Фантастика. Все демоны. Чарка Сюрсин Сергей

– Что все? – зловещим шепотом спрашивает Галка.

– Нет у меня письма, – огрызаюсь я, – нет. Было, а теперь нет. Исчезло. Потерялось.

– Как исчезло? Почему?

– Не знаю, – я боюсь смотреть ей в глаза. – В конверте открытка была, а на ней – шифр какой-то. Точно не помню, но, похоже, что камеры хранения. И больше ничего.

– Где открытка? – надвигается на меня Галка и тормошит, рискуя порвать рубашку. Спасает меня какой-то звук, донесшийся из комнаты. Вырвавшись из рук разъяренной фурии, кидаюсь туда.

Будильник лежит на полу. Вокруг рассыпались фейерверком осколки стекла. Как он умудрился свалиться со столика, не представляю. Видимо, я сдвинул его к самому краю, когда рылся в бумагах, и вот он… Я поднимаю его и подношу к уху.

– Кранты! – сообщаю подошедшей Галке.

И тут в моей голове что-то щелкает, и все становится на свои места.

– Гал, – говорю я, – извини, но так уж получилось. Открытку не найти.

– Почему? Ты уверен?

– Дело в том, что ночью у меня шарились воры, – по Галкиным глазам видно, что она не верит мне, – и искали, по всей видимости, как раз ее.

– Почему ты так решил?

– Потому что рылись в бумагах на столике, – я сам видел. Потому что ничего больше не взяли. Деньги, аппаратура нетронуты. Потому что, наконец, меня не тронули. А раз не тронули, значит, то, что искали, нашли.

– А ты что в это время делал? Лежал и смотрел на них? Или дрожал скрюченный под одеялом?

– А это уж не твое дело! – свирепею я. – Что я делал и как делал. Будет еще всякая соплюха учить меня жизни!

Галка сердито фыркает и вылетает из комнаты. Настырная девка! Какой была вредной, такой и осталась. Виноват я что ли, если меня сковала какая-то сила, да так, что я был не в состоянии шевельнуть ни рукой, ни ногой. С похмелья это или от страха, – какой смысл теперь уточнять. Открытку все равно уже не вернуть.

– Но я до тебя обязательно доберусь, – бормочу в адрес ночного гостя.

Галка стоит на кухне, прижавшись лицом к окну. По чуть вздрагиваемым плечам можно догадаться, что она плачет.

– Гал! – шепчу виновато. – Извини!

Она не отвечает, лишь громко всхлипывает.

– День сегодня какой-то шальной, – продолжаю оправдываться. – С утра задергали. Не обижайся, пожалуйста.

– Ладно уж, – выдавливает она.

– Вот и хорошо. Давай продолжим, – суетюсь я. – Чай еще будешь?

Пока пьем чай, страсти немного утихают. Я старательно пытаюсь вспомнить цифры на открытке, но ничего не получается. Не помогают даже светящиеся надеждой Галкины глаза.

– Нет, – мотаю мрачно головой, – ничего не помню.

– Едем на вокзал, – предлагает Галка. – Автоматические камеры хранения только на железнодорожном вокзале. Будем стоять там и следить, – кто и что забирает.

– Бесполезно, – отклоняю эту идею. – Мы не знаем, что там должно быть. Вполне можем проморгать нужную вещь. Или же по ошибке нарвемся не на того. Это может обернуться скандалом и даже участком. К тому же и время уже упущено. У них в распоряжении была вся ночь и еще полдня. Достаточно, чтобы выгрести из камеры все.

Галка опять вешает голову.

– Начнем сначала, – спешу предупредить слезы. – На данный момент я испытываю недостаток информации. Я же фактически почти ничего не знаю, – поясняю в ответ на ее вопросительный взгляд, – кроме того, что ты рассказала. А этого очень мало. Откуда мы можем почерпнуть информацию? – Во-первых, – загибаю я пальцы, – с места происшествия. То есть мне нужно заглянуть к Олегу на квартиру и самому оценить обстановку. Может, найду что-нибудь такое, на что вы не обратили внимания. У тебя есть ключи?

– Есть, – кивает Галка, отвлекшаяся от грустных мыслей и зачарованно следящая за моими манипуляциями.

– Во-вторых, – продолжаю я, – узнать, чем располагает следствие. В-третьих, – твоя сноха.

– Лариса?

– Да. Она хоть что-то да должна знать о предшествующих исчезновению Олега днях.

– Она опять уехала в деревню.

– Ничего, съездим. В-четвертых, что-то могут рассказать на его работе. В-пятых… – задумываюсь я, – есть ли у Олега друзья, увлечения?

– Не знаю, – косится Галка, – У него свои заботы, у меня свои.

– Ладно, разберемся. Вот видишь, – говорю я бодро, – какое у нас обширное поле деятельности. А ты сразу паниковать. Все, я пошел.

– Куда? – вскидывает Галка голову. – А я как же?

– Не беспокойся, буду держать тебя в курсе.

– Нет, я с тобой.

– Ты займись своими делами, – говорю твердо. – Справлюсь без тебя.

– А к Ларисе? А квартиру Олега осматривать, – аргументирует она, – и вообще тебе без меня не справиться.

– Ну уж, – усмехаюсь я, – так сразу и не справиться. Как-нибудь управлюсь. Когда понадобишься, найду.

– Я не согласна, – возмущается она как ребенок, у которого отняли любимую игрушку, – или мы вместе, или…

– Что «или»?

– Ничего! – дергает Галка плечами и опять делает попытку заинтересоваться окном. Я растерянно чешу затылок. Вечно какие-то осложнения! Впрочем…

– Хорошо, не реви, Ватсон! Я собираюсь прихватить видеокамеру и поснимать. Возможно, сюжет получится. Будешь моим оператором. Идет?

Галка мигом переключается с изучения окна на меня. На ее лице появляется улыбка. Черт, есть в ней что-то такое, необычное! Особенно улыбка…

Квартира Олега. Галка открывает дверь и исчезает в глубине квартиры. Я медленно прохаживаюсь по комнатам, прицениваюсь, что снимать, откуда и как. Снимаю общие виды, панораму.

– Сережа! – доносится из кухни встревоженный крик.

Галка замерла у окна.

– Смотри, что это? – указывает она на него.

В наружном стекле зияет дыра, небольшая, округлая, с неровными краями. Будто от удара булыжником. Внутреннее стекло сохранилось.

– Камнем кто-то заехал, – говорю я. – Ничего странного.

– Да кто ж докинет сюда, на девятый этаж? А это что? – тычет она пальцем во внутреннее стекло, на котором налипли осколки.

– Просто осколки прилипли.

– Почему они прилипли?

– Им что, уже и прилипнуть нельзя? – раздражаясь, открываю створку и пытаюсь смахнуть их, – видишь, обыкновенные… – и прикусываю язык. Осколки не желают отставать от стекла.

– Крепко прилипли. Дай нож.

Но и ножом отколупнуть хотя бы один осколок не удается. Казалось, они срослись намертво с основным стеклом, слились воедино. Под ножом крошатся, ломаются, но полностью не отстают.

– У Олега есть лупа или какое-нибудь увеличительное стекло? – спрашиваю у Галки.

– Не знаю. Пойду поищу.

Она уходит, но возвращается ни с чем.

– Обойдемся, – выкручиваю из камеры объектив и пытаюсь рассмотреть стекло через него. При ближнем рассмотрении оно оказывается действительно странным. Осколки составляют с ним одно целое, границы исчезли. Или это объектив смазывает границы? Нет, не смазывает. Вот крупный осколок вошел в стекло под углом, а его конец чуть выступил с другой стороны. Как нож в масло. Чушь какая-то, сплошная загадка!

– Ничего не пойму, – отрываюсь в растерянности от окна. – Такое невозможно. Тут специалисты нужны.

Снимаю камерой окно, подробнее отверстие и осколки.

– Что еще?

– Посуда побита, – указывает Галка на полку. – Весь пол был усыпан, но уже прибрались. Наверно, Лариса.

– Заснимем и посуду, которой нет.

Затем мы долго роемся в столе Олега, выискивая в его записях малейшую зацепочку, которая могла бы пролить свет на причину его исчезновения.

– Ничего, – захлопываю, наконец, дверцу. – Поехали дальше.

– К Ларисе?

– Сначала на студию заскочим.

Галку с восторженными, широко раскрытыми глазами оставляю в операторской у Димыча, а сам отравляюсь к Валентине. С Валентиной меня связывают сложные и непонятные отношения. Знакомые с институтской скамьи, мы уже успели достаточно изучить и надоесть друг другу, чтобы связывать воедино наши судьбы. Наши дороги то расходились, то сходились и вот опять скрестились в студии. Она так и осталась не замужем. Я иногда скрашиваю ей вечера, оставаясь даже на ночь. Это нисколько не мешает мне подцепить на следующий день другую девочку или удариться в загул. Претензий друг к другу мы не предъявляем. Меня это устраивает, хотя по студии ползут слухи о нашей предполагаемой свадьбе. Источников их возникновения я, как ни пытаюсь, доискаться не могу и иногда, поддаваясь им, подумываю – а не жениться ли, в самом деле? Чем Валентина не жена? И квартира есть, машина – старый разбитый «москвич», доставшийся ей в наследство от деда. Но внутренний голос советует мне не торопиться. Уж слишком Валентина эмансипирована. Мне же нужна жена, а не депутат горсовета. К тому же не хочется лишаться свободы, избавляться от, скажем, несемейных привычек.

Валентина отрывается от бумаг и изучающе окидывает меня взглядом поверх очков.

– Опять, – качает она головой.

– Бывает, – развожу я руками, как провинившийся школяр. – Мне, собственно, машина нужна. На денек – другой.

Валентина смотрит на меня, но я выжидающе молчу, предпочитая избегать продолжения. Тогда она роется в сумочке и бросает на стол связку ключей.

– Доверенность еще действует?

– Ага, – киваю я головой, сгребаю ключи и спешно ретируюсь.

– Пьяный не езди! – кричит Валентина вдогонку.

Димыч, как я и подозревал, уже клеит Галку, коршуном нависнув над ней. А она сидит за пультом и лупает глазами на мониторы.

– Отстань, занята, – грозно предупреждаю я, вытаскивая Галку из операторской.

Старший лейтенант, вывернувший из-за угла, идет неспеша по тротуару. Поравнявшись с нами, он оглядывается и ныряет в приоткрытую дверку.

– Привет!

– Салют, старлей! Принес?

– Конечно. А это кто? – он оглядывается на сидящую сзади Галку.

– Это со мной. Не беспокойся – не проболтается, – Галка, предупрежденная заранее, сидит тихо.

Старлей недовольно топорщит рыжие усы, но Все-таки раскрывает дипломат и вынимает оттуда папку.

– Только быстро, пока не хватились, – предупреждает он. – Минут десять – пятнадцать, не более.

Торопливо листаю дело. Заявление истицы об исчезновении мужа… Акт обследования квартиры… Битая посуда на полу… Акт опроса сотрудников по работе… Распоряжение об объявлении розыска пропавшего без вести Ветрова Олега Александровича… Перелистав для верности еще раз, захлопываю папку.

– Ну, – спрашивает старлей, – есть что?

– Ничего существенного. Слабо работаете.

– Улик ноль. Ни одной стоящей версии, – пожимает он плечами. – Темное дело.

– Кто ведет?

– Павлюк.

– Капитан? – удивляюсь я. – Как это его угораздило? Ведь он от таких дел бежит как от огня.

– Ну, других он остерегается не меньше. На этот раз не повезло. Преступность растет, людей не хватает. Вот его и приобщили к делу.

– Он же не будет им заниматься. Время протянет, а затем спустит на тормозах… – я вспоминаю, что позади меня сидит и слушает человек, напрямую заинтересованный в положительном исходе розыска, и срочно меняю тему. – Между прочим, здесь не все. Кое-что вы пропустили.

– Что? – оживляется лейтенант.

– Не сейчас. Потом, может быть. Самому еще не ясно, есть здесь какая связь или нет. Ну, спасибо, – жму ему руку.

– Куда теперь? – спрашивает он.

– Пройдусь сначала по вашим следам, потом будет видно.

– Будь осторожнее. Наши пронюхают, – житья не будет.

– Сообщи, если что новое появится.

– Сообщу, – он хлопает дверкой и также вразвалку направляется назад.

– Это кто? – шевелится сзади Галка.

– Да так. Товарищ мой давний.

– Ты узнавал у него про Олежку, да? – голос ее чуть дрожит.

– В общем-то, да, – мне не хочется ее обнадеживать, но и обманывать душа не лежит. – Ничего у них определенного. Расследование провели так себе, поверхностно.

Галка молчит, но я чувствую, что ей сейчас плохо. Очень плохо.

– Не унывать! – прикрикиваю на нее как можно бодрее. – У нас еще уйма работы. Едем к Ларисе.

Дорога идет через пойму реки. Высоко поднятая над землей дамба, укатанная сверху асфальтом, позволяет пользоваться ею в любое время года, даже весной, когда вышедшая из берегов река заливает все вокруг на десятки километров, превращая пойму в безбрежное море. Вода давно уже сошла, и на том месте, где раньше плескались вольные волны, теперь колышутся под порывами ветра зеленые травы, вымахавшие уже почти в рост человека. Изредка мелькают слюдяными блестками протоки и озерца, оставшиеся от половодья. Воздух напоен знойным ароматом луговых трав, звенит трелями невидимок-жаворонков и несмолкаемым стрекотом кузнечиков. Оторвавшись от земли, плывут в патоке миража дальние рощи.

Дорога, уходящая в сторону от шумной, забитой автомобилями магистрали пустынна. Ехать по ней одно удовольствие. Пользуясь этим, я развиваю приличную скорость. Галка, пересевшая вперед, испуганно вскрикивает, когда машину подбрасывает на ухабах. Лицо ее разрумянилось, глаза задорно блестят. Жаркий тугой ветер, врываясь в раскрытое окно, гуляет по салону, озорует, задирая подол ее платья. Обнажает стройные красивые ноги, треплет волосы и упорно залепляет прядями лицо, вызывая радостный восторг. Я то и дело отвлекаюсь от дороги, чтобы хотя бы мельком глянуть на эти ножки, на хорошенькое девичье личико, на завораживающую улыбку.

Внезапно мотор глохнет. Машина дергается так, что Галка припечатывается к переднему стеклу. Завывая шестернями заднего моста, «москвич» катит по инерции еще немного вперед и останавливается.

– Чертов рыдван! – чертыхаюсь я. – Который раз он меня подводит! Нет, пора ему на металлолом.

Галка непонимающе смотрит на меня, потирая лоб.

– Приехали, – говорю я. – Авария. Мотор отказал.

Вылезаю из машины, поднимаю капот и погружаюсь в недра двигателя. Причина выясняется быстро – нет искры. Еще через двадцать минут я в полном замешательстве опускаюсь на асфальт и вытираю грязными руками пот на лице, не замечая этого. Не вырабатывает ток генератор, и, что совсем непонятно, безмолвствует аккумулятор. Вышла из строя вся система электропитания. Но такого быть не может!

– Сергей! – отвлекает меня тревожный Галкин голос.

Она стоит рядом с машиной, задрав голову и уставившись в небо. Слежу за ее взглядом и упираюсь во что-то круглое и сияющее.

– Летающая тарелка! – благоговейно шепчет Галка.

– Чепуха! Их не бывает.

– Бывает, – шепчет она. – Вот она. Видишь?

Над нами на высоте примерно тысячи метров висит непонятный светящийся объект в форме шара. Он кажется однородным, но замечаю, что по нему равномерно пробегают сполохи света, появляются и исчезают концентрические круги. По окружности движутся темные строчки точек.

Очнувшись, ныряю в автомобиль и появляюсь с видеокамерой. Торопливо ловлю тарелку в видоискатель и нажимаю на пуск… Камера молчит. Тщетно пытаюсь запустить. Бью по ней кулаком и высказываю все, что о ней думаю. Проверяю кассету, механизм – все в порядке, камера должна работать. Но не работает. Остается только пассивно смотреть вверх, сжимая в бессильном гневе кулаки и проклиная эту шарманку, лишившую меня таких уникальных кадров. Галка стоит рядом, и, приставив ладонь козырьком ко лбу, неотрывно смотрит на объект, что-то шепча с суеверным ужасом и иногда вскрикивая, заметив происходящие в нем изменения.

Это длится довольно долго. От неудобного положения затекает шея, но оторвать взгляда от тарелки я не могу. Время для меня будто остановилось. Только изредка ловлю себя на том, что продолжаю нажимать на пуск камеры в надежде, что она вдруг заработает.

Наконец объекту надоедает стоять над нами, и он, внезапно сорвавшись с места, солнечным зайчиком, почти неуловимым для человеческого глаза, скользит по небосводу и исчезает. И в то же мгновение запускается видеокамера.

– У-у, – машу ею, не в силах выразить свои чувства.

– Не надо, – хватает Галка меня за руку. Я вырываюсь и яростно швыряю уже не нужный аппарат на заднее сиденье. – Зараза!

Забираюсь в машину и пытаюсь еще раз завести мотор. Как ни странно, но он схватывается с первых же оборотов, чихает и ровно урчит. Будто не ломался вовсе. Будто я только что не бился над ним в попытке устранить причину аварии. Странный все-таки у Валентины тарантас, с норовом. Захлопываю капот, зову Галку, и мы двигаемся дальше. Едем молча, полные впечатлений от встречи с летающей тарелкой. Особенно досадую я. Надо же было камере отказать в самый неподходящий момент!

– Олег как-то рассказывал, – прерывает молчание Галка, – про такой же случай. Над дорогой появилась тарелка, и все машины остановились. Ни одна не смогла тронуться с места до тех пор, пока тарелка не улетела. Предполагают, что она каким-то образом временно вывела из строя у всех электрооборудование. То же самое произошло и с нашей машиной. А камера у тебя от чего работает?

– От батареек. Ну, конечно же! – хлопаю себя по лбу. – Она и не могла работать. Я, глупый, виню камеру, а причина-то не в ней. Извини, родимая, – оборачиваюсь я назад и глажу аппарат. – А вот у этих ничего не вывела.

Нас нагоняет машина. Черные «жигули». Идет она еще быстрее нашей. Видно, как ее подбрасывает на ухабах, да так, что колеса отрываются от дороги, и она на мгновения зависает над асфальтом. Рисковый парень – водитель этой машины. Из породы смертников. Я, конечно, тоже не отношусь к черепахам, тоже люблю прокатить с ветерком, но чтобы так… При ста десяти сцепление шин с грунтом ослабевает, не успеешь и глазом моргнуть, как окажешься вверх брюхом в кювете. Впрочем, инстинкт никогда меня не подводит. Нога помимо воли отпускает педаль газа, стоит только автомобилю начать рыскать по дороге. Эти же идут примерно под сто сорок. Автомобиль безбожно мотается из стороны в сторону, рискуя в любой момент слететь с насыпи, но скорости не снижает. Когда он успел появиться, я не заметил. Хотя на такой ровной местности дорога просматривается на многие километры.

– Он не попал в зону действия тарелки, – словно отвечает Галка на мои мысли, – поэтому и нагнал нас, пока мы стояли. Притормози, пожалуйста, – просит она. – Не нравится мне эта машина.

Мне она тоже не нравится. Сбрасываю скорость и прижимаюсь к обочине. Не ровен час, еще зацепит нечаянно. Это нас и спасает. Настигнув наш автомобиль, «жигуль» идет на обгон. Когда мы оказываемся на одной линии, он вдруг резко сворачивает и ударяет нам в бок. От неожиданности я чуть не выпускаю руль из рук. Автомобиль виляет на кромку откоса и чудом не валится вниз. Галка испуганно визжит, но я успеваю вывернуть. «Москвич», взревывая и выбивая из-под колес фонтан песка и гравия, грузно выбирается на асфальт. «Жига», проскочив вперед, останавливается. Так и стоим мы друг против друга, – наш «москвич» и метрах в десяти черные «жигули». Стоим в ожидании, что предпримет противная сторона. Темные поляризованные стекла «жигулей» зловеще поблескивают, нагоняя тревогу и смятение. Разглядеть что-либо за ними невозможно. Это ожидание, казалось, растягивается в вечность. На самом деле проходит всего лишь несколько секунд. Черная машина сотрясается и подается назад. Заворожено смотрю на приближающуюся все быстрее и быстрее машину и не могу пошевелиться. Знакомое оцепенение сковывает руки и ноги.

– Сергей! – кричит Галка. – Я боюсь!

Горячая волна окатывает меня, и я прихожу в себя.

– Пристегни ремни! – кричу, вцепившись в руль, и лихорадочно давлю, что было сил, на педаль тормоза.

«Жига» врезает наискосок. Мы принимаем удар подготовленными, и все обходится без разбитых носов и синяков. От удара «москвич» разворачивает поперек, но на дороге удерживается. Выручает масса старой, изготавливаемой на века машины. В этом сказывается ее преимущество. Легкой «жиге» придется изрядно попотеть, прежде чем удастся сбросить нас с дамбы. Противник это, похоже, тоже понимает. «Жига» газует и мчится вперед.

Что за маньяк сидит за баранкой этих «жигулей»? Какую цель он преследует? Непреднамеренными действиями здесь не пахнет. Или это… Перед глазами опять встает ночь, луч света, шарящий по столику, перебираемые бумаги… Но что им еще надо от меня? Открытка у них. Помешать им при всем своем желании я не могу. Или из моей схемы выпало какое-то звено?

– Они возвращаются! – кричит Галка.

Машина, отъехав подальше, развернулась и теперь мчится на нас, увеличивая скорость с каждой секундой. О ее намерениях гадать не приходится. Мы стоим, перегородив дорогу. Объехать нас невозможно. Не раздумывая, я разворачиваю машину и гоню назад, в ту сторону, откуда мы только что приехали. На «москвиче», тем более на этом, отъездившим уже свое, уйти от погони – дело безнадежное. Поэтому я не удивляюсь, обнаружив через некоторое время рядом с собой черный силуэт. Места для маневра на дороге нет. «Жига», приткнувшись к «москвичу» вплотную, начинает оттеснять нас к обочине. Пытаюсь в свою очередь сделать с ней то же самое, но у меня это получается хуже. В результате шины «москвича» опять вгрызаются в гравий. Галка, побледневшая, кидающая на меня умоляющие взгляды, испуганно таращится на открывшийся сбоку обрыв, сулящий одни неприятности. А я… Я молю бога о том, чтобы нам было позволено дотянуть до километрового столбика, одиноко маячащего впереди. Мольба моя, похоже, услышана. «Москвич» выравнивается со столбиком. Я резко выворачиваю направо и одновременно жму на тормоза. Машину заносит, и мы чуть не срываемся вниз. Столбик, вставший на нашем пути неодолимым препятствием, останавливает неуправляемое движение машины. «Жигулям» везет меньше. Не ожидавший от нас такого хода, автомобиль тянется по инерции за нами, но для него не находится еще одного такого же столбика. Поэтому «жига», продолжая движение, слетает с дороги, минует обочину и, зависнув на мгновение в воздухе, рушится вниз, скрываясь за насыпью. Снизу доносится удар и скрежет сминаемого металла. И все стихает. На нас наваливается оглушающая тишина. Даже жаворонки и кузнечики затаились в смятении.

В таком же смятении застыли и мы с Галкой. Как все это объяснить? Кто мы? Виновники аварии и, возможно, чьей-то смерти? Потерпевшие, превысившие пределы обороны? Или еще кто, трудно объяснимый в вязком омуте юриспруденции? Кем бы мы ни были, сейчас не до этого, не до выяснения своей правоты или вины. Ломая свинцовое сопротивление тела, я выталкиваю помятую дверь, вываливаюсь из машины и бегу к обрыву. «Жигули», вернее то, что от нее осталось, лежит внизу вверх брюхом. Глубоко пропаханный откос дамбы и смятая, перемешанная с землей трава указывает ее недолгий путь. А вокруг равнодушно покачиваются травянистые заросли. Не отдавая отчета в своих действиях, прыгаю вниз и качусь по откосу. Что руководит мною в этот момент, – желание увидеть в лицо врага или же оказать помощь потерпевшему, – об этом я не задумываюсь.

Автомобиль помят изрядно. Искореженный капот, оторванная дверь, – все указывает на бушевавшие здесь минуту назад нечеловеческие силы. Вырванное с корнем сиденье загораживает вход. Через выбитые окна разглядываю внутренности салона… Внутри никого нет! Ни бесчувственного тела, ни следов крови. Я медленно разгибаюсь. Куда исчез тот, кто только что пытался уничтожить меня с Галкой, но неосторожно поменялся с нами местами? Неужели остался жив и успел улизнуть в кусты? От этих мыслей мне становится неуютно. Высокая трава стоит сплошной стеной. Искать в ней бесполезно. Но можно предположить, что в любой момент из зарослей может раздаться выстрел. Это, учитывая недавнее желание преследователя покончить с нами, вполне допустимо. Разворачиваюсь и, загребая по-черепашьи руками и ногами сыпучий гравий, проклиная свою расшалившуюся любознательность и добросердечность, карабкаюсь наверх, ежесекундно ожидая удара пули в спину. Утыкаюсь носом в чьи-то ноги. Ноги оказываются Галкиными. Она стоит на кромке откоса и в прострации смотрит на меня. С ее лица еще не сошли бледность и тревога пережитого недавно страха неминуемой смерти.

– На их месте должны были оказаться мы, – скорбно молвит она, на что я, особо не церемонясь, подбиваю ей ноги. Галка шлепается рядом.

– Ты чего? – лицо ее кривится от боли.

– Дура! Что так стоишь? Жить надоело?

– Сам дурак! – огрызается она. – Аккуратнее не мог?

– Не до аккуратности. Тот маньяк в кустах залег. Того и гляди, стрелять будет. А ты стоишь, как на панели. Давай ползком в машину, – подталкиваю ее.

За Галкой ползти неудобно. Не то, чтобы мешает ее далекая от совершенства техника передвижения по-пластунски. Просто платье у нее для такой процедуры немного коротковато.

Так что ползу почти вслепую. Забравшись в машину, немедля разворачиваюсь, и мы поспешно покидаем место происшествия. Оставаться на месте аварии опасно. Не менее опасно возвращаться домой. Вдруг нас на дороге поджидает еще одна такая же не в меру агрессивная машина. В одиночку эти ребята обычно не работают.

Галка жалобно скулит, согнувшись над изодранными в кровь коленями. Я ничем ей помочь пока не могу. И только когда тает в дымке место аварии, когда обступают дорогу с обеих сторон деревья, мы съезжаем с дамбы по ответвлению дороги. Углубившись по заросшей травой, еле видимой дорожке в лес, оказываемся на берегу небольшого озерца, заросшего ряской и кувшинками. Здесь уже можно расслабиться и заняться собой. Пока Галка, постанывая, обрабатывает колени зеленкой – единственной антисептикой, найденной в аптечке, я занимаюсь осмотром автомобиля. Он с честью выдержал испытание, но скандал с Валентиной мне обеспечен. Кроме помятого, ободранного бока на передке остался след от встречи со столбиком – покореженный бампер и вмятая внутрь решетка. Попутно обнаруживаю еще одну неприятность – поврежденный радиатор. Вода тоненькой струйкой сочится и капает на землю. Это ставит под сомненье конечную цель нашего путешествия. Положение спасает полупустая фляга из-под бензина, волею судьбы оказавшаяся в багажнике. Сливаю остатки бензина в бак, иду к озеру и набираю полную флягу воды.

Управившись с первоочередными делами, присоединяюсь к Галке. Она уже разобралась со своими коленками и теперь лежит на берегу, закрыв глаза и расслабленно раскинув руки. Озеро, кувшинки, склонившиеся над водой деревья. Лучи пробиваются сквозь листву и высвечивают повисшие в воздухе призрачные паутинки. Звонкая тишина нарушается чуть слышным лепетом листьев и тонким пением золотистых мух, замерших над венчиками цветов. Девчонка, в истоме раскинувшаяся на траве. Настолько живописна эта картина, настолько слита в своем совершенстве, что внутри у меня будто что-то обрывается. Тонкие травинки, наклонившись над ее лицом, нежно ласкают щеки, цветы пытаются заглянуть в закрытые глаза. Ловлю себя на том, что завидую этим травинкам и цветам.

Трясу головой, пытаясь отогнать наваждение. Не хватало еще удариться в лирику. Что можно испытывать к сестре друга, которую знаешь издавна, с детских лет? Чувство дружбы, товарищества, наконец, но никак не… Чем же тогда притягивает меня к себе эта девчонка, что принуждает снова и снова вглядеться в смазливое личико, окунуться в ее темные бездонные омуты глаз? Отчего при виде ее удивительной улыбки по телу пробегает жаркая волна? Неслышно опускаюсь рядом, стараюсь не нарушить ее безмятежный покой. Солнце золотит пушок на щеках, играет блестками в волосах, разметавшихся на траве. Полуоткрытые губы будто замерли в ожидании поцелуя и магнитом притягивают меня.

Галка, словно почувствовав, открывает глаза. Взгляды наши встречаются. Бесконечное мгновение смотрим мы в глаза друг другу, пытаясь прочесть в них что-то желаемое, сокровенное. Галка, во всяком случае, прочла. Щеки ее покрываются румянцем, она вскакивает и начинает с нарочитым вниманием стряхивать с платья травинки.

– Тебе нравятся девушки с зелеными коленками? – принужденно улыбается она.

– Я люблю лягушат, – глуповато острю я, медленно отрезвляясь.

– Брр! – передергивает Галку. – Не люблю лягушек. Противные.

– Ты не противная. Ты настоящая царевна. Царевна-лягушка.

– Спасибо за комплимент, – смеется Галка. – Удружил!

Чувствуя, что опять сморозил что-то не то, я тушуюсь, не смея шевельнуть вмиг одеревеневшим языком.

– Что будем делать?

– Ехать надо.

– Не хочется покидать это место, – Галка обводит глазами озеро. – Прелестный уголок! Тишина, покой и никаких… – на лицо ее набегает тень.

– Мы еще вернемся сюда, – перебиваю ее, стремясь отрешить от воспоминаний. – Обещаю.

До деревни, где живет Лариса, добираемся только к вечеру. В дороге приходится несколько раз останавливаться и доливать воду в быстро пустеющий радиатор. В остальном обходится без происшествий.

Лариса, встретившая нас, чрезмерно удивилась.

– Галя? Ты откуда? Что с Олегом? Говори, не томи! – накидывается она на Галку, не давая ей ответить. – Я уже измоталась вся в ожидании. Нашелся? Где он? Что с ним?

– Нет. Не знаю, – Галке удается, наконец, вставить слово. – Не нашли еще. Ищут. Вот он, – указывает она на меня, – ищет. Это друг Олега.

– А-а, – Лариса сникает и мрачнеет.

С женой Олега мне познакомиться не доводилось, и я с любопытством разглядываю ее. На первый взгляд чуть серовата. Или несчастье с мужем обезличило ее. Невысокая, чуть полноватая. Правильные черты лица…

– Сергей, – представляюсь я. – У меня к вам имеется несколько вопросов. Не возражаете?

– Задавайте, – устало кивает Лариса головой. – Пройдемте в дом.

– Лучше здесь, – я смотрю на солнце. – В доме света будет маловато. Я, видите ли, хочу записать наш разговор на видеокассету.

– Сергей работает режиссером на телестудии, – поясняет Галка.

– А я думаю, отчего лицо знакомое, – вяло отзывается Лариса. – По телевизору видела.

Разговор прерывают вышедшие из дома родители Ларисы. Снова начинаются вопросы, вздыхания. Лариса не выдерживает, ударяется в слезы и уходит в дом. Пользуясь моментом, подвожу Матвеича, отца Ларисы к машине и объясняю неполадку, не вдаваясь в подробности.

– Сделаем, – отзывается тот, садится в машину и уезжает к знакомому костоправу.

Деревенское гостеприимство известно, и мы не очень-то упираемся, когда мать Ларисы начинает собирать на стол. После ужина приступаем к цели нашей поездки. Галка, наспех обученная обращению с видеокамерой, делает круги вокруг нас, а я в это время пытаю Ларису.

Я. Когда вы заметили неладное в поведении Олега?

Л а р и с а. Дня за три. Олег начал вести себя странно. Встревоженный стал, пугливый. Замкнулся в себе и на мои вопросы отвечать не желал, от ответа уходил. Советовал не соваться в какое-то «дело», иначе не только ему, но и мне могут быть неприятности.

Я. Что это за «дело», он не уточнял?

Л а р и с а. Нет. Может, оно связано с секцией. Он в последнее время делал для нее какие-то расчеты.

Я. Какая секция?

Л а р и с а. Точное название не помню. Они там летающими тарелками занимаются.

Я. Как они, то есть члены секции, вышли на Олега?

Л а р и с а. А им и выходить не надо было. Он сам – член этой секции. Такой же ненормальный, как и все остальные.

Я. Летающие тарелки и исчезновение человека. Вы видите здесь какую-то связь?

Л а р и с а. Я? Это вы видите! Я на такую глупость не способна.

Я. Я тоже. Хорошо. Этот вариант, как самый глупый, отпадает. Продолжаем. Что вы можете сказать о последующих событиях? Замечали ли наблюдение за собой или за домом? Странности какие-либо?

Л а р и с а. Наблюдения не замечала. А насчет странностей – (думает) – погром устроили, посуду всю перебили… Это уже после было. А до этого…

Я. Дыра в окне на кухне когда появилась? Тоже после?

Л а р и с а. Дыра? Я не заметила. Не до этого было.

Я. Так что было до этого?

Л а р и с а. До этого он отправил нас сюда. Говорил, денька на три, пока все не уляжется. Без нас, мол, ему спокойнее будет.

Я. Ему звонили, им интересовались какие-нибудь люди?

Л а р и с а. Насколько я знаю, нет. Может, после нашего отъезда.

Я. Олег отправлял куда-нибудь письма, собирался ли положить что-нибудь в камеру хранения?

Л а р и с а. Нет. При мне, во всяком случае, нет.