Жанна д'Арк из рода Валуа Алиева Марина

– Станешь королевой – будешь поступать, как твоя свекровь! – кричал Жан Бургундский на дочь. – А мне нужно с королевским домом родство более близкое, чем то, что есть сейчас!

Но королевой Марго так и не стала. Зато успела в полной мере вкусить все неприятности, которые дарит нежеланный брак с нелюбимым. Она открыто страдала после трагедии Азенкура, когда пришло известие о пленении герцога Артюра, но после смерти Луи даже не стала делать вид, что огорчена. Только, вернувшись назад в Бургундию, спросила изгнанного ещё раньше отца, не желает ли он теперь породниться с холостым английским королём, чтобы она имела возможность вызволить из плена того, кого любит? Но отец, обозлённый на весь белый свет усилением власти Арманьяка, отвесил ей пощечину и велел сидеть тихо, пока не подыщется новый выгодный кандидат.

– Не любишь признавать свои ошибки? – спросила тогда Марго, вытирая кровь с губы. – А ведь союз с герцогом Бретонским был бы сейчас очень выгоден, не правда ли? Но я благодарна тебе хотя бы за то, что у меня больше нет того мужа, который был.

Новой оплеухи она дожидаться не стала и, действительно, сидела тихо в своём поместье, целиком отдаваясь восторженному ожиданию возлюбленного, по примеру героини рыцарской баллады, которую ей бесконечно читали её фрейлины.

Постепенно и возлюбленный, и сама любовь к нему идеализировались настолько, что стали походить на бирюзовые с позолотой картинки из книги – идеальные и приукрашенные до слащавости. А потому, когда мессир Артюр, живой и осязаемый, из плоти и крови, наконец, предстал перед ней, мадам Марго откровенно растерялась. С явным изумлением смотрела она на огрубевшее, с тяжёлыми складками лицо, помеченное глубокими шрамами от ножа английского лучника, на руки, ещё покрытые струпьями от недавно перенесенной болезни, и на тоску – совсем не героическую – в этих давно не юношеских глазах.

Прежней любви в своём сердце она не нашла. Но на брак согласилась. С одной стороны потому, что других претендентов на её руку так и не появилось, а с другой – из чисто бургундского упрямства, желая утвердить свою волю перед отцом даже после его убийства.

А тут ещё и приехавший вместе с Артюром герцог Жан очень толково разъяснил мадам Марго, что убийством этим станут теперь манипулировать все заинтересованные лица, и будет лучше, если они – герцоги Бретонские – окажутся рядом в качестве родни и третейского судьи, отделяющего «зерна от плевел».

– Европа повозмущается и остынет, – повторял он без устали. – Но здесь вас, как дочь, требующую справедливого возмездия, начнут перетягивать на свою сторону племянник, королева, английский король и рано или поздно, как бы абсурдно это ни прозвучало сами «дофинисты». В такой ситуации без твёрдой опоры растеряется любой, не говоря уже о слабой женщине. А мой брат готов встать между вами и целым миром, чтобы защитить, помочь разобраться и не очутиться, в конце концов, с теми, с кем не надо!

Такая постановка вопроса мадам Марго окончательно убедила. Брак был быстро заключён и, в отличие от предыдущего, оказался при ближайшем рассмотрении даже приятен. Правда, за всеми военными сражениями, осадами и последовавшими одна за другой королевскими смертями, об убийстве герцога Бургундского почти забыли. И в глубине души мадам Марго была рада, что забыли…

Но тут приехал Ла Тремуй, который словно голос Рока с любезной улыбкой возвестил: «Отсрочка закончена, мадам, и пора выбирать – против кого и во имя чьих интересов вам надлежит потребовать возмездия».

– Так вы говорите, что видели, как убивали моего возлюбленного отца? – снова вернулась к теме мадам Марго, после того как супруг и его гость вдоволь наговорились о законности коронации дофина.

– О, мадам…

Ла Тремуй покачал головой и картинно прикрыл ладонью глаза, демонстрируя невозможность спокойно вспоминать о совершённом злодействе.

– Я не только видел… До рокового моста я ехал бок о бок с убийцей и был жестоко обманут его лживыми уверениями в том, что все обиды прощены.

Мадам Марго с удивлением подняла брови.

– Вот как? – произнесла она презрительно. – Выходит, дофин не доверял даже своему ближайшему окружению?

– О, что вы, мадам, что вы!!! – испуганно замахал руками Ла Тремуй. – Я имел в виду вовсе не дофина!

Выпучив глаза, он всем телом подался вперёд к герцогской чете, как будто готовился сообщить им о какой-то страшной тайне.

– Дофин – несчастный юноша, воспитанный женщиной слишком властной, чтобы позволять кому-то иметь мнение, отличное от её собственного! Это просто сказалось – вот и всё! В то время его высочество был подавлен и сильно расстроен её болезнью, он не мог сопротивляться бесконечным нашёптываниям и подстреканиям со стороны тех малопочтенных людей, о которых вы, ваша светлость, как раз и говорили. Будь герцогиня рядом, она бы, конечно, не допустила… Она бы придумала что-то более изощрённое, но не такое кровавое, и уж конечно, не опустилась бы до убийства! Однако, повторяю, её болезнь, а, более всего, её воспитание сделали своё дело. Растерянный юноша просто склонил свой слух к тому, кто был особенно настойчив.

– Кто же это? Мне говорили о дю Шастеле, – сказал герцог.

Ла Тремуй откинулся на спинку стула и с хорошо разыгранным удивлением перевёл взгляд с герцога на герцогиню, потом обратно.

– Господи, неужели пока я был в Сюлли некому было указать на истинного виновника?! Мне кажется, господин де Жиак достаточно громко кричал о нанесённом ему оскорблении и так потрясал своими рогами, что тень от них металась по всей Франции!

Мадам Марго презрительно фыркнула.

– Мой отец не один год состоял в открытой связи с Катрин де Жиак, и её супруг имел много возможностей послать вызов!

– Герцог Жан его бы не принял, дорогая, – покосился на жену де Ришемон. – Кто такой был этот де Жиак, пока не стал министром при дворе дофина? Королева Изабо отлучила его от двора ещё в восемнадцатом году за слишком активную поддержку графа Арманьякского.

– Как вы прозорливы, ваша светлость! – восхитился Ла Тремуй и почтительно обратился к мадам Марго. – Женщине, подобной вам, трудно себе представить, насколько бесчестны бывают порой люди. Они могут годами лицемерно выжидать, а потом, в самый неожиданный момент, наносят удар в спину тому, кто шёл на них с открытым забралом. И наносят этот удар рукой, как правило, не своей, а рукой того, за чью спину можно сразу и спрятаться… Я имею счастье пользоваться доверием мадам Катрин и знаю, с каким страхом ждёт бедная женщина решения своей участи. Сейчас её супруг не имеет достаточной власти, чтобы заточить жену в монастырь без риска потерять её состояние. Но если Господь дарует нашему дофину… нет, уже королю… ещё несколько блистательных побед, герцогу Бэдфордскому придётся не только заключить перемирие, но и признать полномочия нового французского парламента. Вот тогда, в благодарность за все заслуги, де Жиак может потребовать от короля особого решения по своему вопросу и наказать жену как угодно! Вплоть до развода и последующего изгнания без каких-либо средств.

– Бедняжка, – довольно холодно произнесла мадам Марго. – Надо будет написать ей что-нибудь ободряющее.

– Господь послал вам вместо жены ангела, герцог! – тут же воскликнул Ла Тремуй, и взор его заметно увлажнился…

Вечером перед сном Артюр де Ришемон явился в спальню к жене и, отослав фрейлин, присел на край постели.