Сказки на ночь Ничей Дмитрий
– Если я решу завести ручного крокодила, жить во грехе с тремя мужчинами сразу, сменить пол, стать звездой порнофильмов или танцевать голой на столе – я сделаю это сама, не спрашивая ничьего мнения. Ты не можешь диктовать мне, что правильно, а что нет. Это – моя жизнь.
– Танцевать на столе с больной ногой затруднительно, сменить пол – дорого, жить во грехе достаточно с одним, все равно это будет грех, а крокодил сдохнет в нашем климате. Я не собираюсь тебя ничему учить, я вообще ТЕБЯ ни о чем не спрашиваю. Ты доказала, что способна принимать самостоятельные решения и жить независимо от нас. Я спрашиваю мистера Марка Боумена, что он думает по поводу вашего будущего. Есть ли оно у вас? Каким он его видит?
Пол покачнулся у Марка под ногами. В ушах зазвенел голос мамаши Спенсер: «Я полагаю, что после свадьбы дом моей дочери должен стать одним из самых фешенебельных особняков Чикаго…»
Он с бессильной тоской смотрел на маленькую и сердитую Жослин. Это же его шанс! Его возможность сказать Джилл, что он ее любит, что хочет прожить с ней вместе всю оставшуюся жизнь, нет, не прожить – во грехе, как выразилась Жослин Веркара! Он хочет на ней жениться!
Однако Марк Боумен ничего не сказал. Он просто стоял и молчал, как слабоумный идиот. Когда пауза затянулась, он вдруг понял, что великий шанс потерян навсегда. Момент прошел – теперь остается только сохранить лицо… если это еще возможно.
Марк откашлялся.
– Ваша племянница – взрослая и самостоятельная женщина, мисс Веркара. У нее отлично получается жить своей собственной жизнью. Вы можете ею гордиться по праву. Вы не опаздываете на встречу?
В глазах Жослин полыхнуло презрение такой силы, что Марк пошатнулся. Не глядя на племянницу, Жослин спокойно произнесла:
– Джилл, подай мне мою шубу, будь добра. Я знаю, что это должен делать мужчина, но где ж его взять?
– Джесс…
– Последний вопрос, мистер Боумен. Моя племянница дала согласие на опубликование этой статьи?
Блестящий журнал шлепнулся ему под ноги. Рождественский номер с его статьей, подписанной чужим именем.
Уже от двери Жослин бросила:
– Я была о вас лучшего мнения, как говорят у нас в свете. А говоря по-простому – ты слабак, парень. Пустышка.
Марк автоматически поплелся провожать Жослин, но она даже не повернула к нему головы. Просто стремительно сбежала по ступеням и села в свой черный «мерседес» с тонированными стеклами. Раздался рев мотора – и Марк Боумен остался один.
Когда он вошел в комнату, Джилл сидела на диване и читала статью. Лицо у нее было усталое и какое-то измученное. Услышав его шаги, она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Марк с трудом выдержал ее взгляд.
– Я говорил, тебе нужно было прочитать это до выхода статьи…
– Здесь описана жизнь истерички-нимфоманки со звонкой фамилией Кантона. Основная мысль – вот как бесятся с жиру дочки богатеньких родителей. Свидания вслепую – это нечто вроде сексуальных извращений, только без полового акта. Героиня встречается с недоразвитым придурком, которого считает плебеем. Его зовут Мэл Билер.
– Джилл, я снял свою подпись…
– Я вижу. Некто Энди Хоган. Кстати, живенько пишет, молодец.
– Редактор настаивал на изменениях, я отказался…
– Но оставил им факты. Мою историю. Мою исповедь. И позволил, чтобы из нее сделали похабное и слащавое дерьмо.
– Джилл, я даже не читал окончательный вариант.
– Марк… у меня что-то голова болит. Слишком много событий за один день. Давай сегодня передохнем, ладно? Тебя не затруднит уехать к себе домой?
– Но твоя нога…
– Я – взрослая и самостоятельная женщина. Я отлично управлюсь со своей ногой, раз уж смогла управиться с собственной жизнью. К тому же у меня всегда есть возможность позвонить придурку Биллу Малеру и попросить его о парочке одолжений.
– Но мы…
– Нет никакого «мы», Марк. Таково было условие. Только секс. Только физическое влечение. Прости, но сегодня я его совершенно не чувствую. Вероятно, биоритмы.
Он немного постоял, чувствуя, как начинает ломить виски. Потом медленно побрел к вешалке, снял куртку с крючка. Что-то мешало – Марк опустил глаза и увидел, что в левой руке он по-прежнему сжимает букет роз.
– Джилл, я… я позвоню?
– Не стоит. Интервью закончены.
– Но мы могли бы…
– Зачем? Это придаст делу излишне эмоциональную окраску. Ведь все и так ясно?
– Ты изменилась, Джилл…
– У меня был хороший учитель. Прощай, Марк. Удачи. Спасибо за резюме – они действительно были хороши.
– Да. Прощай. Удачи и тебе – с твоим рестораном. Я обязательно зайду на открытие.
– Лучше попозже. На открытии будут только друзья и родственники.
Он кивнул и вышел, аккуратно притворив за собой дверь. Джилл набрала воздуху в грудь, готовясь зарыдать, но тут дверь приоткрылась, и рука Марка аккуратно положила на тумбочку ее ключи.
Все. Вот теперь все.
Джилл зарыдала.
14
Сочельника Марк не запомнил. Рождества, впрочем, тоже.
Вернувшись домой от Джилл, он побрился, натянул старый свитер и вытертые джинсы, достал с антресолей свою старую «аляску», побросал документы и ключи в рюкзак и отправился в редакцию. Увольнение может занять довольно много времени, но для Марка Боумена сделали исключение.
С ним попрощалась только Мардж. Пришла к нему в кабинет, долго стояла у двери, пока Марк выгребал накопившийся мусор из стола, бегло просматривал его, часть кидал в корзину, часть – в рюкзак.
– Уже нашел место?
– Да, кое-какие планы есть. В любом случае это будет после праздников. Пока собираюсь написать пару рождественских очерков. Около церкви Святого Франциска есть приют для бездомных… нечто вроде «Рождества в аду».
– Понятно. Что ж, буду ждать выхода статьи. Давненько я не читала хорошего материала.
– Мардж?
– Что, Марк?
– Почему ты здесь сидишь? Это же…
– Дерьмо, ты прав. Посыпанное сахарной пудрой, позолоченное и обрызганное духами дерьмо. А сижу я здесь, потому что надо где-то сидеть и получать деньги. В большую журналистику я уже не вернусь. Возраст, знаешь ли.
– Сколько тебе лет?
– Шестьдесят три, мой бестактный нахал, и, если я уволюсь, меня не возьмет на работу ни одна газета бесплатных объявлений. Лучше уж я посижу здесь.
– А если я предложу тебе новое место работы? С гарантированным окладом и хорошей командой?
Мардж прищурилась.
– Мне кажется, я слышу в твоем голосе лязг клинков и крики умирающих. Возвращение Марка Боумена?
– Надеюсь на это.
– Что ж, у тебя есть мой телефон. Как знать, возможно, я еще и решусь на последнюю авантюру перед пенсией.
Из вестибюля редакции Марк позвонил Сэму.
– Хотел попрощаться, друг мой. Счастливого Рождества. Не обидишься, если я пропущу вашу свадьбу?
– Марк, куда ты собрался?
– Пока – в запой, а дальше будет видно. Есть кое-какие планы.
– Не хочешь поделиться?
– Это только наброски. Все, Сэм, счастливо.
Миссис Изадора Чимни всплеснула руками при виде Марка Боумена, стоящего на пороге ее квартиры. Марк Боумен был с головы до ног увешан яркими пакетами.
– Бож-же мой, мистер Марк, что это?!
– Простите меня, миссис Чимни, но я так и не смог запомнить точное поголовье ваших внуков, а также их половую принадлежность. Это они там орут? Если судить по звукам, то их не меньше двадцати.
– Всего пятеро, мистер Марк, три мальчика и две девочки. Сейчас они играют в Санта-Клауса. Джош, Ферджи и Бойл изображают кабанов, Алек – Санту, а Мэгги – эльфа Робби.
– Минуточку, а кабаны здесь при чем?
– Олени – это гламурный вариант. Первоначально Санта ездил на санях, запряженных кабанами. Вы куда-то собрались?
– Да, уезжаю на некоторое время. Это – вашим внукам. А вот это – вам.
Изадора выудила из яркого пакета карамельного вида плеер последней модели, неловко прошлась толстыми пальцами по кнопкам. Марк торопливо сказал:
– Я скачал несколько ваших любимых дисков, остальное помогут скачать внуки. Думаю, они уже в этом разбираются.
– Марк…
– Счастливого Рождества, Изадора. Всех благ.
Изадора Чимни прижала руку к обширной груди, затянутой в золотистую майку с надписью «45 оборотов», и от избытка чувств размашисто перекрестила Марка Боумена.
Где-то над городом прозвенели почти неслышные колокольчики.
Рождественский ажиотаж достиг своего апогея. По всему городу носились очумевшие толпы тех, кто оставил приобретение подарков напоследок и теперь пожинал плоды своего легкомыслия.
Сара Спенсер-Боумен с возмущением посмотрела на своего жениха. Сэм Пардис смущенно попятился.
– Что значит – его не будет?! Как это ты себе представляешь нашу свадьбу – без Марка?
– Котеночек, но ведь это я на тебе женюсь, а не он, возможно, он посчитал это бестактным…
– Рой! Ты слышал?! Марк Боумен собирается уехать из Чикаго накануне нашей с Сэмом свадьбы!
– Ага.
– Что – ага? Как он мог?!
Сара постепенно входила в раж, поэтому Рой предпочел излюбленную пиратскую тактику – смылся из дома.
Джимми Бенедетти радостно помахал вошедшей в зал ресторана Лоре.
– Я здесь, ненаглядная моя! Рой, поздравь нас, мы обручились.
– Молодцы. Столько свадеб, прямо ужас. Где взять здоровья? Марк молодец, вовремя сообразил – и сбежал.
Лора подплыла к стойке бара и уселась, явив миру умопомрачительные ноги.
– Я все пропустила, да? Кто сбежал?
– Марк Боумен. Уволился из своего глянца и уезжает на Запад.
На прекрасное лицо Лоры набежала тень раздумий. Она решительно соскочила с высокого табурета и повелительно хлопнула Джимми по плечу.
– Поехали. Есть дело. Рой, постарайся разузнать, с какого вокзала и во сколько уезжает этот гад Боумен. Догонишь нас по дороге.
Джилл повернула бледное, как смерть, лицо к Лоре.
– Уезжает? Господи…
– Мы сейчас поедем на вокзал и привезем его, клянусь!
– Нет. Нет, Лора. Ничего не выйдет. Все кончено. Потом, я ведь сама его выгнала…
Джилл закрыла лицо руками. Лора бесцельно послонялась по комнате, остановилась возле ели, пристально вгляделась в маленькую фигурку ангела, покачивающуюся на ветке…
Дик Мэтьюз, слесарь от Бога, стащил с головы красный колпак и с вожделением придвинул к себе кружку пива. Скоро закончится его очередное Рождество. В этом году вышло славно – хорошо, что он не стал подряжаться на работу в этих супермаркетах. Бродил себе по улицам, поздравлял ребятишек…
Кружечка пивка не повредит. Потом он пройдется по перрону, поздравит отъезжающих пассажиров – и домой. Рождество – семейный праздник, его надо встречать дома.
Буря, вихрь, щекочущий ноздри аромат духов – напротив Дика Мэтьюза хлопнулась на скамейку странная троица. Красивая дамочка в алом платье, чудом удерживавшемся на шикарном бюсте, и в шубе, небрежно наброшенной на плечи. С ней два хлыща – один темноволосый, похож на итальяшку, другой посветлее. Вся троица тяжело дышала, глаза у всех были безумные, но спиртным от них не пахло.
Дик на всякий случай нахлобучил колпак и неуверенно затянул:
– Хо-хо-хо, девочка, как твое имя?..
– Дорогой Санта-Клаус, у нас к тебе большая просьба. Вот тебе сотка баков – Джимми, гони сотку! – пойди, пожалуйста, в конец перрона и сунь вот эту коробочку в карман во-он того парня в «аляске».
– И что сказать?
– Ничего. То есть говори что хочешь, но коробочку сунь незаметно. Это сюрприз.
– А… там не бомба? Не наркота?
– Нет. Даю двести. Джимми…
Дик величественно приосанился.
– Мальчик Джимми, не надо денег. Ты хорошо себя вел и за это получишь подарок. Давайте сюда вашу коробочку, психи. Ох-хо-хо…
Марк обернулся на звон бубенчиков – и утонул в черных насмешливых глазах Санты. Знакомый раскатистый бас прозвучал в ушах:
– Смотри-ка, это мальчик Марк! Видать, тебя ждет удача в наступающем году. Уезжаешь?
– Да… Еду.
– По делу или бежишь?
– Почему вы… В общем-то бегу.
– Дело твое. Счастливого Рождества!
Санта-Клаус стиснул Марка Боумена в объятиях, потом хлопнул по плечу здоровенной ручищей в красной рукавице, повернулся и зашагал прочь. Марк недоуменно смотрел ему вслед.
Под мерный стук колес Марк задремал, но проснулся, когда в тамбуре зашумели и засмеялись. Чья-то голова в разноцветном колпаке сунулась в дверь его купе.
– Счастливого Рождества!
Марк кивнул и слабо улыбнулся. Голова исчезла.
В купе было холодновато, да и заснул он в неудобной позе, поэтому чувствовал себя озябшим. Чтобы согреться, сунул руки поглубже в карманы «аляски»…
И нащупал коробочку.
Марк торопливо вытащил ее из кармана. Маленькая, накрест перевязанная обрывком золотой мишуры. Почему так бьется сердце?
Он разорвал обертку, трясущимися руками открыл коробку…
В гнезде из белой ваты лежал и лукаво улыбался ему голубоглазый рождественский ангел с золотыми волосами и лицом Джилл Сойер.
Эпилог
Ресторан «Земляничная поляна» готовился к открытию. На кухне звенели посудой, вкусно пахло выпечкой и мятой, за окнами сиял весенний солнечный день.
Джилл Сойер блаженно вытянула отекшие ноги и зажмурилась. Как же хорошо, когда не надо никуда спешить!
Все работало, работало превосходно и изумительно, отзывы о ресторане были самые благоприятные, и за первый же месяц работы они ухитрились окупить почти две трети расходов. Лора, правда, никак не может простить Джилл зала в русском стиле – самовар, по ее мнению, отдает Брайтоном, а баранки никто не берет, так они и висят на этом самом самоваре. Ничего, зато прикольно.
Джилл тихонько рассмеялась. Ее ресторан – чудн о!
На дворе стоял апрель, необычайно теплый в этом году. Весенними вечерами у них ожидается аншлаг…
Звякнул серебряный колокольчик на входной двери. Джилл было лень поворачиваться.
– Извините, мы еще закрыты. Откроемся ровно без четверти пять.
Это тоже была фишка – знаменитое английское чаепитие начинается ровно в пять часов вечера.
Второго перезвона не было слышно. Посетитель не уходил. Джилл вздохнула и медленно обернулась…
Он здорово изменился. Помолодел, похудел. Лицо было загорелое, и потому серые глаза на смуглой коже выделялись особенно ярко. Никакого льда и стали – чистейшее серебро.
Марк Боумен стоял и смотрел на Джилл Сойер. Чувствуя, как бешено колотится в горле сердце, она медленно произнесла:
– Здравствуй, Марк.
– Здравствуй.
– Приехал?
Она замолчала, потому что пересохло во рту. Марк шагнул вперед и уселся за столик напротив нее. Из кухни виновато выскочил жующий швейцар Фрэнк, готовясь выставить назойливого пришельца, но Джилл слабо махнула рукой – и Фрэнк вернулся к своим любимым пирожкам с черникой.
Марк откашлялся.
– Я приехал, чтобы признаться тебе в нескольких вещах.
– Это вовсе ни к чему, если ты этого не хочешь…
– Разумеется, хочу, иначе бы не приехал. Так вот, во-первых, я все равно не верю в Санта-Клауса.
Джилл подавила желание улыбнуться. Такое признание для прежнего Марка Боумена было непосильной ношей.
– Вообще-то я тоже не очень, но надо же как-то объяснять чудеса, которые случаются время от времени?
– Во-вторых, я не пою. Никогда.
– Вообще никогда?
– Никогда и ни при каких обстоятельствах. У меня нет слуха.
– Это тоже не очень страшно, я что-то охладела в последнее время к вокалу. Что-то еще?
– Даже не знаю.
– Зачем ты приехал? Только чтобы сказать мне про Санту и пение?
– Н-нет… в каком-то смысле у меня не было выбора.
– Что-то ты не выглядишь, как человек, которого угрозами вынудили сделать то, чего ему совсем не хочется делать…
– Джилл Сойер, если ты помолчишь хоть минутку, я, возможно, смогу собраться с силами и сказать то, что должен.
– Марк, я ничегошеньки не понимаю…
– Умолкни.
– Хорошо. Молчу.
– Спасибо. Так во-от… Я не собираюсь давать никаких обещаний. Нет. Не так. Наоборот, я как раз хочу дать тебе страшную клятву. Я клянусь, что буду любить тебя вечно. Я в этом совершенно уверен. Не уверен я в другом – будешь ли любить меня вечно ты. Даже если сейчас тебе может показаться, что это так, на самом деле все может обернуться по-другому, и ты даже возненавидишь меня… Я ведь не очень-то легкий человек.
– О да!
Марк помолчал и сказал совсем другим голосом:
– Джилл, я люблю тебя. Очень. Я не могу без тебя жить. Если ты окажешь мне честь принять мою любовь и тебя не испугает мой характер…
Джилл улыбнулась.
– Я видела тебя разным, Марк Боумен. В том числе и совершенно невыносимым, и слабым, и занудным, и жестоким. Меня это не испугало. Полагаю, что смогу справиться с этим.
– Подожди, ты еще не все про меня знаешь…
– Нам же не придется все время торчать друг у друга на виду? Если мы устанем, то всегда сможем разъехаться на некоторое время…
– Нет уж!
Джилл вытаращила глаза.
– То есть… ты хочешь жить со мной?
– Да.
– Тогда нам придется подыскать новую квартиру, мой дом слишком мал…
– Отлично. Это не будет ни твой, ни мой дом, это будет наш дом.
– Марк, есть еще одна проблема.
– Нет больше никаких проблем, можно мне водички?
– Погоди…
– У меня сердце сейчас выпрыгнет из ушей. Я думал, ты меня взашей выгонишь…
– Нас будет не двое, а трое.
– Хорошо, найдем дом побольше. Все равно когда-то придется подумать о детских.
– Уже.
– Что – уже?
Джилл медленно отодвинулась от стола и встала на ноги. Марк недоуменно посмотрел на нее… вгляделся… вскинул на нее растерянные серые глаза…
– Джилл, это…
– Да. Это третий в нашей дружной компании. Или третья. Пока неясно.
– Мой… ребенок?
– Бестактный вопрос. От Сети дети не родятся, а мы с тобой целый месяц творили такое, что даже мой диван мог бы забеременеть.
– Мой ребенок…
– Марк, я все понимаю и совершенно не собираюсь тебя ни к чему принуждать. Возможно, нам стоит попробовать первый вариант, когда еще можно иногда разбегаться и отдыхать друг от друга…
– Наш ребенок…
– МАРК!!! Вернись на землю. Я говорю, что…
– Джиллиан Сойер!
Марк вскочил и схватил Джилл за руку. Глаза сверкали, голос напоминал раскаты грома:
– Я прошу тебя об одном очень большом одолжении.
– Да, конечно, но я…
– Я прошу тебя стать моей женой.
– Что?!
– Женой моей стать прошу тебя я.
Она внезапно всхлипнула.
– Если это из-за ребенка, то не надо…
– Это не из-за ребенка, потому что это ребенок – из-за этого. Я прошу тебя стать моей женой, потому что не могу без тебя. Мне без тебя просто незачем. Все – незачем. Я нуждаюсь в тебе, Джилл. Чтобы быть живым. Целым. Я люблю тебя. Одно слово, Джилл. Только одно.