Если бросить камень вверх Усачева Елена

Остров невезения

Джинсы ниже колена были в земле. Сколько Саша ни терла, только грязь разводила. От того, что колени были мокрыми, знобило, в кроссовках хлюпало.

С самого начала план казался отличным. Она убежала. Шла куда глаза глядят. Мешали грязные руки. Слезы хотелось вытереть. Вытаскивала платок, комкала, оставляя земляные пятна, и убирала обратно в карман. Не хотелось еще и лицо пачкать. Ей, конечно, было все равно, как она выглядит. Кто ее теперь увидит? Люди в парке? Людям на нее плевать. Вон идут себе, радуются. Какие-то дети под ногами вертятся. И хоть бы кто с сочувствием посмотрел. Нет! Мимо, все мимо.

Это правильно. Она сама, сама во всем виновата. Как говорила бабушка – ненормальная. А все из-за чего? Если бы мама тогда встретилась с Бородой, им бы не пришлось идти с Тьмой. Тьма не поставил бы условие – покупка подарка. Она бы не обиделась на Тьму. Светка не подговорила бы Эдика. Эдик не потребовал платы…

Ой! Как же все плохо. И как теперь жить? Она теперь никого из знакомых видеть не сможет.

Ну и ладно! Ну и пусть! Пусть они все там убьются, горюя над погибшим растением. Пускай девчонки языки сломают, обсуждая случившееся. Пускай у Эдика перекосит лицо от торжества. Пускай Тьма изойдет желчью, комментируя в Инете момент фикусопадения.

Когда беда, бежишь куда глаза глядят. И все хочешь подальше спрятаться, под кровать залезть или в шкаф. Место не должно быть знакомым. Знакомые места рождают ненужные воспоминания – здесь ты громко хохотала, здесь весело чай пила. И все было, было, а теперь уже не будет никогда. Это особенно обидно. А поэтому бежать надо подальше от людей, в места незнакомые. Или в самое лучшее место в мире, как тебе однажды показалось.

Сюда они забрались с Арсением. Он тогда был юн, светел и не страдал всеми теми вредностями, которыми полон сейчас. Саше надо было брата выгулять, и пошли они с ним в ближайший парк, где бодрый Сеня тут же задался целью утопиться в Калиновом ручье. Никто никогда не знал, как этот ручей называется, а тут вдруг около него обнаружился огромный камень с табличкой. Издалека виделось, что это мифический указатель «налево, направо и прямо». Оказалось, просто название. «Калинов ручей».

Чтобы преждевременного утопления не произошло, был объявлен большой поход вдоль ручья с целью найти устье и обитающих там пигмеев. Было лето, на асфальте знойно, а здесь, в парке, прохладно, хоть и комары. Они не давали стоять на месте, настойчиво советуя идти вперед. Первую минуту прошли благополучно, и даже что-то похожее на тропинку бросалось под ноги. Но потом началась непролазная чаща, пришлось карабкаться на крутой берег и продираться сквозь крапиву. Были и поваленные деревья, через которые невозможно было перелезть. Еще они постоянно штурмовали ручей по этим самым поваленным деревьям, надеясь найти удобный проход. Саша шла, ярко представляя, как рухнет с бревна в воду и, если не переломается, так перепачкается – точно. Сенька полз на пузе. А потом уже не полз, а просто шагал по воде, держа кеды в руке. За шуршащими кустами уже виделись озлобленные лица пигмеев.

В тот поход они нашли остров. Свой собственный остров. По центру его росло кривое дерево. Вокруг собирался мусор, нанесенный шустрым течением. Лет через сто остров обещал превратиться в хорошее землевладение, где можно будет поставить дом. В крайнем случае – шалаш.

Больше они на остров не ходили. В минуты печали Сенька обещал туда сбежать, навербовать армию пигмеев, вернуться и порубить своих врагов в капусту. Врагом все больше была Саша. Против такого плана у нее имелся свой план. Пока Сенька будет тонуть в бурных водах Калинова ручья, она договорится с пигмеями, они не пойдут воевать, а останутся дома собирать кокосы.

Сейчас осень. Нет солнца, нет зелени, за которой могли бы прятаться маленькие пигмеи. Голая земля у ручья истоптана до глины, по камням вяло текла вода. Она замерзла и все норовила застыть, а поэтому текла, подремывая, лениво перекатываясь на брошенном мусоре.

Берег раскис и неприятно чавкал под ногой. Голые деревья являли уныние. Все вокруг съежилось и уменьшилось. Ручей как будто бы вгрызся в землю, увеличив покатую кромку.

Остров оказался крошечным. Дерево, как древний монстр, попытавшийся вылезти из земли, выставило завитки корней. Стоять между ними было неудобно. Земли на острове не прибыло, а как будто, наоборот, стало меньше. Само дерево, понимая свою обреченность, свесило ветки. Все это было до того не похоже на светлую летнюю мечту, что Саша расстроилась еще больше. И так все плохо, а тут еще остров – не воздушный замок, а ерунда какая-то. И уже хотелось топнуть ногой, а лучше упасть на землю и забиться в истерике.

Ничего не сделала. Подошла к воде, присела на корточки и опустила руки. Ручей ледяной. Пальцы тут же свело. Внезапная боль заставила качнуться. Кроссовок на скользкой земле поехал. Саша бухнулась на попу, пятка звонко ударила по воде.

Надо было вставать, надо было спасаться. Барахтанье превратилось в дурную бесконечность. Вот тогда-то в голове что-то щелкнуло, и она поняла, что бороться больше не будет. Надоело.

Саша села на кривой ствол, переждала, когда уляжется неприятный озноб от мокрой одежды, и закрыла глаза.

Черная фигура сначала появилась с обратной стороны века. Саша моргнула, и фигура нарисовалась сидящей на корне. Ее персональная беда.

Беда имела лицо Эдика, ухмылку Светки, брови она вздергивала, как Зара, поджимала губы, как Ариана. И правда, дурацкое имя. Ариана. С чего вдруг людей так называют? Греческое что-то. Может, ее дед был грек?

Опять вспомнился Галич, его злоба на Тьму, неловкие подкаты: «Ну, типа, торопишься?» «Типа, крутая и все сама?»

Ариана, конечно, обидится на Эдика, и они поссорятся. Ленка тоже порвет с Галичем – если у тебя на глазах целуются со всеми подряд, какая уж тут любовь? Велес с Сашей тоже не станет больше разговаривать – все-таки Галич ему враг, а она с ним целовалась. И по всему выходит, что в прибыли от всей этой истории только Эдик. Велесу отомстил, девушку у него перебил. И к Саше подкатился, как давно этого хотел. Теперь у него в коллекции все девчонки класса. Светка будет опять страдать. Она надеялась, что после этой истории Галич окажется свободным, никому не нужным. Исчезнет Ленка, оставив в победителях Светку.

Саша тихо застонала и зашагала, зашагала вокруг дерева, вытаптывая на островке последнюю траву.

Вспомнилась мать, ее обвинения, что Саша зря отправила отца мириться, замечание бабушки, что у них ненормальная семья.

Ненормальная, ненормальная…

Вот и ей видится странное. Выходит, она тоже ненормальная. Ко всему, бедный Сенька со своим животом – тоже в ненормальные стремится. Только Варвара остается светлым человеком. Но это ненадолго. Скоро уже.

Саша не сразу поняла, что этот странный тяжелый звук, этот вой издает она сама. И тяжесть – это она сжимает голову, чтобы не раскололась от расстройства.

Перепрыгнула на берег, зашагала вдоль ручья. Идти был неудобно. Берег не имел тропинки, зарос кустами. В какой-то момент кусты встали стеной, тут же оказалось поваленное дерево. И через все это надо было перелезать, обдирая руки. В одном месте лес стал непроходимым, она съехала по берегу к воде, долго приноравливалась прыгнуть.

Прыгнула, поскользнулась. Вода зашипела, изошлась пузыриками от сползшей земли. Это расстроило, расстроило, захотелось сесть, но вокруг было мокро. Она кружила на месте, глухо проклиная уже не себя, не жизнь, а саму землю, что не умеет правильно держать на себе людей.

Еще было холодно. И этот холод был неправильный. Он шел не снаружи и не изнутри. Он просто был. Поселился в сердце.

Саша стояла, опершись лбом о дерево, и мерзла.

Сквозь холод ей все казалось ледяным, хрупким и непрочным. И если бросить в эту непрочность что-нибудь, то она расколется. В кармане был только камешек-путешественник. Она достала его, но движения не почувствовала, рука была чужой.

Пускай кто-нибудь придет и ее спасет. Кто-нибудь. Не она побежит спасать мир, а сам мир уже что-то сделает.

Но миру как всегда было плевать. Сашу все больше покрывало льдом. Колени подгибались, хотелось сесть, закрыть глаза. От моргания становилось только холоднее. Поэтому она стояла, прислонившись к дереву, и смотрела перед собой.

Там, за льдом, что-то происходило. Наверное, опять беда ее наступала. Саша качнула камешек на ладони, подбросила.

Впереди слышался шум. Сквозь редкие деревья было видно, как ходят люди. Там была асфальтовая дорога. Саша вдоль ручья дошла до нее. Как же обидно, что ни от кого не спрятаться.

И вот тогда она посмотрела на дерево, около которого стояла. Это был дуб. Хороший такой, раскидистый. Под ногами мокрыми ошметками – листья. Видны черные кулачки желудей. Торчат тонкие былинки дубков-одногодок.

Ствол дуба кряжистый, с корявыми шишками, с растопыренными крепкими ветками.

Саше стало жарко. Она подпрыгнула, ухватилась за верхнюю ветку. Первый раз сорвалась – руки подвели. Разозлилась жутко. Вытерла ладони о куртку, потерла их, заставляя согреться, размяла пальцы. Второй раз получилось лучше. Ухватилась надежней. Подтянула ноги.

Наверное, у Сеньки это вышло бы ловчее. Он мелкий и цепкий. Саша своими длинными ногами долбила по стволу, но замерзшая стопа не чувствовала опоры, поэтому нога несколько раз сорвалась.

Попрыгала, поразмахивала руками, заставляя тело проснуться. Ветка, упор в шишковатый ствол, подтянуться. Эх, не приспособлена она для лазания. Чуть опять не сорвалась. Но все-таки перекинула тело через ветку, отдышалась. И уже дальше, как по ступенькам, полезла выше.

На пятый шаг прогнала от себя мысль, что спускаться будет не так весело, как поднимается.

Ветки стали скользкими. Еще и ветер начал стряхивать за шиворот капли вчерашнего дождя.

Найдя удобную развилку, Саша уселась.

Да! В этом что-то было. Сидела она, конечно, не на самой макушке, и весь парк обозреть не получалось. Но и отсюда хорошо просматривался ручей. Как он бежит, невероятно петляя, оттуда и туда. Видны были крайние дома. Слышны трамваи. Дорожка, мостик через ручей, дети около воды, велосипедисты. Мелкая гавкающая собачка. Здорово! Даже лучше, чем остров, который оказался совсем не островом, а пятачком, готовым соединиться с берегом. И дуб был такой уверенный под ней. И с такой верхотуры так легко было махнуть рукой на все. Или плюнуть с высокой колокольни. И даже как будто бы солнце проглянуло сквозь тучи. И ворона на соседнем дереве каркала совсем не грозно. И даже то, что ей кричали, было не страшно. Даже если будут ругать и во всем обвинять.

– А прикольно ты тут устроилась!

Тьма собирал желуди. Толстый, а наклонялся он легко. Черные кулачки прятались в его ладони.

– Что ты делаешь?

– Не видишь – желуди собираю. Совмещаю приятное с полезным. Надо место запомнить.

– Их скоро снегом засыплет.

– Ты еще пару раз тарарам устроишь, мне в самый раз будет. А вообще, тут неплохо. С действительностью сливаешься?

– Отсюда вид хороший. Залезай.

– Мне и здесь хорошо видно.

– Что?

– Как ты будешь спускаться башкой вниз?

– Эльфы не падают. Эльфы летают.

– А ты уже эльф? Быстро.

Саша улыбнулась. Никогда не замечала, как быстро сбываются ее желания.

– Что ты тут делаешь?

– Завуч просила передать, чтобы твой отец в школу пришел.

Так всегда! Появляется человек и портит настроение. Зачем было вспоминать про отца?

– Он не придет, – зло крикнула Саша. – Ушел в дальние края счастье искать.

Тьма скривился. Что он там стоит на земле и рожи корчит?

– Не знаю, куда они пошли. Но куда-то пошли. Я звонил твоей матери. Она сказала, что отец придет, только завтра. Сегодня у них что-то такое. Я не понял.

У Саши закружилась голова. Наверное, от высоты. Она долго смотрела вниз.

– Завтра с утра, короче, вместе с тобой.

И опять за желуди принялся.

– Ты их есть будешь?

– В тебя кидать.

И кинул. Саша взвизгнула. Тьма не промахивался. Тьма четко попал по ноге.

– Я упаду!

– Созреешь – упадешь! А лучше сама слезай!

И снова бросил.

– Она тут по деревьям прыгает, а мы там запарились кадку на место ставить.

– Галич специально все подстроил! Я не собиралась с ним целоваться. И ничего не обещала.

– Это ты будешь своей бабушке рассказывать!

Саша дернулась, и ветка из-под нее выскользнула. Она мгновенно покрылась холодным потом. Мышцы задеревенели – так крепко она обнялась со стволом.

– Я чуть из-за тебя не упала!

– Ну, ладно, ладно, не реви, – примирительно поморщился Тьма. – Не упала ведь. Слезай, у меня к тебе дело.

От этой совершенно обыкновенной фразы стало заметно, до чего Тьма не сочетается с лесом, с поваленными деревьями, с голыми кустами. И особенно с дубом. Вот дома за компьютером – да, а здесь на бережку – нет.

– Не слезу! Мне на дереве хорошо, а внизу все плохо.

– Все как обычно. Не выдумывай.

Было это сказано так спокойно, словно Велес каждый день Сашу с дерева снимал.

– Дурак! – обиделась Саша и полезла вниз. – Не смей! Не смей так со мной говорить! Иди и успокаивай свою Ариану. Она, наверное, сейчас рыдает, что ее Эдик бросил.

– С чего вдруг? Никто ни на кого не сердится. Что ты выдумываешь! – Он снова стал собирать эти проклятые желуди. Как будто важнее на свете ничего нет! – Варчук твоя побесилась, а дальше все разошлись по своим делам. Мы потом втроем с Галичем кадку на место ставили. Ариана совком землю собирала.

– Они не поругались? – Саша спустилась на последнюю ветку и села, свесив ноги.

– Из-за чего? Ходят счастливые.

– А ты?

– А я тут при чем? Я – как всегда. Мне – по барабану. Эд поржал немного, когда девчонки из-за него ругаться стали. Завуч еще все никак успокоиться не могла. Даже про мать мою забыла. Потом уборщица прибежала, тоже в крик пустилась. Ну, чего? Мы опять поржали. Кадку поставили и разошлись. Я стал тебе звонить – дома никого. Я и подумал, что ты где-то.

– Где-то… – передразнила Саша. Сидеть было холодно – мокрые джинсы давали о себе знать.

– Забыл про сотовый. Звоню, а там Арсений. Что-то про свободу стал орать и что его держат в заточении.

– Он в больнице. Его там на органы разбирают.

– Потом он сказал, что если надо найти его дурную сестру, то она на необитаемом острове. И карту описал. Что-то нес про пигмеев. Это я уже не понял.

– Пигмеи переселились в теплые края.

– Еще он добавил, что ты, скорее всего, одичала и залезла на дерево, как твои предки. Я совсем не понял про остров. А про дерево – поверил. Ты – можешь.

От негодования Саша спрыгнула. Отбила пятки и чуть не по колено вошла в растоптанную землю. Тьма потянул за локоть, легко выдернул, поставил на ноги.

– Это вы все дикие! – прошипела сквозь слезы Саша. – А Сеньку я закопаю, если он вернется.

Тьма покосился на Сашу, но она еще была слишком зла, чтобы понимать чужие взгляды.

– Ты у него телефон забери, – посоветовал Тьма. – Неудобно с тобой через Сеньку говорить. А лучше новый купи. Сенька обещает твой в скором времени потерять. Ты не в ту сторону идешь. Здесь ближе.

После прыжка у Саши что-то сместилось в голове. Она потерялась, куда идти. Тьма протянул руку. Пальцы у него были мягкие и теплые. От этой теплоты заломило внутри, словно обмороженное тело вдруг сунули под кипяток. Саша почувствовала себя одинокой и замерзшей, а перед ней стоял как всегда большой и спокойный Велес. И судя по всему – счастливый.

Глупо как-то получилось. Горе растворилось в усталости. Никакой трагедии не произошло. Никто не смеется, не обсуждает. И даже Ариана все так же говорит: «Хорошо!»

Тьма шагал, большой и неуклюжий, вывел на дорожку. У ручья копошились карапузы. Тьма опасливо сторонился их.

– А что в школе? Что тебе сказала завуч?

– Чтобы учился лучше и не забивал голову глупостями. Слушай, я чего тебя искал-то. У меня к тебе дело.

Саша остановилась. Где-то это уже было.

– Забыл, где медведи продаются? – осторожно спросила она.

– А если не медведи?

– Издеваешься? Иди с Арианой покупать. Чего ты все время за мной ходишь?

– А… – Тьма повернулся. Лицо его было полно удивления. – Точно. Спасибо.

Он зашагал прочь, осторожно обходя малышей.

Вот так взял и ушел. Вернее – сначала он пришел. Отыскал ее в парке, звонил Сеньке. А теперь ушел.

Очень хотелось крикнуть в его большую спину гадость. Обругать. Подбежать и стукнуть кулаками, а потом кричать и кричать обидные слова. Вдыхая воздух, чтобы сделать это, Саша судорожно дернулась и не стала ничего говорить. Сунула руки в карманы.

Камешек!

Идея пришла мгновенно. Она размахнулась и бросила.

Не попала.

Тьма ушел.

Инопланетяне

Отец оделся прилично. На любимую футболку натянул черный свитер. В вырезе свитера футболка была видна. Тогда он замотал шею шарфом. Шарф провис, и футболка опять стала видна.

– Ничего не могу с ней поделать, – пожал плечами папа. – Ну, пойдем. Только недолго. Мне потом еще надо с друзьями встретиться.

Саше идти не хотелось. Было страшно смотреть на пострадавший фикус. Только на него. На остальных – плевать. На взгляды, смешки – плевать. Если что – будет ходить за Тьмой. Он широкий, за ним можно спрятаться.

Три раза похлопала себя по карманам – телефона не было. Сейчас он был особенно нужен. Спросить, где Тьма. Вчера как сквозь землю провалился. В чате не появлялся. Не звонил.

Папа надевает пальто, поправляет шарф, задумчиво смотрит на себя в зеркало, знакомо тянет губы.

– Папа, – шепчет Саша, – а вы с мамой помирились?

– Что?

– Ну, вы… с мамой… что?

– А! – Папа возвращается в реальность, улыбается, став таким родным. – Не обращай внимания! Мама и не думала нас оставлять. Это она грустила. Больше не грустит. Пойдем.

Они идут. Сначала по лестнице со второго этажа, потом по гулкому холлу, мимо консьержа, на улицу. Отец шагает широко. Летят полы длинного пальто, из-за плеча выглядывает шарф. От морозного воздуха перехватывает дыхание. Саша путается в мыслях – ведь она так переживала, а вышло… Ничего не вышло.

Школа приближалась. Вот они уже поднялись по ступенькам. Папа, сильный, уверенный папа, взялся широкой ладонью за ручку, распахнул дверь. Охранник привстал со своего места. Пискнул турникет, меняя красный цвет на зеленый.

– Проходите. Кабинет на первом этаже.

Охранник усат. И улыбается. Саша отводит взгляд.

– Невнимательна, – с ходу начала отчитывать завуч. – Витает в облаках. Не делает уроки. Не слышит учителей. Голова занята непонятно чем. По предметам в четверти тройки, а впереди тесты! С такими успехами она не перейдет в десятый.

Отец молчал. Сидел неподвижно. Тянул губы.

– У них сейчас сложный возраст. Их, главное, не упустить.

Завуч невысока ростом, с монументальной прической. И на каблуках. А папа большой. Шарф еще этот. Отец тяжело навалился на подлокотники, ссутулился, вслушиваясь в слова. Саша смотрела в стену. Иногда на папу, но все больше на стену. Или на ковер. Белый ковер с длинным ворсом. По нему, наверное, удобно босиком ходить. А тут они, в ботинках.

– Почему вы молчите?

– Да, да, да, – легко согласился папа. – А что, собственно говоря, не так?

– Все не так! Учиться надо! Время игр прошло! Я не знаю, какие у вас отношения дома, но стоит с ней быть строже. Если вы заняты творчеством, то пускай хотя бы мать…

– Да, да, да, – снова протянул папа. Саша испугалась, что на этом холодном «да, да» разговор и закончится. Но вот папа сел ровнее, подобрал губы. – Вы не допускаете несколько другое развитие событий?

– Конечно, допускаю! – обрадовалась ответу завуч. – Девочка способная, она легко наверстает! Да, Саша?

Саша удивленно обернулась. Завуч мазнула по ней взглядом и сразу как будто потянулась к отцу через стол.

– Надо только взяться! – с энтузиазмом продолжила она. – Чтобы не отставала от программы. У них хороший класс, все такие замотивированные!

Саша снова уставилась в пол. Сейчас произойдет что-то страшное. «Да, да, да» так просто не говорят.

– Я не о том.

Папа вздохнул. Саша зажмурилась.

Началось!

– То, что вы пытаетесь всех привести к одному знаменателю, – это понятно. Это удобно. Но зачем? Сейчас, когда им это меньше всего нужно.

Завуч от удивления открыла рот. Но быстро нашлась:

– Что вы говорите? Вы хотите меня в чем-то обвинить? У меня, между прочим, педагогический стаж тридцать лет! Я заслуженный учитель!

– Да, да, да. – Отец снова сгорбился, повиснув на подлокотниках, и вдруг заговорил быстро, глядя себе на колени: – Это хорошо. Я о другом. У них сейчас такой возраст… Не знаю, я таким был в пятнадцать, они вряд ли какие-то другие. Когда кажется, что вселенная с тобой говорит на своем языке, позволяет делать то, что другие даже не догадываются делать. Что взрослые – они уже другие. Они уже не видят. А ты – видишь и все можешь: петь, рисовать, придумывать. Рождать что-то сверх того, что есть вокруг. Связь с небесными сферами, что ли. А так как вокруг все по-другому, живет по другим законам, законам взрослых, то ты начинаешь чувствовать себя инопланетянином. Вы меня понимаете?

– Каким инопланетянином?

Саша с изумлением смотрела на отца.

– Они еще успеют стать, как все. Будут работать, выполнять нормы и функции, станут заслуженными. И уже ни за что не поверишь, что они были не такими, что они все могли. А пока они как будто посредники между мирами, с Богом говорят на своем языке.

– О чем вы? У нас есть предметы, развивающие творческий потенциал. Уроки музыки, изо!

Отец не слушал. Говорил свое:

– Порой мне кажется, что дети присланы на землю для того, чтобы сказать нам что-то ценное, может, о чем-то напомнить.

Завуч подалась вперед, налегла на подлокотники.

– О чем вы? – прошептала она.

– Вы к ним прислушайтесь. Они пытаются донести до нас свои тайны. Это очень важно.

– Учиться важно! Оценки хорошие получать!

Завуч открыла рот, чтобы продолжить, но папа ее перебил:

– Важно не убить в них чувствительность к этому миру, способность болтаться в высших материях, творить. Иметь свою тайну. Еще немного, и они станут обыкновенными. Без фантазий. Попробуйте с ними поговорить, пока им есть что сказать. Важное не для них самих, а для нас, взрослых. Может, вы в себе что-то поймете? Это же они мирят нас с этим миром. В нашей семье Сашка единственный защитник от распада. Я удивляюсь, как она выдерживает. Как еще не начала видеть чертиков или пляшущих человечков.

Саша во все глаза смотрела на отца. Он знает? Как, как он может знать все это? Его же не было! Непал – это очень далеко. Или близко?

А завуч кипятилась:

– Да что вы такое говорите! Ваша дочь целовалась у всех на глазах, а вы все про какие-то тайны. Если дальше так пойдет, то никакой тайны не будет, останется только по врачам бегать.

Отец подтянул шарф, пряча вырез, в который видна была футболка.

– Кажется, вы меня не поняли.

– Нет, это вы меня не поняли! Это не просто фантазии! Это уже без всяких границ. Она находится в школе, а не в фантастическом мире. Толкиен – для внеклассного чтения. Делайте вы у себя дома, что хотите! А в школе будьте добры соответствовать. Саша! Выйди!

Саша не сразу поняла, что последнее приказание обращено к ней. От слов отца она как будто действительно уплыла в иные сферы. Или это у нее температура после вчерашней прогулки поднялась?

– Александра! – Завуч повернулась к отцу: – Извините, есть вещи, которые не стоит обсуждать при детях.

– Как скажете, – развел руками отец. – Они и без нас все хорошо знают. Я, например, ни секунды не сомневаюсь в дочери. А вы в ком сомневаетесь?

Завуч поджала губы, и под ее тяжелым взглядом Саша вышла в коридор.

И тут же увидела фикус. Не один. Два.

Первый – старый знакомый. И наверное, был он никакой не фикус, а что-то другое, тропическое, разлапистое. Родственник папоротника. Дальний родственник. И не такой многолистчатый. После падения у него стало заметно меньше зелени. Край горшка откололся. Второй фикус держал под мышкой Тьма. И был он тоже – не фикус. Кривоватый ствол, невысокий, одиночные листочки, на длинной ветке розовое соцветие. Яркое такое. Смотрит в глаза.

– Говорят, если этот цветок поставить на подоконник, то вампиры дома не заводятся, – сообщил Тьма, чуть выдвигая растение вперед.

– У тебя завелись вампиры?

Саша еще сомневалась. Все было странно. А Тьма в обнимку с горшком – невозможен. Это все равно, что представить, как он на карачках моет пол. Или жарит блины. Нет, блины Тьма вполне может осилить. Ну, хорошо, в бассейн точно не пойдет.

– Это тебе.

Саша смотрела на цветок с недоверием. Еще этот розовый цвет…

– Инструкция по применению есть?

– Вампир лезет через окно, а ты его горшком. Все просто. Если первый раз промахнешься, я тебе второй цветок подарю. Присмотрел в магазине. Но Ариана настояла на этом. Говорит, он в уходе прост.

Зря он вспомнил про Ариану.

– У меня нет вампиров, – прошептала Саша. – Была парочка, но я их водой из-под крана полила. Они зашипели…

Тьма поморщился. Он не любил слова.

– Ну, будешь в Сеньку бросать. – Он передал горшок. – Или в цветок башкой его сразу сунь, пускай от дурных замашек очухается.

– Если Варвара съест? У нас же семья не очень нормальная.

– Тоже не вредно. Может, там чего полезное есть? Короче – держи. И пошли на урок. Сейчас литература.

Он перекинул цветок Саше на руки и зашагал вперед. Бодро так. Когда это он научился быстро ходить?

– Зачем?

Велес обернулся. Большой, тяжелый.

– Я подумал, что ты обиделась. Ну, когда мы мишку Ариане покупали. Поэтому тоже, вот, тебе. Что б ты не думала, что… – Он замялся. – Чтобы никому не было обидно. Я специально у Арианы спросил. Она сказала, что надо цветы дарить. Что игрушки не всем нравятся. Я не думал, что ты из-за мишки обидишься. Мы вроде как друзья. А потом вышло вот так… Ну, и чтобы всем было хорошо. Ариана сказала, что тебе понравится. Она видела, как ты цветам землю подсыпала.