Дикая степь Пучков Лев
Разобрать старый английский стиль было проблематично — не специалист я в данном вопросе, увы.
— Айса — как у нас со староанглийским?
— Никак. Ни со старым, ни с новым. Это у нас Сагларка — спец.
— Ладно. Крути второй.
— Я хорошо знаю язык — можно попробовать… — вякнул было парламентарий.
— Рот закрой! Твой номер — шесть.
Бо раскрутил второй пенал и передал мне.
— Есть! — На этом пергаменте был перевод — кирилловский полуустав. Почерк гораздо хуже, но в принципе — прочесть можно.
Я с грехом пополам приноровился к почерку, поднатужился, осиливая суть, и не удержался от восклицания:
— Вот зараза! Так просто все… Нет, ну кто бы мог подумать!!! Хан и — банк?
— И что тут? — Бо заглянул через плечо, ничего не понял и ткнул меня в бок: — Ну?
А ничего особенного. Банковский договор, составленный по всем правилам финансовой науки. Между клиентом — ханом Дондук-Омбо и Barklays Bank.
— Кстати, друзья мои, — вспомнил я академический курс банковского дела. — Неплохой банчок, я вам скажу. Входит в Британскую Большую Четверку. Сумма баланса, если мне не изменяет память, более ста миллиардов фунтов!
Итак. Дата вклада — 1741 год. Сумма вклада… сорок семь с половиной миллионов фунтов стерлингов. Годовая ставка — тринадцать процентов. Документ бессрочен и является основанием для получения вклада в любое время — по предъявлению. Так что можно пойти и взять. Но есть условия…
— Погоди-ка. — Бо достал из кармана мобильник, включил режим калькуляции, пощелкал кнопками…
— Сколько? — не утерпев, влез парламентарий.
— Грубо — полтора миллиарда. Фунтов стерлингов. — Бо осторожно выдохнул. — Это одни проценты. Плюс можно же и сам вклад забрать…
— Тут условие… — напомнил я. — Все не так просто…
По персонификации имело место лишь одно положение: правопреемниками вкладчика могут назваться два лица, собравшиеся вместе. А именно — законный хан Калмыкии и первое лицо верховной государственной власти России (титул не указывался).
И условие тоже было одно. Но какое! Лица эти могли считаться преемниками лишь в том случае, если за время их правления был достигнут заметный подъем во всех жизненных сферах, не допущено большой смертности подданных и утраты территорий, принадлежащих государству…
— Отлично! Просто великолепно! — обрадованно завопил парламентарий. — Это очень просто инспирировать для доказательств банку — никаких проблем…
— Вафельницу захлопни, — посоветовал Бо. — Думать не мешай.
— Да вы не понимаете! — возмутился парламентарий. — Тут такой шанс… Аи!
— Думай, братка, думай. — Я легонько сжал хилый загривок парламентария и предупредил: — Вякнешь еще слово — придушу…
— У тебя есть шанс стать Президентом России? — пробурчал Бо после долгого молчания.
— Точно такой же, как у тебя — стать Президентом Калмыкии! — Я хлопнул парламентария по костлявому плечу: — А у вас, товарищ Кириллов, есть такой шанс?
— Нет, у меня нет. — Товарищ возбужденно фыркнул и сообщил: — Но я знаю, как на этом можно заработать неплохие деньги. Ну о-очень неплохие! У нас сейчас как раз сложилась такая ситуация…
— Если ты скажешь, что не куришь, — я тебя убью. — Бо вдруг прервал словоизвержение парламентария, приставив ствол карабина к его голове. — Ну?
— Да курю я, курю! — Парламентарий осторожно кивнул подбородком на нагрудный карман своей жилетки. — Еще как курю…
— Во! — Бо достал из кармана пачку “Парламента”, зипповскую зажигалку и забрал у меня оба текста. — А ну, дай-ка…
— Ты хорошо подумал? — с большим сомнением спросил я, мгновенно сообразив, что собирается сделать толстый. — Не пожалеешь?
— Ханом мне не стать. — Бо скомкал листки и… поджег их! — Тебе не стать президентом… Так на хрен они нам нужны?
— Ты совсем сдурел! — прошептала Айса с веселым ужасом. — Господи — при мне жгут такие деньги! Кому расскажу — не поверят ведь ни за что!
— Да и хрен с ними — нам их все равно не видать. — Бо опять приставил карабин к голове парламентария и внушительно попросил: — А теперь, хилый, быстро думай, как нам лучше отсюда выбраться!
— Господи!!! Что… что вы сделали?! О господи…
Да, хилый думать был не расположен. Он горестно всхлипывал, мелко дрожа подбородком и неотрывно глядя на пузырящийся в огне вощеный пергамент.
И знаете, где-то в глубине души я сострадал его скорби…
17.01.2002 г. Элиста — Москва