Собака Баскервилей. Этюд в багровых тонах (сборник) Дойл Артур

Зная о том, как он поступил с собственной дочерью, я не испытывал к этому человеку совершено никакой симпатии, но мне нужно было отправить Перкинса вместе с лошадьми домой, и это был подходящий повод. Я вышел из линейки, отпустил Перкинса, велев передать сэру Генри, что буду к обеду, и вместе с Френклендом вошел в дом.

– Сегодня у меня большой день, сэр… Настоящий праздник, – радостно приговаривал старик. – Я закончил сразу два дела. Они у меня узнют, что такое закон и что есть человек, который не боится добиваться своего через суд! Я отстоял право ходить по дороге через парк старого Мидлтона, представляете, прямо у его дома, всего в сотне ярдов от его дверей. Как вам такое? Мы покажем этим толстосумам, будь они неладны, как не считаться с мнением простых людей! А еще теперь закроют лес, который фернвортсы превратили в место для пикников. Эти людишки, похоже, считают, что права собственности уже не существует и они могут со своими бумажными салфетками и бутылками собираться, где им вздумается. Оба дела уже закрыты, доктор Ватсон, и оба решены в мою пользу. У меня не было такой удачи с того дня, когда я засудил за посягательство на чужую территорию сэра Джона Морланда, который охотился на своем собственном поле.

– Как же вам это удалось?

– Заляните в судебные архивы. «Френкленд против Морланда», дело слушалось в самом Суде королевской скамьи[47]… Поверьте, вы не пожалеете о потраченном времени. Это дело стоило мне двести фунтов, однако я его выиграл.

– Но ваши затраты потом, конечно, окупились?

– Нет, сэр, нет. Я горжусь тем, что не преследую личной выгоды. Я действую исключительно из чувства общественного долга. Не сомневаюсь, что фернвортсы сегодня опять будут жечь мое чучело. Когда они прошлый раз это делали, я обращался в полицию, чтобы они прекратили эти отвратительные бесчинства, но в нашем графстве, сэр, полиция работает безобразно, и защита, на которую я имею полное право рассчитывать, мне так и не была предоставлена. Но ничего, дело «Френкленд против власти» еще наделает много шума. Я говорил им, что они пожалеют, что так отнеслись ко мне, так оно и вышло.

– А что произошло? – спросил я.

Старик напустил на себя важный вид.

– Мне стало известно о том, что они очень хотят узнать, только я ни слова не скажу этим мерзавцам.

До сих пор я смотрел по сторонам, стараясь придумать повод поскорее прекратить этот пустой разговор и распрощаться со стариком, но теперь стал прислушиваться внимательнее. Я уже достаточно наслушался этого чудака, чтобы понимать, что как только я покажу, что меня заинтересовали его слова, он тут же прекратит откровенничать.

– Какое-нибудь очередное дело о вторжении на чужую территорию? – как можно более безразличным тоном спросил я.

– Ха-ха! Нет, мальчик мой, на этот раз кое-что поважнее! Речь идет о каторжнике, который прячется на болоте.

Я обомлел.

– Не хотите же вы сказать, что вам известно, где он скрывается? – спросил я.

– Может быть, я и не знаю точно, где он скрывается, но я мог бы помочь полиции его сцапать. Вам не приходила в голову такая мысль: чтобы поймать его, достаточно узнать, где он берет еду.

Как ни странно, слова старика действительно имели смысл.

– Несомненно, – согласился я. – Но откуда вы знаете, что каторжник до сих пор сидит на болоте, а не сбежал уж давно куда-нибудь?

– Знаю, знаю. Я своими собственными глазами видел посыльного, который носит ему еду.

Я с ужасом в сердце подумал про Бэрримора. Наблюдательность этого старого бездельника может сломать дворецкому жизнь. Однако после следующих слов Френкленда я облегченно вздохнул.

– Вы удивитесь, но еду ему носит ребенок. Я каждый день наблюдаю за ним в телескоп с крыши. Мальчик ходит одной и той же дорогой в одно и то же время. К кому, по-вашему, ему ходить, как не к каторжнику?

Вот так удача! Я просто не мог поверить своему везению. Однако по-прежнему изо всех сил делал вид, что меня эта тема мало интересует. Надо же, ребенок! Бэрримор тоже говорил, что незнакомца снабжает мальчик. Вот кого, значит, Френкленд выследил, а вовсе не каторжника. Если удастся вытянуть из старика все, что ему известно, мне не придется тратить время и силы на обследование каждой хижины на болоте в поисках таинственного наблюдателя. Самым верным способом разговорить Френкленда было продолжать изображать недоверчивость и равнодушие.

– Я думаю, это, скорее, сын какого-нибудь пастуха, который носит отцу ужин на болото.

Первое же проявление несогласия привело старого упрямца в бешенство. Его глаза вспыхнули, а седые бакенбарды вздыбились, как шерсть на спине дикой кошки.

– Ну конечно, сэр! – с издевкой произнес он и ткнул пальцем в сторону окна, за которым простиралось бескрайнее болото. – Видите вон тот черный утес? А холм, чуть пониже, за ним видите? Тот, на котором растут колючие кусты? Это самое каменистое место на всем болоте. Неужели какому-нибудь пастуху могло прийти в голову останавливаться там на ночлег? Ваше предположение, сэр, полнейшая глупость.

Я с кротким видом ответил, что сказал так, потому что не знал всех фактов. Моя покорность пришлась старику по душе, поэтому он снова настроился на откровенный лад.

– Не сомневайтесь, сэр, я никогда ничего не говорю просто так. Я много раз сам видел, как мальчишка с узелком в руках ходит к этому холму. Раз, а то и два в день я… Подождите-ка, доктор Ватсон. Если меня не подводит зрение, на холме и сейчас происходит какое-то движение.

До указанного места было несколько миль, но я отчетливо увидел, как по серо-зеленому склону движется черная точка.

– Идемте, сэр, идемте! – воскликнул Френкленд и бросился по лестнице наверх. – Увидите собственными глазами и сами решите.

Телескоп, довольно внушительного вида аппарат на треноге, стоял на плоской покрытой свинцом крыше. Френкленд приклеился к нему глазом и издал радостный крик.

– Быстрее, доктор Ватсон, смотрите, пока он не перешел через холм!

И действительно, по крутому склону холма с трудом пробирался мальчишка с небольшим узелком на плече. Когда он поднялся на вершину, я совершенно отчетливо рассмотрел на фоне холодного голубого неба его нескладную фигурку, одетую в какие-то старые обноски. Он воровато посмотрел по сторонам, словно проверял, нет ли за ним слежки, и скрылся.

– Ну, что скажете? Прав я или нет?

– Действительно, мальчик. И он явно прячется.

– А почему он прячется, легко догадаться любому твердолобому констеблю. Но только от меня они не дождутся ни слова, и я прошу вас, доктор Ватсон, тоже помалкивать. Ни слова! Вы меня понимаете?

– Конечно, как скажете.

– При таком безобразном отношении ко мне… Я просто уверен, что, когда откроются все факты в деле «Френкленд против власти», по стране прокатится волна негодования. Я ни за что на свете не стану помогать полиции. Им ведь все равно, кого эти негодяи жгут на своих сборищах, мое чучело или меня самого! Как, неужели вы уходите? Помогите хотя бы осушить графинчик в честь такого великого события!

Однако мне удалось отвертеться от его предложения и убедить назойливого старика отказаться от мысли проводить меня домой. Пока он наблюдал за мной, я шел по дороге, а потом свернул и побежал через болото к каменистому холму, за которым исчез мальчишка. Удивительно, как все складывалось в мою пользу. И если мне не удастся использовать на все сто процентов шанс, который подбрасывает судьба, то это произойдет не потому, что мне не хватит заряда энергии или настойчивости.

Солнце уже начинало садиться, когда я достиг вершины холма, поэтому все неровности земли подо мной отбрасывали длинные тени и с одной стороны казались золотисто-зелеными, а с другой – темно-серыми. Далекий горизонт утопал в густой дымке, из которой торчали верхушки гор Белливер и Виксен-тор. Но нигде, куда ни посмотри, не было заметно ни малейшего движения, стояла полная тишина. Лишь большая одинокая птица, то ли чайка, то ли кроншнеп, медленно проплывала по синему небу. Было такое ощущение, что между небесным куполом наверху и огромной пустыней внизу мы с птицей – единственные существа на всем белом свете. От чувства одиночества и унылого вида вокруг на душе у меня сделалось ужасно тоскливо, а когда я подумал о загадке, которую мне предстояло разгадать в ближайшие минуты, у меня пошел мороз по коже. Мальчишки нигде не было видно, но внизу в ложбине между двумя холмами я заметил каменные хижины. Они были расположены по кругу. В середине круга находилась единственная постройка, которая сохранила какое-то подобие крыши и поэтому могла служить убежищем от непогоды. Как только мой взор упал на нее, сердце учащенно забилось у меня в груди. Наверняка именно здесь прячется тот, кого я ищу. Наконец я видел перед собой его тайное убежище… Еще несколько шагов, и я узнаю все.

Приближаясь к хижине с такой осторожностью, с какой Стэплтон подкрадывался бы с сачком к какой-нибудь редкой бабочке, я с удовлетворением заметил признаки того, что это место действительно обитаемо. Между булыжников просматривалась протоптанная тропинка, ведущая к двери, вернее, к полуразвалившемуся проему в каменной стене. Внутри хижины было тихо. Незнакомец мог быть там, но мог и находиться в это время где-то на болоте, занимаясь своими грязными делишками. Нервы мои напряглись до предела. Бросив в сторону недокуренную сигарету, я сжал рукоятку револьвера, стремительно шагнул к двери и заглянул внутрь. В хижине никого не было.

Однако в ней было множество доказательств того, что я шел по верному следу. Определенно, тот, кого я искал, жил именно здесь. Несколько полотенец, завернутых в непромокаемую ткань, лежали на большой каменной плите, на которой когда-то видели сны первобытные люди. С другой стороны находился грубый очаг с остатками костра. Рядом с ним лежала кое-какая кухонная утварь, стояло наполовину наполненное ведро с водой. Куча пустых жестянок указывала на то, что здесь живут уже довольно давно. Когда глаза привыкли к темноте, в углу я разглядел даже кружку и неполную бутылку спиртного. Прямо посередине хижины стоял плоский камень, выполнявший функции стола, а на нем лежал небольшой узелок… несомненно, тот самый, который я видел через объектив телескопа на плече у мальчишки. В узелке оказалась буханка хлеба и три жестяные банки, одна с языком, две другие – с персиками. Когда я, внимательно изучив содержимое узелка, поставил его обратно, у меня замерло сердце, потому что на каменном столе я заметил листок бумаги, на котором было что-то нацарапано карандашом. Я поднял его, и вот что я прочитал:

«Доктор Ватсон поехал в Кум-трейси».

Целую минуту я простоял с листком бумаги в руках, пытаясь понять смысл этой короткой записки. Выходит, это за мной, а не за сэром Генри, следил таинственный человек! И следил не сам, а подсылал своего сообщника (может быть, даже того самого мальчишку), и я видел перед собой один из его докладов. Вполне вероятно, что незнакомцу был известен каждый мой шаг, с тех пор как я приехал на болото. Ведь не зря меня не покидало чувство, что мы постоянно находились во власти некой силы; вокруг нас как будто плелась тонкая, но упругая паутина, невидимая до тех пор, пока вдруг не начинаешь понимать, что выбраться из нее уже не удастся.

Если я нашел один отчет, значит, где-то здесь могли быть и другие. Я стал осматривать хижину, надеясь найти их, но не обнаружил ни бумаг, ни чего-либо такого, что указывало бы на личность или намерения обитателя этого уединенного места. Единственное, что я мог о нем сказать, это то, что он – человек спартанского склада и его мало заботят бытовые удобства. Вспомнив недавний проливной дождь, я посмотрел на дыры, зияющие в каменной крыше. Какую же надо иметь перед собой цель, чтобы добровольно оставаться в таком неуютном месте! Кто же он? Враг, пылающий ненавистью, или, может быть, ангел-хранитель? Я дал себе слово, что не выйду из хижины, пока не найду ответ на этот вопрос.

Солнце уже почти село, и весь запад переливался багрянцем и золотом. Свет отражался в далеких рыжеватых лужах, выступающих на поверхности большой Гримпенской трясины. Были видны две башни Баскервиль-холла и размытые клубы дыма над тем местом, где располагалась деревушка Гримпен. Где-то между ними, за холмом, находился дом Стэплтонов. В золотистых лучах вечернего солнца все вокруг казалось тихим и спокойным, но я, обводя взглядом окрестности, испытывал совсем другие чувства. Моя душа трепетала от волнения и ожидания встречи с незнакомцем, которая с каждой секундой становилась все ближе и ближе. Мои нервы были натянуты как струны, но я, преисполнившись намерения довести дело до конца, выбрал внутри хижины место потемнее и принялся терпеливо дожидаться появления ее обитателя.

Наконец я услышал его. Вдалеке послышался отчетливый хруст камней о ботинки, потом еще и еще один. Шаги приближались. Я вжался в самый темный угол и стиснул рукоять пистолета в кармане, намереваясь не обнаруживать себя, пока сам не увижу незнакомца. Вдруг стало тихо, видимо, он остановился. Но через какое-то время шаги вновь зашуршали в мою сторону. На дверной проем легла тень.

– Сегодня чудесный вечер, дорогой Ватсон, – услышал я хорошо знакомый голос. – Право же, вам стоит выйти, здесь намного приятнее, чем внутри.

Глава XII. Смерть на болоте

На миг я остолбенел, не в силах поверить своим ушам. Потом чувства и способность говорить вернулись ко мне, когда я почти физически ощутил, как у меня с души свалилась неимоверная тяжесть. Этот холодный, хрипловатый, ироничный голос мог принадлежать только одному человеку на свете.

– Холмс! – закричал я. – Холмс!

– Выходите уж, – сказал он. – И прошу вас, поаккуратнее с револьвером.

Я, пригнувшись, прошел под грубой каменной перемычкой двери и увидел его. Шерлок Холмс сидел на камне и с интересом всматривался в мое, очевидно, все еще перекошенное от удивления лицо. Он похудел, одежда на нем была довольно потертой, но чистой. В целом вид он имел опрятный и живой. Серые глаза на обветренном, бронзовом от долгого пребывания на солнце лице смотрели живо и лукаво, а твидовый костюм и матерчатая шапочка делали моего друга похожим на обычного туриста. Меня особенно удивили его идеально выбритый подбородок и белоснежная рубашка. Можно подумать, в последнее время Холмс жил не на болоте, практически под открытым небом, а в Лондоне на Бейкер-стрит. Даже в таких условиях он остался верен своей поистине кошачьей любви к чистоплотности.

– Господи, Холмс, я так рад вас видеть! – взволнованно воскликнул я, обнимая его.

– Похоже, скорее удивлены.

– Должен признаться, это правда.

– Могу вас уверить, что не вы один испытали это чувство. Я и не думал, что вы обнаружили мое временное пристанище, и уж совсем не ожидал, что вы окажетесь внутри. Я понял это только, когда до двери оставалось двадцать шагов.

– Должно быть, вы узнали меня по следам?

– Нет, Ватсон. Боюсь, что я не могу отличить ваши следы от всех остальных следов в мире. Если вы действительно захотите провести меня, смените табачный магазин. Найдя окурок, на котором написано «Брэдли, Оксфорд-стрит», я понял, что мой друг доктор Ватсон где-то неподалеку. Вы бросили сигарету рядом с тропинкой, несомненно, в тот миг, когда решились ворваться в пустую хижину.

– Именно так и было.

– Я так и думал… Зная вашу настойчивость, я был уверен, что вы сидите в засаде, с оружием в руках, и поджидаете возвращения обитателя хижины. Так вы действительно считали, что я – преступник?

– Я не знал, кто вы, но собирался это выяснить, чего бы это ни стоило.

– Превосходно, Ватсон! Как же вы нашли меня? Наверное, заметили, гоняясь за каторжником ночью, когда я неосторожно позволил луне светить себе в спину?

– Да, я видел вас.

– И, несомненно, обошли все хижины, пока не нашли эту.

– Нет. Ваш мальчишка был замечен, он и вывел меня к вам.

– А, старый джентльмен с телескопом. Заметив первый раз свет, отражающийся от линз, я не мог понять, что это. – Холмс поднялся и заглянул в хижину. – Ха! Вижу, Картрайт кое-что принес. А это что за записка? Так вы побывали в Кум-трейси?

– Да.

– Встречались с миссис Лорой Лайонс?

– Верно.

– Весьма похвально! Очевидно, наши расследования движутся в одном направлении. Когда мы объединим усилия, думаю, все в этом деле станет окончательно понятным.

– Знаете, я ведь действительно ужасно рад, что вы здесь. Эта ответственность, эта тайна… Нервы у меня уже не выдерживают. Но как, черт возьми, вы здесь оказались? Чем занимались? Я-то думал, Холмс бьется над делом о вымогательстве.

– Я и хотел, чтобы вы именно так думали.

– Так что же, вы прибегаете к моей помощи, не доверяя мне?! – не без обиды вскричал я. – По-моему, я заслужил большего, Холмс.

– Дорогой друг, в этом деле, как и во множестве других, вы оказали мне неоценимую помощь. Прошу меня простить, если моя небольшая уловка обидела вас. По правде говоря, это было сделано во многом ради вас. Мысли о вашей безопасности заставили меня приехать сюда и взяться за дело самому. Если бы я жил с вами и сэром Генри, не сомневаюсь, наши мнения совпадали бы полностью, и более того, это заставило бы наших и без того очень осторожных противников держать ухо востро. А так я имел возможность передвигаться совершенно свободно (чего не мог бы себе позволить, живи я в Холле), и при этом оставаться невидимой силой, готовой вмешаться в развитие событий в ключевой момент.

– Но мне-то вы могли открыться!

– Нам бы это не помогло, скорее наоборот. Вы бы захотели рассказать мне что-нибудь или по доброте душевной стали бы меня жалеть и решили как-то помочь мне, а это лишний риск, обо мне могли узнать и другие. Я привез с собой Картрайта (помните того мальчугана из посыльного агентства?), который снабжает меня всем необходимым. Краюха хлеба, чистый воротничок. Что еще нужно мужчине? К тому же Картрайт – это лишняя пара зорких глаз и весьма быстрых ног. И то и другое для меня очень важно.

– Так значит, все мои отчеты были написаны попусту! – Мой голос дрогнул, когда я вспомнил, сколько души и усердия вкладывал в их сочинение.

Холмс извлек из кармана пачку бумаг, перемотанных нитью.

– Вот ваши отчеты, дружище. Могу вас уверить, все они были прочитаны, и очень внимательно. Мне удалось все организовать так, что ко мне в руки они попадали с опозданием лишь в один день. Надо сказать, я восхищен тем, какое рвение и недюжинный ум вы проявили в этом удивительно сложном деле.

Я продолжал сердиться на Холмса за то, что он все это время, оказывается, водил меня за нос, но его теплые слова растопили мое сердце, и к тому же он ведь действительно был прав, когда говорил, что для дела было лучше, чтобы я не знал о присутствии своего друга на болоте.

– Ну вот, другое дело, – сказал он, видя, как просветлело мое лицо. – А теперь расскажите, что вы узнали от Лоры Лайонс… Не трудно было догадаться, что целью вашей поездки была встреча с ней, я ведь и сам уже понял, что в Кум-трейси она единственная, кто может быть полезен в нашем деле. Знаете, если бы вы не съездили к ней сегодня, я бы, скорее всего, завтра сам к ней наведался.

Солнце уже село, и на болота опустилась ночь. Воздух сделался холодным. Мы, чтобы согреться, зашли в хижину. И там почти в полной темноте Холмс выслушал мой рассказ о разговоре с леди. Услышанное так его заинтересовало, что он даже попросил меня повторить отдельные места.

– Это очень важно, – сказал мой друг, когда я закончил. – Теперь все звенья цепочки в этом чрезвычайно непростом деле соединились. Вам, возможно, известно, что леди состоит в близких отношениях со Стэплтоном?

– Со Стэплтоном? Нет.

– В этом можно не сомневаться. Они встречаются, переписываются, в общем, между ними полное согласие. И это дает нам в руки хороший козырь. Если бы с его помощью мне удалось как-то обезопасить его жену…

– Жену?

– Ватсон, теперь настала моя очередь делиться информацией. Женщина, которая выдает себя за мисс Стэплтон, на самом деле его жена.

– Господи Боже мой, Холмс! Вы в этом уверены? Как же он допустил, чтобы сэр Генри влюбился в нее?

– Любовь сэра Генри не может причинить вред никому, кроме самого сэра Генри. Стэплтон позаботился, чтобы между его женой и баронетом ничего не было, вы сами об этом писали. Повторяю, эта леди жена натуралиста, а не сестра.

– Но зачем ему понадобилась эта чудовищная ложь?

– Потому что он просчитал, что миссис Стэплтон будет намного полезнее ему в качестве свободной женщины.

Все, что мне подсказывала интуиция, все мои смутные подозрения разом обрели форму и сконцентрировались на натуралисте. Этот спокойный бесцветный человек, в соломенной шляпе и с сачком в руках, вдруг стал казаться мне кем-то ужасным… существом, наделенным дьявольским терпением и коварством, с лицом добряка и сердцем безжалостного убийцы.

– Выходит, это он – наш враг… Стэплтон следил за нами в Лондоне?

– Других вариантов решения этой задачи я не вижу.

– А как же письмо с предостережением?.. Наверняка это миссис Стэплтон его послала!

– Совершенно верно.

Мрак, так долго окружавший меня, сгустился и стал приобретать форму чудовищного злодеяния, наполовину увиденного, наполовину угаданного мною.

– И все-таки, Холмс, вы уверены в этом? Как вы узнали, что эта женщина – его жена?

– Очень просто. Помните свою первую встречу со Стэплтоном? Он тогда так увлекся разговором с вами, что рассказал кусочек своей настоящей биографии. Не побоюсь предположить, что потом он не раз пожалел о своей оплошности. У него действительно когда-то была своя школа на севере Англии, а проследить судьбу владельца школы проще всего. Существуют преподавательские агентства, через которые можно навести справки о любом человеке, который когда-либо имел отношение к этой профессии. Проведя небольшое расследование, я узнал, что на самом деле была такая школа, которая по некоторым, весьма печальным обстоятельствам, прогорела, а человек, который владел ею (имя у него тогда было другое), скрылся вместе с женой. Все приметы совпадали. Когда мне стало известно, что сбежавший владелец школы увлекался энтомологией, последние сомнения отпали.

Итак, мрак рассеялся, но многое еще оставалось в тени.

– Если эта женщина в действительности его жена, как же объяснить связь Стэплтона с Лорой Лайонс? – спросил я.

– Это один из тех вопросов, на которые пролил свет ваш рассказ. Ваш разговор с этой женщиной во многом прояснил ситуацию. Мне, например, не было известно о готовящемся разводе. Полагаю, что в данных обстоятельствах, считая Стэплтона холостым мужчиной, миссис Лайонс надеялась стать его супругой.

– Мы расскажем ей правду?

– Расскажем. И Лора Лайонс еще может оказаться нам весьма полезной. Теперь мы просто обязаны встретиться с ней. Вот завтра и наведаемся в Кум-трейси… вдвоем. Ватсон, а вам не кажется, что вы слишком надолго оставили своего подопечного одного? Вам необходимо находиться в Баскервиль-холле.

Последние лучи заката погасли на западе, и на фиолетовом небе робко заблестели первые звезды.

– Последний вопрос, Холмс, – сказал я, поднимаясь. – Нам с вами ведь нечего скрывать друг от друга. Зачем Стэплтону это нужно? Что у него на уме?

Голос Холмса сделался серьезным.

– Убийство, Ватсон… Хорошо спланированное, хладнокровное убийство. О подробностях не спрашивайте. Я уже расставил вокруг Стэплтона свои сети, хотя он расставил вокруг сэра Генри свои. Учитывая вашу помощь, можно считать, что натуралист почти у меня в руках. Нужно бояться только одного: того, что он нанесет удар первым. Еще день, максимум два, и дело будет закрыто. Но до тех пор вам необходимо заботиться о сэре Генри, как заботливая мать заботится о хвором ребенке. Сегодня ваше отсутствие в Баскервиль-холле, конечно, оправдало себя, но я бы хотел, чтобы вы больше не оставляли своего подопечного одного. Тише!

Тишину, царившую на болоте, пронзил крик, долгий, истошный крик ужаса и боли. От этого страшного звука кровь застыла у меня в жилах.

– Боже мой, – выдохнул я, – что это?

Холмс вскочил на ноги, бросился к двери хижины и замер, вытянув шею и вслушиваясь в темноту.

– Тихо! – прошептал он. – Тихо!

Кричали где-то далеко, в погруженной во мрак долине, но крик был такой силы, что мы слышали его совершенно отчетливо. В следующую секунду вопль повторился, но уже ближе, громче и отчаяннее.

– Где это? – зашептал Холмс, и по его голосу я понял, что даже он, человек со стальными нервами, был потрясен этими звуками. – Где это кричат, Ватсон?

– По-моему, там, – я ткнул пальцем в темноту.

– Нет, там!

Снова болота огласились истошным криком, но теперь он прозвучал еще громче и ближе. На этот раз к нему примешивался новый звук – глухое, невнятное урчание, мелодичное, но зловещее, то усиливающееся, то затихающее, как рокот прибоя.

– Это собака! – вскричал Холмс. – Скорее, Ватсон, скорее! Никогда себе не прощу, если мы опоздаем!

Он бросился бежать, не разбирая дороги, по болоту, я следовал за ним по пятам. Но тут прямо перед нами, где-то среди холмов раздался последний отчаянный крик, а за ним глухой стук, как будто что-то тяжелое упало с высоты. Мы остановились и прислушались. Сгустившуюся тишину безветренной ночи не нарушил более ни единый звук.

Я заметил, что Холмс жестом отчаявшегося человека схватил себя за голову. Он даже притопнул ногой.

– Он опередил нас, Ватсон. Мы опоздали.

– Нет. Нет! Не может быть!

– Какой же я дурак, зачем я медлил? А вы, Ватсон! Видите, к чему привело то, что вы оставили сэра Генри одного! Если случилось худшее, клянусь Богом, Стэплтон за это ответит!

Мы снова помчались сквозь тьму, натыкаясь на кочки, пробираясь через заросли утесника, взбираясь на холмы и несясь по склонам вниз, в том направлении, откуда доносились эти жуткие звуки. Оказываясь на вершине очередного пригорка, Холмс торопливо озирался вокруг, но ночь на болоте была темной, никакого движения вокруг заметно не было.

– Вы что-нибудь видите?

– Ничего.

– Тихо! Что это?

До нас донесся едва слышный стон. Еще один! Слева от нас. С той стороны цепочка скалистых холмов обрывалась отвесным утесом, дно которого было усеяно большими острыми камнями. На них бесформенной грудой темнел какой-то предмет. Когда мы подошли ближе, расплывчатые контуры обрели форму. Это был человек. Он лежал ничком, широко раскинув руки и ноги, причем шея его была так искривлена, что голова оказалась под ним и теперь почти прижималась ухом к грудной клетке. Плечи были приподняты, спина прогнулась, как при кувырке. Его поза была такой причудливой, что я даже не сразу сообразил, что последний звук, который мы только что услышали, был его предсмертным криком. Темная фигура, над которой мы склонились, больше не шевелилась и не издавала ни звука. Холмс взялся за плечо человека, но тут же в ужасе отдернул руку. Дрожащими руками мой друг зажег спичку, и в мерцающем свете я увидел пятна на его пальцах и страшную черную лужу, медленно расплывающуюся из-под раскроенного черепа трупа. Но это не все. Мы увидели то, от чего волосы на головах наших встали дыбом, и мы в ужасе попятились от тела… Это был сэр Генри Баскервиль!

Невозможно было не узнать этот рыжий твидовый костюм, который был на сэре Генри в тот самый день, когда мы впервые принимали его у себя на Бейкер-стрит. Не успели мы как следует его рассмотреть, как спичка погасла, так же как в наших сердцах угасла последняя надежда. Холмс застонал, лицо его сделалось белее мела.

– Господи! Какой ужас! Никогда себе этого не прощу! – воскликнул я, сжимая кулаки. – Как я мог оставить его одного?

– Ватсон, я виноват больше, чем вы. Из-за моей дотошности и желания красиво завершить дело погиб клиент. Такого удара я не испытывал за всю свою карьеру. Но откуда же я мог знать… как я мог догадаться… что он все-таки решит пойти на болота, несмотря на все мои предупреждения? Что мы услышим его крики (господи, эти крики!) и не успеем ему помочь?! И где собака, это исчадие ада, которая погубила его? Она, может быть, и сейчас прячется где-то здесь рядом, среди скал. А Стэплтон, где он? Он должен ответить за все.

И он ответит. Это я обещаю. И дядя и племянник были убиты… Первый умер от ужаса, когда увидел собаку, которую считал порождением злых сил, второй погиб, пытаясь убежать от нее. Теперь нам придется доказывать, что и эта смерть связана с собакой. Ведь даже то, что мы только что слышали, не является доказательством, что она существует, ведь сэр Генри умер в результате падения. Черт побери! Клянусь, каким бы хитрым ни был этот негодяй, я выведу его на чистую воду, не пройдет и дня!

Мы постояли над изувеченным телом, потрясенные этим неожиданным и непоправимым несчастьем, которое привело все наши долгие и упорные усилия к такому жалкому финалу. Потом, когда взошла луна, мы взобрались на вершину утеса, с которого упал наш несчастный друг, и с этого возвышения всмотрелись в призрачную, покрытую серебристо-серым туманом даль. Вдалеке, в нескольких милях от нас по направлению к Гримпенской трясине неподвижно желтел одинокий огонек. Источником света могли быть только окна уединенного обиталища Стэплтонов.

С моих уст сорвалось страшное ругательство, и я погрозил кулаком недосягаемому врагу.

– Давайте схватим его прямо сейчас!

– Дело еще не закончено. Этот мерзавец очень хитер и всегда настороже. Важно не то, что нам известно, а то, что мы сможем доказать. Единственный неверный шаг, и преступник ускользнет от правосудия.

– Что же нам делать?

– Завтра нам предстоит много работы. А сегодня остается только позаботиться о теле нашего несчастного товарища.

Мы вместе спустились по крутому склону и подошли к телу, отчетливой черной тенью распластавшемуся на посеребренных луной камнях. При виде неестественно искривленной спины и свернутой шеи мурашки пробежали у меня по коже, а глаза наполнились слезами.

– Холмс, нужно сходить за помощью. Мы не сможем нести его на руках до самого Холла. Господи, что вы делаете?

Издав крик, Шерлок Холмс склонился над телом. Потом неожиданно вскочил, рассмеялся и, пританцовывая, схватил и затряс мою руку. И это мой вечно серьезный и сдержанный друг! Воистину, я еще многого о нем не знал.

– Борода! Борода! У него борода!

– Борода?

– Это не баронет… Это… Это же мой сосед, каторжник!

Когда мы поспешно перевернули тело, косматая борода задралась в сторону холодной яркой луны. Я сразу узнал этот низкий лоб и ввалившиеся звериные глаза. Да, это было то самое лицо, которое глядело на меня с камня, освещенное свечой… лицо каторжника Сэлдена.

В ту же секунду мне стало ясно все. Я вспомнил, как баронет говорил мне, что отдал свои старые вещи Бэрримору. Бэрримор передал их Сэлдену. Ботинки, сорочка, шляпа, все это когда-то принадлежало сэру Генри. Конечно, от того, что это оказался не сэр Генри, трагедия не стала менее ужасной, но, по крайней мере, по законам нашей страны этот человек заслуживал смерти. Срывающимся от радости и облегчения голосом я рассказал Холмсу, как обстояло дело.

– Что ж, – сказал он, – одежда и стала причиной смерти этого несчастного. Мне совершенно ясно, что собаку чем-то приучили к запаху сэра Генри (скорее всего, башмаком, который пропал в гостинице) и сегодня натравили на этого человека. Однако меня очень интересует один вопрос: каким образом Сэлден в темноте узнал, что собака идет по его следу?

– Очевидно, услышал.

– Нет, звуки, издаваемые собакой, не могли настолько испугать такого человека, как этот каторжник, чтобы он стал в ужасе звать на помощь, рискуя быть снова схваченным. Судя по тому, сколько раз он кричал, Сэлден еще долго убегал от собаки после того, как увидел ее.

– А мне еще больше не понятно то, почему эта собака, если предположить, что наши выводы верны…

– Я ничего не предполагаю.

– Я хочу сказать, почему собаку выпустили именно сегодня ночью? Не думаю, что ее выпускают на болото каждую ночь. Стэплтон не стал бы ее выпускать, если бы не был абсолютно уверен, что сэр Генри будет здесь.

– Все-таки мой вопрос существеннее, поскольку ответ на ваш вопрос мы, скорее всего, уже очень скоро получим, а мой может навсегда остаться загадкой. Ну ладно. Надо подумать, что делать с телом. Нельзя оставлять его здесь лисам и воронью.

– Давайте отнесем его в одну из хижин и свяжемся с полицией.

– Согласен. Наверняка мы с вами вдвоем сможем отнести его туда. Постойте-ка, что это? Ба, да это же Стэплтон, собственной персоной! Кто бы мог подумать! Ни слова о том, что нам все известно, Ватсон… Он не должен знать, что мы его подозреваем, иначе все мои планы пойдут прахом.

Со стороны болот к нам приближался человек, я заметил красный огонек сигары. Постепенно свет луны обрисовал подтянутую фигуру натуралиста. Он явно торопился, но, увидев нас, замер на месте; однако ненадолго, уже через секунду Стэплтон продолжил путь.

– Доктор Ватсон? Это вы? Никак не ожидал встретить вас на болоте в такое время. Боже мой, а это что такое? Тут что-то случилось? Нет… Только не говорите, что это наш друг сэр Генри!

Стэплтон обошел нас и склонился над телом. Я услышал, как он изумленно вздохнул, сигара выпала из его пальцев.

– Кто… кто это? – запинаясь, спросил Стэплтон.

– Это Сэлден. Заключенный, сбежавший из Принстауна.

Стэплтон повернул к нам побледневшее лицо, но сумел больше ничем не проявить охватившее его удивление и разочарование. Пристально глядя на меня и на Холмса, он сказал:

– Надо же! Какой ужас! Как же он погиб?

– Похоже, упал с утеса на камни и сломал шею. Мы с другом шли через болото, когда услышали крик.

– Я тоже услышал крик. Поэтому и поспешил сюда. Я подумал, это сэр Генри.

– Почему же именно сэр Генри? – не удержавшись, спросил я.

– Потому что я пригласил его в гости. Но он не пришел, и, естественно, услышав крики на болоте, я подумал, что это баронет. Кстати… – Стэплтон снова перевел взгляд на Холмса. – Вы кроме криков ничего не слышали?

– Нет, – сказал Холмс. – А вы?

– Тоже ничего.

– Почему же спрашиваете?

– О, ну вам же известно, что крестьяне рассказывают о собаке-призраке. Говорят, по ночам на болоте можно даже услышать ее голос. Мне стало интересно, не было ли каких-нибудь похожих звуков.

– Нет, ничего такого мы не слышали, – сказал я.

– И как вы объясняете смерть этого бедняги?

– Не сомневаюсь, что от постоянного страха и возбуждения у него просто сдали нервы. В припадке безумия он выбежал на болото, сорвался с обрыва и свернул шею.

– Что ж, звучит вполне правдоподобно, – сказал Стэплтон и вздохнул, как показалось мне, с облегчением. – А что вы думаете, мистер Шерлок Холмс?

Мой друг слегка поклонился.

– Вы проницательны, – сказал он.

– С того дня, когда приехал доктор Ватсон, мы ожидали увидеть в наших краях и вас. Удивительно, вы приехали как раз тогда, когда случилась очередная трагедия.

– Да, действительно. Я полностью согласен с объяснением своего друга. Придется завтра возвращаться в Лондон с неприятным осадком на душе.

– Вы что, завтра уезжаете?

– Да, собираюсь.

– Но я надеюсь, вы смогли разобраться в том, что у нас здесь происходит?

Холмс пожал плечами.

– К сожалению, не всегда все получается так, как хотелось бы. Для того чтобы начать расследование, нужны факты, а не легенды или слухи. Я не стал браться за это дело.

Мой друг говорил спокойно и как бы равнодушно, но Стэплтон выслушал его очень внимательно. Потом натуралист повернулся ко мне.

– Я бы предложил отнести этого беднягу к себе домой, но не хочу напугать сестру. Давайте накроем ему чем-нибудь лицо и оставим здесь до утра.

Так мы и сделали. Отвергнув предложение Стэплтона остаться на ночь у него, мы направились в Баскервиль-холл, предоставив натуралисту возможность вернуться домой в одиночестве. Обернувшись, мы увидели, как по широкому раздолью болота медленно бредет одинокая фигура. А за ее спиной на острых серых камнях темной бесформенной грудой остался лежать человек, принявший такую страшную смерть.

Глава XIII. Охота началась{31}

– Развязка уже близко, – говорил Холмс, когда мы вместе шли через болото. – У этого парня просто поразительная выдержка! Как он взял себя в руки, обнаружив, что жертвой его плана стал не тот человек, на которого он рассчитывал. Любой другой преступник в такую секунду наверняка смутился бы. Я еще в Лондоне вам говорил, Ватсон, и повторю снова, что нам до сих пор не приходилось вступать в противоборство с более достойным соперником.

– Только плохо, что он вас увидел.

– Поначалу я тоже так подумал. Но это все равно рано или поздно случилось бы.

– Как, по-вашему, повлияет на его планы то, что он узнал, что вы здесь?

– Возможно, Стэплтон станет действовать осторожнее или наоборот решит пойти на какие-нибудь отчаянные шаги. Как и большинство умных преступников, он, скорее всего, слишком уверен в собственной хитрости и думает, что сумел обвести нас вокруг пальца.

– А почему бы не арестовать его сразу?

– Дорогой Ватсон, у вас слишком деятельная натура. Вас всегда тянет на решительные поступки. Хорошо, давайте предположим, что сегодня же ночью мы его арестовали. Что нам это дает? Мы ведь ничего не можем доказать. В этом и состоит его дьявольская хитрость! Если бы сообщником Стэплтона был человек, мы бы могли насобирать достаточное количество улик, но даже если мы приведем в суд его огромную собаку, это не поможет нам накинуть петлю на шею ее хозяина.

– Но ведь преступление совершено.

– Отнюдь. Все, что у нас есть, это предположения и догадки. Нас со смехом выгонят из зала суда, если мы явимся туда с подобными заявлениями и доказательствами.

– Но смерть сэра Чарльза!

– На его теле не было обнаружено ни единой отметины. Нам с вами известно, что он умер от страха, и мы знаем, что его напугало, но как убедить в этом двенадцать присяжных? Где следы собаки? Где отпечатки ее зубов? Конечно, мы знаем, что мертвое тело собака не станет кусать, а сэр Чарльз умер еще до того, как это чудище приблизилось к нему. Но ведь это все нужно будет доказать, а мы этого сделать не сможем.

– Хорошо. А сегодняшняя ночь?

– С сегодняшней ночью ситуация не лучше. Опять же между смертью человека и собакой нет прямой связи. Мы с вами даже не видели эту собаку. Да, мы ее слышали, но доказать, что она шла по следу погибшего, невозможно. Мотивы отсутствуют. Нет, дорогой друг, нужно смириться с тем, что на данный момент мы бессильны. И именно поэтому нужно пойти на любой риск, чтобы вывести преступника на чистую воду.

– Что же вы предлагаете делать?

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Романтическая драма, первый литературный успех английского писателя Томаса Гарди, одна из первых кни...
Новый взгляд на стыд – неожиданный, потрясающий, возникший на основе последних исследований в област...
Я не задумывалась о том, что наш мир не единственный во Вселенной, до тех пор, пока в мою жизнь не в...
В сборник «Сказки о русских богатырях» вошли русские народные сказки о героях, которых в народе назы...
Как начать свой гостиничный бизнес и преуспеть в нем? Из книги вы узнаете, как составить бизнес-план...
Настоящее издание продолжает серию «Законодательство зарубежных стран». В серии дается высококвалифи...