Призрак замка Тракстон-Холл Энтвистл Вон

Vaughn Entwistle

THE REVENANT OF THRAXTON HALL

Text copyright © 2014 by Vaughn Entwistle

All rights reserved

Published by arrangement with St.Martin’s Press, LLC.

© Н. Машкина, перевод, 2015

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2015

Издательство АЗБУКА®

Эта книга посвящается Шелли, моей жене, inamorata[1] до конца моих дней

Глава 1

Голос в темноте

Шерлок Холмс умер… и убил его я.

Элегантный молодой шотландец всматривался в пелену дождя из окна кеба. В полузабытьи он не почувствовал, как экипаж остановился, не заметил каменный особняк с мраморными ступенями в обрамлении кованых перил. Перед его взором стояли призрачные тени знаменитого детектива-консультанта и его злейшего врага профессора Мориарти. Ревущий поток поглотил их и увлек за собой в последней смертельной схватке.

Окошко в крыше кеба сдвинулось.

– Прибыли, сэр, – просипел возница.

Бурлящий Рейхенбахский водопад растаял без следа, а Артур Конан Дойл обнаружил, что находится посреди лондонской улицы. Он растерянно заморгал. Где он? Зачем нанял кеб? Его пальцы в мокрых перчатках сжимали открытый конверт. Он вытащил и развернул кремовую бумагу.

Письмо доставили нарочным сегодня утром в Норвуд, южное предместье Лондона. Пробежавшись глазами по строчкам, Конан Дойл сразу отметил изящные завитки и петельки, присущие женскому почерку.

Уважаемый доктор Дойл,

мне весьма желательно увидеть создателя великого сыщика Шерлока Холмса по чрезвычайно важному делу. Я в смертельной опасности, и отвратить беду под силу только Вашему гению. Жду Вас во вторник утром в доме 42 по Кресент-стрит. Приезжайте к десяти часам. Помогите! Вы моя единственная надежда.

И затейливый вензель вместо подписи.

Аноним. Безымянный проситель.

На обращенной к свету бумаге проступал причудливый водяной знак. Помимо воли Дойл ощущал волнение от соприкосновения с тайной, достойной самого Шерлока Холмса.

Вдруг за окном, мутным от дождя, мелькнул чей-то согбенный силуэт. На незнакомце была шляпа, а во рту – что-то вроде трубки.

Он исчез так же внезапно, как и появился. Был – и нету!

Кебмен распахнул дверцу, и Конан Дойл выбрался наружу. Охлопывая карманы в поисках мелочи, он вскинул голову и принюхался. В сыром лондонском воздухе потянуло табачным дымом. Он осмотрелся – кругом только лужи. По мокрым булыжникам мостовой цокали, похрапывая, лошади-трудяги и тянули нескончаемые вереницы экипажей.

Никого.

Дойл тряхнул головой и уплатил вознице два шиллинга. Шагнул было к мраморным ступеням и остановился, решив не отпускать кеб.

Слишком поздно. Возница подхватил вожжи и был таков.

Конан Дойл помедлил перед изящным шестиэтажным строением, каких много в кварталах Мэйфейра. Холодный мартовский дождь застилал глаза. С неожиданным для взрослого человека проворством Дойл запрыгал по лужам, придерживая шляпу и стараясь не забрызгать новое пальто.

Вход в дом номер сорок два украшала великолепная дубовая дверь багряного цвета. Медный дверной молоток изображал птицу феникс в горящем гнезде.

Точь-в-точь водяной знак на бумаге.

Путник взялся за молоток и резко стукнул. Отзвук удара прогремел, как пистолетный выстрел. Дойл хотел повторить, но дверь распахнулась, и он выпустил медную рукоятку из пальцев.

Лакей в красном тюрбане сикха, видимо, караулил в коридоре.

Его ждали.

Слуга почтительно склонился перед Конан Дойлом, жестом приглашая войти. Богато обставленную прихожую окутывал полумрак, а от холода изо рта вырывался пар. Лакей принял у гостя пальто и шляпу и сопроводил его к двустворчатой двери.

– Саиб подождать здесь, – произнес он с сильным акцентом.

Снова поклонился и распахнул дверь.

Конан Дойл сделал шаг… и отпрянул. В комнате, лишенной окон, тускло мерцал газовый рожок, и различить можно было только диваны-канапе и книжные полки.

– Погодите! – воскликнул он возмущенно. – Я останусь в темноте?

Игнорируя его протесты, слуга со всей учтивостью, но решительно закрыл дверь.

– Ждать! Чего ждать? Что происходит? – неистово кричал Дойл и дергал ручку.

Она не поддавалась. В ярости он ударил по створке кулаком.

– Ты же запер меня, олух…

И тут Конан Дойл осекся. Вовсе это не оплошность.

Закипая все больше, он попытался открыть другую дверь. Заперто. Молодой доктор глубоко вздохнул и осмотрелся. Ему даже пришло в голову воспользоваться столом как тараном. Внезапно он вспомнил строчку из письма: «Я в смертельной опасности, и отвратить беду под силу только Вашему гению».

Конан Дойл уже не сомневался, что угодил в ловушку мошенников. Он одернул брюки и, возмущенно фыркая, со всего размаху бросился на прохладную кожу дивана.

Время шло, и он с любопытством стал оглядывать комнату, получая некоторое удовольствие от навязанной ему игры. Все в лучших традициях Шерлока Холмса. «Ну нет, эта страница перевернута. Холмс упокоился с миром, и я наконец-то займусь настоящим искусством».

В замочной скважине проскрежетал ключ. Дойл напряженно ждал, что дверь вот-вот распахнется.

– Доктор Дойл, будьте любезны составить мне компанию.

Приятный голос раздавался из-за двери.

Конан Дойл вскочил, бросился туда и раскрыл створки. В тусклом мерцании газового рожка он разглядел в комнате только массивное кожаное кресло. Обладатель таинственного голоса не спешил показываться.

«Господи, это ловушка. Меня похитили».

У Конан Дойла был пистолет, но доктор редко брал его с собой. Как жаль, что он не догадался сунуть маленький револьвер во внутренний карман жилета.

Чутье подсказывало ему, что надо бежать из этой комнаты. Наверняка где-то притаилась шайка головорезов и ждет удобного момента, чтобы напасть на него. А индус с накрашенными глазами наводит на мысль о наемном убийце, который душит невинную жертву шелковым шарфом.

– Послушайте, – храбрясь, бросил Конан Дойл, – надеюсь, у вас серьезное дело. Все-таки я занятой человек, и меня ждут неотложные…

– Простите за необычный прием, доктор. Присядьте, и я все объясню.

Голос подкупал своей искренностью и манил, заставляя позабыть страх. Пленник громко фыркнул, давая понять, что с ним шутки плохи, расправил плечи, сжал кулаки и приблизился к креслу.

– Сэр, присядьте, прошу вас, – настаивал голос.

Конан Дойл неуклюже плюхнулся в кресло. Скрипучая дверь затворилась сама собой, щелкнув замком. Кромешный мрак ослеплял его, обволакивал со всех сторон, полностью лишая воли.

Дойл судорожно вцепился в подлокотники.

– Прошу вас, сэр, не тревожьтесь. – Голос смягчился. – Я… должна вам рассказать, почему вынуждена скрываться в темноте.

Хватка ослабла.

– Вы, безусловно, желаете остаться неузнанной, – не подумав, предположил Конан Дойл и сразу понял свою ошибку.

Владелица такого замечательного дома всегда на виду.

– Нет, просто я… – она запнулась, – страдаю тяжелым недугом.

– Не… недугом? – Собственный голос показался ему чужим. Конан Дойл вздрогнул, он представил женщину, обезображенную заразной болезнью. – Недугом? – повторил он уже тише.

Она поспешила успокоить его.

– Не волнуйтесь, для других он не опасен, передается только в моей семье. Солнечные лучи, подобно яду, разъедают мою кожу, даже тусклый свет лампы губителен для нее.

Сердце Конан Дойла бешено заколотилось, а язык онемел. Доктору приходилось слышать о симптомах болезни, именуемой порфирией. Вспомнились слухи, что именно она доводила до безумия королевских особ.

«Не раскисай, Артур, – уговаривал он себя. – Бери пример с Холмса».

Тьма давила на него, стены заходили ходуном. Уже не разберешь, где пол, где потолок, откуда доносится голос.

Из темноты возникали призраки, и он зажмурился, отгоняя морок.

Науке давно известны такие оптические иллюзии. Клетки сетчатки глаза воспроизводят в сознании ранее полученные образы, подобно тому как зеркала отражают просочившийся в ночную комнату свет. В полной тьме Конан Дойл больше полагался на слух. Голос, безусловно, женский. Ему приходилось слышать вполне убедительные подделки и в менее изощренных декорациях. А в лондонских трущобах, когда он собирал психологические портреты, звуки и образы для своих книг, ему встречались гибкие создания в модных женских нарядах, однако адамово яблоко да хрипотца выдавали их суть.

Нет, так говорить могла только женщина. И все же было что-то необычное в этом голосе. Казалось, он существовал вне тела и доносился отовсюду.

– Насколько я понял, вы защищаете репутацию семьи. Но назовите хотя бы свое имя.

– Прошу прощения, – сказала она после минутного молчания, – но я во всем признаюсь, только если вы согласитесь помочь мне.

Он кашлянул.

– Я всего лишь пишу книги, мэм. Какой от меня прок?

– Речь об убийстве, – выпалила она.

Слова замерли у Конан Дойла на языке.

– Убийство?

– Да, жестокое преступление, внезапное, но заранее спланированное. – Конец фразы она произнесла сдавленным шепотом.

Конан Дойл откашлялся. Оправдались его самые страшные опасения.

– Увы, мэм, я ничем не смогу вам помочь. Ведь я не полицейский и не частный сыщик. Однако у меня есть связи в Скотленд-Ярде…

– Я обращалась к полицейским, но они, увы, проявили полную некомпетентность. – В ее голосе звучало холодное презрение.

– Но я-то чем могу быть полезен?

– Не вы ли создали великого сыщика?

В былые времена Конан Дойл порадовался бы комплименту, но теперь он почувствовал только раздражение.

– Истории о Шерлоке Холмсе – развлекательная литература, мэм, не более того. Мои читатели любят преувеличивать достоинства героя. На самом деле мне не пришлось слишком утруждать фантазию. Боюсь, я и шагу не ступил от письменного стола, давая волю воображению.

Он нарочно умолчал, что покончил с великим сыщиком. Скоро эта новость разнесется по всему Лондону.

– Самые жестокие баталии начинаются с замысла, не так ли?

Он опешил и не сразу нашелся с ответом.

– Повторяю, мэм, я не имею отношения к полиции. Если вам что-либо известно об убийстве…

Женщина опередила его:

– Все гораздо сложнее, мистер Дойл. Вы должны распутать еще не свершившееся убийство.

Он заерзал в скрипучем кресле. Голос теперь звучал за спиной, и Дойл воображал, как она протягивает руку и кладет ему на плечо.

– О чем вы говорите?

– Через две недели я умру.

– Вам угрожают? Откуда такая точная дата?

– Я довольно известный медиум и могу предугадывать будущее. За последние годы у меня было несколько видений, и каждый раз к ним добавлялись новые подробности. Через две недели во время спиритического сеанса меня убьют… двумя выстрелами в грудь.

У Конан Дойла был писательский ум, и он сразу отметил изъян в этой истории.

– Если вы видели свое будущее, то наверняка знаете убийцу.

– К сожалению, я не рассмотрела его лица. В неверном свете свечи я могла разглядеть только человека, который сидел слева от преступника. Еще полгода назад я не знала, кто он. А потом мне попалась на глаза его фотография в «Стрэнде». Истинный гений Артур Конан Дойл и его Шерлок Холмс. Вы были в моих видениях, доктор.

– Мэм, – произнес он глухо, – зачастую люди выискивают в своих, по большей части нелепых, снах и видениях тайный смысл. Однако мало кому дано заглянуть в будущее.

Его слова растворились в ночной тишине.

– Я доверяю своему чутью, доктор Дойл, – наконец вымолвила она дрожащим голосом, – и не сомневаюсь, что буду убита. Только в ваших силах не допустить трагедию. Вы мне поможете?

Он почувствовал теплое дыхание на своей щеке, пьянящий мускусный аромат духов. Шуршание шелка, обтягивающего бедра, рисовало в его воображении юную одалиску в прозрачных шальварах. Наконец он очнулся от грез и потер влажные ладони о подлокотники.

В конце концов, он женатый человек, врач с серьезной практикой и джентльмен.

– Что скажете, доктор Дойл?

Он вздрогнул. Ее дыхание обожгло ему ухо. Она была совсем рядом, только руку протяни.

– Вы не оставите девушку в беде?

Голос располагал к себе, внушал доверие. Так хотелось спасти ее, оградить от опасности.

Но затем он подумал о жене. Она окажется в щекотливом положении.

Прошедший год выдался самым тяжелым в жизни тридцатичетырехлетнего писателя. Его отец, Чарльз Олтемонт Дойл, долгое время страдавший депрессией и алкоголизмом, закончил свои дни в лечебнице для душевнобольных. У его дорогой жены обнаружили скоротечную чахотку. Все достижения современной медицины оказались бессильны сберечь ее легкие. Напрасно девушка на него надеется, и дело не только в том, что всеобщего любимца, Шерлока Холмса, больше нет. Просто Артур Конан Дойл убедился в бессилии человека перед превратностями судьбы, будь он детектив-консультант или доктор.

– Я… вынужден отказаться, – пробормотал он. – Могу лишь порекомендовать лучшего в Скотленд-Ярде…

– Благодарю вас, доктор Дойл, – разочарованно перебила хозяйка, – что любезно уделили мне время.

– Прошу вас, подумайте. Вы можете во всем довериться инспектору Харрисону, который лично знаком…

– Не смею вас задерживать. Прошу извинить за причиненные неудобства.

Вдруг повеяло свежестью. В замке заскрежетал ключ.

Обратно он шел на ощупь в полном одиночестве.

Глава 2

Самый ненавидимый человек в Лондоне

Кеб свернул на Стрэнд-стрит. Толпа запрудила тротуар перед редакцией «Стрэнда» и выплеснулась на мостовую. Последние четыре года журнал получал исключительное право на издание историй о Шерлоке Холмсе. Детектив с Бейкер-стрит стал настолько популярен, что перед киосками выстраивались очереди за новым выпуском. Автор тоже не оставался внакладе.

Конан Дойл остановил кеб неподалеку; повсюду стояли люди в черных нарукавных повязках, державшие грубо разрисованные плакаты. Он заподозрил неладное, ведь всеобщий траур носят по усопшим монархам и их супругам, премьер-министры и национальные герои также удостаиваются подобных почестей. Последняя догадка была, скорее всего, ближе к истине.

Возница получил плату, нетерпеливо щелкнул хлыстом, и, как ветхая декорация, кеб убрался со сцены. Конан Дойл остался один на один с публикой. Повисла напряженная тишина. Он успел разглядеть небрежно намалеванные воззвания: «Верните Холмса!», «Спасите нашего героя!». Доктор едва не прослезился, тронутый искренней скорбью о любимом персонаже, однако другие плакаты гласили: «Убийца!», «Подлец!», «Конан – трус!».

Толпа сразу признала его и превратилась в шипящий змеиный клубок. Люди гневно потрясали кулаками.

Брошенный кем-то кочан капусты угодил Конан Дойлу в голову и чуть не сшиб его с ног, а второй задел плечо, когда он наклонился за шляпой. Писатель совсем растерялся.

– Паршивая свинья! – взвизгнула грязная нищенка.

– Кровожадный выродок! – рявкнул бородатый землекоп и швырнул в него тухлую устрицу.

Следом полилась отборная брань, и посыпался град гнилых отбросов, причем каждый из собравшихся метил Конан Дойлу в голову.

Он простер к ним руки и вкрадчиво, как только мог, произнес:

– Добродетельные господа, позвольте мне объясниться…

Кто-то схватил его за воротник и оттащил в сторону. Как раз вовремя, ибо новая порция овощей полетела в воздух.

Спасителем оказался рыжеволосый паренек с едва наметившейся бородкой. В нахлобученной по самые уши кепке он выглядел совсем мальчишкой, ему наверняка не исполнилось и двадцати.

– Прошу прощения, мистер Дойл, – сказал он, подталкивая обмякшего писателя к двери редакции, – мистер Смит места себе не находит, вас дожидается, – и, когда о стену над их головами расплющился помидор, добавил: – Ну, может, не так шибко волнуется, как этот сброд.

Конан Дойл с трудом волочил ватные ноги и позволил втащить себя внутрь. Чуть за ними захлопнулась дверь, люди принялись забрасывать овощами окна.

– Идемте прямо к нему, сэр. Вы нужны мистеру Смиту.

Дойл вырвал рукав из цепкой хватки парня.

– Довольно! – возмутился он. – Я еще в состоянии идти сам.

Стряхивая с пальто остатки капусты и помидоров, он ощутил на себе пристальные взгляды и поднял голову. Печатники, репортеры, курьеры побросали работу и все как один повернули к нему свои перепачканные чернилами физиономии. Он почувствовал себя капитаном тонущего судна с обреченными пассажирами на борту.

Конан Дойл вошел в кабинет главного редактора журнала «Стрэнд».

– Похоже, весь Лондон ополчился против меня, – пожаловался он Герберту Гринхоу Смиту.

Груда писем лежала на столе перед человеком лет тридцати в круглых очках и с пышными усами, которые Дойл считал весьма экстравагантными. Смит привык частенько обходиться без сна, отчего глаза его были воспалены.

– Все гораздо серьезнее, Артур. Избей ты до полусмерти премьер-министра, благодетеля вдов и сирот со щеночком в обнимку, они и то меньше расстроятся.

Дойл в ответ только скрипнул зубами.

– Что это? – указал он на живописный беспорядок на столе.

– Гневные послания, – равнодушно бросил Смит, сгребая конверты в охапку.

– Боже правый! – Конан Дойл охнул и опустился в кресло. – Неужели пылятся тут со дня издания «Последнего дела Холмса»?

– Нет, – покачал головой Смит. – Их принесли утром. Каждый день приходит кипа писем. Мы начали отапливать ими редакцию.

Смит швырнул измятые конверты в переполненную корзину для бумаг и укоризненно взглянул на Дойла:

– Отвечать каждому уже рук не хватает.

– Скоро все закончится, обещаю, – пробормотал Конан Дойл севшим голосом.

Редактор с озабоченным видом откинулся на спинку кресла.

– Ты так думаешь, Артур? После смерти Шерлока Холмса мы потеряли двадцать тысяч подписчиков! Только представь – двадцать тысяч! Может, ты и удержишься на плаву, а насчет журнала я сомневаюсь.

– Мы отличные компаньоны. Я тебя не брошу.

– Но объясни, Артур, зачем ты убил Шерлока Холмса?

– Понимаешь, я устал чувствовать себя фокусником на детском празднике: подобно кроликам из шляпы, перед публикой неизменно предстают невероятное убийство в запертой комнате, написанное кровью жертвы загадочное слово, зашифрованная записка, а улики оседают на страницах, словно мусор в живой изгороди, и под занавес – неожиданное разоблачение. У меня каша в голове от этой чехарды. Самое время избавиться от репутации дешевого писаки.

– Дешевого? Ну не скажи. Холмс озолотил тебя, – усмехнулся главный редактор, и вдруг его посетила ужасная догадка: – Уж не собираешься ли ты полностью отдаться врачебной практике?

Конан Дойл сердито втянул щеки и встопорщил усы. Рвение в научных поисках так и не помогло ему преуспеть. Пациенты благополучно обходили стороной кабинет доктора, и долгое время его уделом оставалось описание видов мочекаменной болезни.

– Мне надоело, – проворчал он, – что в письмах они просят у Холмса автограф, будто он сам пишет о себе. – И, фыркнув, добавил: – Не будь его, я достиг бы гораздо большего.

– Артур, такому плодовитому писателю, как ты, просто грех жаловаться. Ты можешь быстренько набросать рассказ за две недели, а в остальное время спокойно творить.

– Не выйдет. Он опустошает меня, высасывает все соки.

– А это мысль, – вдруг оживился Смит. – «Шерлок Холмс и дело о психологическом вампире». Неплохо звучит.

– Ну нет, Герберт Гринхоу! С Холмсом покончено, и это мое последнее слово.

– Но он прославил тебя и «Стрэнд», – капризно возразил Смит.

– У меня уйма других замыслов.

– Замечательно, Артур, однако…

Конан Дойл тряхнул головой, расправил плечи и заложил большие пальцы за лацканы пальто.

– Грандиозные замыслы, дружище, которые изменят мир и заставят всех забыть о Шерлоке Холмсе.

Вдруг окно за спиной Смита разлетелось вдребезги. Увесистый булыжник отскочил от стола и попал прямо в грудь Конан Дойлу. Благо многолетние состязания в крикет не прошли даром, тот ловко поймал камень.

Смит подпрыгнул.

– Нас чуть не убил какой-то полоумный, – пробормотал он, ловя ртом воздух.

– Запросто мог бы, – согласился Конан Дойл, взвешивая камень в руке. – Парень, должно быть, чертовски силен. Настоящий подарок для крикетной команды. Зато я лишний раз убедился в своей правоте. Шерлок Холмс больше не вернется, – заключил он и с глухим стуком положил свой улов на стол.

Тут Дойл и Смит заметили клочок бумаги, привязанный к булыжнику обрывком грязной бечевки. Доктор вытащил записку, прочел и грустно усмехнулся в усы.

– Что там? – не выдержал Смит.

Конан Дойл передал ему бумажку.

Кровавого цвета чернилами на ней было нацарапано единственное зловещее слово: «Убийца».

Глава 3

Уайльд в городе

Время едва-едва перевалило за полдень, а пресловутый лондонский туман уже окутал улицы города серой непроницаемой мглой, и лишь уличные фонари робко вторгались в нее трепетным сиянием. Экипаж высадил Конан Дойла у парадного крыльца отеля «Савой».

Внутри бурлила жизнь, яркая и уютная. Писатель был тут завсегдатаем, но в этот раз люди оборачивались и поглядывали на него недружелюбно, пока он подыскивал свободный столик. На многих посетителях тоже красовались черные нарукавные повязки.

Дурные вести разносятся быстро.

Дойл машинально опустил голову и быстро пошел вперед – в подвижную мишень попасть сложнее. Мимоходом он глянул на столик в углу. Сперва ему показалось, что там сидит подросток с накладными усами. Присмотревшись, Конан Дойл узнал в мнимом ребенке своего усатого приятеля и драматурга Джеймса Мэтью Барри, с которым договорился поужинать. В прошлом году друзья заключили контракт с импресарио Ричардом Д’Ойли Картом и общими усилиями создали комическую оперу «Джейн Энни». Представление с треском провалилось, критики не оставили от него камня на камне. Всякий раз, освистанные публикой, авторы заливали горе вином. Пятидесятый показ стал последним, что и уберегло их печень.

Конан Дойл пробрался среди тесно стоящих столиков. Барри поднялся ему навстречу; при росте всего полтора метра он часто вводил окружающих в заблуждение.

– Джеймс Мэтью, – приветствовал приятеля Артур, пожимая пухлой рукой его крошечную ладонь.

– Артур.

Прибывший официант терпеливо ждал, пока друзья устроятся поудобнее. Барри уже наполовину осушил стакан виски.

– Я пригубил божественный нектар матушки Шотландии. – Раскатистая «р» выдавала в нем провинциала.

– Пожалуй, я тоже нуждаюсь в просветлении, – ответил Конан Дойл и обратился к официанту: – Генри, принесите мне тройной виски.

Уроженец Эдинбурга, Конан Дойл бльшую часть жизни провел в Англии и сохранил лишь легкую картавость.

– Ого! Тройная порция с утра пораньше? Крепко тебе сегодня досталось, Артур?

– На редкость паршивый день, – пробурчал Конан Дойл. – Просто из ряда вон! – добавил он и разом опрокинул стакан, который поставил перед ним официант.

Виски обжег ему горло, Дойл невольно сморщился, вытер усы салфеткой и уставился на Барри:

– Знал бы ты, с какой невероятной встречи все началось, нарочно не придумаешь ни в одном…

– Ба, знаменитейший лондонский убийца!

Голос, прервавший Конан Дойла, был громким, но обладал изысканным тембром и производил неизгладимое впечатление. Как и его владелец – крупный господин в зеленом, подбитом мехом пальто, которое ниспадало с плеч и открывало лимонно-желтый жилет с белоснежным галстуком. Черная шляпа с широкими полями была щегольски сдвинута набок.

Кто же еще, как не модник Оскар Уайльд, мог так одеваться? Молодой спутник льнул к нему, как рыба прилипала к акуле. Юноша был высок, строен, с длинными ресницами и точеным лицом; блестящие пшеничные кудряшки и изящные руки дополняли его женственный облик. Он украдкой косился на Конан Дойла и Барри. Дойл нервно ерзал в кресле. Слухи о последнем увлечении Оскара уже разнеслись повсюду.

– Здравствуй, Арур, – произнес Уайльд, а затем окинул Барри взглядом, будто припоминая, кто перед ним. – Ты ли это, Джеймс Мэтью? Право слово, с такими усами легко затеряться в толпе. Слава богу, огромный талант не даст тебе пропасть.

Уайльд часто беззлобно подтрунивал над друзьями.

– Зато тебя, Оскар, трудно не заметить, – с ходу парировал коротышка-шотландец, снова прикладываясь к виски.