Драгоценность Эвинг Эми

25

Следующие четыре недели – самые счастливые в моей жизни в Жемчужине.

Я счастлива, потому что доктор отложил следующую попытку оплодотворения, и герцогиня оставила меня в покое, тем более что сама она занята приготовлениями к свадьбе Гарнета. Раз в неделю мы с доктором Блайтом навещаем наш дуб, но мне так и не удается заставить его расти без стимулирующей силы пистолета.

Каждое воскресенье в полночь я общаюсь с Люсьеном через аркан. Я рассказываю ему о том, какая я послушная, что, в общем-то, правда – с герцогиней я веду себя как образцовый суррогат. Он с облегчением воспринимает новость об отложенной попытке оплодотворения. Мне так и не удается выведать у него, где я буду скрываться до конца своих дней, и в чем заключается его великая цель. Видимо, слишком опасно говорить об этом в Жемчужине, даже через аркан. Но он уверяет меня, что его планы в стадии завершения, и что после моего освобождения он вызволит из Жемчужины и других девушек. Мне очень жаль, что я больше ничем не могу ему помочь.

Я вижусь с Эшем почти каждый день – он оставляет мне записки в «Очерках перекрестного опыления», указывая день и время встречи, и мне не составляет труда найти повод, чтобы пойти в библиотеку, а уж оттуда проскользнуть в потайной ход. Наши свидания короткие, не дольше часа, пока Карнелиан на уроке, а я свободна от сеансов с доктором. Мы вспоминаем время, которое называем «До», говорим о доме, семье, друзьях. Я учу его играть в «Хальму». Иногда мы читаем друг другу. А порой просто лежим на диване и молчим. Лишь бы вместе.

С Рейвен мы общаемся так часто, как только удается, и в этом нам по-прежнему помогает плющ. Мы обмениваемся безделушками, которые со стороны выглядят бессмысленными. Клочок кружева. Прядь волос. Мраморный кубик из игры «Хальма». Пружинка из часов.

Но нам они говорят: «Я здесь. Я в порядке».

Пасмурным декабрьским днем мы с Эшем лежим на диване в его гостиной, моя голова у него на груди, его пальцы путаются в моих волосах. Юбка раскинута веером над нами, и я чувствую, как его сердце бьется в мою щеку.

Остается всего неделя до Самой Длинной ночи. Семь коротких дней, прежде чем я навсегда покину Жемчужину. Жаль, что я не могу сказать ему об этом. Я ненавижу ложь. Каждый раз, когда он невзначай говорит про «будущий год», или размышляет о том, как долго мы еще можем быть вместе, или радуется тому, что Карнелиан так трудно выдать замуж, меня гложет чувство вины. Пару раз я уже была готова признаться ему во всем, но голос Люсьена, остерегая, звучит у меня в голове.

–Что не так? – спрашивает Эш. Он очень хорошо чувствует мое настроение. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него.

–Я не хочу быть без тебя. – Это самый честный ответ, который я могу дать.

Эш целует меня в лоб.

–Если смотреть на вещи оптимистически, то сегодня Карнелиан получила очередной отказ, от дома Листьев. Так что тебе придется потерпеть меня еще немного.

Когда он так говорит, мне становится еще хуже.

–Что, если у доктора все получится, и я забеременею? Тогда ты не захочешь быть со мной.

Эш хмурится. Обычно мы избегаем разговоров о суррогатном материнстве.

–Вайолет, даже будь у тебя перепончатые лапы и третий глаз, я все равно хочу быть с тобой. И ты не думай, будто я не понимаю твоего… положения в этом доме.

Я закатываю глаза.

–Вас что, учат выражаться эвфемизмами в этой вашей школе компаньонов, или это природный дар?

Эш усмехается.

–Думаю, всего понемногу.

Я тереблю пуговицу на его рубашке, борясь с искушением расстегнуть ее, почувствовать его обнаженную кожу. Мы стали так близки за эти последние недели, но ведь есть еще и другая близость, которой мы не испытали. И теперь, когда нам остались считаные дни, мне хочется успеть насладиться им сполна.

Мы могли бы сделать это прямо сейчас. Самое время. Мы одни. На этом диване. Наверное, это надо делать лежа? Дыхание перехватывает в горле. Мне интересно, что я почувствую. Интересно, будет ли больно.

–О чем ты думаешь? – шепчет Эш. Тепло приливает к моим щекам. Я осторожно расстегиваю пуговицу на его рубашке, и мои пальцы скользят по его коже. Она гладкая, и я чувствую под ней напряжение тугих мышц.

–Вайолет? – спрашивает он настороженно.

–М-м… – Я не могу себя заставить произнести это вслух, поэтому моя рука перемещается к следующей пуговице. Я дрожу, но разве так не должно быть? Мои пальцы неловкие, но мне удается расстегнуть вторую пуговицу.

Его пальцы смыкаются вокруг моей руки.

–Что ты делаешь? – нежно спрашивает он.

–Я… Разве ты не знаешь?

–У меня есть теория, – говорит он, но не отпускает мою руку.

–И?.. – Мое сердце учащенно бьется.

–Вайолет, я не думаю, что это хорошая идея.

Его неожиданный отказ обжигает меня горячей колючей волной.

–О… – говорю я.

Одним быстрым движением Эш приподнимается, усаживает меня к себе на колени, нежно берет меня за подбородок. Я не могу смотреть ему в глаза.

–Эй, – говорит он. – Посмотри на меня.

Нехотя я поднимаю взгляд.

–Ты уже делал это прежде.

–Да, – говорит он тихо. – Делал.

Лицо Карнелиан проносится у меня перед глазами.

–Ты просто не хочешь делать это со мной.

–Нет, Вайолет, это не так. Ты знаешь, что я хочу. Ты должна это знать.

Я пожимаю плечами. Откуда мне знать? Я вообще ничего не знаю о мальчишках.

–Для меня это все впервые, – бормочу я.

Он улыбается.

–Возможно, ты забыла, но для меня тоже.

–Тогда почему нет? Разве со мной что-то не так?

Я не знаю, откуда во мне взялась эта настойчивость.

Эш грустно смеется.

–Нет, с тобой все так. – Я смотрю на него с любопытством. Он отводит взгляд, как будто сожалея о том, что сказал. – Не бери в голову.

Я чуть не падаю с дивана, когда он резко встает и подходит к окну, застегивая рубашку.

–Эш, – прошу я. – Что бы это ни было, ты можешь сказать мне.

–Поверь мне, – с горечью произносит он. – Тебе лучше этого не знать.

Я выпрямляю спину.

–Поверь мне, я хочу это знать, – настаиваю я.

Он надолго замолкает, и я чувствую, что не стоит прерывать это молчание. Его взгляд становится жестким, когда он поворачивается ко мне.

–Компаньонам запрещено спать с клиентами. Но зачастую хозяйка дома проявляет… особый интерес.

Лицо герцогини маячит передо мной.

–Что? – вырывается у меня изумленным вздохом.

–Не герцогиня, – поспешно говорит он, как будто читая мои мысли. – Нет, ее интерес в другом месте.

На меня накатывает такое облегчение, что руки и ноги становятся ватными.

–Не герцогиня, – повторяю я.

–Нет. Но другие девушки, у которых я был компаньоном… – Желваки дергаются на его скулах.

–Ты спал с их матерями? – робко спрашиваюя.

–Да. Я должен это делать… я их собственность. Они… заплатили за меня. Вот как я вынужден поддерживать свою семью. И сохранять жизнь сестре. – Он садится в кресло, обхватывая голову руками. – Я говорил тебе тогда в саду. Я нехороший человек. – Его голос еле слышен. – Я пойму, если я тебе противен. Я сам себе противен.

Я не знаю, что сказать. Честно говоря, мысль о том, что Эш спит с этими старухами, меня убивает. Я думаю о тех, что мне знакомы – графиня дома Роз с ее седыми волосами и морщинами, графиня дома Камня с мясистыми руками и жестокими глазами – и содрогаюсь.

Мне невдомек, что Эш наблюдает за мной.

–Я понимаю, – вздыхает он.

–Что? Эш, нет. – Я подбегаю и опускаюсь на колени рядом с ним. – Я не… дай мне минутку, ладно? Просто это… не то, что я ожидала.

Выражение его лица напряженное, и он молча кивает. Я беру его за руку. Она такая же, как и прежде. Разве то, что он вынужден терпеть, не хуже того, что довелось пережить мне? Участь каждого из нас незавидна и по-своему ужасна.

–Эш, неужели то, что ты делал по принуждению, может изменить тебя самого? Ты хороший человек, и не позволяй никому убеждать тебя в обратном. – Я прижимаюсь ладонью к его щеке. – Вот здесь, сейчас, мы настоящие. Я вижу тебя, помнишь об этом? Я знаю тебя. У нас есть то, к чему они не могут прикоснуться, чего не могут отнять. А то, что они заставляют нас делать, не имеет значения.

Он снова усаживает меня к себе на колени, и я целую его в лоб. Он пробегает пальцами по бисерному узору на моей юбке.

–Вайолет, – говорит он, и когда смотрит мне в глаза, у меня внутри все переворачивается. – Я думаю… думаю, я люблю тебя.

Я распадаюсь на тысячи молекул, поражаясь тому, как три коротких слова могут полностью изменить мое существование.

–Я думаю, что тоже люблю тебя, – шепчу я в ответ.

26

Как в тумане я возвращаюсь обратно по подземному туннелю.

Я не хотела уходить, но у Карнелиан заканчиваются уроки, да и Аннабель может всполошиться и пойти искать меня. Моя рука скользит по грубой каменной стене, а в голове все звучат его слова, произнесенные шепотом.

Я влюблена. Эш любит меня.

Я открываю потайную дверь в библиотеку, все еще погруженная в блаженную задумчивость.

–Что это ты тут делаешь, а? – раздается сварливый голос.

Я резко оборачиваюсь. Карнелиан стоит в тени стеллажей, на ее губах полуулыбка. Она водит пальцем по корешку какой-то книги.

–Наверное, ищешь, что почитать перед сном?

Мое сердце колотится как бешеное.

–Просто ходила по залам, – отвечаю я как можно более невозмутимо.

–Забавно. – Она делает шаг в мою сторону. – Я здесь уже полчаса, но тебя не видела.

–Я думала, что у тебя уроки этикета. – Слова слетают с моих губ, прежде чем я успеваю опомниться.

Карнелиан прищуривается.

–Откуда ты это знаешь?

–М-м, наверное, Аннабель обмолвилась. – Усилием воли я заставляю себя не краснеть, но, кажется, щеки горят еще ярче. – В любом случае, библиотека большая. Может, ты меня просто не заметила.

Карнелиан подходит ближе, и нас разделяет всего лишь шаг. Я замечаю прыщ, назревающий у нее на щеке.

–Я не знаю, что ты затеваешь, – говорит она. – Но собираюсь это выяснить.

Я сглатываю.

–Ничего я не затеваю. Просто… люблю книги.

Карнелиан фыркает.

–Хорошо. Посмотрим.

–Какие-то проблемы, милые дамы? – Мы обе вздрагиваем, когда из-за угла выныривает Гарнет.

–Что ты здесь делаешь? – спрашивает Карнелиан. – Кажется, ты должен быть у портного, снимать мерки для своего смокинга.

Гарнет изображает удивление.

–В самом деле? Надо же, совсем запамятовал. – Он оглядывает меня сверху вниз. – Мучаешь суррогата, кузина? Смотри, как бы матушка тебя не застукала.

–Я ее не боюсь. – Карнелиан вскидывает голову.

–Еще как боишься, – пренебрежительно бросает Гарнет. – Послушай, а где тот компаньон, которого она тебе купила? Я слышал, ты от него ни на шаг не отходишь.

Карнелиан покрывается красными пятнами. Мне даже кажется, что она вот-вот заплачет. Она бросает на меня уничтожающий взгляд, резко поворачивается и исчезает.

–Она всегда была слишком чувствительной, – говорит он, пожимая плечами. – О, кстати, я Гарнет.

–Я знаю.

Он смеется.

–Конечно, знаешь. – Он отвешивает мне изысканный поклон. – Позвольте сопроводить вас обратно в вашу комнату?

–О, не стоит, – говорю я. Гарнет, конечно, забавный парень, но, признаться, я его побаиваюсь. Я помню, как леди дома Огня назвала его непредсказуемым.

–Я настаиваю. – Он берет меня за локоть. – Скажи, – спрашивает он, когда мы выходим из библиотеки. – Кого ты ненавидишь больше? Мою мать или моего отца?

–Прошу прощения? – Я не могу поверить, что он посмел задать мне такой вопрос. Как будто я скажу ему правду.

–Наверное, все-таки мою мать, – продолжает Гарнет, пропуская мимо ушей мою реплику. Ратник в зале встает по стойке «смирно» при нашем приближении, и я чувствую на себе его любопытствующий взгляд. – Мой отец страшный зануда, но, по крайней мере, на него можно не обращать внимания. А вот игнорировать мою мать – тут уж нет, не пройдет.

Я предпочитаю молчать. Не буду поддерживать этот разговор.

–Она стала совсем несносной с тех пор, как у нас поселилась Карнелиан. Бедное дитя. Сначала умирает ее отец, потом мать кончает жизнь самоубийством. Скандальная история. Позор дома Озера.

–Мать Карнелиан покончила с собой? – Я потрясена.

Гарнет кивает.

–Она была странной женщиной, моя тетя. Странной и грустной. Я так и не успел познакомиться с ней поближе, потому что моя мать презирала ее. Думаю, Карнелиан ненавидит свою мать так же сильно, как и скучает по ней. Что делает ее крайне неприятной особой.

–Почему же она ее ненавидит? – спрашиваю я.

–Потому что мать оставила ее одну, – отвечает Гарнет.

Теперь я понимаю. Карнелиан – круглая сирота. Герцогиня терпеть ее не может, королевские особы смеются над ней, а Эш… неудивительно, что она его обожает. Он единственный, кто хорошо к ней относится.

Я чувствую укол вины. Я не хочу жалеть Карнелиан.

–А почему герцогиня презирала вашу тетю? – спрашиваю я.

Гарнет бросает на меня удивленный взгляд, как будто сомневается в том, что я говорю серьезно.

–Потому что она умерла. Вы хоть газеты читаете в своем Болоте? – Прежде чем я успеваю ответить, он продолжает: – Тетя Опал была слеплена из другого теста. Она была чужой в доме Озера. Особенно после того, как отвернулась от своей королевской родословной и сбежала с каким-то газетчиком из Банка. – Он усмехается. – Да уж, моей матери пришлось несладко. Сумасшедшая сестра, расторгнутая помолвка – и не с кем-нибудь, а с Курфюрстом, а тут еще… я. Ага, вот мы и пришли.

Мы стоим у моих покоев. Гарнет стучит в дверь, и Аннабель открывает.

–Аннабель! – кричит Гарнет, обнимая ее одной рукой. Аннабель становится пунцовой. Она пытается сделать реверанс, но это сложно в объятиях Гарнета.

–Я вернул суррогата в целости и сохранности, – говорит он. Аннабель кивает головой в знак благодарности. – Было очень приятно познакомиться с тобой официально. Уверен, мы скоро увидимся. И держись подальше от Карнелиан, если только можешь, – добавляет он и подмигивает мне. – Я думаю, у нее на тебя большой зуб. – С этими словами он поворачивается и уходит.

В ту ночь я не могу заснуть.

Все, что рассказал мне Эш о нравах королевского двора, о своей профессии, о том, как к нему относятся в Жемчужине… никто другой, наверное не смог бы понять, почему он этим занимается и как вообще оказался в этой роли. Никто, кроме меня. Они взяли его душу и сломали ее, так же как надругались над моим телом.

Я знаю, как больно подчиняться приказу, когда все в тебе кричит и призывает сопротивляться. Но мы с Эшем нашли друг друга. И мы нарушили все их правила.

Я до сих пор слышу его голос, нашептывающий мне на ухо.

Я люблю тебя. /p>

Мое решение принято молниеносно, я больше не могу ждать ни минуты. У меня слишком мало времени. Если я действительно этого хочу, я должна сделать это сейчас.

Я сбрасываю с себя одеяло и тихонько выскальзываю за дверь.

Ночью залы дворца выглядят совсем по-другому, погруженные в темноту, загадочные и незнакомые, но я могла бы пройти этот путь и с завязанными глазами. Тишина жутковатая. Я вхожу в библиотеку, порхаю мимо стеллажей, которые стоят, как часовые на посту. Потайная дверь открывается с легким скрипом, и вот я уже бегу по туннелю, в его покои. Окно не зашторено, и в лунном свете гостиная как будто серебрится. Я осторожно ступаю на цыпочках по ковру и открываю дверь в спальню Эша.

Я здесь впервые.

Шторы задернуты, но я вижу его очертания под бледно-голубым одеялом, слышу его ровное дыхание. Я подкрадываюсь ближе – торчит только голова, тело укрыто простынями. Я кладу руку на его плечо.

–Эш, – шепчу я, нежно расталкивая его.

Он еле слышно вздыхает.

–Эш. – Я трясу его чуть более настойчиво.

Он открывает глаза и вскрикивает, так что я отпрыгиваю в сторону. Я смотрю на его голую грудь, встрепанные ото сна волосы, и чувствую прилив желания, смешанного со страхом.

–Вайолет? – шипит он. – У меня чуть сердце не разорвалось! Что ты здесь делаешь?

–Я… я… – Я вдруг теряю дар речи. Мой взгляд прикован к его коже, мерцающей в полоске света, пробивающегося из открытой двери.

Эш сбрасывает одеяло, и я вижу, что он одет в широкие пижамные штаны.

–Вайолет. – Он встает с постели и кладет руки мне на плечи, словно пытаясь успокоить меня. Неужели я дрожу? Кажется, да. Я чувствую тепло его пальцев. – С тобой все в порядке? Что-то случилось?

–Я… я люблю тебя, – запинаясь, говорю я.

Он замирает, ошеломленный. Потом улыбается и притягивает меня к себе.

–Ты поэтому здесь? – Странный звук вырывается из моего горла, то ли всхлип, то ли писк. Я чувствую его жаркое дыхание возле моего уха, когда он шепчет: – Я тоже люблю тебя.

Мое сердце готово выпрыгнуть из груди, и я обвиваю его руками, прикасаясь ладонями к его твердым лопаткам, прочерчивая пальцами изгиб его позвоночника. Его запах повсюду, и я прижимаюсь щекой к его груди. Одной рукой он обнимает меня за талию, а другой гладит мои расплетенные длинные волосы.

Я поднимаю голову, навстречу его губам.

Поначалу это обычный поцелуй – уютный, знакомый, теплый. Но вот он становится глубже, настойчивее, и во мне просыпается страсть. Мои руки ложатся ему на грудь, скользят по упругим мышцам, поднимаются к шее, пальцы трутся о его скулы. Желание нарастает во мне и отзывается болью.

Я сама не понимаю, что толкнула его назад, пока мы не падаем на кровать, укрываясь занавесом моих волос.

–Вайолет. – В его голосе звучит предупреждение. Но я не могу остановиться. Не могу не целовать его. Я чувствую, что он уступает моему натиску, его руки глубже погружаются в мои волосы, мышцы наливаются возбуждением. Я крепче прижимаюсь к нему.

–Вайолет, стой, – задыхаясь, произносит он, перекатывая меня на спину.

–Я… я… – Горячие слезы наполняют мои глаза. – Извини.

Но он гладит мое лицо, целует мои волосы.

–Пожалуйста, не говори так, – бормочет он. – Ты же знаешь, что я этого хочу. Очень хочу.

–Тогда почему нет? – Я не могу скрыть отчаяние в голосе.

–Я могу сделать тебе больно, – тихо признается он. – Я никогда не… я хочу сказать…

–Но это все, чего я хочу, – шепчу я. Мой голос хрупкий, ломкий, как я сама сейчас. – Я хочу только тебя.

Эш колеблется. Я провожу рукой по его груди и прикасаюсь губами к его плечу.

Он наклоняется и целует меня в шею, в ложбинку над ключицей… Голова начинает кружиться, когда его пальцы спускаются по моей руке к талии, хватаясь за ночную рубашку; до меня вдруг доходит, что между нами лишь тонкая преграда из шелка и хлопка.

Его губы ласкают мою шею.

–Ты уверена?

Никогда и ни в чем я еще не была так уверена, но почему-то именно сейчас мне не хватает слов, чтобы сказать об этом. Мое тело в огне, в нем бушует невиданная жизненная сила, и она управляет мною, когда я, осмелев, прижимаюсь к нему еще теснее. Низкий стон вырывается из его горла, и в следующее мгновение его губы накрывают мой рот.

Это действительно больно. Но мне не привыкать к боли – сколько ее было в моей жизни.

Эта боль совсем другая. Она стоит того, чтобы ее терпеть. И на этот раз я не одна.

27

Теперь я другая.

Я сижу в кровати, в своей кровати. Мне совсем не хотелось уходить от Эша прошлой ночью, но, увы, иначе нельзя. Я прижимаю пальцы к губам и улыбаюсь воспоминаниям, которые уносят меня к нему, и я снова чувствую его тело, впитываю его запах…

Я как будто невесомая. Я встаю с постели и расхаживаю по комнате, восхищаясь чудесной новизной моего тела. Мне кажется, что я порхаю, и ноги едва касаются пола. Моя кожа неестественно теплая, как если бы я стала крошечным солнцем, излучающим свет и тепло, и мне это нравится.

Я люблю его.

Я открываю дверь в свою чайную гостиную и замираю от восхищения – каждый цветок в вазах, расставленных по всей комнате, вдруг расцветает, лопаются бутоны, лепестки раскрываются самыми неожиданными красками, куда более яркими, чем прежде. Наверное, это все я. Не знаю, как я это делаю, но других объяснений нет. Случайное заклинание. Я готовлюсь к приступу боли, но она не приходит. Лишь приятное жужжание в груди и животе.

Открывается дверь, и входит Аннабель с подносом для завтрака. Она застывает на месте, ошеломленная этим буйством цветения – некоторые растения распускаются прямо на глазах.

–Доброе утро, – говорю я бодро.

Аннабель ставит поднос на стол и наливает мне кофе. Я сажусь в свое любимое кресло и делаю глоток. Кофе горчит.

–Аннабель, можно мне еще немного сахара? – прошу я. Обычно кофе у нее вкуснее, чем сегодня.

Она краснеет и добавляет еще одну ложку, но я уже далеко – в полутемной спальне, и пальцы Эша на моей коже, и его горячее дыхание обжигает ухо…

Кофе все равно слишком горький. Я отставляю чашку и чувствую, как немеют кончики пальцев.

–Аннабель, что-то… что… – Язык с трудом ворочается, и я не могу говорить.

Перед глазами встает виноватое лицо Аннабель. Очертания комнаты расплываются.

Она опоила меня каким-то зельем.

Аннабель не пользуется дощечкой, а произносит одними губами:

–Прости.

Я падаю в ее раскрытые руки, и темнота смыкается надо мной.

Я просыпаюсь и не могу сообразить, где нахожусь.

Когда мои глаза привыкают к темноте, я вижу, что лежу в своей постели, в своей спальне. Кто-то переодел меня в ночную сорочку.

Доктор спит в кресле, уткнувшись подбородком в грудь. Я зажигаю свет, и он резко просыпается, растерянно моргая и озираясь.

–Добрый вечер, – говорит он, подавляя зевок. – Или, скорее, доброе утро.

–Что вы здесь делаете? – спрашиваю я.

–Я хотел быть рядом, когда ты проснешься, – отвечает он. – Аннабель слегка перестаралась со снотворным, которое я ей дал. Думаю, исправляла нашу прошлую ошибку – не хотела, чтоб ты опять проснулась во время процедуры.

Процедура. Во мне все переворачивается. Я ощупываю локоть – так и есть, в сгибе крошечный бугорок от внутривенного укола.

–Вы снова это сделали, – шепчу я.

–Да. Я надеюсь, на этот раз не будет никаких осложнений, но на всякий случай прописываю тебе строгий постельный режим, пока мы не убедимся в том, что эта попытка была успешной. И отныне ты будешь под постоянным присмотром.