Дело Ливенворта (сборник) Гринь Анна

Глава 1

Великое дело

Свершится то, что всех повергнет в ужас[1].

Уильям Шекспир. Макбет

В фирме «Вили, Карр и Рэймонд, адвокаты и юридические консультанты» я проработал примерно год, когда однажды утром (мистер Вили и мистер Карр тогда на время отлучились) в нашу контору вошел молодой человек, весь вид которого так явно говорил о сильнейшем волнении и спешке, что я невольно пошел ему навстречу с вопросом:

– Что случилось? Надеюсь, ничего плохого?

– Мне нужно поговорить с мистером Вили. Он на месте?

– Нет, – ответил я. – Сегодня утром его неожиданно вызвали в Вашингтон, и до завтра он не вернется. Но если вы расскажете мне…

– Вам, сэр? – Он обратил на меня очень холодный, но твердый взгляд и, как будто удовлетворившись увиденным, продолжил: – Почему бы и нет? Это не тайна. Я пришел сообщить ему, что мистер Ливенворт умер.

– Мистер Ливенворт?! – воскликнул я, отступая на шаг. Мистер Ливенворт был старым клиентом нашей фирмы и близким другом мистера Вили.

– Да. Он убит. Кто-то выстрелил ему в голову, когда он сидел в своей библиотеке.

– Убит?! – Я не мог поверить своим ушам. – Как, когда это произошло?

– Вчера вечером. Во всяком случае, мы так предполагаем. Нашли его только сегодня утром. Я – личный секретарь мистера Ливенворта, – пояснил он, – и живу с его семьей. Для всех это ужасное потрясение, главным образом для женщин.

– Ужасное потрясение! – повторил я. – Для мистера Вили это станет ударом.

– Теперь они остались одни, – произнес секретарь низким, деловитым, как я позже узнал, обычным для него голосом. – Обе мисс Ливенворт, то есть… Племянницы мистера Ливенворта, они двоюродные сестры. Сегодня будет проводиться дознание, с ними должен находиться человек, который может что-то посоветовать. Поскольку мистер Вили был лучшим другом их дяди, они, естественно, послали за ним. Но вы говорите, что его нет, и теперь я не знаю, что делать и куда идти.

– Я незнаком с леди, – неуверенно ответил я, – но если могу чем-то помочь, то мое уважение к их дяде настолько…

Глаза секретаря заставили меня замолчать. Их зрачки вдруг расширились до такой степени, что, казалось, охватили всю мою фигуру целиком.

– Не знаю, – медленно произнес он, сдвинув брови: явное указание на то, что на самом деле ему не по душе подобное развитие событий. – Возможно, так будет лучше. Леди не должны чувствовать себя одиноко…

– Ни слова больше, я иду.

Сев за стол, я торопливо написал мистеру Вили записку и после других необходимых приготовлений вышел вместе с секретарем на улицу.

– Итак, – сказал я, – расскажите все, что вам известно об этом ужасном происшествии.

– Все, что мне известно? Это можно сделать в нескольких словах. Вчера я как обычно оставил его в библиотеке, а сегодня утром нашел сидящим на том же месте, почти в той же позе, но с дыркой от пули величиной с кончик мизинца в голове.

– Мертвым?

– Совершенно.

– Это ужасно! – воскликнул я и, немного подумав, добавил: – А не могло это быть самоубийством?

– Нет. Пистолет, из которого стреляли, не найден.

– Но если это убийство, должен быть мотив. Мистер Ливенворт был слишком добродушным человеком, чтобы иметь врагов. А если это ограбление…

– Это не ограбление. Ничего не пропало, – прервал он меня. – Все это сплошная загадка.

– Загадка?

– Полнейшая.

Повернувшись, я с любопытством посмотрел на своего спутника. Обитатель дома, в котором произошло загадочное убийство, был весьма интересным субъектом. Однако довольно красивые, но невыразительные черты лица идущего рядом со мной человека давали слишком мало пищи даже для самого развитого воображения. Поэтому я отвернулся и спросил:

– Леди очень расстроены?

Он сделал еще по меньшей мере полдесятка шагов, прежде чем ответил:

– Было бы странно, если бы они не были расстроены.

И то ли выражение его лица было тому причиной, то ли сам характер ответа, но я почувствовал, что, говоря об этих дамах с неинтересным, сдержанным секретарем покойного мистера Ливенворта, я каким-то образом ступаю на опасную стезю. Поскольку я слышал, что они были очень достойными женщинами, это открытие меня не обрадовало. Поэтому я испытал некоторое чувство облегчения, когда увидел экипаж, следующий до Пятой авеню.

– После продолжим разговор, – сказал я. – Экипаж едет.

Но, сев в экипаж, мы поняли, что продолжать обсуждение подобной темы попросту невозможно. Воспользовавшись свободным временем, я решил освежить в памяти то, что мне было известно о мистере Ливенворте. Я обнаружил, что все мои познания о нем сводятся к следующему: мистер Ливенворт, отошедший от дел торговец, был очень богат и занимал достаточно видное место в обществе, своих детей не имел, поэтому взял к себе в дом двух племянниц, одна из которых еще до этого была названа его наследницей. Несомненно, я слышал рассказы мистера Вили о его эксцентричных замашках (взять хотя бы тот факт, что он составил завещание в пользу одной племянницы, а о второй и вовсе забыл), но о жизни мистера Ливенворта и его связях с миром я знал, по большому счету, очень мало, если не сказать ничего.

Когда мы прибыли на место, у дома стояло много народу, и я едва успел отметить про себя, что это угловое здание необычайной глубины, как был подхвачен толпой и оттеснен к подножию широкой каменной лестницы. Освободившись, хоть и не без труда, от назойливого внимания чистильщиков сапог и мясников, которые, похоже, решили, что, повиснув на мне, смогут проникнуть в дом, я поднялся по лестнице и, увидев секретаря, который каким-то чудом оказался рядом со мной, торопливо позвонил в дверь. Дверь тут же приоткрылась, и в образовавшейся щели я рассмотрел лицо, в котором узнал одного из наших городских сыщиков.

– Мистер Грайс! – воскликнул я.

– Он самый, – ответил сыщик. – Входите, мистер Рэймонд. – И, втянув нас в дом, он захлопнул дверь, мрачно улыбнувшись разочарованной толпе, оставшейся на улице. – Надеюсь, вы не удивились, увидев меня здесь, – сказал он, протянув мне руку и мельком взглянув на моего спутника.

– Нет, – ответил я и, вспомнив, что не мешало бы представить вошедшего со мной молодого человека, продолжил: – Это мистер… мистер… Простите, я не знаю вашего имени, – сказал я вопросительным тоном своему спутнику. – Личный секретарь покойного мистера Ливенворта, – поспешил добавить я.

– А-а, секретарь… – отозвался мистер Грайс. – Коронер вас спрашивал, сэр.

– Значит, коронер уже здесь?

– Да. Присяжные только что поднялись наверх осматривать тело. Хотите их догнать?

– Нет, в этом нет необходимости. Я пришел только для того, чтобы помочь леди, если это понадобится. Мистер Вили сейчас в отъезде.

– И вы решили, что такую возможность нельзя упускать, – продолжил он. – Правильно. Раз уж вы здесь, а дело обещает быть необычным, я полагаю, вы как многообещающий молодой адвокат, вероятно, захотите узнать все его подробности. Впрочем, решать, разумеется, вам.

С трудом преодолев отвращение, охватившее меня при мысли о том, что придется осматривать труп, я согласился:

– Я пойду.

– Хорошо. Следуйте за мной.

Но как только я ступил на лестницу, сверху послышались шаги спускающихся присяжных. Мы с мистером Грайсом отступили в свободное пространство между комнатой для приемов и гостиной, и у меня появилось время сказать:

– Молодой человек говорит, что это не может быть делом рук грабителя.

– Правильно, – ответил он, неотрывно глядя на ручку двери, у которой мы стояли.

– Что ничего не пропало…

– И что все замки и запоры утром были надежно закрыты. Так и есть.

– Этого он не говорил. Но в таком случае… – Я содрогнулся. – Это означает, что убийца пробыл в доме всю ночь.

Мистер Грайс мрачно улыбнулся ручке.

– Это ужасно! – воскликнул я.

Мистер Грайс тут же нахмурился.

И тут позвольте мне заметить, что мистер Грайс не был поджарым, энергичным человеком с цепким взглядом, какого вы, несомненно, ожидаете увидеть. Напротив, мистер Грайс был полноват и спокоен и обладал взглядом, который не то что не «цеплял», но даже никогда не останавливался на вас. Если он и останавливался, то исключительно на каких-то совершенно неважных объектах в пределах видимости, например на какой-нибудь вазе, чернильнице или пуговице. Казалось, он вел беседу с этими вещами, им адресовал свои умозаключения, а что до вас… К вам его мысли и разговоры относились не больше, чем к шпилю церкви Троицы на Уолл-стрит. Сейчас же, как я уже упомянул, мистер Грайс был на короткой ноге с дверной ручкой.

– Ужасно, – повторил я.

Его взгляд переместился на пуговицу у меня на рукаве.

– Идемте, – сказал он. – Горизонт чист.

Сыщик первым поднялся по лестнице, но остановился наверху.

– Мистер Рэймонд, – сказал он, – я не имею привычки распространяться о тайнах моей профессии, но в данном случае все зависит от верно выбранной отправной точки расследования. Мы имеем дело не с обычным преступлением, это дело рук гения. Порой непосвященный разум интуитивно обращает внимание на что-то такое, что самый тренированный ум пропустит. Если подобное случится, помните: я – ваш человек. Ни с кем не говорите, идите сразу ко мне. Это будет большое дело, поверьте. Великое. Теперь идемте.

– Но дамы…

– Они в комнатах наверху. Горюют, разумеется, но, я слышал, более-менее спокойны.

Подойдя к одной из двери, он толкнул ее и поманил меня за собой.

Оказавшись в темноте, я сперва ничего не мог рассмотреть, но постепенно глаза привыкли и я увидел, что мы находимся в библиотеке.

– Здесь его нашли, – сказал сыщик. – В этой комнате и на этом самом месте. – Сделав несколько шагов, он положил руку на край большого обитого сукном стола в окружении стульев, который занимал середину комнаты. – Как видите, оно находится прямехонько напротив этой двери. – Пройдя дальше, он остановился у порога узкого коридорчика, ведущего в соседнюю комнату. – Поскольку убитый был найден сидящим на этом стуле, то есть спиной к этому ходу, убийца, вероятно, пришел отсюда, чтобы сделать выстрел, остановившись, скажем, где-то здесь.

И мистер Грайс встал в определенном месте на ковре, примерно в футе от упомянутого порога.

– Но… – поспешил вставить я.

– Никаких «но»! – воскликнул он. – Мы изучили место происшествия.

И не соизволив вдаться в подробности, мистер Грайс развернулся и быстро вышел в упомянутый коридор.

– Винный шкаф, гардеробная, кладовая, – пояснял он, указывая рукой то в одну, то в другую сторону, и закончил словами: – Личная комната мистера Ливенворта, – когда нам открылась эта благоустроенная комната.

Личная комната мистера Ливенворта! Значит, здесь находилось оно, жуткое, холодящее кровь оно, то, что еще вчера было живым, дышащим человеком. Подойдя к кровати с длинными плотными занавесями, я поднял руку, чтобы задернуть их, но мистер Грайс вырвал их из моих пальцев, открыв покоящееся на подушке холодное, спокойное лицо, которое выглядело так естественно, что я невольно вздрогнул.

– Смерть была слишком неожиданной и быстрой, его черты не успели исказиться, – сказал он, поворачивая мертвую голову так, чтобы стало видно страшную рану на затылке. – Подобная дырка отправляет человека на тот свет так, что он и не замечает этого. Я думаю, врач убедит вас, что такую рану невозможно нанести себе. Мы имеем дело с умышленным убийством.

Охваченный ужасом, я отступил, и мой взгляд упал на дверь, расположенную прямо напротив меня, в той стороне стены, которая была ближе к залу. Это был единственный выход из комнаты кроме коридора, по которому мы сюда пришли, и я невольно задумался, не через эту ли дверь проходил убийца, направляясь в библиотеку. Однако мистер Грайс, очевидно, заметив направление моего взгляда, хотя сам смотрел на канделябр, словно в ответ на вопросительное выражение, появившееся у меня на лице, поспешил заметить:

– Она была заперта изнутри. Мы не знаем, проходил он через нее или нет.

Заметив, что кровать аккуратно застелена, я поинтересовался:

– Выходит, он не ложился?

– Нет. Трагедия произошла, очевидно, часов десять назад. Убийце этого вполне хватило, чтобы изучить обстановку и приготовиться к любым непредвиденным обстоятельствам.

– Убийца… Вы кого-то подозреваете? – прошептал я.

Мистер Грайс бесстрастно посмотрел на кольцо у меня на пальце.

– Всех и никого. Мое дело не подозревать, а расследовать.

Задернув занавеси, он вышел из комнаты.

Коронерское дознание уже шло полным ходом, и я ощутил сильное желание на нем присутствовать. Поэтому, попросив мистера Грайса сообщить дамам, что мистера Вили нет в городе и что я прибыл, чтобы оказать любую помощь, которая может понадобиться им в столь печальный час, я спустился в большую гостиную внизу и занял место среди собравшихся.

Глава 2

Коронерское дознание

О, в этих смутных контурах провижу Я очертанья грозные событий[2].

Уильям Шекспир. Троил и Крессида

Несколько минут я сидел, ослепленный неожиданным потоком света из многочисленных открытых окон, а потом, когда самые контрастные предметы обстановки начали проявляться и проникать в мое сознание, меня охватило чувство, сходное с раздвоением личности, которое несколько лет назад мне уже приходилось испытывать под воздействием эфира. Как и в тот раз, я как будто начал жить двумя жизнями одновременно, в двух различных местах, среди двух наборов событий, я как будто разделился между двумя непересекающимися мысленными цепочками. Великолепный дом, изысканная мебель, маленькие намеки на вчерашнюю жизнь, как, к примеру, открытый рояль и ноты на нем, прижатые женским веером, занимали мое внимание не меньше, чем разнородная, нетерпеливая толпа, в гуще которой я оказался.

Возможно, причиной тому была необычная роскошь самой комнаты: куда ни посмотри, повсюду взгляд натыкался на блеск атласа, сверкание бронзы или мерцание мрамора. Однако я склонен думать, что произошло это главным образом благодаря силе и выразительности одной картины, которая висела передо мною на противоположной стене. Милая картина, достаточно милая и романтическая, чтобы являться произведением самого идеалистического из художников, и простая: образ юной голубоглазой кокетки с льняными волосами в костюме времен Первой империи, стоящей на лесной тропинке и глядящей через плечо на кого-то, идущего следом, однако с капелькой чего-то совсем не святого в уголках кротких глаз и невинных губ, что придавало всему образу поразительное правдоподобие. Если бы не открытое платье с талией почти под мышками, если бы не коротко подрезанные на лбу волосы и не совершенство линий шеи и плеч, я бы принял произведение за точный портрет одной из живущих здесь дам. И все же я не мог отделаться от ощущения, что глазами чарующей блондинки с манящим взглядом и неприступным ликом на меня взирала одна, если не обе племянницы мистера Ливенворта. Эта фантазия оказалась столь явственной, что я содрогнулся, глядя на картину и думая о том, знает ли это прелестное существо, что случилось в этом доме после вчерашнего беззаботного дня, и если знает, то как может она стоять и улыбаться так призывно; но вдруг я осознал, что рассматриваю окружающую меня небольшую толпу так сосредоточенно, будто ничто иное во всей комнате не привлекло моего внимания: лицо коронера, внимательно-строгое и умное, так же отчетливо отпечатавшееся в моем разуме, как это чудесное полотно или еще более отчетливые и благородные черты скульптуры Психеи, сиявшей мягкой красотой на занавешенном алым окне справа от него; разнообразные лица присяжных, собиравшихся группками передо мною, банальные и ничего не выражающие, какими чаще всего и бывают лица присяжных; и зыбкие формы сгрудившихся в дальнем углу слуг; и даже еще более неприятный лик болезненно-бледного журналиста, который сидел за маленьким столиком и писал что-то с такой вурдалачьей жадностью, что я невольно поежился, – все они, и каждый из них были такой же неотъемлемой частью открывшейся мне удивительной сцены, как и напыщенное богатство обстановки, делавшее их присутствие здесь вопиюще неуместным и ненастоящим.

Я упомянул коронера. По иронии судьбы он был мне знаком. Я не только видел его раньше, но и не раз беседовал с ним, можно даже сказать, знал его. Звали его Хаммонд, и был он известен как человек, наделенный необычной проницательностью и обладающий всеми необходимыми навыками для проведения любого, даже самого важного дознания. Поскольку это конкретное дело меня заинтересовало, а точнее, наверняка заинтересовало бы, я мог лишь поздравить себя с тем, что нам повезло получить такого умного коронера.

Что касается присяжных, они, как я уже отмечал, ничем не отличались от других групп подобного рода. Подобранные случайным образом на улицах, но на таких улицах, как Пятая и Шестая авеню, они производили примерно одинаковое впечатление: в меру умные, в меру изысканные – подобное можно наблюдать в обличье случайных посетителей городских театров. Правда, я все же выделил одного из них, единственного, кто, похоже, питал интерес к следствию как таковому, остальные же, казалось, выполняли свой долг, движимые исключительно обычным человеческим состраданием и возмущением.

Доктор Мейнард, известный хирург с Тридцать шестой улицы, был первым вызванным свидетелем. Его показания главным образом касались характера раны, обнаруженной на голове убитого. Поскольку некоторые представленные им факты, скорее всего, окажутся важными для дальнейшего повествования, я вкратце передам его рассказ.

Предварив свои замечания коротким отчетом о себе и о том, как он был вызван в дом одним из слуг, доктор Мейнард сообщил, что, прибыв на место, нашел покойного лежащим на кровати в передней комнате второго этажа и увидел запекшуюся кровь вокруг пистолетной раны у него на затылке. Труп явно перенесли туда из соседней комнаты через несколько часов после наступления смерти. То была единственная обнаруженная на теле рана, и, обследовав ее, доктор извлек пулю, которую теперь передал присяжным. Она застряла в мозге, войдя в основание черепа, пройдя наискось вверх и повредив medulla oblongata[3], чем вызвала мгновенную смерть. Тот факт, что пуля попала в мозг под таким углом, доктор Мейнард счел достойным внимания, поскольку это произвело смерть не только мгновенную, но и совершенно неподвижную. Более того, расположение пулевого отверстия и направление движения пули полностью исключали возможность самоубийства, даже если бы состояние волос не указывало на то, что выстрел был произведен с расстояния в три-четыре фута. И это еще не все. Принимая во внимание угол, под которым пуля вошла в череп, было очевидно, что покойный не только сидел во время убийства, но и должен был заниматься чем-то таким, для чего нужно было наклонить голову. Ибо для того, чтобы пуля вошла в голову сидящего прямо человека под углом в сорок пять градусов, как в данном случае, пистолет должен был находиться не только очень низко, но и в определенном положении, а если голова была наклонена вперед, как у человека, занятого письмом, убийца, держа пистолет обычным способом, согнув руку в локте, без труда мог пустить пулю в мозг под указанным градусом.

Когда доктора спросили о физическом здоровье мистера Ливенворта, он ответил, что покойный перед смертью пребывал в хорошей форме, но, не будучи его лечащим врачом, он не может выносить окончательных суждений на этот счет без дополнительного исследования, а на вопрос одного их присяжных заметил, что не видел пистолета или другого оружия на полу либо в любом другом месте в упомянутых выше комнатах.

Также могу добавить и то, что мы выяснили позже: учитывая расположение стола, стула и двери за ними, убийца, чтобы были выполнены все перечисленные выше условия, должен был стоять возле ведущей в соседнюю комнату двери или даже в ней. Кроме того, небольшая, выпущенная из нарезного ствола пуля особенно подвержена деформации при прохождении через кости и кожные покровы, поэтому доктору представлялось очевидным, что жертва не пыталась встать или повернуть голову к убийце, что наталкивало на страшный вывод: шаги преступника были знакомы покойному, и он знал о его присутствии в комнате либо ожидал его появления.

Когда допрос врача был закончен, коронер взял пулю, которая лежала перед ним на столе, и какое-то время вертел ее в пальцах, рассматривая, потом достал из кармана карандаш, торопливо написал на бумажке пару строчек и, подозвав полицейского, шепотом отдал распоряжение. Полицейский принял записку, с пониманием посмотрел на нее, взял фуражку и вышел из комнаты. Еще через секунду за ним закрылась парадная дверь дома, и дикие крики толпы зевак возвестили о его появлении на улице. С моего места было прекрасно видно угол дома. Выглянув в окно, я увидел, как полицейский остановился, подозвал кеб, нырнул в него и исчез в направлении Бродвея.

Глава 3

Факты и выводы

Деянья гибельного образец! Убийца богохульный божий храм Разрушил и из здания святого Похитил жизнь![4]

Уильям Шекспир. Макбет

Снова обратив внимание на комнату, я увидел, что коронер просматривает списки через внушительного вида позолоченные очки.

– Дворецкий здесь? – осведомился он.

Тут же толпа слуг в углу зашевелилась, и вперед вышел ирландец с умным, но высокомерным лицом. «Ага, – подумал я, рассматривая его холеные бакенбарды, спокойные глаза и уважительно-внимательное, хоть и ни в коем случае не смиренное выражение, – вот образцовый слуга, который, вероятно, окажется образцовым свидетелем». И я не ошибся. Томас, дворецкий, был во всех отношениях человеком исключительным, и мы это знали.

Коронер, на которого он, как и на всех остальных в комнате, произвел благоприятное впечатление, сразу приступил к допросу.

– Ваше имя, мне сказали, Томас Догерти, верно?

– Да, сэр.

– Что ж, Томас, как давно вы служите на этом месте?

– Около двух лет, сэр.

– Это вы обнаружили тело мистера Ливенворта?

– Да, сэр, я и мистер Харвелл.

– Кто такой мистер Харвелл?

– Мистер Харвелл – личный секретарь мистера Ливенворта. Он выполнял для него бумажную работу.

– Прекрасно. В какое время дня или ночи вы его нашли?

– Рано. Рано утром, сэр, около восьми.

– И где?

– В библиотеке, сэр, рядом со спальней мистера Ливенворта. Мы взломали дверь, когда он не вышел к завтраку.

– Вы взломали дверь. Значит, она была заперта?

– Да, сэр.

– Изнутри?

– Не могу сказать. В замке ключа не было.

– Где лежал мистер Ливенворт, когда вы его нашли?

– Он не лежал, сэр. Он сидел за большим столом посредине комнаты, спиной к двери в спальню, наклонившись вперед, головой на руках.

– Как он был одет?

– В костюм для ужина. В нем он встал вчера вечером из-за стола.

– Что-нибудь в комнате указывало на то, что там происходила борьба?

– Нет, сэр.

– Пистолет на полу или на столе лежал?

– Нет, сэр.

– Есть ли причины предполагать, что было совершено ограбление?

– Нет, сэр. И часы, и бумажник сэра Ливенворта остались у него в карманах.

Когда Томаса Догерти попросили перечислить, кто находился в доме в это время, он ответил:

– Юные леди, мисс Мэри Ливенворт и мисс Элеонора, мистер Харвелл, кухарка Кейт, горничная Молли и я.

– Это домочадцы?

– Да, сэр.

– Скажите, а кто обычно запирает дом на ночь?

– Я, сэр.

– Прошлой ночью вы все сделали как всегда?

– Да, сэр, я запер двери и окна.

– Кто открыл их сегодня утром?

– Я, сэр.

– В каком состоянии они были?

– В таком же, в каком были вчера.

– Что, ни окна приоткрытого, ни отпертой двери?

– Да, сэр.

К этому времени в комнате уже установилась такая тишина, что было слышно, как муха пролетит. Похоже, всех ошеломила мысль о том, что убийца, кем бы он ни был, какое-то время оставался в доме, во всяком случае, пока утром не были открыты двери. Хотя для меня это не стало новостью, я не мог не поддаться чувствам, когда об этом было сказано вот так, напрямую, и, передвинувшись так, чтобы видеть лицо дворецкого, впился в него взглядом, ища какой-нибудь тайный признак того, что он говорил столь уверенно из желания скрыть собственную небрежность в исполнении долга. Но оно оставалось непоколебимым и, не дрогнув, выдержало устремившиеся на него взгляды всех, кто был в комнате.

На вопрос, когда он последний раз видел мистера Ливенворта живым, дворецкий ответил:

– Вчера вечером за ужином.

– Но кто-то из вас видел его после этого?

– Да, сэр, мистер Харвелл утверждает, что видел его в половине одиннадцатого.

– Какую комнату вы занимаете в доме?

– Маленькую в подвальном этаже.

– Где спят остальные слуги?

– В основном на третьем этаже, сэр. Женщины в больших комнатах в глубине, а мистер Харвелл в маленькой. Девицы спят наверху.

– На одном этаже с мистером Ливенвортом никто не спит?

– Нет, сэр.

– В котором часу вы легли спать?

– Думаю, около одиннадцати.

– До этого или после вы слышали какой-нибудь необычный звук или шум в доме?

– Нет, сэр.

– Значит, увиденное сегодня утром стало для вас неожиданностью?

– Да, сэр.

Когда его попросили рассказать подробнее, как это произошло, он поведал, что лишь после того, как мистер Ливенворт не вышел к завтраку, появилось подозрение, что с ним что-то случилось. Но и после этого они еще какое-то время выжидали, прежде чем предпринять некоторые действия. Шли минуты, хозяин не появлялся. Мисс Элеонора начала волноваться и наконец вышла из комнаты, сказав, что пойдет узнает, что случилось, но вскоре вернулась, охваченная страхом, и рассказала, что стучала в дверь дяди и даже звала его, но он не ответил. После чего мистер Харвелл и дворецкий поднялись наверх, проверили обе двери и, найдя их запертыми, взломали дверь библиотеки. Мистера Ливенворта, как он уже говорил, они нашли сидящим за столом, бездыханным.

– А леди?

– О, они последовали за нами и вошли в комнату. Мисс Элеонора упала в обморок.

– А вторая… Мисс Мэри, кажется, вы говорили?

– Насчет нее ничего не помню. Я поспешил за водой для мисс Элеоноры, и чем она занималась, не заметил.

– Хорошо, через какое время мистера Ливенворта перенесли в другую комнату?

– Почти сразу, как только пришла в себя мисс Элеонора, а это случилось, как только вода попала ей на губы.

– Кто предложил унести тело с того места, где оно было найдено?

– Мисс Элеонора, сэр. Поднявшись, она сразу подошла к телу, посмотрела на него и содрогнулась. Потом позвала нас с мистером Харвеллом и попросила унести его и положить на кровать, что мы и сделали.

– Постойте! Она была с вами, когда вы ходили в другую комнату?

– Нет, сэр.

– А что она делала?

– Осталась стоять у стола в библиотеке.

– И чем занималась?

– Я не видел. Она стояла ко мне спиной.

– Как долго она простояла там?

– Когда мы вернулись, ее уже не было.

– Она отошла от стола?

– Она вышла из комнаты.

– Гм… И когда вы ее снова увидели?

– Через минуту. Мы столкнулись с ней в двери библиотеки, когда выходили.

– У нее было что-нибудь в руках?

– Я ничего не заметил.