За пригоршню астрала Чубаха Игорь
— Не канючь! — досадливо хлопнул ладонью по столу Максимыч. — Возмещу. Выпишу премию по линии «РомЭкс».
— Выпишешь ты, как же. Знаю…
— Не ной, — еще раз, но уже зло, хлопнул об стол Максимыч. — Лучше объясни-ка, мил человек, соврал ли ты про анчутку по делу оборотня?
— Ясен пень, соврал, — беспечно кивнул Илья. — Он почему-то решил, что ты пилигримство никому не доверишь, сам займешься. Тут-то бы Он тебя и…
Максимыч задумался, уставившись прямо перед собой в стол и шевеля седины пятерней:
— Интересненько, почему Он так решил?
— А я почем знаю? Ты ж понимаешь, я как кукла на ниточках, простой исполнитель.
— Ну ладно, — Максимыч перестал теребить седины. — А признайся-ка, мил человек, на чем тебя Передерий вербанул?
Илье явно стало стыдно, его пальцы засучили выбившуюся из рукава нитку:
— Как последний пацан, спалился на одноразовой ручке. Ехал в метро, место сидячее. Я, чтоб время не терять, прикидки в блокноте стал записывать. Тут чернила и кончились. Я на выходе ручку в мусорный ящик. А меня, наверное, уже пасли. Иду вроде бы домой, а прихожу никак не в собственную квартиру…
— Ну, господа исаявцы, — обвел командир троицу бойцов суровым взглядом. — Какие еще вам подзатыльники нужны, чтоб не расслабляться?
Паша развел руками с окровавленным платком, дескать: «Я — что? Я — ничего». Петя на всякий случай виновато потупился.
— Нет, милый Пашечка, — собрал пальцы в кулак Максимыч. — Ты запросто мог оказаться на месте Ильи. Семечки лузгаешь? А шелуху куда деваешь? Враг за эту шелуху тебя — раз, и флюиданет в два счета. Короче, семечки отставить. Ясно?
— Ясно, — полез за папиросами Паша, но опомнившись, вынул руку из кармана пустой.
— Ясно?! — свел стрелкой брови Максимыч и потряс кулаком.
— Так точно, — Паша шмыгнул носом и стал ребром ботинка сгребать в кучку рассеянную из погибшего в битве кулька шелуху.
— А тебе ясно? — перевел взгляд командир на стажера.
— Так точно! — вытянулся во фрунт Петя.
— Тогда не стой столбом, как дубина. Собирай рассыпанные бумаги!
Только сейчас Петя вспомнил, что когда заходил в «прозекторскую», в руках держал три папки дел на подопечных. Теперь папки валялись поодаль, и исписанные листки перемешались на полу.
— Мать честная! — виноватый Петя снова упал на карачки и, наспех проглядывая, чтоб не перепутать, принялся распихивать документы под ворсистые обложки.
Максимыч вышел из-за стола, сделал по кабинету несколько шагов, и его пляшущая тень замутила слепящую белизну кафельных стен:
— Итак, господа исаявцы, враг пытается нас опередить. Враг, забросив прочие дела, и так, и сяк подыскивает тропинку к моей шкуре. Естественно, с целью погубить душу. На фоне кардинально возросшей активности инфернальных сил подобную стратегию врага я не могу, даже не имею права, списать только на личную неприязнь. На личные счеты между мной, полковником Внутренней разведки, начальником Петербургского отдела ИСАЯ Максимом Максимовичем Храпуновым и магистром ордена Черным Колдуном Герасимом Варламовичем Передерием… — Максимыч затеял говорить длинно, словно до последнего оттягивая дачу верной своре команды «Фас!»
Паша подмигнул Илье. Илья подмигнул Пете. Петя, собравший наконец бумажку к бумажке содержимое папок, не понял юмора. Однако от Максимыча не ускользнуло перемигивание, он слегка стушевался, вернулся за стол и сбавил тон:
— Короче, ребятки, не в личной ненависти дело. Какая-то заноза свербит в заднице Черного чудилы и раз за разом понуждает замышлять страшный суд на наши казенные головы. Эх, разнюхать бы, что это за жало такое?.. Я тут почитал ваши рапорты, сам покумекал, и кое-что исправил. Короче, начинаем контр-операцию на упреждение под кодовым названием «Охотники за привидениями», — Максимыч тяжело вздохнул. — Илья, ты под Передерием напакостить нам не успел?
— Я же не эволюционист последний, — не шибко браво улыбнулся проштрафившийся подчиненный.
— А при чем тут «Охотники за привидениями»? — рискнул оказаться осмеянным Петя.
— А по-твоему «Ответ Чемберлену» лучше? Мне этот фильм полюбился, — просто объяснил командир, еще раз тяжело вздохнул и из кармана сидящего мешком пиджака выудил вскрытый и помявшийся на углах почтовый конверт. Выудил и прижал к столу. — Тогда вот тебе, Илюша, задание. Прочитаешь прямо перед выполнением где-нибудь на лавочке в Парке Победы.
Петя, в сей момент водружавший на стол папки, успел ухватить глазом обратный адрес: «Астрахань, ул. Менделеева 155/59». Остальное закрывала ладонь шефа.
Уже сделавший шаг к столу Илья вдруг хлопнул себя по лбу:
— Извини, Максимыч, вылетело из головы, я ведь в догмате был. Я ведь втихаря код на сейфе изменил, — и рука Ильи потянулась к конверту.
— Ну так смени обратно! — зло, но совершенно не удивившись, гаркнул командир. И выдернул конверт из-под носа сотрудника.
Илья, пожав плечами, отправился к сейфу. А Максимыч сунул конверт в карман. Пете показалось, что на маскирующем дверцу сейфа портрете Циолковский перестал угрюмо надувать щеки.
— По моему приказанию, — очевидно на что-то окончательно решившись, сказал Максимыч достаточно громко, чтобы и Илья у сейфа расслышал все правильно, — Петруша подобрал из поднадзорного контингента три кандидатуры. Эти сакралики станут оружием возмездия в схватке с Передерием. Обсудим, и в разработку! — Максимыч лихо открыл первую папку и нараспев зачитал: — Маргарита Васильевна Поликанова… Да-а-а, — отъехала челюсть у Максимыча.
Паша, в кармане расшелушивший семечку и незаметно сунувший ее меж зубов, ей и поперхнулся:
— Кхе! Кхе!! Кхе!!! Петруха, ты чего, вообще?!
— А что? — вдруг хитро улыбнулся Максимыч. — Действительно, почему не Поликанова?
— Она же нейтральная! — продолжал возмущаться Паша.
— Нейтральных сейчас нет! — отрезал шеф.
Паша сменил тактику:
— Ладно, нейтральных нет. А кто к ней пойдет? Я, например, ни за что не пойду. Может, Илья… в качестве наказания?
— Максимыч, — откликнулся проштрафившийся. — Я тоже пас. И на присягу не дави. Она ж меня в царевну-жабу превратит с порога. Она ж ИСАЯ за версту чует.
— Дрыстуны, — поджал губы Максимыч, оглядел по очереди каждого из подчиненных, взгляд надолго остановился на Пете, но погодя вернулся к раскрытой папке. Максимыч не без сожаления закрыл папку и отложил в сторонку, — Мы еще вернемся к этому вопросу, — многозначительно посулил шеф, открывая следующий картонный носитель информации. — Дмитрий Петрович Соломенков. Год рождения — Год белой крысы. Овен. Сотрудник редакции газеты «Третий глаз». Илья, это твой будущий подопечный. Вербовка непрозрачная. Зыбкий народ — эти газетчики. Придумай повод и марш в редакцию.
— У меня же в конверте задание, — напомнил Илья.
— Забудь.
— Но вербануть газетчика по студеному, это ж для стажера. Я бы что потяжелей…
— У Петруши свое задание, — шеф закрыл папку и посмотрел на Петю. — А ты, непорочная душа, мне хоть весь город перерой, но найди одно серебряное колечко. Простенькое, но очень мне нужное. Описание сыщешь в Реестре Девятого Архива Летописей Учителей. Том седьмой, страница четыреста восьмая. Поиски начнешь с завтрашнего утра.
— А сегодня? — Петя подумал, что перед выполнением трудного задания он получит увольнительную. Неплохо бы соседку в кино пригласить…
— А сегодня, — Максим Максимыч раскрыл третью папку. — Станислав Витальевич Стерлигов. Год рождения — Год черной обезьяны. Стрелец. В миру торговец антиквариатом-одиночка. Балующийся и перепродажей мракобесок.
— Особые приметы?
— Сплевывает через левое плечо, черных кошек боится — заурядный тленник.
— Мне не нравится Год черной обезьяны, — задумчиво проронил Паша.
— Мне тоже не нравится, — признал Максимыч. — Но сейчас не до жиру. Посему, чтоб через два часа ты с Петей приволок искомого Станислава Витальевича Стерлигова на второй полигон под белы рученьки. Костоломов не привлекать, но и не цацкаться. Вербовка допускается горячая. Очень горячая!
В это самое время родившийся в Год черной обезьяны — по знаку зодиака Стрелец — Стас с усилием нажимал внушительную медную ручку на еще более внушительной двери. Высокая, обитая породистой оливковой кожей, вместо номера — мемориальная табличка «Генеральный директор».
Внутри кабинета все свидетельствовало, что здесь пребывают благополучие и солидность. Ноги тонули в ворсе ковра высотой с луговую траву. Солидный и благополучный человек в синем костюме и при галстуке знатного английского учебного заведения не встал из-за стола навстречу, решив обойтись нарочито радушной улыбкой:
— О, Стасик, сколько лет — сколько зим?!
— Здравствуйте, Максим Андреевич, — в отместку за неуважение пропел гость и даже поклонился по-японски низко.
Торжественность встречи обломал телефон. Он завизжал, как раненный заяц. Генеральный мигом припаял трубку к уху:
— Слушаю… Да… Я… Да, гарантирую. Хотите, наш «семейный» альбом покажу? Один наш герой кроссы бегает, другая героиня девочку родила… Ну конечно придется посидеть на таблетках, подавляющих иммунитет… А как вы хотели?.. Иначе отторжение… Кстати, наклевывается именно сейчас одно «легкое» дело… Донор молодой, здоровый, все пучком… Конечно подумайте, — генеральный директор бросил трубку. И вдруг заметил перед столом Стаса. — И что это мы так официально? Мы же договаривались на «ты», — солидный и благополучный человек все-таки посчитал нужным выйти из-за стола. И получилось излишне проворно, словно Макса подхлестнул порыв ураганного ветра. Пожатие рук прошло уже менее официозно. — Ты ко мне, сквалыга, по какому вопросу? — поразил Макс Стаса в самую душу невероятно честным взглядом.
— Так это ж ты, червь могильный, меня искал.
— Я!? А…Ну да. Ты кстати приглядись, Стас, какого я Айвазовского прикупил. — Хозяин кабинета под руку подвел медлительного гостя к небольшой, но заключенной в дородную золоченую раму картине. Произведение искусства еле втиснулось меж высокохудожественными сертификатами «За безупречный бизнес». Каждый под стеклом. Каждый с витиеватой печатью.
Гость коротко глянул на картину, повнимательней в лицо хозяина кабинета: слабый подбородок, вялые губы, взгляд, сохраняющий где-то в глубинке природное лукавство, хотя стремящийся быть меланхолично-отрешенным… Гость глянул на стену за спиной генерального директора. И слишком анатомически подробный глянцевый плакат с голым человеком в полный рост заставил гостя отвести глаза. Гость посмотрел налево, но там в стенном шкафу в медицинских банках плавало что-то тоже весьма неаппетитное.
— На рынке больше всего подделок именно Айвазовского, — осторожно сказал Стас, уже повнимательней озирая два палящих друг в друга, шатающихся на масляных волнах парусных фрегата. За сим Стас нехотя извлек из кармана джинсов простенькую раскладную лупу, коротко осмотрел подпись и сунул лупу обратно.
— Ну как — подлинник? — ища в глазах собеседника подтверждение маленькой победы, заранее счастливый Максим Андреевич вернулся к столу и размашисто подписал один за другим три документа. Смятый ворс ковра неспешно выпрямился.
— Макс, ты вроде искал меня ради какого-то дела, — попытался сменить тему гость с каменным лицом. Не лежала душа Стаса к предстоящему финансовому спаррингу. И вот по какой причине. Несколько дней назад навестил Стаса крайне подозрительный боярин-нефтяник. Закабалил серебряным заклятием. И хотя Стас до сих пор пальцем не пошевелил в поисках гривны, на здоровье Стаса откровенный саботаж никак не сказался.
— Да ты, скрытый петеушник, ничего не понимаешь в картинах! — Макс подмахнул еще две бумаги, и снова шустрый водоворотик отнес хозяина кабинета к картине. — Мне самые серьезные эксперты сказали, что это подлинник! Ты прямо ответь: подлинник или лажа?!
Стас равнодушно пожал плечами:
— Откуда я знаю, я действительно весьма посредственно разбираюсь в живописи. — Какие такие напасти в связи с серебряным заклятьем должны сыпаться на голову Стаса? Да мало ли что? Всякие мелкие неприятности. Голубь может капнуть на плечо, или заклятый сам может усесться на свежеокрашенную скамейку. Мелочи? Сперва мелочи, а потом, если зацапанный не смирится, посерьезней проблемы. Но пока что Бог миловал. Или слаб в коленках оказался странный нефтяник?
— Врешь! — собрался взбелениться Макс, но передумал. Предпочел действовать убеждением. — Ну ты глянь, жертва апгрейта, повнимательней. Видишь — волны в его манере. А тона? А полутона? Ну точно любимая гамма Айвазовского. А подпись? Ай-ва-зов-ский. У меня и сертификат на эту картину есть. Так что? Не подлинник по-твоему?
— Что ты ко мне, лицо некавказской национальности, пристал? Нужны лабораторные исследования.
И тут снова аврально затрезвонил телефон. Вроде бы только гендиректор был у картины, и вот он уже за столом. Трубка словно сама собой прыгнула в ладонь Макса:
— Слушаю… А мне наплевать, какой будет договор, — лицо Макса покрылось пятнами гнева, сам генеральный директор принял позу вождя перед народом. — Ты там не ерзай, ты сюда слушай… Ну сунь ему пузырь «Камю». Только не из серванта, а из подсобки. Кстати, какая у него группа крови? А поджелудочная железа его не беспокоит? — Макс осторожно положил трубку, записал группу в органайзер на букву «Ф» и огляделся. Взгляд сфокусировался на Стасе. Вернулась улыбка — узнал. — Ну и фиг с тобой, — смирился хозяин кабинета. — Не можешь по-человечески ответить: подлинник или не подлинник — не надо. Я любого доку из Эрмитажа вызвать могу.
— Из Русского Музея. Олигарх стерильный. — Стас без приглашения неспешно устроился на стуле перед столом и закинул ногу на ногу.
— Да хоть из Лувра. Грязный вымогатель.
— Ну ладно, Макс, не гоношись, — разрешил себе мягкую улыбку Стас. — Ты оставил на автоответчике, что я тебе срочно нужен. — Лениво было Стасу спорить. Мысли возвращались к серебряному доллару. А может, Стас просто не заметил приключившиеся мелкие неприятности? Ведь на то они и мелкие. Но по календарным срокам странностям положено возрастать. Например, Стас постепенно должен перестать заглядываться на девушек в метро. Зримый мир должен слегка поблекнуть. Ногти должны начать желтеть. Но в том-то и дело, что ничего подобного не происходит!
— Ну да, нужен, бутлегер знахарства. Я тут новую машину подыскал. Священника вызову освятить само собой, но еще хотелось бы амулетик против аварий.
— Пьяный за руль не садись, вот и не будет аварий. — Стас подхватил с края стола лист мелованной бумаги, на которой с большим дизайнерским тщанием был изображен благообразный доктор в белой шапочке. — А это что такое?
— Да при чем тут: трезвый или пьяный? Бывают счастливые машины, а бывают — сам знаешь. Я, еще когда в комсомоле, на своей «четверке»: отремонтируюсь, разобьюсь, отремонтируюсь, авария… А сосед — десять лет на горбатом. И ни царапины. Так что амулет мне как воздух. Ну я тебе и позвонил. А тебя нету. Ты бы хоть номер трубы оставил, что ли…
— Я не ношу трубу.
— Тогда пейджер заведи. Как в анекдоте.
— Не люблю я эти цацки. — Стас, так и не дождавшись объяснения, вернул яркий плакатик с портретом доктора на место.
— Ну да, понимаю, ты же мелиоратор средневековья. Так как насчет амулетика?
— Триста баков. С фасовщика гнилых кишок.
— Да ты совсем перегоревший! Триста баков? Да я за триста баков!.. — опять взвыл телефон, и тут же пятерня хозяина кабинета вцепилась в горло трубке. — Слушаю… Сколько-сколько?.. Да мне эти санитарные книжки оптом по сто рублей поставляют. Я только имена вписываю… И что, не решить?.. Это же директор старой формации. Ты ему процент пообещай, он за тебя тещу замуж выдаст… А ты попробуй схему с взаимозачетами. Кстати, у этого директора сердечко не пошаливает?.. А какая у него группа крови?.. — трубка рывком отошла от уха и нашла успокоение на штатном месте. Добытая информация нашла место в органайзере.
— А машина твоя новая сколько потянет? — отвлек от работы Стас.
— Сколько есть — все мои, мытарь сельских священников, — возвращаясь к действительности, откликнулся генеральный директор.
— Вот то-то и оно.
— Да не «то-то». Я ведь кровные отдаю. Согласен на сотку.
— Знаю я твои «кровные». За сотку я продаю амулеты для подержанных «ауди» в старом кузове. Сам посуди, как твой ангел-хранитель надрываться должен. Грыжу должен заработать, а на корпусе чтоб ни царапинки.
— Больше сотки не дам. Пойду к цыганам, они мне за десятку амулет устроят. А это, — Макс кивнул на плакатик с доктором, — образец фирменной упаковки. Будем нашу продукцию в кульках с таким изображение поставлять. А чем мы хуже Запада?
— Ты мне напоминаешь пацанов, у которых золотые цепи толщиной с пожарный шланг. Только внутри полые. Тебе собственные члены от аварии уберечь надо, или форс выдержать? Впрочем, как знаешь. Еще ко мне вопросы есть?
— Не сторговались, и ладно, — неусидчивый хозяин кабинета медленно побрел выписывать в задумчивости петлю вокруг стола и вдруг круто развернулся. — Точно. Есть один вопросик…
Если бы в этот момент Макс выглянул в наглухо забронированное ребристыми жалюзи окно, он бы увидел, как по противоположной от бизнес-центра стороне улицы проехала, притормаживая, светлая тридцать первая «волга». А потом свернула за угол, чтоб не мозолить мозговые извилины секьюрити. За углом «волга» остановилась. Но из нее никто не вышел.
— Паш, что-то не верится, будто наш сакралик обязательно откликнулся на приглашение фирмача. — Мущийся на заднем сидении Петя никак не мог успокоиться после незаконного проникновения в квартиру разыскиваемого Станислава Витальевича Стерлигова. — И, кстати, Паш, что Максимыч имел в виду, когда называл меня «непорочной душой»? Это на жаргоне что-то означает?
Паша молчал. Петя еще какое-то время погипнотизировал спину Паши, а затем затылок шофера Саши, самозабвенно отдавшегося песне Бутусова из приемника:
— «…Движенья твои очень скоро станут плавными, походка и…»
— Ну, Паш! — Петя не выдержал и потормошил плечо бывалого опера. Стажер пытался себя приструнить — ну чего в самом деле психовать? Ну проникли, но ведь без взлома. Ну, автоответчик прослушали, но ведь отмотали пленку назад. Но в одиночку сражаться с совестью не было сил.
— Степная реакция, — многозначительно поделился Паша с шофером.
— Угу, — важно кивнул тот.
— А с чего это ты взял, что меня зовут Павлом? — с ленцой, не поворачиваясь, вдруг полюбопытствовал опер.
— Э… Ну как же, Павел Васильевич, ведь Максимыч меня, когда принимал, водил по кабинетам, представлял…
Паша (или не Паша?) покосился на абсолютно индифферентного шофера Сашу и, опять не поворачиваясь, изрек:
— А разве на Курсах тебе не объясняли, что знать истинное имя врага — уже наполовину врага победить? Всем нам по приходу в ИСАЯ дают вымышленные имена. Вот ты. Разве ты на самом деле — Петр?
— Да… — До Пети вдруг дошло, что случилась страшная несправедливость. Его обделили. Но, может быть, Максимыч просто запамятовал?
— Но, может быть, Максимыч просто запамятовал? Хотя, конечно, теперь ты сечешь, что никакой он не Максим Максимович. Кто угодно, но не Максимыч — это точно, — подсказал Паша.
Хотя, конечно, теперь Петя разумел, что никакой перед ним не Павел Капустин.
— И что мне отныне делать? — жалобно попросил совета стажор у старшего товарища.
— Ладно, не бзди. На самом деле реальный вред, получив подобную информацию, враг может причинить только чудиле от третьей категории и выше. Ты еще не дорос, и тебе пока ничего не угрожает. Но я на твоем месте все таки потряс бы Максимыча. Ведь когда-нибудь ты станешь магом и третьей, и, даст Бог, второй категории. — Паша опустил боковое стекло, со смаком продул папиросу и, высунув наружу голову с зажатой губами беломориной, скосил глаза на соседнюю припаркованную машину. — А торчим мы здесь, стажер, потому как других ниточек к нашему антиквару не имеем. Успокойся, здесь он, я нутром чую. И, кроме того, приглядись к номерку вон той дожидающейся хозяина «девятки». Не знаком?
Выпасываемый сотрудниками ИСАЯ Стас оказался не только хорошим антикваром, но и ювелиром. Перед ним поверх ведомостей, договоров о сотрудничестве и актов взаимозачетов на столе громоздились две кучки бижутерии: цепочки, клипсы, колечки. Одна кучка побольше, другая поменьше.
— Итак, — завершая лекцию, Стас не отказал себе в удовольствии возвысить голос до менторской важности. — В силу изложенных причин я не могу гарантировать, что эти побрякушки, — рука властно опустилась на меньшую кучку, — соответствуют указанной пробе. Зато могу ручаться, что эта коллекция, — вторая рука увенчала кучку побольше, — достойна мусорного ведра. Вот смотри, — Стас выбрал из большего собрания сережку, разгреб бумаги, освобождая место. И с высоты сантиметров пятнадцати цокнул украшением об столешницу. — Слышишь, не звенит? А должна мелодично звенеть. А теперь попробуем отсюда, — схожая побрякушка была извлечена из второго комплекта драгоценностей. Дз-з-и-и-и-н-нь! — Слышишь разницу? Но даже не это главное. На большинстве этого барахла, — небрежный кивок в сторону большей кучки, — стоят клейма без шифра территориальной инспекции пробирного надзора. Или «925» и «960» пробы. А такие пробы ставятся на серебро или палладий, но никак не на золото. Кстати, откуда у тебя эта сусальщина? Можно подумать, что на рынке скупал. — Гость посмотрел не в глаза пригвожденному к стулу хозяину кабинета, а чуть повыше его головы. Туда, где на стене в полный рост был распластан глянцевый плакат с изображением нагого мужчины. Как в мясном магазине, на мужчине где пунктиром, где стрелочками обозначались жизненно важные составляющие.
— Да тут один тип за почку бартер предложил, — нехотя процедил слушатель, поднял двумя пальцами из дисквалифицированной кучки цепочку, стал насуплено рассматривать. Присмотрелся повнимательней. — Да ты меня дуришь! Смотри, здесь и проба «585», и звездочка, и…
Стас неуверенно заерзал, отнял цепочку и вгляделся:
— Значит так, — слегка раздосадованно пояснил Стас. — Эту туфту я отмел потому, что проба стоит на замке. А замочек, и сама цепка, если приглядеться, чуть-чуть по цвету отличаются. Механизм понятный: на экспертизу сдавались только замки. Замочек из золота «585»-й пробы, никто не спорит. А потом к замку присобачивалась цепка. Я не слишком крут в этом вопросе, но вроде бы цепочку катали из томпака.
— Это еще что за на..?
— Сплав меди — процентов 90, остальное — цинк. Устойчив к коррозии, что в наших экономических условиях очень важно. Еще вопросы есть?
— Ну ладно, я ему не человеческую, а свиную подложу. Пусть похрюкает. Приживала внебрачных брендов! — Макс сгреб обе кучки золотых мулек в трехлитровую банку так, чтобы нефальшивое золото оказалось сверху, закрыл пластиковой крышкой и потряс, чтоб перемешались. — Тут у моего приятеля проблема, — убирая банку в стол, глухо сказал Макс.
— С тебя десять баков.
— За что?! — возмутился хозяин кабинета.
— За консультацию, уважаемый живодер сэкондхэндовских печеней.
— Да я ж тебя, как друга…
— Как с друга — десять баков. Любой другой ювелир полтинник бы запросил.
Макс уже настроился на обсуждение следующего вопроса, поэтому без обычного препирательства изловил в кармане десятку и вручил Стасу:
— Задавись!
Стас, растягивая удовольствие, не суетясь, спрятал гонорар и поудобней устроился на стуле. Дескать, я весь во внимании.
— Тут на одного моего хорошего приятеля вдруг по работе ни с того, ни с сего шишки посыпались. Мы даванули с ним коньячку и прикинули: а может действительно сглазил кто? Ты полный боезащитный комплект от сглазов подкинуть не можешь: перстенек там с нужным камушком, заячью лапку, или сушеную голову летучей мыши? Или что там на шее носят в подобных случаях. И, кстати, твоим знакомым части тела не нужны? Черепа, человеческая кожа… У меня отходов много остается, а колдуны вроде как на подобное падки. Можем договориться по бартеру?
— Стандартный комплект — триста баков. Если камень особый не потребуется. А колдунам твои объедки ни к чему. Им в работе только запчасти от казненных преступников подходят.
— Какой камень? Он пока топиться не собирается.
— Объясняю для друзей гепатита — в перстень камень.
— Тогда без проблем, — неожиданно легко согласился Макс. — Все равно не мне платить, — зачем-то посчитал нужным оправдаться он. — А насчет казненных, так это не трудно поискать. Ты поспрошай своих. Иногда такие клевые части тел остаются невостребованы…
Вообще-то спрос на человечину у моих не такой крутой, как может показаться, — Стас мучительно подыскивал формулировку, позволяющую не пасть в глазах клиента. — Колдуны больше козьей кровью обходятся. Как говорил Альберт Великий: «Свежую козью кровь вскипятить с уксусом и стеклом — стекло станет мягким, как тесто, и не будет лопаться. Потерев этим составом лицо, увидишь ужасные вещи…»
— Тьфу ты, ну и гадость! — с уважением молвил Макс.
— А как фамилия твоего приятеля?
— А на фиг тебе его фамилия? — неожиданно окаменел Макс.
— Да мне она до лампочки, — старательно скрывая раздражение, ответил гость, — только есть разные системы защиты от сглаза. Можно по Зодиаку. Можно по месту жительства. А проще всего по фамилии.
— Перебродьков, — хмуро почесал мочку уха Макс. — Место работы называть?
— Перебьюсь, — вернул легкую улыбку на место гость. — Ну, бывай, директор стоматологической консерватории. — И, повернувшись, потянулся к дверной ручке. Он знал, что сейчас произойдет.
— Шут с тобой, классовый враг. И амулет для машины тащи. Получишь свои триста с меня! — поторопился Макс крикнуть в спину покидающему кабинет. — Кстати, у тебя щитовидка не бузит? — И когда дверь затворилась, добавил сквозь зубы, ни к кому не обращаясь: — Скряга!
При этом глаза его стали холодными и злыми. И этим глазам попалась картина на стене. Макс неожиданно в два подскока разогнался и в прыжке профессионально точно рассадил стекло ногой, да и холст прорвал — не починить. В шкафу в медицинских банках осьминожками колыхнулись законсервированные выцветшие селезенки. А вышедший из кабинета Стас сменил легкую улыбку на ухмылку укравшего сметану кота, чем здорово заинтриговал длинноногую секретаршу.
Обжигаемый со спины девичьим интересом Стас вошел в лифт, спустился на первый этаж. Пиликнул глубоко спрятанный в карман джиэсэмовский мобильник, наличие которого Стас из экономии от знакомых скрывал.
— Алло? — сказал Стас.
— Стасик, тебе наплевать на бедную маму? Ты меня когда последний раз навещал?
— Алло? Алло? Не слышно, перезвоните! — сориентировался частный антиквар и отключил трубу.
Сдал неулыбчивому охраннику одноразовый пропуск, вышел на сырую улицу и свернул за угол. Голубь на голову не нагадил, свежеокрашенной скамейки по пути не попалось, в собачье дерьмо Стас не вляпался. Но не успел Стас оглянуться, как был подхвачен под руки двумя молодцами и упакован на заднее сидение светлой «волги», молодцы по бокам. А «волга» тут же рванула с места, жадно уминая метры дороги.
ФРАГМЕНТ 6 ГЕКСАГРАММА ДА ГО «ПЕРЕРАЗВИТИЕ ВЕЛИКОГО» ДЛЯ ПОДСТИЛКИ ПОЛЬЗУЙСЯ БЕЛЫМ КАМЫШОМ
Среда. Львам рекомендуется не слишком доверять потенциальным противникам. Если в этот день первым встретится человек в одежде не по размеру, опасайтесь автомобильной аварии. Подаренный сегодня цветок хризантемы предрекает скорую разлуку. По средам, после того, как умоешься, нельзя стряхивать воду с рук. Если в среду на крыше дома соберется множество галок и ворон, в нем будет несчастье.
Волосы выбились из-под косынки, не заправить — руки грязные, сжимают мокрую тряпку, как утопающий соломинку. Кап, кап, кап — мыльная вода с тряпки на пол. Надо же, в самый неподходящий момент явился!
Игорь виновато переступил с ноги на ногу. Цокнул предлиннющим зонтом-тростью рядом с квадратным носом лакового ботинка:
— Я понимаю, я не вовремя…
— Да ладно, чего уж там, проходи, сейчас закончу, — Света постаралась повернуться в профиль, мысленно кляня себя, что надела затрапезный халатик. Впрочем, куда переодевать? Паркохозяйственный день. Краем глаза засекла — Марья Мироновна в щелку вытаращилась: кто это там, зачем это там? А, плевать… — Вон в ту дверь проходи, я сейчас завершу подвиг. И обувь снимай.
— Собственно, я на секунду. Вот… — и этот остолоп (додумался же когда вручать!) протянул ей букет роз из-за спины.
— Проходи, в комнате положи. Поставь в вазу на столе. Видишь — у меня руки грязные, — оставалось только мазохистски наслаждаться нелепостью сцены. Интересно, как бы выпуталась из такого интересного положения английская королева? Наверное, кликнула ближайшую фрейлину, пусть домывает, а сама занялась бы гостем.
— А это все надолго?
— Да пройдешь ты в комнату или нет?! — начала свирепеть Светлана.
— А муж твой не обнаружился?
— Тьфу ты! Наверное, в прежней жизни ты был отважней, коль выслужил офицерский чин! Нет, не обнаружился.
Гость с облегчением вздохнул и прошествовал в комнату. В связи с дефицитом фрейлин Света сама подтерла за ним следы. Сполоснула тряпку и бросила ее под ванну. Вымыла с мылом руки. И выжала из расплющенного тюбика последнюю гусеницу душистого крема.
"Как он называл себя в прошлый раз? Гусар? Гусар — так гусар. Интересно в каком звании он состоит нынче? Может, фельдегерь? Хотя, вроде бы, это звание морское… Ладно, гусар, и все тут. Розы принес, и какие розы. Спинозу читает по вечерам. Нет — Плутарха. Но коль читает Плутарха, значит и Спинозу. Но я другому отдана и буду век ему верна. Ха-ха-ха (гомерический смех).
Ладно, гусара за розы все же стоит повысить в звании. Быть ему камер-юнкером", — в зеркало на Свету пялилось чудовище. Где расческа? Эту прядь оставить, припудрить нос. Губная помада — буржуазный пережиток. Тем более, что пережиток в сумочке, а сумочка — в комнате. Облизала губы.
В комнату она вошла уже в прекрасном настроении и первым делом окунулась лицом в букет:
— Здорово! Спасибо. Розы чудесные. Как ты меня нашел? И почему прежде чем нагрянуть, не позвонил? — бросила косынку на спинку стула.
— Ты же оставила телефон. Остальное — дело техники. Быстрота и натиск, — Игорь по-хозяйски развалился на стуле, с не меньшим достоинством, чем на кожаном диване. Умеет же. Пришел, увидел, наследил, как у нашего почти забытого писателя Шолохова.
— Лихо. Лады, гусара за розы следует повысить в чине. Быть тебе камер-юнкером!
— Это как Пушкин? — костюмчик на Игоре весьма. Не джемпер молодежный. Приталенный пиджак английского фасона — два разреза по бокам. А вот брюки не выглажены. Верхняя пуговица белой рубашки под шелковым «стальным» галстуком застегнута, и ворот впивается в кадык при наклоне. Интересно, нравятся ли мне мужчины в мятых брюках?.. Смотря из какого материала.
— Угу, — хозяйка поселила букет в вазу.
И вдруг повисла пауза. Не от неловкости. Просто Светлана вроде как передала флажок светской беседы Игорю, а тот не поспешил. Небось, очередного присвоения звания ждал. Ай да Пушкин. Мужик есть мужик. У одного калькулятор в голове денежки подсчитывает. Другой заслоняет горизонт собой. Интересно, нравится ли мне эта наглая улыбка? Если бы не костюм, то не нравилась бы точно.
— Может, чаю? — благо цейлонский не кончился. Прекрасная Дама отступила к окну, заслонив собой чересчур уж обшарпанный комод. Но тут же поняла невыгодность позиции: вроде как ждешь, пока гость уберется. Cесть на кровать? Нелепо, получается какая-то женщина-вамп. А второй и последний стул занят наглаженным гардеробом, на просить же добавочный стул у Мироновны.
Ладно. Села на кровать, но скрестила руки на коленях. Голова чуть вперед и вбок. Поза дружеского участия.
— Нет, спасибо. Я на минуточку. Дело в том, сударыня, что я намерен пригласить вас, сеньорита… — а ведь так и не сбросил ботинки, плут.
А может он боится загнать в ступню занозу и умереть от заражения крови? Тогда промолчим, будем уважать чужие фобии:
— Эй, мы не в трамвае, и мне не выходить на следующей остановке! — ужасно хочется узнать, куда камер-юнкер «намерен» позвать: в кино? Не тот полет. Неужели в театр? Умора. А может, в ресторан?! Ужасно хочется в ресторан… Вспомнилось, как, когда у них с Сережей появились шальные деньги, они каждый вечер ужинали в ресторане. Невский проспект издегустировали вдоль и поперек. В «Невском Паласе» официантки с Сережей здоровались по имени-отчеству, во «Флоре» шеф-повар персонально выходил осведомиться — угодил ли, а президент Ассоциации барменов Юрий Шедзиловский нарек в честь Светы коктейль. Было и схлынуло. — А вдруг я занята? Вдруг через пять минут за мной кавалер примчится на вороном аргамаке? — Любопытно: «аргамак» — порода лошадей или сорт коньяка? Очень уж вкусно выговаривается.
— Кавалер? — Игорь растерялся. Поднялся со стула и снова сел, но уже не по-хозяйски. — А… Это… — тут он наконец нащупал нужный тон, чтобы сказанное можно в случае бестактности обыкновенно превратить в светскую шутку. — При исчезнувшем муже кавалер?
— Я же объясняла, — Света тоже с трудом нашла нужную интонацию — спокойно и мягко — не дай Бог герой завернет приглашение. — Мы с Сережей расписались потому, что были молодыми и глупыми студентами второго курса. А вскоре поняли, что проще, чем разводиться и продолжать вдвоем жить в коммуналке, не разводиться, но и не мешать друг другу. Так что же мне объяснить своему кавалеру, если я предпочту провести вечер с камер-юнкером? — «Пожалуй, Дуня, ты перебрала. На шею вешаешься. Фи, какой позор.»
— Да-да, — Игорь поудобнее устроился на стуле. — Меня сие не касается… Сударыня, я намерен пригласить вас… Вы любите тайные собрания? Ни-ни! Никакой политики. Приличная публика… Вы интересуетесь оккультизмом?
Света поотнекивалась мягко и нерешительно с минуту, предоставив Игорю чудную возможность проявить талант убеждения. Потом Игорь был выставлен из квартиры. Чтоб не мозолить глаза изнывающей от жажды знаний Марье Мироновне, он должен был дожидаться в такси, пока Прекрасная Дама наряжается в подходящий туалет. Жакет с застежками сзади. Юбка-брюки…
Света толком и моргнуть не успела, как такси выскочило к мокрому от дождя Московскому вокзалу. Сверху, лишившись опор из близких стен, навалилось низкое хмурое небо. Огромное подмигивающее разноцветными лампочками рекламное панно в этот момент сменило ковбоя Мальборо на восхваление вечернего концерта рок-группы «Метод» в «Октябрьском».
Она загадала: попадется первой машина с суммой цифр номера двадцать один — все обойдется благополучно. Если тринадцать — лучше найти предлог покинуть такси, не добравшись до пункта назначения. И тут же нахлынули неспокойные мысли: куда она катит? Зачем? Естественно, ее страхи не имели ничего общего с боязнью девочки, севшей в незнакомую машину и страшащейся изнасилования. Угрюмый шофер, знай свое дело, крутил баранку, выгадывая у каждого светофора по полсекунды. Игорь восседал этаким барином и озвучивать цель путешествия не торопился. Света постаралась расслабиться. Хоть чуть-чуть. Хотя бы внешне.
Ни «тринадцать», ни «двадцать одно» за дорогу не выпало. Последняя лужа, и такси остановилось. Где-то в районе «Автово». Оказалось, целью поездки было что-то с чем-то.
Света не поспешила срывать с парня эполеты. Конфисковала зонт. Не мешая Магниеву И Дэ рассчитываться, покинула. Прямо перед ней за копьеобразными прутьями ограды начинались могилы. Нос чутко уловил струящийся от трех завернутых в целофановые прозрачные дождевики бабулек аромат цветов. Охапки поздних георгин и астр в надежде на скорбных покупателей вымачивались в оцинкованных ведрах.
Господин Магниев захлопнул дверцу такси, галантно отнял зонт и под руку повел Свету по неразмокающей, но дьявольски скользкой аллее к растерявшим листву деревьям и ухоженным и не ухоженным холмикам, венчаемым где плитой, а где алюминиевым, крашенным серебрянкой крестом.
Света на ходу мысленно затеяла рассказывать себе сказку про девочку. Жила-была девочка. Однажды один молодой человек пригласил ее провести совместно вечер. Завез на кладбище. А надо сказать, что молодой человек был не от мира сего. И вот, на этом кладбище, выходят из-за деревьев дружки молодого человека с ритуальными ножами… Игорь ступал не быстро и не медленно, уверенно на одном из перекрестков свернул направо. И наконец вывел к группе людей, окруживших свежий раскоп в земле. Зонты, от солидно темных до несерьезных, автоматических, делали группу похожей на грибную поляну.
Сбоку, вжав головы в плечи и облокотившись на впившиеся в дерн штыковые лопаты, дожидались два мужичка из кладбищенской обслуги.
— А еще они младенцев едят, — негромко пробубнил один, как раз, когда Света проходила мимо.
— И спиртом запивают, — важно кивнул небритой челюстью второй.
— … Слезы застилают глаза, губы отказываются произносить слова! — вещал, возложив ладонь на небрежно свисающий с шеи шелковый шарфик, гражданин в последней стадии надрыва. А его маленькие глазки бегали от слушателя к слушателю. — Георгий не берег себя, главным для него было не личное самосозерцание, а общее дело «тринадцатого пароля, тридесятого файла». И вот он ушел в 2540-ой год со дня рождения Будды, и мы крепче нефрита сплотим наши ряды, и завершим то, у скрижальных истоков чего был Георгий. Да обернется его душа незабвенным огнем, а не прахом! — тускло блеснул перстень на отведенной в сторону руке.
Наверное, самым важным для Светы было в приключившейся ситуации правильно себя повести. Но, черт побери, как в такой ситуации себя должна повести с виду якобы обычная девушка, ни ухом — ни рылом, пардон за грубость, не стремящаяся проникнуть в поехавшее на тайных науках общество?
— Что ты видишь, Странник? — продолжал на высокой ноте господин, так и застыв с отведенной рукой. — Ты видишь лестницу, поднимающуюся на лазурные небеса, а ее нижние ступени теряются из виду в густом тумане, окружившем нашу планету? Ты проходишь через долину слез, сквозь облака и туманы? Ты прощаешься с земными друзьями? Одинокие отныне, мы восходим по Пути, через пробел мы строим мост любовью и совершенными деяниями вопреки жизненным страданиям. Одну руку мы протягиваем вверх Тому, Который находится прямо под нами, а другую даем находящемуся непосредственно ниже нас, — господин уже почти пел. — Кто находится на могущественном Троне в пределах пятого слоя? Тот, имени Которого мы не произносим, за исключением тех случаев, когда мы находимся в состоянии совершенного обожания Его? Он есть бесконечная Юность, Свет Жизни, Чудеснейший, Древнейший. Владыка Любви-Венеры, Великий Кумара с Пылающим Мечом, Мир всей Земли. — Голос наконец сорвался.
Услужливый дядечка в двух (один под другим) свитерах, державший над оратором зонт, вложил в руку патрона игрушечную модель легковой машинки. Но прежде чем игрушка канула в зев могилы, к оратору приблизился распорядитель похорон — что это именно распорядитель, было ясно по черной повязке на рукаве ветровки. Черной повязке, но с красным бубновым ромбом. Распорядитель подал белый платок, тоже украшенный красной отметиной. Надпись не иероглифами, не латиницей и не кириллицей. Руническое письмо. Игрушечная машинка — модель шестисотого мерседеса — была благополучно стараниями оратора и распорядителя обернута платком и предана земле.
— Все это надолго? — недовольным, но в меру, шепотом спросила Светлана. Как поступить, она все еще не выбрала. Очень похоже, что ее проверяют «на вшивость» — есть такой неофициальный термин у силовиков. А если не проверяют? В кругу, в который она так стремилась попасть, действовали другие, не понятные посторонним правила. Конечно, можно демонстративно развернуться на каблучках, можно «покинуть поле», играя бурное негодование. Но нет никакой гарантии, что Магниев И Дэ снова позвонит в ее дверь.
— Пятнадцать минут потерпишь? — виновато заплямкал Игорь на ухо. — Извини, что не предупредил. Но здесь неприлично появляться без спутницы. Пятнадцать минут, и мы совершенно свободны. Это ведь не трудно — пятнадцать минут?.. И у нас впереди целый вечер…
Хлопком ресниц Света пресекла сбивчивый поток оправданий. Окинула взглядом собравшихся. Грязные ботинки, туфли, сапоги и даже одинокие некогда белые кроссовки в трещинках-морщинках. Неизменное «Chikago Bools» на чьей-то куртке. Там-сям простуженное покашливание. Про «прилично неприлично» Игорь врал без зазрения совести. Особого ума не требовалось, чтобы углядеть: не имело для толпы большой разницы — с дамой ты или без.
— А кто это только что выступал?
— Да так, шантрапа всякая на поминках закусить протиснулась.
К могиле приступил следующий депутат в парадной форме майора. Артиллерист:
— Если кто меня не знает из собравшихся, то я здесь представляю Центр самопознания «Свеча». Без обиняков скажу: да, Георгий выполнял некоторые наши заказы. И для этого простого открытого парня была пофиг ступень крутости заданий и та сумма, кою мы, собрав с адептов, могли заплатить. Любое техническое задание он выполнял идеально. Не хорошо, не великолепно, а идеально. Вы знаете, что ныне заморские монополии пытаются настропалить наших отроков взалкивать пиво. Истинно русский напиток — водка — оттирается. Государи и государыни, не мне вам толмачить, что в сакральном плане этот вопрос гораздо серьезнее, чем на первый взгляд. Водка аз есьм одна из составляющих феномена, именуемого в просторечии «русская душа». — Майор шумно прокашлялся и вдохнул добрую дозу свежего воздуха. — Бесплодные флуктуации мысли разоблачают себя в выражениях современного философского и художественного творчества. Суеверия нового фундаментализма, профанирующего традицию, сродни бездумности семантических игр, которыми увлекаются сегодня инкорпорированные гуманитарии, — умудрился он не сбиться, барабаня где-то вычитанную, понравившуюся и заученную мудрость. Речь свою артиллерист завершил патетическим маневром: — Сегодня пиво победило водку. Завтра… Мне страшно гадать, что грянет завтра! И Георгий был одним из тех, кто всеми фибрами и помыслами противостоял нашествию чуждого нам, одни говорят — менталитета, я называю — духа! Он был ратником последнего рубежа обороны! Я все сказал. Да распустится его душа вечнозеленым листом на Мировом Древе.
Помощник подал выступавшему куклу Барби в ажурной розовенькой юбочке. Тут же рядом оказался распорядитель, подсобил запеленать куклу в свежий платок с рунами. И кукла, деревяно расставив ноги, торжественно полетела в могилу вслед за игрушечным мерседесом.
То, что кукла досталась земле, Свету хоть капельку, да успокоило. Значит в вопросе ритуальных жертв поехавшее на тайных науках сообщество довольствуется условностями. Однако проблема с поведением «обычной» девушки, оказавшейся на чуждой церемонии, оставалась открытой. И пора было уже на что-то решаться.
Как я сейчас себя поведу? А как я должна себя повести? Может, разумнее сохранять невозмутимость, аки английская королева? Света заметила, что Игоря гневно сверлит глазами дамочка в шляпке, отороченной трепаной вуалью.
Игорь, беззвучно молясь, чтоб Светлана не заметила, изобразил гримасу, дескать — вот моя спутница, и в опоздании на похороны следует винить только ее. Ногти у дамочки были выкрашены в зеленый цвет. Забавно, таким же колером красят стены в местах общего пользования.
Дамочка, нервно теребя вышедшую из моды сумочку, облапила плотоядным взглядом Свету с головы до ног… И чуть приметно кивнула. И у Игоря сразу распрямилась спина. Достаточная вероятность, ради кивка дамочки он здесь и появился. Делая вид, будто бы необычный церемониал хоть чуточку, а занимает, Света коснулась Игоревого рукава:
— А что написано на платках? — наконец определившись, Светлана перестала психовать. «Обычная» девушка вытерпит раут, чтоб не ставить кавалера в неудобное положение. Зато потом вдоволь поиздевается. Впрочем с «поиздеваться» не выгорит. Ну не умеет Светлана быть стервой, хоть тресни.