Легкие следы Сухомизская Светлана

8

Казалось, что я пришла в себя на дне реки – толща воды тяжело давила мне на лоб, все расплывалось перед глазами… Для полноты впечатления не хватало только шныряющих мимо рыбок, да пузырей воздуха, вырывающихся изо рта и носа при каждом выдохе. Впрочем, приглядевшись, я обнаружила, что лежу, укрытая пледом, на диване у себя в квартире.

В комнату, крадучись, вошла Лилька, тихонько села в кресло, к зажженному торшеру и осторожно зашуршала конфетной оберткой.

– Что это ты там трескаешь втихомолку? – я попыталась говорить грозно, но, боюсь, голос мой прозвучал ненамного страшнее воробьиного чириканья.

– Ну, наконец-то! – обрадовано воскликнула Лилька. – Пришла в себя! Если бы я знала, что ты покатишься по наклонной плоскости из-за этого Димы, нипочем не стала бы тебя с ним знакомить.

Упоминание наклонной плоскости заставило меня наморщить лоб и вспомнить, как после разговора с Синезубовым я пришла в туалет, что-то сказала Нюте, села на пол, прямо под автоматическую сушилку для рук, работающую на фотоэлементах – так что в макушку мне ударила струя горячего воздуха – и сознание, поставив меня на автопилот, благоразумно удалилось по своим делам. Все мои дальнейшие действия и перемещения в пространстве терялись в густом тумане.

– Если я куда-то качусь, почему я этого не чувствую? – прошелестела я и перенесла туловище из лежачего положения в сидячее.

И, как оказалось, напрасно. Все предметы в комнате сорвались со своих мест и помчались вкруговую, а я, простонав, упала обратно.

– Теперь почувствовала? – Лилька подошла и села у меня в ногах. – Нет, серьезно, ты меня пугаешь, я тебя не узнаю. Вчера притащила к себе первого встречного, а сегодня вообще…

– А что сегодня? – надеясь на лучшее и опасаясь худшего, жалобно спросила я.

Опасения мои подтвердились. Оказалось, что под вечер я позвонила Лильке и, путаясь в словах, попросила ее заехать за собой к Алексею Толстому. К счастью, догадливая Лилька сообразила, что речь идет о памятнике. Прибыв на мой зов в маленький скверик между Большой и Малой Никитскими улицами, Лилька нашла на залитой закатными лучами солнца скамейке меня и Нюту, с невероятным подъемом и напором исполняющих «Варшавянку». В руках мы держали пластиковые стаканчики, а на скамейке между нами криво стояла, так и норовя упасть, литровая бутылка мартини – к Лилькиному приходу уже почти пустая. Спев про враждебные вихри и темные силы, мы принялись истово креститься на Церковь Большого Вознесения и слезно умолять Матушку-Богородицу помиловать нас, грешных, ибо не ведаем, что творим.

– Всю жизнь считала тебя тихоней и скромницей! А ты, оказывается, какая-то порочная особа! – с каким-то даже восхищением воскликнула Лилька.

– Да к тому же еще и безработная, – мрачно сообщила я.

– Тебя что, уволили с работы за пьянство? – ужаснулась Лилька.

– Ну, почти… Так, я должна позвонить Станиславскому. Он должен меня утешать, потому что это все из-за его чертова коньяка! Где мой мобильник?

– Вы что, перед мартини еще и коньяк пили? – ужаснулась Лилька.

Я неосмотрительно покачала головой и снова застонала – вспугнутые вещи опять запорхали по комнате.

– Так, – строго сказала Лилька. – Позвонить ты всегда успеешь. Сначала расскажи мне, наконец, все по порядку. А то в твоей жизни произошло столько событий, а я ничего не знаю.

И я рассказала, предварительно запив минеральной водой активированный уголь – Лилька скормила мне его целую пачку, уверяя, что он должен нейтрализовать разрушительное действие алкоголя на мой непривычный к пьянству и разврату организм. Правда, каким образом активированный уголь должен помочь мне еще и от разврата, она не уточнила.

– Что-то тут не так, – постановила Лилька, дослушав мою историю до конца. – Не нравится мне все это. Божество… Цветы… Виолетта Луначарская… Нет, правда, настоящая Луначарская?

– Девятьсот девяносто девятой пробы. А ты просто завидуешь!

– Ну да, есть чему. Парень пропал, а работа накрылась медным тазом.

– Чем сыпать соль на раны, заварила бы лучше чаю. Там в бело-синей баночке лежат такие зеленые шарики, их надо сперва…

– Так, могу предложить тебе на выбор – либо я беру какой-нибудь простой цейлонский и завариваю его как умею, либо вообще будешь у меня пить чай из пакетиков…

– Делай, как знаешь, – голосом, полным страдания, ответила я. – Я тебя прощаю только потому…

– Что я твоя самая лучшая подруга и без меня тебе не прожить! Как только тебе не надоест эта грубая лесть! – сказала Лилька с чрезвычайно довольным видом.

Пока Лилька звенела на кухне посудой, я, набравшись мужества, встала с дивана и нетвердой походкой отправилась на поиски своей сумки, в которой должен был лежать мобильник – во всяком случае, мне очень хотелось на это надеяться.

Мобильник действительно нашелся в сумке, но дозвониться до Станиславского мне не удалось. Ни в первый раз, ни во второй, ни в десятый. Ни в триста пятьдесят тысячный с половиной раз.

Лилька, с неодобрением, хотя и не без жалости наблюдавшая за моими настойчивыми, но безуспешными попытками:

– Слушай, ведь у него включена эта услуга, как бишь ее, когда ему приходит эсэмэска обо всех неотвеченных звонках, ну, пока он был недоступен. Вот будет весело, когда окажется, что ты ему звонила триста пятьдесят тысяч с половиной раз. Что он о тебе тогда подумает?

– Он подумает, что у меня на мобильнике залипает кнопка вызова, – мрачно ответила я. – А я не буду его в этом разубеждать.

– Ой, вот нашла дурака! Думаешь, он тебе поверит?

– Не поверит, конечно. На то он и Станиславский. Так прямо и скажет: «Не верю!».

Мы захихикали, а мобильник у меня в руке зазвонил. Чуть не выронив его из рук я с надеждой посмотрела на дисплей… Но надежда умерла, едва родившись – звонила Нюта.

– Знаешь, что? Я вот сейчас проснулась и поняла, что мы с тобой должны обнулить наш счетчик утрат, – сказала Нюта заунывным голосом. – Потому что мы с тобой потеряли работу, и теперь все остальные потери кажутся пустяком на этом фоне.

– Хорошо, – сказала я мрачно. – Договорились. Это все, что ты мне хотела сообщить?

– Нет! Я хочу тебе сообщить, что я вот тут проснулась и обнаружила, что посеяла книжку Шопенгауэра, которую брала с собой, чтобы читать в транспорте, косметичку и правый мокасин! Так что у нас с тобой счет 3:0 в мою пользу!

– Слушай, а я тут потеряла молодого человека. Буквально. Это потеря считается? Предлагаю выписать мне за такую потерю пять… нет, десять очков!

– Так ведь молодого человека ты потеряла вчера, а работу мы потеряли сегодня!

– Нет, это уже другой, я потеряла еще одного.

– Ну уж дудки! Потерянные парни считаться не будут! Погоди, а кого это ты еще потеряла?

– Какая теперь разница, – мрачно ответила я и с тяжелым вздохом нажала на кнопку отбоя.

9

Под окнами взвыла сирена – кто-то по служебной надобности пытался прорваться сквозь пробку на набережной – и вернула меня к действительности. И к забытой на блюдце чашке. Я сделала поднесла чашку к губам и сделала глоток.

И обнаружила, что юннань остыл и потерял всякий вкус, а сидящая за ноутбуком Нюта продолжает рассуждать вслух, целеустремленно щелкать мышью и зачитывать мне найденное:

– Ага, вот, смотри, это уже для тебя: «Редактор интернет-сайта. Обязанности: Обеспечение постоянного притока сообщений в ленту новостей, написание пресс-релизов, перевод и литературная обработка англоязычных новостей, подбор изображений, интервьюирование ведущих представителей отрасли, написание и редактура обзорных и аналитических статей, репортажей с выставок и пресс-конференций…»

– Ничего себе! И что обещают за такую непыльную работенку?

Нюта фыркнула, не отводя взгляда от монитора ноутбука.

– Обеды за их счет, соблюдение ТК, полный рабочий день, офис в Алтуфьево и…

– Ни за какие деньги, – я посмотрела на монитор. – Ну – уж не за такие – точно!

– Подумайте, какая цаца! Посмотрим, что ты дальше запоешь… А это?

Она продолжала говорить, но я уже не слушала. Мысли мои вновь унеслись далеко.

Телефон Станиславского продолжал отвечать мне металлическим женским голосом. Поймать божество на «Китеж-ТВ», хотя бы для того, чтобы заглянуть в его бессовестные янтарные глаза, мне тоже не удалось. Когда я вчера явилась на теперь уже бывшую работу за расчетом, специально подгадав свой приход к начитке текстов, оказалось, что озвучание уже состоялось. «У него какой-то аврал, поэтому он попросился прийти пораньше!» – сказал Илюша, размешивая растворимый кисель в кружке, которая еще совсем недавно принадлежала мне. Если бы не Илюшины слова, я заподозрила бы, что никакого Станиславского вовсе не существовало, что это просто плод моего воображения, не в меру разыгравшегося с горя от крушения надежд по поводу Димы.

Впрочем, нет худа без добра. Образ Димы в моем сердце настолько стерся, что я и вспоминала-то о нем только в связи с таинственно исчезнувшим Станиславским.

Надо сказать, в моей жизни хватало проблем и без испарившегося божества.

Уже второй день – вторые сутки, если быть точной – мы с Нютой пытались сообразить, что нам делать с нашими молодыми жизнями, внезапно оказавшимся никому на свете не нужными. Мы составляли резюме, писали синопсисы сериалов и сочиняли заявки на документальные фильмы. Мы облазили все рекрутерские сайты, изучили вакансии всех популярных каналов и продюсерских фирм. Мы оставили свои координаты во всех кадровых агентствах. Мы расширили круг поисков, решив не ограничиваться одним телевидением. И чем больше мы искали, тем сильнее овладевала нами тоска. Впрочем, друг перед другом мы изо всех сил симулировали бодрость и веру в светлое будущее.

Еще вчера был ясный день, солнце золотило купола кремлевских соборов и оплетку рубиновых звезд, и казалось, что ничего страшного не произошло, и все у нас получится. Но сегодня небо затянуло тучами, Москва-река под моими окнами стала серой, почти без блеска, от машин, мчавшихся по набережной, поднимался вверх густой дым… А я пыталась понять – что я сделала не так? Почему он не звонит?