Леротикь Романовский Владимир
Юджин попросил виски, пригубил, поставил стакан на стойку и стал сворачивать и разворачивать бумажную салфетку, почесывая время от времени бровь и пытаясь собраться с мыслями. Приняв решение, он перегнулся через стойку и помахал бармену рукой.
– Слушай, – сказал он вежливо. – Не возражаешь, если я поиграю немного? На клавишах?
Бармен взглянул на него будто в первый раз.
– А ты умеешь?
– Ага.
– Хмм. А ты какую музыку играешь?
– Любую.
Бармен ухмыльнулся скептически.
– Так-таки любую?
– Да.
– Ладно, – сказал бармен, разглядывая Юджина. Он хмыкнул. – Любую, а? О фортепианном концерте Шуманна, к примеру, слышал?
– Вроде да.
– Вроде? Хмм, – бармен пожал плечами, закатил глаза и отошел лениво, не видя смысла в продолжении разговора.
Пока он обслуживал жирную с хриплым голосом лесбиянку в хаки, которая желала мартини, смешанный в точности с ее представлениями об этом напитке и никак иначе, Юджин соскочил со стула, запрыгнул на возвышение, на котором стоял спинет, и поднял крышку.
Не Стайнуэй, конечно.
Как все незнакомые инструменты, по началу спинет решил оказать сопротивление новому повелителю. Первые пять тактов, хотя и заставили бармена оглянуться и строго посмотреть в сторону играющего, прозвучали совершенно механически. Юджин сжал зубы. Нельзя было терять времени – его целью было произвести впечатление, пока хозяин следит. Он собрался. Ля в третьей октаве нуждалось в настройке. Юджин на ходу поменял тональность. Минуты две спустя он почувствовал, что все в порядке – инструмент начал подчиняться. Музыка полилась свободно, расплываясь по помещению, вибрируя, изменяя структуру пространства. Толстая лесбиянка все еще не была удовлетворена консистенцией своего мартини. Два других клиента – мужчина и женщина, за пятьдесят – не обращали внимания на музыку, им все равно. Но бармен был поражен.
Юджин игнорирует этот эпизод и этого человека в своем дневнике. Чтобы не сойти с ума в равнодушном окружении, художник время от времени прибегает к неблагодарности как к способу существования. Так надо. Иногда просто выбора нет.
Бармен – мелочен, мстителен, скуповат, плохо образован, чудовищно закомплексован и часто труслив, но имелась у него в жизни страсть – музыка. Он нанял Юджина, чтобы тот играл три вечера каждую неделю, и две недели спустя нашел ему вторую работу в другом пиано-баре (гораздо приличнее, чем его собственный, на Верхнем Ист Сайде). Он понимал, что профессионализм Юджина находится пока что в зачаточном состоянии. Он давал Юджину советы, которые тот намеренно игнорировал. В те вечера, когда клиентов было мало, он сам добавлял несколько купюр в чашу на верхней крышке спинета, когда Юджин уходил на перерыв. Он нашел Юджину неплохую квартиру, лучше той, что раньше, и не его вина, что, когда доход Юджина вдруг упал, а плата за квартиру поднялась, начинающий амбициозный пианист столкнулся с необходимостью найти руммейта2.
Вопрос. Юджин, талантливый и верный своему призванию – почему он не мог поступить в Джулиард сразу по окончании школы? Почему об этом не говорили ему – его учителя музыки, его друзья, или хотя бы его родители – почему не советовали ему пойти туда, куда идут талантливые музыканты?
Ну, во-первых, школу он так и не закончил. Имелись и другие причины. «Индоктринация и творчество несовместимы», пишет упрямый и капризный Юджин в своем дневнике.
Что касается его родителей – мать относилась к его занятиям музыкой скептически, а отец открыто возражал, не желая, чтобы сын его стал профессиональным музыкантом. Брат отца, саксофонист, пробродяжничав несколько лет, женился на женщине с очень плохой репутацией и теперь жил, по слухам, в нищете и разврате на юге Франции, посылая время от времени родне открытки хамского содержания. Подсознательно, отец Юджина боялся, возможно, что занятия музыкой дадут толчок некоторым чертам, унаследованным генетически.
ИЗ ДНЕВНИКА ЮДЖИНА ВИЛЬЕ —
Идея организовать музыкальную группу пришла мне в голову неожиданно и была, скорее всего, просто реакцией на ежедневные музыкальные экзерсисы Фукса. Когда он начинал греметь на своей бас-гитаре – в десять утра, каждое утро, друзья мои! – я, как правило, еще спал, поскольку предыдущей ночью работа, да и после работы всякое. Все здание дрожало от фуксового баса. Следовало что-то придумать, чтобы музыкальная энергия просыпалась в нем позже, или чтобы он спал подольше.
Я сказал, слушай, мужик, почему бы нам не организовать группу?
Я стоял в халате посередине гостиной, с противным вкусом во рту, с трудом держа глаза открытыми. Фукс перестал греметь и оглянулся на меня через плечо с таким видом, как будто я только что открыл ему смысл его жизни.
Он говорит – Это просто гениально, мужик.
Очень может быть. Миллионы людей всю свою жизнь работают на паршивых работах, экономят, пытаются сводить концы с концами, платят за жилье, платят налоги, сидят на диетах, смотрят телевизор, и прочее, но мысль, что надо бы организовать музыкальную группу никогда не приходит им в голову. Стало быть, действительно гениально.
Фукс говорит – А сколько нам нужно для этого народу? Эй, слушай, а певец нам нужен?
Что Фукс хорошо умеет – так это действовать людям на нервы.
Я сказал ему, раздраженно – Сперва давай составим группу. Нужны барабанщик и ведущая гитара. И, может быть, саксофон.
Он говорит – Эй, а саксофон-то зачем?
Я сделал серьезное лицо, многозначительно поднял указательный палец, и сказал – А спецэффекты?
Он понятия не имел, о чем я. Тем не менее Фукс, глядя на мой указательный палец, торжественно покивал. Старина Фукс.
Я сделал себе яичницу. Фукс решил составить мне компанию в кухне. Еще одна неприятная его черта – он все время путается под ногами.
Он говорит – Ну, хорошо, ты знаешь кого-нибудь?
Я поставил тарелку на стол и вооружился вилкой. Очень люблю яичницу, и когда я ем, то не желаю, чтоб меня часто и суетно прерывали. Разговор за едой следует вести медленно и лениво, со множеством пауз – жевать задумчиво, проглатывать со знанием дела, и переваривать со значением. Я не ответил Фуксу.
Но Фукса не удержать. Он продолжил, типа – Хорошо, я знаю одного парня. Из Гарлема. Паркер. Его зовут Паркер. Большой такой ухарь. Может барабанить сутками. Это все, чем он занимается целыми днями. До недавнего времени он барабанил в метро, пока не стали гонять.
И я сказал – Хорошо. Найди его. Можешь?
Фукс говорит – Ну дак! Мой двоюродный брат его знает. Надо, блядь, ему позвонить прямо сейчас.
Я говорю – Эй, эй, не спеши, брат. Было бы лучше, если бы мы нашли сперва гитариста.
Фукс вдруг просветляется и говорит – Никого не знаю, брат. Гитариста найдешь ты. Раскидай по городу листовки, ниггер, или помести на хуй объявление в ебаной газете, брат. Кстати, брат, что именно мы будем играть, какую музыку?
Я положил вилку. Я ухмыляюсь как безумный, но на Фукса ничего не действует. Тогда я ему говорю – А тебе-то что, брат? Ты играй на своем басе. Я скажу тебе, какие ноты когда играть.
Он крепко подумал и в конце концов сказал – блядь, на хуй, наверное ты прав, мужик. Мне это никогда не приходило в голову, на хуй. Я все могу играть. Блюзы, и все что угодно, ниггер. Что мне сказать моему двоюродному брату?
Скажи ему, что будем играть рок, джаз и блюзы.
Ну да? Все это будем играть, на хуй?
Да.
Паркер-барабанщик обнаружился три дня спустя. Мы взяли напрокат … Хорошо, я … я взял напрокат … в общем, относительно дешевую репетиционную студию в огромном бывшем индустриальном здании, принадлежавшем кому-то, кого звали Уайтфилд, или что-то в этом роде. И провели мы пробную репетицию.
Для человека, до того момента стучавшего в четыре пластмассовых ведра в метро, Паркер был неплох. Но моим задумкам он не очень соответствовал. Мне вменялось – улучшить и утончить. Самый утонченный аспект игры на барабане в подземке – грохотать громче, чем поезда. На поверхности этого мало. Туристы и даже некоторые популярные музыканты думают, что этого достаточно. На самом деле нет. Я показал Паркеру кое-какие приемы. В конце концов я сыграл ему на рояле увертюру к «Летучему Голландцу», в моем собственном переложении. Увертюра не сильно его впечатлила, но все-таки он начал больше обращать внимание на музыку и в конце концов сообразил, что темп может меняться, и не один раз, во время исполнения опуса. Я объяснил ему про джаз. Он не понял. Я объяснил еще раз. Он старался. И снова старался. И в конце концов стало звучать неплохо.
Мы условились встретиться в следующее воскресенье, в полдень. Я обещал найти к тому времени гитариста.
VII
В следующую пятницу у Юджина был ангажемент в модном ресторане, где он подменял иногда постоянного пианиста – тот заболел и, по словам Юджина в поспешной дневниковой записи, «помер бы к свиньям, если бы парамедики не приехали быстро и не вогнали бы ему в вену что-то, что нейтрализовало или сбалансировало то, что он вогнал себе в вену до этого». Сделался один из тех странных дней в марте, когда погода в Нью-Йорке готовится и раннеапрельской буре, включает обогрев на какое-то время, путая метеорологов и деревья. Семьдесят градусов в тени по Фаренгейту, без ветра. Огромные окна ресторана – стеклянные стены, на самом деле – стояли открытые настежь. Акустика отвратительная. Менеджер заведения огорошил Юджина с самого начала, запретив поднимать массивную верхнюю крышку кабинетного рояля. Юджин сел на рояльную скамейку и некоторое время просто сидел, дуясь на менеджера. Делу это не помогло. Поправив манжеты, распрямив спину, вдохнув глубоко, Юджин очень свободно сыграл первые несколько тактов «Апассионаты», что и привело менеджера обратно к роялю.
– Тихая музыка, друг мой, – сказал он с яростным восточноевропейским акцентом. – Ресторан. Люди едят. Играть тихо. Окей?
И он ушел.
Униженный и злой, Юджин прекратил игру. К небрежным бездумным оскорблениям привыкаешь, но стенка, отделяющая тебя от аудитории, не всегда выдерживает удары, ее можно пробить, и начинаешь ты в конце концов обижаться, особенно если ты изначально в плохом настроении, и не успел приготовиться, и у тебя нет на примете гитариста, который мог бы гарантировать успех твоей группе.
Почему именно группе? Зачем Юджину группа? Потому что собрать оркестр требует значительно больших усилий.
За столом рядом с роялем помещалась колоритная пара – маленькая индийская женщина и большой рыжий очкастый парень в конторном костюме. Комментарии парня действовали на его подругу странно – время от времени она издавала стеснительные смешки. Впечатление было, что у нее нет чувства юмора и она просто изображает веселие – из вежливости. А парень, наверное, какой-нибудь менеджер из нижнего эшелона.
В конце концов девушка его поднялась и ушла искать туалет. Рыжий встал во весь немалый рост, потянулся, зевнул, и шагнул на подиум.
– Не возражаете, если я задам вам личный вопрос? – спросил он, делая серьезное лицо. Юджин кивнул. – Так, хмм … – рыжий подумал немного. – У вашей герлфренд3 – большие сиськи?
Слово герлфренд почему-то далось ему с трудом.
– Не знаю, – ответил Юджин, наклоняя голову и изучая неровный узор на дешевом галстуке молодого менеджера. – Я почти никогда на них не смотрю.
– Понял, – сказал парень. – Воистину, я не виню тебя, о музыкант. Твои предпочтения твоими и останутся. А это правда был Бетховен? То, что ты играл давеча?
– Да, – ответил Юджин, раздражаясь.
– Ладненько. Ну-с, так. Я не утверждаю, что разбираюсь в … как бы это определить … в симфонической музыке – а может, ты предпочитаешь называть такую музыку оркестровой? – но в любом случае, на прошлой неделе я смотрел по телевизору «Кольцо Нибелунгов», Вагнера … – он сделал большие глаза и заговорщически поднял брови, – ну знаешь, из Мета? Смотрел подряд. Не мог, прямо-таки, оторваться от экрана. Бетховен мне знаком потому, что моя бедная дорогая тетушка давала мне уроки, когда я был всего лишь младенцем. Но если бы вам, друг мой, захотелось бы осведомиться у меня, кто и когда написал такую-то оперу или такой-то концерт, я не смог бы ответить, поскольку…
Когда же он оставит меня в покое, уныло подумал Юджин. И что за претенциозная фразеология? Чего он кривляется?
– Тебе нравится «Кольцо»? – спросил рыжий.
Точного ответа на этот вопрос у Юджина не было.
– Нравится, – сказал он.
– Можешь что-нибудь сыграть из «Кольца»?
– Да. А что?
– Вот! – сказал парень, но не в смысле «вот видишь!», а в библейском ключе, как говорится в Писании, например – «И, вот, некоторые из книжников сказали сами себе, Он богохульствует». – Не совсем я похож на некоторых инфернальных подонков, к которым исполнитель подлизываться вынужден в сием прелестном заведении, не так ли? Скромно попросил я тебя, и, из уважения к твоему умению, о исполнитель, кое умение удивляет степенью немалой. Не предложу я и денег тебе, исполнитель. Да, да, не думай. Я ничего не собираюсь класть в этот твой … мутный аквариум на крышке рояля. Если хочешь – сыграй. А нет – так бренчи джаз, не обижусь.
Чаевые составляли немалую часть выручки, поэтому Юджин даже расстроился слегка.
– Хорошо, – сказал он. – Буду бренчать джаз.
– Дело твое, – сказал рыжий. – А только я бы действительно … хотел бы послушать Вагнера. Прямо сейчас. Это скрасило бы мне тоскливый вечер и принесло бы мне радость и утешение. Но чу! Кто-то идет.
Юджин наконец-то понял, что рыжий слегка пьян.
Чопорная дама среднего возраста материализовалась рядом с роялем и сказала:
– Простите, – рыжему.
Он неодобрительно на нее посмотрел, поправил очки, и чуть отодвинулся в сторону. Положа ладони на крышку рояля, дама наклонилась к Юджину. Рыжий тут же прилип глазами к ее ягодицам и, после короткого осмотра, презрительно пожал плечами.
– Мой муж очень робок, – сказала она с официальной любезностью, чуть улыбнувшись.
Ее показное добродушие пришлось Юджину совершенно не по вкусу.
– Не могли бы вы сыграть «Летний Ветер»? Специально для моего мужа?
Она положила пятидолларовую купюру в аквариум.
– Думается мне, – сказал рыжий строго, – что вам необходимо делать вашему досточтимому супругу минет время от времени. И в самом деле, это излечило бы его от излишней робости, да и в любом случае это лучше, чем заставлять честных музыкантов исполнять всякую гадость, которая явно не является частью их обычного репертуара. Стыдитесь.
Юджин нервно провел пальцем по басовым клавишам, не нажимая. В воздухе запахло тревогой и беспорядками.
– Вы негодяй, – сообщила рыжему женщина.
– Можете и мне сделать минет, это даже лучше, – предложил услужливо рыжий. – Готовы ли вы к такому обороту дел, о злая фея судеб? Обвиты пухлые губы вокруг куполы страстной, и пальцы мягкие ласкают нежно тестикулы влажные. Эй, куда грядешь ты, о прекраснейшая из прекрасных?
Она ушла надменной походкой. У Юджина появилось предчувствие, что данная вечерняя смена станет для него в этом заведении последней.
– Зря ты это, – заметил он рыжему. – К тому же, ты не сказал ей, почему это будет «даже лучше». Неужто тебя не учили в твоей школе предпринимателей, что некоторые вещи нельзя говорить публично, и степень их правдивости роли не играет?
– Ты даже не представляешь, каким глупостям учат нынче в школе предпринимателей, – сказал рыжий. – Не заводи меня, я до утра не остановлюсь.
– Ты любишь поговорить?
– Свобода слова, – заметил рыжий. – Первая Поправка к Конституции.
Юджин выпрямился, поправил манжеты, и начал играть «Летний Ветер», импровизируя гармонию. Рыжий уходить отказывался, и вдруг начал смеяться.
– Да перестань ты, – сказал он. – Это не твое, мужик. Не умеешь ты импровизировать. Ты другим силен, о доблестный.
Юджин проигнорировал замечание и лихо вошел во второй куплет, расцветив аккомпанемент. Рыжий опять засмеялся. Подошел менеджер.
– Извините меня, сэр, – сказал он рыжему авторитетным голосом. – Вам следует сейчас же уйти.
– Нет, я так не думаю, – ответил рыжий с пресыщенной томностью в голосе, разглядывая менеджера критически, но не зло. – Ты да я, мы оба знаем, что в глубине души своей ты находишь меня привлекательным и желаешь страстно, чтобы я остался. Не сопротивляйся желанию, признайся себе, о невежественный.
– Сэр.
Рыжий сделал строгое лицо и сунул руки в карманы.
– Сэр, – сказал менеджер безапелляционным тоном. – Пожалуйста, покиньте помещение.
– Не могу, – объяснил рыжий комически холодным тоном. – Стареющая сварливая матрона, коя, я уверен, все еще чарует мужчин, несмотря на жировые отложения и морщины, она – крепкий орешек. Нет, нет, сэр. Она только что грозилась сделать мне минет. Терпеть не могу, когда такое случается – она ведь совершенно не в моем вкусе. Но она непременно последует за мной, если я сейчас выйду. Ты ведь знаешь, какие бывают женщины. А может и не знаешь. В любом случае, я подожду, пока уйдет она. Так безопаснее.
– Так. Это твой друг? – спросил менеджер, поворачиваясь к Юджину.
Юджин поступил бы разумно, отделив себя от развивающихся событий. К начинающейся баталии он не имел отношения. У него имелся свой номер, который он здесь исполнял, и за который ему платили. Отведи глаза. Извинись. Отрицай. Все что угодно.
– Да, – сказал Юджин, начав неожиданно играть «Лесные звуки». – Он мой друг. Это, наверное, нехорошо?
У каждого художника есть порог отвращения, особенно когда туго с деньгами.
– Вот, намного лучше, – сказал рыжий, имея в виду музыку, а затем, повернувшись к менеджеру, добавил, – Вот, послушай, как человек играет. Здорово. Правда?
Но менеджер не впечатлился.
Фирменные вагнеровские лейтмотивы заполнили помещение. Юджин почувствовал ветерок вдохновения. Пальцы его заскользили вверх и вниз по клавиатуре. Неожиданно он скрестил руки, и, наращивая аккомпанемент левой рукой в верхних регистрах, потянулся к басам и сыграл главную тему Зигфрида с такой небесной ясностью, что даже сам удивился. Глаза рыжего широко открылись. Посетители один за другим повернули головы к роялю. Появился вышибала.
Был он большой, плотный мужчина, одетый в такой же дешевый костюм, как рыжий. Сочетание бесстрастного, замершего лица с низким хриплым голосом выдавало кокаиниста. Он был бы хорош в роли главного жреца в «Аиде», подумал Юджин. И чуть было не сказал это вслух, но вдруг заметил, что рыжий снимает очки и прячет их очень тщательно в нагрудный карман пиджака.
– Сэр, – сказал вышибала монотонно. – Вам следует уйти.
– Тварь непокорная, в четверг пойдешь смирнехонько ты в церковь, – тихо и отчетливо сказал рыжий перед тем как веско объявить, щурясь на вышибалу, – Зрение мое – не то, что в молодости, но все же я до сих пор различаю … а? что? … ага! – формы! Я различаю формы. Общие очертания.
– Сэр, – сказал вышибала, протягивая руку, чтобы схватить рыжего за локоть.
VIII
Ему не часто приходилось применять силу. Телосложение его служило грозным предупреждением желающим вести себя безответственно в его присутствии.
На рыжего эта особенность вышибалы не произвела никакого впечатления. Помимо этого, молодой конторский работник видимо не очень любил, когда вышибалы его лапали. Он отступил в сторону, и рука вышибалы не достала до его локтя. Вышибала понял, что сейчас ему придется применить силу. Удивленно, медленно он повернулся к рыжему. В этот момент возмутитель спокойствия пнул его в пах.
Вышибала крякнул на весь ресторан, зарычал, завыл, и даже захныкал, все это одновременно, согнувшись пополам. Рыжий ударил его ногой в лицо. Несколько брызг хлынувшей крови попали на клавиши верхних октав. Юджин был уже на ногах. Схватив «аквариум», он перевернул его над скамейкой и поставил обратно на крышку. Рыжий стремительным жестом сорвал аквариум с крышки и разбил его об голову вышибалы. Юджин в это время заталкивал купюры в карманы.
Огромный вышибала лежал на полу, на боку. Некоторые из наблюдавших за сценой устремились к выходу, некоторые повынимали сотовые телефоны, чтобы звонить в полицию. Окно позади Юджина, от пола до потолка, темнело пригласительно. Решившись, он прыгнул в него, чуть подвернув ногу, поскольку тротуар оказался на несколько дюймов ниже, чем он рассчитывал. Рыжий приземлился рядом почти одновременно с Юджином.
– Вот, – сказал Рыжий. – Смотри. Лексингтон. – Он указал направление рукой. – Поймаем такси. Вперед, волочи жопу.
Они побежали.
– Можно было просто повернуть за угол, – сказал Юджин, тяжело дыша.
– Не в этом районе, – огрызнулся рыжий.
И был прав.
Светофор только что переключился, и стадо свободных такси пошло волной вниз по Лексингтон, ища клиентов. Рыжий поднял руку. Они забрались в машину и таксист влился снова в автомобильную волну, и в этот момент две полицейских крузера, ревя сиренами, промчались по поперечной улице сзади.
– Извини, мужик, – сказал рыжий.
– А с девушкой что будешь делать?
– Она уже большая. Созрел плод ветреный восточной грации. Она найдет дорогу домой, не консультируясь со мною в отношении маршрута. Помимо этого, не стоит мне с нею видеться доле. Последнее время она мне досаждала. Ну, не важно. Так под каким же именем живешь ты на свете, добрый рыцарь, то есть, маэстро? Как тебя зовут, шеф?
Юджин помедлил, но все-таки сказал, – Юджин.
– А меня Джулиан.
Он протянул руку. Юджин снова помедлил, но в конце концов пожал руку.
– Слушай, мужик, – сказал он. – Я из-за тебя потерял очень неплохое место.
– Эй, – Джулиан пожал плечами. – Я ведь не обязывал тебя говорить менеджеру, что я твой друг, не так ли.
– Не знаю, зачем я это сделал.
– А он тебе не нравится.
– Кто?
– Менеджер.
– Менеджеры никому не нравятся.
– Не хочешь ли ты мне сказать, что зарабатываешь себе на жизнь, играя пошлые песенки в мещанских ресторанах?
– В основном в барах. Когда мне позволяют.
– А, блядь, – извиняющимся тоном сказал Джулиан. – Ну тогда прости меня, мужик. Я просто … хмм … – Он покачал головой, будто только что понял всю глубину случившегося. – Да, я очень виноват перед тобой.
– Ты вышибале нос сломал.
– Не думаю. Пару зубов выбил, правда. Ничего, придет в себя. Его наверное прямо сейчас уже везут в лечебницу. Ну, может не прямо сейчас, но в очень скором времени он будет как новый, уверяю тебя. Могло быть хуже. Этот дурак просто напрашивался, чтоб ему колено дислоцировали. Знаешь, когда сдвигаешь человеку чашечку, это навсегда. Починить нельзя. Он счастливчик, ему очень повезло.
Он снова покачал головой, на этот раз поражаясь количеству удачливости, выпадающему на долю дураков. Юджин засмеялся. Джулиан вытащил очки и надел их, возвращаясь в прежнее свое состояние – менеджер нижнего эшелона, возможно с Верхнего Вест Сайда.
– Ты всегда так?…
– Всегда ли я склонен вести себя эксцентрично в публичных заведениях? О, не знаю, – протянул Джулиан, вальяжничая. – Я был в настроении, скорее всего. Может, твоя музыка меня вдохновила. Да, именно она, скорее всего.
– Не следовало быть таким … э…
– Непримиримым?
– Жестоким. С вышибалой.
– Еще как следовало. Ты что, шутишь?
– Зачем?
– Ну что мне тебе на это сказать, Юджин. Как у большинства белых, у меня стеклянная челюсть. Мне нельзя допускать, чтобы меня ударили. Мне необходимо давать негодяям понять, с кем они имеют дело – быстро и решительно, пока они не пришли в себя. Ты что! Слушайте, маэстро, а нельзя ли … что бы мне такое сделать, чтобы компенсировать … потерю вами вашего места в заведении? Перспективы у меня не очень солнечные, но, вот, Юлианус Магнус может быть полезен друзьям своим очень многим, хоть это и не бросается сразу в глаза. В общем, так – что я могу для тебя сделать? И могу ли?
– Можешь. Найди мне ведущего гитариста, – сказал Юджин сварливым тоном. – У меня послезавтра репетиция.
Это заявление слегка удивило Джулиана. Выдержав паузу, позволив себе мысленно переключить скорость, он сказал, —
– Эй, – чуть стыдливо, и не обычным своим игривым тоном. – Я играю. Немного, но играю. На гитаре.
– Не устраивает. Мне нужен кто-то кто играет много.
Джулиан издал смешок – стыдливый.
– А ты дай мне возможность себя показать, – сказал он неожиданно аристократическим тоном. Невозможно было определить, шутит он или нет. – А? Может, я тебе подойду. – Его брови быстро заходили вверх-вниз.
Юджину нечего было терять. Он дал Джулиану адрес зала. Из такси он вышел у Юнион Сквера. Джулиан поехал дальше.
ИЗ ДНЕВНИКА ЮДЖИНА
Утром я проснулся с головной болью. Надел халат и потащился в кухню делать кофе. Фукс сидел за столом, изучая компьютерный каталог. Фукс без ума от компьютерных игр. Рядом с апельсиновым соком стояло на столе портативное радио, крича хриплым голосом Джонни Би —
- I put on a jacket like Don Quixote’s,
- And still the bitch passed me by and wouldn’t take no notice,
- So I pushed her in the face and I said, «Hello?
- «How’s your big fat Mamma and Daddy-o?»
- She goes, «Pretty boy, I hear your sneakers squeakin».
- Show me whatcha got if you don» min» mah peekin».»4
Я выключил радио. Фукс поднял голову и говорит – Ну, нашел кого-то?
Я посмотрел на часы. Одиннадцать тридцать.
Я сказал, что нашел.
Он говорит – Не пизди?
Я сказал ему, что нашел человека, который уверяет, что умеет играть. Я сказал – это выясниться в течении дня, врет он или нет.
Фукс, великий эксперт, говорит важно – Надеюсь, он достаточно хорош.
Я объяснил ему, что на самом деле большой разницы нет – хорош ли, плох ли.
Кофемолка работала плохо. Это всегда раздражает. Фукс несколько раз повторил – А? А? Ха? – чтобы привлечь мое внимание. Я пожал плечами. Я сказал ему, что главное – попадать в тональность. Если парень умеет попасть иногда в тональность, все будет прелестно.
Фукс ушел в гостиную обиженный. Я активизировал кофейник. Ляп, ляп – закапали кофейные капли. Вернувшись в гостиную, я обнаружил Фукса, пьющего мой апельсиновый сок. Я спросил его, почему за два месяца он ни разу не пополнил запасы сока.
Он говорит – Извиняюсь, мужик. Завтра куплю.
Ты всегда это говоришь.
Слушай, а этот ниггер – он симпатичный?
С каких это пор тебя стала интересовать внешность коллег?
Я серьезно, Джин.
Фукс любит говорить рассудительным тоном, неприятно напоминая мне меня самого.
Он говорит – Нам нужен симпатичный ниггер. Ведущий гитарист должен выглядеть. Это хорошая рыночная стратегия. Несовершеннолетние телки, им нужен кто-нибудь, чтобы выглядел горячим – подумай, мужик.
Я сказал ему, что гитарист – мальчик белый.
Возмущение Фукса было так велико, что он пролил сок на стол и себе на халат.
Он говорит – Эй, мужик, я с хонки5 играть не буду.
Я налил себе кофе и сел. Фукс посмотрел на меня враждебно и принялся вытирать стол своим халатом.
Он говорит – Ты слышал, что я сказал?
Типа, да. Ты с хонки играть не будешь.
Так что же?
Так ничего же.
Ну, на хуй. Что ты надумал, Джин?
Я говорю – Слушай, Фукс, если мы собираемся зарабатывать на жизнь, и, я думаю, это одна из наших целей, не так ли, нам необходим по крайней мере один хонки. Рыночная стратегия, как ты только что отметил, требует такого подхода.
Отвращению Фукса не было предела.
Он говорит – на хуй.
Я говорю – У тебя есть выбор.
По правде сказать, мне было все равно, кто они – остальные члены группы. Гвоздь программы все равно – я сам. Остальные просто попутчики. В делах музыкальных нужно смотреть фактам в лицо. Справедливость, конечно, торжествует – я не собирался брать себе больше, чем остальные, если деньги вдруг появятся.
Фукс говорит – Я так не играю, мужик.
Иногда он бывает ужасно упрям.
Тогда я говорю – Слушай. Я говорю – Я хочу, чтобы мы выглядели профессионально, а не как банда пацанов из черного гетто, торчащих от своего исполнения.
Он обозвал меня тупым ниггером, но, по правде говоря, какой у него выбор? Бас-гитаристы – их много, они в самый лучший рыночный день не стоят больше, чем десять центов за дюжину.
IX
Погода стояла прекрасная, лужи сверкали на солнце, а здание напоминало прошитую ядрами крепость. Огромные белые буквы на стене вестибюля, «Уайтфилд», навели Юджина на какие-то смутные воспоминания, но ему было не до этого.
В помещении пахло пролитым пивом, потом и пылью. Фукс подключил свою бас-гиатру к усилителю. Юджин проверил усилитель, попробовал клавиатуру, и хлопнул Фукса по плечу.
– Просветлись, – сказал он. – Великие дела не за горами.
Паркер вошел плетущейся походкой – большой, толстый, немногословный как всегда, поглаживая персональные барабанные палочки, и Фукс поприветствовал его —
– Эй, брат.
– Эй. Гитариста нашли?
– Да, ага, – сказал Фукс мрачно. – Спроси Джино. Нашел какого-то ебаного хонки, мужик. Не нравится мне это, мужик.
Вместо ответа Паркер залез на стул и ударил в барабан.