Реализация Константинов Андрей

Непонятно зачем, Валерка ответил на звонок:

– Алло…

– Петр Андреевич! – энергично затараторил в трубке мужской голос. – Это Губанков. У меня тут небольшая проблема нарисовалась…

– Петр Андреевич сменил номер, – перебил Губанкова Штукин. – У него тоже… проблема. Сюда можно больше не звонить.

Валерка отключил мобильник, некоторое время тупо смотрел на мобильник, а потом вспомнил: Вера! Наверное, она – единственная, кто может хоть чем-то помочь в этой ситуации.

Несколько минут он мучительно вспоминал ее номер, потом неуверенно набирал его трясущимися пальцами… Ему повезло – номер он вспомнил правильно:

– Алло…

– Валера! – сразу узнала его Вера. – Как ты? Куда пропал?

– Я… у меня проблемы кое-какие…

– Что случилось?! Ты где?!

– Я… Я тут подрался малость с одними красавцами… Ты дома?

– Дома…

– Я… Можно я заеду к тебе?… Я не совсем в кондиции…

Надо отдать должное Вере – она почти не колебалась:

– Приезжай, конечно, Валера! Адрес помнишь?

– Помню, – сказал Штукин и нажал на клавишу отбоя.

Закрыв глаза, он тихо сказал водителю:

– На Васильевский едем. Хорошо?

Водитель лишь молча кивнул.

Трубка Крылова звонила еще несколько раз, но Валерка на звонки уже не стал отвечать. Он сидел с закрытыми глазами и боялся думать о том, почему все пошло совсем не по его плану…

А по его плану, наверное, ничего не могло пойти изначально. Слишком много моментов Штукин просто не учел: что-то неправильно оценил, на что-то вообще не обратил внимания.

Например, он совершенно не придал значения в подслушанном в доме Юнгерова разговоре фразе о том, что к офису Вадима кто-то должен будет подвезти сувениры и подарки для того, чтобы Крылов мог их распихать в Москве нужным людям…

Этим «кем-то» был не кто иной, как Якушев. Поручение закупить всякой дорогой презентационной ерунды Юнгеров дал именно ему. Через это задание Александр Сергеевич хотел как-то разрулить неправильную ситуацию с Егором. Юнгеров ведь по-своему очень любил этого парня и переживал за него. Своего сына у Александра Сергеевича не было, поэтому к Якушеву он относился если и не совсем по-отцовски, то все равно очень по-родственному. Накануне предполагаемого отъезда Крылова в Москву Юнгеров позвонил Егору, выдернул его на встречу и объяснил, что нужно сделать. Якушев выслушал задание, глядя в пол, и кивнул в знак согласия:

– Я все понял. Все сделаю, Александр Сергеевич.

Выглядел Егор не очень хорошо: он сильно похудел, под глазами залегла чернота, да и сами глаза не радовали, в них не было прежнего доброго блеска, не кричали озорные искорки. Якушев словно постарел сразу на несколько лет. Тот, кто Егора не знал раньше, посмотрев на него, легко бы дал ему не двадцать два года, а «уверенный тридцатник».

У Юнгерова кольнуло сердце и запершило в горле. Он откашлялся и спросил:

– Что это ты меня по имени-отчеству?… Я для тебя дядя Саша! Забыл, что ли?

Егор ничего не ответил, лишь поднял глаза на секунду, но Александру Сергеевичу этого хватило. Юнгеров вздохнул и взял парня за плечо:

– Егор… Егорка… Я все понимаю… Может, и я тогда резко слишком… Но и ты был не прав… Я понимаю, ты к этой женщине по-особенному относился… Но это еще не основание, чтобы с ходу в морду бить нашего… члена нашего коллектива, своего…

Якушев устало и очень по-взрослому вздохнул:

– Никакой Штукин не свой… Вы… Вы не знаете… И неправильно к нему относитесь…

Юнгеров нахмурился:

– Может, я чего-то и не знаю. Но думаю, что и ты знаешь не все… Ладно, Егор, давай сейчас не будем – вот так, впопыхах. Давай Петра Андреевича в Москву проводим – он туда по очень важному делу едет, для всех нас очень важному – и поговорим потом. Долго поговорим, про все-все. Хорошо, сынок?

Егор вскинул голову и долго смотрел Александру Сергеевичу в глаза, а потом сказал:

– Хорошо… дядя Саша…

…С купленными на почти тридцать тысяч долларов «шелабушками» в большой сумке Якушев подъехал на такси к месту бойни буквально через несколько минут после того, как оттуда уехал Штукин. Таксист, увидев мертвые тела вокруг машины с мигалкой, охренел настолько, что рванул прочь, забыв взять с Егора деньги. Якушев выронил сумку с сувенирами и обежал кругом место происшествия. Потом он начал метаться от одного остывающего тела к другому. Четверо были мертвыми, а пятый (это был Сво) тоже «доходил». Но он все же еще дышал, правда еле-еле. Егор упал рядом с ним на колени и, подхватив под плечи, стал бережно поднимать ему голову:

– Я ведь могу спасти тебя! Расскажи, а?

В мутнеющих глазах умирающего что-то дрогнуло. Сво узнал Якушева и слабо улыбнулся:

– Какой ты… неискренний… А Валера молодец… подстраховался все-таки, сука… Только ты опоздал. Он уже соскочил… И баул прихватил… Уйдет, коли не сдохнет… Перш его, вроде, стеганул плеткой…

– О чем ты? – не понял Егор, пристальнее вглядываясь в лицо Сво. И зрительная память не подвела Якушева – он, в отличие от Штукина, сразу вспомнил этого парня и обстоятельства, при которых его видел. Среагировал Егор и на услышанное им «Валера» – все чувства опера были невероятно обострены в этой стрессовой ситуации, и вместо догадок к нему приходили… озарения, что ли… У Якушева, как у хорошего пса, включилось вдруг «верхнее чутье».

Он осторожно потряс бандита:

– Ты какого Валеру помянул? Не уходи, слышь!

Сво заперхал, выплескивая кровь себе на подбородок:

– Смешно, легавый… То вы бабу поделить не можете, то бабки…

Егор от напряжения даже вспотел:

– Валера унес деньги? Говори, говори!

Голос умирающего начал гаснуть:

– Это не деньги… Это – финансы… Можно было пляж выкупить… На всю жизнь бы… Догоняй… теперь… своего… кореша…

– Куда он побежал?! Куда?!

На этот наивный вопрос Сво хотел усмехнуться, но в смертной истоме ему удалось лишь оскалиться. Он еще вздрогнул несколько раз в руках Якушева и вытянулся. Егор не стал закрывать его быстро стекленеющие глаза, а лишь переложил голову покойника со своих колен на асфальт.

От возбуждения Якушева начала бить нервная дрожь. Он попытался как-то осмыслить услышанное. Этого парня он узнал – тот был невольным свидетелем того, как они собачились со Штукиным. «То вы бабу поделить не можете, то бабки…» Конечно, он имел в виду Штукина, кого же еще! Тем более, что и имя прозвучало – Валера!

Егор обхватил голову руками: «Думай, думай! Он сказал, что Валера взял баул… Баул с большими деньгами, с финансами… А дядя Саша говорил, что Крылов должен поехать в Москву, чтобы решить очень серьезный вопрос для нас всех… Я только сувениров и подарков разных за два дня кряду на тридцать тонн баксов еле набрал. Значит… Значит, Крылов должен был, скорее всего, и везти в Москву эти большие бабки – те, которые взял Валера, с которым мы не могли поделить бабу… Что же получается? Штукин организовал этот налет?! А потом ушел, оставив за собой трупы… Он любит трупы за собой оставлять… И все чисто… Правда, этот… сказал, что его тоже подранили… А как Штукин мог узнать о месте и времени передачи денег? Как-как… Да как и я – дядя Саша поручил подвезти что-нибудь… Но я же не знал, что Крылов повезет в Москву деньги, тем более – "финансы"… Ну и что: я не знал, а Штуке могли сказать. Они же ему доверяют… Но как он мог? Ведь Ильюхин говорил, что он… Как-как… А как мог Зою?! А может, это все же не он? Валер много… Но Валер, с которыми я бабу поделить не мог, кроме Штукина, нет…»

Лихорадочные размышления Егора прервал телефонный звонок. Якушев нервно вздрогнул: телефон звонил в кармане Сво.

Егор залез в карман убитому, вынул трубку и ответил на звонок:

– Да!

– Валера? – неуверенно спросил на том конце очень знакомый голос, настолько знакомый, что Якушеву показалось, что он сходит с ума:

– …Дядя… Саша?!

– Егор?!

– Дядя Саша… А вы кому… звоните?

По спине Якушева поползли капли холодного пота. Юнгеров после секундного замешательства ответил, не скрывая своего непонимания:

– Вообще-то я звоню Штукину… Никак дозвониться не могу… А почему ты с его трубой? Я ж тебя к Крылову послал…

– Я сюда и приехал.

– А Штукин как там оказался? Позови его.

– Не могу.

– Да что там у вас происходит?! – взорвался Юнгеров.

Егор, только что получивший объективное подтверждение участия Штукина в бойне, ответил мертвым голосом очень коротко:

– Все.

– Что все?! – уже орал в полный голос Александр Сергеевич.

Якушев вдруг почувствовал невероятную усталость – она навалилась, потому что он перестал изо всех сил напрягать мозг, решив, что нашел уже ответы на многие мучившие его вопросы.

Юнгеров надрывался на том конце, и Егор понял, что надо что-то ответить:

– Дядя Саша… Крылова убили… Тут трупы все, куда я подъехал… А Штукин взял баул с деньгами и соскочил…

У Юнгерова сел голос:

– Быстро ко мне!

Якушев машинально, словно Юнгеров мог его видеть, покачал головой:

– Подожди, дядя Саша… Я хочу Штуку догнать.

Крик Александра Сергеевича превратился в рев:

– Я сказал – ко мне! Мигом!!!

Раньше Егор и помыслить не мог, чтобы ослушаться Юнгерова, тем более когда он приказывал таким тоном… Но это все было раньше – в какой-то другой жизни.

Якушев упрямо свел брови к переносице:

– А я сказал, что Штукин всех перебил! Он организовал налет и ушел с деньгами!

Юнгеров тяжело дышал, как после пробежки. Он попытался взять себя в руки и сказал почти спокойно:

– А я сказал, чтобы ты сейчас обо всем забыл и ехал ко мне. Мы вместе во всем разберемся.

– Нет, дядя Саша… Я должен его догнать, иначе он уйдет. Я позвоню обязательно. Потом. Когда достану его.

– Егор, сынок… Не дури. Тебя просто клинит на этом Штукине…

Якушев горько усмехнулся:

– Дядя Саша! Я вам говорил про него… А вы его все время защищаете так, как будто… Дядя Саша… А вы точно здесь ни при чем?

– Что?! – Юнгеров задохнулся и аж захрипел в бешенстве.

Егор очень ровным тоном закончил разговор:

– Я позвоню. Потом.

Он выключил трубку Штукина и бережно опустил ее к себе в карман.

Юнгеров в своем офисе швырнул мобильник в стенку и заорал страшно:

– По коням, суки!!!

Через мгновение в офисе начался настоящий аврал…

…А Егор еще постоял над остывающими трупами, подумал, не отвечая на звонки уже своего мобильника. Он думал о том, куда мог направиться Штукин, тем более раненый, если только покойник не соврал. Ничего дельного в голову не приходило, кроме того, что, скорее всего, Штукин все-таки рванул обратно в Питер. «А куда ему еще деваться? В Питере он постарается забиться в какую-то нору, чтобы отлежаться и подлечиться, если нужно… Знать бы еще, где эта нора…» – думал, озираясь, Якушев. Егор понимал, что ему тоже нужно уходить, и как можно быстрее, потому что скоро должна подъехать местная милиция. Он посмотрел на «девятку» с распахнутыми дверцами, но решил, что у него уже нет времени шарить у покойников по карманам в поисках ключей. Егор развернулся и побежал в сторону вокзала, забыв на месте побоища сумку с подарками, которые уже некому было везти в Москву…

…Штукин не очень хорошо помнил, как доехал до дома Веры. Более-менее он пришел в себя уже на улице, когда немногословный водитель помог ему выбраться из машины. Валера сунул ему деньги.

– Спасибо, дядя. Выручил. Спасибо.

– Удачи тебе, парень. Она тебе еще ох как понадобится…

По лестнице Штукин поднимался, словно старик, налегая всем телом на перила и останавливаясь, чтобы отдышаться…

Дверь Вера открыла быстро. Увидев Валеру, она охнула и прижала ладонь ко рту. Штукин ввалился в квартиру и уронил кожаный баул на пол. Он молчал и тяжело дышал.

Вера не была наивной девушкой. По молчанию Валеры и его медленным движениям она поняла, что он совсем не подрался с кем-то, как сказал по телефону…

Вера пыталась расспрашивать Валеру, но он лишь мотал головой, а потом попросил маникюрный набор и заперся в ванной.

Вера села в кресло на кухне, налила себе рюмку коньяку и закурила. Ей было плохо и страшно.

А Штукин тем временем, стоя перед зеркалом в ванной, расковырял на шее кожу и дамским пинцетом вытащил пулю. На шее осталась воронка, из которой кровь сочилась, но не очень сильно. На пузырь розовой кожи смотреть было неприятно. Валера нашел вату и бутылочку перекиси водорода. Он соорудил тампон и обильно смочил его перекисью, а потом долго не решался приложить к ране.

– Рембо херов! – зло сказал Штукин своему отражению в зеркале и приложил вату к шее. Ему показалось, что в ванной выключился свет. Потом зрение стало медленно возвращаться, но резкость и контрастность оставляли желать лучшего, как в ненастроенном телевизоре. Валера обрадовался, что не свалился, а устоял на ногах. Он посмотрел в зеркало и сказал почти весело:

– Вот только не надо пропадать отражению. Это уже чересчур…

Спустя несколько минут ему полегчало. Штукин наложил на шею повязку из найденного бинта и результатом остался почти доволен. Кровь сквозь марлю не проступала.

Он присел на край ванной и понял, что ребра болят очень сильно, и болят как-то неправильно. «Что-то там сломалось», – понял Валера и осторожно снял футболку. Он увидел огроменную гематому неправильной формы. Дотрагиваться до этого кровоподтека было больно…

Штукин умыл разбитое лицо, стараясь резко не наклоняться к крану. После умывания ему снова полегчало. Он опять посидел на краешке ванной. Внезапно ему вспомнилась непонятно где услышанная фраза: «Если стоять на облаке, держа в руках зеркало, и лететь со скоростью света, то увидеть свое отражение невозможно». Валера посмотрел в зеркало и удивился, какая странная хрень лезет ему в голову. Он осторожно встал, щелкнул замочком и вышел из ванной. Вера неподвижно сидела на кухне. Штукин подошел к ней и, имея в виду свое разбитое лицо, попытался сострить:

– Почище, чем у Шарапова!

– Ты уверен? – грустно спросила Вера.

– В чем?

– В том, что как у Шарапова, – ответила Вера, не вставая с кресла. – А мне кажется, что как у Фокса…

Пока Штукин был в ванной, она даже и не подумала открыть кожаный баул, чтобы посмотреть, что там. Вера и так догадалась, что там деньги. Штукин пришел избитый, окровавленный, с сумкой денег… Она вспомнила начало девяностых годов, своего мужа Питошу и его друзей той поры. Большинство этих друзей уже лежали на разных кладбищах. Вера знала, что на тот свет их отправило не государство руками КГБ – ФСБ – МВД, а они сами выдавали друг другу билеты в один конец. Она вспомнила, как однажды принесли домой Питона с проломленной головой. Ей стало тоскливо и муторно. Все, что она видела в прошлом, помогало ей, не знавшей ничего, предвидеть конец и в этой истории…

Штукин нашел в холодильнике бутылку минералки и жадно выпил ее почти залпом. Потом он со стоном опустился на корточки перед Верой и попросил:

– Слушай… Дай ключ от квартиры… той, что на Московском. Денька на два. А?

– И там будут лежать деньги, – усмехнулась Вера.

– Вер, на пару дней, а? Мне только оклематься малехо…

– А потом придут ребята с кокардами, – продолжала Вера, глядя сквозь Штукина.

Валерка насупился:

– То есть выпутывайся сам? Да?

Вера устало усмехнулась и встала:

– Конечно, бери… Хотя мы вместе одну и ту же хату не брали, чтобы и выпутываться вместе…

Ей вдруг вспомнилось, как у Питоши в 1992 году случилось помутнение в мозгах – очень характерное для того времени. Он тогда заявлял, что только разговор с ним стоит минимум стольник баксов. А потом его привезли с проломленной головой, видимо, с кем-то Питоша не сошелся в цене…

Вера вышла в прихожую, порылась там где-то и вернулась на кухню с ключами, которые вложила в ладонь Валере.

– Вера, тебе ничего не грозит… – обрадованно начал Штукин.

Вера перебила его, с трудом удерживаясь от слез:

– Мне давно ничего не грозит. Не грозит выпить чашку кофе с ближайшей подругой. С мужем не грозит улыбнуться, с ним, в основном, гогочешь. С тобой если что и грозит, то лишь опознание трупа в своей квартире. Извини! Мне грозит только шикарный бюстгальтер за сто евро… а груди стареют…

Валера не нашелся, что ответить. Вера не выдержала и все же заплакала – тихо, почти без всхлипов. Обнимать и утешать ее Штукин не стал.

Через минуту она вытерла слезы и спросила:

– Чем я еще могу помочь?

В ее голосе не было любви. Штукин тоже ничего не чувствовал. Кроме боли в ребрах, смертельной усталости и такой же тоски.

– Ничем, спасибо, – тихо ответил Валера.

– Тогда иди, – попросила она. – Дай о себе знать, как сможешь.

Штукин прошел в прихожую и поднял кожаный баул. Вера не пошла его провожать.

– Спасибо, – еще раз сказал Валера, открыл дверь и вышел.

Вера подошла к окну, посмотрела, как Штукин вышел из подъезда, и долго провожала взглядом его покачивающуюся фигуру…

Потом она подошла к музыкальному центру и поставила диск со старинными романсами в исполнении Вари Паниной.

«Как хорошо, как хорошо, как хорошо мне…» – зашипели динамики. Вера упала на диван и разрыдалась в голос – можно было бы сказать, что разрыдалась несколько театрально, если бы не была в доме одна…

Правда, в одиночестве она оставалась не очень долго. Минут через двадцать звонок входной двери защебетал соловьем. Вера даже решила, что это вернулся Валера, и бросилась открывать. Но это был не Штукин. На пороге стоял сильно запыхавшийся Якушев…

…Когда Егор поймал на вокзальной площади такси и помчался в Питер, он еще не знал, где искать Штукина. В машине уже Якушев начал думать. Он ведь все время после той стычки у озера и разговора с Ильюхиным изучал распечатки мобильного телефона Валеры. Он не просто их изучал, он учил их наизусть, устанавливая каждого абонента. И Якушев обратил внимание на интересную особенность – судя по соединениям, у Штукина не было друзей, практически не было людей близких, с кем бы он часто общался. Волк-одиночка. Куда бросится волк-одиночка, чтобы отлежаться? Добравшись до центра города, Якушев так и не нашел ответа на этот вопрос. Он понимал, что к себе домой Валера не сунется, что он, как хороший опер, обязательно просчитает те варианты, где его будут искать. Егор зашел в кафешку и взял себе двойной эспрессо. Кофе взбодрил его, и Якушев заказал еще одну чашку. Осенило его, когда он раздумывал над тем, а не заказать ли третью. Егор вспомнил в распечатках телефоны Веры – домашний и мобильный…

Выскочив из кафе, Якушев стал ловить такси. Он ни в чем не был уверен, но его вела ненависть и невероятно обострившееся «верхнее чутье»…

…Когда Вера открыла ему дверь, Якушев все сразу понял по ее лицу. Он протиснулся в прихожую, прикрыл дверь и спросил, бездарно и фальшиво разыгрывая бытовую ситуацию:

– Здорово, Вер… Извини, Штука заскакивал?

Вера тоже все поняла, хотя ничего бы не смогла объяснить толком даже под пыткой. Выдав себя полностью, она переспросила:

– Какая штука?

– Значит, был, – сказал Егор и на всякий случай вытащил «ПМ». Не обращая внимания на хозяйку, он осторожно заглянул в первую комнату.

– Что вам всем надо?! – закричала Вера.

– Значит, точно был! – удовлетворенно кивнул Якушев.

Он подошел к ванной и, открыв дверь, заглянул в нее. Не увидев там никого, закрыл дверь. Потом мгновенно, рывком, распахнул ее вновь. На толстой стеклянной полке под зеркалом лежали несколько ватных шариков, которые женщины обычно используют для ухода за лицом. Некоторые из этих шариков были в крови.

Егор зашел в ванную, сунул за пояс пистолет, осторожно взял один шарик, поднес к носу и понюхал. Кровь была свежая. Егор быстро окинул взглядом всю ванную комнату, а потом стал перебирать многочисленные баночки и флакончики. Когда он взял в руки стильный никелированный стаканчик с зубными щетками и пастами, там что-то загремело. Якушев высыпал все содержимое стаканчика в ванную и наклонился. Среди щеток и тюбиков с пастой чуть покачивалась пистолетная пуля. Егор осторожно взял ее двумя пальцами. На пуле остался еле заметный черно-малиновый след крови. Якушев вышел из ванной и показал пулю Вере:

– Куда он был ранен?

– Чушь какая! – почти искренне возмутилась Вера. – Ты считаешь, что здесь операцию делали?

Егор недоверчиво посмотрел на женщину:

– Странно все это… И где он?

– Ответить? – вызывающе вскинулась Вера. Якушев весь подобрался и левой рукой снова вытащил из-за пояса пистолет:

– А что, не скажешь?!

– А с какой стати? С той, что ты легавый и можешь меня пистолетом пугать?

Егора покоробило от слова «легавый». Он хотел ответить резко, но сдержался и просто посмотрел Вере в глаза. Она этот долгий взгляд выдержала. Тогда Якушев нагнулся к ней ближе и тихо спросил:

– А тебя не смущает его появление с пулей в жопе, очевидно, последовавшая затем просьба его укрыть, сумка, набитая деньгами?… Кстати, он ведь ее не оставил, с собой унес? Не смущает тебя лживая история про то, как он спасает кого-то, а кто-то за ним гонится?… Нет?

Вера привалилась спиной к дверному косяку и скрестила на груди руки:

– Не было никакой истории.

Это сказано было твердо и спокойно.

– Понимаю, – согласился Егор. – Своим надо помогать, ничего не выспрашивая?

– Надо! – с некоторым вызовом ответила Вера и глянула оперу в глаза.

С минуту они играли в гляделки, потом Верины глаза налились слезами, а на Якушева вдруг навалилась слабость. Причем навалилась почти буквально, парень физически почувствовал, как что-то давит ему на плечи, и сполз по стенке на корточки. Пистолет Егор выронил из рук.

– Господи! С тобой-то что? – воскликнула Вера и быстро встала перед Якушевым на колени, пытаясь заглянуть ему в лицо.

– Все нормально, – вяло ответил Егор, хотя у него в глазах все рябило и дергалось. Он постарался не завалиться на бок, и это ему удалось. Потом постарался сжать кулак, но с этим уже ничего не вышло.

– Хорош легавый, – усмехнулся Якушев, упершись затылком в стену.

– А может, помиритесь? – тихо спросила вдруг Вера.

Смысл вопроса дошел до Егора не сразу. А потом все же дошло, что все так и считают, будто они со Штукиным просто поссорились. Якушев зарычал и с силой шарахнул головой о стенку. В гипроке осталась вмятина, а за обоями что-то зашуршало. От этого удара он, как ни странно, пришел в себя.

– Помиримся и все распилим по-братски! Тот баульчик! – заорал Егор на Веру. – Слушай меня!

Он оттолкнулся спиной от стенки и тоже встал на колени.

Со стороны это, наверное, смотрелось мелодраматично – мужчина и женщина на коленях друг перед другом. Кто-то, может быть, и улыбнулся бы этой сцене, но Вере и Якушеву было не до улыбок. Расстояние между ними было таким маленьким, что они ощущали дыхание друг друга.

– Слушай меня! – тяжелым шепотом повторил Егор. – Ты историю не знаешь, так я расскажу тебе ее. Она – хуже не бывает! Сейчас в Пушкине лежат на асфальте пять трупов. Среди них один очень близкий мне и моим друзьям человек. Я не говорю, что Штука убил их всех, но хотя бы одного он точно убил! И это был не бой на равных, а бойня… из-за ровно нарезанной бумаги, которую называют деньгами… А еще раньше – не стало Зои… Я бы не хотел рассказывать тебе… Но это Штукин был с ней на том озере.

Вера отшатнулась, но Якушев схватил ее за плечи:

– Вера, я ведь не мразь, чтобы такое на человека наговорить! Скажи – я мерзавец?!

– Нет… – заплакала снова Вера.

– Где он?

Женщина отвела взгляд и, сквозь всхлипы, еле выговорила:

– На свете так мало неплохих людей… Зачем же вы хотите, чтобы их стало еще меньше?!

– Вера, где он?!

Она снова посмотрела ему в глаза:

– А ты… а ты оставишь мне свой пистолет?

– Да, – быстро ответил Егор.

– Отдай, – не поверила ему Вера.

Якушев пошарил рукой на полу сзади себя, нащупал пистолет, подобрал его и протянул Вере. Она аккуратно взяла его и ушла на кухню. Егор прислушался, но ничего не услышал. Он не услышал звука выдвигаемого ящика и скрип двери пенала. Якушев встал, но остался в коридоре. Из кухни вышла Вера и, не останавливаясь, направилась в комнату. Егор насторожился, но она быстро вышла из комнаты и протянула оперу свой паспорт. Якушев сначала не понял, а потом открыл документ на страничке, где ставился штамп прописки. Там были две отметки, одна – нынешняя и предыдущая – с адресом на Московском проспекте. Егор даже вспомнил, что Зоя когда-то рассказывала ему про Верину квартиру в «Русском прянике», оставшуюся от родителей. Подружки иногда устраивали там девичники.

Якушев пошевелил губами, запоминая адрес, потом закрыл паспорт, вернул его Вере и сказал с каким-то горьким сарказмом:

– Нет, я не легавый. Я хуже цветного.

Он быстро прошел на кухню и огляделся. В углу матово блестел шикарный холодильник. Егор подошел к нему, дотронулся, погладил. Потом потянул дверцу – она открылась абсолютно бесшумно. На верхней полке лежал его пистолет. Якушев взял его и засунул за ремень брюк.

– И что мне теперь делать? – спросила Вера, появившись в дверном проеме.

Егор постарался не встречаться с ней глазами и, давя возникшее в душе чувство неловкости, ответил грубо и цинично:

– В холодильнике еще достаточно еды. Приготовь что-нибудь вкусное мужу.

– В таких случаях дают пощечину, – сказала Вера. – Но ты ведь можешь ударить в ответ? Уходи.

Егор ушел. Ему хотелось сказать «извини!», но он не сказал ничего.

После его ухода Вера, конечно, бросилась звонить в квартиру на Московском, но Штукин к телефону не подходил. А его мобильник через несколько минут зазвенел в кармане Егора. Якушев вынул его из кармана, увидел на дисплее высветившийся номер Веры и грустно усмехнулся…

…Когда Юнгеров вместе со своими людьми подъехал к месту бойни у офиса Колесова, там уже было полно народу: милиция местная и городская, сотрудники прокуратуры, эксперты, какие-то журналисты и еще бог знает кто. Все курили, кучковались, звонили куда-то по мобильникам и делали много нужных и ненужных движений.

Какой-то сержант не хотел пускать Юнгерова за обозначенный пластиковыми лентами периметр, но с ним коротко переговорил Ермилов, и служивый отстал. Александр Сергеевич и сам не стал подходить вплотную к машине. Он молча смотрел на высовывающиеся из правой передней двери ноги Крылова и не слышал, о чем его спрашивали оперативники и следователь прокуратуры. Потом Юнгеров повернулся и пошел прочь. Ермилов остался объясняться с сотрудниками. Отойдя на несколько шагов, Александр Сергеевич обернулся и снова посмотрел на неподвижно торчавшие из автомобиля ноги. В горле у него встал ком, и Юнгеров закашлялся, а потом сказал очень тихо:

– Прости, Петр. Прощай… Если б я знал…

Он достал сигарету, а зажигалку ему поднес подошедший Ермилов. Александр Сергеевич затянулся и промычал, не вынимая сигарету изо рта:

– Надо найти Егора. Пока он чего-нибудь не накосорезил.