Если бросить камень вверх Усачева Елена

Что делать?

Саша сидела на банкетке. Странное чувство, как будто бы везде болит. И не хочется вставать. Сунула руки в карманы, а там – камешек. Шероховатый. Краешек отколот. Ноготь за него задевает.

Мимо шагает Эдик. Сосредоточен. Еще бы – идет на задание.

– Дурак, дурак, дурак! – как заклинание шепчет Светка. – Твой Велес – дурак.

Упала рядом, и хоть банкетка длинная, все равно больно ударила в бок. Места ей мало.

Бурлит коридор переменой.

– Он не мой.

– Ну, не знаю. Вчера рыдала. Значит, твой. Смотри, какая игра получается. Говоришь Велесу, что все линяют с последней биологии, а сами на нее идем. Потом гоним на него пургу, типа прогулял. Так, между делом скажешь. Эдик не может найти Ариану, а она – вот.

Светка сорвалась с места, потерялась в толпе и криках.

– Мне звонил Сенька. Чего у него там?

Велес умеет ходить бесшумно. Ступает мягко, как кошка.

– Почему тебе?

Саша прислонилась к стене, запрокинула голову. Из-под ресниц смотреть удобно. Вроде бы и не на прямую, а так, между делом. Может, вообще не видишь, а спишь. Спишь, и окружающее тебе снится. Почему все так перепуталось?

– Я позвонил на твой номер, а подошел он. Рассказал, что на сборах, что все круто. Потом перезвонил. Ему как раз «Скорую» вызвали.

– У него уже несколько дней живот болел. Не будет биологии.

– Чего это?

– Я ходила в кабинет, цветам землю подсыпала, биологичка велела всем передать: ей уйти надо.

Говорила, не чувствуя, как шевелятся губы. Удивлялась, что слышит слова.

– А вроде как контрольную серьезную обещали.

– Перенесет, значит.

– Грозилась ставить к позорному столбу того, кто прогуляет.

Саша закрыла глаза. Стало тихо.

– А ты чего не уходишь?

– Я жду.

– Кого?

– У моря погоды.

Звонок задребезжал, заволновался, подогнал уснувших.

Тьма не уходил. Глупо было у него на глазах подниматься на биологию. Так они и смотрели друг на друга. Время шло. Хотелось говорить. Сказать, что все ерунда, что все ненормально смешалось.

Не сказала. Зачем?

А потом произошло неожиданное – от раздевалки испуганно семенила Ариана, за ней цаплей вышагивал Эдик, нес ее куртку, вещал.

– Что и требовалось доказать, – прошептал Тьма и выскочил за дверь.

Саша подбросила на ладони камешек. Вот бы забросить его высоко-высоко, так, чтобы он полетел выше крыш, мимо всех спутников, прямо на Луну. Упадет там, устроится в ложбинке, будет жить, про цветок, где обитал раньше, рассказывать.

Черт!

Саша подхватила сумку и отправилась на биологию. Химический состав клетки – это так эпохально! Все эти микроэлементы гораздо важнее, чем люди. Люди состоят из органов, органы – из клеток, а клетки – из более 70 химических элементов. Есть там кислород, углерод, азот, сера, железо, марганец, кобальт.

Саша сбавила шаг. Перед ней по лестнице поднимался кто-то в черном. Она перегнулась через перила, чтобы заметить лицо идущего, когда он пойдет на следующий пролет. Пропустила, что ли? Взлетела на этаж – никого. Стало зябко от тревоги.

На уроке уже все писали.

Вода придает клетке упругость и объем.

– Все, кто сбежал с урока, придут потом ко мне за своими двойками, – ласково произнесла биологичка. Она была добрым человеком, с хорошей открытой улыбкой. Велеса нет. Эдика тоже нет. Вот они будут хорошо вдвоем смотреться.

Липиды не растворяются в воде, так ли это?

Что доказывал Тьма? Стоял, пока не увидел Ариану. И? Может, вид идущего на улицу Эдика подтвердил его сомнения о биологии? Увидел уходящего одноклассника, понял – биологии не будет. Если уж Эдик бежит… Это и доказал.

Нелепица какая! Надо есть больше сахара.

Что дает сахар? Сахар дает энергию.

Странный у них тест. Странно, что она знает ответы на вопросы. Наверное, учила когда-то.

Светка злилась: Эдик ушел и теперь не отвечал на звонки. Спрашивать, что с Тьмой, было не у кого. Только у себя.

– Так, сдаем листочки! Александра, передай Тимофею, что так себя не ведут!

Саша во все глаза смотрела на учительницу. У нее мягкие черты лица, черная оправа очков. Короткие черные волосы. Красивая узкая кисть с тонкими пальцами.

– Возьмите! – протянула свою работу Саша.

– А Велес прогулял, – сунулась вперед Светка. – Сам так сказал.

Учительница посмотрела на Варчук и опять опустила глаза к работам.

– Смешные вы, – тихо произнесла она. – Думаете, не видно, какие вы игры ведете? Саша, попроси Тимофея ко мне зайти.

Светка дернулась сказать еще что-нибудь против Тьмы, посмотрела на Сашу, ожидая поддержки. Но той было не до нее. Все мешалось, комкалось, запутывалось. Саша спускалась с пятого этажа, рукой вела по стене. Под пальцы попадали шероховатые песчинки.

– Предательница! – догнала ее Светка. Дернула за локоть. Пальцы сорвались, цокнули ногти. – Ты обещала!

– Я ему сказала. Он ушел.

– А сейчас чего не подтвердила? Я же для тебя!

– Я домой пойду. У меня голова болит.

Голова не болела. В груди сидело предощущение беды. Вот этот конфликт – зачем он? Можно ведь как-то по-другому. Без крика. Договориться.

– Коза! – бросила в спину Светка.

Саша махнула на прощание рукой – завтра, все завтра. А сейчас? Вода впиталась, земля смешалась с землей. Мама отвезла Варвару к бабушке и теперь, наверное, была уже в аэропорту. Выяснит, что с Сенькой, какая помощь нужна, и, если разрешат врачи, приедет с ним обратно.

Интересно, что произошло само по себе, а что из-за смещения энергетических полей основных субстанций?

«Если не можешь решить вопрос, брось камень», – советовал отец. Камень есть, круглый, со сколом. Но куда его бросать?

Дождь заставлял думать об уроках и о том, что дома будет суше, чем на улице. Но Саша стояла. Смотрела на перекресток. Ехали машины. Капюшон тяжелел, давил на голову. Надо было уже что-то сделать и с погодой, и с жизнью.

Когда-то давно, года два назад, отец пришел к Сеньке и предложил из бумаги смастерить мавзолей. Точно такой же, как стоит на Красной площади. Где Ленин. Строили всем домом. Мама проектировала, щедро выдавала ватман и картон. Мавзолей у них вышел белый, с кляксами клея. Саша отдала одну из своих куколок. Папа тут же нарек ее Лениным. Все смеялись. А потом он ушел и унес мавзолей, сказав, что будет менять энергетическую ситуацию в стране. Ленин был символом страны, он спасал ее семьдесят лет. Срок истек. Теперь в мавзолей надо положить другого правителя, чтобы он следующие семьдесят лет сохранял порядок. Выбор был между Ельциным и Брежневым. Как же он назвал вторую забранную у Саши куколку? Кажется, все же Ельциным.

Вечером мавзолей поселился в углу коридора, и теперь маски обреченно на него смотрят. Иногда они на него падают.

Ситуация, наверное, изменилась. В семье у них точно как будто что-то случилось. Вот и сейчас дождь. Почему? Утром туч не было. Все потому, что она вылила воду из какой-то там артезианской скважины. Эта вода смешалась с местными подземными реками, произошло возмущение. Оно вызвало потрясение в миропорядке, подул в другую сторону ветер, пригнал тучи. Теперь, чтобы все прекратилось, надо было набрать воду из лужи и вылить, вылить… Даже если выливать воду в раковину, то по трубам она попадет в очистительные системы. Это где-то в городе. Не подойдет. Надо, чтобы вода ушла в другую водную систему. Например, из Волги в Енисей. Тогда случатся тектонические сдвиги, и в жизни что-то изменится.

А вот еще машины. Они ведь едут. Найти одну с иногородними номерами. Когда-нибудь она вернется в свой город и привезет на колесах землю из чужих краев.

В кармане был камешек. Расставаться с ним было жалко. Но если не расстаться, изменения не произойдут. Саша изучила припаркованные машины. Десятый регион. Это, наверное, очень далеко. Гораздо дальше, чем тридцать третий или шестьдесят первый. Шестьдесят первый вообще за углом. А здесь – десятый, не тринадцатый.

Саша последний раз щелкнула ногтем по сколу и сунула камешек в щель багажника.

Как раз в своем десятом регионе машина подпрыгнет на ухабе, и камешек выпадет. Столкнувшись с местной породой, он вызовет глобальное возмущение. Повышенная тревожность создаст резонанс, появится трещина в земной коре, реки потекут в другую сторону. Вместо зимы наступит лето, и отец никуда не соберется уезжать снова.

Ветер добавил дождю тяжелых капель с деревьев.

Нет, ну надо было так ошибиться с артезианской скважиной! Наверное, там, откуда взята вода, идет война, тяжелая, бесконечная.

Если в первом же магазине Саша купит шоколадку «Аленка», дождь к вечеру кончится.

Ладно, во втором… Нет, в четвертом. И будет это не магазин, а киоск на остановке.

«Аленка» – это невкусно. «Балет» – гораздо лучше. В четвертом киоске будет «Балет», и он здесь как раз есть. А дождь… Пусть дождь идет. Куда-то ведь ему надо идти. Он идет домой. Все в конце концов идут домой.

Тьма был в чате. Соврал Сенька, что забанил его. Поинтересовался, как прошла биология. Саша удалилась, поискала письма от отца.

Папа постил фотки с погребальной церемонии. Что-то, завернутое в полотно, лежало на пьедестале. Открытая площадка, внизу течет река. Сжигать, что ли, будут?

С неприятным блямканьем проявился скайп.

«Есть разговор», – настаивал Тьма.

Саша захлопнула крышку ноутбука. Уроки можно и позже сделать.

В маминой комнате все как всегда разбросано. Валяется на кровати голубое платье.

Домашний телефон затрезвонил, выгоняя из головы все мысли.

– Как можно жить без сотового! – возмущалась Светка. – Как с тобой связываться-то? Про Эдика слышала?

Зачем-то представилось, что Тьма с Эдиком подрались. До крови. До полиции и «Скорой помощи».

– Исчез! Может, эта Ариана вампир?

– Думаешь, он кровь для голодающих сдает?

– Кто же ночью сдает кровь?

– Голодающие голодают круглосуточно.

– Да ну тебя!

Светка бросила трубку. Саша постояла в коридоре. Пустая квартира была полна звуков, шорохов, скрипов. Она была полна своей жизнью. В темном коридоре смотрят пустыми глазницами на стену перед собой маски американских индейцев. Перешептываются бумажки в маминой комнате, постукивают друг о друга остро отточенные карандаши, прыгают ластики, гнутся кнопки. Чайник на кухне недовольно посипывает – давно остыл, никто его не греет. Пощелкивает плита, тоже от бескормицы. Газ в трубе лопается невидимыми пузыриками. Набухает недовольством вода в кране. Шуршат в трубах русалки. Плитки трутся боками, роняют каменную крошку. Вздыхает паркет. Обои хрустят пересохшим клеем. Переминается с ноги на ногу диван. Гоняют пылинки подушки. Перебирает ворсинки щетка. И все это живет.

Входная дверь распахнулась бесшумно, как будто и не была заперта.

– О Господи!

– Можно просто – Саша.

Мама переступила порог. Остановилась.

– Арсений выздоровел? – осторожно спросила Саша. – Ты разве не улетела в Краснодар?

– Самолеты закончились.

В такие моменты все действия разом становятся неловкими. Мама неловко расстегивала молнию на сапоге. Молния заедала. На одной ноге стоять было неудобно. Мама оперлась о стену. С треском оборвалась вешалка на пальто.

– Вот черт!

– Ты уж определись – Господи или черт.

Всегда приятно наблюдать за суетой других. Тем более, когда другие неправы. Бабушка однажды назвала их «семейством монстров». О! Мудрая бабушка.

– Что ты здесь стоишь?

Один сапог снялся, а другой нет. Мама похромала в свою комнату.

– Меня твой Тимофей достал!

– Интересно! Почему ты не полетела к Сеньке?

– Я сегодня встречалась с Бородой. Он дает мне заказ.

– Поздравляю! А как же Сенька?

Свет в квартире так и не зажгли. Вещи подобрались ближе, чтобы подслушивать.

– А еще мы с Кириллом решили пожениться.

– А! За кого же ты выходишь?

– Говорю же, за Кирилла.

– А он?

– Он на мне женится.

– Да? И что вы делать будете?

– Жить вместе.

– Когда?

– Когда твой отец вернется и я смогу с ним развестись.

– А зачем?

Свет резанул по глазам.

– Ты чего у меня глупая такая? – утомленно спросила мама. Дверь за ней закрылась.

Ну, конечно, новые платья. Варвару специально отдала, чтобы не мешала. Арсений сейчас совершенно не нужен, поэтому и не полетела. Или денег не было. Откуда? Все ушло на платья. Сама она их покупала. Папа – прав.

– Ты врешь! – крикнула Саша в закрытую дверь. – Нет никакого Кирилла. Ты его выдумала! Это твои фантазии.

Дверь распахнулась.

– Почему фантазии отца – это правда, а мои – ложь?

Саша усмехнулась. Еще чуть-чуть, и она бы испугалась.

– Ну… – Саша не знала, как ответить. Мама в одном сапоге – это смешно. – Он же этот… писатель.

– Профессиональный врун!

Хлопнула дверь.

Саша пошла к себе и в одежде упала на кровать.

Хотелось смеяться. Хотелось уснуть и не проснуться. Ну и чтобы завтра все было, как позавчера. Нет, неделю назад. Когда? Хорошо, до того, как она купила бутылку воды.

Десятый регион – это где? Неужели тектонические разломы так быстро происходят? Надо посмотреть новости. Вдруг землетрясение где готовится, и рыбки уже выпрыгивают из своих аквариумов? Вдруг цунами, и надо срочно спасать серферов? Можно будет потом похвастаться перед папой – даже он такого результата не добивался. У него только «Гудзонское чудо» и один метеорит в Челябинской области. Мелочь.

Добрела до телефона, по памяти набрала свой номер.

Звонок какой-то стал… крякающий. Чего этот балбес понаставил опять? Каких рингтонов понапокупал?

– Как живот?

– О! Сашка! Ты приедешь? Тут жратва вообще никакая. Солить нельзя. Кетчуп не дают. Привези мне хот-дог.

– У тебя живот.

– Ерунда, колики какие-то. В туалет сходил, и все прошло. А они держат. Я уже тренироваться хочу. На спортбазе потом обед нормальный.

– Мать не приедет, можешь не стараться.

– Да? Жаль. Тогда сбегу. Чего мне здесь лежать-то? У меня как раз сотня на Макдональдс осталась. У них тут после обеда или ужина вообще тишина, как в морге. И лампочка жужжит. Можно орать – никто не услышит…

План побега был длинный и путаный. Все сводилось к тому, что в тапках он далеко не убежит, а стащить кроссовки не у кого, но если добраться до первого же магазина…

– Ты воды смешай, все получится. Река есть?

– Течет что-то. А другую воду я где возьму?

– Посмотри на этикетке бутылки. Бери иностранную. Быстрее подействует.

Больше объяснять ничего не надо было. Арсений – достойный сын своего отца – и так все знал. Но в отличие от отца обладал повышенной вредностью. Угукнул в ответ и куда-то трубку сунул. То ли под одеяло, то ли под подушку. Саша послушала, как шуршит ткань, как с неприятным звуком переставляется табуретка, как скрипят пружины кровати. Простучали шаги. Раздалось приглушенное: «Стой, той!», и Саша осторожно нажала кнопку с красным значком. Спортсмены – они упертые. Сеньку никогда ничего не останавливало в достижении цели. Нашел бутылку и рванул к реке. А оттуда прямым ходом за бутерами в ресторан. Надо было его предупредить, чтобы поосторожней был со смешиванием. Не всегда получается так, как хочется. Иногда случается так, как хочется кому-то другому. Вот и телефон бросил. Придется возвращаться за ним.

Саша побродила по коридору, нашла мамин кошелек, положила на подзеркальник упавшую перчатку.

Что-то смущало в забытом Сенькой сотовом. Он лежал в кровати в больнице. Предположим, под подушкой лежал. Теперь братца никто не найдет. Будет он скакать козликом по Краснодару, неуловимый и невидимый. А если на телефон позвонят…

Звонок заставил тени разбежаться по углам. Телефон стоит на тумбочке. Черная коробочка, из нее торчит трубка. Сейчас она мигает дисплеем, меняя свет от голубого до зеленого.

– Что у вас там творится?

Ну, конечно! Все-таки забыть телефон – не лучшая Сенькина идея. Как и все прочие в его бестолковой жизни.

– Где твоя мать? Что она творит? Что же вы по-людски-то не живете!

– У нас все очень даже по-людски.

Спорить с бабушкой – это она зря. Бабушку не переспоришь. Десятый регион – может, это зона сейсмической активности, а она туда мирный камешек отправила. Надо лучше готовиться. Отец бы так не поступил.

– Где же по-людски? Где? Я звоню тебе, а попадаю на какую-то медсестру, которая сообщает, что Арсений сбежал из больницы. К нему мать поехала? Как она его искать будет?

– По общим приметам. Дадим объявление в газету.

– А вы все шутите? Ну, шутите, шутите. Потеряете парня.

Саша хотела сказать, что никуда он не денется. Проголодается и вернется в больницу. Но бабушку лучше было не злить. Это бабушка, это серьезно. Зачем ее расстраивать по пустякам, когда впереди глобальные потрясения. Цунами, землетрясения и немножечко переездов.

– Баб, не переживай. Все хорошо. Я уже звонила тренеру…

– Что ты мне все время врешь? Что у матери с телефоном? Опять выключила? Хорошей палки на вас нет. Как вы вообще могли отпустить больного парня в поездку? Куда мать смотрела? А это все ваши разъезды, все какие-то проекты. В нормальных семьях родители дома сидят, за детьми следят, а не мотаются, черт знает где. Или хотя бы немного о них беспокоятся. А здесь – кукушкино племя. Разбросали детей по гнездам и поют себе. Правила надо соблюдать! Правила. Чтобы как все. Учиться хорошо, профессию выбрать подходящую, выйти замуж за человека, а не за поэта какого-то, прости Господи! Ты же хорошая девочка, все понимаешь.

Нет, нет, она не будет с бабушкой спорить. Не будет!

Саша шагала, слушала. Бабушка говорила категорично, перебивать себя не давала.

Туда-сюда. Дверь. От нее по прямой до кухни. Развернуться около барной стойки, три шага до стены. Обратно до двери. От движения – сквозняк. Он заставляет шуршать на стене маски.

Туда-сюда. По схеме.

Что и требовалось доказать.

– Ты вообще представляешь, кем ты вырастешь? Алло! Александра! Ты меня слышишь? Что ты за человек?

– Хороший. Наверное.

– Наверное… Ты даже в этом не уверена! А что будет дальше?

Если долго смотреть на свое отражение в зеркале, когда в прихожей не горит свет, становится страшно. Из темноты выступает что-то еще более темное. От уха идет свет. Он вылизывает щеку, та наползает на нос. Глаз ненормально блестит.

– Хорошо, бабушка, если тебе хочется без «наверное», то я хороший человек. И семья у нас очень хорошая, веселая. Нам она нравится. И мне, и Сеньке, и Варваре. А что она не похожа на других – так это не беда. Никто ни на кого не должен быть похож. Чем больше будет непохожих, тем интересней. И это хорошо, что запутано и ничего нельзя понять. Это замечательно. А когда вырасту, я тоже буду все запутывать, чтобы в моей жизни не завелось ничего правильного. И я не хочу нравиться всем. Я буду нравиться папе и маме.

– Так заговорила, да? – скрипуче спросила бабушка. – Считаешь себя взрослой? Ну, конечно, тебя же постоянно одну оставляли, с Сенькой возиться приходилось. Так вот послушай меня, лапочка, никакая ты не взрослая. И все, что ты мне сейчас говоришь, глупости младенца. А будешь сильно выделяться, получишь по шапке как миленькая. Родители ей нравятся. Ничего. Они еще получат свое, по полной. Так люди не живут.

– Только так и живут! И все у родителей будет хорошо!