Драгоценность Эвинг Эми

–А ты, кузина, кошмар светской хроники, но кто считает? – Гарнет хватает очередной бокал шампанского. – Спорим на десять тысяч диамантов, что мне она найдет партию быстрее, чем для тебя.

Карнелиан меняется в лице.

–У меня нет десяти тысяч диамантов.

–Это верно. – Он обращается к своим друзьям. – Давайте убираться отсюда, пока ее королевская милость не вернулась с танцпола. Там сзади есть сад.

–Гарнет, – говорит один из его друзей, коротко кивая в мою сторону. – Разве ты не собираешься извиниться?

–За что? – удивляется Гарнет. Его замутненный взгляд падает на меня. – А, так это всего лишь суррогат моей матери. Пошли.

Они проталкиваются сквозь толпу, и их смех перекрывает музыку. Я ощупываю затылок в том месте, откуда выпали булавки.

–Здесь все в порядке? – спрашивает знакомый голос. Я быстро поворачиваюсь и вижу перед собой улыбающегося Люсьена. Открываю рот, но он еле заметным движением головы заставляет меня молчать.

–Гарнет, как всегда, очаровательно непосредственен, – отвечает графиня. – Он, кажется, огорчил этого суррогата.

–О боже. – Люсьен разглядывает мою растрепанную прическу. – Какая неприятность. Но не волнуйтесь, я сейчас все исправлю, и прическа будет как новая, прежде чем закончится танец. Ты, – говорит он резко, и я вздрагиваю. – Иди за мной.

Я следую за ним через толпу, не поднимая головы, стараясь выглядеть кроткой овечкой. Мы выходим из бального зала, и Люсьен ведет меня по коридору, позвякивая связкой ключей на поясе. Наконец мы останавливаемся перед дверью, которая ведет в небольшую дамскую комнату. Зеркало в ней занимает целую стену, вдоль него тянется мраморная столешница с умывальником, заставленная туалетными принадлежностями, флакончиками духов и помадами.

–Люсьен! – восклицаю я, когда он закрывает дверь. – Где ты…

Люсьен прикладывает палец к губам, и я умолкаю. Он снимает камертон с кольца для ключей и стучит им по столешнице; инструмент зависает в воздухе и тихо жужжит. Только после этого Люсьен улыбается мне.

–Ты выглядишь восхитительно.

Я не могу не улыбнуться в ответ.

–Спасибо. Я искала тебя в библиотеке. Где ты был?

–В Жемчужине неразумно встречаться дважды в одном и том же месте, – отвечает Люсьен.

–Ты серьезно сказал, что поможешь мне выбраться отсюда? – задаю я вопрос, который не дает мне покоя.

–Да. Но сейчас нет времени говорить об этом. – Люсьен оценивает ущерб, нанесенный моей прическе, и поднимает выбившиеся пряди. – У меня был разработан целый план, как встретиться с тобой наедине, но сынок герцогини с его ужасными манерами подвернулся как нельзя кстати.

Наши глаза встречаются в зеркале, и он достает другой камертон, похожий на тот, что зависает сейчас в воздухе. Очень осторожно он закрепляет его в моих волосах и прикрывает локонами.

–Спрячь его, когда вернешься во дворец. Он тебе понадобится завтра в полночь, – тихо говорит он мне на ухо. – А теперь давай вернемся к твоей хозяйке.

Он вешает свой камертон на брелок, и я молча следую за ним обратно, ошеломленная таким поворотом событий и сознанием того, что мои волосы хранят большой секрет.

17

Герцогиня все еще танцует с Эшем, когда мы возвращаемся в бальный зал.

–Ступай обратно к графине и жди свою хозяйку, – громко произносит Люсьен резким, командирским тоном, предназначенным для чужих ушей. Я киваю и смотрю, как он пробирается через толпу к Курфюрстине. Когда он подходит к королевскому подиуму, Курфюрстина жестом подзывает его к трону. Он наклоняется, и она что-то шепчет ему на ухо. Мне интересно, что она говорит.

–Вайолет?

Я вздрагиваю от звука собственного имени, произнесенного хриплым шепотом. Рейвен выглядывает из-за колонны. Она в красивом алом платье, с золотыми браслетами на запястьях.

–Рейвен! – чуть ли не вскрикиваю я, быстро и осторожно пробираясь к ней.

–Ш-ш, – шипит Рейвен. – Она не должна знать, что я отошла.

Она дергает головой, показывая через плечо. Я вижу широченную спину графини дома Камня, беседующей с дамой, в которой я узнаю леди дома Огня.

–Я тебя обыскалась, – говорит Рейвен.

Как только проходит первое потрясение, я замечаю, как исхудала моя подруга. Она как будто усохла, высокие скулы стали еще острее, под глазами залегают темные круги.

–С тобой все в порядке? – шепчу я.

Рейвен улыбается, ее губы того и гляди треснут, растягиваясь в улыбке.

–Ты все такая же красивая, – говорит она, – какой я тебя помню. – Взгляд у нее затуманивается. – Знаешь, иногда мне кажется, что Южные Ворота были сном. У тебя не возникает такого чувства?

–Нет, – говорю я. – О чем ты?

Но Рейвен, похоже, не слышит меня.

–Там была еще одна девушка. Наша подруга. Красивая и глупенькая блондинка. Как же ее звали?

Ком встает у меня в горле.

–Лили, – говорю я. – Ее звали Лили.

Рейвен вздыхает с облегчением.

–Да, точно. Лили. Кажется, иногда я бывала с ней груба.

Она рассеянно потирает запястье, и я вижу, что золотые браслеты на самом деле наручники, прикрепленные друг к другу тонкой цепочкой.

–Что это? – ужасаюсь я.

Улыбка Рейвен выглядит зловещей.

–Она не очень-то меня любит. Я уже сказала ей, что она ничего от меня не получит. Теперь она думает, что может отобрать у меня память, но я этого не позволю. Я не забуду тебя. Обещаю. Я не забуду тебя.

–Рейвен, ты меня пугаешь, – говорю я.

–Ты ведь тоже не забудешь меня, да, Вайолет? – Рейвен медленно пятится назад.

–Нет, – шепчу я со слезами на глазах. – Никогда.

Рейвен спешит занять свое место подле хозяйки и успевает вовремя – графиня дома Камня как раз поворачивается, чтобы схватить канапе с проплывающего мимо подноса.

Кто-то берет меня за локоть, и я взвиваюсь от испуга.

–Я думал, что ты уже вернулась к герцогине. – Люсьен стоит рядом со мной, и в его глазах сквозит предостережение. – Позволь, я провожу тебя.

Я следую за ним, но мысли мои с Рейвен. Из головы не идут ее изможденное лицо, золотые наручники на запястьях, настойчивая просьба не забывать ее.

–Вот она, моя госпожа, – говорит Люсьен, и его голос возвращает меня в настоящее. Я снова стою рядом с графиней дома Роз и Карнелиан. – Как новенькая.

Танец заканчивается, и пары начинают покидать паркет. Я понимаю, что герцогиня и Эш вот-вот будут здесь, но никак не могу прийти в себя после встречи с Рейвен.

–Вот, держи, – говорт Люсьен, протягивая мне бокал шампанского. – Освежись немного. Не стоит так переживать, все будет в порядке.

Его голос звучит резко, и я улавливаю двойной смысл в его словах – интересно, знает ли он про Рейвен? – но тут он кланяется и исчезает в толпе.

–А вы искушенный танцор, мистер Локвуд, – доносится до меня счастливый голос герцогини. Она смеется.

–Как и вы, моя госпожа, – отвечает Эш.

Карнелиан немного дуется. Взгляд герцогини скользит по толпе.

–Полагаю, мне следует найти своего мужа. Аметрин, давай еще немного поболтаем, пока мы не уехали.

–Конечно, – откликается графиня.

Герцогиня косится на меня, и я благодарна Люсьену за шампанское – мне есть чем занять руки и прикрыть лицо. И это хорошее оправдание румянцу на моих щеках и блеску в глазах. Герцогиня выхватывает бокал из моих рук.

–Ты не имеешь права пить без моего разрешения, – отрывисто произносит она, возвращая бокал официанту. Вдруг раздается громкий стук, и музыка стихает. Курфюрст и Курфюрстина встают со своих тронов, и толпа замолкает, мужчины кланяются, а женщины приседают в глубоком реверансе. Я чувствую себя ужасно неловко, потому что корсет больно впивается в бедра.

–Мы благодарим вас за то, что вы посетили наш ежегодный бал. – Громкий голос Курфюрста разносится по залу. – Вы остаетесь в наших сердцах как благодетели и продолжатели рода нашего великого города. Мы поднимаем свои бокалы в вашу честь!

Курфюрст и Курфюрстина поднимают бокалы, и я замечаю, что улыбка Курфюрстины выглядит немного неестественной. Гости выпрямляются и тянутся за шампанским.

–Этот год, безусловно, особенный для нашей семьи, – продолжает он. – Позвольте представить всем вам… моего сына и наследника, будущего курфюрста.

Выплывает няня в белом чепце, с ребенком на руках, и встает возле трона. Наследник одет в распашонку, расшитую рубинами и жемчугом. Его маленькое личико морщится, и, когда королевские особы начинают хлопать и подбадривать его, он испускает длинный и долгий вопль. Курфюрст бросает суровый взгляд на няню, и младенца спешно уносят из бального зала, а его вопли тонут в овациях толпы.

–А теперь давайте развлекаться! – объявляет Курфюрстина. – Здесь сегодня так много новых суррогатов. Посмотрим, кто из них самый талантливый?

Удивительно, как это королевским особам удается задавать вопросы, которые и вопросами-то не назовешь, потому что ответ заранее известен. Может быть, именно поэтому герцогиня дала мне виолончель – не как подарок или награду, но для подготовки к участию в конкурсе суррогатов? Я украдкой поглядываю на нее, опасаясь, что она назовет мое имя, но ее взгляд прикован к Курфюрсту.

–Моя – танцовщица, Ваша светлость, – выкрикивает герцогиня дома Весов. – Лучшая из всех, кого я знаю. – «Торт-мороженое» заметно бледнеет.

Курфюрстина весело смеется и хлопает в ладоши.

–Замечательно! Очистить пол.

Я испытываю жалость к девушке, которую выводят на пятачок прямо перед королевским троном. Толпа напирает, все хотят прорваться в первые ряды. Белокурые локоны «торта-мороженого» дрожат, глаза с мольбой смотрят на хозяйку, но та строго кивает головой. Боюсь даже думать о том, что может произойти с бедняжкой дома, если она станцует плохо.

Девушка останавливается на краю танцевального круга и скидывает туфли. Затем, под изумленные ахи и охи, развязывает верхнюю юбку, которая падает к ее ногам, и остается в корсете и нижней юбке.

–О боже! – восклицает Курфюрстина.

Герцогиня дома Весов, кажется, довольна вниманием.

–Иначе она не сможет танцевать, Ваша милость, – объясняет она. – Юбка слишком длинная.

Курфюрстина хихикает.

–Понимаю. Ей нужна какая-нибудь особенная музыка?

–Нет, Ваша милость, – с высокомерной улыбкой отвечает герцогиня. – Она может танцевать под любую музыку.

Курфюрстина обращается к дирижеру.

–Сыграйте ноктюрн.

Вступает одинокая скрипка, и к ее тоскливым нотам тотчас присоединяются вторая скрипка, альт и виолончель. Я не могу не заметить, что виолончель слегка расстроена, и струна ля звучит резковато.

«Торт-мороженое» закрывает глаза, поднимает руки над головой и начинает танцевать.

Она прекрасна. Я никогда не видела, чтобы кто-то двигался с такой изящной плавностью – ее кости будто резиновые, они сгибаются, растягиваются и создают формы, которые, кажется, не способно вылепить человеческое тело. У меня такое чувство, будто девушка рассказывает свою историю, сотканную из прыжков и фуэте. Каким-то странным образом это напоминает мне собственные ощущения при игре на виолончели.

Пьеса заканчивается, и «торт-мороженое» замирает в изящной позиции. Курфюрстина хлопает в ладоши. Тотчас к ее аплодисментам присоединяется толпа гостей, и я тоже не могу удержаться. Танец девушки был для меня сном, пусть и не моим, и я получила невероятное наслаждение.

«Торт-мороженое» опускается в реверансе, затем быстро собирает ворох юбок и туфли и спешит к своей госпоже.

–Это было потрясающе, – говорит Курфюрстина, и аплодисменты резко смолкают. – Не правда ли, дорогой?

–Потрясающе, – соглашается Курфюрст.

–Я не могу себе представить что-нибудь более приятное. – Курфюрстина улыбается герцогине дома Весов, которая вспыхивает от удовольствия и приседает в реверансе. – Александрит, я думаю, что вы, возможно, приобрели самого талантливого суррогата последнего Аукциона.

–Мне придется с этим не согласиться, Ваша милость.

Толпа ропщет, и меня пробирает холодная дрожь страха. Герцогиня дома Озера пристально смотрит на Курфюрста, ее черные глаза поблескивают в свете люстры. На его губах будто появляется намек на улыбку.

Если Курфюрстина и замечает этот неуловимый диалог, виду она не подает. Наоборот, ее лицо выражает полный восторг.

–В самом деле? Вы думаете, что ваш сможет затмить суррогата Александрит?

Герцогиня излучает самодовольство.

–Я в этом уверена.

–О, я обожаю хорошее соревнование. Она должна сейчас же выступить, ты согласен, дорогой?

Курфюрст постукивает пальцем по бокалу с вином.

–В чем ее талант, Пёрл? – спрашивает он.

Что-то загорается в глазах герцогини.

–Она играет на виолончели, Ваша милость.

Курфюрст кивает.

–Приведите ее на сцену, – велит он своим лакеям. Я чувствую железную хватку на моей руке.

–Не разочаруй меня, – цедит сквозь зубы герцогиня и, словно спохватившись, добавляет: – Пожалуйста.

Меня ведут к оркестру, и я чувствую напряжение толпы, которая так и ждет моего провала. Сцена приближается, и, приподнимая полы платья, я всхожу по ступенькам. До меня доносятся сдавленные смешки, щеки мои горят.

Музыкант с седыми усами неохотно передает мне свою виолончель. Мои пальцы смыкаются вокруг полированного деревянного грифа, и я протягиваю свободную руку за смычком.

Собравшись с духом, я поворачиваюсь лицом к зрителям. Курфюрст с Курфюрстиной покинули свой подиум и теперь стоят у подножия лестницы, шагах в десяти от меня. Я вижу герцогиню за спиной Курфюрста, рядом с ней герцог, Карнелиан и Эш. А за ними – море лиц, и все обращены ко мне, их глаза неотрывно следят за каждым моим движением. Смычок дрожит в моей руке. Никогда еще я не играла перед такой аудиторией. Мои воображаемые слушатели в концертном зале герцогини всегда были доброжелательными и отзывчивыми. Я осторожно присаживаюсь на краешек стула, расправляю юбки так, чтобы виолончель уютно устроилась между коленями. Когда ее гриф ложится на мое плечо, волнение слегка отпускает меня. С виолончелью в руках становится спокойнее.

–Есть ли у вас какие-либо музыкальные предпочтения, Ваша милость? – спрашивает герцогиня, хотя и непонятно, к кому она обращается – к Курфюрсту или Курфюрстине.

Отвечает, тем не менее, Курфюрстина.

–Мне бы очень хотелось послушать то, что больше всего нравится ей самой.

По толпе проносится шепот, некоторые женщины ухмыляются, но я не понимаю, в чем смысл этого недовольства, да меня это и не особенно заботит. Я должна показать себя с лучшей стороны. Приходится подумать./p>

Что мне нравится больше всего…

В одно мгновение сцена передо мной преображается, потому что я точно знаю, что хочу сыграть, и страха больше нет.

Прелюдия соль мажор. Первая пьеса, которую я разучила. Я уверена, что герцогиня предпочла бы более современную и сложную вещь, чтобы произвести впечатление или даже фурор. Но эта прелюдия напоминает мне о Рейвен, Лили и всех девочках, которые приехали вместе со мной на поезде. Она напоминает мне столовую в Южных Воротах, мою крохотную спальню и торт с именем Хэзел, напоминает о тех временах, когда смех был искренним, напоминает о дружбе и доверии.

Я провожу смычком по струнам и начинаю играть. Ноты наплывают друг на друга, льются водопадом звуков, и я мысленно покидаю этот бальный зал и переношусь в простенький музыкальный класс, где пахнет полированным деревом и где передо мной только лица девочек, которым хочется слушать, как я играю. И не потому, что я одаренная, не потому, что мой музыкальный талант делает меня особенной, а просто потому, что я играю с любовью. Воспоминания согревают меня изнутри, как пламя свечи; и смычок порхает по струнам, ноты поднимаются все выше, и я чувствую себя свободной, по-настоящему свободной, потому что никто не может тронуть меня здесь, на этой сцене, никто не может причинить мне боль; и когда смычок высекает финальную квинту и аккорд эхом разносится по гулкому залу, я ловлю себя на том, что улыбаюсь, и слеза катится по моей щеке.

В зале тишина.

Я поднимаю голову и встречаюсь с серо-зелеными глазами, в которых теперь пылает огонь. Впервые Эш не отводит глаз, так же как и я. Его взгляд пронзительный и обжигающий, и я снова чувствую себя живой. Он смотрит не на суррогата – он смотрит на меня.

И тут Курфюрст начинает хлопать. Его аплодисменты подхватывают в толпе, и вскоре они перерастают в оглушительные овации, но я как будто уже не с ними; звуки глохнут для меня, потому что я замечаю в толпе проблеск золота и теперь вижу только одно лицо, которое смогло заставить меня отвести взгляд от Эша.

Рейвен.

Она выделяется среди моря лиц, ее скованные золотой цепочкой руки прижаты к груди, и Рейвен выглядит счастливой, по-настоящему счастливой. Наши глаза встречаются, и я скрещиваю два пальца правой руки и прижимаю их к сердцу. Это символ взаимоуважения между суррогатами и моя клятва: что бы ни случилось, я никогда ее не забуду.

18

Ближе к ночи веселье на балу в самом разгаре.

Шампанское льется рекой, танцы становятся все более зажигательными, а смех и болтовня – оглушительными.

Герцогиня получает много поздравлений после моего выступления, что само по себе нелепо, поскольку она ничего не делала. Каждый раз, когда я вижу Рейвен, подруга как будто приклеена к графине дома Камня и стоит с поникшей головой, прижимая к груди скованные браслетами руки.

От духоты в зале, да еще после шампанского, у меня кружится голова. Герцогиня танцует с герцогом. Карнелиан и Эша нигде не видно, а Люсьен беседует с лакеями. Гарнет с приятелями хохочут, разглядывая девушек. Мне нужно на воздух. Отыскав дверь, я незаметно выскальзываю в сад.

Вечерняя прохлада остужает кожу, и я вдыхаю глубоко-глубоко, как только позволяет мой дурацкий корсет. Отираю вспотевший лоб. Так приятно побыть в одиночестве хотя бы минутку.

Я в маленьком саду с фонтаном. Две фигуры сидят на скамейке в дальнем углу, сливаясь в объятиях. Справа от меня возвышается живая изгородь, и я скрываюсь за ней, подальше от парочки и шумного бала.

Лунный свет отражается в небольшом пруду, на берегу которого стоит беседка. Здесь так спокойно, так мирно. Я осторожно приседаю у воды, стараясь не замочить подол платья, и кончиком пальца прикасаюсь к стеклянной глади. Лунная дорожка расползается, лениво собирается в круг, и снова все замирает.

–Привет, – доносится до меня голос.

Я едва не грохаюсь в пруд. Вскакивая на ноги, вижу его, Эша, в полумраке беседки. Он уже без смокинга, рукава его рубашки закатаны.

–Привет, – еле слышно выдыхаю я.

Какое-то время мы просто смотрим друг на друга.

–Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.

–Я… я не знаю. Мне стало жарко. И там очень шумно.

–Да, пожалуй. – Он опускает глаза. – Тебе нельзя здесь находиться.

–Наверное, нельзя.

Но он не прогоняет меня. И сам не уходит.

–Это было невероятно, – говорит он, встречаясь со мной глазами. – Я никогда еще не слышал такого блестящего исполнения.

–О, – отвечаю я. И добавляю, спохватившись: – Спасибо.

–Они не понимают, – говорит он, устремляя взгляд на огни бального зала. – Они думают, что твоя музыка принадлежит им. Как будто деньги гарантируют им это право собственности.

–Разве нет? – с горечью замечаю я.

Он пристально смотрит на меня, его лицо непроницаемо.

–Нет, – отвечает он.

–Что ж, в любом случае, я не Страдивариус Тэнглвуд, – говорю я, пытаясь оживить разговор. – Даже и не Рид Пёрлинг.

Эш смотрит в сторону, его лицо становится задумчивым.

–Знаешь, я никогда раньше этого не делал. В смысле, не перечил клиенту. Это запрещено.

–Тогда почему перечишь мне?

–Не знаю. Я просто… – Он вздыхает. – Просто захотелось сказать правду.

–Тебя послушать, так ты совершил преступление.

–В моей профессии это так и есть.

–Моя профессия и вовсе запрещает любые разговоры, – возражаю я. – Так что мне ты можешь говорить правду. Я все равно никому не смогу рассказать.

–Отличная идея. – Эш ухмыляется. – Сказать по правде… я ненавижу авокадо.

Я смеюсь.

–Что?

–Авокадо. Я их ненавижу. Они скользкие и на вкус, как мыло.

–Авокадо совсем не как мыло. – Я снова смеюсь. – А я ненавижу этот корсет. – Я тычу пальцем в жесткий панцирь. – Почему мужчин не заставляют носить такие идиотские доспехи?

– Я не думаю, что герцог выглядел бы в них так же изящно, как ты, – отвечает Эш.

Мои щеки заливает румянец.

–Я выгляжу ничуть не лучше, чем большинство женщин на этом балу.

–Не сравнивай себя с ними, – резко произносит он. Я застываю от удивления. Он смущается. – Извини. Я виноват, я…

–Все хорошо. Я неправильно выразилась. – Я бросаю взгляд на дворец. – Я совсем не такая, как они, – бормочу я.

–Да, – соглашается Эш. – Ты не такая. – Его слова жалят, как оскорбление, пока он не добавляет: – И я нахожу это высшей формой комплимента.

–Сколько раз ты бывал здесь? – спрашиваю я.

–В королевском дворце? Вот уже двенадцатый раз я удостоен приглашения.

Я не могу удержаться от улыбки.

–При мне можно не выражаться так высокопарно. Я всего лишь суррогат, ты не забыл?

Эш улыбается.

–Наверное, привычка. – Он замолкает. – Это действительно звучит нелепо. Иногда мне кажется, что я уже не слышу себя настоящего. Впрочем, меня никто и не слушает.

–Я слушаю, – тихо говорю я.

Молчание. И все равно он не двигается.

–О чем ты думала? – спрашивает он. – Когда играла? Ты словно была где-то далеко.

–Я снова была в Южных Воротах. Это наш инкубатор. Играла для своих девчонок. Они любили слушать меня, когда я репетировала.

Он встает. Я чувствую, что он сейчас уйдет, а мне этого совсем не хочется. И вдруг слова сами собой слетают с моих губ.

–Если ты когда-нибудь захочешь послушать… ну, музыку… иногда я играю в концертном зале. Нет, не подумай… это просто для себя, не концерт какой-нибудь, но… – Мой голос обрывается.

Эш пробегает рукой по волосам, его лицо выражает досаду. Он выходит из беседки и идет ко мне, останавливаясь так близко, что я чувствую тепло его тела. Мои пальцы зудят от желания прикоснуться к нему, прочертить овал его лица, рельефные мышцы груди. Я хочу, чтобы он обнял меня, прижался губами к моим губам, зарылся руками в моих волосах. Желание – сильное и необъяснимое – захлестывает меня, и оно мне приятно.

–Почему ты оказалась в моей комнате? – спрашивает он. – Что ты там делала?

–Я… я заблудилась.

–Ты заблудилась, – повторят он, но по его тону чувствуется, что он имеет в виду нечто совсем другое. Его взгляд прожигает меня насквозь, но тут он качает головой и, не произнося ни слова, поворачивается и уходит, оставляя меня в изумлении и одиночестве.

На следующее утро я просыпаюсь с пульсирующей головной болью.

–О… – Со стоном прижимаю руку ко лбу. Во рту сухо, послевкусие жуткое. Мне не следовало пить столько шампанского.

Прежде чем вызвать Аннабель, я достаю из ящика своего комода маленькую инкрустированную шкатулку, где вчера вечером спрятала камертон, пока Аннабель развешивала мое платье. В шкатулке есть второе дно, и, чтобы открыть его, я вытряхиваю серьги, браслеты, кулоны. Камертон лежит на бархатной подушечке, и я любовно поглаживаю его пальцем. Не знаю, что случится сегодня в полночь, но горю желанием узнать.

Я складываю обратно драгоценности и убираю шкатулку в ящик. Только после этого дергаю за шнур звонка, вызывая Аннабель.

После завтрака я чувствую себя гораздо лучше. Мы с Аннабель проводим тихий день в моей комнате. Она несколько раз обыгрывает меня в «Хальму», потом я делаю вид, что увлеченно читаю, но мысленно сама то с Эшем у беседки возле пруда, то с камертоном сегодня в полночь.

Внезапно распахивается дверь, да с такой силой, что сотрясаются стены. Мы с Аннабель подпрыгиваем в креслах, когда входит герцогиня в сопровождении своих гвардейцев.

–Вон отсюда, – приказывает она Аннабель, которая тут же исчезает из комнаты.

Герцогиня сверлит меня суровым взглядом.

–Я хорошо о тебе заботилась, не так ли? – спрашивает она.

–Д-да, моя госпожа, – запинаясь, бормочу я.

–И твоя жизнь была приятной, как я и обещала, не так ли?

Я киваю, пытаясь понять, что я такого натворила. Может, она знает про Люсьена? Или видела меня с Эшем?

–Тогда потрудись объяснить, почему одна из горничных нашла вот это. – Она швыряет на кофейный столик какой-то овальный предмет.

Это портрет, который я изменила заклинанием на цвет. На нем кожа герцогини по-прежнему отвратительно зеленая. Я внутренне съеживаюсь от страха, и, когда поднимаю глаза, догадываюсь, что на моем лице виноватое выражение.

–Я… я… – Оправданий не находится.

–Ты… что? – мурлычет герцогиня. – Сочла это забавным?

Я мотаю головой.

–Может, ты испортила еще что-нибудь из моего имущества?

Она удивительно спокойна. Но от этого я волнуюсь еще больше, и меня прошибает пот.

–Нет, моя госпожа, – шепчу я.

Герцогиня поднимает бровь.

–Давай-ка проверим, говоришь ли ты правду.

Страницы: «« ... 89101112131415 »»

Читать бесплатно другие книги:

Уважаемый читатель. Перед тобой историческое фэнтези. События, описанные в этой повести, происходят ...
Переход мировых компаний к корпоративному маркетингу, по мнению автора книги, требует осуществления ...
Хлебопечка стала одним из самых необходимых предметов на кухне для тех, кто ценит здоровую пищу. В х...
Тайны Великой Отечественной уже седьмое десятилетие притягивают всех, чьи отцы и деды погибли на пол...
Июнь 1941 года. Почти по всей линии фронта войска Третьего рейха и его союзников теснят части Красно...
Главная героиня нового остросюжетного романа мастера приключенческого жанра Богдана Сушинского – еди...