Код от чужой жизни Грановский Антон
Рита не ответила. Она просто шла вперед, ради того лишь, чтобы хоть куда-то идти, стараясь убежать от горя и тоски и от чувства безысходности, которое охватило ее.
Свернув за угол, они снова увидели автовокзал, но уже с другой стороны. Рита машинально повела детей к автовокзалу – единственному хорошо знакомому ей месту в городе.
Откуда-то сбоку появилась и преградила им дорогу пожилая полная цыганка с неприятным темным лицом.
– Ай, милая, ай, красивая, дай погадаю – всю правду расскажу! – затараторила цыганка.
Рита обошла цыганку стороной и потащила детей дальше. Лиза повернула голову и с любопытством смотрела на цыганку.
– Под ноги гляди! – проворчала на нее Рита.
– Муж твой плохой! – крикнула им вслед цыганка. – Все продал, деньги пропил, вас по миру пустил!
Рита остановилась – как на невидимую стену наткнулась.
– Ты с детьми уехала, мужу не сказала! – громко проговорила цыганка.
Рита медленно обернулась.
– Откуда вы… все это знаете? – спросила она.
Цыганка улыбнулась, блеснув золотым зубом.
– Судьбу твою вижу, красавица! Все, что было, и все, что будет!
– И… что у меня будет? – запнувшись, спросила Рита.
– Дай руку, погадаю – разгадаю! – добродушно сказала цыганка, подходя к ней и протягивая ладонь. – Не бойся, красавица, дорого не возьму – нравишься ты мне, хорошая ты!
Рита недоверчиво смотрела на цыганку, не подавая ей руки.
– Почему это я вам нравлюсь? – негромко спросила она.
Цыганка улыбнулась – мягко, по-сестрински:
– А потому нравишься, милая, что одна ты. Одна с детьми, как и я. Мой тоже пил, пил, меня, детей бил, и я тоже ушла. Ушла – и себя нашла! И ты тоже себя найдешь, милая. Дай руку. Сто рублей всего возьму и всю судьбу твою расскажу.
Рита нерешительно посмотрела на смуглую руку цыганки, так же нерешительно протянула свою. Цыганка подтянула ее ладонь к своим близоруким глазам, пару секунд разглядывала линии и вдруг зацокала языком, закачала головой:
– Ай цеге, ай цеге-е… Много плохого тебя ждет, милая.
– Пло…хого? – еле выговорила Рита.
Цыганка пристальнее вгляделась в ее ладонь, нахмурилась и сказала:
– Недели не пройдет, как в зеркале себя не узнаешь. Будет все новое, будет у тебя мужчина, в золоте станешь купаться и с серебра есть…
Рита вырвала руку.
– Глупости какие говоришь, цыганка, – сердито сказала она. – Какое еще золото? Сбрендила ты, что ли, совсем?
Цыганка подняла голову и посмотрела Рите в глаза.
– Золото не съешь, и серебро не съешь – только зубы обломаешь, – непонятно изрекла она.
Еще пару секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом цыганка вдруг запрокинул голову и засмеялась, смачно, нагло, страшно.
– Дура какая! – выругалась Рита.
Она схватила детей за руки и потащила их прочь от цыганки. А та все смеялась ей вслед, и от смеха ее, похожего на зловещее воронье карканье, по коже Риты бегали холодные мурашки, как предвестники близкого несчастья.
Когда они проходили мимо кафе «Росбутер», Лиза дернула мать за руку и объявила:
– Хочу есть!
Рита остановилась, посмотрела на требовательное личико дочери, на хмурое лицо сына, перевела рассеянный взгляд на вывеску кафе, секунду думала, затем решительно сказала:
– Поедим тут.
– Может, батон и кефир купим? Дешевле выйдет, – предложил Лешка.
– Нет. Поедим тут. Только деньги достану.
Рита подошла к серой покосившейся скамейке и поставила на нее сумку. Расстегнула боковой кармашек, намереваясь достать пакет с деньгами, и вдруг замерла.
– А где…
Она осеклась. Стала быстро и испуганно перебирать карманы сумки. Один, второй и от отчаяния третий – совсем маленький, в котором ничего бы не уместилось.
– Мам? – насторожился Лешка.
– Мамуль, ты чего? – удивленно спросила Лиза.
Рита остановилась, повернула голову, посмотрела на детей расширившимися от ужаса глазами.
– Деньги… – хрипло пробормотала она. – Их… нет.
– Потеряла? – удивилась Лиза.
А Лешка, уже взрослый и все понимающий, побледнев, уточнил:
– А сколько пропало?
– Все, – сказала Рита тем же упавшим голосом. – Все деньги пропали.
Еще секунду Рита смотрела на детей ошалевшим, полубезумным взглядом, а потом опустилась на скамейку, закрыла лицо ладонями и зарыдала.
Лешка с Лизой переглянулись. Оба нахмурились и вздохнули. Вдруг Рита отняла от лица ладони и хрипло воскликнула:
– Цыганка!
– Мам… – заговорил было Лешка.
Не слушая сына, Рита вскочила на ноги.
…Почти час Рита и дети петляли по кварталу, заглядывая в каждый двор, дергая двери подъездов, приставая с расспросами к дворникам-таджикам. Цыганки след простыл.
– Мам, это бесполезно, – сказал наконец Лешка. – Мы ее не найдем.
Рита не отозвалась.
– Мам, я есть хочу, – обиженно шмыгнув носом, сказала Лиза. – И устала. Ноги уже не ходят. …Мама?
Рита стояла посреди двора, глядя на свое черное отражение в луже, и о чем-то размышляла.
– Мам? – спросил Лешка. – Ты чего?
– Чего ты, мамуль? – удивленно пролепетала Лиза, прижимая к себе тряпичную куклу.
И Рита сбросила с себя оцепенение.
– Да пошло оно все! – в сердцах выругалась она. – Все равно не вернуся! Пусть сдохнет там от своей водки, а я не вернуся! – Рита посмотрела на детей. – И вам не дам, поняли?
Лешка и Лиза поспешно закивали, с изумлением глядя на мать.
– Хотели в «Росбутер»? – Она протянула им руки. – Пошлите!
5
Они выбрали крайний столик в кафе «Росбутер». Столик был красивый – красный, пластиковый, блестящий, и от этого выглядевший таким чистым, что Рите стало неудобно за то, что одежда на ней и детях старая.
– Мам, а что мы закажем? – спросила Лиза, устроившись за столиком. – Я хочу курицу и картошку фри!
– А мне росбутер «Курица-шашлык», – объявил Лешка.
– Тише, – оборвала их Рита, быстро оглядывая зал.
Девушка, сидящая за соседним столиком, встала, надела курточку и зашагала к выходу. Поднос с недоеденными росбутером и картошкой остался на столе. Рита быстро поднялась, отслеживая взглядом уборщиков, чтобы – если придется – быстро их опередить, шагнула к столику, взяла поднос и поставила его на стол перед детьми.
– Ешьте, – сказала она, усаживаясь на стул.
Лешка и Лиза посмотрели на поднос с остатками еды подозрительными взглядами.
– Мам, это же чужие объедки, – сказал Лешка.
– Она их не кусала, – заверила его Рита. – Просто отламывала пальцами, я видела.
Лешка и Лиза переглянулись, потом уставились на мать недоверчивыми взглядами. Рита нахмурилась.
– Хватит нос воротить. Ешьте! Быстро!
Дети все еще пребывала в сомнении. Рита погрозила им пальцем:
– Вот не найду работу, и придется нам с вами мурцовку хряпать. Вспомните тогда, как от вкусноты отказывались.
Губы Лизки задрожали.
– Не хочу мурцовку хряпать, – занюнила она.
– Никто не хочет, – сказала Рита. – Ешьте!
Еще несколько секунд дети колебались, но потом голод победил брезгливость, Лизка взяла пакетик с картошкой, а Лешка – росбутер. Ели они с аппетитом, а Рита смотрела на детей и думала о том, что все это ничего. Она обязательно найдет, где заработать. Руки есть, желание – тоже. Как-нибудь образуется.
– Доели? – спросила Рита.
– Да, – с довольным видом сказала Лиза.
– Давно уже, – пробурчал Лешка.
Губы и щеки Лизы были испачканы кетчупом. Рита достала из холщовой сумки платок, вытерла дочери мордашку.
– Мам, а мы нищие? – спросила вдруг Лиза.
Рита замерла, сжала в руке платок, потом нахмурилась и сказала строго:
– Нет. С чего ты взяла?
– Дурочка, мы не нищие, – назидательно сказал сестре Лешка. – Мы бомжи. Поняла?
– Перестаньте, – сердито сказала Рита. – Мы не нищие и не бомжи. У нас с вами эти… как их… временные трудности, ясно?
– Ясно, – сказала Лизка.
– И сколько времени они будут длиться, эти трудности? – спросил Лешка.
– Пока я не найду работу, – ответила Рита. – Вот как только найду, так они сразу и закончатся.
– А если вообще не найдешь? – поинтересовалась Лиза.
– Типун тебе на язык, – строго сказала Рита. – Найду, никуда не денусь.
Потом они вышли на улицу, и пошли по улице, и пару минут шли в молчании, а потом Лиза подняла голову и спросила:
– Мам, а что такое типун?
Рита не ответила. Она увидела церковь – белую, с золотым куполом, и рука ее сама собой поднялась ко лбу. Она стыдливо перекрестилась, потом взяла детей за руки и торопливо повела их мимо церкви. Когда они поравнялись с церковными воротами, безногий нищий, сидевший на плитках тротуара, громко сказал ей:
– Благослови тебя господь, добрая женщина!
– Вы бы не сидели на холодном, – сказала Рита. – Сильнее ведь заболеете.
– Да мне уже все одно, – усмехнулся нищий и махнул черной от грязи рукой. – Денек протяну – и хорошо. Нет – значит, так тому и быть.
Рита секунду раздумывала, затем достала из кармана завернутый в салфетку кусочек росбургера, который она подхватила с какого-то столика перед уходом из кафе, и протянула его нищему. Тот взял и чинно поблагодарил:
– Благодарствую.
– Мам, ты же говорила, что у нас мало денег, – запротестовал Лешка. – А сама дала этому дяденьке росбургер. Почему?
Рита погладила сына по голове и, чуть наклонившись к нему, тихо проговорила:
– Нужно делиться с теми, кому хуже, чем нам.
Нищий насторожился, вслушиваясь в тихий голос Риты. И вдруг спросил, кивнув на тряпичную куклу, которую прижимала к груди Лиза.
– Как ее зовут?
Лиза посмотрела на куклу, потом на нищего и сказала серьезным голосом:
– Ее зовут Васька.
– Но это ведь девочка, – сказал нищий.
– И что?
– Васька ей не подходит.
– Васька это сокращенно – от Василисы, – объяснила Лиза.
Нищий улыбнулся:
– Вот оно что! А вы сами-то откуда? – спросил он у Риты.
– Из Амвросиевки, – ответила она. – В сорока километрах от города.
– Как же, слышал, – кивнул нищий. – И как там дела, в Амвросиевке?
– Да по-разному. Как и везде.
– А чего в город? В гости или погулять?
Рита хотела ответить, но не знала как. На помощь пришла Лиза.
– Наш папа побил маму и пропил все деньги, – сказала Лиза, с любопытством разглядывая бомжа.
Рита с упреком посмотрела на дочку:
– Лиза!
Нищий крякнул.
– Вот, значит, как. – Он посмотрел на Риту. – Значит, приехали в город, а ни денег, ни жилья у вас тут нет. Я правильно понимаю?
– Правильно, – негромко сказала Рита. – Но все образуется. – Она через силу улыбнулась и добавила: – Я работящая, не пропадем. Нам пора. До свиданья! – Рита взяла детей за руки. – Идемте! Ну, чего встали?
Они еще раз кивнула нищему, затем вся троица пошла прочь. Нищий наморщил грязный лоб, о чем-то размышляя. Потом резко выдохнул, словно принял вдруг твердое решение, и крикнул вслед Рите и детям:
– Эй, мамаша! Мамаша, погоди!
Рита остановилась, вопросительно глянула на нищего через плечо.
– Поди-ка сюда! – сказал нищий.
Рита, по-прежнему держа детишек за руки, подошла к нищему и остановилась перед ним:
– Чего?
– Тут в арт-галерее работает одна женщина. Зовут Нина Ивановна. Подойди к ней и скажи, что ты от Викентьевича. И что тебе нужен угол. Временно.
– И зачем это? – не поняла Рита.
– Нина Ивановна очень добрая женщина. Всем нам тут помогает. То денежек подкинет на хлеб, а то сумку с продуктами оставит. Глядишь, и тебе как-нибудь поможет. Сильно-то не надейся, но попробуй.
– А где этот магазин? – спросила Рита.
– Это не магазин. Там картины висят – чтоб все любовались. Иди к вокзалу, но не входи внутрь, а поверни направо. Там сразу и увидишь. «Арт-галерея». Запомнишь?
– Запомню, не дура же. Ну, спасибочки вам.
– Да мне что – тебе спасибо. Иди с богом.
Бомж улыбнулся ей на прощанье, затем развернулся вместе с каталкой и снова заблажил свою песню.
– Подайте на пропитание калеке! За людей пострадал! Не ради себя, ради бога прошу! Подайте на пропитание!
«Арт-галерея» оказалась одной большой комнатой, на стенах которой висели картины. Деревья на картинах были сплошь кривые, люди страшные, а на некоторых не было ни людей, ни деревьев, а только одни пятна и черточки.
– Мам, как тут красиво! – восторженно проговорила Лиза. – Прямо как в музее!
Навстречу им шла высокая худая женщина с коротко стриженными (под мальчика) обесцвеченными волосами. Одета она была странно – в кофту, длинную зеленую юбку и в светлые тапочки, похожие на кеды. На каждом запястье у женщины было по миллиону браслетов, но все дешевенькие, из бусиков или вообще из переплетенных шерстяных ниток. Она была похожа на тощую длинную цыганку, но только с русским лицом.
Женщина остановилась перед Ритой, улыбнулась и сказала:
– Здравствуйте!
– И вам не хворать, – отозвалась Рита.
Женщина посмотрела на Лизу.
– Как тебя зовут? – ласково поинтересовалась она.
Лиза посмотрела на нее снизу вверх и с достоинством ответила:
– Лизавета Николаевна.
Стриженая повернулась к полочкам со всякой красивой всячиной, сняла с крюка маленький брелок с пушистым котенком и протянула Лизе:
– Это вам, Елизавета Николаевна, – сказала женщина.
Лиза с восторгом посмотрела на котенка, дернула рукой, явно собираясь протянуть ее, но так и не протянула.
– Я от незнакомых людей подарков не принимаю, – сказала девочка – спокойно, без вызова.
– Лиза! – прикрикнула на дочку Рита.
– Да нет, она совершенно права. От незнакомых людей подарки принимать не следует. Знаешь, что мы сделаем?
– Познакомимся? – предположила Лиза.
– Точно! Твое имя я уже знаю. А меня зовут Нина Ивановна. Я хозяйка этой галереи.
– Всего-всего? – недоверчиво уточнила Лиза.
– Всего-всего, – кивнула Нина Ивановна. – Держи!
Она снова протянула Лизе пушистого котенка. Лиза, поколебавшись, взяла подарок.
– Лиза, что надо сказать? – тихо напомнила ей Рита.
– Мам, я и сама знаю, просто не успела, – запротестовала Лиза. Повернула голову к Нине Ивановне и вежливо проговорила: – Спасибо!
– Не за что, – отозвалась хозяйка галереи приветливым голосом.
Рита с любопытством и надеждой посмотрела на Нину Ивановну. На вид той было лет тридцать с небольшим. Как и самой Рите. Лицо у Нины Ивановны было симпатичное, почти красивое, только немного усталое.
– Это ваша дочка? – спросила Нина Ивановна у Риты, кивнув на Лизу.
– Да. Спасибо за котенка. Я…
– Красивая у вас дочурка. И смышленая.
Рита кашлянула в кулак и приступила к делу.
– Нина Ивановна, меня сюда послал этот человек с улицы… Ну, бомж… Как же его?… – Рита сдвинула брови, припоминая. – Викентьевич, кажется… Сказал, что вы добрая, и чтобы я… сказала вам про себя.
– Вот как! Хорошо. Викентьевич – мой старый друг. И что же вы должны рассказать мне про себя?
– Да рассказывать особо нечего… Нам бы это… угол снять в городе… Денег у меня пока нет, но я работящая. Найду работу и обязательно заплачу.
Нина Ивановна молча выслушала Риту, а когда та закончила, спросила, кивнув подбородком на ее припухшее от побоев лицо:
– Это у вас откуда?
Рита открыла рот для ответа, но Лиза ее опередила.
– Это ее папа побил, – с готовностью сообщила она. – За то, что мама не давала ему все деньги пропить. Только он все равно пропил.
Лешка дернул ее за руку.
– Это наше личное дело, – угрюмо проговорил он. – Нельзя всем про это рассказывать.
Нина Ивановна улыбнулась.
– Ты прав, – сказала она. – Я не буду лезть в ваши личные дела. Но я могу попробовать вам помочь. Ведь могу?
Лешка отвел глаза, но ничего не сказал. Нина Ивановна перевела взгляд на Риту.
– Тут рядом есть кафе с игровой комнатой. Давайте отведем туда детей, а сами побеседуем за чашкой кофе.
6
– Три с половиной года назад мы с мужем потеряли сына. – Рита перевела дух, изо всех сил стараясь не заплакать. – Его звали Сашенька, и ему было шесть лет.
– Боже! – тихо проговорила Нина Ивановна. Она положила руку на предплечье Риты и легонько сжала его пальцами. – Я тебе сочувствую. Очень. Прости, что напомнила.
– Я сама стараюсь его не забывать. Мне кажется, если я перестану его вспоминать – я его предам.
Нина Ивановна помолчала, искоса поглядывая на Риту.
– Но ведь тяжело так, наверное, – сказала она после паузы. – Все время помнить…
– Да, – сказала Рита. – Нелегко.
Она помолчала, отпила кофе, после чего продолжила свой невеселый рассказ.
– Муж запил. Ну, то есть, он и раньше это дело любил. Но после Сашеньки вообще с катушек слетел. Первое время он еще работал – слесарем в сервисе, а потом и работу забросил. Так, подрабатывал там-сям, но уже через пень-колоду. Остальное время пил со своими дружками-бухариками. «Жигуленок» пропил, «копейку». Румынский гарнитур с трельяжем, еще много чего. Денег вообще почти не стало, пришлось мне на три работы устроиться, чтобы деток и алконавта этого тянуть. А недели две назад повадились к нему какие-то дельцы. Квартиру предлагали им продать. И втемяшил Колька себе в башку, что квартира нам не нужна, что можем у деда с бабкой пожить в Красноярском крае. А где там жить? У них избенка кособокая – спальня да кухня. Да сарай-развалюшка. – Рита снова сделала паузу, чтобы перевести дух. – Ну, а вчера прихожу с детями домой – а он сидит, пьет, – продолжила Рита. – Продажу квартиры нашей обмывает. А они – которые с ним – говорят, что нам через два дня надо съехать. Я в крик – что? как? куда съехать? А Колька меня поколотил да и храпеть завалился.
– То есть… он все-таки продал вашу квартиру?
Рита махнула рукой.
– Да какое там «продал», – с досадой сказала она. – Облапошили его. Считай, за так отдал. А я, как в себя пришла, вспомнила, что меня подруга Алька в город звала. Я деньги у Кольки забрала, детей разбудила – и на автобус. Да тут еще хуже стало.
– Хуже?
– Алька померла. В ее квартире теперь племянница со своих хахалем живет. А вдобавок у меня еще все деньги украли.
– Украли?