Луна над Каролиной Робертс Нора
— Но я не вру тебе, — с чувством собственного достоинства возразила Фэйф. — Когда я сплю с одним мужчиной, я не бегаю на свиданки к другим. И ожидаю такого же отношения к себе.
— Но я не был с женщиной. Мы пили с Дуайтом.
— Врешь! Дуайт Фрэзир — женат, и он не мог ночью пить и шляться с тобой.
— Я не знаю, где он был после десяти вечера. Наверное, под одеялом с Лисси. Но сначала они поехали в кино, и я увязался с ними. А потом они отправились к себе, а я купил бутылку и поехал проветриться. Я напился. После этого вернулся домой. Но если бы я занялся еще чем-нибудь, то ведь я свободен делать то, что хочу. Так же, как ты. Ты сама всегда хотела свободы отношений.
— Никогда этого не говорила!
— Но ты никогда не говорила обратного.
— А теперь вот говорю.
— Фэйф, не может все быть только по-твоему. Если ты хочешь быть со мной, тогда мы будем следовать и моим правилам поведения.
— Я хоть слово сказала о правилах? Я говорю о цивилизованных отношениях, обыкновенной корректности.
— А это значит, что я должен постоянно сидеть дома и ждать, когда у тебя появится желание разделить мое одиночество? Я так не считаю. Оба мы свободны от обязательств и можем встречаться, когда захочется тебе или мне. Или же у нас будут прочные отношения, настоящие. Никаких тайных встреч здесь или в мотелях. И мы не будем больше притворяться, что между нами ничего нет. Или мы с тобой пара, или нас ничто серьезное не связывает.
— Ты предъявляешь мне ультиматум? — Фэйф была потрясена. — Ты предъявляешь ультиматум после того, как заставил прождать тебя полночи?
— Утомительно, не правда ли? Ждать. С ума сходить. — И он подошел к ней. — Такое чувство, словно тебя использовали и бросили, и тебе очень больно и стыдно. Это чувство мне хорошо знакомо.
— Но ты никогда об этом не говорил.
— Вчера ночью, когда я сидел на берегу реки в обществе бутылки, я понял: я себе не нравлюсь, и мне не нравится также то, что я позволяю тебе обращаться со мной таким образом. Вот поэтому сейчас я тебе об этом и говорю. Или мы ведем себя так, словно что-то друг для друга значим, или же расходимся навсегда. Было время, когда я принимал тебя без всяких условий. Это время прошло. Теперь мне нужно больше, Фэйф. Если ты не хочешь мне этого дать, что ж, я как-нибудь переживу. Но больше я не намерен питаться крошками, падающими с твоего стола.
— Не понимаю тебя… — И в потрясении Фэйф присела на край постели. Щенок на брюхе подполз к ней и обнюхал. — И не понимаю, как ты можешь мое отношение к тебе обращать против меня же.
— Не против тебя. Против нас, теперешних. Я хочу, чтобы мы были вместе с тобой, Фэйф. Я тебя люблю.
— Что? Ты сбрендил? — И она в панике соскочила с постели. — Не смей так говорить.
— Я и прежде тебе говорил об этом, но ты никогда меня не слушала. Для тебя это было неважно. Сейчас ты должна это услышать. Я тебя люблю. — Он схватил ее за плечи. — А теперь поступай как хочешь.
— И как я, по-твоему, должна поступать? — Она была в панике. — Черт знает, какая неразбериха.
— Когда я тебе говорил о любви, ты в ответ бежала от меня и выходила замуж за другого.
Фэйф хотела было возразить, но он закрыл ей рот ладонью.
— Мы можем сделать еще одну попытку. Будем вести себя как нормальные люди и посмотрим, что из этого выйдет. Мы должны больше времени проводить вместе, и не только валяться в постели. Нас связывает нечто большее, чем только секс.
— Откуда ты знаешь? — фыркнула Фэйф.
Он засмеялся и потрепал ее по голове.
— Ладно, давай проверим, действительно ли это так.
— А что, если, кроме секса, нет ничего?
— А если есть?
— А если нет?
Он вздохнул:
— Ну тогда мы все время будем проводить в постели. Если у нас еще осталось время.
И он поднял с пола подушку, которую щенок уже рвал на части.
Какой Уэйд положительный, умный и добрый. И красивый. И он ее любит. Но ведь и другие любили. Недолго. «Уймись, Фэйф», — приказала она себе.
— Не могу себе представить отношения с мужчиной, который спит с дворняжкой.
— А чем она тебе не нравится? Мисс Дотти закинула ее мне по дороге в церковь, но я был еще слишком нетрезв и, вместо того чтобы посадить ее в вольер, плюхнулся с ней в постель.
— А что с ней?
— С кем? А, с собачкой. Да ничего. Глаза ясные. Она здорова.
— Тогда что она здесь делает?
— Я ее взял для тебя.
— Для меня? — И Фэйф отступила назад. — Но мне собака не нужна.
— Очень нужна. — Уэйд схватил щенка за шиворот и сунул в руки Фэйф. — Смотри-ка, ты ей нравишься.
— Щенкам все нравятся. — И Фэйф отвернула лицо от щенячьего мокрого языка.
— Точно. — И Уэйд обнял Фэйф так, что щенок оказался между ними, словно начинка сандвича. — И щенков все любят. Собака будет во всем зависеть от тебя, забавлять тебя, составлять тебе компанию и любить, несмотря ни на что.
— И пикать на ковер, и грызть мои туфли.
— Иногда. Ее надо приучить к порядку, тренировать, с ней нужно проявлять терпение. Но ей ты всегда будешь нужна.
— Ты кому проповедуешь, мне или собаке?
— Обеим. — И он поцеловал Фэйф в щеку. — Попытайся. Если у тебя не получится, я ее заберу обратно.
Щеночек был теплый, с шелковистой шерстью и очень старался уткнуться ей в шею. Что происходит? Все на нее накинулись, и почти одновременно. Все поучают. Сначала Бутс, затем Кейд, а теперь Уэйд.
— У меня голова идет кругом. Только поэтому я и соглашаюсь.
— В отношении нас или щенка?
— Ну, отчасти и с тем, и с другим.
— Ну что ж, для начала и это неплохо. В кухне пакет со щенячьей едой. Покорми ее, пока я приму душ. Я уже опаздываю на обед к родителям. А почему, кстати, тебе не пойти со мной?
— Благодарю, но я еще не созрела для семейных обедов. — И Фэйф вспомнила холодный, предупреждающий блеск в глазах Бутс. — Иди принимай душ. От тебя разит псиной, как от десятка щенят.
И, нахмурившись, Фэйф понесла своего щенка в кухню.
18
Едва Тори успела открыть магазин в понедельник, как на входной двери прозвенел колокольчик.
— Доброе утро. Меня зовут Шерри Беллоуз. Я привязала свою собаку к вашей скамье снаружи. Надеюсь, вы не возражаете?
Тори выглянула и увидела гору шерсти, послушно сидящую на тротуаре.
— Все в порядке. Ну и великан. И какой красивый.
— Он очень милый и кроткий. Мы возвращаемся с утренней пробежки в парке, и я решила, что можно заглянуть к вам. Я была у вас в субботу. Так много пришло народу.
— Да. Могу я вам что-нибудь предложить конкретно или вы хотите просто взглянуть?
— Вообще, я решила спросить, не нужна ли вам помощь?
Шерри взмахнула своим «конским хвостом» и подняла руки.
— Я, конечно, одета сейчас неподобающим для поисков работы образом, — улыбнулась она и потянула вниз влажную от пота майку, — но я действую под влиянием импульса. Я преподаю в средней школе. Буду преподавать. В середине июня начнут работать летние классы. А с осени у меня будет полная нагрузка.
— Но, судя по всему, в работе вы не нуждаетесь.
— У меня есть свободные две недели сейчас, а в сентябре я не буду занята по субботам, и есть еще дни с половинной нагрузкой. Мне бы очень хотелось работать в таком магазине, как ваш, да и лишние деньги мне пригодились бы. Я могу показать вам мои рекомендации и соглашусь на самую низкооплачиваемую работу.
— По правде говоря, Шерри, я еще не думала о помощниках, во всяком случае, надо посмотреть в течение нескольких недель, как пойдут дела.
— Но одной вести дела в таком магазине вам будет нелегко.
Во время преподавательской работы Шерри научилась настойчивости.
— Да, пожалуй…
Тори еще раз внимательно посмотрела на Шерри. Молодая, хорошенькая, потная после пробежки. Очень откровенная. И, в сущности, она права. Тори пришла в восемь утра, сделала новые заказы, проверила документацию, уже сбегала в банк и на почту. Не то чтобы ей это не нравилось. Как раз наоборот. Такая занятость приносила чувство полного удовлетворения. Но ведь с течением времени график работы будет все уплотняться. Количество дел будет возрастать. А с другой стороны, ей не очень хотелось делить свой магазин с кем-нибудь еще, даже на неполный день. Так приятно все делать самой.
— Вы застали меня врасплох. Пожалуйста, напишите ваш адрес и номер телефона… И дайте мне время подумать.
— Здорово. — И Шерри взяла ручку. — А вон мой партнер, — кивнула она на окно: около Монго уже стояли, восхищаясь, женщины. — Вы заключите сделку сразу с двумя работниками на одно жалованье. Он такой милый, что невозможно его не погладить, а, остановившись, некоторые зайдут и в магазин полюбоваться на красивые вещи.
— Отлично! — И Тори вздернула бровь. — Может быть, я просто куплю собаку?
Шерри засмеялась:
— Вам не удастся найти другого такого, как мой Монго. Но как бы он ни был хорош, он не сумеет работать кассиром.
— Хорошо сказано. И многообещающе, — добавила Тори, когда две женщины, восхищавшиеся собакой, вошли в магазин. Шерри, записывая адрес и свой послужной список, одним глазком наблюдала за происходящим. Тори спокойна и сдержанна, поэтому ее собственная словоохотливость была бы приятным контрастом.
Чтобы еще подсластить пилюлю, она стала восторгаться покупками, которые сделали посетительницы, пока, довольные и порядком нагруженные, они не распрощались.
— Вы умеете обращаться с людьми, Шерри. Вы что-нибудь знаете о художественных ремеслах?
— Нет, но я все схватываю на лету. Могу начать прямо сейчас.
Тори уже готова была согласиться, но открылась дверь, и она в ужасе сразу обо всем забыла.
— Привет, Тори. — И Ханнибал растянул губы в широкой ухмылке. — Давно не виделись. Это ваша собака? — обернулся он к Шерри.
— Да, это Монго. Надеюсь, вы не имеете ничего против него?
— Да нет, вид у него дружелюбный, как у социальной служащей, приходящей по воскресеньям. Большая собака для такой маленькой штучки, как вы. Видел, как вы бегали с ним утром в парке. Кто кого вел, непонятно… Хорошая собака — верный друг. Собаки преданнее, чем большинство людей. Тори, ты не собираешься представить меня своей подружке? Ханнибал Боден, — сказал он и протянул Шерри огромную ладонь, — я отец Виктории.
— Приятно познакомиться, — и Шерри от всего сердца пожала руку. — Вы можете гордиться своей дочерью и тем, как она ведет дело.
— Дня не проходит, чтобы я об этом не подумал, — и его взгляд пронзил Тори словно иглой.
Тори подавила приступ ужаса. Раз он здесь, придется иметь с ним дело. И лучше с глазу на глаз.
— Шерри, я вскоре вам позвоню.
— А я стараюсь уговорить вашу дочь принять меня на работу. Может, и вы замолвите словечко? Приятно было познакомиться, мистер Боден. Тори, я буду ждать звонка.
И Шерри ушла в сопровождении Монго, наступавшего ей на пятки.
— Ну что ж, — Ханнибал подбоченился и оглядел магазин, — приличное местечко. По всей видимости, ты себя неплохо обеспечиваешь.
Он не переменился. Да и с чего бы ему меняться? Время его не затронуло. И когда он снова повернулся к Тори, она почувствовала себя маленькой, беззащитной, испуганной.
— Что тебе надо?
— Это так в твоем духе. Ты вернулась сюда, чтобы утвердиться в родном городе. А гордыня ведет к погибели, Виктория.
— Как ты узнал, что я здесь? Мама сказала?
— Отец остается отцом на всю жизнь. Я за тобой все время слежу. Ты вернулась сюда, чтобы возвести на меня хулу?
— Я вернулась сюда ради себя самой. Это не имеет никакого отношения к тебе. — «Ложь, ложь, и еще раз ложь», — подумала она.
— Это здесь ты стала притчей во языцех. Это здесь из-за тебя на нас показывали пальцем. Это здесь ты впервые восстала против меня и господа бога. Это стыд за тебя изгнал меня отсюда.
— Тебя «изгнали» отсюда деньги Маргарет Лэвелл.
Какой-то мускул дрогнул в его лице. Предупреждающе.
— Так, значит, люди об этом болтают. Ну, мне все равно. Лжецы всегда внимают злым языкам.
— И они еще больше будут болтать, если ты здесь задержишься. А те, кто тебя ищет, узнают об этом. Я ездила к маме. Она очень о тебе тревожится.
— И зря. Я глава в своем доме. Мужчина приходит и уходит, как ему угодно.
— Не уходит, а бежит. Ты сбежал, потому что тебе грозит суд из-за нападения на женщину. И когда они тебя поймают, то на этот раз сразу посадят за решетку.
— Придержи язык! — И в одно мгновение он схватил ее за блузку на груди и едва не вытащил из-за прилавка. — Ты должна уважать меня. Ты мне обязана жизнью. Из моего семени ты пришла в этот мир.
— К моему вечному сожалению. — Тори вспомнила об острых ножницах под прилавком. — Если ты меня тронешь, клянусь, я сразу заявлю в полицию. И расскажу также, как ты бил меня в детстве, так что я всегда ходила в синяках. А потом…
Он дернул ее за волосы, а другой рукой схватил за горло и оцарапал ногтями шею. Слезы брызнули у нее из глаз, голос прервался.
— Потом они посадят тебя в железную клетку. Клянусь. Отпусти меня и уходи, пока цел. Я забуду о твоем существовании.
— Так ты мне угрожаешь?
— Я не угрожаю. Я так и сделаю.
Он в ярости сжал ее горло, и Тори почувствовала, что сердце у нее останавливается.
— Отпусти, — и она сунула руку под прилавок, — уходи, прежде чем кто-нибудь войдет и увидит тебя.
На лице его выразился страх. Пальцами она нащупала гладкие металлические ручки ножниц. Он толкнул ее, и она ударилась о кассу.
— Мне нужны деньги. Давай все, что есть. Ты мне задолжала за каждый свой вдох на земле.
— Здесь мало. Тебе надолго не хватит.
И она открыла кассовый ящик, вытащила выручку. Пусть все возьмет, только уходит.
— Та лживая шлюха в Хартсвилле гореть будет в аду. — Он все еще держал ее за волосы, засовывая деньги в карман. — И ты ей составишь компанию.
— А ты там уже одной ногой.
Она не знала, почему это сказала. Ведь она не умела предсказывать будущее. По счастью. Но сейчас, неотрывно глядя на него, она видела словно воочию.
— Ты не переживешь этот год и умрешь в боли и страхе. Сгоришь в огне. Умрешь в муках.
Он побелел, отшвырнул ее к стене и поднял руку.
— Да сгинут ведьмы. Попомни это. Можешь всем и каждому рассказывать, что видела меня сегодня. Я еще вернусь и сделаю то, что должен был сделать в минуту твоего рождения. Дьяволово отродье!
Он приоткрыл дверь, высунул голову, оглянулся по сторонам и выбежал. А Тори тупо смотрела на ножницы в своей руке. Она едва не пустила их в ход.
Она села на пол, уткнулась лицом в колени и вся съежилась, как бывало в детстве. В таком положении и нашла ее Фэйф, вошедшая в магазин с извивающимся на руках щенком.
— Господи, Тори! — Она охватила одним взглядом пустой кассовый ящик и Тори, дрожащую на полу. — Что с тобой? Ты не ранена?
— Все в порядке.
— Тебя ограбили среди бела дня? Ты вся дрожишь. Они угрожали тебе ножом, хотели застрелить?
— Нет-нет. Все в порядке.
— Крови нет. Ух ты, какая царапина на шее. Я вызову полицию. И врача.
— Нет! Ни полицейских не надо, ни врача.
— Не надо полиции? Я увидела, как из магазина выскочил огромный мужик, и поэтому вошла. И что же я вижу: касса пуста, а ты сидишь за прилавком на полу и вся дрожишь. И говоришь, что не надо полиции?
— Меня не грабили. Я сама отдала ему деньги. Там не было и сотни долларов. И деньги тут ни при чем.
— Ну, если так у тебя пойдут дела, ты долго здесь не наторгуешь.
— Я никуда отсюда не уеду. Я останусь, и никто и ничто не заставит меня снова уехать. Ничто! И никто! И никогда!
Фэйф распознала в ее голосе нотки начинающейся истерики.
— Ну и ну. Почему бы тогда тебе не встать и не пройти на минуту в подсобку?
— Говорю тебе, все в порядке.
— Одно из двух: или ты глупа, или врешь мне. Но, как бы то ни было, вставай.
Тори попыталась ее оттолкнуть, собираясь сама подняться, но ноги стали ватными, и ей пришлось опереться на Фэйф.
— Я пока оставлю здесь щенка. У тебя есть здесь что-нибудь выпить и чем закусить?
— Нет.
— Узнаю тебя. Скромница Тори не позволяет себе ни одной бутылочки спиртного, спрятанной где-нибудь в укромном месте. А теперь сядь, отдышись и объясни, почему не надо вызывать полицию.
— Будет только хуже.
— Почему?
— Потому что ты видела моего отца. Я отдала ему деньги, чтобы он ушел.
— И он оставил тебе на память свою метку.
Тори промолчала, а Фэйф тяжело вздохнула.
— Догадываюсь, что это не в первый раз. Нет-нет, Хоуп мне ничего не говорила, ты, наверное, взяла с нее клятву молчать, но у меня ведь были глаза. Я видела тебя в синяках и полосы от ремня на ногах, и нередко. А ты всегда говорила, что упала, что напоролась, а ведь ты не была неуклюжая. И в то утро, когда ты пришла сказать нам о Хоуп, ты тоже была в кровоподтеках.
Фэйф подошла к мини-холодильнику, достала бутылку воды и откупорила ее.
— Вы поэтому с ней не встретились в тот вечер? Потому что он излупил тебя? — И она подала Тори воды. — Сдается, в том, что случилось тогда, я винила неповинного человека.
Тори жадно выпила воду.
— Винить надо того, кто убил ее.
— Но мы не знаем, кто это. Гораздо удобнее возводить вину на человека, которого знаешь. Возьми трубку и позвони шефу Рассу.
— Я хочу, чтобы он ушел. Думаю, ты меня не поймешь, но это так.
— Люди вообще друг друга не понимают, — философски заметила Фэйф и прислонилась бедром к столу. — Мой папа редко поднимал на меня руку. Да и то это был шлепок-другой. Но уж как кричать на меня, он знал очень хорошо, и как приводить этим в ужас маленькую девочку. В ужас от того, что я опять не оправдала его надежды и ожидания. Я понимаю, что мой страх и ужас совсем другие, что испытывала ты. Но интересно, если бы мой отец был другим человеком, как бы это повлияло на мою жизнь, как бы я поступила?
— Ты бы вызвала полицию и засадила его в тюрьму.
— Ты чертовски права. Но я понимаю, почему ты этого не сделала.
Тори поставила чуть уже окрепшей рукой бутылку с водой на стол.
— Почему ты так добра ко мне?
— Понятия не имею. Никогда ведь тебя особенно не любила, но, наверное, из духа противоречия и по контрасту с Хоуп. Ты сейчас спишь с моим братом, и, узнав об этом, я поняла, что он значит для меня гораздо больше, чем я предполагала. Поэтому имеет смысл познакомиться с тобой поближе, чтобы понять свое отношение к вашей связи.
— Так, значит, ты добра ко мне потому, что у меня сексуальные отношения с Кейдом.
Такая сухая констатация факта позабавила Фэйф.
— В каком-то смысле — да. И еще потому, что секс с моим братом тебе достается нелегко. И мне тебя жалко.
— Ты права. — И Тори встала, радуясь, что перестала дрожать. — Это меня выматывает донельзя.
— Представляю. Ты не любишь, когда тебя жалеют. Но дело в том, что ни одна женщина не должна бояться своего отца. И ни один мужчина на свете не имеет права, независимо от того, родственник он или нет, избивать в кровь ребенка… Ну а теперь пойду взгляну, что там учинил мой щенок.
— Щенок? — Тори вытаращила глаза. — Какой щенок?
— Да мой. Я еще никак ее не назвала.
Фэйф вышла, и вскоре послышался хохот.
— Ну, не умница ли она? Какая милашка!
А милашка нашла упаковочную бумагу и объявила ей войну. Белые клочья валялись повсюду на полу. Вдобавок милашка нашла рулон тесьмы и обмотала ею большую часть своего упитанного тельца.
— О господи! — воскликнула Тори.
— Да не переживай ты так. Испортила товару на пять долларов. Я заплачу. Ах ты, моя девочка.
А щенок радостно тявкнул и, трижды окутав себя тесьмой с головы до хвоста, с обожанием распростерся у ног Фэйф.
— Вот уж не думала, что так развеселюсь. Ну, совсем обмоталась, как рождественский подарок. — Фэйф подняла щенка на руки и стала над ним нежно ворковать: — Ах ты, моя куколка!..
— Ты ведешь себя как идиотка.
— Да, знаю, но разве она не прелесть. И она любит меня до смерти. Ну а теперь, моя куколка, маме надо убрать мусор, а то злая тетя заругает мою малышку.
Тори, которая уже, опустившись на колени, убирала сор, взглянула вверх.
— Если ты опять отпустишь ее, я сама укушу тебя за щиколотку.
— А я уже учу ее сидеть. Она такая умная. Вот, посмотри. — Несмотря на угрозы Тори, Фэйф посадила щенка на пол, придерживая рукой попку. — Сидеть. Будь хорошей девочкой. Мама просит.
Щенок прыгнул вперед, лизнул Тори в щеку и стал охотиться за собственным хвостом.
— Ну разве она не прелесть?
— Она просто чудо, но здесь ей не место.
— Мы собирались купить две хорошенькие мисочки для пищи и воды.
— Но только не в моем магазине. Мастера вручную расписывают керамику не для того, чтобы из нее кормили щенят.
— А какое тебе дело, для чего я куплю миски, если заплачу за них?
Фэйф решительно взяла на руки щенка и выбрала две мисочки, синие с изумрудного цвета зигзагами.
— Нам понравились вот эти. Правда, моя миленькая? Ты продаешь, мы покупаем. Пробей чек и не забудь прибавить стоимость бумаги и тесьмы.
— О них забудь. — И Тори выбросила мусор в корзину. — С тебя три доллара и двадцать шесть центов. За миски.
— Чудесно. Плачу наличными. Подержи-ка ее.
Тори невольно пощекотала щенка.
— Ну, ты будешь есть как королева.
— Королева? Чудесно. — Фэйф положила деньги на прилавок и выхватила щенка у Тори. — Ты будешь Королевой. И я закажу тебе ошейник с бриллиантами.
Тори лишь покачала головой и сдала сдачу.
— Ты, Фэйф, повернулась сейчас совсем новой для меня стороной.
— А я такая. Люблю удивлять. Ну, Королева, пошли, нам нужно еще людей повидать и себя показать. — И взяла сумку с покупкой. — Не смогу открыть дверь.
— Я помогу.
Тори открыла и, после минутного колебания, коснувшись руки Фэйф, сказала:
— Спасибо.
— Пожалуйста. Тебе нужно заново наложить макияж.
Фэйф ушла, но мысленно все еще видела скорчившуюся за прилавком Тори. И безобразную красную царапину у нее на шее.
И на теле Хоуп были такие же. Она не видела их, ей не позволили их видеть, но она знала, что они есть…