Один продолжил погоню, второй решил срезать угол и полез через припаркованные автомобили.

Два срединных ряда, разграниченные верёвочкой с номерами, стояли корма к корме, и в каждом ряду между машинами можно было свободно пройти. Но перед капотами у той и другой шеренги, точно вереница больших угловатых торосов, бампер к бамперу стоял заваленный снегом раскат. Славиков преследователь только собрался махнуть через капот густо заснеженной «нивы» и уже схватился, как за перила, за передние дуги автомобиля, – когда внутри машины что-то громко всхлипнуло, чавкнуло и загудело, словно небольшая турбинка готового взлететь самолёта. Звук был не то чтобы пугающим или грозным, но весьма неожиданным. Вскочивший на «ниву» головорез невольно отпрянул, и этого хватило. Нога соскользнула с обледенелой стальной трубы, метко угодив между передними «рогами» советского вездехода и бампером стоявшего вплотную «пассата». Парень зло рванулся, но вывернутую ступню заклинило на редкость добротно. Ругаясь, он рванулся ещё, на сей раз – изо всех сил… дуги под руками качнулись, и ему показалось, будто таинственно бормочущая «нива» тронулась с места, безжалостно прижимая его к немецкой машине. На самом деле под капотом всего лишь оживала по команде таймера маленькая автономная печка, отогревавшая двигатель перед пуском. Сдвинуть «ниву» безобидная печечка даже теоретически не могла, однако у страха глаза велики. Налётчик явственно услышал хруст собственных костей и бездушный скрежет металла. Он завопил так, что было слышно куда там на всю стоянку – даже и в пятиэтажках, где, по идее, могла бодрствовать кляузная старушенция при телефоне.

Увы, оборачиваться на крик и тем более спешить на помощь было особо некому. Дежурный кладовщик, оказавшийся поразительно быстроногим, молча миновал застрявшего и во всю прыть понёсся к сторожке, и за ним, не в силах сократить дистанцию, тяжело протопал преследователь. Вожак, переминавшийся у джипа, наконец просчитал действия беглеца, вовремя бросился наперерез и даже успел схватить Славика за свитер. Однако удержать не сумел. Пойманный не стал вырываться: нырнул в сторону, так что нападавшего мотнуло вкруговую и ударило об одну из машин. Вцепившиеся пальцы слетели с толстого вязаного рукава – Славик кинулся дальше.

Когда он взмыл по ступенькам и юркнул в сторожку, следом за ним устремились все четверо. Было ясно, что втихую дело уже не закончится. Ясно было и то, что на решение вопросов остались считаные минуты. Сейчас он там нажмёт – если ещё не нажал – тревожную кнопку, и в направлении стоянки, возможно, уже поспешает ближайшая группа захвата или патруль. Надо было, блин, «муху» с собой, да гранатой, да издали, да сразу в огненные клочки…

Знать бы прикуп, жили бы в Сочи. Совершенно неожиданно кладовщик снова выскочил на крылечко, и в руках у него был… нет, не гранатомёт, но тоже неплохо. Славик стискивал ладонями рифлёную рукоятку «ТТ».

– Вот что, мудаки… – прохрипел он, задыхаясь после отчаянного бега.

Троица, подскочившая было уже к самым ступеням, невольно качнулась назад. Четвёртый, наконец-то выпутавшийся из ловушки и донельзя раздосадованный пережитым унизительным страхом, сделал ещё два шага по направлению к подельникам, но затем тоже остановился. Когда им рассказывали про этого парня, его обрисовали как туповатого, нерешительного и безвольного. Всё поначалу и шло, как предполагалось. И – нате, пожалуйста.

– Вот что, мудаки… – повторил Славик, и каждому показалось, будто пистолет смотрел в лоб лично ему. – Вы вчетвером, я всех не успею… Но первого, кто подойдёт… Да и второго, пожалуй…

По лицу у него тёк пот пополам со снегом, растаявшим в волосах (шапочку потерял во время погони), глаза были сумасшедшие, лёгкие горели в груди. Но, что интересно, руки с «ТТ» ничуть не дрожали. Двоих не двоих, а первого, шагнувшего вперёд, он уложит точно. Это сомнению не подлежало.

– Ты чё, пацан? – поинтересовался вожак. Он сохранил наибольшее хладнокровие.

– А ничё, – отозвался Славик.

Будь рядом напарник, они могли бы уложить всю братву как миленьких мордами в снег, повязать и сдать по назначению. Возможно, Славик справился бы и один, уповая на то, что среди налётчиков не найдётся ни одного камикадзе… Вот только стоило ли это делать? Он принял решение не задумываясь. Немного перевёл дух – и мотнул головой в сторону джипа:

– Валяйте, грузитесь в тачку… и мотайте на хрен отсюда…

Им, понятно, было обидно, что дело окончилось таким бездарным провалом. Пока они залезали в машину, Славику пришлось выслушать изрядное количество нелестных эпитетов и самых чёрных угроз. Он на непарламентские выражения внимания не обращал, отдавая себе отчёт, что произносились они вполголоса, да и резких движений ни один старался не совершать. Наконец «лендкрузер», переваливаясь, выполз за ворота и укатил прочь на скорости, исключавшей возможность десанта и тайного возвращения. Когда его кормовые огни исчезли за поворотом, Славик наконец-то опустил руки. Сведённые судорогой пальцы разжались не с первой попытки.

«Излюбленное оружие наёмных убийц» всё-таки спасло ему жизнь. Вопрос в том – надолго ли…

Теперь, когда всё вроде бы отгремело, Славика заколотила лютая дрожь. Он вернулся в будочку и сел на пороге, прислонившись к двери.

Господи, если Ты есть, сделай так, чтобы они не вернулись. Чтобы на том всё и кончилось…

Очень хотелось надеяться, но Славик кое-что повидал в жизни. И оттого понимал: вот уж это навряд ли.

Он вдруг почувствовал себя в натопленной и уютной сторожке, как в мышеловке, и опять вышел за дверь. Очень скоро оказалось, что внутри и снаружи было одинаково страшно.

А всего больше хотелось вскочить в первый попавшийся поезд и уехать на нём далеко-далеко, например, с Ладожского вокзала. Заменив по дороге все документы и желательно внешность. Обрубить все концы, осесть в далёком посёлке… на ханты-мансийке жениться…

Может, так ему и следовало поступить? Причём прямо сейчас, даже сменщика не дожидаясь?..

Славик не послушался первого душевного поползновения и никуда не помчался. А поскольку стоять просто так было холодно – вернулся к занятию, прерванному визитом разбойников. Выволок санки и вновь принялся растаскивать снег. После того предельного напряжения, которое ему только что довелось пережить, обычные земные дела казались мелкими и совершенно неважными. Но как прикажете объяснять это клиентам, которые уже совсем скоро потянутся сюда за своими машинами? Хоть тому же владельцу «нивы», которая в ожидании прихода хозяина не только прогрелась, но и почти успела обтаять?

Славик хотя и предупреждён был о печке, но тоже шарахнулся, непроизвольно хватая засунутый за ремень пистолет, когда по лобовому стеклу «нивы» с шорохом соскользнул толстый пласт снега.

И ему совершенно не хотелось кому-то что-то объяснять. Были причины.

Нагружая и вытряхивая тяжёлые санки, Славик всё время косился по сторонам и раздумывал, зачем всё-таки приезжали те четверо. Версии возникали одна за другой, но все выглядели неубедительными. Он сам понимал, что хватается за соломинку, не желая думать о самом вероятном и самом пугающем.

…Серебристый «мерсюк», дремлющий возле будочки, решили спереть? Или (во смех!) недавно появившуюся тольяттинскую «десятку»? Хотя почему смех, они что закажут им, то и крадут, хоть «запорожец» – лишь бы денежки уплатили… Ладно, свяжи сторожа и угоняй, сколько рук хватит. Но с мокрухи начинать? Лишнее в случае чего на себя вешать?.. Не, ребята. Так дело не делается.

…Выручку хотели отнять? Это уже действительно смех. Курам который.

…Чужая «крыша» наехала для убедительных действий?.. Так опять же – свяжи сторожа и бей-ломай-круши, тешь широкую душеньку… Славик подобрался к голубому «Москвичу-408», через который двадцать минут назад летел в отчаянном кувырке. Видение промятого капота и осатаневшего владельца машины – инвалида войны, между прочим, – неотвязно маячило перед глазами всё то время, пока он бережно счищал снег… К его великому облегчению, прочная древняя техника нисколько не пострадала. Капот не промялся, даже не поцарапался… Тут Славику что-то попалось под ноги. Он наклонился и поднял увесистый металлический прут.

Орудие убийства. Чуть было не состоявшегося…

Те, на «лендкрузере», явились не ради наезда, не за грошовой выручкой, могущей осесть у ночного дежурного кладовщика, и не за дорогим автомобилем для новоявленного богатея. Ну то есть после они, ясное дело, сымитировали бы всё, что угодно. После. Когда сделали бы то, зачем в действительности приезжали. То, что они, скорее всего, собирались замаскировать под неумышленную случайность…

Им нужна была его, Славика Вершинина, голова. И он с хорошей вероятностью догадывался, кто их за нею послал.

Город тем временем вовсю просыпался, над улицами расползалось в низких облаках мрачно-рыжее зарево: начали включаться фонари. Одинокий человек посреди окраинной автостоянки поднял лицо к небу, с которого ещё слетали редкие хлопья, и некоторое время стоял так, зажмурив глаза, словно не желая смотреть на окружающий мир. Ему хотелось завыть.

Потом вновь впрягся в саночки и поволок их за ворота…

Когда воротимся мы в Портленд…

Несколько суток спустя он лежал на диване в своей однокомнатной и разглядывал потолок. Все запасы спиртного, имевшиеся у него в доме, давно были выпиты. И не только выпиты, но успели проделать по организму полный физиологический путь и естественным порядком отправиться в канализацию. Даже похмелье и то рассосалось без всякого «Andrew’s Answer»… Славик никогда не был сторонником запасов. Что понадобилось – смотался в магазин и принёс. Кто ж мог знать, при каких обстоятельствах ему доведётся понять свою (царствие ей небесное) бабушку, которая упрямо выстаивала в очередях за дефицитными импортными макаронами, а потом укладывала длинные красно-зелёные коробочки штабелями в кладовку – «на чёрный день»?..

Макарон у него, кстати, нынче тоже не было. Весь продовольственный фонд составляли два сырых яйца на полочке в холодильнике. Можно сварить их и съесть. А можно поджарить. Если удастся натрясти капельку масла из импортной банки, уже сунутой в ведро для выбрасывания…

В ночь нападения он ещё несколько часов героически сгребал снег из проездов и выпускал за ворота владельцев машин, торопившихся по неотложным делам. Принимать кого-либо на постой – и переживать по поводу вероятного возвращения убийц, – слава Аллаху, больше не довелось. Потом он сдал дела сменщику, пожилому, всегда оптимистично настроенному дядьке из бывших военных. Славик предупредил его, что вроде как приболел и сможет ли выйти в свой очередной день – неведомо. «Это ты, парень, наверняка грипп подхватил, – авторитетно заявил сменщик. Славик ему нравился: напоминал умершего сына. – Сейчас знаешь какой грипп ходит? Опять из Гонконга. Три дня непонятная температура, потом по всему телу красная сыпь…»

Славик отмахнулся, и бывший прапорщик осерчал: «Это вам, молодым, всё море по колено, а потом как прихватит!.. Ты знаешь что сделай? Купи „Сибирской“ бутылку и жгучий перчик туда на нитке пусти. Дай поплавать неделю, потом пей. Напалм!.. Средство проверенное… – Дядя Витя помрачнел и добавил: – Вот только внучке, пацанке, давать боюсь, соплива ещё водку-то жрать. Вакцину для профилактики им в садике обещают-обещают, а в Москве, говорят, уже смертные случаи есть… С детьми причём… В „Апрашке“ у чёрных сам видел – полпенсии, да ещё того гляди всучат бодягу… Со СПИДом бесплатным… Так ты перчик сам купишь или, может, тебе принести? Мне земляк с Ташкента таких прислал – хоть пожарников вызывай…»

Славик заверил дядю Витю, что всенепременно заглянет на рынок к корейцу, торгующему пряными травками, и ушёл по тропинке через пустырь, направляясь к станции метро. Он нёс полиэтиленовый мешочек со всеми своими пожитками. Его сборы не вызвали никаких подозрений, ибо личных вещей в сторожке он не оставлял никогда, предпочитая таскать в сумке через весь город. Вот только на сей раз он знал, что больше сюда не вернётся. И дядю Витю, если ему хоть сколько-нибудь повезёт, в жизни своей уже не увидит… Получалось, предчувствие не обмануло его. Надолго на автостоянке он не задержался. Вот только почему он воображал, будто обязательно покинет её для нового взлёта?..

…Ехать было от «Проспекта Ветеранов» до «Ладожской», и в поездах, направлявшихся к центру города, давилась невыспавшаяся толпа. Люди пёрли как на субботник – а говорят ещё, будто заводы стоят. Зато из центра, как всегда по утрам, было свободно. Основной контингент составляли пенсионеры, ехавшие кто на дешёвые рынки, кто к отселившимся на окраину детям. Эти самые дети требовали независимости и невмешательства, но стариков для своих нужд мобилизовали исправно: ни с возрастом, ни с городскими расстояниями не считались. После пересадки на «Достоевской» Славик рухнул на освободившееся место и немедленно задремал, не обращая внимания на ворчание бабок, тотчас объявивших его «с утра пораньше нажравшимся». Инстинкт, как обычно, разбудил его перед нужной станцией. Он дотопал домой на автопилоте и даже поставил кофе, намереваясь позавтракать, но переоценил свои силы. Начавшийся «отходняк» было уже не превозмочь. Он так и не дождался, пока отработает кофеварка, – переоделся в домашний спортивный костюм и прилёг на диван. Всего на минуточку. Когда он снова открыл глаза, за окном опять сгущалась темнота. Что в позднедекабрьском Питере соответствует часам этак трём дня. Он посмотрел на подсвеченный дисплей наручных «Касио» и чуть успокоился. По крайней мере, день недели был всё ещё тот же. А значит, он проспал лишь несколько часов, а не сутки с хвостиком, как ему показалось вначале. Хотя, если подумать, какое это имело значение?

Снов своих Славик позже вспомнить не мог, только то, что, проснувшись, испытал немалое облегчение. Он хмуро покосился на кофеварку, безропотно державшую на подогреве бурую жидкость, начисто утратившую аромат. Потом полез в холодильник и обнаружил, что у него кончилось масло.

Район «Трёх Дураков» получил своё прозвание ещё в социалистическую эпоху. Как гласила одна из версий – затем, что здесь имели место проспекты Наставников, Ударников и Передовиков. Тех, кого тогдашняя пресса, призывавшая молодёжь стройными рядами в ПТУ, каждый день по десять раз называла героями нашего времени. Другая версия подразумевала, что только дурак согласится переехать в район, застроенный очень по-нашенски: одни жилые дома и практически никаких магазинов. Магазины и красивые здания, предназначенные составлять фасады кварталов, были запланированы на потом. Когда вечно неимущее (и куда только оно нефтедоллары девало в те времена?) государство наконец-то разбогатеет.

Деньги – и то не у государства – нашлись, когда первопоселенцы успели состариться. Через два двора от Славикова дома вдруг выросла добротная тонированная стекляшка, в которой открылся неплохой круглосуточный универсам. Там продавалась уйма аппетитнейших вещей, начиная от сёмги и парной свинины и кончая продуктами для диабетиков. По мнению окрестного населения, магазин был дороговатый. Славику – до последнего времени – было как раз.

Он решил сходить туда за «Валио» или вологодским и присмотреть ещё чего-нибудь вкусненького для успокоения нервов, а заодно прогуляться по свежему воздуху. Сказано – сделано! Славик подобрал в прихожей ботинок и в задумчивости совершил с ним несколько кругов по квартире, бесцельно перекладывая предметы с места на место. Отхлебнул кофе, обжёг рот и поставил колбу обратно на подогрев. Потом бросил ботинок прямо на ковёр посреди комнаты, снял с полки блок видеокассет с записями «боёв без правил» – и взял в руки тяжёлый синеватый «ТТ». Тот самый.

Пистолет у него был «левый». Помнится, чёрт понёс его с ним, только что приобретённым, только что опробованным в загородном лесочке, мимо одного из питерских вещевых рынков… и – по великому жизненному закону – прямёхонько под омоновскую облаву. Проверявшую не только пресловутых «лиц кавказской национальности», но почти подряд всех мужчин, особенно плечистых и крепких. «Оружие?» – строго спросил юный милиционер. Славик преисполнился весёлого вдохновения и ответил с улыбкой, точно младшему коллеге по службе: «А у кого его сейчас нет?» Омоновец в чёрной маске и бронежилете, ничего подобного не ожидавший, только моргнул: «Разрешение?..» Славик почувствовал себя победителем и расплылся ещё шире: «А у кого оно сейчас есть?» Милиционер о чём-то подумал, нахмурился и мотнул головой: «Проходите…»

Славик потом долго гадал, за кого его приняли. Не иначе как за старшего брата. При исполнении важного таинственного задания…

И вот теперь он снова держал в руках свой «ТТ», полсуток назад спасший ему жизнь, и понемногу приходил к убеждению, что пару бутербродов с твёрдокопчёной не западло съесть и без масла. Его передёрнуло, когда он подумал про уличный холод. Про липкий мокрый снег, который далеко не везде убрала специальная техника. Нет, действительно, глупость какая. Вовсе незачем переться наружу.

Он и не попёрся. И слопал-таки свои бутерброды без масла, и запил их не кофе, а припасённой в ячейке холодильника большой бутылкой крепкого «Хольстейна». Потом сунул в «Панасоник» кассету и один за другим просмотрел несколько старых фильмов со Шварценеггером. Особенно он любил «Хищника». Вот только в этот раз ему никак не удавалось сосредоточиться на происходившем среди кинематографических джунглей. То уплывало внимание, и он обнаруживал, что незряче таращится в телевизор, размышляя о совершенно посторонних проблемах. То начинало казаться, будто пальба и экранная ругань маскируют некие шорохи, доносящиеся из прихожей…

После пятой проверки и подкручивания всех замков он вдруг облился потом и вырубил видюшник, оборвав Шварца на полуслове. Выключил по всей квартире свет и наглухо задёрнул шторы. И долго сидел в темноте, слушая звуки отходившего ко сну дома и постепенно осознавая, что отказался от вылазки в магазин вовсе не из-за снега и холода. Да плевать он хотел на холод и нечищеные тротуары!

Он просто боялся.

Испарилось лучезарное чувство победы – ОТБИЛСЯ!!! И ещё отобьюсь, ну, кто первый?! – и на смену пришло трезвое ощущение загнанности. У него шевельнулись волосы, когда он вспомнил свою утреннюю поездку домой. Господи!.. Ему ли было не знать, как ЭТО бывает!.. Идёшь ты, к примеру, через пустырь… да какое – просто по улице! – и совершенно случайно встреченный незнакомец интеллигентно спрашивает прикурить. Или даже не спрашивает – минует тебя, слегка коснувшись рукой. Ты стоишь в набитом метро, и кто-то, притиснутый к тебе толпой, читает через твоё плечо рекламу супермаркета «Кайзер». Ты сидишь в полупустом вагоне, и дедуля с палочкой – другого места не нашёл – устраивается рядом и начинает рыться в хозяйственной сумке. Тебя останавливают в магазине: «Вы ценник не прочитаете, а то я очки дома забыл?..»

А потом твоё бездыханное тело увозят на машине с мигалкой, и равнодушный судмедэксперт извлекает на божий свет проткнувшую сердце заточку, сделанную из хрупкого надфиля.

Всё просто. И ни свидетелей, ни следов.

Да хоть бы и были – тебе-то до этого…

Если уж Михал Иваныча Шлыгина… за которым Базылев, пулковские… в итоге всех дел – в собственном кабинете… длиннющим строительным гвоздём, по шляпку загнанным в глаз…

Он, Славик, ни звука тогда ни о чём не сказал. Ни единой живой душе. Ни сразу, ни после, когда его допрашивали как свидетеля. Был твёрд в показаниях: собирался домой, выглянул во двор покурить… а что дальше – полный абзац! Не видите, голова забинтована?.. Самих бы вас так, я бы посмотрел, много ли вспомните!!!

…Славик не увидел и не услышал его. Он вообще не подозревал о присутствии постороннего, пока прямо сверху не протянулись руки и не сцапали его за шею, так что дыхательное горло оказалось наглухо перекрыто. Пока Славик таращил глаза и, забыв про «стечкина» в кобуре, судорожно хватал эти руки в попытке вернуть себе способность дышать и кричать – его оторвали от земли и вознесли за край крыши. Ещё через несколько секунд он прижимался лицом к мокрому шершавому рубероиду и наконец-то мог наполнить воздухом лёгкие, но на горле по-прежнему лежали чуткие и очень жёсткие пальцы, так что на героические глупости совсем не тянуло.

Женя Крылов в гараже закричал снова. Сквозь крышу были очень хорошо слышны все подробности. Славик вздрогнул, понимая, что сам угодил в сходную ситуацию. Животное чутьё подсказывало ему: человек, державший его, никакими комплексами не мучился.

«Ну? – дохнул в ухо голос, незнакомый, но очень зловещий. – Кто ещё в здании?..»

Но менты поняли. Умные попались. А то! Они, которые ведут такие дела, только в детективах тупые, если автору зачем-нибудь надо. А по жизни… не приведи господи. Особенно тот, на Листьева похожий, – Плещеев. Сергей Петрович. Из охранного агентства «Эгида», чья хрен знает кем всполошённая группа захвата всё обнаружила. Видали мы такие агентства… Сидел рядом со следователем и больше помалкивал, только усы теребил, слегка улыбался и смотрел сквозь очки… Смотрел, блин!..

Отставной (тогда уже) охранник шлыгинской фирмы готов был поспорить – Плещеев, сука, допёр, с какой это радости его, Славика, пощадил наёмный убийца. Тот, страшный, безжалостно отправивший на приём к Богу Шлыгина, Гошу, Ключа и Трамвая…

Допёр… и хотя бы словечко. Только в конце, когда Вершинина уже отпускали с миром, приватно отозвал его в уголок кабинета: «Возьмите визитную карточку, Вячеслав Александрович. Просто на всякий случай. Мало ли, может, со временем всё же что-то припомните…»

Славик мрачно ответил «угу» и карточку взял. Хотя на деле предпочёл бы не вспоминать, а забыть. Да как можно крепче.

…Подъёмник зарычал и завибрировал, оживая. Горизонтальные штанги медленно пошли вверх и потянули с собой привязанные руки. Женя закачался над полом, царапая по нему носками кроссовок. Он смаргивал с ресниц слёзы и пытался приподняться на носках, чтобы дать хоть какую-то передышку рукам. Ничего не получалось.

«Блин! – сказал Трамвай. – Раздеть-то забыли».

Славик не двигался с места и упорно смотрел в сторону. Остальные трое с хохотом взялись за дело.

Михаил Иванович Шлыгин сидел в десятке шагов на раскладном металлическом стуле. Наверное, он по опыту знал, что сейчас будет, и не хотел пачкаться. Гоша ударил Женю в лицо, и тот отвернулся, облизывая разбитые губы.

Трамвай, помогая ножом, с треском содрал с Жени остатки надетой под свитер тёплой рубашки… И даже подался на шаг назад, присвистнув: «Во дела, блин!..»

Гоша с Ключом немедленно оказались подле него и тоже стали смотреть, и даже Славик покосился узнать, что они там такого увидели. Коронационную татуировку вора в законе?..

Действительная причина, побуждавшая молодого шофёра даже в летнюю жару ходить с длинными рукавами, оказалась совершенно неромантичной. Вся грудь и руки у Жени Крылова были испятнаны шрамами ожогов. От неестественной позы сросшаяся кожа натянулась неровными полосами и морщинами.

«Где?..» – только и спросил Славик, чувствуя, как сводит желудок.

«Дружка из бэтээра вытаскивал…» – просипел Женя.

Гоша хохотнул и стал сворачивать газеты жгутом.

«Керосинчику принести?» – деловито спросил Ключ.

Гоша отмахнулся: «Да ну тебя с твоим керосинчиком… Пожара захотел? И так обойдёмся!»

«Слышь, мужики! – сказал Славик. – Решили мочить, ну и оформляйте быстрей… А это не хрен!..»

«Что? – оскалился Гоша. – Очко на минус пошло? Тоже мне, целка завелась. Иди, поблюй во дворе!»

Славик обматерил его и действительно вышел во двор, с грохотом захлопнув за собой железную дверь. Женя молча смотрел, как Гоша всё туже скручивает в руках жгут. А потом – щёлкает импортной зажигалкой…

Плещеевская визитка и теперь лежала здесь, у него дома, запрятанная ещё надёжней «ТТ». Славик поспешно выкопал маленький бумажный прямоугольник… Тайничок оказался непотревоженным. А он-то уже решил, будто пулковские здесь побывали и, уличив его в сотрудничестве с «Эгидой»…

Что с такими делает Виталя Базылев, тоже лучше было на ночь глядя не вспоминать.

Нет, о злосчастной визитке они, по счастью, ни сном ни духом. Просто эгидовский начальник допёр сразу, а Базылев – без малого через два месяца… и то, скорее всего, не сам, только с этого утешение слабое. А коли так…

…Или это Плещеев ему идейку подкинул?!! Не то подослал ухарей на «лендкрузере», чтобы Вячеслав Александрович наделал в штаны и к нему – с полным раскладом?.. «Когда воротимся мы в Портленд, мы судьям кинемся в объятья…»

Славик начал лихорадочно и сумбурно перебирать наводнившие мозг варианты, и тут у него за спиной требовательно и пронзительно заверещал телефон. Он дико оглянулся… Правду говорят, что неопределённость хуже всего. Однако всё в нём восстало против того, чтобы одним махом превратить её в определённость, когда уже не притворишься, будто всё хорошо. Тело, ещё не забывшее тренировок, сработало моментально – Славик прыгнул к стене и выдернул разъём из розетки.

И долго не мог отдышаться – совсем как на стоянке, когда с пистолетом в руках смотрел вслед отъезжавшему джипу…

В комнате стоял небольшой импортный бар, которым Славик когда-то очень гордился. Он открыл полированную дверцу и вытащил бутылку «Тигоды». На стеклянных полочках лучились гранями нарядные рюмки, но он на них не взглянул даже мельком. Торопясь, раскупорил бутылку и – любите Русь! – выхлебал содержимое прямо из горлышка. Опьянения, к его немалой досаде, почти не последовало…

Это было в первый вечер. Несколько суток назад.

Когда щетина, густо покрывшая лицо, отчётливо закурчавилась под пальцами, он понял, что начал дичать. Алкоголь к тому времени не только самым трагическим образом кончился, но даже и выветрился из мозгов, и сделалось очевидно: навсегда растянуть великое сидение не удастся. Два яйца в холодильнике – и более ни крошки съестного. Месяц или около того можно, говорят, голодать, прихлёбывая из-под крана водичку. Лады, а потом что? Лечь сдохнуть?.. Не, лучше уж сразу…

В квартире по-прежнему был выключен свет и плотно задёрнуты шторы. Наручные часы он давно куда-то закинул, но сквозь сантиметровую щель между кухонными занавесками (не сходились, хоть тресни, уж такие купил) проникал свет из окон дома напротив. Стало быть, вечер, а может, даже самый конец рабочего дня…

Приступ безумной надежды заставил Славика ощупью разыскать телефон, торопливо засунуть вилку в розетку и, сглотнув слюну, поднести к уху беспроводную трубку… Нет, он не то чтобы всерьёз ожидал из неё могильной тишины и ледяного загробного голоса, вещающего: «Ты покойник!» Но всё-таки привычный писк зуммера странным образом обнадёжил его.

Номер с плещеевской визитки так и горел у него в памяти. Он мрачно решил быть мужчиной и стал одну за другой нажимать слабо светившиеся кнопки. Хотя если честно – а захомутать бы машину времени – да на вторую попытку… лет этак на двадцать назад… снова маленьким мальчиком, чьи самые горькие горести без следа исчезали при виде купленного мамой мороженого… Эх, мама, мало ты одного такого в детстве драла…

Палец между тем нажал последнюю кнопку.

– Охранное агентство «Эгида-плюс»! – после первого же гудка отозвался невероятно юный девичий голосок. – Здравствуйте!

Славик подумал о том, что ещё может прямо сейчас положить трубку и всё оставить как было. Он сказал:

– Здравствуйте, девушка… Это некто Вершинин вас беспокоит… Вячеслав Александрович… Мне бы, если можно, Сергея Петровича. Мы с ним некоторое время назад договаривались…

Произнося эти слова, Славик сам не ведал, чего ему больше хотелось. Если Плещеев на месте… как знать… вдруг да заново ощутится в ладони «ТТ», нацеленный в паскудные рожи тех четверых, и покажет корму, отчаливая в ночь, здоровенный «лендкрузер»… Не всесильные же они там, в самом-то деле, отбились раз, отобьёмся ещё…

С другой стороны, если Плещеева не окажется, у него, Славика, добавится несколько часов времени для размышления. Чего доброго, и взбредёт в голову путная мысль. Или ситуация сама каким-то образом переменится…

– Одну минуточку! – прекратила его сомнения далёкая барышня. – Вячеслав Александрович, вы слушаете? Сергей Петрович сейчас вам ответит. Не вешайте трубку!

В динамике зазвучала приятная электронная музыка. Славик не мог видеть, как в двадцати километрах от него, в двухэтажном особнячке на Смоленской, девочка-секретарша (действительно только-только из школы, но школа была окончена с золотой медалью) проворно нажимала кнопочки пульта. В результате её манипуляций в ничем не примечательной голубой «девятке», катившей по Загородному проспекту, ожил сотовый телефон.

– Добрый вечер, Вячеслав, слушаю вас, – спустя ещё секунду долетел приятный плещеевский баритон.

– Здравствуйте, Сергей Петрович… – выдавил Славик. – Мне с вами… встретиться бы…

– Буду очень рад вас увидеть, – отозвался Плещеев. – Где и когда вам удобнее? – И добавил: – Можете быть спокойны, нас никто не прослушивает.

Славик почувствовал, как сквозь густую поросль на висках и губе прокладывают себе путь полновесные капли пота. Ощущение было удивительно мерзким: казалось, в неухоженной щетине бегают насекомые. Ничего общего с тем благородным трудовым потом, что когда-то прошибал его в спортзале, впитываясь в кимоно. Он проговорил, сглатывая:

– Я… дома сейчас. На меня тут… как вам объяснить… нападали. Если бы от вас… кто-нибудь…

Сергей Петрович понял его с полуслова.

– Вячеслав, мы выезжаем немедленно, – сказал он по-деловому спокойно. Однако рука его откинула панельку на приборной доске автомобиля. Там вспыхнула неяркая лампочка, и в недрах особнячка на Смоленской немедленно сорвалось с места пять человек в камуфляже с фирменными нашивками, и вслед за людьми побежали две большие собаки. – Пожалуйста, не покидайте квартиру и держитесь подальше от окон, – посоветовал эгидовский шеф. – Не подходите к двери, никому не открывайте и желательно не снимайте трубку, если вам позвонят…

– Да ладно, – проворчал Славик. – Сам знаю… Не первый день замужем… А от вас кто приедет – те самые?..

– Те самые, – улыбнулся Плещеев. – Вы их сразу узнаете.

– Тогда до скорого… – И Славик, взмокший уже насквозь, прижал пальцем отбой. Он рад был бы держать связь до тех пор, пока эгидовцы не появятся во дворе, и ему бы, наверное, не отказали. Но уже до такой степени признать себя раздавленной тряпкой?! Спасибочки…

На крыше голубой «девятки» ожил и засиял проблесковый маячок, а под капотом встрепенулась сирена. Плещеев вдавил педаль газа и полетел боковыми улицами на Обводный, распугивая обывателей и не обращая внимания на светофоры. Там, на набережной, немного обогнав его, уже разгонял широченными колёсами слякоть большой вместительный внедорожник. Домашний адрес Вячеслава Вершинина у них, естественно, был.

Посидев ещё немного с телефонной трубкой в руках, Славик осторожно положил её обратно на аппарат. Полчаса, чтобы побросать в сумку кое-какие пожитки, у него, наверное, были. Не на космической же ракете они за ним прилетят. Славик решил ориентироваться по автомобильному шуму во дворе и приступил к сборам.

Фантазия у него, как и у большинства людей в сходной ситуации, не пошла дальше чистого белья, зубной щётки, спортивного костюма, домашних тапочек и полотенца. А что ещё? Музыкальный центр в рюкзак запихнуть?..

Эта воображаемая картина до того насмешила его, что он громко расхохотался. Чувство освобождения от страха было ослепительным и пьянящим. Он всё-таки принял решение. На фоне которого легко и весело было бросать квартиру и барахло. Ведь теперь, если всё пойдёт как надо, у него всё будет новое: и фамилия, и документы… Только вот с родителями как быть?..

Он поскрёб пятернёй заросшую челюсть и несколько вернулся к реальности. Он хорошо помнил эгидовскую группу захвата. Особенно её командира, Лоскуткова. Да! Такое не забывается. И его заместительницу, эту, как её… ну…

Предстать перед ними на нынешней стадии одичания – грязным, небритым и пахнущим, точно бомж из помойки?.. Славик положил сумку на пол и двинулся было в сторону ванной, но на полдороге остановился.

Между кухонными шторами зияла сантиметровая щель. Очень нехорошая щель.

Его однокомнатная пронизывала пятиэтажку насквозь. Окно комнаты выходило на улицу и раскинувшееся за нею обширное незастроенное пространство; говорили, будто кусты и болотце скрывали совершенно невозможный для нынешних технологий плывун. А вот напротив кухонного окошка никакого плывуна строители не обнаружили, и там благополучно стояла другая такая же пятиэтажка. До неё можно было камень добросить. Или что-нибудь посущественней камня. Не говоря уже про всевозможные стреляющие устройства… отечественного и импортного образца…

Квартирка была спроектирована ужас как экономно. В результате коридорчик, куда выходила дверь совмещённого санузла, для возможного снайпера был как на ладони.

Того архитектора самого бы здесь поселить…

Минуту Славик стоял в угрюмой задумчивости, однако любовь к чистоте победила. Очень осторожно, медленно пластаясь по стенке, он добрался до двери, юркнул внутрь – и только тогда, плотно закрывшись, включил в санузле свет.

Кажется, бритьё и помывка ни разу ещё не доставляли ему столь полного удовольствия. Он сразу почувствовал себя совсем другим человеком и понял истину, хорошо известную каждому тюремщику и палачу, а именно: с грязным и желательно голым «клиентом» гораздо легче сговориться, нежели с чистым, опрятно одетым и полным собственного достоинства. Натянув трусы, Славик попробовал сосредоточиться и вспомнить, что из повседневных мелочей он, быть может, забыл. Мелочи на ум не являлись, зато всплыла мысль о «ТТ». Ну то есть «левый» ствол, конечно, таковым и останется, но терять Славику было нечего, и, опять же, по сравнению со всем остальным… «Когда воротимся мы в Портленд, клянусь, я сам взбегу на плаху…»

Он повесил полотенце, распахнул дверь ванной и шагнул в коридор.

Успел увидеть обои на противоположной стене коридора, озарившиеся ярким люминесцентным светом из ванной, и сообразить, что забыл-таки повернуть выключатель.

А больше он не успел ничего. Ни шарахнуться назад, ни даже руку поднять. Потому что пуля, выпущенная из бесшумной винтовки, проделала аккуратную дырочку в оконном стекле точно посередине незашторенного сантиметра. Пролетела по коридору и вошла ему в голову как раз над ухом. Чтобы там разорваться.

«Но только в Портленд воротиться нам не придётся никогда…»

Несколькими минутами позже из парадной соседнего дома (парадные у них, к слову сказать, смотрели в разные стороны) вышел симпатичный молодой человек и зашагал, не оглядываясь, прочь. На нём были чёрные джинсы, кожаная тёплая куртка и неброская шапочка, а в руках – спортивная сумка. Слякотным зимним вечером в питерской толпе таких, как говорится, в любой дюжине по двенадцать.

То, что молодой человек сутки с хвостиком торчал на промозглой верхотуре пятиэтажки, дожидаясь одного-единственного момента, – никого не касалось. Там осталась винтовка с глушителем и оптическим прицелом; она ещё хранила тепло его тела, но никаких следов, могущих указать на стрелка, не было ни на ней, ни вокруг.

Молодой человек шёл и улыбался своим мыслям, он был доволен. Долгие недели он ездил на Невский и посещал там вполне определённый книжный лоток, но разбитная продавщица не предлагала ему новых изданий, предпочитая в упор не замечать постепенно мрачневшего покупателя. Потом, в один прекрасный день, женщину у лотка сменил парень – кудрявый, темноглазый, с лицом, каких много в южной России. Молодого человека сначала насторожила эта замена, но лоточник тут же сосватал ему альбом о храмах православного Петербурга. Пришлось купить… И, соблюдая всю мыслимую конспирацию, отправиться в Пушкин.

Молодой человек ждал западни, но скоро у него отлегло от сердца. В заветном абонентском ящике на Ленинградской улице его без всяких подвохов ждал привычный конверт. С фотографией короткостриженого парня, лаконичной сопроводиловкой и хорошим задатком.

Если гражданин государства Российского зарабатывает в течение года больше двенадцати миллионов, его начинают считать жутко богатым и взимать дополнительные налоги. Двенадцать миллионов – это примерно две тысячи долларов. Молодой человек привык тратить большие суммы в течение одного месяца. Так что задаток, опять-таки превышавший годовой доход статистического гражданина, пришёлся весьма кстати. Не говоря уже обо всей сумме, которая теперь, после успешного выполнения, была практически в кармане…

Оскудевший было финансовый ручеёк вновь весело зажурчал, радуя душу.

Был, правда, один небольшенький нюанс. Раньше – во времена весёлой лоточницы – содержимое предварительных конвертов несколько отличалось от нынешнего.

Там «клиенту» ещё и давали характеристику. Ему заказывали полных и окончательных негодяев: владельца подпольного заводика, производившего отраву в бутылках, чиновницу по недвижимости, разбогатевшую на взятках… растлителя малолетних из коммунальной квартиры… И куда, спрашивается, Плещеев смотрит, «Эгида»?.. Или рук на всех не хватает?

Сам он первое время все сведения тщательным образом проверял. Потом проникся доверием и прекратил трудоёмкий процесс, вынуждавший медлить с исполнением – и получением заслуженного гонорара.

А теперь, изволите видеть, сменился посредник, и про сегодняшнего «клиента» в плане морального облика не написали вообще ничего. Пожалуй, всё же надо будет уточнить. Кем он был, бандитом? Сволочным ментом вроде тех, с Ладожского вокзала, которые ребятишек приспособили грузовые контейнеры потрошить? Или…

Нет. Если уж ЕМУ заказали – парень, стало быть, заслужил. За тех, кто не заслужил, таких денег не платят. Точка. И вообще, он бы сразу почувствовал фальшь. Он – мастер!

Молодой человек улыбнулся, поймал на ладонь снежинку и стал смотреть, как она тает. Через несколько часов наступал Новый год.

Мужчина и женщина

Январь не спешил радовать питерцев устойчивой зимней погодой. Снег, вроде по-деловому улёгшийся в начале ноября, продержался недолго, предпочитая с утончённым ехидством выпадать и таять каждую неделю. Вот и в этот вечер резкий ветер нёс нечто, сыпавшееся предположительно с неба и откладывавшееся на уличном асфальте обильной тающей кашей. Она звучно хлестала по днищам автомобилей и разлеталась из-под колёс, заставляя немногочисленных пешеходов шарахаться от поребриков. В такую погоду, когда дворники тщетно силятся соскрести налипающие хлопья, а изнутри стёкла немилосердно потеют, превращая огни светофоров и встречные фары в большие мутные звёзды, – всё, что нужно для счастья неопытному водителю, так это сложное маневрирование на запруженной городской магистрали. То, что доктор прописал. Бесценный опыт. Плюс райское наслаждение…

«Жигулёнок-троечка» цвета рыжей охры, с чёрным капотом (последствия давней травмы, полученной оставленным во дворе автомобилем при таинственных ночных обстоятельствах) двигался по Адмиралтейской набережной в левом ряду, за две версты готовясь к повороту возле Исаакия. Светловолосая девушка, сидевшая за рулём, напряжённо смотрела вперёд, время от времени косясь в зеркало заднего вида и болезненно закусывая губы на недовольные гудки, то и дело раздававшиеся за кормой. «Никогда не обращай внимания, – наставлял папа. – Пусть гудят: в случае чего не им в происшествие попадать…»

Папе, с его тридцатью годами за баранкой, говорить было легко. А у Даши в данный момент происходил самый первый самостоятельный выезд, и она стискивала руль такой мёртвой хваткой, что, если бы прямо сейчас в самом деле ЭТО СЛУЧИЛОСЬ и она, оборвав ремень безопасности, улетела бы сквозь лобовое стекло, – руль, выдранный с корнем, совершенно точно остался бы у неё в руках.

Права у неё, вообще-то, были давно. Однако автомобиль в семье Новиковых традиционно считался делом мужским. Папа знай рассуждал, как с удовольствием передал бы ржавеющий агрегат справному зятю: пусть возится… Опять же и «гонять» туда-сюда почём зря за рулём родительской машины Даша особенно не стремилась. Так что на сегодняшний подвиг её вдохновили вовсе безвыходные обстоятельства. Надо было поспеть в десять разных мест по делам, касавшимся научного наследия дедушки, а папа, как назло, подхватил очередную разновидность гриппа, традиционно явившегося из Гонконга. И ни на что, кроме раздачи бесплатных советов, временно не годился.