Сегодня вечером и всегда Робертс Нора
– Значит, четыре месяца и семнадцать дней.
– На редкость точно, – заметил он с некоторым сомнением.
– Уж в этом я уверена.
Кэйси нервно сжимала и разжимала пальцы.
Заметив это судорожное движение, он перешел к вопросам медицинским:
– Ты была у врача? Как себя чувствуешь, какое-нибудь недомогание, побочные явления?
– Да, у врача я была. – Она снова улыбнулась, успокоенная его деловитым интересом. – Я чувствую себя прекрасно, тошнота по утрам давно прошла. Мы до отвращения здоровы.
– И отец – здоров? Она опять сжала руки.
– Да, полагаю, он тоже очень здоровый человек.
– Кэйси. – И он прикрыл ладонью ее беспокойно снующие пальцы. – Каковы его планы относительно ребенка? Ты явно решила доносить дитя. Но вы, наверное, пришли к определенному соглашению относительно младенца?
– Нет, никакого соглашения между нами не существует.
Кэйси посмотрела ему прямо в глаза, и он почувствовал, что она несколько уязвлена таким вопросом.
– Я ему ничего об этом не говорила.
– Ты ему не говорила?
Это известие, казалось, поразило его больше, чем что-либо иное. На нее совсем не похоже, такое безответственное поведение.
– А когда ты собираешься ему об этом сообщить?
– А я не собираюсь, – голос ее слегка дрогнул.
Кэйси достала сигарету и стала рвать ее на мелкие кусочки.
– Кэйси, он имеет право знать. Это его ребенок.
– Нет! – стрельнула она взглядом. – Это ребенок мой. А что касается прав, пусть Джордан сам о себе позаботится.
– Я не узнаю тебя, Кэйси, – сказал он тихо.
– Пожалуйста. – Она покачала головой и смяла остатки сигареты в руке. – Ничего не говори. Я приняла такое решение не с наскока. Я думала об этом целые месяцы. Теперь я уверена, что приняла правильное решение. Моего ребенка не будут рвать на части только потому, что я и его отец когда-то наделали ошибок. Я знаю, что было бы, скажи я об этом Джордану.
Голос у нее задрожал, и ей пришлось замолчать, чтобы справиться с собой.
– Он бы предложил жениться на мне. Он человек честный и порядочный. А я бы отказалась, потому что не в силах…
Голос ее осекся, и она нетерпеливо стукнула маленьким кулачком по колену.
– Я не желаю жить с его чувством долга. А других чувств тут быть не может. Он непременно захотел бы обеспечить меня с финансовой стороны. Но мне это не нужно. Я способна заработать нам на нормальную жизнь. Были бы установлены правила посещений и встреч, и ребенок стал бы мотаться с одного побережья на другое, не зная, где его настоящий дом. А это несправедливо. Я этого не желаю. Ребенок принадлежит мне.
Доктор Бреннан взял руки внучки в свои и посмотрел на нее. Так они посидели немного.
– Ты любишь его отца? Она поникла у него на глазах.
– О господи, да, люблю.
Кэйси опустила голову на стол и заплакала.
Дедушка дал ей выплакаться. Он не видел такого горя с тех пор, как она была ребенком. Он только держал ее руки в своих и ждал. Интересно, что за человек этот Джордан? Если она любила его, то почему плачет здесь одна? Если он подлец… но Кэйси не полюбила бы подлеца, да и, судя по ее словам, для таких предположений не было оснований.
Он попытался вспомнить, что она писала ему о своей жизни. Джордан, это, стало быть, тот писатель. Она работала с ним какое-то время в прошлом году. Книги у него хорошие, но чужая душа – потемки. Письма Кэйси были и восторженные, и счастливые, и одновременно странные. Но это как раз ей свойственно.
Наверное, надо было читать внимательнее, между строк. Ах, старый дурень! Вот теперь, и уже так долго, она мучительно решает самый важный вопрос жизни в одиночестве. Он давно не видел ее такой – растерянной, плачущей. И это было ужасно. Однажды ему пришлось отослать ее далеко от себя. И тогда она вот так же плакала, такая же растерянная и одинокая. Он тоже, помнится, думал, что решил все правильно. Для ее же блага. Когда жизнь снова наладилась и пыль улеглась, оно так в конечном счете и оказалось. Но тот проклятый промежуток времени, когда она жила вне дома, оставил неизгладимый след. И он был достаточно проницателен, чтобы понимать: ее теперешнее решение более всего продиктовано ее собственным опытом. Все, что он может ей сейчас предложить, это поддержку и любовь. А время, оно само поработает на них. Он полагал, что этого будет достаточно.
Кэйси перестала плакать. Она все еще не поднимала головы, отдыхая от слез. Она не плакала уже несколько месяцев. Она медленно выпрямилась и заговорила снова:
– Я его любила – я его и сейчас очень люблю. И это одна из причин, почему я поступаю именно так, – и вздрогнула. Ей было необходимо откровенно поговорить с кем-нибудь с той самой минуты, как она вышла из гостиной Беатрисы четыре месяца назад. – Я расскажу тебе, и тогда, может быть, ты поймешь.
Говорила она теперь спокойно, бесстрастно, подробно. Когда она упомянула об Элисон, он сразу же подумал о сходстве их судеб, но продолжал слушать молча. И взорвался лишь тогда, когда она рассказала о последнем разговоре с Беатрисой.
– Так ты говоришь, что она тебе угрожала? – и старик вскочил, забыв о боли в спине. Он готов был драться.
– Не мне. – Кэйси взяла его за руку и встала. – Джордану и Эдисон. Мне она ничего не могла сделать, ничего, что имело бы для меня хоть какое-то значение.
– Но ведь это шантаж, Кэйси. Примитивный, гадкий шантаж.
Его голос звучал резко и сердито.
– Тебе надо было сразу же пойти к Джордану и рассказать ему обо всем.
– А ты знаешь, что бы он сделал? – Кэйси повернулась к окну. – Он бы разбушевался, вот как ты сейчас. Устроил бы ужасную сцену, от которой больше всего пострадала бы Элисон. Ты думаешь, я могла сделать ее судьбу полем сражения? Ведь она еще маленькая девочка. Я знаю, что чувствуешь, видя снимки и свое имя в газетах и слушая все эти перешептывания у себя за спиной.
Глаза Кэйси были красноречивее слов. Слезы высохли.
– Поставь себя на мое место, дед. Ты ведь очень близко был ко всему этому много лет назад.
Он вздохнул и обнял ее.
– Кэйси, никогда не думал, что мне снова придется пройти через все это.
Да, ей необходимо было вернуться домой и снова почувствовать его большие, сильные и такие нежные руки. Он всегда стоял как скала, и более надежной опоры у нее никогда не было.
– Я люблю тебя, дед.
– И я тебя люблю, Кэйси.
Он молча постоял, обнимая ее. И тут понял, что она уже не напоминает ивовый прутик. В ней появилась непривычная округлость. Это его потрясло. Она уже не была его деткой, но женщиной, которая носит в себе своего собственного будущего ребенка.
– До меня только сейчас дошло, – сказал он мягко, – что я скоро стану прадедушкой.
– И самым лучшим на свете, – тихо отвечала Кэйси.
– Ты останешься дома, пока ребенок не родится.
Кэйси вздохнула и стала успокаиваться.
– Конечно, я останусь.
Он отодвинул ее и деловито спросил:
– Витамины принимаешь?
– Да, доктор. – Кэйси усмехнулась и поцеловала его в щеку.
– И молоко каждый день?
Она поцеловала его в другую щеку.
– Как тебе нравится имя Брайен? Оно одинаково подходит и для мальчика, и для девочки. Брайен Уайет – хорошо звучит. Не напыщенно, недостойно.
– Ну, ты уже задаешь мне работенку.
– А еще вполне симпатично – Пол, – продолжала Кэйси, а он направился к холодильнику.
– Но для этого уж обязательно надо родить мальчика.
Кэйси глядела, как он наливает молоко в высокий стакан.
– А мы съедим что-нибудь из припасов миссис Оутс?
И развернула сверток.
– Это варенье из терна? – спросила она, подняв кувшин. – Люблю терновое.
– Ну и хорошо.
Доктор Бреннан подал ей стакан молока и улыбнулся:
– Можешь попробовать вместе с молоком, а потом я тебя осмотрю.
Глава 15
Не успела Кэйси оглянуться, как наступил июль. На лесистых полянах было полно цветов, а в кухне, на окне, распустилась герань. По ночам неустанно стрекотали сверчки. Она подолгу лежала без сна, прислушивалась к ним, а ребенок беспрерывно шевелился у нее в животе. «Он спешит, – думала она. – Или – они». Дедушка был уверен, что у нее будет двойня. Он всячески пытался уговорить ее поехать в больницу, чтобы узнать наверняка. Но она отказывалась. Ей хотелось, чтобы это оставалось тайной.
Она уже давно не могла спать крепким, глубоким сном, как раньше. Ребенок ей не позволял. Вернее, они не желали позволять. Кэйси без всяких исследований знала, что их двое. Ни один ребенок не мог быть таким активным. Атак все объяснялось просто. Когда один спал, другой вовсю веселился. И живот был просто необъятный.
Кэйси приложила к нему ладони. «Я скорей всего не доношу до положенного срока, – размышляла она. – Близнецы, как правило, рождаются преждевременно».
Закрыв глаза, Кэйси снова стала прислушиваться к движению внутри ее, ей нравилось ощущать растущую в ней жизнь. Кэйси представляла, как они будут выглядеть. «Это мальчик и девочка, – думала она, – с каштановыми волосами мягкого, теплого оттенка и темно-синими глазами». Размышляя о цвете глаз, она вспоминала о Джордане.
Она слегка пошевелилась, почувствовав очередной весьма чувствительный толчок – определенно локотком. «Что это он делает? – удивилась она. – Сколько сейчас времени в Калифорнии? Еще достаточно рано, и Джордан, наверное, работает. Интересно, закончил он книгу?» Кэйси ужасно хотелось увидеть ее наконец на книжном прилавке, купить, принести домой и запереться с ней у себя в комнате. И опять вернуть себе все те часы, что они провели вместе в его кабинете. Она сбережет книгу для своих детей. Они никогда не узнают, что эту книгу написал их отец, но научатся восхищаться им. Они будут уважать писателя Джордана Тейлора.
Элисон. Нет, она не забывала об Эдисон.
Кэйси перекатилась на спину. Она писала девочке, как обещала, но ее непредсказуемые метания по всей стране лишали Элисон возможности отвечать. «Но теперь я, наверное, скоро получу от нее письмо. Я уже почти два месяца не двигаюсь с места. И написала ей почти три недели назад».
Кэйси с трудом поднялась с постели и подошла к окну. Было жарко и душно. «Пожалуй, Элисон лучше забыть меня, – подумала она. – Вряд ли я могу пригласить ее сейчас. – И она погладила себя по животу. – Ну как ей все объяснишь, да еще чтобы Джордан ничего не узнал?»
Толчки в животе вроде бы прекратились. Кэйси подошла к постели, легла и заснула.
Доктор Бреннан смотрел, как Кэйси, стоя на коленях, полола грядки. Она просто цвела, и о ее физическом состоянии он не беспокоился. Она была олицетворением здоровья и силы. Она опять стала относиться к происходящему в жизни с обычной своей энергией. Он ею гордился.
Правда, сильно сомневался относительно мудрости ее решения, но она была совершенно уверена в своей правоте. Он подумывал снова поговорить с ней о Джордане, но решил подождать до родов. Спорить с нею сейчас было бессмысленно, да, пожалуй, и вредно. Больше всего сейчас следует заботиться о будущем ребенке. И его матери. А остальное решится позже.
– Не понимаю, зачем я посадила перуанские бобы, – пробормотала она, вырывая пробравшийся на грядку сорняк, – но мне нравится, какие они большие и круглые. Их, наверное, можно будет покрасить бронзовой краской.
Она уселась на пятки и отряхнула руки.
– А несколько помидоров уже созрело, – сказала она деду, – и ты сможешь славно поужинать ими и той кукурузой, которой Ллойд Крамер расплатился с тобой за свой аппендикс.
Кэйси заслонила рукой глаза от яркого солнечного света и улыбнулась деду.
– Да и сделка оказалась очень выгодной. Его аппендикс был в скверном состоянии.
– Ты ужасно расчетливый человек. Кэйси протянула руку, и он помог ей подняться на ноги, она поцеловала его со своей обычной жизнерадостностью. Наконец старик видел перед собой свою прежнюю Кэйси. И это было замечательно.
– Как ты думаешь, надо полить огород? Дождя не было уже неделю. Доктор взглянул на небо.
– Полить – вернейший способ его вызвать. Дождик явно не помешал бы. От жары ты не спишь по ночам.
– Не только от жары. – Кэйси похлопала себя по животу. – Не волнуйся, я не устала, – засмеялась она. – У меня энергии хватит на всех нас.
– Ты сегодня пила молоко?
– Смотри, моя морковь увядает, – ловко увильнула Кэйси от неприятной темы. – Надо бы полить.
– Я полью ее, когда спадет жара, – дед знал все ее ухищрения. – Иди и выпей молока.
– Меня вырвет, – пригрозила она.
– Тебе не удавалось провести меня с тех пор, как тебе исполнилось двенадцать.
Кэйси прищурилась. Она знала, что он точь-в-точь так же упрям, как она сама.
– Я сделаю на обед картофельную запеканку и ванильный крем. А молока я уже выпила достаточно.
– Растолстеешь.
– Куда уж больше!
И она поспешила в кухню, прежде чем дед успел что-либо ответить.
Кэйси сидела в кухне и чистила картофель. Перед ней уже возвышалась маленькая, но неуклонно растущая картофельная горка. Было что-то успокаивающее в этом простом, не требующем умственного напряжения занятии. Она как-то незаметно для себя начистила куда больше, чем они с дедушкой могли съесть за ужином. «У нас останется. Придется потом доедать целую неделю. Вот эта – последняя, – пообещала она себе. – Или же пригласим на обед соседей».
Дверь открылась, но она, не взглянув, продолжала чистить и чистить.
– Можешь пригласить на обед парочку голодающих пациентов, – сказала Кэйси громко. – Я тут увлеклась. Знаешь, а в армии теперь картошку уже не чистят руками, ужасающее нарушение традиции. У них эти самые машины и…
Она наконец посмотрела на дверь и замерла с недочищенной картофелиной в руке.
Джордан смотрел, как бледность постепенно покрывает ее лицо. Он видел, как она потрясена и испугана. Этот страх заставил его сердце сжаться. Она уронила овощной нож, и ее руки нырнули под стол.
«Господи, милостивый боже, – думала она в отчаянии. – Что мне делать? Что я ему скажу?»
Он молчал и внимательно вглядывался в ее лицо. Волосы у нее стали длиннее, почти падают на плечи. Когда она успела стать прекрасной? Она всегда была хороша, привлекательна, незабываема. Но когда же она успела стать такой красивой? Он не мог отвести глаз от ее лица. Как долго он ждал! Как мечтал увидеть это лицо, светящееся радостью при виде его? Но сейчас оно выражало ужас, и в этом виноват он. Но еще не все пропало. Не может быть, что все пропало. Эти месяцы долгого, отчаянного ожидания не могли пройти бесследно.
Интересно, ее кожа такая же мягкая и гладкая, какой он ее запомнил? Отшатнется ли она, если он коснется ее? Он боялся всего и способен был только неотрывно смотреть на Кэйси.
Кэйси крепко сцепила руки под столом. Надо что-то сделать, что-то сказать. Она молчала, опасаясь, как бы не дрогнул голос.
– Привет, Джордан, – она улыбнулась, вонзив ногти в ладони. – Проездом?
Джордан сделал несколько шагов к ней, но их разделял стол. Стол мешал дотронуться до нее.
– Я несколько месяцев ищу тебя. Слова прозвучали как обвинение. Нет, он не то хотел сказать. Он же поклялся себе, что будет спокоен, но спокойствие покинуло его в тот самый момент, когда она взглянула ему в глаза.
– Искал? – Кэйси ухитрялась каким-то образом говорить ровно, даже немного холодно. – Извини. Я немного путешествовала. Что-нибудь неладно с книгой? По-моему, никаких недочетов быть не должно.
– Прекрати! – закричал Джордан. «Господи, ну как можно сейчас на нее кричать?» – ужаснулся он, но остановиться уже не мог. Все, что помогало ему держаться все эти месяцы, рухнуло в тот же самый момент, когда он увидел ее снова. – Я полгода жил в аду. Как ты можешь сидеть и смотреть на меня так, словно я сосед, забежавший перемолвиться словечком?
Он обогнул стол и, прежде чем она успела что-либо сказать, рывком поднял ее на ноги.
– Черт возьми, Кэйси… И голос его замер, когда он увидел ее фигуру.
– О господи! – прошептал он, скользя взглядом сверху вниз и снова вверх, к ее лицу. – Ты беременна?
– Разве ты не видишь?
Пальцы его разжались. Он отпустил ее. Он смотрел на нее так, словно видел в первый раз.
– Ты… – и покачал головой, почти задохнувшись. – Ты носишь моего ребенка и ничего мне об этом не сказала.
Она отступила на шаг.
– Это мой ребенок, Джордан. Я никогда тебе не говорила, что он твой.
Но она не успела дух перевести, как он уже крепко прижимал ее к себе. В глазах пылала ярость.
– Погляди на меня, – процедил он сквозь зубы. – Погляди и скажи, что этот ребенок не мой.
Снова в ее глазах мелькнул страх, и он отпустил ее. Ну почему он совершает опять ту же самую ошибку, из-за которой ее потерял? Джордан отвернулся, стараясь взять себя в руки. Он просто не готов к такому повороту событий. А как он мог быть готов? Джордан молчал, стоял спиной к ней, пытаясь найти в себе силы, чтобы говорить спокойно.
– Ради бога, Кэйси, – сказал он тихо, – как ты могла скрыть это от меня? Независимо от того, что ты ко мне чувствуешь, я имею право знать.
– Я думаю только о правах ребенка, Джордан. – В ее голосе звучало холодное отчаяние. – И мне нет дела до твоих.
Он снова взглянул в ее лицо, готовый умолять, если понадобится. Он уже давно спрятал гордость в карман.
– Не отталкивай меня, Кэйси, пожалуйста. Он дотронулся до нее, но, почувствовав, как она вся оцепенела, уронил руку. Он собирался высказать ей многое, когда нашел ее наконец, но сейчас, из сотни слов, остались только эти:
– Я люблю тебя.
– Нет! – И она в ярости влепила ему пощечину. – Не смей мне говорить этого! Не смей говорить мне это сейчас!
Глаза ее, мгновение назад сухие, затуманились готовыми пролиться слезами.
– Я бы все на свете отдала, чтобы услышать эти слова полгода назад. Все! Но вместо этого ты мне оставил записку и чек за услуги, словно я…
– Нет, Кэйси. Ты не можешь думать, что…
И он опять дотронулся до нее, а она снова оттолкнула его.
– Я мало с кем спала, и ты, конечно, удивлен этим, да? – Она закрыла лицо ладонями, чтобы он не видел ее слез. – Но никто мне за это не платил, кроме тебя.
– Кэйси, как ты могла так меня понять?! – Он был потрясен. – Выслушай меня. Все совсем не так.
– Мне не нужны твои объяснения. Она отвернулась и, мотая головой, как безумная повторяла снова и снова:
– Я хочу, чтобы ты уехал. Я хочу, чтобы ты уехал. – Вдруг она резко повернулась, открыв лицо и закричала:
– Оставь меня в покое!
– Как я могу это сделать? Неужели ты не понимаешь?
– Я ничего не хочу понимать. – Она сделала несколько глубоких вдохов. – Не испытываю в этом потребности.
Кэйси опять стояла к нему спиной и говорила совсем спокойно:
– Извини, что я ударила тебя. Я никогда ни с кем так не поступала.
– Кэйси, пожалуйста. – Он нежно коснулся ее плеча. – Просто сядь и послушай, что я скажу. Ты меня когда-то любила. И я не могу сделать вид, как будто этого не было, и просто взять и уйти.
Она не двигалась. Не отвечала. Ее как будто не было здесь совсем. Джордан на секунду подумал, что, пожалуй, он опоздал. И все же, все же…
– Ты только выслушай меня. А потом, если ты этого захочешь, я уйду.
– Хорошо, – Она села на стул. – Я тебя выслушаю.
Боже, но он не знал даже, с чего начать. Куда подевались все слова? Писатель, философ, психолог – дурак набитый, и ничего больше.
– Когда я проснулся в то утро… Он замялся. Мысли беспорядочно метались в голове, чувства разрывали сердце. Кэйси носила его дитя. И вот сейчас она сидела перед ним, сложив руки на животе, и как будто защищала от него то, что принадлежало и ему.
– Когда я проснулся, – продолжал он, – то готов был себя возненавидеть. Я вспомнил, как ворвался к тебе. Вспомнил все, что сказал тебе, что сделал. Ты еще спала. И я оставил записку, решив, что ты не захочешь меня видеть.
– Почему ты так думал?
– Боже милостивый, Кэйси, я же… – Он полгода пытался переварить свой поступок, а теперь ему надо было выразить это словами. – Ведь я изнасиловал тебя, – произнес он наконец с огромным трудом. – Я проснулся и увидел царапины на твоих руках.
Джордан отвернулся. Он подошел к окну и схватился за подоконник, казалось, сейчас Джордан разломает его на куски.
– И я буду жить с этим воспоминанием всю мою жизнь.
Кэйси немного помолчала. Он честный, порядочный человек. Действительно, каково ему было все это время? Невыносимо сознавать, что ты способен на такой ужасный поступок. Бедный Джордан. Она была тогда в таком состоянии, что из-за своей боли не почувствовала его боль. Когда она прочла записку, то увидела в ней то, что хотела увидеть. Ей нужно было лишнее подтверждение своих страданий. Она могла бы уехать, так и не развернув бумагу.
– Джордан. – Она подождала, пока он не повернулся к ней. – То, что случилось той ночью, – далеко не изнасилование. Я могла тебя остановить, я могла продолжать сопротивляться. Но ты помнишь, я поступила иначе.
– Да какая разница! – Он подошел к ней. – Я был пьян и с ума сходил от злости. Я не помнил себя и бог знает что мог натворить. Может, как раз оттого, что ты перестала сопротивляться, зверь во мне уснул вновь. Он замолчал, не сводя с нее глаз.
– Думаю, ты должна знать, что в ту ночь я собирался просить тебя выйти за меня замуж.
Джордан увидел в ее глазах потрясение, но всего на секунду, потому что она закрыла глаза. И дальше слушала его так, не открывая глаз.
– Когда я приехал домой после встречи с Гарри и узнал, что ты уехала, я просто не поверил. Это было чудовищно. Потом я разозлился. Так было легче. Ты перевернула мою жизнь, ты вновь заставила меня чувствовать, но, когда ты стала для меня всем, ты ушла. И мне хотелось ответить тебе тем же. Хотелось, чтобы ты тоже страдала.
Она все еще сидела, закрыв глаза, а он, всматриваясь в ее лицо, говорил:
– Несколько недель, тех первых недель после того, как ты вошла в мою жизнь, я убеждал себя, что не могу любить тебя по-настоящему. Слишком быстро – для настоящей любви. Меня тянуло к тебе, но я все уговаривал себя, что так не бывает. Если бы я не был таким дураком, я бы тебя не потерял. Ты была свободна и поступала, как хотела. Я принимал твои бесценные дары и боялся слишком много дать тебе взамен.
Кэйси открыла глаза.
– Все равно, нам слишком многое мешает даже сейчас, Джордан. Пожалуйста, не говори больше ничего.
– Но ты обещала выслушать меня. Я не сказал тебе всего.
Он видел, что она снова прикрыла руками живот. «Что плохого я могу сделать нашему ребенку? – подумал он. – Что она Напридумывала себе?» Но он все равно продолжал, в отчаянной попытке все исправить:
– После нашей последней ночи, когда ты ушла, я старался тебя позабыть. Я убеждал себя, что ты мне лгала. Я говорил себе, что ты играла мной. А потом я вспоминал, как ты смотрела на меня, когда впервые призналась мне в любви, и все начиналось сначала. Ты уехала, потому что я не мог дать тебе того, что ты хотела. Я догнал тебя и нанес тебе душевную рану, потерял свой последний шанс.
– Джордан, что сделано, то сделано. Не надо.
– Я попытался жить без тебя. Он сел на корточки перед ее креслом, так что их глаза были почти на одном уровне.
– Но жизнь моя стала бесцветной. Ты унесла с собой все краски бытия. И я стал тебя искать.
– Стал искать? – повторила Кэйси.
– Первое твое письмо Элисон получила из Монтаны. Я помчался туда и узнал, что ты уехала тремя днями раньше. Всего три дня. Какая малость! А я опять потерял тебя. Ты не оставила никакого адреса. Я бестолково метался туда-сюда, хотел было нанять сыщика, но потом вспомнил…
Он опять сделал паузу и встал.
– Я подумал, что ты должна сейчас чувствовать, и вернулся обратно, молил небо, чтобы ты снова написала Элисон.
Джордан провел рукой по волосам, вновь переживая былое отчаяние.
– Каждый раз, как Элисон получала письмо, я старался нагнать тебя. Однажды мы разминулись всего на пять часов. Тогда я думал, что сойду с ума. Я понимал, что не могу все время оставлять Элисон. Я начал думать, что отныне жизнь моя будет состоять из вечной погони за тобой. А потом пришло это письмо. Ты писала, что собираешься несколько месяцев пожить у дедушки. Элисон не помнила себя от радости. Разлуку с тобой она переживала очень тяжело.
Кэйси судорожно сжала руки в кулаки.
– Не надо об этом.
– Извини. – Он взял ее руку в свои и стал тихонько поглаживать. – Как только она получила письмо, она сразу же захотела поехать к тебе, повидаться. Она говорила, что ты ее приглашала.
– Да, приглашала.
Кэйси отняла руку. Она еще не могла позволить ему прикасаться к себе. У нее не хватит сил отослать его, если ее тело вспомнит его прикосновения.
Джордан посмотрел на свою руку, словно не мог понять ее назначения, и сунул в карман.
– Я не хотел оставлять ее на попечение матери, даже на несколько дней. И сказал, что мы поедем вместе.
– Так Эдисон здесь? – Кэйси невольно просияла. – Где она?
– Здесь, совсем недалеко. – Джордан почувствовал зависть. Улыбка предназначалась Эдисон, а не ему. – Я хотел увидеться с тобой наедине. Она в гостинице. Там живет семья с двумя детьми, которые с ней подружились. Она надеялась, что я привезу тебя к ней.
Кэйси покачала головой.
– Я не могу поехать, но очень бы хотела повидать Элисон. Ты привезешь ее сюда?
Джордана опять кольнуло в сердце. Он проигрывал свою битву за Кэйси и был бессилен это предотвратить.
– Конечно, если ты хочешь. Остаток лета мы используем, чтобы подыскать себе дом.
– Зачем? Какой дом?
Он должен был о чем-то говорить, все равно о чем, лишь бы удержаться, чтобы не умолять ее.
– Да вот как раз перед Рождеством я решил, что Элисон надо уехать из нашего дома, подальше от моей матери. Девочка в этом просто нуждалась. Я уже подготовил все бумаги, по которым передавал матери права наследства. Нам не нужен такой огромный дом. Я сказал Элисон, что мы будем вместе искать, где поселиться. Конечно, постараемся осесть на новом месте к началу занятий в школе.
Джордан сдерживался изо всех сил. Снова повернувшись к ней, он со страстью сказал:
– Только не проси меня уйти, Кэйси, теперь, когда я наконец тебя нашел. Не отворачивайся от меня. Ты не можешь меня прогнать, прогнать от себя и от нашего ребенка.
– Моего ребенка, – поправила Кэйси и встала. «Я буду сильнее стоя», – решила она.
– Нашего ребенка, – упрямо не сдавался Джордан. – Ты не можешь изменить этого. У ребенка есть отец и мать. Если ты не хочешь подумать обо мне, подумай о ребенке.
– Я и думаю о нем! – Она прижала ладони к вискам. Может быть, это снимет напряжение. – Я не ожидала, что ты сюда приедешь. Не ждала твоей любви. Но я знала, что мне надо делать.