Фуга с огнём Бояндин Константин

1

Павел всегда просыпался ровно за пять минут до будильника. Самым неприятным было заставить себя вылезти из-под одеяла и выключить мерзкое устройство, прежде чем оно заверещит. Прежде, чем Маша потребует из соседней комнаты «выключить эту гадость».

На этот раз удалось заставить себя вылезти из-под одеяла за минуту до срока. Павел неловко нажал на кнопку и будильник – старинная, советских ещё времён прямоугольная электронная игрушка, упал. Удар был негромким, но будильник выключился.

И уже не включался. Павел беззвучно выругался – ставить будильник было единственным способом проснуться в нужное время. Рефлекс? И вот теперь…

Он посмотрел на наручные часы. Мама дорогая! Мусорная машина будет через три минуты. Вчера проспал её – если и сегодня не успеть, Маша будет ворчать до вечера. Павел торопливо оделся, прислушиваясь к звукам за окном. Успел. Бесшумно, как привидение, скользнул на кухню, подхватил приготовленный пакет, и уже через минуту спускался по лестнице. Будильник тоже покоился в пакете. Мастер сказал: уроните ещё раз – всё, можете дальше помойки не нести. Уже не починить. «Прощай, друг, – подумал Павел невесело, – буду учиться просыпаться сам».

Странно, но во дворе никого не было. И машина приезжать не торопилась. Ну денёк начинается, одно слово – пятница! В пятницу всегда всё и везде наперекосяк. Вот, началось уже.

– Не будет её, – сообщила, грузно проковыляв мимо, соседка из дальнего подъезда. – К шестому дому несите.

К шестому дому. Павел вновь выругался. Уже не беззвучно. Старушкам, живущим на первых этажах соседнего, шестого, дома не лень караулить свою драгоценную помойку и устраивать жуткий скандал, когда кто-то «чужой» оставляет там мусор. Скандалят долго и громко, а замеченный пакет могут вполне принести обратно и вытряхнуть под дверью. Такое бывало.

Если выкинет эта бабушка-колобок, ей сойдёт с рук. А вот Павлу…

«Дожили», подумал Павел в который раз. «Люди готовы удавить за то, что кто-то чужой оставляет мусор в их мусорном баке».

В этот раз повезло: обе старушки, обыкновенно стоявшие «на часах», были увлечены разговором. Павел осторожно и бесшумно избавился от поклажи и подумал, уже повернувшись лицом к своему дому, так ли хочется сразу назад? Зайти в магазин, что ли, купить там кефира… Виктория последнее время обожает кефир. И любит поддразнивать маму, когда та ворчит, что кефир по утрам пьют только алкоголики. «Вот мы с папой после вчерашнего и пьём…»

Утро уже, а темно как! Тучи ползут над головой, цепляясь косматым брюхом за вышки и деревья, а из прорех падает неприятная, мелкая водяная крупа. Днём это выглядело бы великолепно и даже величественно: огонь под ногами, оранжевая чешуя огромного дракона, золотые скорлупки, горящий ковёр… Как только ни называют листву.

Ветер выскочил из-за поворота и швырнул Павлу в лицо пригоршню водяных капель, присыпал волосы сухими листьями. Павел не сразу прочихался, столько воды попало в горло. И – на какой-то миг – подумал, что заблудился. Кругом темень, он на тропинке, кусты со всех сторон. Конечно, тут всё понятно, вон там – его дом. «Нет, не пойду сейчас в магазин, – подумал Павел. – Вика попросит – пойду. Она попросит, конечно. А сейчас просто постою.»

Очень не хотелось возвращаться домой. Вскоре начнётся день, а в пятницу самые неприятные, самые тупые заказы. Тупые своей обыденностью.

Павел – столяр от бога. Так сказал когда-то учитель «по труду». Но вот не удалось пока заниматься тем, чем хочется. А приходится ставить двери, да делать столы с табуретками, по пятницам, во всяком случае.

На короткое, неприятное мгновение Павлу захотелось, чтобы всё вокруг исчезло, всё, раз и навсегда. И снова помутилось перед глазами. Домой. Прийти домой, включить лампу, сесть и сделать вид, что работает. Рисовать то, что так и останется только мечтой на бумаге. Вроде бы и лет человеку всего тридцать два, а уже кажется, что вся жизнь прошла.

..Павел шёл, погружённый в мысли, и не сразу обратил внимание на старуху у подъезда. Что она делает в такую рань? Уже сидит на лавочке, а до рассвета ещё ой как далеко. Дремлет? Сидит, согнувшись, опираясь о палочку.

– Здравствуй, здравствуй, – неожиданно пробасила она, подняв голову. – В магазине твоя, в магазине. Пять минут, как убежала. Скоро вернётся, хлеба у неё дома нет…

– «Моя»? – Павел повторил ошарашенно. Старуха говорила так, словно давно и хорошо его знает. Но откуда?! И лицо её знакомо – смутно, но знакомо. Что за чушь! Не живёт такая в этом доме, уж за пять лет со всеми повидался-познакомился!

– Твоя, твоя. – Старуха погрозила пальцем. – Афанасьевна всё видит! А колечко, – она перешла на заговорщический шёпот, – мог бы и снять, снять.

Павел машинально перевёл взгляд на правую руку – на обручальное кольцо. И злость накатила… О чём болтает старуха?!

– Спасибо за совет! – саркастически отозвался он, поправил капюшон – зябко. Подошёл к двери. Что за новость? Куда делся домофон, кнопки, почему подъезд открыт всем подряд?!

– Из дома, что ли, выгнали? – осведомилась Афанасьевна вслед. – Заходи, заходи, чего мёрзнуть на улице. В подъезде-то теплее.

В подъезде оказалось и впрямь тепло и – чисто, как ни странно. Запахи, куда без них – застоялый табачный дым, кошки и собаки – пахнет, убирай не убирай. Но чисто! И без домофона!

– Я сплю? – поинтересовался Павел, ещё раз осмотрев своё облачение. Домашние брюки и домашняя же майка, лёгкая осенняя «огородная» куртка – в ней обычно выезжает к тёще в огород, когда никак не отвертеться. Кроссовки – единственная не поношенная, не затрапезная деталь одежды.

М-да, сходил выкинуть мусор.

Павел обнаружил, что стоит у двери – своей двери. Своей, да не своей. Номер тот же, и подъезд тот же, и соседская дверь, ближайшая, та же. А вот сама дверь другая. И замок другой.

Можно и не пробовать вставлять ключ. Не подойдёт. И мобильника не взял, умник. Думал, что выйдет минуты на три. Павел осторожно толкнул дверь, физически ощущая, как соседка напротив буравит ему спину взглядом через глазок. Да и пёс с ней, пусть смотрит.

Шаги внизу. Дверь впустила обрывок реплики громогласной Афанасьевны. Интересно, кому она успеет доложить о его, Павла, визите к «своей»?

Павел принялся спускаться по лестнице, сам не очень понимая, куда сейчас пойдёт и зачем. Но…

– Паша?! – Радость, нет – восторг в её голосе. У Павла перехватило дыхание. Не может быть… Этого не может быть, потому что не может быть никогда!

«Тебя не существует», – чуть не сказал он. Но это длилось недолго – и Павел, который минут двадцать назад вышел, чтобы вынести мусор, тут же сдался и исчез. А другой Павел, едва не спятивший когда-то от грёз, принял командование.

Павел ощутил восторг. Она здесь… значит, всё это не видения, не бред и не выдумки! Она здесь!

– Лена?! – Имя пришло не сразу. Низенькая, худенькая, черноволосая… Стоп, почему черноволосая?

Она бросилась к нему на грудь.

– Пришёл, – прошептала она. – Я знала, знала, что ты придёшь! С утра знала! Подумала, что дома ничего нет…

– Я пришёл. – Он прижал её к себе, а мысли текли в голове и путались, путались. Главная – где его квартира, где Мария и Виктория – угасла, перестала беспокоить, утратила смысл.

– Идём! – Она схватила его за рукав. – Афанасьевна мне уже доложила, – рассмеялась она тихонько. – Ты на неё не ворчи, а то она всем-всем рассказывает потом, когда ты был да почему… Не сердишься?

– На кого? – опешил Павел. Елена стояла, уже погрузив ключ в замочную скважину.

– На Афанасьевну. Если сердишься, не пущу!

– Да не сержусь я! – Если Павел и покривил душой, то совсем немножко.

Елена приподнялась на цыпочки и поцеловала его. В губы. И прежний Павел, который был в здравом уме и твёрдой памяти минут двадцать назад, окончательно был повержен.

Павел прижал её к себе… Осознавая, что на них сейчас смотрят. Плевать! Это она, она… запах её волос, её голос, вкус губ… Пусть смотрят кто хочет, и пошли все к чёрту!

Она долго не отпускала его. Но всё же отпустила.

– Заходи. – Она открыла дверь и с силой потянула Павла внутрь. – Закрой на щеколду!

Дверь закрылась. И Павел окончательно осознал, что мир изменился, и если это сон, то сейчас, прямо сейчас, нет смысла просыпаться.

– Неси. – Елена вручила ему пакет. Хлеб, мясо, печенье – это он успел заметить. – Давай-давай, неси на кухню!

Удивительно, но он всё правильно разложил. Всё по местам, руки сами открывали нужные дверцы и крышки. Хлеб, приправы, мясо, картошка… Да тут весь пуд будет, как она всё это дотащила?!

– Ты неисправим! – Она открыла холодильник. – Зачем мясо-то в морозилку? Я его сейчас готовить собралась! – достала пакет с мясом, положила на стол. Взяла Павла за руки, улыбаясь, посмотрела в глаза. Мягкие, тёплые руки… Всё, как он помнил. Господи, что происходит?!

– Ты мой? – поинтересовалась она тихонько. – Ты ко мне приехал, да? У меня три дня выходных! Ты останешься?

– Останусь. – Говорить было трудно. Хотелось прижать её к себе… И стоять вот так, стоять и стоять, упиваясь запахом её волос…

Она кивнула, отпустила его – иди за мной, говорила её походка, кивок, улыбка. И он пошёл. Вопросы возвращались в голову, но уже не вводили в панику. Надо подумать. Спокойно всё обдумать.

– Стой. – Она остановила его на пороге спальни, ладошкой в грудь. – В мою комнату ты с этим не войдёшь. – И указала на обручальное кольцо. – Это у тебя что, маскировка, да? Вот глупый! Здесь же и так все знают!

Павел послушно снял кольцо, спрятал в карман. Только бы не потерять, подумал он невпопад.

– Вот так, умница! Хочешь ей позвонить, да? Или не нужно?

– К-кому позвонить?

– Машеньке. – Елена улыбнулась, без ехидства или ревности… весело улыбнулась. – Или тебя отпустили? Или неважно?

– Неважно, – ответил Павел немедленно. Его снова обхватили и поцеловали… Снова в губы.

– Я знала. – Она отпустила его. – Знала, что ты когда-нибудь решишься. Ты у меня умница! Ну, заходи!

– Куда?

Она рассмеялась.

– Ко мне, ко мне! Переодеваться будем! У тебя вид, будто с огорода приехал. В следующий раз захвати с собой грабли, вот тогда будет маскировка!

Павел никак не мог переступить порог.

– Ты же хотел видеть, как я переодеваюсь… – Она понизила голос. – Да?

– Да, – ответил он мгновенно пересохшими губами и вошёл.

Он облизнул губы и потёр лоб, несколько раз. Та самая комната. Он видел её много раз. Где? В воображении. Видел каждую деталь её, каждую мелочь. Вот диван, он же кровать – старый, скрипучий, видавший виды, достался от прежних хозяев квартиры. Правая ножка подломлена, у дальнего левого угла матрас промят так, словно там слон топтался. Шкаф за диваном, платяной шкаф, на дверце его старинное, но целое и не слишком помутневшее зеркало. Но Павел не видел, ни разу не видел, как она раздевается. Видел её обнажённую – о да, видел, конечно, не раз. Но она всегда гасила свет и, торопливо сбросив халат или во что была одета, в углу, быстро пряталась под одеяло. А утром, если замечала, что Павел уже проснулся, просила отвернуться и не смотреть.

А сейчас…

Сейчас она подошла к зеркалу и посмотрела в глаза отражению Павла. Улыбнулась. Медленно расстегнула рубашку – никогда не видел её в майках, всегда рубашка, всегда старенькая, хотя и не ветхая, не дырявая – дыры в одежде в этом доме долго не живут. Их или штопают, или выбрасывают вместе с одеждой. Павел помотал головой, вот ведь лезет что в голову! Она расстегнула рубашку, верхнюю пуговицу, ещё одну, обнажая плечо, потом грудь… голова Павла начала кружиться. Настоящая! Она настоящая, это всё на самом деле! Елена расстегнула все пуговицы на рубашке и рукавах, медленно подняла руки над головой, завела за спину… Рубашка упала к её ногам. Невообразимо, нестерпимо красива… Елена повернула голову, посмотрела Павлу в глаза, не переставая улыбаться. Что ты делаешь со мной… Лена, милая, невероятная и невозможная, что ты делаешь?

Джинсы. Дома она носит только штаны, а на улицу одевает их, только если идёт в гости. А так – юбки, платья. Поди найди сейчас девушку, которая любит носить платье! Лена расстегнула пуговку, чуть повернулась – худая, ещё немного, и можно звать тощей – и джинсы падают к ногам. Шаг, другой… В сторону Павла. Она резко присела, и встала уже совсем нагая. Павел и хотел закрыть глаза, и не мог. Елена подобрала с дивана халат, шагнула к Павлу.

Остановилась в шаге от него. Запах её волос, кожи… Немыслимо, немыслимо…

– Хочешь? – спросила она одними губами. И улыбнулась, рассмеялась, падая ему в объятия, и халат упал, свернулся обиженной кошкой у ног, и никому не было до него дела…

…Он помнил только, что долго не мог отпустить её, боялся, что отнимет руку – и растает Елена, пропадёт, сгинет навсегда, а сам Павел окажется дома, и Мария будет ворчать, и не замечать его присутствия, и…

– Паша? – Оказалось, они оба уже одеты. У Елены нашлась и его одежда. Потрёпанные, но вполне приличные джинсы. И рубашка, тоже вполне приличная. И даже всё остальное нашлось, включая тапочки.

– Паша, – шепнула она на ухо. – Я не убегу! Правда-правда! Пусти, мне уже почти больно! – и поцеловала его в шею.

И снова вскипела кровь.

– Нет. – Смеясь, она оттолкнула его. – Нет, не сейчас! Ты же есть захочешь? Пить захочешь? А кормить тебя нечем! Вставай, поможешь мне.

– С удовольствием! – Он поднял её на руках. Елена снова рассмеялась. Невозможно… То же лицо, треугольное, те же короткие волосы, их запах… одуряющий запах осени. Кожа, и шрамы – на левом бедре и спине, выросла в деревне, а там топоры да вилы ошибок не прощают. Каждая родинка, каждая линия на коже – всё помнит, всё-всё, и найдёт с закрытыми глазами.

– Ты сильный, – шепнула она, обнимая его за шею. – Пусти, обед приготовлю! Я у тебя много сил отниму, так и знай!

Он хотел, чтобы она его поцеловала. И она поцеловала. И сразу же отстранилась.

– Сходишь в магазин, – велела она. – В доме нет масла, яиц… – она перечисляла. Память у Павла хорошая. Всё помнит. – Деньги есть?

Павел чуть не покраснел.

– Ничего страшного. – Она снова поцеловала. – Вон там, в вазочке возьми. И не ругайся с бабушкой Лизой!

– Кто такая бабушка Лиза? – поинтересовался Павел уже в прихожей.

– Шварцберг Елизавета Афанасьевна, – пояснила Елена, остановившись в дверном проёме. – Она добрая! И вовсе не сплетница! Не обижай её, соседка всё-таки!

– Шварцберг! – поразился Павел. Вот не знал. – Ты мне весь список назвала?

– Минералку! – крикнула Елена уже из кухни. – С лебедями! Возьми две бутылки!

– В магазин? – задала ненужный вопрос бабушка Шварцберг. Так её звал теперь про себя Павел. Но походила она вовсе не на арийку, а на Бабу-Ягу на пенсии – неведомо зачем обменявшую избушку на курьих ножках на однокомнатную квартиру на окраине города.

– В магазин, бабушка Лиза, – отозвался Павел уже почти весело. Афанасьевна подняла голову. Точно, Баба-Яга! Один нос крючком чего стоит!

– Бабушка! – проворчала она, взяла тросточку в руку. – Это я Леночке бабушка Лиза, а тебе гражданка Шварцберг!

– Да, бабушка Лиза!

– Вот я тебя! – пригрозила Афанасьевна палкой, но угрозы не выполнила. – Ты вот что, друг любезный Паша, ты мне там молока купи. Такого, что в прямоугольных пакетах, с синей коровой, нежирное. Запомнил?

– Запомнил! – настроение стало совсем хорошее. – Что-нибудь ещё?

– Водички мне, просто водички, – подумав, пожелала Афанасьевна. – Ну всё, беги давай, ждут ведь тебя!

В магазине что-то было не так. Продавалось другие продукты, по другим ценам. Но почему-то казалось, что продавщицы и кассирши его, Павла, прекрасно знают. А может, у них всех было с утра хорошее настроение.

Павел взял всё, кроме минеральной воды – всегда что-нибудь, да забудешь – и снова вернулся в магазин, и снова получил улыбку от той же самой кассирши. Странно. Очень странно!

Бабушка Шварцберг осталась очень довольна.

– Вот умница, вот молодец, – одобрительно покивала она. – Обрадовал старушку. А сейчас домой, ждут ведь тебя!

И не возникло желания сказать в ответ что-нибудь резкое.

– Слушаюсь, – улыбнулся ей Павел и поднялся к двери чуть не бегом. Ого, в кармане ключ! Елена никогда не давала ключей от своей квартиры, всегда открывала сама, встречала сама…

Елена работала, на кухне. Готовила обед. Это казалось волшебством – так всё быстро нарезалось, ставилось на плиту и в печку. Улыбнулась Павлу – давай, разложи куда надо – и он разложил. И остановился, глядя, как та работает. Странно, что она в халате, неужели ей не жарко? Он улучил момент, когда она перестала нарезать овощи, обнял её, встав позади. Елена запрокинула голову, чтобы он мог поцеловать её, и шепнула.

– Всё, иди, займись делом, я скоро!

И Павел пошёл заниматься делом.

Вначале вернул всю сдачу в ту самую вазочку. Забавно, у них дома мама тоже откладывала деньги на хозяйство в вазочку. Было принято: нужно что купить что-то из продуктов – берёшь, покупаешь, возвращаешь туда чек и сдачу. Никогда дома с этим не было недоразумений.

И здесь то же самое. По совести, это очень приятно.

Я сплю, подумал Павел. Ну не может этого быть! Я выдумал всё это когда-то… или не выдумал? Или видел, но почему-то захотел забыть?

Всё, прочь мысли, прочь! Елена здесь, настоящая – не так давно мог в этом очень хорошо убедиться…

Я дома, осознал Павел. Я чувствую себя дома. Не «как» дома, а просто – дома. Я тут живу. Я приехал, чтобы здесь жить, здесь, с Еленой. Всё, точка. Он прошёлся по комнате. Елена не позволяла чинить диван, не объясняя – почему. А так легко «вылечить» ему ножку! Ну ладно, есть всё остальное. Там, где остались Маша и Вика, не скрипит ни одна половица, ни дверь, нет сломанных стульев. Дерево любит тебя, говорил Пал Палыч, учитель труда, я такое сразу вижу. Тебе, парень, в плотники, а то и столяры нужно. Талант!

…Павел сам не заметил, как взял инструмент – с инструментом у Лены небогато, но это поправимо. Взял и принялся приводить в порядок стулья, столы, двери. Когда он «починил» второй стул (любит хозяйка качаться на них, есть такой грех), то увидел, что Лена стоит в дверном проёме и смотрит, как он работает.

Вот это его ничуть не раздражало. А вот если смотрит Маша, то невозможно работать. Вика не мешает, Лена не мешает. Как здорово!

Она сняла фартук, пригладила волосы.

– Умница ты моя! – подошла, наклонилась и поцеловала. – У меня там ещё ножей полный стол…

Павел улыбнулся. Лена не любит точить ножи. Говорит, они этого не любят, режутся в ответ. Вот пользоваться ими – нормально, никогда не режeтся, а вот точить… Павел однажды посмеялся над этим, и так Лена обиделась, что Павел понял – над этим не шутят. Мало ли какие у человека «пунктики». У всех ведь есть.

– Сейчас наточу, – пообещал он.

– Не-е-ет! Сейчас мы будем обедать! Я уже есть хочу, сил нет. Всё, оставь инструменты и…

Он снова подхватил её – ловко, Лена только ойкнула и рассмеялась.

– Нет, – шепнула она. – Не сейчас, не сейчас. Покушай, наберись сил… они пригодятся! Вечером отговорки слушать не буду! – И стукнула кулачками по спине. – Пусти! Мясо стынет, а подогретое уже не то!

– Не пущу!

– Тогда неси на кухню, – согласилась она. – Мастер ты мой… неси, неси. Я тяжёлая!

2

Она доверила ему мыть посуду – вовсе не смешно, учитывая, что Елена относилась к кухне, как к храму. Как сам Павел относится к своей мастерской. Но совесть не позволяла всё оставлять на неё. И то Елена не ушла, а уселась рядом. Улыбалась и смотрела. Никогда не советует под руку, не даёт указаний. Всегда дождётся, когда спросят. Как с ней легко и приятно!

Звонок. Елена не признаёт мобильников. Упорно не хочет покупать. Я, говорит, дома всё время, а когда не дома, то всегда ясно, где. Зачем мне мобильник? Так и не уговорил пока.

– Я возьму. – Она выпорхнула из кухни и почти сразу же вернулась.

– Это тебя, – протянула она трубку. Павел поразился.

– Меня?!

Кто?! Первая мысль была – Мария. Как-то узнала, и… Да нет, постой, что за бред! Откуда здесь Мария? В этой квартире и не она сейчас живёт, и…

– Павел Вениаминович? – Голос принадлежит мужчине властному, и Павел отчего-то знает, как тот выглядит: грузный, широкоплечий, вечно выпяченные губы, небольшая лысина, которой он стесняется.

– Да. – Павел отозвался не сразу.

– Понимаю, что у вас отгул, но у нас очень перспективный клиент. Вы можете подъехать в офис?

«Какой офис?» – чуть было не спросил Павел.

– Могу, – ответил он, наконец.

Вздох. Ощущается, что человек по ту сторону очень доволен.

– Мы вас ждём, Павел Вениаминович.

– Меня ждут в офисе, – сообщил Павел, чувствуя себя идиотом. Какой офис?! Какой клиент?! – Перспективный клиент.

Елена захлопала в ладоши. Она радуется, на самом деле радуется, поразился Павел.

– Ой, как здорово! Только ты не задерживайся там, ладно?

– Лена. – Павел обнял её. – Только не смейся. Где этот офис?

Она рассмеялась, но вовсе не обидно.

– Да здесь, рядом. Детский садик вы занимаете. Проводить тебя?

Она не стала удивляться, расспрашивать, ехидничать. Просто сказала, предложила помочь.

– Да, проводи! – Павел поцеловал её. – Посуду потом домою, хорошо?

– Ой, мне тебя и одеть прилично не во что, – всплеснула руками Елена. – Ничего, что-нибудь придумаю! Идём, идём!

У неё всё получается скоро. Минутку ещё провела в раздумьях, затем распорядилась – поставь мне гладильную доску, найди утюг, а сама чуть не целиком нырнула в шкаф. В конце концов, нашла бежевые, вполне приличные брюки – самую малость малые Павлу, рубашку в серо-коричневую клеточку. Уже неплохо.

– Вот. – Через пять минут Павел выглядел вполне цивилизованно. – Я сейчас! Убирай пока утюг!

У Елены всё лежит на местах, только места эти не сразу удаётся запомнить. Ещё одна странность – почему утюг нужно хранить именно в чулане и именно в дальнем углу второй полки, а гладильную доску ставить за шкаф в гостиной? Ответов не ожидается.

Через семь, по часам, минут Елена была готова. На этот раз – в джинсах, в светлой кофте. Волосы собрала в хвостик. Странно только, что волосы каштанового цвета, она же была рыжая?! Или показалось? А когда поднималась по лестнице, была черноволосой! Ничего не понимаю!

– А давно ты перестала быть рыжей? – спросил её Павел, как только вышли на лестничную площадку.

Елена смутилась.

– Ой, ну только раз покрасилась! Я уже поняла, что свой цвет лучше, не сердись!

– Я не сержусь, – заверил её Павел и получил в ответ радостную улыбку. Всегда удивлялся, как она умеет по-настоящему радоваться каждой мелочи. Искренне и не сдерживаясь. Как ребёнок.

Они шли, вороша хрусткое золото под ногами, и Елена рассказывала – как она гуляла здесь вчера, да встретила собачку, всю такую лохматую, с больной лапкой, и искала, что же с такой больной делать. Виктория обожала такое рассказывать родителям, но Маша постоянно обрывала дочь: «Перестань рассказывать всякую ерунду». Теперь Вика рассказывает всё отцу – за завтраком. Мама – важный человек, менеджер. Чуть что – убегает по делам, и у отца с дочерью полно времени, чтобы поговорить о чём хочется.

– Зайдём к ним? – Елена сжала его руку. Они стояли у ограды, за ней – детский сад. Видимо, пришли. – Завтра они будут здесь гулять. Ну, та бабушка с Моськой. Зайдём?

– Зайдём, – пообещал Павел. Мысль пришла в голову неожиданно. – Идём, идём со мной вместе!

– А это удобно? – с сомнением посмотрела ему в глаза Елена. Какая она красивая в своей тонкой вязаной шапочке. Обожает вязать.

– Удобно. – Павел потянул её за руку. – Очень даже удобно!

– Павел Вениаминович! – представление Павла оправдалось в полной мере. Именно так начальник и выглядел – чёрный костюм, галстук, выпяченные губы и всё прочее. Рядом сидел пожилой человек с портфелем в руках. Хоть портфель его был старым и потёртым, а пальто – видавшим виды, сразу ясно: при деньгах, и тратить их умеет.

– Рад познакомиться! – Вновь пришедший пожал Павлу руку. – Ушаков Василий Фёдорович.

– Елена Петровна, – представил Павел спутницу, – моя невеста.

Толстяк начальник и клиент переглянулись – и улыбнулись Елене. Она улыбнулась в ответ, отвела взгляд и прижалась к плечу Павла.

– Весь этот интерьер, вся мебель у нас – работа Павла Вениаминовича. – Толстяк не терял времени.

– Впечатляет, – искренне похвалил Ушаков. – Значит, я обратился к правильным людям. Вот что мне нужно…

Следующие пять минут он излагал. А нужно ему создать интерьер для частной школы. Гимназии. В смысле, мебель. Ну и вообще всё, что можно сделать из дерева.

Толстяк, Терехов Владимир Сергеевич, увёл посетителя в кабинет, бросив на Павла взгляд, в котором прочлось – наш клиент!

– Какая прелесть! – Елена прошлась по комнате, прикасаясь к столам, стульям, деревянным панелям… – Это правда ты, да? Всё сам сделал?

– Сам. – Павел прикоснулся к дереву и оно отозвалось – не объяснить, пока сам не почувствуешь. На дальнем от входа столе лежал мобильник.

– Ой, смотри, твой телефон! – Елена подбежала, схватила мобильник и протянула. – Растеряша! Вечно его теряешь! – Она снова прижалась к его плечу. – Спасибо, – шепнула едва слышно.

Дверь в кабинет начальника отворилась. Терехов и Ушаков появились оба, вид у обоих довольный. Клиент, теперь уже точно клиент, энергично пожал руку Павлу и покинул офис.

– Павел, простите, что заставил прийти. – Начальник достал платок, вытер им лицо и лысину. – Это наш самый крупный клиент. Вот это, – он протянул Павлу конверт, – задаток. Телефон… ага, вижу, уже забрали. На той неделе он с вами созвонится. Ну, – он улыбнулся Елене и та вернула улыбку, – больше не отвлекаю.

Видно было, что начальнику хочется запрыгать от радости, но – несолидно, несолидно.

Обратно шли быстрым шагом. Павел держал Елену под руку, та улыбалась и молчала. У подъезда увидели Афанасьевну. Баба-Яга на пенсии грелась на солнышке, довольно улыбаясь.

– Леночка, я вечером деньги занесу, – пообещала она.

– Да, баб Лиза, конечно! – улыбнулась Елена.

– Оставь мне кавалера на минутку. Не бойся, не съем! Я уже обедала сегодня.

Елена рассмеялась, поцеловала Павла в щёку и подбежала к двери. Скрежет – и нет Елены.

– Вот что, Паша. – Афанасьевна подняла взгляд, Павел с трудом его выдержал. – Чтоб она горя не знала! Ясно?

Павлу отчего-то захотелось встать по стойке «смирно».

– Ясно, Елизавета Афанасьевна, – ответил он. – Можно идти?

– Эльза я, – ворчливо поправила Афанасьевна. – Лиза, для своих. Можешь звать «баба Лиза», не обижусь. Ну всё, беги, она и так заждалась.

Елена ждала его в прихожей. Сама заперла дверь, прижала Павла к стене и поцеловала. Прижималась к нему… и не хотелось её отпускать.

– Разуйся и побудь здесь, – шепнула она, сняла свою шапочку и куртку, аккуратно повесила на вешалку. – Ко мне не заходи.

Павел сглотнул, вытер взмокший лоб. Скажи ему сейчас, что ещё утром он считал жизнь суетной и бесцельной – ни за что не поверил бы.

Ждать пришлось долго. В конце концов, дверь открылась и Елена возникла в гостиной. В тёмно-зелёном платье, с янтарным ожерельем, серёжками в ушах, в лёгких, чёрных туфлях.

Остановилась посреди комнаты и молча посмотрела Павлу в глаза.

Ему стоило немалых трудов подойти. Сейчас Елена выглядела вовсе не деревенской девушкой, удачно нашедшей себе место и работу в большом городе. Сейчас перед Павлом стояла принцесса.

Самая настоящая.

Он остановился перед ней и понял, что мысли все смешались.

– Лена. – Голос не сразу повиновался. – Я хочу сказать, что люблю тебя и… – Она смотрела всё так же молча. – Прошу тебя стать моей женой, – закончил Павел. И, сам от себя не ожидая, опустился перед ней на колено.

В тот момент всё это представлялось совершенно естественным. Как и потом, впрочем.

Она подошла, обняла его голову.

– Я согласна, – услышал он.

Потом… потом они стояли, обнявшись, и не было никакого дела до того, что творится вокруг.

Елена поцеловала его ещё раз, улыбнулась и отошла к двери, набросила халат. Убежала – в душ. Павел некоторое время лежал на спине – не удавалось прийти в себя и думать о ком-то, кроме Елены. Но всё-таки сумел.

Не удивился, увидев мобильный номер Марии в адресной книге. Надо поставить точку.

С той стороны долго не отвечали.

– Да? – Мария. Весёлая, и, похоже, слегка пьяная. Шум, голоса, музыка. У Марии веселье. Как всегда. Павел – всего лишь один из номеров в её большом представлении.

– Маша, это я. – Голос не сразу повиновался.

– Что, опять работа? – она засмеялась. – Не утрудись там… когда приедешь?

– Я не приеду, – отозвался он твёрдо. – Больше не приеду.