Ганнибал. Кровавые поля Кейн Бен
– Да, так и есть. – И Аврелия смолкла.
– Тогда в чем дело? Она больна? Или получила дурные вести о твоем отце и брате?
– Нет, дело не в этом.
– Расскажи мне, – приказал муж, но его голос сохранял нежность.
«Помоги мне, Фортуна», – мысленно взмолилась Аврелия.
– Это не имеет к тебе отношения. Так, семейная проблема…
Аврелия отвела взгляд в сторону, но, когда он взял ее за подбородок и повернул голову к себе, в душе у нее затеплилась надежда.
– Ты можешь мне рассказать.
И она поведала Луцию свою грустную историю. Как отец занял деньги у Фанеса после нескольких неурожайных лет, как регулярно все выплачивал, пока не отправился на войну. Ее мать оказалась в очень трудном положении. Угрозы Фанеса, увеличение процентов, помощь Марциала… Аврелия не стала говорить о нападении на ростовщика – она совсем не хотела втягивать в эту историю Ганнона, – просто рассказала, что в последние дни Фанес еще больше ужесточил сроки выплаты денег, и теперь ее матери придется продавать ферму по частям.
– Мне очень жаль, – дрожащим голосом сказала она. – Я не должна была тебе рассказывать. Мать и отец будут недовольны, когда узнают об этом.
– Я никому не скажу ни слова, – обещал Луций. – Если речь идет о деньгах, я могу одолжить…
– Спасибо, но нет. Они слишком горды, чтобы принять от тебя хотя бы драхму. Марциал практически заставил маму взять деньги, но наши семьи дружат тридцать лет.
Больше Аврелия ничего не стала говорить. Она молилась, чтобы Луций сам догадался, что ему следует оказать давление на Фанеса, и считал бы это своей идеей. Прошло довольно много времени. Ее сердце билось в груди все сильнее, и Аврелия начала беспокоиться, что Луций почувствует ее волнение.
– Ты говоришь, его зовут Фанес?
– Верно.
– И он живет в Капуе?
– Да.
– Я позабочусь о том, чтобы ему нанесли визит. И убедили иначе взглянуть на проблему долгов вашей семьи. – Аврелия посмотрела на него, и Луций улыбнулся. – Ничего противозаконного. Просто этот пес должен будет существенно уменьшить размер ежемесячных платежей, чтобы твоя мать могла с ними справиться. Идет война, многие испытывают трудности. Как только твой отец вернется, он наверняка получит от Сената награду, и все проблемы благополучно разрешатся.
– И ты сделаешь это для меня?
– Конечно! Ты же родишь мне сына. Кроме того, это совсем не сложно.
В глазах Аврелии появились искренние слезы радости.
– Спасибо тебе, – прошептала она.
– Завтра я отправлю в Капую раба с письмом. В городе есть люди, которые решат эту проблему для меня. Считай, что дело сделано.
Аврелия поцеловала его с искренним чувством, но когда ее рука стала спускаться вниз по его груди, Луций ее остановил.
– Мужчине необходим отдых! Разбуди меня утром, и я с радостью тебе отвечу.
Довольная тем, что сделала достаточно, Аврелия расслабилась в его объятиях. «Луций – хороший муж», – подумала она. И в первый раз у нее промелькнула мысль о том, что они могут быть счастливы вместе. Однако это не помешало ей снова подумать о Ганноне. Аврелия продолжала представлять себе, что рядом с ней лежит он, а не Луций. После всего, что произошло между ней и Луцием, ее воображение вышло из-под контроля. Соблазн ослабить напряжение, возникшее в нижней части живота, стал слишком большим. Она осторожно выбралась из объятий Луция и отодвинулась на свою сторону кровати. Муж пошевелился, но не проснулся. Аврелия улеглась на спину, закрыла глаза и представила себе обнаженного Ганнона. Ее рука скользнула вниз, ощутила влажность между ног и начала двигаться.
Когда Аврелия достигла пика наслаждения, она не почувствовала угрызений совести.
Калена, Самний
День выдался ветреным и холодным, и солнце скрылось за серыми тучами. Они с самого рассвета клубились, меняли форму и заполняли небо от одного края горизонта до другого. Ночью началась буря, и пока не было никаких признаков, что она закончится. Римские войска уже привыкли к такой погоде. На Адриатике, в этой части Италии, в середине зимы подобные бури случались регулярно. Лагерь находился довольно высоко в горах, что только ухудшало ситуацию. Порывы ветра трепали палатки – веревки то туго натягивались, то обвисали, – и не вызывало сомнений, что к концу дня многие из них придется устанавливать заново.
При такой погоде снаружи оставались только те солдаты, кому выпало стоять в карауле. Часовые на земляных валах большого лагеря прятались за деревянными парапетами, так что виднелись только их головы. Лишь изредка появлялся какой-нибудь посланец или солдат, погонявший мулов, которые возвращались со скудных пастбищ. Группы несчастных легионеров, наказанных за какие-то провинности, на открытой территории лагеря метали дротики или проводили тренировочные схватки с деревянными мечами и щитами. За ними наблюдали их офицеры, в толстых шерстяных плащах и с мрачными лицами.
В расположении манипул Коракса и Пуллона все было спокойно. Солдаты прятались в палатках и выходили наружу, только чтобы облегчиться или принести дрова для жаровен, добытых для палаток самыми расторопными легионерами. Как и его товарищи, Квинт не стоял в карауле – вчера вечером они вернулись после двухдневного патрулирования. Он лежал в палатке вместе с девятью другими солдатами. Будучи командиром, юноша занимал самое лучшее место возле маленькой жаровни, стоявшей на трех ножках. Кроме того, у него имелось несколько овечьих шкур, которые он положил на койку: часть Квинт выменял, другие выиграл в кости, а какие-то просто украл. Они провели в лагере уже три месяца, стычки с карфагенскими солдатами происходили редко, а потому приоритеты в жизни слегка поменялись. Теперь они старались обеспечить себе сносное существование в палатке холодной сырой зимой. Дров и постельных принадлежностей всегда не хватало – как и пищи, согревавшей солдата изнутри. Самым большим спросом пользовались вино и сыр.
Квинт очень скоро обнаружил, что Север, бывший любовник Рутила, – врожденный добытчик. И не имело значения, в чем они нуждались; Север умел отыскать все, что угодно. Квинт быстро научился закрывать глаза на мелкое воровство своих солдат. Причина была предельно проста: этим занимались все обитатели лагеря; хитрость состояла в том, чтобы тебя никто не поймал. Помогало еще и то, что опытный центурион Коракс «не замечал» того, что творилось вокруг. В начале зимы он сделал заявление: всякий, кто будет пойман на воровстве у своей манипулы или ближайших соседей, получит тридцать плетей. Из чего следовало, что на имущество, находящееся в дальних частях лагеря или за его пределами, можно охотиться.
На обед у них сегодня была мясная похлебка: лучшая трапеза за последние несколько дней. Наслаждаясь теплом шкур, Квинт лежал на спине и лениво прислушивался к болтовне солдат. Впервые за очень долгое время ему не хотелось думать о Рутиле. Он тратил все свободное время после сражения за перевал, обдумывая, как отомстить Мацерио. Проблема состояла в том, что при отсутствии сражений сделать это было сложно. В лагере все жили в невероятной тесноте; даже помочиться в одиночестве не удавалось. Разобраться с Мацерио он мог только в разгар схватки с врагом, когда бльшая часть солдат не видит, что происходит в пяти шагах от них. Однако с началом зимы серьезные военные действия прекратились. И так будет до тех пор, пока не наступят весна и хорошая погода. «Рано или поздно я доберусь до этого ублюдка, – подумал Квинт. – Так или иначе. А до тех пор пусть расслабится, чувствуя себя в безопасности среди своих товарищей».
Чтобы отвлечься от печальных мыслей, Квинт стал прислушиваться к тому, что происходило вокруг. Пятеро солдат играли в кости, сопровождая каждый бросок громкими криками и обмениваясь грязными шутками, многие из которых касались непристойных звуков, издаваемых одним из них. Север что-то шепотом обсуждал с двумя приятелями – не вызывало сомнений, что они собирались что-то украсть. Последний солдат дремал. «В такие моменты, – подумал Квинт, – жизнь кажется вполне сносной».
– Креспо! – послышался голос снаружи.
Квинт мысленно выругался, но не ответил.
– Креспо! Тебя зовет Коракс. Прямо сейчас.
Требование было необычным, но почему за ним послали Мацерио? Квинт стряхнул сон и сел, охваченный подозрениями. Солдаты удивленно смотрели на него.
– И не нужно на меня пялиться! – рявкнул он. – Пусть кто-нибудь откроет палатку. – Потом Квинт прорычал, обращаясь к Мацерио: – Я иду.
Он быстро пристегнул пояс с мечом и надел шлем. Накинув плащ, переступил через лежащие тела и остановился у выхода из палатки. Осторожность заставила его немного помедлить. Неужели Мацерио способен убить его при дневном свете, на глазах у десятки? Конечно, нет. Квинт почувствовал, что солдаты смотрят на него, и решительно шагнул к выходу. Сейчас Мацерио не представлял для него опасности, и ему не следовало показывать свои сомнения.
– Проклятье, где ты застрял? – презрительно спросил Мацерио.
– Я здесь, – проворчал Квинт, выходя из палатки и демонстративно положив руку на рукоять меча.
Мацерио насмешливо на него посмотрел. Он был также в шерстяном плаще, но без оружия. Квинт покраснел, но не стал убирать руку. Он не забыл, что случилось с Рутилом. Юноша быстро огляделся по сторонам. Рядом с палаткой никого не было. Он слегка расслабился и бросил мрачный взгляд на Мацерио.
– Ты кого-то ищешь?
– Да пошел ты, Мацерио… Ты знаешь, что я делаю и почему, – почти дружелюбно сказал Квинт. – Чего хочет Коракс?
– Понятия не имею. Я возвращался из отхожего места, когда он увидел меня и сказал, чтобы я привел тебя к нему в шатер.
Квинт проворчал что-то неразборчивое, не желая показывать свое удивление. Мацерио молчал, и разговор на этом закончился. Они вместе прошли мимо палаток гастатов. Квинт удивился еще больше, когда увидел, что Коракс ждет его у входа в свою палатку. На его лице блуждала таинственная улыбка.
– Креспо. Мацерио.
Оба вытянулись.
– Командир! – рявкнули они одновременно.
– Наверное, вы удивлены, что я вызвал вас обоих в такой отвратительный день – ведь вы только что вернулись из патрулирования. – Улыбка Коракса стала еще шире. – Конечно, вы достаточно умны, чтобы не высказывать свои сомнения вслух. Что же, у меня для вас небольшой сюрприз. Заходите. – И он знаком показал, чтобы они вошли в палатку.
На время забыв о вражде, Квинт и Мацерио недоуменно переглянулись. Никто из них никогда прежде не получал такого приглашения.
– Ну же, заходите быстрее, тепло уходит!
Квинт ожидал увидеть Пуллона, но его глазам предстала знакомая фигура с торчащими ушами. Квинт услышал, как потрясенно ахнул Мацерио.
– Урс! – воскликнул Квинт. – Ты вернулся…
– Неужели ты думал, что сможешь закончить войну без меня? – Урс захромал вперед и обнял Квинта.
Даже на угрюмом лице Мацерио появилось подобие улыбки.
– Добро пожаловать, – тепло сказал он, хлопнув Урса по плечу. – Значит, ты поправился?
Урс состроил гримасу, отступил на шаг и потер левое бедро.
– Оно все еще болит, но я могу сражаться. И я хотел вернуться к вам, парни, хотел увидеть каждого из вас. – Его лицо помрачнело. – Сожалею о гибели Рутила.
«Ты сожалел бы еще больше, если б знал, что с ним случилось», – подумал Квинт, чувствуя, как его с новой силой охватывает скорбь.
– Нам его не хватает, – сказал Квинт.
Стоявший рядом Мацерио пробормотал нечто почти искреннее.
– Погибло немало достойных людей. И смерть ждет еще многих римлян, прежде чем Ганнибал будет разбит, – хмуро сказал Коракс и встал перед ними спиной к жаровне, стоявшей в центре большой палатки. – Но никто из нас не будет знать отдыха, пока мы не покончим с ним, не так ли?
– Так, командир! – хором ответили все трое.
– Вы хорошие солдаты. Вот почему я позвал вас сюда. И вы ветераны не только летней кампании, но и Тразименского сражения. А ты, Урс, участвовал и в битве при Требии.
Квинт пожалел, что не может рассказать, что он тоже сражался при Требии.
– Сейчас таких людей, как вы, не хватает, – продолжал центурион. – Вы слышали, что в Риме собирают новые легионы? Скоро в нашей армии появится множество новых солдат, но почти все они не имеют боевого опыта. Мне неизвестно, когда мы вновь встретимся с Ганнибалом на поле боя, но я знаю, что нам потребуются солдаты с крепкой волей, чтобы выстоять в схватке. Его воины не страдают от недостатка мужества.
– Мы будем сражаться, командир. Можешь в нас не сомневаться! – сказал Квинт.
Урс и Мацерио громко его поддержали.
– Да, так и будет! – воскликнул Коракс. – Но теперь в качестве гастатов.
Мгновение все пораженно молчали, и центурион рассмеялся.
– Вы не рады?
– Ты производишь нас в гастаты, командир? – Голос Квинта был полон удивления.
– Да, именно так я и сказал.
– Это большая честь, командир, – хрипло сказал Урс. – Спасибо.
– Я очень благодарен, командир, – добавил Мацерио, бросив на Квинта презрительный взгляд. – Но, как ты знаешь, когда мы с Урсом стали солдатами, то должны были показать источник наших доходов и право служить в пехоте. Разве Креспо не должен поступить так же?
Сердце юноши сжалось. Подлый ублюдок. Мацерио не мог ничего знать о происхождении Квинта, но ему было известно, что Коракс взял его в свою центурию, ни о чем не спросив. Должно быть, у Мацерио возникли подозрения. Квинт понимал, что, если ему сейчас начнут задавать вопросы, он не сможет сказать правду – в противном случае его исключат из велитов и вернут к отцу. Конечно, Мацерио двигали совсем другие намерения, но Квинт больше не сможет служить в пехоте.
Коракс приподнял брови.
– В этом нет необходимости. Креспо не раз доказал свое мужество, я видел его в деле. В любом случае, я слишком много времени потратил на возню с документами, и с меня хватит. Он приведет все необходимые доказательства, когда все закончится.
– Как скажешь, командир, – сказал Мацерио, не в силах скрыть неудовольствие.
Квинт бросил на центуриона благодарный взгляд.
– Я все сделаю, командир, – сказал он.
– Сегодня вы свободны от своих обязанностей, – приказал Коракс. – Отыщите начальника снабжения. Скажите, что я произвел вас в гастаты. Возможно, вам удастся также убедить его выдать вам аванс в счет будущих заработков. – Он подмигнул им. – Через пару дней сможете начать тренировки вместе с гастатами, когда у вас в голове прояснится.
Все трое молча стояли, не веря своим ушам.
– Все свободны.
Они отсалютовали и поспешно вышли из палатки центуриона.
– До Ларинума не так уж далеко, – сказал Урс, как только они оказались снаружи. – Предлагаю отправиться туда и как следует нажраться.
– Звучит неплохо, – ответил Квинт и посмотрел на Мацерио, опасаясь, что тот пойдет с ними.
Неужели ему придется провести весь вечер в его компании? К его облегчению, Мацерио пожаловался на боли в животе, еще раз поздравил Урса с возвращением и направился в свою палатку, чтобы «немного отдохнуть».
Урс выразительно пожал плечами.
– Значит, нам достанется больше вина.
Квинт с радостью с ним согласился. Ему очень хотелось выпить. Тем не менее, он решил ержаться в Ларинуме настороже. Мацерио, как и в разгар сражения, вполне мог напасть на него в темном переулке.
Глава 13
В конечном счете визит Урса и Квинта в Ларинум прошел безо всяких происшествий. Однако из этого вовсе не следовало, что Мацерио не поджидал их в каком-нибудь укромном месте. Они оба так напились, что решили взять по шлюхе и заперлись в маленьких комнатках на втором этаже гостиницы. Там они и провели ночь. Потом Квинт не мог вспомнить, что произошло между ним и красивой девушкой галльского происхождения; она подмигнула ему и сказала, что он был слишком пьян, но если он придет еще раз, она возьмет с него только половину цены. Похоже, она сказала правду – Урс подхватил сифилис, а Квинт, к своему огромному облегчению, ничем не заболел. Он сразу вспомнил о совете, который однажды дала ему мать: если решил пойти в бордель, выбирай самый дорогой.
Но, даже если бы Квинт и мог позволить себе такую роскошь, в последовавшие за его новым назначением недели ему не представилось ни единого шанса.
Тренировки с гастатами оказались такими утомительными, что они с Урсом мечтали только об одном, когда у них появлялось свободное время, – завалиться спать. Коракс всегда был требовательным командиром, но теперь, когда они стали настоящими пехотинцами, он часто повторял, что они должны быть самыми лучшими, а не думать, что они таковы. Велиты и в подметки не годятся гастатам, рычал Коракс, когда они вместе с остальными гастатами-новичками маршировали по грязным дорогам в тяжелых доспехах и обвешенные оружием. Центурион устраивал марши не менее двух раз в неделю, и каждый такой переход составлял двадцать миль. А в остальные дни Коракс заставлял их упражняться с деревянными мечами и щитами, в два раза тяжелее обычных, плавать в ближайшей реке, несмотря на холод, или бегать и бороться.
Иногда центурион давал им «выходной» – тогда они маршировали вместе с остальными гастатами и учились реагировать на команды трубачей. Такие тренировки оказались самыми трудными, но постепенно Квинт и остальные научились держать строй, выстраиваться в «пилу» и быстро переходить в наступление, останавливаясь только для того, чтобы метнуть копья. Кроме того, Коракс считал очень важным умение переходить в тройную формацию. Манипулы маршировали в боевом строю, одна центурия за другой. По сигналу задняя центурия должна была быстро занять позиции рядом с другой центурией и приготовиться к сражению.
Солдаты должны были овладеть умением проделывать обратный маневр, если дела шли не лучшим образом, позволяя выдвинуться вперед принципам, а потом, после отдыха, вернуться в схватку, проходя через разрывы в манипулах. Центурионы заставляли гастатов снова и снова повторять этот маневр, иногда самостоятельно, а в остальное время совместно с другими манипулами принципов и гастатами.
Так что Квинт и Урс невероятно обрадовались, когда их на трое суток назначили часовыми возле палатки трибунов легиона. Такой приказ получили две контубернии – их и Мацерио. Остальные солдаты – тринадцать молодых парней с ферм на юге Рима – не скрывали ликования, что получили передышку.
– Охранять намного лучше, чем тренироваться. Или приводить в порядок дороги, как это делают другие солдаты нашей манипулы, – с довольным видом сказал Урс.
Квинт пробормотал в ответ нечто одобрительное. Шел второй день караула, и солнце снова сияло на бледно-голубом небе. Было не слишком тепло, но, пока Квинт мог расхаживать туда и обратно, он не мерз. Мацерио и его товарищи находились с задней стороны шатра, и юноша мог о нем не тревожиться. После долгих недель суровых тренировок любое занятие казалось ему лучше, чем слушать проклятия Коракса, который без колебаний опускал свою трость на спины тех, кто сбивался с шага или нарушал приказы. И ему не приходилось выслушивать злобные насмешки гастатов, друзей Мацерио. Квинт начал жалеть, что не позаботился подружиться с новыми бойцами, когда его перевели в другую манипулу. А его враг не стал терять времени и сразу постарался снискать расположение тех, кто уже давно здесь служил. До сих пор это не имело последствий, но полдюжины гастатов невзлюбили Квинта только из-за злобных насмешек Мацерио.
«Есть и другие преимущества в караульной службе, – размышлял Квинт. – Старшие офицеры приходят и уходят прямо у нас на глазах». Они даже видели Гнея Сервилия Гемина, уцелевшего консула, и его коллегу, Марка Атилия Регула, который занял место Фламиния. Они командовали армией с тех пор, как диктатор Фабий и Руф, магистр конницы, покинули свои должности в конце прошлого года. Вчера вечером, когда спустились сумерки, оба консула проехали мимо. Как всегда, их сопровождал большой отряд лучшей объединенной кавалерии и пехоты. Квинт искал Гая, но не сумел его найти.
– Как ты думаешь, кто заменит консулов в марте?
Урс посмотрел на него так, словно Квинт сошел с ума.
– Проклятье… Откуда мне знать? И кого это волнует? Они ничем не отличаются друг от друга. – Товарищ понизил голос: – Заносчивые задницы, которые думают, что они лучше нас.
Квинт рассмеялся. Когда-то и его можно было отнести к этой категории. Жизнь рядового пехотинца на многое открыла ему глаза и помогла разобраться в происходящем. Такие люди, как Урс и Рутил, воспринимали его таким, какой он есть на самом деле, и он сам научился поступать так же.
– Фабий был хорошим консулом.
– Да, пожалуй, он понапрасну не разбрасывался нашими жизнями, – признал Урс. – И все же он смотрел свысока на таких, как мы.
– Конечно, – послышался знакомый насмешливый голос. – Они все одинаковы, эти проклятые сенаторы и кавалеристы.
– Что ты здесь делаешь? – резко спросил Квинт, ощетинившийся при упоминании кавалеристов, к которым прежде принадлежал. – Ты должен находиться по другую сторону шатра.
Мацерио равнодушно покачал головой.
– Коракса и его помощника здесь нет. Новые парни справятся без меня. А я пока составлю вам компанию.
– Проваливай, – резко сказал Квинт.
– Какое чудесное приветствие, – сказал Мацерио, обращаясь к Урсу, который пожал плечами.
Квинт в очередной раз спросил себя – быть может, ему следовало довериться Урсу и рассказать, что он знает, кто виновен в смерти Рутила? Но он упустил свой шанс. Мацерио постарался подружиться с Урсом, делился с ним вином, искал его компании, обращался как со старейшим другом. Урс, польщенный таким вниманием, стал хорошо относиться к врагу Квинта, что заставило юношу чувствовать себя чужаком.
Квинт опасался, что лишится дружбы с Урсом, если обвинит Мацерио в убийстве Рутила. А этого он не мог допустить. Невысокий солдат с оттопыренными ушами остался его единственным другом. У Квинта сохранились хорошие отношения с Севером, но они были совсем не такими, как с Рутилом или даже Большим Теннером. Боги, как ему не хватало старых друзей – Калатина и Гая! Но Калатин погиб, Рутил и Большой Теннер тоже. И у Квинта не было возможности связаться с отцом, ведь это положило бы конец его службе в пехоте. И юноша ожесточил свое сердце. Он гордился тем, что стал гастатом, и не собирался терять эту привилегию.
Мацерио заговорил с Урсом, и Квинт постарался не выказывать своего неудовольствия. Чем раньше у него появится возможность вонзить клинок под ребра врага, тем лучше.
Стук копыт заставил его отвлечься от этих мыслей. Он увидел, как небольшой конный отряд подъехал к шатру трибунов, и испытал настоящее потрясение, узнав Калатина. Его друг стал заметно старше и похудел, на лице его появились первые морщины, но он остался таким же крепким парнем, каким Квинт его помнил со времен сражения у Требии. Квинт повернул голову, чтобы Калатин не увидел его лицо. Он понимал, что ни при каких обстоятельствах Мацерио не должен узнать, что они знакомы. Один из всадников соскочил с лошади и подошел к часовым. Квинт отсалютовал. Его товарищи сделали то же самое. Он посмотрел на мужчину, ровесника отца, и с облегчением понял, что не знает его.
– Чем я могу тебе помочь?
– Трибун здесь?
– Нет, командир. Ты найдешь его в командном пункте.
– Понятно. Благодарю. – И он отвернулся.
– Командир. – Квинт смотрел в землю, надеясь, что Калатин его не видит.
Прошло несколько мгновений; он слышал, как всадник, который с ним разговаривал, вскочил в седло и повторил для своих спутников слова Квинта. Отряд уже готовился ускакать дальше, и Квинт облегченно вздохнул.
– Солдат!
Квинт замер, услышав голос Калатина.
– Солдат! На одно слово.
– Один из них тебя зовет, – сказал Урс.
Юноша сделал вид, что удивлен.
– Лучше подойти и выяснить, что ему нужно, – посоветовал Урс.
– Не теряй времени, – презрительно проворчал Мацерио. – Или нам придется из-за тебя что-то делать.
Квинт бросил на врага угрюмый взгляд и пошел к Калатину, чувствуя, как колотится в груди сердце. Он с радостью отметил, что остальные всадники ускакали.
– Ты меня звал, командир? – громко спросил он.
Калатин сделал вид, что понижает голос, словно он собрался задать неприличный вопрос:
– Где здесь можно найти вина?
Краем глаза Квинт заметил, что Урс и Мацерио обменялись многозначительными улыбками. «Умный ход», – подумал юноша.
– Ну, командир, – начал он, подходя поближе к лошади Калатина, – тебе нужно поговорить с…
– Привет, Квинт! – прошептал Калатин, безуспешно пытаясь сдержать улыбку. – Я молился за то, чтобы ты уцелел.
– Боги, как я рад тебя видеть! – Квинт, сам того не желая, тоже улыбнулся в ответ. Он был рад, что его руки заняты копьем и щитом, в противном случае он бы обнял друга. – Как тебе удалось пережить засаду во время Тразименского сражения?
Лицо Калатина помрачнело.
– Клянусь грудью Фортуны, я и сам не знаю! Эти собаки появились из пустоты. Лошадь сбросила меня, когда в нее попало вражеское копье. Я упал и потерял сознание. Когда я пришел в себя, на мне лежали два тела. Стемнело, враги исчезли. Мне оставалось добраться до леса и уйти к своим. – В его глазах появился стыд. – Я даже не нанес ни одного удара.
– Это не твоя вина, – прошипел Квинт. – Я рад. Ты выжил, и я могу с тобою говорить… – Он посмотрел на Мацерио, который снова следил за ним. – Как я уже говорил, ты найдешь вино у интенданта.
Калатин сразу понял, о чем идет речь.
– Рядом с палаткой квестора?
– Да, именно там, командир.
– Давай поговорим сегодня вечером. Палатки моей части стоят на виа преториа. Третья от порта декумана, – тихо продолжал Калатин и тут же повысил голос: – Спасибо, солдат. – В воздух взлетела серебряная монета.
– Я тебя найду, – пробормотал Квинт. – Был рад помочь, – добавил он для Мацерио и Урса.
Калатин ускакал, не оборачиваясь, а Квинт вернулся к товарищам.
– Легкая добыча! – сказал он, показывая им драхму.
– И что только люди не сделают ради того, чтобы выпить, – с хитрой усмешкой сказал Урс.
– Тебе потребовалось много времени, чтобы рассказать ему, как найти вино. – В глазах Мацерио застыла подозрительность.
– Он задал мне еще несколько вопросов, – Квинт постучал себя по кончику носа. – Но это останется между нами.
– Значит, тебе мало задницы Севера? – ухмыльнулся Мацерио. – Урс, он хочет стать женой кавалериста!
Квинт ударил Мацерио щитом, и тот отлетел назад.
– Следи за своим вонючим языком!
– Ты совсем не понимаешь шуток, – не унимался Мацерио.
– Мир, парни, – сказал Урс, вставая между ними. – Нельзя устраивать драки перед шатром трибуна. Если только вы не хотите провести остаток зимы, копая ямы для отхожих мест.
В этот момент Квинту было все равно, и он направил свое копье на Мацерио, решив, что, если тот пошевелится, он пробьет его щит.
– Креспо! – воскликнул Урс. – Успокойся! Вас кто-нибудь увидит… Мацерио, отойди в сторону.
Квинт качнул головой, восстанавливая контроль над собой. Урс был прав. Мацерио отошел на несколько шагов и заулыбался, словно ничего не случилось.
– Я просто пошутил, – со смехом сказал он.
«Нет, это не шутка, сын шлюхи, – подумал Квинт. – Однажды я тебя достану».
– Что на тебя нашло, Креспо? – нетерпеливо спросил Урс. – Мацерио всего лишь тебя дразнил. Все знают, что ты не интересуешься мужчинами, такими как Север и бедный Рутил.
– Рутил? – переспросил Квинт, чувствуя, как в нем снова закипает гнев. – Почему бы тебе не спросить про него Мацерио?
Урс недоуменно посмотрел на Квинта.
– О чем спросить?
– Почему он умер от раны в спину, – сквозь стиснутые зубы сказал Квинт.
– Ну, есть только одна причина, по которой мужчины получают подобные раны, – спокойно ответил Мацерио. – И мы все знаем, какова она.
– Ах ты, кусок дерьма! – воскликнул Квинт, шагнув мимо Урса к Мацерио. – Рутил не был трусом. Он никогда не побежал бы от врага.
– И что ты хочешь этим сказать? – прорычал Урс, переводя взгляд с одного на другого.
– Он хочет прикрыть своего друга, который любил чужие задницы, – с ухмылкой ответил Мацерио.
Приближение трибуна, чей шатер они охраняли, положило конец разговорам. С этого момента постоянно кто-то входил в шатер или выходил из него, и у Квинта появилась возможность успокоиться. Мацерио вернулся на свой пост, а Урс снова задал Квинту вопрос про Рутила, и юноша рассказал, что произошло в ту ночь, когда Ганнибал выпустил на римлян скот на горном перевале.
Урс длинно и громко выругался.
– Ты можешь это доказать?
– Конечно, нет!
– Откуда ты знаешь, что его убил Мацерио? – Урс сочувственно посмотрел на Квинта. – Да, Рутил никогда не отступал перед врагом, но из этого еще не следует, что в ту ночь он не мог обратиться в бегство. Знаешь, иногда происходят и более странные вещи…
– Это Мацерио, я уверен, – непреклонно заявил Квинт.
И он рассказал, что произошло, когда целую жизнь назад они напали на пьяных нумидийцев.
На лице Урса появилось задумчивое выражение.
– Он поступил глупо, бросив дротик, когда ты был совсем рядом; он просто совершил ошибку. Во время сражений со мной такое тоже случалось… Вы с Мацерио с самого начала не ладили, но в глубине души он хороший парень. Он не из тех, кто попытается убить товарища, не говоря уже о двух.
Квинт почувствовал, что бьется головой о каменную стену.
– Ты веришь в лучшее в людях, вот почему не можешь меня понять, – сказал он. – Мацерио подобен змее в высокой траве.
– Мне жаль, что ты так думаешь. – Урс покачал головой. – Вам стоит уладить ваши противоречия за хорошей выпивкой. Я позабочусь, чтобы у вас не дошло до драки.
– Я лучше спрыгну с Тарпейской скалы[16]!
– Ну, тебе решать, – печально ответил Урс.
Наступило неловкое молчание, которое продолжалось до конца караула. Квинт думал о Калатине. Он почувствовал себя намного лучше, когда узнал, что его друг уцелел. И сегодня они смогут поведать друг другу о том, что произошло в их жизни за прошедшее время. Он принесет немного вина, и все будет как в старые времена, когда они напивались в Цизальпийской Галлии… На мгновение Квинт вспомнил, что только они с Калатином остались в живых из четверки друзей, которые пили вместе год назад. Сколько пройдет времени после возобновления военных действий, когда один из них – или оба – погибнут? Отсюда следовал очевидный вывод: нужно жить настоящим, сказал себе Квинт, ведь завтра мы можем умереть. Кувшин вина и вечер с Калатином – вот что сейчас важно.
Квинт часто бросал небрежные взгляды за спину, пока не удалился на достаточное расстояние от палаток своей манипулы. Отсюда он мог спокойно пройти до десятой когорты, а потом и до ворот. Путь между палатками был более коротким, но в темноте он рисковал сломать себе шею, зацепившись за веревки. Квинт сказал Урсу, что хочет поискать продавца, который отдаст им овечьи шкуры по разумной цене.
– А это поможет мне получить хорошую цену, – сказал юноша, помахав кувшином с вином.
Урс не стал возражать; остальные солдаты и вовсе привыкли к его постоянным отлучкам, а потому не обратили внимания на уход.
По лагерю разгуливали и другие солдаты; они искали, где можно поиграть в кости, купить вина или просто поболтать с легионерами из других палаток. Попадались и безумцы, бегавшие наперегонки, – вокруг собиралась толпа зрителей, которые их громко подбадривали. Настроение было расслабленное, как на празднике. Квинт испытывал похожие чувства. Все знали, что до весны настоящих сражений не будет. Вечером, когда все работы и тренировки заканчивались, наступало время развлечений. Солдаты могли уходить и приходить до второй стражи ночью, так почему не воспользоваться свободой?
Ну, а для тех, кто стоял на часах, все обстояло иначе. На верхней части стены часовые – все велиты – постоянно расхаживали взад и вперед. Квинт порадовался, что его эта чаша миновала, – ночью становилось очень холодно.
Он без труда нашел палатки кавалеристов, которые выходили на главную дорогу, ведущую к воротам. Их прямоугольное расположение ничем не отличалось от пехотных: одна открытая сторона, две линии палаток друг напротив друга, у дальнего конца загоны для лошадей, которые образовывали четвертую сторону прямоугольника. Квинт аккуратно отсчитал палатки и направился к той, где должен был находиться Калатин.
Только теперь ему стало немного не по себе, и он почувствовал легкую зависть. Когда Квинт служил в кавалерии, он воспринимал свой более высокий статус как данность. Теперь он всего лишь гастат, что намного ниже социального положения Калатина и его турмы. Жизнь была бы намного проще, если бы Квинт остался на прежнем месте… Впрочем, он почти сразу вспомнил о намерении отца отослать его домой и, расправив плечи, направился к группе, стоявшей возле одной из палаток. Но всадники были так поглощены разговором, что в наступившем сумраке не заметили, как он подошел.
Квинт кашлянул. И снова никто не обратил на него внимания. Он кашлянул еще раз – с тем же результатом.
– Прошу меня простить, – громко сказал он.
К нему повернулись удивленные лица, на некоторых появились презрительные усмешки.
– Гастат. Что он здесь делает? – резко спросил один.
– Скажите, чтобы проваливал отсюда, – добавил другой.
– Но сначала пусть отдаст кувшин с вином.
Читать бесплатно другие книги:
