Советские разведчики в нацистской Германии Жданов Михаил
Предисловие издательства
Пожалуй, сегодня не сыщется книжного магазина, даже из числа самых маленьких, на полках которого не лежали бы две-три книги, посвящённые тайнам разведывательных управлений. Каждый год появляется несколько десятков новых сочинений, посвящённых этой весьма популярной тематике. Почему же и наше издательство решило отметиться на такой, казалось бы, вдоль и поперёк изученной территории?
Дело в том, что количество далеко не всегда переходит в качество. Ореол таинственности, окружающий деятельность шпионов и разведчиков, всегда вызывал повышенный интерес к их работе. Но в то же время секретность позволяет многим недобросовестным авторам публиковать откровенную ложь, выдавая её за чистую монету, изобретать высосанные из пальца сенсации в погоне за дешёвой популярностью и коммерческим успехом. В итоге вместо реальной истории разведок мы получаем мешанину мифов и легенд, не имеющих ничего общего с настоящей действительностью.
Почему так происходит? Ведь правда о работе разведчиков, их подвигах и достижениях, их ошибках и провалах оказывается не менее захватывающей, чем самая красивая выдумка. Ответ прост — до этой правды нужно ещё докопаться, отыскать её в секретных архивных фондах, восстановить по множеству косвенных свидетельств. Одним словом, требуется долгая и кропотливая работа. Гораздо легче просто сесть за стол и выдумать сказку, более или менее грубо пришив её белыми нитками к общеизвестным фактам. Вот и получается, что найти действительно хорошую, правдивую книгу в груде выбрасываемой на рынок макулатуры так же сложно, как отыскать пресловутую иголку в стоге сена.
Выпуском новой серии книг мы хотели бы несколько изменить сложившуюся ситуацию. Мы дадим дорогу в жизнь книгам, основанным на фактах, — фактах, добытых из секретных архивов, фактах уникальных и малоизвестных. В этих книгах всё будет правдой — от первого до последнего слова. Потому что история разведывательных операций совершенно не нуждается в приукрашивании или добавлении художественных подробностей — она и так представляет собой захватывающий роман, написанный самой жизнью.
Ведь профессия разведчика не случайно может претендовать на звание самой романтичной из всех существующих на нашей планете. Хороший разведчик должен не просто обладать холодным и острым умом, стальными нервами, идеальным актёрским талантом, быстрой и безошибочной реакцией, прекрасным знанием человеческой психологии, развитой интуицией и, разумеется, быть в ладах с Фортуной. Он должен постоянно, непрерывно проявлять все эти качества, быть в тонусе 24 часа в сутки. Его работа связана с постоянным риском, зачастую риском смертельным, потому что с раскрытыми шпионами обычно не слишком церемонятся. Настоящим разведчиком может стать только настоящий, сильный человек. Именно поэтому о разведчиках пишут книги и снимают фильмы, которые превращаются в шедевры, а их герои начинают жить собственной жизнью. Вспомним хотя бы знаменитого штандартенфюрера СС Штирлица или агента 007 Джеймса Бонда.
В книгах новой серии мы расскажем о тех, кто послужил прототипом этих героев, — о Николае Кузнецове и Киме Филби, Мата Хари и Джордже Блейке, Вальтере Николаи и Арвиде Харнаке. Мы раскроем перед вами страницы самых громких и в то же время самых секретных операций спецслужб — таких как похищение атомных секретов или раскрытие тайны «Энигмы». Мы расскажем о самих спецслужбах — о ЦРУ и ГРУ, Моссаде и МИ-6, «Штази» и абвере. И всё же на первом плане всегда будут оставаться люди — те самые герои, которые согласились оставаться безвестными ради того, чтобы принести победу своей стране. И не случайно мы открываем эту серию книгой, посвящённой советским разведчикам в нацистской Германии, коллективный портрет которых был воссоздан в образе Штирлица — вымышленного героя, окружённого поистине всенародной любовью.
К читателю
Истинный ариец. Характер нордический, выдержанный. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет служебный долг. Беспощаден к врагам рейха. Отличный спортсмен; чемпион Берлина по теннису. Холост; в связях, порочащих его, замечен не был. Отмечен наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера СС.
Так начиналась партийная характеристика члена НСДАП с 1933 года штандартенфюрера СС Макса Отто фон Штирлица — главного героя романа Юлиана Семёнова «Семнадцать мгновений весны», по которому был снят одноимённый сериал. Этот фильм, ставший, по сути дела, памятником всем советским разведчикам, работавшим в нацистской Германии, сразу же начал пользоваться бешеной популярностью, которую не утратил и сегодня. Хладнокровный, уверенный в себе интеллектуал, которому, однако, не чужды человеческие чувства, разведчик, который добывает для своей Родины ценнейшую информацию, ежедневно находясь на самом краю пропасти, на волоске от провала и гибели, он не мог не завоевать всенародную симпатию. Артисту Вячеславу Тихонову удалось создать настолько убедительный образ, что тысячи и миллионы людей поверили в существование Штирлица. Говорят, что даже Леонид Брежнев, посмотрев фильм в первый раз, осведомился, был ли Штирлиц награждён званием Героя Советского Союза.
Изящество, с которым штандартенфюрер выходил из сложнейших ситуаций, его способность выпутываться из самого затруднительного положения не просто создали прекрасную рекламу отечественным разведорганам в сознании простых людей. Они способствовали тому, что фигура Штирлица вошла в фольклор, приобретя совершенно гротескные черты. Не на одну сотню идёт счёт анекдотов о разведчике, написано несколько пародийных книг о его подвигах. На их страницах Штирлиц предстаёт неустрашимым и неуязвимым, стоящим на голову выше непроходимых тупиц из руководства рейха, которые прекрасно знают, что он — русский разведчик, но никак не могут припереть его к стенке. Взять, например, хотя бы следующий анекдот.
Идёт совещание у Гитлера. На столе — секретные карты, военачальники делают доклад о положении на фронте. Их слушает вся нацистская верхушка. Внезапно двери распахиваются и на пороге появляется Штирлиц, держа в руках блюдо апельсинов. Блюдо он ставит на стол, с которого сгребает все секретные карты, отнимает у фельдмаршала секретный доклад и выходит из зала. Гробовое молчание. Наконец Гитлер, оправившись от потрясения, восклицает: «Кто это был?!». Шелленберг отзывается: «Да это, мой фюрер, русский разведчик Исаев, у нас числится как Штирлиц». — «Почему же вы его до сих пор не арестовали?» — «Бесполезно, мой фюрер, всё равно отвертится. Скажет, что апельсины приносил».
Именно подобный фольклор сыграл роль кривого зеркала, искажавшего все правдивые сведения о наших разведчиках. Их стали представлять чуть ли не сверхлюдьми, которым удалось перевербовать добрую половину нацистской верхушки и для которых в Германии не было никаких секретов. А ведь это далеко не так. Советские разведчики делали многое, но всё же не больше, чем было в их силах. Каждый их успех был оплачен кропотливым трудом, сопряжённым с риском; часто приходилось платить и кровью. Они не были неуязвимыми, им противостоял достойный, сильный и коварный противник, в руках которого находилась вся мощь гитлеровской репрессивной машины — гестапо и абвер. Им приходилось работать в сложнейших условиях. И оттого каждый достигнутый успех, каждая маленькая победа была ценна вдвойне. Разведчик в тылу врага спасал жизни сотен и тысяч солдат, постоянно рискуя своей собственной. Как знать, может быть, именно благодаря этим героям невидимого фронта вы, дорогой мой читатель, получили шанс появиться на свет.
Конечно, я не ставлю своей целью написать полную историю деятельности советских разведчиков в Германии. Такая задача заняла бы много пухлых томов. Я остановлюсь лишь на нескольких наиболее ярких личностях, нескольких самых интересных и дерзких операциях, которые по праву вошли в золотой фонд отечественной разведывательной школы. А заодно попробую приподнять завесу тайны над теми страницами истории, которые не прочитаны (и не написаны) по сегодняшний день.
Глава 1
Легенды и мифы
Миф первый: невероятные успехи
Может быть, читателю покажется несколько странным решение начать рассказ о советской разведке в гитлеровской Германии именно с разоблачения существующих относительно неё мифов. Наверное, я бы тоже так считал, если бы эти мифы не получили в последнее время всеобщего распространения, не дублировались бы в «документальных» фильмах и претендующих на научность книгах. И если бы в итоге у читателя и зрителя не складывалось абсолютно превратное представление о деятельности наших спецслужб. Поэтому давайте для начала разберёмся с мифами, тем более что многие из них довольно забавны и интересны.
— Штирлиц, почему вы не смогли устроить в гестапо нашего нового резидента?
— Дело в том, что там все места уже заняты нашими, а штатное расписание не позволяет вводить новые должности.
Это, как вы уже догадались, ещё один анекдот. Смешно? Смешно. Вот только многие люди почему-то принимают его (или похожие на него сообщения) за совершенно чистую монету. Наша разведка считается настолько удачливой, более того — обладающей просто-таки сверхъестественными способностями, что ей то и дело приписывают вербовку то одних, то других высших должностных лиц Третьего рейха. Кто только не попадал в разряд «советских агентов»: и рейхсляйтер Борман, и шеф гестапо Мюллер, и руководитель абвера адмирал Канарис и — подумать только! — сам Адольф Гитлер. Процитирую статью, появившуюся недавно в одной из газет к очередному юбилею Победы. В ней открытым текстом говорится следующее:
Достижения нашей разведки в годы войны почему-то замалчивают. Отчасти это понятно — деятельность спецслужб всегда окутана завесой тайны, которую нельзя раскрывать даже много десятилетий спустя. Но почему же не рассказать о самых выдающихся, самых блестящих наших успехах, которые и помогли нам выиграть войну? Возможно, коммунисты просто боялись, что станет очевидной неспособность «вождей» оценить ложившуюся к ним на стол богатейшую информацию и правильно использовать её. А ведь нашим разведчикам удалось не просто внедрить своих людей в абсолютно все без исключения государственные, партийные и нацистские структуры. Их агентами стали ключевые фигуры в стане противника — такие как Борман, Мюллер, представители германского генералитета. Именно эти люди попытались устранить Гитлера 20 июля 1944 года. Ведь ни для кого не секрет, что заговорщики поддерживали связь с мощнейшей структурой советской разведки под названием «Красная капелла». Успехи нашей разведки позволили Москве знать абсолютно все планы Берлина так, как будто их в Москве и разрабатывали. Каждый подписанный Гитлером документ через несколько часов ложился на стол к Сталину. Это и стало причиной побед Красной Армии.
Дальше просто цитировать не хочется, да ничего особенно нового там и нет. Бред полный. Взять хотя бы внедрение наших агентов практически во все структуры Третьего рейха. В том числе, наверное, и в «Юнгфольк» — организацию, в которую входили все немецкие мальчики в возрасте от 10 до 14 лет, своеобразный младший брат знаменитой гитлерюгенд. Так и представляешь себе малолетнего агента советской разведки, который, высунув язык от прилежания, старательно, пусть и с грамматическими ошибками, пишет донесение в Центр: «Сегодня ходили в поход в окрестности Мюнхена. Отрядом разжигали костёр. Технология разжигания костра следующая…» А через несколько часов это донесение уже ложится на стол к Сталину! Представляете? А уж как Иосиф Виссарионович, наверное, зачитывался донесениями агентов из Союза немецких девушек — женского аналога гитлерюгенд!.. Видимо, из-за них и проморгал сообщения о подготовке Гитлером нападения на СССР. А что — нечего было внедрять агентов во все структуры! Могли обойтись хотя бы самыми важнейшими…
«Каждый подписанный Гитлером документ через несколько часов ложился на стол к Сталину». Замечательно! Наверное, сам фюрер их и отправлял. По факсу. Или, подписав документ, уезжал на личном «мерине» в ближайший лесок и, как Штирлиц, включал радиостанцию. Гестаповцы, занятые ловлей русского «пианиста», моментально его засекали и с криками: «Ага, попался!» подбегали к машине, узнавая сидящего в ней, смущённо говорили: «Хайль Гитлер!» и удалялись. Этим и объясняется потрясающая эффективность и неуловимость советских агентов. Полноте, да не был ли Гитлер легендарным Штирлицем?
Ещё более длительный приступ смеха вызывает откровение о том, что все свои победы Красная Армия одержала благодаря разведдонесениям. Ну абсолютно все! Зря награждали лётчиков, пехотинцев и танкистов, зря Александр Матросов бросался на амбразуру пулемёта. Ведь все сражения уже выиграла разведка. Заранее, году ещё эдак в тридцать пятом. А до Волги русские отступали только затем, чтобы не выдать ненароком своих агентов и запутать врага. А русские агенты в рядах германского генералитета им подыгрывали. Кто же это был? Наверное, Паулюс, который специально забрался в Сталинград, чтобы его там окружили, и капитулировал. Или Манштейн, который немного посимулировал атаки на Курской дуге и с лёгким сердцем отступил. Сколько ещё их было, этих агентов?
Глупость автора статьи очевидна. Почему же такие материалы появляются в печати и, более того, — почему им верят? Дело в том, что они бешено льстят патриотизму. Причём не настоящему, а квасному, тому самому, который с пеной у рта доказывает, что именно Россия — родина слонов и что наши тушканчики — самые тушканные тушканчики в мире! И вот доверчивый читатель, закрыв газету, с гордостью смотрит на окружающий мир: вот какие у нас были разведчики! Самих Мюллера с Борманом завербовали! Дрожи, супостат, а то мы сейчас Кондолизу Райс завербуем, если ещё не завербовали…
И невдомёк наивному читателю, что вербовки высшего государственного деятеля — случаи настолько редкие, что их можно пересчитать по пальцам одной руки. И то объясняются они не столько талантами разведки, сколько моральным обликом этого самого деятеля. Взять, например, Талейрана — министра иностранных дел Наполеона Бонапарта. Абсолютно беспринципный и на редкость корыстный тип, хотя ему и не откажешь в уме. Талейран тайно предложил свои услуги русскому императору Александру I в 1808 году, за четыре года до вторжения Наполеона в Россию! Естественно, на вполне возмездной основе. И даже после этого Талейрана нельзя считать русским агентом, ведь служил он только себе самому.
К тому же, как это ни покажется поразительным, вербовать важного деятеля разведке совершенно не нужно. Достаточно ограничиться младшими офицерами, шоферами, телефонистками… Разумеется, на первый взгляд шеф гестапо и телефонистка того же ведомства — две просто несопоставимые фигуры. Но на деле через телефонистку может пройти такой объём информации, что её донесения не будут уступать по важности донесениям высокого чиновника. К тому же риск, что телефонистка ведёт свою игру, гораздо меньше, чем в случае с шефом гестапо.
Никто из нас не существует в вакууме. Каждого — от дворника до диктатора — окружает множество людей, с которыми мы общаемся, которые в той или иной степени знают наши мысли и планы. Чем выше стоит человек в служебной иерархии, тем больше вокруг него «посвящённых». Для того чтобы министерство хорошо работало, министр вынужден давать информацию каждому из своих подчинённых. Даже для самых секретных приказов нужны курьеры и исполнители. Поэтому невзрачный, «маленький» на первый взгляд человек может на самом деле оказаться ценнейшим агентом, вербовка которого — большой успех.
А завербовать любого такого, самого «маленького» человека крайне сложно. Ведь никто не может дать гарантии, что после вербовки он не отправится прямиком в гестапо и не доложит всё в подробностях. В лучшем случае вербовщик будет арестован или выслан из страны. В худшем — агент будет вести двойную игру, сливая дезинформацию. И такое, увы, бывало — я ещё расскажу о неприятной истории с агентом «Лицеистом». И всё же удачных вербовок было больше — поэтому не надо приписывать нашей разведке несуществующие заслуги. У неё и существующих хватает.
Интересно, что мифы о вербовке первых лиц нацистской верхушки советской разведкой начали распространять после войны… сами представители этой верхушки. Естественно, говорили они при этом не о себе, любимых, а о своих недругах. Не секрет, что верхушка Третьего рейха больше всего смахивала на банку с пауками, которых удерживало от явных разборок только наличие главного паука с усиками. Когда главный паук погорел в Берлине (в прямом и в переносном смысле), настало время для сведения старых счетов. А как лучше всего обругать давнего противника, чем представив его русским шпионом? Вот и начал Шелленберг, например, сочинять байки о Мюллере, своём заклятом друге. К тому же это позволяло найти частичный ответ на вопрос, мучивший всех «первых лиц» Германии после поражения: «По какой это нелепой случайности мы могли проиграть русским недочеловекам?» То, что сегодня у нас подхватывают и развивают мифы наследников Гитлера, не делает чести никому.
Впрочем, давайте покопаемся в этих мифах подробнее.
Приключения «имперской лестницы»
Итак, начнём с самого главного. С рейхсляйтера Бормана. Его должность переводится как «имперский руководитель» (впрочем, богатый немецкий язык допускает ещё и вариант перевода «имперская лестница», что послужило поводом для множества шуток). Заместитель самого Гитлера по делам партии, которая в тоталитарном государстве, как вы понимаете, значила всё и даже немного больше. Человек, который упорно лез наверх и к концу войны стал ближайшим и незаменимым помощником фюрера, едва ли не более влиятельным, чем сам Гитлер. Его называли «правой рукой вождя». По совместительству — герой множества анекдотов о Штирлице. Вспомним, например, такой:
Мюллер говорит Штирлицу:
— Борман — русский.
— Откуда вы знаете? Давайте его проверим.
Протянули верёвку. Идёт Борман, задел за верёвку и, упав, кричит:
— Мать вашу!
Мюллер:
— Ни хрена себе!
Штирлиц:
— Тише, тише, товарищи!
Словно пытаясь доказать правдивость этого анекдота, многие сегодня стараются представить Бормана советским шпионом. Или, по меньшей мере, агентом советской разведки. Не откажу себе в удовольствии процитировать ещё одну статью, полностью раскрывающую «красную душу» рейхсляйтера:
Руководство СССР, понимая, что рано или поздно стране придётся столкнуться с Германией, приняло решение о внедрении «своего человека» в её эшелоны власти. Всё началось с визитов в СССР лидера немецких коммунистов Эрнста Тельмана (с 1921 года он посетил Советский Союз более десяти раз). Именно Тельман рекомендовал своего хорошего знакомого из «Союза Спартака», проверенного парня Мартина Бормана, известного немецким коммунистам под псевдонимом «товарищ Карл».
Прибыв на пароходе в Ленинград, а потом — в Москву, Борман был представлен И.В. Сталину. «Товарищ Карл» дал согласие на внедрение в Национал-социалистическую рабочую партию Германии. Так начался его путь к вершинам власти Третьего рейха.
Успешному продвижению Бормана во многом способствовало то, что он лично знал Адольфа Гитлера. Они познакомились на фронте во время Первой мировой войны, когда Гитлер был ещё ефрейтором Шикльгрубером.
Невзирая на смертельный риск, «товарищ Карл» сумел войти в доверие к фюреру и с 1941 года стал его ближайшим помощником и советчиком, а также руководителем партийной канцелярии.
Борман сотрудничал с советской разведкой исправно, и руководство СССР регулярно получало ценную информацию о планах Гитлера.
К тому же «товарищ Карл» стенографировал застольные беседы фюрера, которые теперь известны как «Завещание Гитлера». Именно под руководством Бормана состоялось сожжение тел фюрера и его жены Евы Браун после их самоубийства. Это произошло в 15 часов 30 минут 30 апреля 1945 года. А в 5 часов утра 1 мая Борман передал по рации сообщение советскому командованию о месте своего нахождения.
В 14 часов к зданию рейхсканцелярии подошли советские танки, на одном из которых прибыл начальник военной разведки СССР генерал Иван Серов, возглавлявший группу захвата. Вскоре бойцы вывели из рейхсканцелярии человека с мешком на голове. Его посадили в танк, который взял курс на аэродром…
Руководитель канцелярии фашистской партии похоронен в Лефортово (район Москвы). Там на кладбище есть заброшенный памятник с выбитой на нём надписью: «Мартин Борман, 1900–1973». Это можно считать совпадением, но именно в 1973 году в ФРГ Борман был официально объявлен умершим.
Кстати, в 1968 году бывший немецкий генерал Гелен, возглавлявший во время войны разведывательный отдел вермахта «Иностранные армии Востока», утверждал, что заподозрил Бормана в шпионаже в пользу Советского Союза, о чём сообщил только начальнику абвера Канарису. Было принято решение, что знакомить с этой информацией кого-то из приближённых Гитлера опасно: Борман обладал сильной властью, и осведомители могли запросто лишиться жизни.
— Ни черта себе! — подобно Мюллеру из анекдота, может воскликнуть поражённый читатель. А потом ещё и спросит: «Неужели всё это правда?»
Но я предпочту растягивать удовольствие, для начала поймав авторов статьи на мелкой лжи. Во-первых, Гитлер, как уже давно и хорошо известно, фамилии Шикльгрубер никогда не носил и поводов носить не имел. Во-вторых, в «Союзе Спартака» Борман никогда не состоял. В-третьих, с Гитлером на фронте не общался. Впрочем, это всё мелочи — может, у авторов есть убедительные документальные свидетельства?
«Их нет!» — восклицают авторы «версии» с возмущением. Ведь злобные чекисты хранят свои тайны за семью печатями и никому не позволяют сунуть в архивы правдоискательский нос. Но мы собрали массу косвенных улик, подтверждающих версию!
Чтобы понять, что такое «косвенные улики» и насколько им можно доверять, приведу простой пример.
Поздно вечером на перекрёстке был сбит машиной человек. Водитель с места преступления скрылся. У вас есть машина? Да? Это косвенная улика в пользу того, что вы и есть тот самый водитель. Как, она у вас ещё и серая? Но очевидцы говорят, что машина преступника была как раз серой! Всё ясно, вас можно вязать. Что? У вас машина не серая, а зелёная? Ничего, это было в темноте, а ночью все кошки серы. И неважно, что нет никаких прямых улик, т.е., например, свидетелей происшедшего, запомнивших номер вашей машины.
Примерно так и работают авторы истории о советском шпионе Бормане. «Как же! — воскликнет читатель. — А могильный камень в Лефортово?!» Спешу успокоить: такого могильного камня там нет и в помине. По крайней мере, ещё никому его обнаружить не удалось. Разумеется, можно говорить, что это проклятые гэбисты сняли камень после выхода разоблачительной статьи. Тогда зачем они его вообще поставили и — тем более — сообщили в ФРГ? Не иначе прислали потомкам похоронку: «Сообщаем, что ваш отец умер смертью храбрых…». Может, Гелен снова, как после своей 23-летней амнезии, нам это прояснит?
Я бы, впрочем, задал более интригующий вопрос: «А какие важные сведения передавал Борман русским?» Почему об этом не говорится ни полслова? Ведь рейхсляйтер мог, по идее, добыть любую информацию в стране. Почему же Сталин и верховное военное руководство оказывались не в курсе многих гитлеровских планов? Загадка, да и только.
Кем же был в действительности Мартин Борман? Сын мелкого служащего появился на свет в 1900 году в городе Хальберштадт. Призванный в армию летом 1918 года, служил в крепостной артиллерии и в военных действиях никакого участия не принимал. После демобилизации пошёл в 1919 году учиться сельскому хозяйству, одновременно вступил в «Объединение против засилья евреев» (не иначе, по личному указанию товарища Троцкого). Приторговывал продуктами на «чёрном рынке», вскоре вступил в партию немецких националистов и одновременно — в контрреволюционный «добровольческий корпус» (наверное, Тухачевский приказал). В 1923 году прикончил «изменника», якобы сотрудничавшего с французами, — в те годы происходило много подобных политических убийств. Отсидев год в тюрьме, Борман сближается с нацистами и в 1926 году становится членом штурмовых отрядов (СА). Продвижение по службе происходило постепенно, ему очень помогла женитьба на дочери крупного партийного деятеля — свидетелями на свадьбе были Гитлер и Гесс. Борман всегда старался держаться поближе к Гитлеру, оказывая ему разного рода услуги, к тому же он был довольно талантливым администратором и финансистом. Поэтому усмотреть «руку Москвы» в его возвышении сложно даже при большом желании. С 1936 года Борман, попутно устранив важнейших конкурентов, стал «тенью» Гитлера, сопровождал его во всех поездках, готовил для фюрера доклады. Гитлеру нравился стиль Бормана: докладывать чётко, ясно, лаконично. Разумеется, Борман при этом подбирал факты так, чтобы фюрер принял выгодное ему решение. Если этого не происходило, «серый кардинал» не спорил, а выполнял всё беспрекословно. Постепенно в его руки перешёл контроль над партийными финансами. В 1941 году Борман становится секретарём Гитлера, через его руки в обязательном порядке проходят проекты всех немецких законов и уставов. Именно Борман в 1943 году потребовал в больших масштабах применять оружие и телесные наказания к советским военнопленным. Не правда ли, странный шаг для советского шпиона? Не иначе, конспирировался. Перед своим самоубийством Гитлер назначил Бормана руководителем НСДАП. Впрочем, похоже, этот пост рейхсляйтер занимал недолго — по официальной версии, 2 мая 1945 года при попытке прорваться из Берлина он погиб. Его останки были найдены не сразу, так что вскоре родились легенды о «чудесном спасении» Бормана и о том, что тот скрывается в Южной Америке. Впрочем, такие легенды появляются в каждом подобном случае.
Итак, с Борманом всё вроде ясно. А что там с другим кандидатом — «дедушкой Мюллером»?
«Броневой!» — подумал Штирлиц
Образ Мюллера в глазах нашего человека неразрывно связан с артистом Леонидом Броневым. Роль в «Семнадцати мгновениях весны» действительно сыграна так талантливо, что заставляет забыть о правде. А правда заключается в том, что настоящий Мюллер был абсолютно ничем не похож на сыгранного Броневым шефа гестапо.
Во-первых, никаким «дедушкой» группенфюрер не был. Хотя бы потому, что в день падения Берлина ему едва-едва исполнилось 45 лет. Как и Гитлер, Мюллер в Первую мировую пошёл на фронт добровольцем, стал военным лётчиком, был неоднократно награждён, а после поражения поступил на службу в баварскую полицию. До прихода нацистов к власти Мюллер был обычным честным служакой, следившим за всевозможными радикальными группировками. После 1933 года он понимает, куда дует ветер, и переходит в знаменитую «тайную государственную полицию», то есть гестапо. Мюллер был, похоже, достаточно талантливым человеком, поскольку быстро сделал карьеру, хотя в партию вступил только в 1939 году. В том же году стал главой IV управления Имперской службы безопасности (РСХА) — того же гестапо. Именно он руководил организацией провокации в Гляйвице, которая дала Гитлеру повод напасть на Польшу и тем самым развязать Вторую мировую войну. Чем занималось гестапо все шесть лет войны, думаю, каждый себе представляет, и рассказывать об этом лишний раз незачем. Подчеркну лишь одно: на руках у Мюллера столько крови, сколько было мало у кого в нацистской верхушке. По некоторым данным, в дни штурма Берлина Мюллер покончил с собой. Его труп так никогда и не был найден.
Естественно, вскоре пошли слухи о том, что Мюллера видели в Южной Америке. В принципе, ничего удивительного в этом не было бы, поскольку после войны с попустительства западных союзников действовала целая мощная организация «ОДЕССА», занимавшаяся спасением из Европы и отправкой в «безопасные» страны нацистских преступников. Мог оказаться среди них и Мюллер. Но практически сразу же появилась и другая версия — о том, что шеф гестапо был русским шпионом.
Запустил её не кто иной, как злейший враг Мюллера, руководитель VI управления РСХА (внешняя разведка) Вальтер Шелленберг. После войны он написал свои мемуары, смахивавшие скорее на исторический роман, и именно там открыл «правду» о своём вечном сопернике. Оказывается, Мюллер был советским шпионом! Напрашивается вопрос: почему же его не арестовали? В качестве ответа на языке вертится только фраза из анекдота: «Бесполезно, всё равно отвертится».
Идею Шелленберга подхватили на Западе, а недавно и у нас. Выходят книжки, где всерьёз доказывается, что с 1943 года Мюллер был агентом советской разведки. В принципе, шеф гестапо, будучи человеком неглупым, мог предвидеть скорый бесславный конец «тысячелетнего рейха» и попытаться спасти свою шкуру. Но по той же самой причине он не мог обратиться к русским. Преступления гестапо в Советском Союзе были слишком велики и хорошо известны, и шефа этой зловещей организации не смогла бы спасти даже самая ценная информация. Как не спасла она другого высокопоставленного гестаповца, единственного, кто в реальности, а не по легенде решил сотрудничать с советской разведкой. Звали его Хайнц Паннвиц.
Вербовка гестаповца: как это было
Гауптштурмфюрер СС Хайнц Паннвиц сделал неплохую карьеру: в июле 1943 года его назначили шефом парижского отделения зондеркоманды гестапо «Красная капелла», занимавшейся борьбой с советскими агентами. К этому моменту сама сеть, известная как «Роте капелле», была практически разгромлена, но и пойманных разведчиков гестапо пыталось использовать по полной программе. Например, для «радиоигры» с Москвой — так называли ситуацию, когда пойманный радист соглашался работать дальше под контролем гестапо и передавать в Советский Союз дезинформацию.
В парижском отделении находилось несколько пленных. Один из них — радист Треппер — давно использовался для радиоигры. Но он смог предупредить Москву о своём аресте, и в Центре прекрасно понимали, что к чему. Гестаповцы, понятное дело, об этом не знали. В сентябре, улучив удачный момент, Треппер совершил немыслимо смелый побег и оказался на свободе. Паннвиц попал в ужасное положение: бегство Треппера грозило похоронить всю операцию, а в таком случае не было сомнений, что он, гауптштурмфюрер СС, станет козлом отпущения. Поэтому он быстро посадил к передатчику другого пленника — Винсента Сиерру (настоящая фамилия Гуревич, кодовое имя «Кент»). Впрочем, со Сиеррой Паннвиц связывал совершенно новые надежды: вскоре он стал прозрачно намекать своему пленнику, что не прочь бы сотрудничать с советскими спецслужбами в обмен на сохранение жизни. На контакт с англичанами Паннвиц идти не рискнул, боялся, что те не простят ему преступлений в Чехии, совершённых в качестве кары за убийство Гейдриха британскими агентами. В отношении Советского Союза таких сдерживающих моментов не было.
«Кент» крепко задумался. С одной стороны, предложение было весьма заманчиво. С другой — он подозревал очередную хитрость врага. Однако, поразмыслив логически, Гуревич понял, что его тюремщик не врёт. Летом 1944 года он напрямую предложил Паннвицу сотрудничать с русской разведкой. Гестаповец согласился. В течение следующего года он провёл ряд акций, помогавших французскому Сопротивлению, и добыл важные сведения экономического, политического и военного характера. В конце войны Паннвиц и «Кент» вместе с несколькими другими гестаповцами и советскими разведчиками ушли в горы, где сдались французам. Седьмого июня 1945 года вся группа вылетела в Москву.
Советские спецслужбы в точности выполнили свои обещания: жизнь Паннвицу была сохранена. Но не свобода. После того как на допросах из него извлекли всю полезную информацию, состоялся суд, по итогам которого гестаповца отправили в исправительно-трудовой лагерь. Там он просидел до 1955 года, когда был передан ФРГ. Именно в Западной Германии он и доживал свой век вполне благополучным и тихим пенсионером, неизменно отказываясь от встреч с журналистами.
Это был уникальный случай: разведчику, находившемуся в тюрьме, удалось завербовать своего тюремщика! Ничего подобного в годы Второй мировой войны просто не было. Не отрицая мужества и воли Гуревича, добавлю: ему сильно помогло простое стечение обстоятельств. Понятно, что и с Борманом и с Мюллером подобного приключиться не могло.
А с другими представителями нацистской элиты?
Сборище советских шпионов
Именно такие слова хочется сказать в адрес этой самой элиты после прочтения статей некоторых не в меру ретивых авторов. Действительно, кого только не называли советским агентом — вплоть до самого Гитлера! Да-да, именно так считает (или, по крайней мере, пишет в своих книжонках) перебежчик Резун, скрывавшийся под псевдонимом Виктор Суворов.
По мнению автора «Ледокола», Гитлер с самого начала был советским агентом. В 1923 году он поднял коммунистический мятеж (это он о «пивном путче», если кто не понял), а потом замаскировался под националиста и стал рваться к власти. На деле эта власть была нужна Гитлеру только для одного: завоевать всю Европу, а потом бросить её под ноги Сталину. Эдакий «ледокол революции», по определению самого Резуна. Жаль, перебежчик не называет агентурного имени Гитлера. «Ариец», «Усатый», а может быть, «Вагнер»? История умалчивает.
Версия настолько бредовая, что, думаю, даже анализировать её не имеет смысла. То же самое касается и других якобы агентов. Например, адмирала Канариса, руководителя военной разведки (абвер). Канарис недолюбливал нацистов и был в конечном итоге казнён за заговорщическую деятельность, но никаких связей с советской разведкой он на самом деле не имел. То же касается и гитлеровских генералов, которые с истинно немецкой педантичностью и упорством плели заговоры против своего фюрера. Но эти генералы мечтали о мире с Англией и Америкой, а с проклятыми большевиками они были готовы воевать до последнего солдата. Плохие кандидаты на роль русских агентов, не правда ли?
О высших чинах СС и говорить нечего. Эсэсовцы, сражавшиеся на Восточном фронте, прекрасно знали: сдаваться в плен бесполезно, не возьмут. Те же самые настроения были и у тех, кто оставался в рейхе. Поэтому желание сотрудничать с советской разведкой могло возникнуть только у совсем свихнувшегося эсэсовца, а от такого агента, как вы понимаете, толку мало. Итак, приходится признать, что никаких агентов среди элиты рейха у советской разведки никогда не было. Как не было их у разведки английской, американской, французской, турецкой, китайской и уругвайской.
«А как же Штирлиц?» — спросите вы. Ах да, Штирлиц. С ним стоит разобраться поподробнее.
Миф второй: живой Штирлиц
Как только литературный (или киношный) герой начинает пользоваться популярностью, ему тут же стараются подыскать подходящий прототип. Впрочем, многие, и не только малые дети, верят, что показанный на экране человек существовал в реальности. Я уже рассказывал о том, как Брежнев, посмотрев фильм «Семнадцать мгновений весны» в первый раз, осведомился, был ли награждён Штирлиц званием Героя Советского Союза. Поскольку приближённые генсека не поняли, что тот имеет в виду, а переспрашивать, видимо, боялись, они на всякий случай наградили артиста Тихонова званием Героя Социалистического Труда.
Можно посмеяться над Леонидом Ильичем, но факт остаётся фактом: многие люди считали, что Штирлиц — реальный персонаж, и очень удивлялись, узнавая, что это не так. Другие искали прототипы. Вот одна из таких попыток:
Прототипом Штирлица был Вилли Леман, сотрудник Вальтера Шелленберга, одновременно работавший на советскую разведку в качестве особо ценного агента по кличке «Брайтенбах». Его подвёл радист — коммунист Ганс Барт (кличка «Бек»). Барт заболел и вынужден был лечь на операцию. Под наркозом он неожиданно заговорил о необходимости сменить шифр и возмущался: «Почему Москва не отвечает?». Хирург поспешил порадовать Мюллера необычными откровениями пациента. Барта арестовали, и он выдал Лемана и ещё несколько человек. Дядюшку Вилли арестовали в декабре 1942 года и через несколько месяцев расстреляли. Под пером Юлиана Семёнова немец-радист превратился в русскую радистку.
Мягко говоря, не всё здесь верно. Во-первых, «Брайтенбах» никогда не работал на Шелленберга, скорее уж на Мюллера. Во-вторых, «Бек» никогда не кричал о смене шифров (спросите у любого анестезиолога: больные под наркозом много разговаривают?). В-третьих, радист никогда не выдавал Лемана — это произошло в результате трагической ошибки. Впрочем, расскажу обо всём по порядку.
Гауптштурмфюрер СС Вилли Леман действительно был одним из ценнейших советских агентов. Работая в гестапо, он мог своевременно предупреждать о выходе на след советских агентов, о готовящихся арестах и засадах. И это только малая доля тех сведений, которые получали от него в Москве.
Информация к размышлению. «Брайтенбах»
История началась в 1929 году, когда работавший в политической полиции Леман отправил своего знакомого, безработного полицейского Эрнста Кура в советское посольство для установления контактов. Напрямую он действовать не стал. Контакт был установлен, и вскоре Леман под кодовым именем А-201 появился на страницах документов советской разведки. Через некоторое время Кур отправился в Швецию, где ему был куплен магазинчик, ставший одной из явок. Сотрудничество Лемана с русскими продолжалось уже напрямую.
К тому моменту Леман являлся старшим референтом отдела. Из 45 лет своей жизни 18 он прослужил в полиции и имел огромный опыт, а также доступ к совершенно секретным документам. Почему солидный прусский чиновник решил пойти на контакты с русскими? История об этом умалчивает. Скорее всего, Леман ясно увидел перспективу прихода нацистов к власти и видел в Советском Союзе единственную силу, способную им противостоять. Достоверно известно, что работал он не ради вознаграждения, хотя и не отказывался от него. В 1932 году Леман был назначен главой подразделения по борьбе с «коммунистическим шпионажем» — любопытная шутка судьбы. После прихода нацистов к власти Леману удалось удержаться на своём посту, пережив волны чисток. Из сотрудника политической полиции он превратился в служащего гестапо. Естественно, поступающая от него информация становилась всё более ценной.
Связь держали следующим образом: сначала с ним напрямую общался Василий Зарубин, сотрудник нелегальной берлинской резидентуры. Потом, после отзыва Зарубина в Москву, в роли связника выступала некая Клеменс, владелица конспиративной квартиры. Через неё материалы уходили в советское посольство, а Леману передавались задания.
Нацисты не разбрасывались опытными контрразведчиками, и советский агент быстро продвигался по службе. В 1938 году ему пришлось вступить в НСДАП. После этого Леману поручили контрразведывательное обеспечение объектов военной промышленности рейха, а в 1941 году — обеспечение безопасности сооружаемых военных объектов. Всё это время он, ежедневно рискуя жизнью, поставлял в Москву ценнейшую информацию. Он передавал данные о структуре и кадрах абвера и гестапо, добывал ключи к используемым в Германии шифрам и сами тексты шифротелеграмм. Ещё до расправы со штурмовиками — «ночи длинных ножей» 1934 года — Леман информировал Центр о том, что Гитлер готовится разделаться со своими недавними сподвижниками. Отправлял он и другие сведения о перипетиях борьбы за власть в свежесозданном Третьем рейхе. Ещё более важной была информация о военных разработках на объектах, безопасность которых курировал Леман. Так, в 1935 году он сообщил о работе немецких учёных над созданием боевых ракет — будущих «Фау». Далее шла информация о новых бронетранспортёрах, истребителях, подводных лодках… Конечно, это были не чертежи, в большинстве случаев Леман даже не знал технических подробностей, но и сведения об общем направлении развития военной техники имели очень большое значение.
Именно от Лемана, получившего кодовую кличку «Брайтенбах», в Москве узнали о расположении пяти секретных полигонов для испытания новых типов оружия. Впоследствии, уже в годы войны, это помогло нанести по полигонам удары дальними бомбардировщиками. Леман сообщил и подробности о попытках изготовления синтетического горючего из бурого угля. И этот перечень далеко не полон.
Несмотря на всё своё мужество, «Брайтенбах» не был «железным человеком». На встречи с представителями советской стороны он часто приходил очень нервным, много говорил об опасности, которой подвергается. По его просьбе для него изготовили паспорт на другое имя — на случай, если придётся в экстренном порядке покинуть Германию. Связь с «Брайтенбахом» нередко прерывалась по разным причинам, в том числе и из-за кадровой чехарды в советской резидентуре в Берлине. К 1938 году, например, связь почти прекратилась, и в 1940 году Леман был вынужден обратиться в советское посольство с резким заявлением: если в его услугах более не заинтересованы, он немедленно увольняется из гестапо. С ним немедленно встретился советский резидент Александр Коротков, о котором я ещё расскажу ниже. У Короткова были чёткие инструкции от самого Берии, гласившие:
Никаких специальных заданий «Брайтенбаху» давать не следует. Нужно брать всё, что находится в непосредственных его возможностях, и, кроме того, то, что он будет знать о работе различных разведок против СССР в виде документов и личных докладов источника.
В Москве понимали, какой опасности подвергается Леман, и старались его беречь. Весной 1941 года «Брайтенбах» передаёт данные, говорящие о том, что Германия в скором времени собирается напасть на СССР. Девятнадцатого июня он сообщил, что лично видел текст приказа, в котором нападение на СССР назначено на 22-е число. И после начала войны он продолжал работу через радиста «Бека».
Как же произошёл провал? Почти случайно — таких нелепых и трагических случайностей хватает в истории любой разведки мира. В сентябре 1942 года гестапо вышло на след «Бека» и вскоре схватило его. Такое в конце концов случалось с каждым радистом — бесконечно уходить от гестапо с его совершенными средствами радиоразведки было попросту невозможно. На допросе «Бек» дал притворное согласие работать на гестапо и участвовать в радиоигре. В первой же своей радиограмме он дал заранее согласованный условный сигнал, который должен был проинформировать Москву о том, что «пианист» работает под контролем. Но из-за плохих условий приёма условный сигнал не был услышан. В руках гестапо оказался настоящий телефон Лемана. Дальше, как говорится, всё было делом техники. В декабре 1942 года «Брайтенбах» был схвачен и на скорую руку расстрелян. Похоже, Мюллер просто побоялся докладывать «наверх» о том, что в рядах его службы оказался советский шпион.
Имеет ли Леман что-то общее со Штирлицем? Разумеется. Оба они ходили в эсэсовской форме, оба передавали информацию в Центр, у обоих, наконец, было по две ноги и две руки. В общем, вроде бы и всё. Леман никогда не был советским полковником Исаевым, придумавшим себе хитрую легенду и усердно косящим под немца. Вспомним историю Штирлица: в 1922 году вместе с остатками белых уехал в Китай, чтобы вести разведку среди эмигрантов, а затем отправился в Австралию, где в германском консульстве в Сиднее заявил о себе как о немце, обворованном в Китае. Там он год проработал в отеле у хозяина-немца, затем устроился в германское консульство в Нью-Йорке, вступил в НСДАП, а затем и в СС.
А было ли в принципе возможно существование такого разведчика? Многие полагают, что нет. Например, доктор исторических наук Анатолий Малышев на заданный ему вопрос ответил так:
Едва ли не самая главная проблема деятельности разведчика, подобного Штирлицу, — языковая. Практически невозможно неносителю языка освоить его так, чтобы казаться носителем. У Семёнова есть на этот счёт собственный сюжетный ход: будущий Штирлиц-де с отцом-меньшевиком в раннем детстве жил в Германии. В таком случае, безусловно, у Исаева мог быть совершенный выговор. Впрочем, история знает и более сложные случаи. Один из самых известных советских нелегалов, Конон Молодый — деревенский уроженец, успешно выдававший себя за американского бизнесмена.
Другая большая сложность заключается в том, что почти все советские супершпионы — и тот же Молодый и Филби — работали в государствах пусть недружественных, но с которыми по крайней мере нет состояния войны. «Штирлиц» же работает в стане настоящего врага: прецедентов такого рода, насколько я знаю, не было: все источники советской разведки в нацистской Германии были европейцами.
Разумеется, Малышев прав не до конца: знаменитый разведчик Николай Кузнецов, ни разу не побывав в Германии, не просто в совершенстве овладел немецким языком, но и освоил некоторые его диалекты, что позволило ему долгое время ходить в мундире офицера вермахта и общаться с немцами. Но это — уникальный случай. Ни одного русского среди источников советской разведки в Германии действительно не было.
Миф третий: каток репрессий
Передо мной лежит томик из собрания сочинений Юлиана Семёнова, опубликованного в 1991 году. Именно в нём его самое знаменитое произведение — «Семнадцать мгновений весны». Есть в этом издании строки, которых нет в других, более ранних. Вот они:
Именно сюда он приезжал в страшные тридцатые, когда дома начался ужас, когда немецкими шпионами Сталин объявлял его, Штирлица, учителей, тех, кто ввёл его в революцию; и — самое страшное — они, учителя его, соглашались с этими обвинениями. <…> Он понимал, что в стране происходит нечто страшное, неподвластное логике, — так вульгарно были состряпаны московские процессы и, самое ужасное, судя по сводкам, приходившим в СД, народ России истово приветствовал убийства тех, кто окружал Ленина ещё задолго до Октября. <…> Именно здесь он провёл весь день, когда Сталин подписал договор о дружбе с Гитлером, — смятый, раздавленный, лишённый силы думать.
Ну, насчёт последнего явная натяжка — не мог столь умный человек, как Штирлиц, не понимать, что альтернативы пакту Молотова-Риббентропа на тот момент не было. Юлиан Семёнов мог этого не понимать, Штирлиц — не мог. Сложнее вопрос с репрессиями, тем более что они, как часто утверждается, нанесли страшный удар по советской разведке. Сталинские палачи, как хором заявляют некоторые авторы, буквально лишили страну глаз и ушей в самый критический момент.
На самом деле всё далеко не так однозначно. Я не буду здесь говорить о причинах и размахе «большого террора». Не буду ставить под сомнение и то, что под маховик террора попали многие невинные люди (а иначе не бывает). Я ставлю перед собой другую цель — рассмотреть, насколько серьёзный ущерб нанесли разведке репрессии конца 30-х годов. И надо сказать, что ответ на этот вопрос может для многих оказаться неожиданным.
Дело в том, что в 1932–1935 годах советская разведка показала себя далеко не лучшим образом. Провал следовал за провалом, причём треск зачастую стоял оглушительный. Были, конечно, и успехи, но нередко возникали «шпионские скандалы», когда сотрудниками разведки оказывались представители зарубежных спецслужб (не выдуманные, а вполне реальные). Дисциплина откровенно хромала, часто не соблюдались элементарные требования конспирации, картину довершали внутренние конфликты персонального характера. Одним словом, к началу «большого террора» советская разведка отнюдь не представляла собой того монолитного сообщества классных профессионалов, как это стали «подавать» в перестроечные годы. В 1935 году главой военной разведки был назначен Моисей Урицкий — далеко не лучший выбор. «Старый большевик» быстро вступил в конфликт со своими подчинёнными, что, разумеется, эффективности разведке не добавило. В результате его интриг был расстрелян заместитель Артур Артузов — профессионал действительно высокого класса. Урицкого быстро сняли, а потом отправили в расход, но потеря была трудновосполнимой. Даже то, что главой разведки был назначен вернувшийся из Испании Берзин, уже находившийся ранее на этой должности, ситуацию не спасало. Второго июня 1937 года Сталин заявляет на заседании Военного совета при наркоме обороны:
Во всех областях разбили мы буржуазию, только в области разведки оказались битыми как мальчишки, как ребята. Вот наша основная слабость. Разведки нет, настоящей разведки. <…> Наша разведка по военной линии плоха, слаба, она засорена шпионажем. <…> Разведка — это та область, где мы впервые за 20 лет потерпели жесточайшее поражение. И вот задача состоит в том, чтобы эту разведку поставить на ноги. Это наши глаза, это наши уши.
Сделать из плохого дома хороший можно, как известно, двумя путями: затеяв длительный и аккуратный капитальный ремонт или просто снеся старый дом до основания, а затем построив на его месте новый. Проблемы разведки можно было решить тихо, в кулуарах, не вынося на всеобщее обозрение. Но на филигранную работу не было ни времени, ни сил. Руководство страны пошло жёстким путём. За короткий срок всё руководство разведки было буквально выкошено, и не по одному разу. В Главном разведывательном управлении (ГРУ) — военной разведке — за 1937–1940 годы сменились пять начальников. Практически все специалисты «старой школы» были объявлены «врагами народа» и расстреляны. Не лучше обстояло дело и в «политической» разведке, находившейся в ведении НКВД. Генерал-майор В.А. Никольский впоследствии вспоминал:
К середине 1938 года в военной разведке произошли большие перемены. Большинство начальников отделов и отделений и все командование управления были арестованы. Репрессировали без всяких оснований опытных разведчиков, владеющих иностранными языками, выезжавших неоднократно в зарубежные командировки. Их широкие связи за границей, без которых немыслима разведка, в глазах невежд и политических карьеристов являлись составом преступления и послужили основанием для облыжного обвинения в сотрудничестве с немецкой, английской, французской, литовской, латвийской, эстонской и другими, всех не перечислишь, шпионскими службами. Целое поколение идейных, честных и опытных разведчиков было уничтожено. Их связи с агентурной разведкой прерваны. На должности начальника управления и руководителей отделов приходили новые, преданные родине командиры. Но они были абсолютно не подготовлены решать задачи, поставленные перед разведкой.
Итак, полная мерзость запустения. Все грамотные специалисты уничтожены, на их место пришли желторотые птенцы. В военной разведке нет никого, званием выше майора. Руководителем внешней разведки НКВД стал 31-летний Павел Фитин. Полный развал?
И тут происходит самое странное. За считанные, нет, не годы, а месяцы внешняя разведка начинает работать с высокой эффективностью. Провалов становится гораздо меньше, проблемы с дисциплиной решаются сами собой. Потерянные агентурные контакты в течение года восстанавливаются в полном объёме и даже расширяются. Майорам в военной разведке удаётся сделать то, чего не смогли добиться генерал-майоры за более длительный срок. К началу Великой Отечественной войны советские спецслужбы заслуженно считаются сильнейшими в мире.
Поэтому о каком-то падении эффективности советской разведки в результате репрессий говорить не приходится, скорее, наоборот. На этом, пожалуй, покончим с мифами и перейдём к реальной работе советской разведки в нацистской Германии. Её агентурная сеть исправно работала с первого до последнего дня Великой Отечественной войны.
Глава 2
Как всё начиналось
Как оно работает?
Думаю, человек, который взял в руки эту книгу, имеет определённое представление о деятельности разведки. И всё же, чтобы расставить все точки над «i», позволю себе напомнить некоторые моменты. Разведчик, находящийся за рубежом, обозначается термином «резидент». Резидент — это тот, кто связан с Центром, кто непосредственно общается с руководителями своей разведывательной службы. Резиденты бывают легальные и нелегальные. Легальные — из числа дипломатов, проживающих в посольстве. Нелегальные — те, кто формально никакого отношения к посольству не имеют и дипломатической неприкосновенностью не пользуются. Преимущества «нелегалов» в том, что они менее заметны, в то время как за каждым сотрудником посольства тщательно следит соответствующая контрразведка.
Каждый резидент имеет множество помощников. Все вместе они образуют резидентуру. В числе помощников наиболее многочисленны агенты, которые непосредственно добывают информацию. Агент — т.е. человек, сотрудничающий с иностранной разведкой, — может делать это, исходя из разных соображений. Например, из идейных — он может восхищаться иностранной державой или ненавидеть режим в другой стране. Именно такими были большинство агентов советской разведки. Для западных разведок более характерно наличие платных агентов, которые поставляют информацию за денежное вознаграждение. Ещё одна категория агентов — те, кого завербовали шантажом или угрозами, как правило, предварительно специально скомпрометировав. У каждого агента может быть своя агентурная сеть. Разведывательная работа строится по чисто «вертикальному» принципу: ни резиденты, ни агенты не должны знать своих коллег, чтобы избежать крупных провалов.
Кроме того, в резидентуру обычно входят связные. В мирное время связь осуществляется через курьеров и посольство, информация передаётся устно или на бумаге. В военное время это невозможно, поэтому становится особенно актуальным использование радистов. Работа разведчика, понятное дело, сопряжена с немалым риском. Любой новый агент может оказаться провокатором вражеской контрразведки; тогда через него будет идти дезинформация, более того, вся резидентура окажется под угрозой провала. Захватив радиста, противник может также склонить его к сотрудничеству и начать так называемую радиоигру, заставив передавать в Центр дезинформацию.
Будни разведчика — это не захватывающие погони со стрельбой. Такое тоже бывает, но очень редко. Будни разведчика — это постоянный кропотливый сбор информации, это ежеминутный риск быть разоблачённым, это непрерывный интеллектуальный поединок с врагом, это невозможность быть собой… Впрочем, что рассказывать? Сейчас вы сами в этом убедитесь…
Гитлер приходит к власти
Начиная рассказ о деятельности советской разведки в Третьем рейхе, стоит, пожалуй, дать немного запоздалое пояснение: «разведки» как единого организма никогда не существовало. По большому счёту, имелись две организации: военная разведка (Разведупр, с 1942 года — ГРУ) и разведка по линии органов госбезопасности (различные управления НКВД и НКГБ). Они существовали параллельно, как две разные структуры, иногда сотрудничая между собой, иногда соперничая. Соперничали, разумеется, в строго ограниченных пределах: наносить ущерб коллегам никому в голову не приходило, радоваться их провалам — тоже. Это позволяет говорить о «советской разведке» в целом, без уточнений, тем более что в сентябре 1941 года был выпущен специальный приказ, предписывавший двум структурам тесно сотрудничать между собой.
Но пока до этого момента ещё довольно далеко. На дворе стоит 1933 год. К власти в Германии пришёл лидер нацистов Адольф Гитлер. И советская разведка получает распоряжение полностью перестроить свою работу. Почему полностью? Дело в том, что раньше немцы считались чуть ли не союзниками. На безрыбье и рак рыба — на фоне Англии и Франции, периодически гремевших доспехами и вопивших о необходимости крестового похода против коммунизма, тихие благовоспитанные немцы производили далеко не худшее впечатление. Более того, приличной армии у немцев просто не было, и они с радостью на взаимовыгодной основе сотрудничали с Красной Армией. Кроме того, между двумя странами лежала Польша, которая и на русских, и на немцев действовала как красная тряпка на быка. Впрочем, не без веских на то оснований. Поэтому и разведка в Германии не чувствовала себя, так сказать, на направлении главного удара.
Когда страну возглавил фюрер, ситуация изменилась. Гитлер последние двенадцать лет возвещал на каждом углу, что большевизм — это зло, с красными надо покончить, а жизненное пространство Германии следует расширять за счёт России. Эти вопли нельзя было не принимать всерьёз, особенно учитывая реакцию соседних держав. Приходилось всерьёз считаться с тем, что именно Германия возглавит «крестовый поход против большевизма». А это требовало резко усилить внимание к берлинской резидентуре.
Оперативный план был сочинён достаточно быстро. В первую очередь разведка должна была готовить надёжных людей на случай непредвиденных обстоятельств — разведчиков, радистов, связных, диверсантов. Во-вторых, обзавестись полезными связями в верхах нацистской партии и секретных службах новоявленного рейха. В-третьих, работать среди эмигрантов, на которых нацисты делали особую ставку как на своих будущих союзников. Первую скрипку в этой работе пришлось играть разведчикам-нелегалам: В.М. Зарубину и его молодому коллеге А.М. Короткову, а также срочно переброшенному из Москвы «на усиление» В.П. Рощину. Именно этим людям предстояло сделать первые шаги советской разведки в Третьем рейхе. И от того, какими окажутся эти шаги, зависели многие последующие события.
Впрочем, строить приходилось не на пустом месте. У советской разведки уже имелась своя агентура, притом довольно неплохая. Представлю читателю одного из действующих лиц.
Шерлок Холмс на советской службе
Частное детективное бюро Карла Ренера переживало в 1923 году далеко не лучшие времена. Германия билась в конвульсиях экономического кризиса, марка падала каждый час, запад страны оккупировали французы и бельгийцы, кабинеты министров не держались у власти дольше трёх месяцев. Всё это навевало мрачные мысли. И естественно, что когда в двери бюро вошёл новый клиент, его встретили с распростёртыми объятиями.
Клиент оказался русским из посольства. На безупречном немецком визитёр изложил своё дело. Его интересовали данные на некоего Грубера, немецкого инженера, работавшего в Советском Союзе по контракту. Этот специалист тяжело заболел, и посольство хотело бы выяснить материальное положение его семьи, чтобы понять, как и чем ей можно помочь. Приветствовалась также и любая сопутствующая информация о семье.
Информация к размышлению. «Юнкер»
Ренер был исполнительным и дисциплинированным человеком, к тому же не проявлявшим излишнего любопытства. Он безукоризненно и качественно выполнил задание. Его совершенно не волновало, что Грубер был здоров, как бык, настолько здоров, что находил время и силы проявлять нездоровый интерес к советским оборонным объектам, что и стало причиной интереса к нему со стороны спецслужб. Более того, сыщик дал понять, что не против и в дальнейшем получать подобные задания. В конце года его завербовали, присвоив кодовое имя А-26, или «Юнкер». Сам он так объяснял своё желание пойти на сотрудничество: «Товарищ, предложивший мне в своё время условия представительства, определил моё жалованье в размере 600 марок в месяц, включая неизбежные при этом деловые расходы». Ренер просил увеличить это жалованье и предлагал реорганизовать свое бюро в специальный разведывательный центр. Мотивы его действий были исключительно корыстными. В принципе, для агентов советской разведки это было нетипично — в отличие от всех других разведок мира, с нашей в основном сотрудничали по идейным соображениям. Но искать идейных детективов времени не было, нужно было брать то, что есть. Предложения «Юнкера» были приняты. Так началось многолетнее сотрудничество, принёсшее богатые плоды.
Чем же занимался Ренер? Лучше всего об этом говорится в отчёте резидентуры за 1935 год:
Через «Юнкера» мы вели разнообразную установочную работу, а временами и наружное наблюдение за интересующими нас лицами. Очень много установочных задач поступало из Москвы по линии контрразведки и экономической разведки. В некоторых случаях установки, проведённые А-26, давали очень ценные материалы. Например, данные о работающих в СССР немцах, связанных с германской разведкой. Делались установки на разрабатываемых резидентурой лиц и их окружение. Были случаи, когда А-26 обнаруживал наблюдение со стороны немецких спецслужб за нашими сотрудниками, что помогало своевременно избежать провала. Через А-26 резидентура выявила в интересующих её кругах агентов гестапо, абвера и органов безопасности. Конспиративные встречи с «Юнкером» проводились раз в неделю, и каждый раз от него поступали важные сведения. В частности, «Юнкер» узнал о готовящейся серьёзной провокации против Георгия Димитрова на Лейпцигском процессе по делу о так называемом поджоге рейхстага.
Чем дольше советская разведка знала Ренера, тем больше убеждалась в том, что он идеально подходит для выполняемой работы. Высокий профессионализм в сочетании с отсутствием излишнего любопытства делал его ценнейшим агентом. Именно «Юнкеру» поручалось проводить негласную проверку всех вербуемых агентов. Но с каждым годом работать становилось всё труднее и труднее: немецкая контрразведка после чисток 1933 года стремительно набирала силу. К тому же делать ставку только на «Юнкера» было бы явной ошибкой, и в резидентуре задумались о создании второй проверочной группы. Все карты спутало досадное происшествие, не очень серьёзное само по себе, но разраставшееся, как снежный ком, летящий с горы.
Двадцать первого января 1935 года один из сотрудников Ренера был арестован полицией за слежку. В участке он сразу же назвал имя своего шефа. Ренер был немедленно взят гестапо, и около месяца его продержали за решёткой. «Юнкер» рассказал байку о том, что задание он получил от некоего господина Шредера, о котором ничего не знает. По крайней мере, так он сообщил после освобождения в посольство. Резиденты призадумались: детектив работал за деньги, сознательным врагом нацистского режима он не был. Следовательно, его вполне могло перевербовать гестапо. И хотя часть сотрудников была убеждена в том, что агенту А-26 можно доверять, из Москвы пришло категорическое указание: прервать с ним всякие связи! В крайнем случае, если Ренер хочет продолжать сотрудничество, перебросить его в Стокгольм. Но этого не произошло.
Любопытно, что в 1946 году Ренер предложил советской разведке возобновить контакты. На что он рассчитывал, когда его возраст приближался к 80 годам и никаких оперативных возможностей уже не имелось, — не совсем ясно. Москва, понятное дело, ответила чётким отказом.
Прорыв к фюреру
Говоря о том, что нашей разведке так и не удалось проникнуть в ближайшее окружение Гитлера, я не погрешил против истины. Но это не значит, что такие попытки не предпринимались. Одним из интереснейших моментов была вербовка Вальтера Марии Стеннеса, старого сподвижника и близкого друга Гитлера.
Информация к размышлению. «Друг»
Не слышали о таком? Неудивительно. Другом фюрера Стеннес считался тогда, когда тот ещё был главой маленькой баварской партии, каких по всей стране насчитывались сотни. Капитан СА, он командовал всеми берлинскими штурмовиками и, как многие нацисты Северной Германии, попал под влияние Штрассера. Идеи Штрассера были на редкость просты — в национал-социализме он ставил на первое место социализм и считал, что буржуев надо заставить делиться с простым народом. Гитлер, который в это время как раз усердно налаживал отношения с «буржуями», не мог не вступить в конфликт с богатыми слоями населения. Фюрер победил, но многие штурмовики уступили лишь потому, что искренне полагали — Гитлер всего лишь обманывает капиталистов, стоит ему прийти к власти, и всё будет по-старому.
Но настал январь 1933 года, появился Третий рейх, а Гитлер всё никак не начинал социалистических преобразований. Стеннес решил мягко намекнуть другу, что народ-то ждёт настоящей революции. Первого апреля 1933 года он поднял в Берлине бунт штурмовиков, захватил редакции нескольких газет и выдвинул требования: ликвидировать все монополии и повысить денежное довольствие штурмовикам. Вместо ответа Гитлер бросил на мятежников полицию. Бунт подавили, но расстрелять Стеннеса не решились: это подняло бы волну возмущения в двухмиллионной армии СА, с которой фюрер пока ещё вынужден был считаться. Кроме того, у мятежника были обширные связи в церковных кругах и, как ни странно, среди промышленников. Поэтому капитана всего лишь бросили в застенки. Вскоре, правда, Гитлер распорядился выпустить своего друга и даже попытался с ним помириться.
Но Стеннес был отнюдь не туп. Он прекрасно понимал, что с ним расправятся при удобной возможности, и продолжал бороться. Сплотив вокруг себя верных людей, капитан, которого выкинули из НСДАП, начал издавать собственную газету и создал партию «Национал-социалистический союз». Впрочем, закончилось всё полюбовно: Стеннесу предложили выехать на работу в Китай, на что он с удовольствием согласился и в качестве немецкого военного советника отправился на Дальний Восток.
В 1939 году в преддверии большой войны, когда всех немецких специалистов из Китая отзывали, Стеннесу, который на тот момент занимал пост руководителя личной охраны Чан Кайши, по понятным причинам очень не хотелось возвращаться на родину, где его в лучшем случае ждал расстрел. И тогда бывший друг Гитлера пошёл на контакт с советской разведкой.
Надо сказать, что контакт этот не был для Москвы неожиданностью. К Стеннесу присматривались давно, ещё с начала 30-х годов. Но вербовать человека, с которого не спускало пристального взгляда гестапо, казалось (и было по сути своей) самоубийством. Лишь в Китае вербовка могла осуществиться достаточно спокойно и успешно. Занялся этим сотрудник внешней разведки Яков Тищенко.
Встретившись со Стеннесом, Тищенко долго беседовал с ним на общеполитические темы: о судьбе Германии, о том, как должны развиваться отношения в Европе… Лишь под конец беседы Стеннес открытым текстом заявил:
В мои обязанности советника Чан Кайши входит руководство его разведкой. Я обмениваюсь информацией с представителями разведок США, Англии и Франции в Китае и мог бы на джентльменской основе делиться получаемыми сведениями с вами. Однако раскрывать вам мои источники я не стану. Так будет безопаснее для всех нас, особенно для лиц, которые мне доверились. За всё, что я смогу сделать для вас, и мою информацию прошу только одно: в случае необходимости помочь мне вернуться в Европу проездом через СССР, когда для этого наступит время.
Стеннес надеялся, что ему удастся организовать успешный заговор против Гитлера, и рассчитывал в этом деле на помощь Советского Союза. В Москве ему пошли навстречу. Новому агенту было присвоено кодовое имя «Друг». В 1940 году специально для встречи со Стеннесом в Шанхай приехал Зарубин. Советский разведчик получил от «Друга» ценную информацию. Продолжались такие контакты и в дальнейшем. Хотя Стеннес находился в тысячах километров от Германии, у него остались обширные связи на родине, и он зачастую оказывался ценнее многих немецких агентов. Особенно возросла роль «Друга» после разоблачения и ареста в январе 1942 года в Токио агента Рамзая — знаменитого Рихарда Зорге.
После войны Стеннес остался в окружении Чан Кайши. Американская разведка предлагала ему сотрудничество, но он отказался. Вернувшись в ФРГ в начале 50-х годов, он принял активное участие в политической жизни страны. После этого советская разведка всяческие связи с ним порвала. Хотя вербовку Стеннеса можно отнести к несомненным успехам нашей разведки, всё-таки «тропинкой в окружение Гитлера» агент «Друг» не стал. Сам факт вербовки объясняется тем, что бывший капитан СА вступил в серьёзный конфликт со своим недавним приятелем. После этого о получении какой-нибудь сверхсекретной информации особой важности говорить просто не приходилось.
…Был чекист, майор разведки и прекрасный семьянин…
Может создаться впечатление, что советские разведчики в Германии действовали в благоприятных условиях: спокойно ходили и вербовали нужных людей. Это было далеко не так. Сопротивление германской контрразведки нарастало с каждым годом. Причём гестаповцы и абвер сразу же перешли к активным действиям, пытаясь завербовать находившихся в Берлине русских. Одной из таких попыток стала вербовка военного атташе Николая Шорнякова.
Вернее сказать, не вербовка, а попытка вербовки, поскольку затея с треском провалилась. Началось всё с того, что сотрудники абвера стали замечать за советским атташе любопытную привычку: ходить по вечерам в кабаре «Рио-Рита». Звездой этого кабаре была певица Элизабет Холланд, внешне весьма привлекательная женщина, за которой Шорняков открыто ухаживал. Замысел операции созрел в голове капитана абвера Зигфрида Мюллера (не путать с шефом гестапо!) мгновенно. Надо всего лишь побеседовать с Холланд, склонить её к сотрудничеству, а затем сделать несколько компрометирующих снимков Шорнякова в постели певицы. После этого любвеобильному военному атташе будет предъявлен ультиматум: либо сотрудничество с немецкой разведкой, либо пересылка фотографий куда следует. Приём примитивный, но достаточно действенный: и абвер и гестапо с успехом применяли его много раз. Поэтому и Мюллер, и его начальники были уверены, что всё пройдёт как по маслу.
Мюллер отправился к Холланд и провёл с ней задушевную беседу. Певица согласилась в принципе, но сказала, что должна посоветоваться со своим настоящим любовником. Имени любовника она не назвала, и капитан спокойно пропустил вторую часть её фразы мимо ушей. Каково же было его удивление, когда на следующий день за ним явились из гестапо! Без всяких объяснений Мюллера бросили в тюремную камеру и регулярно били. Через сутки его выпустили. Недоумевающий Мюллер отправился к своему начальству, которое и разъяснило ему всю щекотливость ситуации. Любовник Холланд оказался не кем иным, как шефом Имперской службы безопасности Гейдрихом. Совершенно понятно возмущение одного из первых лиц нацистского государства, когда его любовница сообщила ему о неуклюжей попытке вербовки.
Но самое интересное заключается в том, что за всем этим с нескрываемым удовольствием наблюдала наша разведка, полностью посвящённая в детали происходящего агентом «Брайтенбахом». Да и полковник Шорняков бывал в кабаре вовсе не за тем, чтобы добиться взаимности прекрасной певицы, — симулируя ухаживания, он устраивал встречи со своими агентами и подыскивал подходящие объекты для вербовки. Так что смелая, но плохо продуманная акция немецких спецслужб провалилась. Как, впрочем, провалились и все остальные попытки завербовать штатных сотрудников советского посольства в Германии.
А советская разведка тем временем набирала всё новые очки. В середине и особенно в конце 30-х годов начала создаваться агентурная сеть, известная в истории под названием «Красная капелла». Такое название ей дали не разведчики, а гестаповцы, эту сеть выслеживавшие. Её особенность заключалась в том, что состояла она не из платных или профессиональных агентов, а из немецких антифашистов, для которых сотрудничество с советскими спецслужбами было ещё одним способом борьбы с ненавистным гитлеровским режимом.
Одним из первых лиц в этой сети был старший правительственный советник (оберрегирунгсрат) Министерства экономики Арвид Харнак.
Рождение «корсиканца»
Информация к размышлению. «Корсиканец»
Арвид Харнак родился 24 мая 1901 года в городе Дармштадте. Его отец был известным литературоведом, мать — художницей-пейзажисткой. В такой вот интеллигентно-творческой семье мальчик и рос. Его юность пришлась на нелёгкое послевоенное время и, подобно многим другим националистически настроенным молодым людям, Арвид поступил в 1919 году в добровольческий корпус, расправлявшийся с «красной заразой». Когда добровольческие корпуса распустили, Харнак вернулся к интеллектуальным занятиям: поступил в университет, а в 23 года получил степень доктора юридических наук (не надо, впрочем, на этом основании считать его гением; докторская степень в тогдашней Германии примерно соответствует российской степени кандидата наук). Он вплотную занялся экономическими вопросами и с удивлением обнаружил, что советская плановая система имеет ряд важных преимуществ перед свободным рынком. Окончательно на политическую ориентацию Арвида повлияла женитьба на Милдред Фишер, американке немецкого происхождения. Брак был заключён в 1926 году. Милдред была преподавательницей современной литературы, магистром искусствоведческих наук и, кроме того, пламенной коммунисткой.
В начале 30-х годов Харнак становится одним из руководителем «Рабочего кружка по изучению проблем плановой экономики Советской России» (АРПЛАН). Члены кружка ломали голову над вопросом: почему весь капиталистический мир бьётся в судорогах жесточайшего экономического кризиса, а в СССР в это время происходит невиданный и невероятный подъём? Пропаганда твердит, что это всё — за счёт рабского труда, но ведь давно известно, что раб не может трудиться эффективно! Тогда же Харнак становится членом Союза работников умственного труда. Эта организация левых интеллектуалов была создана при непосредственном, хотя и негласном, участии коммунистов. Любопытно, что гитлеровцы, придя к власти, не стали запрещать эту организацию, очевидно, надеясь, что безобидные левацкие болтуны сами перебесятся и встанут в ряды сторонников фюрера. Как они просчитались!
В 1935 году Харнак становится сотрудником имперского Министерства экономики. В это же время он устанавливает контакт с советским посольством. Для нашей разведки источник в Министерстве экономики был подарком судьбы, едва ли не более важным, чем источники в вооружённых силах и спецслужбах. Ведь от состояния экономики в гораздо большей степени, чем от состояния армии, зависело, сможет ли страна вести крупномасштабную войну. Даже самые тренированные солдаты умрут от голода без еды, даже самый лучший ас не сможет поднять в воздух свой самолёт без горючего.
Первыми материалами, которые Харнак передал своим советским друзьям (а на сотрудничество он пошёл из чисто идейных побуждений, не требуя для себя за это никакого вознаграждения), были копии секретных экономических договоров и соглашений Германии с другими странами. Впоследствии Харнак скажет на суде:
Моей целью было уничтожение гитлеровского государства любыми средствами. Я был твёрдо убеждён, что идеалы Советского Союза принесут миру спасение.
В Москве Харнаку дали кодовое имя «Балтиец» и старались всемерно активизировать работу с ним. При этом предполагалось задействовать не только его самого, но и его ближайшее окружение. Связь с «Балтийцем» (в 1937 году из соображений конспирации его кодовое имя было заменено на «Корсиканец») держали через Б.М. Гордона, затем через А.И. Агаянца. Несмотря на постоянную чехарду в берлинской резидентуре, связь с «Корсиканцем» не прерывалась ни на один день. Более того, через Харнака удалось завербовать ещё одного агента, Карла Беренса, слесаря спецотдела концерна АЕГ, который принимал участие в выполнении секретных военных заказов.
Беренс происходил из простой рабочей семьи, не понаслышке знал, что такое безработица. Сначала, привлечённый шумной пропагандой, вступил в ряды нацистских штурмовиков, но быстро разочаровался и примкнул к коммунистам. Помимо добычи информации Беренс (или «Лучистый», как его стали называть в оперативных документах) выполнял функции связника.
Харнак к этому моменту успешно продвигался по службе и получал всё больше и больше ценной информации. В целях конспирации он вступил в союз нацистских юристов, в полуаристократический «Клуб господ», а затем и в НСДАП. Мало кто знал, что этот блестящий молодой человек на самом деле стал центром группы антифашистов, другими важными действующими лицами в которой были Харро Шульце-Бойзен и Адам Кукхоф.
Товарищ «старшина»
Информация к размышлению. «Старшина»
Харро Шульце-Бойзен родился в 1909 году и к моменту прихода Гитлера к власти был ещё совсем молодым человеком. Окончив юридический университет Берлинского университета, он принялся за издание антифашистского журнала «Противник». В 1933 году «Противник», естественно, был запрещён, а его издатель брошен в подвалы гестапо, где подвергся жестоким пыткам. На свободу Харро вышел ещё более озлобленным, но понимавшим, что с открытым забралом бороться с нацизмом бесполезно.
С этой минуты он начинает играть роль «осознавшего» и «перевоспитавшегося». Оканчивает училище транспортной авиации, поступает на службу в Министерство авиации, которым руководил в ту пору сам Геринг. Одновременно он женится на Либертас Хаас-Хайе, девушке аристократического происхождения, которая стала для него не только спутницей жизни, но и боевым товарищем. Под влиянием мужа Либертас, сначала разделявшая нацистские идеи, перешла на прямо противоположные позиции.
Харро тем временем получил доступ к важной информации военного характера. Сомнений не было: этими сведениями надо как-то распорядиться. Вернее, как раз не «как-то», а как можно грамотнее. В 1938 году Харро впервые бросает в почтовый ящик советского посольства в Берлине письмо — предупреждение о готовящемся троцкистском мятеже в Барселоне и о связях его руководителей с немцами. Одновременно он делает успехи на служебном поприще. В 1939 году ему присваивается звание лейтенанта, два года спустя — старшего лейтенанта. В 1935 году Шульце-Бойзен впервые знакомится с Харнаком. Оба тайных антифашиста сначала долго и осторожно присматривались друг к другу. Лишь пять лет спустя после первой встречи они договорились о совместных действиях. В начале 1941 года «Корсиканец» организовал прямой контакт Харро с резидентом советской разведки Александром Коротковым, присвоившим ему кодовое имя «Старшина». Об этой встрече Коротков докладывал в Центр:
В четверг встретился со «Старшиной» и беседовал исключительно об имевшихся у него данных относительно антисоветских планов. Впечатление такое, что он готов полностью информировать нас о всём ему известном, на наши вопросы отвечал без увёрток и намерений что-либо скрыть. Более того, как видно, он готовился к встрече и на клочке бумаги записал вопросы для передачи нам. «Старшина» произвёл вполне серьёзное и солидное впечатление. Мы надеемся наладить с ним тесные отношения. Но пока он находится на казарменном положении, в город может вырваться только от случая к случаю, в непредвиденные дни, часто ещё засветло и даже в форме, как это было в первый раз. По словам «Корсиканца», «Старшина» читает в Высшей школе НСДАП лекции по проблемам внешней политики. При ответах на инспирированные вопросы протаскивает враждебные национал-социализму мысли. Это может показаться парадоксальным, но, по-видимому, близко к истине. «Старшина» — это «пылкий декабрист», как заметил «Корсиканец».
Впрочем, пылкость Харро была скорее его слабой стороной. Настоящий разведчик должен быть хладнокровным и не рисковать по мелочам, что советская разведка постаралась довести до сведения своего нового агента.
Одновременно со «Старшиной» в оперативных документах появился ещё один псевдоним — «Старик». За ним скрывался не кто иной, как известный немецкий драматург Адам Кукхоф — по возрасту действительно едва ли не самый старший из всей группы.
Драматург на службе разведки
Информация к размышлению. «Старик»
Адам Кукхоф появился на свет в 1887 году в семье рейнского фабриканта. Путь его был достаточно обычный для представителя творческой интеллигенции: в 1912 году стал доктором философии, потом вступил в Литературное общество. Писал в первую очередь пьесы, хотя не брезговал и журналистикой. В 1930 году достигает пика своей карьеры: становится первым драматургом Берлинского государственного театра. О таком можно было только мечтать!
Но мечты развеяла суровая реальность. Кукхоф, который в молодости был националистически настроенным мистиком, под влиянием обстоятельств стал непримиримым противником нацизма и сблизился с коммунистами. Правда, открытым борцом он так и не стал, что позволило ему после 1933 года не попасть в гестаповские застенки, а продолжить свою работу драматурга.
Помимо всего прочего, Адам пользовался потрясающим успехом у женщин, был трижды женат. Именно его третья жена Грета свела его с Арвидом Харнаком, с которым они, несмотря на разницу в возрасте, быстро нашли общий язык. Харнак убедил драматурга, что пассивная нелюбовь к нацизму немногим лучше, чем его открытая поддержка. Чтобы считать себя антифашистом, надо бороться активно, в противном случае ты всего лишь пособник нацистов.
И Кукхоф создаёт подпольный кружок примерно из двадцати человек. Через некоторых участников он имел устойчивую связь с оппозиционерами в рядах генералитета и правительственных структур. Речь идёт, в частности, о группе «Бека»-Герделера. Именно этими его контактами и заинтересовалась, с подачи «Корсиканца», советская разведка. В 1941 году Кукхоф под именем «Старик» начинает постоянно фигурировать в оперативных документах. Кружок Харнака разрастается настолько, что Коротков рекомендует «Корсиканцу» ограничить контакты со «Старшиной» и «Стариком», чтобы при провале одного из них не «погорела» вся группа.
Дело в том, что разведывательная работа по неписаным канонам строится по «вертикальному» принципу. Резидент знает своих агентов, но никто из них, как правило, не знает ничего друг о друге. Во-первых, это помогает избежать крупных провалов. Во-вторых, позволяет проверять одних агентов с помощью других, чтобы в ряды разведки не закрался предатель. Впрочем, от наличия таких предателей не застрахован никто. В том числе и советская резидентура в Берлине. Хорошим подтверждением этому служит история агента «Лицеиста», не слишком радостная, но весьма и весьма поучительная.
Амаяк-не маяк…
И здесь нам снова придётся вернуться к печальной теме репрессий. В сентябре 1940 года в Берлин был направлен после долгих кадровых перестановок новый резидент внешней разведки — Амаяк Захарович Кобулов, он же «Захар». Амаяк был ничем не примечательным человеком, за исключением того, что приходился братом одному из ближайших помощников Берии. Начав свою карьеру мелким бухгалтером, он в 1927 году устроился в органы госбезопасности, но ничем особым себя не проявил. Стремительный взлёт ему принесла «большая чистка». В течение буквально одного года Кобулов-младший взлетел в кресло замнаркома внутренних дел Украины, затем скакнул в Москву и оттуда — в Берлин. Немецкого «Захар» не знал, опыта разведывательной работы не имел никакого, зато был весьма высокого мнения о себе. Сотрудников советской резидентуры он пытался «поставить на место», демонстрируя своё над ними мнимое превосходство. Особенно невзлюбил он своего помощника Александра Короткова и даже пытался строить против него козни, но в Москве понимали, что успех этих козней станет концом успешной работы в Германии. Закончилось дело тем, что Кобулов спровоцировал ссору с торговым представителем СССР в Берлине и влепил ему пощёчину. Это было уже слишком серьёзно: несмотря на протекцию брата, из Москвы от Берии «Захару» было направлено весьма жёсткое письмо, предостерегавшее против повторения подобных инцидентов.
Но даже не это было самое страшное. Кобулов, как и всякий выскочка, мечтал оставить свой след в истории разведки. Не понимая как необходимых правил конспирации, так и того, что за ним следит гестапо, он попытался встретиться с «Корсиканцем». Но, к своему удивлению, получил вместо благодарности из Москвы жёсткий выговор от наркома госбезопасности Меркулова. Работать с ценными источниками разрешалось только Короткову, а Амаяку, цену которому прекрасно знали, это было строжайше запрещено.
И тогда Кобулов решил обзавестись собственным ценным источником информации. Получив соответствующее указание из Москвы, он завербовал Ореста Берлинкса, получившего кодовое имя «Лицеист».
Информация к размышлению. «Лицеист»
Берлинкс родился в Российской империи в Риге в 1913 году в семье врача. После Первой мировой войны Латвия стала независимым государством, и повзрослевший Орест избрал профессию журналиста. В 1939 году его направили корреспондентом в Берлин. Здесь Берлинкс и познакомился с Кобуловым. После нескольких бесед с молодым журналистом «Захар» решил, что перед ним потенциально весьма ценный агент, имеющий доступ ко многим важным источникам информации в силу своей профессии. После этого с грацией слона в посудной лавке Кобулов завербовал Берлинкса. Из Москвы по этому поводу поступило предупреждение:
Мы получили сведения, что «Лицеист» во время пребывания в Латвии был настроен антисоветски. Старался распространять среди населения идеи национал-социализма. Вам следует иметь это в виду.
Но окрылённый успехом «Захар» имел это, равно как и другие предупреждения из Москвы, в виду в совершенно другом смысле. «Лицеист» стал платным агентом советской разведки. Впрочем, почему я называю его Лицеистом? Для разнообразия можно было бы упомянуть его кодовое имя в картотеке гестапо — «Петер». Сотрудничать с гитлеровскими спецслужбами он начал сразу после прибытия в Берлин. Именно гестапо специально «подвело» его к Кобулову, за которым уже давно и пристально наблюдали; его болтливость и честолюбие ни для кого не были секретом. Рыбка заглотила предложенную наживку. Через «Лицеиста» в Москву полился поток дезинформации.
Главной задачей гестапо было убедить Москву в том, что Германия вовсе не собирается нападать на Советский Союз. Интересы Берлина, сообщал «Петер», направлены на Ближний и Средний Восток, а также Северную Африку. Четырнадцатого октября 1940 года, накануне визита Молотова в Берлин, «Лицеист» сообщил: немцы заинтересованы в подписании нового соглашения с Россией, возможно, о тесном и прочном союзе. Сам визит Молотова, после которого Гитлер принял окончательное решение напасть на СССР (поскольку было ясно, что восточный сосед не собирается становиться добровольным помощником Третьего рейха), Берлинкс освещал как «эпохальное событие», в ходе которого были исключены все существовавшие советско-германские противоречия. Более того, в правящих кругах Германии якобы лелеют планы совместного с Россией раздела Ближнего Востока. Рефреном звучала мысль о том, что немцы постараются любой ценой избежать войны на два фронта, которую считают гибельной. Вдобавок ко всему в Германии намечаются экономические трудности, так что не до войны сейчас, к тому же многие члены НСДАП против нападения на Россию и в партии может случиться раскол. Концентрация немецких войск на востоке, с честными глазами вдохновенно врал «Лицеист», объясняется исключительно желанием оказать на Россию политическое давление, и больше ничем. Впоследствии он заявлял, что это лишь маскировка готовящегося нападения на Англию.
Как расценивали эти данные в Москве? Вот что писал заместитель начальника I управления НКГБ (т.е. внешней разведки) Павел Судоплатов Кобулову:
Вы просили сообщить оценку сведений «Лицеиста». Из имеющихся у вас агентов «Лицеист» даёт, несомненно, наиболее ценную общественно-политическую информацию. Однако наряду с ценными сообщениями его информация содержит много неточностей, противоречий и сомнительных данных, а также изобилует общими местами. Это объясняется тем, что «Лицеист» является журналистом и черпает свою информацию у лиц, предназначенных германским государственным аппаратом для подпитывания прессы. Об этом мы вам пишем не для того, чтобы охаять источник, а для того, чтобы отвести ему в нашей сети должное место и понять перспективы правильного его использования. Надо отдать себе отчёт в том, что это ещё далеко не то, что нам нужно. «Лицеиста» необходимо воспитывать, и в итоге из него может получиться ценный агент.
Как видим, Центр не склонен был безоговорочно верить информации Берлинкса. Впрочем, безоговорочным доверием не пользовался, по сути дела, ни один агент — таково правило разведки. Но подозревать в нём немецкого шпиона больше, чем в остальных, особых оснований тоже пока не было. И дезинформация из гестапо спокойно шла в Москву. Только перед самой войной связь с «Лицеистом» прервалась, и то по инициативе немецкой стороны: Берлинкса арестовали, а затем отправили в Швецию.
Почему я так подробно остановился на этой истории? Во-первых, чтобы показать, что были у нашей разведки не только успехи, но и ошибки, которые, впрочем, случаются у всех. Во-вторых, потому, что она поможет нам найти ответ на очень важный вопрос: почему Сталин не верил предупреждениям разведки о предстоящем нападении на СССР?
Глава 3
А разведка доложила точно?
Начнём с мифа