Волчья звезда Малинин Евгений
— Значит, дело зашло так далеко?
— Будем считать, что это перестраховка, старик, если тебе так спокойнее. Им положено — они начальники… Ладно, занимайся своими вампирами. Все веселее, чем двух головорезов грамоте обучать…
— Можно подумать, нам только вампиров и не хватало, — вздохнул Симон, но Улисс уже отключился.
— Хорошо, хоть ты вернулся, — сказал Коменски. — Нужно быть осторожнее. Мало нам группы Хлебникова…
— Я осторожен, — ответил Симон.
— Ты уходишь слишком далеко от лагеря. И в одиночку. А это опасно — сам знаешь. Сначала ты, потом Винер, потом Гидеон — просто поветрие какое-то…
— Гидеон-то как раз был со мной, — сказал Симон. — Он теперь тоже ищет невидимые сущности.
— Убежденность заразительна, — согласился Коменски.
— Это меня и беспокоит. Мы тратим время попусту. Почему ты не запретишь им?
— Как я могу запретить? — Коменски пожал плечами. — Мое дело следить, чтобы вы не мешали друг другу. И по возможности не наделали глупостей.
— К тому оно и идет. Если бы еще что-то дельное, а то… Сам-то ты в это веришь?
— Верю — не верю… Какая разница? Мы же не можем ничего не делать, Симон. А за что взяться, не знаем. Тычемся, как слепые котята…
«Да, — подумал Симон, — нелегко ему приходится. Взвалить на себя ответственность за кучку перепуганных дилетантов, оказавшихся в непонятном и враждебном мире».
Словно отвечая на его мысли, Коменски сказал:
— Нельзя же требовать от них, чтобы они копались в архивах, носу не показывая наружу…
— Ты же сам говорил, что, учитывая, что Хлебников…
— Я говорил, что нужно соблюдать осторожность. Вот и все.
Симон вздохнул.
— Амос, я же понимаю… Они жаждут общения. Мы ведь так давно не видели людей… Но это общение…
Он прервался. Коменски напряженно смотрел в сторону ведущей к базе дороги, вьющейся по ущелью.
— Кто-то идет…
— О, Господи, — пробормотал Симон, — это же Гидеон.
Гидеон шел, прихрамывая, опираясь на плечо давешнего мальчишки. Голова его была разбита, по щеке стекала струйка крови…
— Вот, — сказал мальчик, подталкивая своего спутника к Симону, — забирайте…
— Скажи Коменски, я не хотел… — неразборчиво произнес Гидеон.
— Сам и скажешь.
— Паршивая история вышла, Симон. Если бы не мальчишка…
— Я кричал им, чтобы его не трогали, — пояснил парень. — Кричал-кричал. Он же не нарочно, он по глупости. Грех убогого трогать…
— А, — Симон похлопал мальчика по плечу, — тебя зовут Зденко, верно?
— Верно, — мрачно согласился мальчик. И сухо добавил: — Если ваш друг придурок, почему вы оставляете его без присмотра? Он такого может натворить…
— И что же он натворил? — спросил Симон. Спрашивал он в основном для подошедшего Коменски — сам он уже догадался.
— Жег костер на обочине, — пояснил мальчик. — Притаился в траве, ну и начал распаливать. Как потянуло дымом, наши выбежали… Я говорил им, что у него просто с головой не в порядке, но нашим-то какая разница… Уж очень они испугались…
— Ясно, — вздохнул Симон, — спасибо тебе, парень. Послушай, может, зайдешь, пообедаешь с нами… Есть хочешь?
— Нет, — мальчик попятился. — Я, пожалуй, пойду. Меня мамка и так убьет…
Он развернулся и побежал вниз по дороге
— Ну, — обернулся Симон к приятелю, — доволен? Ну зачем ты… Неужто и впрямь поверил?
— Я подумал… может… помнишь, как с хождением по огню, — Гидеон вытер разбитую губу.
— И чего ты добился? Ладно, тогда ты слегка обжегся…
— Слегка? — возмутился Гидеон.
— Да хоть как… Ну, обжегся, и дело с концом… А если они просто откажутся принимать нас там, внизу, после того, как ты чуть не вызвал на их головы гнев потусторонних сил?
— Может, задобрим как-то… Малого жаль, — Гидеон задумчива проводил взглядом удаляющуюся фигурку. — Достанется малому…
— Сам виноват. Впредь будешь осторожнее.
Гидеон не ответил.
— Ладно, — устало сказал Коменски, — что сделано, то сделано. Проводи его, Симон. Нужно обработать раны… И зайди в аппаратную — Наташа тебя спрашивала.
— Зачем? — удивийся Симон.
— Не знаю. Может, консультация понадобилась. Она дежурит на Наблюдателе — стандартный мониторинг…
— Ладно, — сказал Симон, — только вот с ним разберусь.
— Да я ничего, — попытался протестовать Гидеон.
— Пошли-пошли… — Симон подтолкнул его к крыльцу.
В лаборатории было тихо и пусто — галогено-вые светильники заливали помещение холодным, лишенным теней светом. Симон взял аптечку и начал вскрывать упаковку бинтов.
— Умойся пока, — сказал он.
Он скорее почувствовал, чем услышал, как отворилась дверь, и обернулся. Винер, встретив его взгляд, замер на пороге, словно раздумал входить, но потом все-таки прошел в лабораторию.
«С ним тоже что-то не то, — подумал Симон, — хорошо, хоть голова цела, но комбинезон выпачкан в саже, а в одном месте и прожжен — это чем же он ухитрился прожечь жаропрочную ткань?» Взгляд у Винера был какой-то странный, словно он избегал смотреть прямо в глаза.
— Что стряслось? — спросил он невыразительным голосом.
— Очередная накладка. Надеюсь, обойдется, — рассеянно ответил Симон. — Он, в общем-то, сам виноват. С тобой-то, надеюсь, все в порядке?
— Да. — теперь Винер взглянул ему прямо в глаза. — А что со мной может быть?
Симон пожал плечами.
— Понятия не имею. Ты ходил куда-то?
— А что?
— Да нет, я так спрашиваю. Ты бы поосторожней…
— За все, что я делаю, — холодно сказал Винер, — я отвечу перед Коменски.
— Бога ради. Просто…
Тут Гидеон, которому он обрабатывал расцарапанную щеку, зашипел от боли, и Симон отвлекся. Когда он вновь поднял глаза, Винера в комнате уже не было.
— Ты меня вызывала?
Наташа подняла глаза от монитора.
— Да в общем… нет… просто подумала…
— Нашла что-то интересное?
Наташа вздохнула и отодвинулась от экрана.
— Да нет… похоже, везде одно и то же… дикость… бойня. Просто не чаю, когда смогу заняться своими картинами.
«Будто это и впрямь ее картины», — подумал Симон.
— Нам еще повезло — у нас тут относительно тихо.
— Да, — сказал он, — нам еще повезло. «Что ей понадобилось?» — подумал он. Чтобы скрыть неловкость, он взял стопку глянцевых фотографий и начал рассеянно их тасовать. Она встала, взглянула на снимки у него из-за плеча.
— А вот это Прага, — сказала она, — видишь?
— Да, — он кивнул, — собор святого Витта. Ты смотри, оба шпиля почти уцелели…
— Он такой… невероятный… Не может быть, чтобы вот эти самые люди, которые… смогли создать такое великолепие.
— Ну, — сказал он, — не те же самые… но их предки — безусловно.
— Нет, я имею в виду — биологически.
— Биологически? Да…
— Даже и не верится… Хотела бы я побывать в Праге…
— Еще побываешь.
— Нет, я хотела, чтобы как раньше… Чтобы Карлов мост и лавочки, и художники на мосту…
— Наташа, большей частью все это предназначалось для туристов — все эти лавочки и художники… Наверняка они исчезли в первую очередь.
— Но не архитектура…
— Нет. Не архитектура.
— И музыка в соборах…
— Да, — вздохнул он, — было бы здорово.
— Может, зря мы осели тут? Разместили бы нашу базу в крупном городе.
— Группа Хлебникова так и сделала.
— Да… пожалуй, — она посмотрела на него, прикусив губу, — что с ними случилось, как ты думаешь?
— Не знаю.
«Да что ей от меня нужно?» — гадал он.
— Думаешь, Амос прав?
— Не знаю! Это с самого начала был риск — крупный город. Они опасны, потому что именно они сдали быстрее всего. Обвально. И там полно всяких пакостей — катакомбы… небоскребы, из которых до сих пор даже при слабом ветре летят стекла… обзор никакой… очень трудно наладить нормальную работу при таких условиях. И, наверняка, банды, живущие в развалинах. Там хлеб не вырастишь — живут грабежом…
— Да, — согласилась она, — да… наверное. И все-таки, я так хотела бы в Прагу!
— Может, — примирительно сказал он, — еще слетаем. Вот уладим все дела и слетаем. Это же недалеко. Послушай… ты зачем меня вызвала? У меня, если честно, работы полно…
— Симон… — она нерешительно взглянула на него, — я хотела спросить…
— Да?
— Что с Винером? — выпалила она.
— А что с ним?
— Он какой-то… равнодушный… смотрит мимо…
— Нам всем нелегко. Он старается держаться. Так, как умеет.
Она помялась, потом спросила:
— Как ты думаешь? Я красивая?
«О, Господи», — подумал он. Но отошел на шаг, внимательно посмотрел на нее оценивающим взглядом и решительно сказал:
— Да. Очень… привлекательная.
— А эти местные девушки — они красивые?
«Вот оно что», — подумал он.
— Всякие бывают. В том числе и красивые… Да ты не расстраивайся так… местные девушки, они, знаешь… просто экзотика…
— На картинах они такие красивые, — грустно сказала Наташа.
Он потрепал ее по плечу.
— Оставь ты эти картины. Ты лучше повтори поиск. Вдруг мы все же чего-то не заметили… а ты обнаружишь… ладно?
— Ладно, — грустно сказала она.
Ему снился кошмар. Он точно знал, что это кошмар, но не смог бы точно объяснить, почему сон вызывает такой ужас. Нечто бесформенное, неопределенное, наползало из клубящейся тьмы, ухмыляясь, пожирая его сущность. Он дернулся в последней отчаянной попытке освободиться и с ужасом понял, что не может этого сделать — он не чувствовал своего тела. Оно пропало, растворилось в этом липком, сером тумане. Тогда, в последнем, уже безнадежном усилии, он попытался хотя бы вспомнить, кто он такой — и не смог. Его сущность не повиновалась ему точно так же, как отказалось повиноваться, превратившись в бесформенную аморфную массу его собственное тело. Он понимал, что для того, чтобы освободиться, обязательно нужно проснуться… но именно этого он сделать почему-то не мог…
Из тяжелого, муторного сна его выдернули голоса. Весь в поту, он вскочил с кровати и, накинув куртку, выглянул в окно — там, полускрытая клубами тумана топталась группа людей. Он узнал лишь старосту — и то потому, что тот возвышался над всеми остальными, сидя на низкорослой мохнатой лошаденке. Остальные стояли, ощетинившись кольями и вилами, и у Симона на миг возникло ощущение, что под окном ни с того ни с сего выросла небольшая, но очень агрессивная рощица.
— Ничего себе! — пробормотал он.
Торопливо натянув на себя комбинезон, он выскочил в холл. Коменски уже был там, озабоченно поглядывая в низкое окно. Силовой щит не давал людям возможности проникнуть внутрь, и они топтались у барьера, негромко переговариваясь.
«Неужто они и впрямь настолько оскорблены, что выслали эдакую делегацию? — подумал Симон. — И что нам теперь делать?»
— Видел? — спросил Коменски.
— Да. Хорошенькое дело.
— Может, ты с ними поговоришь? Ты, вроде, умеешь с ними ладить.
— Хорошо, — сказал Симон. Он запахнул куртку и вышел наружу, поеживаясь на сыром рассветном воздухе.
Молчаливая группа придвинулась ближе. Тут были почти все трудоспособные мужчины деревни и несколько мальчишек, которые крутились у ног взрослых наравне с деревенскими собаками.
Симону стало не по себе.
— Если у вас какие-то претензии… — начал он.
— Это вы о чем? — мрачно спросил староста. — Если вы об этом вашем придурке, то пусть выплатит хоть какую виру… Уж не знаю, кто тут виноват, а только дурные дела начали твориться. Ядвига пропала.
Этого Симон не ожидал. Он вытаращился на старосту и неуверенно повторил:
— Ядвига?
— А я что говорю? Как ушла вчера вечером, так ее и нет с тех пор. И куда бы это ей уходить — сейчас даже по воду ходить опасно; затопчут.
«Опять за свое», — подумал Симон.
— Так вот… по мне, так лучше бы вам у нас в деревне и вовсе не появляться, но бабка велела… Пусть, говорит, чужеземцы тоже ищут. Видение ей было, что ли. Ее не поймешь, бабку…
— Мы с радостью, — сказал Симон. — Только что мы… А впрочем… Хорошо, подождите немного. Я сейчас.
— Ну что там? — спросил Коменски, когда он вернулся в холл. — Это из-за вчерашнего?
— Да вроде нет. Девушка пропала. Дочка старосты. Они просят нас примкнуть к поискам.
— Ясно, — коротко сказал Коменски. — Кто пойдет? Ты?
— Да, — ответил Симон.
— Кто еще? — Он обернулся к небольшой группке людей, собравшихся в холле.
— Я пойду, — быстро сказал Гидеон.
— Оливия, выведешь Наблюдателя. Наташа, готовь мобиль. Если понадобится транспортировать…
— Боюсь, от Наблюдателя будет мало толку, Амос, — сказал Симон, — это же лес… Что он будет видеть — только кроны…
— Ну, на всякий случай. Кто видел Винера?
— Я, — сказал Гидеон, — наверху, в галерее.
— Ладно. Симон, ты куда? В лабораторию?
— Я быстро…
Симон поспешно направился в правое крыло — аптечка и инфракрасный бинокль хранились в лаборатории вместе с остальным полевым оборудованием. Он торопливо нагружал сумку, когда дверь лаборатории приоткрылась.
— Что ты тут делаешь? — спросил Винер.
Выглядел он паршиво — глаза воспаленные и красные, руки беспокойно оглаживают мятый комбинезон.
— Ты что, — удивился Симон, — так и не ложился?
— Предпочитаю по ночам работать, — ответил тот, — хоть кошмары не снятся. А тебе снятся кошмары, Симон?
— Да, — неохотно признался Симон. И рассеянно добавил, застегивая сумку, — тут уж ничего не поделаешь.
— Куда это ты?
— Ты не знаешь? Там целая делегация у ворот…
— Я еще не выходил, — признался Винер. — Не до того было. А что им понадобилось?
— Девушка пропала, — пояснил Симон, и, встретив непонимающий взгляд Винера, пояснил, — Ну, Ядвига…
— А мы-то при чем? — удивился Винер.
— Да вроде и не при чем. Но они просят нас примкнуть так сказать, к поисковой группе.
Винер пожал плечами.
— Чем вы можете помочь?
— Вы? — Симон в свою очередь недоуменно поглядел на него. — Разве ты не хочешь…
Винер вздохнул:
— Послушай, Симон, я работал всю ночь… Избавь меня от сомнительного удовольствия носиться по горам…
— Но разве ты не…
— Что — не?
— Ты же был с ней близок!
— Ну и что? Она спит со всеми подряд. Все они так. Наверняка она с кем-то сбежала — что же мне теперь, бросить все дела, бегать ее искать…
— Ладно, — Симон подхватил сумку и направился к двери. — Как хочешь… я просто подумал…
Винер не ответил. Отвернувшись, он манипулировал клавишами большого анализатора.
Гидеон уже нетерпеливо топтался в холле.
— А я уж подумал, это по мою душу, — сказал он.
— Нет, — Симон покачал головой, — им не до тебя. Я, кстати, взял твой бинокль.
— Это не мой бинокль, — возразил Гидеон. — Это общий бинокль.
— Ну, ты же с ним вчера таскался весь день, верно? Еще хорошо, что не разбил…
— От бинокля мало толку, — заметил Гидеон. — Жаль. Будь она одной из наших, было бы легче…
«Да, — подумал Симон, — никто из нас не может потеряться. Имплантированный передатчик сам собой включался, стоило только носителю выйти за пределы защитного поля."
… Подлесок, начинавшийся по обе стороны дороги, ведущей к замку, незаметно переходил в густой лес — нерасчищенный и оттого мрачный. Нижние ветви огромных елей, до которых не доходили скудные солнечные лучи, высохли и торчали теперь, ощетинившись ломкими сучьями, с верхних ветвей свисали спутанные бороды лишайников.
— До чего ж неуютно, — поежился Гидеон.
— Да, — согласился Симон, — сыро.
— Ты не романтик, Симон. Где твои тонкие чувства?
Голоса разбредшихся по лесу людей перекликались, вспугивая птиц на гнездах.
— Что с ней может быть, как ты думаешь? — сапоги Гидеона топтали нежные, закрученные в улитку ростки папоротников.
— Ближайшая деревня часах в шести пешего» пути отсюда. Может, Винер прав — девица с кем-то убежала… Приглянулся какой-нибудь ладный парубок…
— Почему же тогда ее ищут в лесу?
— Бабка сказала.
— Ах, бабка!
— Они ей верят. Она у них, вроде, духовидица…
— Вот видишь!
— Что я, собственно, должен видеть?
— Существует тонкий мир, помимо нашего. Эфирные материи, все такое… Эй, что это там?
Помимо воли его рука потянулась к висящему на поясе лучевику. Симон придержал его за локоть. Кусты расступились, и угловатая фигурка в потрепанном зипуне преградила им дорогу.
— Можно, я с вами пойду? — спросил Зденко.
— Валяй! — с готовностью пригласил Гидеон.
— Нет, погоди, — Симон строго поглядел на мальчишку. — Взрослые знают, что ты здесь?
— Еще бы им не знать… Кто коня чистил? Михей велел ему хвост подвязать, чтобы в репейнике не путался, а конь этот такая сволочь — чуть копытом мне в морду не заехал…
— Ладно, — согласился Симон, — только держись поближе. Не хватало еще, чтобы ты пропал.
— Я-то не пропаду…
— Что с Ядвигой случилось, как ты думаешь? — спросил Гидеон.
— А кто его знает? Шалая она девка, Ядвига. И чего это старая Урсула шум подняла? А правда, вы ее к жизни вернули?
— К жизни, — сурово произнес Симон, — никого вернуть невозможно. Можно немножко подлечить.
— То ли благодарна она вам, то ли нет — не пойму… Странная она, бабка. Может, она думает, что Ядвига с нечистью какой спуталась… Тут у нас полным-полно нечисти.
— Да уж, — пробормотал Гидеон, брезгливо стряхивая с рукава птичий помет, — так и шастает…
— И чего зубы скалить, — обиделся мальчик, — каждый вам скажет — вот, к примеру, потоплец — он в омуте живет, мавки тоже, шишимора — на дворе, большак в доме, в подпечье, банник — в бане.