Идущие в ночь Васильев Владимир
За Седраксом из десятки избранных магов теперь следовали только шестеро. Впереди всех – Аншан, Рунси и северянин Твевара.
Моран встретил их на очередной ступени. Быстрота реакции анхайра спасла его по меньшей мере трижды, прежде чем Рунси лишился головы, а Аншан и Твевара поняли, что просто с наскока Морана не взять.
Но усталость вернулась. Моран выдохся быстрее, чем ожидал, тем более что пять магов с клинками – непосильная задача даже для гения фехтования. Он был трижды ранен серьезно, не считая мелких царапин. И две раны пришлись на правую руку. Пожалуй, если бы в руке анхайра был не Опережающий, а другой клинок, Моран уже не мог бы его удерживать. Но магический меч словно сросся с ладонью.
Моран прижался к каменной тверди Трона, из последних сил отбивая сыплющиеся на него удары и истекая кровью.
А за спинами уцелевших магов Седракс сотворил Сеть и ловко накинул на анхайра. Светящиеся липкие нити опутали Морана, опутали Опережающий, лишили возможности двигаться и защищаться.
С торжествующим воплем Аншан размахнулся изогнутым хадасским клинком.
– Тури… – пересохшими губами прошептал анхайр. Он сам не знал – то ли прощался со спутницей, то ли звал ее на помощь.
Но Тури знала. Она шла в У-Наринну, готовая либо победить вместе с серым братом, либо умереть вместе с ним. Лучше – победить. Моран звал на помощь, и она отвернулась от неподвижного чародея, готовясь спрыгнуть вниз и встать бок о бок с анхайром. Рука ее машинально потянулась к бедру, но ножны Опережающего были на Моране. А клинок она оставила под дольменом. И метательных ножей при ней больше не было, и стрелы были давно истрачены на врагов. Хадасский кинжал за поясом – этого мало…
Карса умеет справиться с противником без всякого оружия. Но сейчас Тури была человеком. Что делать? Когда нет когтей, нужна сталь!
Что-то шевельнулось в заплечной сумке. И Тури вспомнила про подарок Рудного Стража. Она выхватила железную шишечку, чувствуя, как вздрагивает под пальцами бутон смертоносного цветка.
Клинок Аншана рвался к горлу спеленутого заклинанием Морана. Тури размахнулась. Она еще успела подумать – не пострадает ли анхайр, когда стальной цветок оживет прямо перед ним? Но медлить было нельзя.
Точным броском Тури отправила железную шишечку в переносицу Аншана.
Шишечка коснулась лица мага. И взорвалась.
Стальной бутон раскрылся, превратившись в шар, усаженный острыми шипами. Аншан закричал пронзительно и жутко, роняя меч. Длинные шипы пробили кость и впились ему в мозг. Из переносицы брызнула кровь, заливая магу глаза.
А из соцветия железной джерховой колючки выстрелили в разные стороны острые веретенца длиной в палец. Морану показалось, что из головы Аншана вырвалась стая стремительных и злых шершней. Он невольно закрыл глаза, ожидая стальных укусов. Но в следующий миг глаза его сами собой распахнулись от удивления.
Пронзительному воплю Аншана отозвались другие голоса. Кричал Твевара. Кричал даже сам Седракс, и непонятно, чего было больше в его крике – злобы, негодования или обыкновенной боли. А Моран почувствовал, что невидимая Сеть, стянувшая его тело, исчезла.
И ни одна из живых стальных стрелок не попала в него. Железо умело отличать друзей от врагов.
Тури тихо ахнула и бессознательно провела пальцем над правой бровью. Она смотрела на Аншана.
Охотник на оборотней сморгнул кровь и с усилием поднял меч. Шипастый шар торчал у него во лбу, как чудовищная диадема. Моран встретился взглядом с Аншаном и дрогнул – впервые за весь долгий, страшный и кровавый бой в светлой У-Наринне. В глазах молодого мага светилась ненависть, которая была сильнее смерти. Аншан размахнулся.
– Моран, бей! Бей! – отчаянно закричала Тури.
Анхайр захрипел, вскидывая Опережающий раненой рукой. На благородный и красивый удар у оборотня не осталось сил. Лезвие меча вспороло Аншану живот и неловко вывернулось вбок, потянув за собой окровавленные кишки. Маг свалился к ногам Морана, заливая землю кровью, как пьяный наемник, грубо зарезанный в кабацкой драке.
Моран оскалился и нетвердо шагнул вперед, отпихивая ногой труп Аншана. Навстречу ему уже двинулся Твевара, на ходу выдергивая из тела стальные шипы. И Седракс, окровавленный и страшный, сделал шаг к Трону.
Тури застонала. Ей вдруг показалось, что битва никогда не окончится. Не будет ни победы, ни поражения. Мертвые будут вставать и идти на врага, сжимая мертвые клинки похолодевшими пальцами…
Девушка тряхнула рыжими волосами и очнулась от наваждения. Потому что на ступеньке рядом с ней слабо шевельнула крылом невидимая птица. Ассанг был жив. Все Трое были живы. И победа была возможна и близка.
Тури вдруг поняла, что надо сделать. Она подхватила невесомое тельце странной птицы и опустила его на верхнюю площадку Трона.
Мир вздрогнул и странно изменился.
На какой-то миг прозрачная птица ярко засияла. Она была отчетливо видна всего несколько секунд, но за это время ее облик навсегда впечатался в память Тури.
Огромные кожистые крылья, как у гигантской летучей мыши, щуплое тельце, коротенькие кривые ножки с длинными когтистыми пальцами. И большая лобастая голова с выпуклыми глазами в полмордочки, голова, странно похожая на человеческую, только с треугольными ушами выше линии висков, почти на макушке.
А потом птица затрепетала, полупрозрачные веки медленно раскрылись, и Тури с восторгом и страхом узнала ее взгляд. Взгляд Ассанга. Чародея Лю. Лекаря Самира. Наемника Доста. Шамана Кхисса. И… рыжей девчонки, так напоминавшей маленькую Тури, той, что встретилась ей на Железном поле у последней вехи.
Только сейчас она поняла, что объединяло всех, что делало их смутно знакомыми и в то же время разными.
Птица вздрагивала, ее тело вдруг стало растекаться по черному камню, а потом снова собираться воедино, но уже в новой форме. И нагой Ассанг поднял голову и обвел Ночь все еще мутным взглядом, а потом встал на колени, а потом легко поднялся…
И подхватив Тури ладонями под локти, без видимого усилия поднял ее над пирамидой – как будто она весила не больше птицы-невидимки – и поставил рядом с собой на Трон.
– Теперь – победа, – сказал он, не шевеля губами, но Тури прекрасно услышала его и поняла не только сказанное, но и промысленное, не только настоящее, но и прошедшее – и кто знает, может быть, даже будущее?
На миг она почувствовала себя слабой и беспомощной. А потом могучая сила овладела ею, она отважно повернулась к Ассангу спиной и сверху посмотрела на каменное кольцо У-Наринны – не как скромная просительница, а как повелительница, имеющая право повелевать.
– Ты – оборотень? – молча спросила она у Ассанга.
– Да, – беззвучно улыбнулся тот. – Я даэн. Оборотень третьего Близнеца. Того, который сейчас в зените. Черного солнца Интар.
Тури видела мир не только своими глазами. Все, кто был сейчас во внутреннем кольце, служили ей – каждый по-своему. Даже демоны, поющие в Ночи. Даже стражи Каменного леса. Даже Седракс!
Но только Ассанг был ей равен. Ассанг и…
– Моран! – крикнул Ассанг, и на этот раз голос его сотряс дольмены, как штормовая волна заставляет содрогнуться скалы.
Окровавленный, изнемогающий анхайр не обернулся.
– Держитесь, артаджерх мабай! – крикнул он, с яростью отчаяния обрушив клинок на Твевару. Тот отразил удар без особой уверенности и вопросительно посмотрел вверх.
– Бросьте оружие! – повелительно крикнул Ассанг, и в голосе его гремел гром.
– Повинуюсь, Достигший, – почтительно сказал Твевара, склонился перед Мораном и положил меч к его ногам.
– Иди к нам, брат, – смело сказала Тури.
Моран, не выпуская Опережающего из рук, быстро поднялся к вершине пирамиды. Взгляд Твевары, опустившего оружие, вернее верного сказал ему о том, что победа за ними. Но он все еще кипел горячкой боя. И расслабляться пока что не собирался. Пока жив хоть один враг, расслабляться нельзя.
– Я прошу об одном, – сказал он. – Как бы вы ни изменяли мир…
– Нет! – пронзительно крикнул Седракс, и в голосе его уже не было ничего человеческого. – Так не будет!
Дольмены дрогнули. Низкий могучий гул заставил дрожать даже скальное основание светлой У-Наринны.
Седракс, подобрав меч Аншана, бросился вверх по ступеням следом за Мораном. Тот обернулся и спокойно направил лезвие Опережающего на мага.
– Ты преступил Завет? – полуутверждающе спросил сверху Ассанг.
– Да! – отчаянно крикнул Седракс, отводя меч для удара. – Я не дам тебе победить! Тебе – не дам!
– Тогда уйди, – сказал Ассанг.
А в следующий миг звенящая суть мира, воплощенная в Ай-Рансааре, Опережающем, Предстоятеле, Незваном, вонзилась в грудь того, кто восстал против самой У-Наринны, и рассекла его сердце.
И только легкая тень замерла на мгновение над рушащимся к подножию Трона магом и поклонилась Ассангу.
– Я ухожу, Достигший, – шепнула сама Ночь. И тени не стало.
Тело Седракса тяжело ударилось о черный камень.
– Иди к нам, Моран, – повторила Тури.
Анхайр, тяжело дыша, поднялся наверх, но у самой верхней площадки остановился.
– Я прошу об одном, – повторил он.
– Ты желаешь, – поправил его Ассанг. – Ты не должен просить.
– Джерх, желаю! Пусть хорингам найдется место в том мире, который вы сейчас придумываете! И пусть это место будет достойно их гордости и чести!
– Кто смел бы унизить Старших? – улыбнулся Ассанг. – Тех, что возвели нас сегодня на Трон?
– И это… – Моран запнулся. – Я понимаю, погибших не вернуть… но помогите хоть раненым!
– Поднимайся, – сказала Тури. – Они умирают, пока ты стоишь там.
– Когда ты станешь рядом с нами, – сказал Ассанг, – время возобновит свой бег. У нас его будет не так уж много – до рассвета.
Моран о чем-то напряженно думал. Потом вдруг решился.
– Мы дошли? – требовательно спросил он.
– Да, – твердо ответил Ассанг.
– Ошейник больше не нужен?
– Сейчас – уже нет.
Моран молча выхватил хорингский кинжал. Тури изумленно подняла брови. Ассанг чему-то улыбнулся.
Анхайр сорвал ремешок с шеи и решительным движением вспорол шов глухого кармашка.
Красная стеклянная бусина выкатилась из складки кожи и каплей крови упала на черный камень Трона. Обычная маленькая стекляшка.
– Я так и думал, – пробормотал Моран и одним шагом стал рядом с Тури и Ассангом.
Время дождалось этого шага и рванулось вперед.
ЭПИЛОГ
Меар, утро
Начинался рассвет. Не пересвет, а именно рассвет – утро после Ночи. Трое покинули внешнее кольцо дольменов и медленно спускались к Каменному лесу. За ними, прихрамывая, сцепив зубы от назойливой, тупой боли, шел Халимор. И еще дальше – остальные уцелевшие хоринги.
Путь завершился. И кончилась Ночь.
Край Меара выглянул из-за горизонта. Тури привычно напряглась, ожидая, что ее вот-вот сожмет стальными зубами судорога преображения.
Но ничего не случилось.
– Как это?.. – пораженно спросила она, поначалу ни к кому не обращаясь. – Как это может быть? Лю… Ассанг!
– Теперь Меар над тобой не властен, – грустно сказал чародей. – Точнее, его власть утратила главное – ты не обязана беспрекословно повиноваться. Тебе открыта сила чар, и ты теперь можешь сохранить человеческий облик по собственному желанию. Только пока что недолго. На весь день у тебя не хватит ни сил, ни умения.
– Ну! – возмущенно сказал Моран и отвернулся.
– Почему вы недовольны? Оба? – слабым голосом спросил Халимор.
– Да так просто не бывает. – Моран плюнул в траву. – Это вы все наслушались сказок с хорошим концом. Оборотень всегда остается оборотнем, хочет он того или нет. А все магические штуки – это вы без меня. Спасибо, конечно, Ассанг – или как там тебя – за память. Но в красные дни я все равно вулх, что б вы там ни придумывали. Сколько красивых слов ни скажи, суть вещей от этого не изменится, как вы не поймете, мудрецы? Я анхайр. И останусь анхайром. Все.
– А кто тебе мешает? – поразился Халимор.
– Да потому что все летит в задницу! – взорвался Моран. – Какого хрена тогда мы все страдали столько кругов, если оборотень может хранить человечий облик под любым солнцем? Значит, всего лишь навсего все мы – ублюдки и придурки, так?
– Нет, просто невежественные и несчастные существа, – тихо сказал Халимор. – Вас лишили права знать, кто вы, и отняли право быть собой. А ты, Моран, вернул себе это право. И можешь вернуть его другим.
– Нет уж, – скривившись, сказал Моран. – В спасители я не гожусь. Я сейчас же двинусь обратно. За Юбен. Корняга! Пойдешь со мной?
– Вы вернулись! – Корневик пританцовывал на осыпи, разбрасывая мелкие камешки и подняв тучу пыли. – Вы вернулись! Я знал!
– Что ты знал? – устало спросил Моран.
– Ну… – засмущался Корняга. – Ну, не знал… Но верил! А куда, куда пойдем, Моран… ой, Одинец, я не нарочно! А куда пойдем?
– Заткнитесь все! – заорала Тури так, что корневик оступился и съехал вниз по осыпи на несколько шагов. – Какая разница, куда пойдем? Мы свободны! Понимаешь, Моран, свободны?!
Она прыгнула на анхайра, как карса, и поцеловала его в ухо. Потом в щеку. Потом рывком развернула к себе и поцеловала в губы. Моран поморщился и потер раненое плечо.
– Девочка, не зарывайся, – голосом Лю сказал Ассанг. – Я ревновать буду. Я старый, мне волноваться нельзя.
Тури радостно захохотала и повисла на шее у чародея.
– Тебя я тоже люблю. Я всех люблю! Слышишь, Скри?
– А куда пойдем? – азартно спросил корневик.
– Постой, постой… – Моран вдруг принюхался. – От тебя почему пивом несет? Ты, пень с ушами, откуда пиво взял?
– Да я… – Корняга застеснялся.
– Два, – коротко сказал Моран.
– В дупло спрятал! – выпалил Корняга. – От самой Сунарры берег! Уж сколько раз выпить хотелось, но я… хочешь глоточек, Одинец?
– Моран я, – мрачно сказал анхайр и неожиданно ухмыльнулся. – Ладно, давай пива.
Он обернулся к чародею.
– Понимаешь, вот вы сейчас такое говорите, что можно подумать – все теперь будет хорошо. Всегда. А я такого не люблю. Потому что так не бывает. Никогда и никому не удавалось сделать все так, как хотелось бы, – не можем мы быть вместе, не будем мы счастливы вечно, понимаешь?
– Я буду, – уверенно сказала Тури.
– Нам с тобой была не судьба встретиться. Мы не могли быть вместе. И в этом была правда, настоящая правда. Жестокая и противная. Потому что жизнь такая. А сейчас мы рядом, но так не бывает. Нас кто-то обманывает. И чем дольше мы будем оставаться обманутыми, тем страшнее будет расплата.
– Ага, – сказал Ассанг. – А правда в том, что вот теперь мы вместе, и ты влюбишься в Тури, и будешь с ней, и я влюблюсь в нее, и мы с тобой поссоримся, и ты захочешь убить меня, а я искалечу тебя заклятием; и ты будешь лежать в своей берлоге окровавленный и озлобленный, и никто не принесет тебе, умирающему от голода, кусок хлеба; потому что Корняга украдет твои деньги и сбежит в Хадас, где его сожгут пьяные бродяги; а Халимор просто уйдет, потому что ему на тебя плевать, он начнет собирать силы для Возрождения хорингов, но его убьют Чистые братья; а я брошу Тури в Дибале, где ей придется торговать собой, чтобы выжить; она потеряет все зубы, получая оплеухи вместо денег, однажды не выдержит и убьет клиента, а когда через четырнадцать кругов выйдет из подземной тюрьмы – найдет меня и убьет. Броском отравленного гурунарского ножа. Это будет последнее, что останется у нее от нашего путешествия. Так похоже на жизнь, Моран?
– Так – похоже, – мрачно сказал Моран и сразу светло улыбнулся из-под насупленных бровей. – Да ладно, чего вы… Трудно переделывать себя.
– И не надо. – Голос Халимора звучал, как шелест пересветного ветерка. – Оставайся собой истинным. Только это еще труднее…
– Кстати, о ножах. – Моран хлопнул себя по лбу и ловко, словно фокусник, извлек из-под плаща гурунарский метательный нож.
– Держи, госпожа Тури… Ты умело ими пользовалась. Так что один теперь – твой.
И он протянул узкую полоску металла рыжей девчонке. Метательный нож. Тот, что получше.
– Когда ты его подобрать успел? – спросила Тури растерянно. Похоже, ей никто и никогда не делал подарков. – Спасибо, Моран.
– Пожалуйста. Если не свидимся больше – может, вспомнишь.
Тури жестко взглянула на анхайра.
– Что значит – не свидимся?
– Я не верю в сказки, Тури, – тихо сказал Моран. – Все-таки не верю. Я хотел бы, чтоб ты была рядом… Но мы разные. И принадлежим разным мирам. Все, что я могу тебе обещать, – это помнить.
– Ну ладно, – нарочито громко сказал Ассанг. – Вы тут разбирайтесь, а у меня еще дела есть… Ветер! – еще громче позвал он.
Вороной красавец неспешно подошел к нему, аккуратно ставя копыта между камней, и ткнулся мягкими губами в ладонь.
– Пришло время вам расстаться, мальчики, – негромко сказал Ассанг. – Спасибо, Ветер. Прощай – или до свидания?
Громкое ржание эхом отразилось от дольменов. Ветер взвился в свечу – и в то же время остался неподвижным. Только тот конь, что отступал сейчас по осыпи на задних ногах, был рыже-коричневым, а стоящий смирно – белоснежным.
– О как! – пораженно сказал Моран, оглядываясь.
Рыжий конь опустился на все четыре копыта и сделал еще один шаг в сторону. И в то же время не сделал его. То есть гнедой – сделал, а соловый – нет…
Три коня стояли рядом – белый, гнедой и соловый.
– Трое в одном. – Роэн одобрительно кивнул и закашлялся. – Ты хорошо придумал, Ассанг. Это именно то, что нужно было для вашего путешествия.
– Вот почему он был такой неутомимый, – понимающе прошептала Тури.
– Вот почему он жрал за троих… – пробормотал Моран.
– Лови. – Ассанг бросил Морану повод белого. – Его зовут Снежок. Тебе понравится.
– А мне – вот этот! – возбужденно завопила Тури, бросаясь к соловому. – Как его зовут?
– Его зовут Чоб, – сказал маг. – Только тебе он не достанется. Если Халимор все-таки отправится с нами, Чоба возьмет он. А я уж на Дарахе… хотя вообще-то я старый, мне быстро ездить нельзя…
– А как же я? – обиженно сказала Тури, тряхнув рыжей гривой.
– А ты побежишь рядом, карса, – строгим голосом сказал Ассанг. – Ты ведь ничего еще не умеешь, Тури. Сейчас сила Трона окончательно покинет тебя, и ты станешь карсой, потому что в небе Меар. Еще много-много кругов тебе придется учиться, чтобы задерживать преображение хотя бы на час – я уж не говорю на день.
– О! Теперь верю. – Моран повернулся к Роэну. – Ну что, братья-хоринги, отпускаете с нами Халимора?
Роэн улыбнулся, как умели только хоринги – и как улыбаются взрослые детям, задавшим детский вопрос, на который не ответить однозначно.
– Ты неверно подобрал слово, Моран. Не отпускаем. Посылаем.
Моран вопросительно взглянул сначала на Роэна, потом на молодого хоринга, ставшего от улыбки особенно бледным.
– Теперь и у народа хорингов есть дела за Юбеном. Халимор будет первым. Куда ты идешь, в Дренгерт?
– Вряд ли… – проворчал Моран. – Лучше в Риву.
– Значит, Возрождение начнется в Риве. И если решишь заглянуть в Плиглекс на днях – у тебя будет верный спутник.
– В общину ашерхов? – догадался Моран.
– Да.
– Понятно.
Он подошел к молодому хорингу и заглянул в глаза.
– У меня к тебе две просьбы, Старший, – сказал Моран. – Первая: присматривай за мной, когда я буду… ну, вулхом. Четтанскими днями.
Ассанг скептически покачал головой и проворчал:
– Он неисправим!
– И вторая. Научи меня метать ножи!
Халимор, запрокинув голову, засмеялся.
– Хорошо, Моран. Я согласен.
Хоринги вскинули руки в прощальном жесте. Но сказали почему-то: «До встречи!», а не «Прощайте!».
Моран помнил, что людям, живущим недолго, хоринги всегда говорили «Прощайте!», а «До встречи!» – только таким, как они сами. Тем, у кого впереди Вечность.
Но Моран не верил в сказки. Даже если очень хотелось.
– Джерх!.. – возмущенно заорала Тури. – Ассанг, ну… уау!!!
– Я же говорил тебе, подлая девчонка! – рявкнул Ассанг, поднимаясь в седло. – Учиться надо, учиться!
– Я сложу об этом балладу, – мечтательно сказал Роэн собратьям, глядя на отъезжающих. – Трое всадников на фоне встающего Четтана – что может быть прекраснее?
Ассанг верхом на Дарахе. Моран верхом на Снежке. Халимор верхом на Чобе.
Три всадника. И гибкий силуэт карсы чуть в стороне.
И еще – Корняга верхом на Моране. На плече.
Хоринги пристально глядели им вслед, запоминая эту картину навсегда – или во всяком случае очень надолго, как умеют запоминать только хоринги.
– Сложи, – отозвался Лаэлли. – Только давай споем ее уже в том мире, под взглядом Близнецов.
Негромкий стук копыт и скрипучий голос неугомонного Корняги уже затихали вдали. И только сейчас высоко в небе над светлой У-Наринной, Каменным лесом, оборвалась еле слышная песня Ночи.
Потому что любая Ночь рано или поздно кончается.