Ганнибал. Кровавые поля Кейн Бен
То, как он произнес слово «визит», заставило Аврелию улыбнуться. Однако она уже не могла бороться с навалившейся усталостью и закрыла глаза. Сейчас ей хотелось только одного: заснуть.
– Лекарь сказал, что тебе лучше оставаться здесь до самых родов.
Аврелия с трудом открыла глаза.
– Почему?
– Он думает, что еще одно путешествие по такой жаре может вызвать преждевременные роды. А здесь тебе не придется напрягаться. – Похоже, Луция такой вариант вполне устраивал.
Аврелия осталась довольна его решением. Хотя дом все еще был для нее незнакомым, в Капуе она чувствовала себя уверенно.
– Вот и хорошо, – пробормотала она. – Ребенок родится здесь.
У нее снова закрылись глаза. Она уже засыпала, но ей показалось, что Луций наклонился к ней и гладит ее волосы.
Решение остаться в Капуе оказалось очень удачным для Аврелии. Теперь Атия могла навещать ее гораздо чаще; более того, как только она узнала, что дочь будет жить в городе, она и вовсе поселилась в доме Луция. То, что мать теперь все время рядом, стало для Аврелии большим облегчением. По мере приближения родов она все чаще начала тревожиться относительно их исхода. К тому же она продолжала беспокоиться из-за отца и Квинта. Вокруг постоянно говорили о предстоящей решающей битве с Ганнибалом – точнее, о неизбежной победе.
Через две недели после нападения в лавке парфюмера через Капую проехали два новых консула. Их сопровождало войско численностью в сорок тысяч, состоящее из римских граждан и союзников. Все население Капуи вышло на улицы, чтобы посмотреть на марширующих легионеров.
Рана затянулась, и Аврелия смогла отправиться на носилках в сопровождении Луция к городским стенам, откуда открывался лучший вид. Она знала, что запомнит это удивительное зрелище до конца своих дней. Длинная колонна протянулась с севера на юг, насколько хватало глаз. Армия маршировала через Капую с восхода, и знающие люди говорили, что она пройдет через город не раньше полудня. Звук множества шагающих ног, обутых в подкованные сандалии, наполнял воздух зловещим гулом. Солдаты пели что-то ритмичное, периодически их голоса перекрывал рев труб. Солнце сверкало на металлических значках каждого легиона, манипулы и центурии. За кавалерией тянулись клубы пыли, которые бледнели перед тучами, поднимающимися в небо после того, как прошло основное войско.
«Маршировать на такой жаре и в пыли совсем непросто, – подумала Аврелия, – не говоря уже о тяжелом вооружении и доспехах».
Ей доводилось видеть отца в доспехах; она помнила, как плакала, когда он уезжал. Потом плакала, провожая Квинта и Гая. Но огромная армия, марширующая через город, заставила ее окончательно поверить в реальность войны. Конечно, войско Ганнибала окажется намного меньше, чем римская армия, когда все ее части соединятся. Тем не менее Аврелия прекрасно понимала, что в сражении погибнут многие тысячи солдат. Возможно, даже больше, чем в битвах при Требии и у Тразименского озера. Велика ли вероятность, что ее отец и брат останутся живы? Аврелией овладело мрачное настроение. Луций заговорил о том, что он, возможно, тоже отправится на войну – и она расстроилась еще больше. Женщина надеялась, что ее протесты заставят Луция отказаться от таких мыслей и отец Луция ее поддержит. Хотя она и не любила мужа, он был достойным человеком, и ее будущее зависело от него. Она не хотела, чтобы он ушел на войну.
В конце концов Аврелии надоело наблюдать за бесконечной колонной марширующих легионеров.
– Я хочу домой, – сказала она, коснувшись руки Луция.
– Уже скоро. – Муж не мог отвести взгляда от марширующих колонн. – Смотри, вон штандарт еще одного легиона… Минотавр, если я не ошибаюсь.
Аврелия решила попросить еще раз. После того что с ней случилось, женщина боялась возвращаться домой одна. И еще она хотела опереться на его руку, когда будет спускаться с бастиона по ступенькам. Живот у нее стал таким большим, что она скорее ковыляла, чем ходила, и любая физическая нагрузка ее утомляла.
«Сколько еще ждать?» – подумала Аврелия, поглаживая живот. Пока дискомфорт слегка пересиливал страх. Она решила, что на обратном пути им следует заглянуть в храм Бона Деа[17]. Аврелия часто оставляла дары в ее храме, но считала, что не помешает сделать еще одно пожертвование.
– Тебе жарко. – Луций стер пот с ее лба. – Извини. Ты не должна оставаться здесь так долго. Давай вернемся домой.
Аврелия с благодарностью взяла его руку, и они подошли к лестнице, по которой поднимались на стены. Часовой им отсалютовал; потом приветствовал кто-то из друзей Луция. Жена какого-то друга пожелала Аврелии здоровья и забросала множеством советов. Та улыбнулась в ответ, но тут ее лицо перекосила гримаса боли – у нее отчаянно заболела нижняя часть живота. Однако боль почти сразу исчезла, и собеседница ничего не заметила. Аврелия пробормотала слова прощания и начала спускаться по лестнице. Тут на нее снова накатила волна боли, и она остановилась, стараясь глубоко дышать.
– С тобой все в порядке? – спросил Луций.
– Все хорошо. – Аврелия попыталась выпрямиться, но на нее обрушился новый спазм – она все поняла и застонала.
– Ребенок? У тебя начались роды?
– Может быть, – не стала спорить Аврелия.
Следует отдать должное Луцию – он сохранил спокойствие; позвал жену друга и попросил ее остаться с Аврелией, а сам поспешно спустился вниз и вернулся с двумя рабами, которые помогли ей добраться до носилок. Затем послал за повитухой. И всю дорогу до дома держал жену за руку и шептал успокаивающие слова. Дома муж передал ее заботам Атии и Элиры, а сам пошел в ларарий, чтобы вознести молитвы.
Дальнейшие часы остались у Аврелии лишь в виде обрывочных воспоминаний; в ее спальне было ужасно жарко и сыро, простыни пропитались потом, и жесткая кровать, на которой она лежала, казалась еще более жесткой. Как ни странно, пузыри, наполненные теплым маслом, которые прижимали к ее бокам, давали некоторое облегчение. Атия сидела рядом, втирала какие-то мази в ее живот и разговаривала с дочерью. Повитуха между регулярными осмотрами Аврелии молилась и готовила на столе все необходимое: оливковое масло для смазки, морские губки, чистые куски ткани, растворы лекарственных трав и горшки с притираниями. Время шло, схватки становились все более частыми, и Аврелия теряла силы. Она понимала, что кричит с каждой вспышкой боли. Однажды она услышала, как к двери подошел встревоженный Луций, но Атия его прогнала.
Наконец повитуха определила, что шейка матки достаточно раскрылась, и они с Атией помогли Аврелии перебраться на специальное кресло. На нем были ручки, за которые она могла держаться, а между ног имелось U-образное отверстие, куда встала повитуха, которая сразу же присела на корточки, чтобы помочь. Она подсказывала Аврелии, что ей следует делать: продолжать дышать и толкать.
В конце концов ребенок показался на свет с меньшими трудностями, чем представляла себе Аврелия. Мускус, кровь и моча вылились на пол, повитуха издала радостный крик, и его тут же подхватила Атия. Роженица открыла глаза и увидела пурпурно-красный сверток с торчащими черными волосами, который поднесли к ее груди.
– Он жив? – выдохнула Аврелия. – Он здоровый?
В ответ раздался первый крик ребенка.
– Мое дитя, – прошептала она, когда повитуха приложила ребенка к ее груди.
– Мальчик, – сказала Атия. – Слава Бона Деа, Юноне и Церере!
– Мальчик, – прошептала Аврелия, и ее сердце наполнилось радостью.
Она сделала то, что от нее требовалось, – по крайней мере, частично. Женщина поцеловала пушистую макушку.
– Добро пожаловать, Публий. Твой отец ждет встречи с тобой.
– Молодец, дочка, – сказала Атия, и в ее голосе было как никогда много нежности и тепла. – Ты все прекрасно сделала.
Через некоторое время повитуха перевязала и отрезала пуповину. Аврелии помогли сделать несколько шагов, чтобы добраться до другой, более мягкой постели, где она легла, чтобы отдохнуть и покормить Публия. Теперь, когда Аврелия с любовью смотрела на сына, ей казалось странным, что она сомневалась относительно беременности. Неудобства предыдущих нескольких недель и боль во время родов уже потускнели в ее сознании, и ей казалось, что оно того стоило. Особенно будет доволен Луций. До тех пор пока Публий в порядке, его род не прервется.
Когда к ней пришел сон, Аврелия чувствовала себя совершенно удовлетворенной жизнью.
Она не думала о Ганноне.
Глава 17
Канны, Апулия
Урс откашлялся и сплюнул в пыль у себя под ногами, а потом вытер пот со лба.
– Боги, как жарко… И так сухо! Во всем лагере ни одной травинки.
– И ничего удивительного, ведь дождя не было несколько недель, – ответил Квинт и подмигнул. – Я уже не говорю, что здесь топчутся шестьдесят тысяч солдат.
Товарищ бросил на него мрачный взгляд.
– Умник… Я просил о ветре, но он приносит только пыльные бури. Никогда не думал, что скажу такое, – но, чем скорее придет осень, тем будет лучше.
– До нее еще довольно далеко.
– Тем лучше, что все движется к развязке.
– Однако сегодня ничего не произошло, – задумчиво сказал Квинт.
Их лагерь был разбит в миле от лагеря Ганнибала. Вместе с десятью тысячами солдат они только что возвратились сюда после нескольких часов, которые провели под палящим солнцем, выстроившись в боевые ряды перед собственным крепостным валом, – это был ответ консулов на то, что армия Ганнибала была готова к сражению. Напряжение стало невыносимым. Солдаты молились всем богам, громко шутили; некоторые не считали зазорным мочиться, не отходя в сторону. Когда стало очевидно, что враг не намерен атаковать, а Павел не станет приводить в боевую готовность остальные легионы, солдат охватила радость. Внезапно стала иметь значение только жажда и отнимающая силы жара. Приказ вернуться в лагерь был встречен всеобщим ликованием.
– Как Павел мог не принять приглашение Ганнибала к сражению? – пробормотал Урс, перед тем как высосать мех с водой, точно ребенок, которого не кормили целый день.
– Никому не нравится биться в месте, выбранном противником, – ответил Квинт. – Сражения часто откладываются. Лагеря переносят, армии маневрируют, готовят засады. И все для того, чтобы спровоцировать врага на ответ.
– Я смотрю, ты стал настоящим ветераном, – голос Урса был полон иронии, и Квинт пожалел, что не промолчал. Разговаривать с умным видом о тактике – а он часто обсуждал ее с отцом – верный способ навлечь на себя подозрения и выдать свое истинное происхождение.
– Наслушался Коракса, – продолжал товарищ, и Квинт облегченно вздохнул.
– Да. – Он смущенно улыбнулся.
– Наверное, Коракс прав. Однако мы не можем просто уйти после того, как гугги были совсем рядом. Такое отступление окажет катастрофическое влияние на мораль армии. Вся Италия будет над нами смеяться, и консулы это знают. Тактика затягивания Фабия сослужила свою службу – мы сумели собрать новые легионы и забыть о прежних поражениях. Но Республика нуждается в решительной победе. – Он задумчиво посмотрел на Квинта. – Ганнибал хочет сражения не меньше нас. Он не боится.
Квинт вспомнил Ганнона, чье желание сражаться с Римом было очевидным с того самого момента, как он смог быть откровенным с Квинтом. Желание Ганнибала, который совершил вместе со своими войсками грандиозный поход в Италию, наверняка непреодолимо. Если Рим потерпит сокрушительное поражение в этой войне и будет вынужден платить огромные репарации, а также уступит значительные территории Карфагену, я буду испытывать похожие чувства, решил он.
– Именно к этому Ганнибал стремится со времен битвы у Тразименского озера, – сказал Квинт, стараясь не обращать внимания на холодок страха, пробежавший по спине. – Его армия ждала нас последние два месяца. Вот почему он перенес свой лагерь от Канн на берег реки Ауфид и предложил сражаться сегодня. Мы отказались играть в его игру, показав, что не намерены идти у него на поводу.
– Да, наверное, – ответил Урс. – Завтра все может сложиться иначе, когда командовать будет Варрон.
Традиция, по которой консулы вели армию, меняясь каждый день, была старой, как сам Рим, но, когда у них оказывались разные характеры, возникали трудности. Квинт рассчитывал, что их не будет во время этой кампании.
– Да, он выглядит более агрессивным, чем Павел, – признал он.
– Стычка с кавалерией и пехотой гуггов во время марша на юг явилась тому доказательством, – добавил Урс. – Варрон приказал отступить только из-за того, что солнце собиралось садиться. Я не могу себе представить, чтобы Павел повел себя так же.
Квинт улыбнулся. Засада была успешной, но враг сумел ускользнуть. С тех пор манипула Коракса и Пуллона мечтала о серьезной победе. Такое же настроение овладело и всей армией.
– Просто он немного осторожнее, чем Варрон. После того что случилось при Требии и на Тразименском озере, в этом нет ничего удивительного. Я слышал, что через пару дней у Ганнибала закончатся запасы продовольствия. Если мы ничего не станем предпринимать, ему придется разбить лагерь, и мы сможем его атаковать. Вероятно, Павел именно этого и ждет.
– Но нам нет нужды ждать! Сейчас наша армия почти в два раза превосходит войско Ганнибала! Более пятидесяти тысяч легионеров должны одержать победу, друг мой. Наши солдаты пробились сквозь ряды врага и в Требии, и возле Тразименского озера, помнишь? Если ни один из консулов не совершит глупой ошибки, мы растопчем гуггов, когда дело дойдет до большого сражения.
Квинт слегка расслабился. С Урсом было трудно не согласиться. Все думали одинаково. Как говорил Калатин, у Ганнибала чуть больше кавалерии, но задача, стоявшая перед римскими всадниками, предельно проста. Им нужно лишь сдержать врага, чтобы пехота пробила брешь в рядах противника. А как только это произойдет, кавалерия уже не окажет существенного влияния на исход сражения.
– Мы сможем наблюдать, как пехота потеет под жарким солнцем, – пошутил Калатин.
Квинт мог без труда представить, как легионеры уничтожают пехоту противника. «И даже если кавалерия Ганнибала получит преимущество в схватке с кавалерией римлян, – подумал Квинт, – они едва ли смогут нанести существенный урон легионерам».
– Мы победим! – сказал он, чувствуя, как растет его уверенность.
– Мы победим, – повторил Урс. – Вполне возможно, что это произойдет завтра.
Ганнон чувствовал, что все его мышцы напряжены, когда вслед за посланцем Ганнибала он направлялся в его шатер. Хотя сражение сегодня так и не началось, у них ушел почти весь день, чтобы занять позиции напротив лагеря римлян; там они простояли довольно долго, но их вызов так и не был принят, и им пришлось вернуться. Юноша расспросил посланца, одного из скутариев Ганнибала, но тот ответил, что не знает, зачем их собирают. Усталость молодого человека исчезла, когда он приблизился к большому шатру полководца, расположенному в центре лагеря. Там уже собрались около тридцати пяти человек, принадлежавших к разным подразделениям: нумидийские офицеры, галльские, балеарские и иберийские вожди. Ганнон почувствовал возбуждение, когда узнал брата полководца – Магона, а также командующих кавалерией, Магарбала и Гасдрубала. Здесь же находились его отец, Бостар и Сафон и другие командиры фаланг.
«Боги, надеюсь, я не последний?» Ганнон покраснел и подошел к остальным. Его смущение усилилось, когда Ганнибал, одетый в простую пурпурную тунику, увидел его в толпе.
– Добро пожаловать, сын Малха, – сказал главнокомандующий. – Один из тех, кто в последнее время кормил нашу армию.
В толпе раздался одобрительный шепот.
Ганнон смутился еще больше, но его порадовало всеобщее признание, и на лице юноши появилась глупая улыбка. Когда Сафон ему подмигнул, он без особых усилий сумел ответить брату тем же.
– А теперь перейдем к делу, – заявил Ганнибал, указывая на стоящий перед ним стол, на котором лежали груды черных и белых камней. – Сегодня римляне не приняли мой вызов.
– Какая досада, командир! – сказал Сафон.
– Верно, – добавил вождь галлов. – Мои люди до сих пор недовольны.
Все расхохотались. Ганнибал улыбнулся.
– Сражение будет очень скоро, не беспокойтесь. Возможно, завтра.
Настроение мгновенно изменилось, и на лицах появилось напряжение.
– Большинство из нас заняли позиции возле римского лагеря, но там были не все. Замар, – Ганнибал указал на нумидийца, – и несколько его лучших людей забрались на вершину горы в Каннах. Вы хотите услышать, что они видели?
– Да, командир! – дружно ответили собравшиеся.
– Сначала они не заметили ничего особенного. Группа вражеских командиров находилась на другом берегу реки. Однако Замар довольно долго за ними наблюдал и понял, что римляне изучают местность. – Ганнибал сделал паузу, чтобы все успели обдумать его слова.
Молчание нарушил суровый голос Малха:
– Ты думаешь, что консул, который примет завтра командование, намерен направить туда свои легионы, командир?
– Да. Подойдите сюда, чтобы взглянуть на план, которого мы будем придерживаться, если я прав. – Белые зубы Ганнибала сверкнули из глубин черной бороды, когда он постучал пальцем по столу.
Все подошли. Ганнон не осмелился встать впереди, но благодаря высокому росту видел все через плечо отца.
– Вот холмы, на которых расположены Канны. – Пальцы Ганнибала прошлись по линии крупных камней, после чего переместились к тонкой кожаной полоске, идущей параллельно. – Река Ауфид. – Он поднял взгляд. – Всем понятно?
– Да, командир.
Быстрыми движениями рук Ганнибал расположил около двух десятков черных камней в три ряда, и они образовали большой прямоугольник. Его длинные стороны шли параллельно холмам и дальнему берегу реки.
– Три линии легионов. – Далее Ганнибал выстроил еще одну линию из черных камней. – Вражеская кавалерия. – Затем он поставил несколько более мелких черных камней перед большим прямоугольником. – А это – легкая пехота неприятеля. – Полководец снова сделал долгую паузу, давая возможность офицерам осмыслить позицию на карте, и продолжил объяснения: – Если римляне намерены сражаться здесь, они поступят следующим образом: будут использовать построение с более узкой фронтальной линией и более глубокое, чем обычно. Вполне разумная тактика. Половина их солдат – новобранцы, они будут вынуждены занимать свои позиции, и это позволит избежать паники. Благодаря холмам и реке кавалерия сможет действовать только на ограниченном пространстве, а они понимают, что тут у нас преимущество.
Его руки вновь задвигались, выстраивая белые камни напротив черных.
Ганнон смотрел, но ничего не понимал. Он оглядел остальных офицеров и увидел недоумение на лицах.
– Ха! – рассмеялся Ганнибал. – Может ли кто-нибудь из вас объяснить, в чем идея?
– Это наша кавалерия, – с улыбкой сказал Гасдрубал, указывая на линии камней по бокам от центра.
– Ну, ты умник! – Ганнибал с усмешкой стукнул его по плечу. – Конечно, ты прав. Я хочу, чтобы вы стояли слева, возле реки, вместе с иберийской и галльской кавалерией. Магарбал, ты будешь на правом фланге с нумидийцами. Когда сражение начнется, вы оба перейдете в наступление. Гасдрубал, ты заставишь кавалерию римлян отступить. Магарбал отвлечет кавалеристов римских союзников, но не станет вступать с ними в серьезную схватку. Гасдрубал, ты должен держать плотный строй. Как только римская кавалерия побежит, ты придешь на помощь Магарбалу.
– Слушаюсь, командир, – сказал Гасдрубал.
– Это напоминает лежащий на боку дом, верно? – Пальцы Ганнибала прошлись по линии камней, расположенных между кавалерией на флангах. – Две стены со слегка скошенной крышей. А сверху идет дождь.
– Объясните, что все это значит, командир, – нетерпеливо спросил Малх.
Ганнон и остальные энергично его поддержали. Каким будет очередной гениальный ход Ганнибала?
– Хорошо. «Капли дождя» – это наша легкая пехота, а дом, естественно, – центр. Его займут галлы и иберийцы; ими буду командовать я вместе с тобой, Магон.
Брат Ганнибала с довольным видом кивнул.
Вождь галлов, который жаловался от имени своих людей, наклонился вперед и ткнул в камни толстым указательным пальцем.
– Большая честь занимать центр, которым будешь командовать ты, командир, – сказал он на плохом карфагенском. – Но зачем так выгибать линию вперед? Это глупо!
Некоторые офицеры были потрясены прямотой галльского вождя, но Ганнибал лишь улыбнулся.
– Подумайте, – спокойно сказал он, постукивая по черному прямоугольнику. – Восемьдесят тысяч легионеров невозможно остановить, даже если половина из них не имеет опыта. Никто на такое не способен, даже вы и ваши замечательные воины.
Он поочередно посмотрел в глаза галльским и иберийским вождям, и те неохотно кивнули.
– Значит, римляне будут заставлять нас отступать все дальше и дальше? – спросил вождь.
– Да. – Ганнибал переместил крышу назад так, что она стала прямой. – Вот так. Естественно, римляне на этом не остановятся. – Он еще раз переместил белые камни, и линия прогнулась назад. Далее он раздвинул некоторые камни. – Более того, римляне могут прорвать наши ряды.
Галлы и иберийцы выглядели недовольными, но возражать не стали.
«В какую необычную игру играет Ганнибал?» – подумал Ганнон, переминаясь с ноги на ногу.
Отец повернулся к нему и прошептал:
– Верь Ганнибалу. Он знает, что делает.
«Остается на это надеяться», – подумал юноша и сделал глубокий вдох. У вождя всегда был план.
– И как только это случится… – здесь Ганнибал перехватил взгляд Ганнона, – ты и другие командиры фаланг вступите в дело…
Как и бльшая часть пехотинцев, Квинт вытащил свои одеяла наружу. Стояла такая жара, что спать в восьмиместной палатке стало невозможно. Но и под открытым небом заснуть удавалось далеко не сразу.
Из-за маневров в предыдущий день, который был едва ли не самым жарким за последнее время, Квинт слышал не только вторую, но и третью стражу. И когда зов труб разбудил его еще до восхода солнца, настроение у него не улучшилось.
– Похоже, Варрон наконец принял решение, – пробормотал он Урсу.
Его товарищ сел и принялся тереть глаза.
– Наверное. Да пребудут с нами боги.
Квинт прошептал одобрительные слова. Многие другие легионеры стали кивать головами, сжимая висящие на шеях амулеты.
– Сегодня я позабочусь о том, чтобы мой язык не стал толщиной с доску.
Урс пнул ногой два больших меха с водой, лежавших у его ног.
– Как и я.
Квинт решил поступить как Урс; к тому же Коракс приказал всей манипуле сделать так же. Если они не глупцы, то каждый солдат возьмет с собой в сражение запас воды. Нужно быть последним безумцем, чтобы погибнуть от жажды.
– Встать! А ну встать, несчастные черви! – К ним решительно направлялся Коракс в полной форме.
Его трость безжалостно опускалась на спины тех, кто продолжал лежать. Квинт тут же оказался на ногах; Урс последовал его примеру.
– Нас ждет очень важный день, парни! Помочитесь и облегчитесь, как только сможете. Даже если сейчас вам не хочется. Не удивлюсь, если потом вам такого шанса не представится. – Коракс зашагал дальше, улыбаясь в ответ на неуверенный смех солдат. – И мне очень не понравится, если у кого-то на сандалиях будут незатянутые ремни, так что проверьте их заранее. Надевайте доспехи! Постарайтесь, чтобы те сидели удобно, а пояс частично брал на себя их вес. Пройдитесь, чтобы понять, всё ли на месте. Пусть ваши товарищи осмотрят застежки – калиги, нагрудник, шлем, щит. Проверьте, легко ли выходит меч из ножен, нет ли заноз на древке копий. Если появится желание, принесите жертвы богам. Не забудьте проверять запасы воды. И только после этого возьмите кусок хлеба и сыра, если они у вас есть. Нам всем предстоит долгий день, и полезно немного перекусить, чтобы живот не прилипал к спине. Тогда вам хватит сил до самого вечера.
Коракс пошел дальше, повторяя одни и те же слова, в равной мере подбадривая и раздавая удары тростью.
Квинт с восхищением посмотрел ему вслед и только потом начал выполнять приказы. Некоторое время он был слишком занят, чтобы думать, что может произойти в этот день. Все напряженно готовились к предстоящему сражению. Сквозь щели в палатке он видел, как легионеры других манипул делают то же самое. Квинт пожалел, что не может взлететь, чтобы посмотреть на огромный лагерь сверху. Какой удивительный вид предстал бы его глазам: десятки тысяч легионеров выходят из палаток, собираются на самых широких улицах лагеря и на открытых площадках внутри частокола… Очеь скоро они выйдут из лагеря через четверо ворот, следуя за своими штандартами и трубачами, построятся в походную колонну и двинутся к месту сражения.
Когда гастаты заняли свое место в колонне, наступил рассвет. Над ними поднимались тучи пыли, покрывая легионеров тонким коричневым слоем. Люди кашляли и ругались. Жара постепенно усиливалась, и солнечные лучи понемногу поджаривали солдат, закованных в доспехи. Даже стоя на месте, Квинт отчаянно потел. Когда ближайший трибун отдал приказ выступать, он радостно вздохнул. Любое движение воздуха приносило облегчение.
– Благодарение богам, что мы ближе к началу строя. – Урс указал большим пальцем назад. – Мне жаль тех несчастных ублюдков, которым всю дорогу придется глотать нашу пыль.
– Кавалерия всегда имеет преимущество, – заметил Квинт, глядя на отряд проскакавших мимо всадников, рассчитывая увидеть Калатина. – Им достается гораздо меньше пыли, чем пехоте.
– Да и работа у них намного легче, – проворчал легионер, шагавший в соседнем ряду. – Красавчики, будь они прокляты…
Урс фыркнул.
– Они целыми днями сидят и обмахиваются веерами, пока мы сражаемся с гуггами.
Квинт успел вовремя прикусить язык, чтобы не начать защищать своих прежних товарищей. Однако его нынешние соратники во многом были правы. До сих пор кавалерия римлян сражалась с Ганнибалом не слишком успешно.
– Не думаю, что для них все будет так просто. – Он подумал об отце и Калатине и вознес молитвы Марсу, богу войны, чтобы тот защитил обоих. – И все же нам еще труднее.
Все у него внутри сжалось, и он добавил молитву обо всех остальных легионерах – кроме Мацерио. Будь он проклят! Светловолосый легионер находился в двух рядах сзади и на несколько шагов левее. И еще Квинт попросил богов, чтобы во время сражения Мацерио не оказался у него за спиной. В горячке боя никто не заметит, как легионер получил рану.
Умереть от предательского удара в спину гораздо хуже, чем погибнуть от жажды или клинка карфагенянина.
Квинт знал, что непредсказуемые волны сражения могут вынести его самого за спину Мацерио, а не наоборот. И, хотя он бы предпочел свести с ним счеты лицом к лицу, Рутил оставался неотомщенным слишком долго. Квинт решил, что, если у него появится шанс, он им воспользуется.
– Гадес, почему мы строимся таким узким фронтом? – пожаловался Квинт, стоявший в седьмом ряду вместе с Урсом, Севером и тремя товарищами по палатке. – Ширина в шесть человек для манипулы? Это не имеет никакого смысла. При таком построении никому из нас не придется участвовать в сражении.
Урс пожал широкими плечами.
– Так у нас будет больше шансов дожить до заката, – прошептал он.
Казалось, Коракс, находившийся в переднем ряду, обладает сверхъестественным слухом. Он повернул голову.
– Ну, кто там жалуется?
Квинт закрыл рот и стал смотреть прямо перед собой.
– Мы построились, как нам приказали, вы, жалкие отбросы, а не легионеры! Всем ясно?
– Да, командир! – ответили они.
Гримаса исчезла с лица Коракса.
– Я знаю, что стоять здесь и ждать возможности двинуться вперед неудобно. Я понимаю, что вам жарко, и пыль попадает в глаза и рот, и даже в задницу. Вы хотите поскорее с этим покончить. Но Варрон знает, что делает. Как и Павел, и Сервилий. А трибуны выполняют их приказы, понятно? Именно здесь мы будем сражаться, потому что сейчас наши фланги защищены.
Квинт посмотрел налево и сквозь клубы дыма увидел цепочку невысоких холмов и укрепленные стены Канн, где еще несколько дней назад стоял лагерь Ганнибала. Где-то у подножия холма вместе с союзной кавалерией находился Варрон. Справа текла река Ауфид, которую Квинт отсюда видеть не мог. Им пришлось перейти ее вброд перед тем, как они здесь построились. Там были его отец и Калатин под командованием Павла. Квинт молился, чтобы они сражались храбро и дожили до победы. Коракс снова заговорил, и юноша стал его слушать.
– Мы двинемся дальше только после того, как получим приказ от Сервилия, и ни мгновением раньше! – рявкнул центурион. – Далеко не все собравшиеся здесь солдаты прошли такую же хорошую подготовку, как вы. Четыре легиона только что присоединились к нам, там полно парней, которые еще ни разу не брились, не говоря уже о том, чтобы сражаться с гуггами. Им нужно время, чтобы построиться, как нужно, а их офицерам удобнее вести своих солдат узкой колонной. На тот случай, если это не осело в ваших тупых головах: сегодня очень важно держать строй! Мы должны нанести сукиным сынам мощный удар, чтобы они никогда от него не оправились. Наши двадцать четыре ряда об этом позаботятся, верно?
Все тут же громко поддержали своего центуриона.
Коракс удовлетворенно кивнул и отвернулся. Квинт облегченно вздохнул, хотя центурион и не показал, что узнал его голос.
– Что же, отсюда мы сможем метать копья, – прошептал он Урсу. – Возможно, нам даже не придется обнажать мечи, если удастся быстро прорвать строй карфагенян.
– Я бы на это не слишком рассчитывал, – мрачно заметил Урс. – Когда колеса сражения начинают поворачиваться, их очень сложно остановить. Они вполне могут смять достаточное количество легионеров, чтобы сегодня нам пришлось обагрить наши мечи кровью.
Намек получился жутковатым, и энтузиазм Квинта заметно уменьшился. Однако он находился именно там, где хотел. Юноша мечтал стать пехотинцем и мог смело утверждать, что его мечта осуществилась. Это было очень далеко от того, что он представлял себе, будучи кавалеристом, и он научился многим вещам, о которых прежде даже не подозревал. К тому же гастаты воевали не так, как велиты. Да и возможности развернуть лошадь и умчаться от врага, если возникнет такая необходимость, у него не будет. Как и не станет он бежать вперед вместе с другими велитами, обмениваться бросками дротиков с врагом, а потом отступать за ряды тяжелой пехоты. Ему предстоит маршировать бок о бок со своими товарищами прямо на пехоту Ганнибала. И все это произойдет сегодня утром. В сотнях шагов впереди строилась вражеская армия. Квинт слышал, как ревут галльские трубы.
Парр-парр-парр. З-з-зерп. Парр-парр-парр. З-з-зерп. Бууууу.
Ему совсем не нравилось слушать их рев. Как и во время битвы при Тразименском озере, они обещали кровь, кровь, яростные схватки, море крови. И в отличие от вчерашнего дня они не смогут вернуться и оказаться в безопасности, в своем лагере. В этом замкнутом пространстве между холмами и рекой начнется грандиозное сражение. И не вызывало сомнений, что победит тот, чья пехота окажется самой стойкой. Битва будет жестокой до самого конца. С обеих сторон неизбежны огромные потери. Врата в подземный мир уже широко и нетерпеливо распахнуты.
Квинт с трудом сглотнул, стараясь подавить желание помочиться. Он спрашивал себя, как его мочевой пузырь смог наполниться так быстро? Казалось, он до последней капли избавился от скопившейся там жидкости. Через мгновение юноша удовлетворенно вздохнул, когда стоявший рядом Урс поставил щит на бедро, а другой рукой стал возиться с завязками. Квинт быстро последовал его примеру. И тут же стали мочиться другие солдаты.
– Только не мне на ноги, – запротестовали те, что стояли впереди.
По манипуле прокатился нервный смех облегчения. «Очевидно, не только я испытываю страх», – подумал Квинт, и эта мысль его приободрила. Мацерио тоже не выглядел счастливым, что порадовало Квинта.
Парр-парр-парр. З-з-зерп. Парр-парр-парр. З-з-зерп. Бууууу.
Даже на таком расстоянии безумные завывания галльских труб могли соперничать с римскими горнами и приказами офицеров.
– Проклятые дикари! Это брачный призыв галлов! Парни, никто из вас не видел поблизости женщин, уродливых, как собаки? – Коракс понял, что происходит. Он переместился вдоль рядов так, чтобы лучше видеть своих людей, и приложил руки к губам. – У большинства галльских женщин борода почище, чем у Геркулеса. Я знаю, сам видел! У них огромные задницы, как у отелившейся коровы. Если вы увидите этих сук, не подпускайте их ближе, чем на длину копья, или получите сифилис, который собьет вас с ног на месяц.
Настроение у легионеров улучшилось. Они подмигивали друг другу и смеялись.
– Предстоящая битва всегда вызывает у мужчин желание помочиться. Со мной такое случалось не раз, – громко сказал Коракс. – Некоторым из вас захочется избавиться от дерьма. Не ждите специального приглашения. Я советую сделать это, пока еще есть возможность. И, если вас тошнит, нет ничего зазорного в том, чтобы немного поблевать. Лучше сейчас, а не во время схватки – иначе вас ждет верная смерть.
Тишина. Несколько солдат смущенно переглянулись. Раздался сдавленный смех.
– Проклятье, я не шучу, парни! – рявкнул Коракс. – Если ваше тело хочет от чего-то избавиться, сделайте это без промедления! Иначе вам придется пожалеть.
Квинт почувствовал огромное облегчение – он побывал в отхожем месте еще утром. Юноша посмотрел на Урса, и тот ухмыльнулся.
– Не беспокойся, я избавился от дерьма еще в лагере.
Однако один из их соседей по палатке не был столь удачлив. На него обрушился шквал грубых шуток и жалоб из-за запаха, когда тот с покрасневшим лицом присел на корточки и облегчился. Некоторые солдаты последовали его примеру и тоже стали предметом насмешек и оскорблений. Некоторые отошли в сторону, и их стошнило.
Коракс ждал, положив руки на бедра, когда все солдаты займут свои места в строю.
– Готовы?
– Да, командир, – ответили ему несколько сдавленных голосов.
– Хорошо. Вы почувствуете себя лучше, избавившись от лишнего веса.
По рядам прокатился смех.
– Попейте немного. Всего несколько глотков. Остальное оставьте про запас.
Все солдаты начали пить из своих фляжек. Квинту очень хотелось напиться досыта, но он последовал совету центуриона. Юноша все еще нервничал, и ему совсем не хотелось, чтобы его стошнило.
– И как запах, парни? – спросил Коракс.
– Отвратительный, командир! – закричал кто-то.
Коракс ухмыльнулся.
– Именно такой ответ я и хотел услышать. Вонь не позволит вам уснуть, пока мы будем ждать. Вы можете намазать концы своих копий дерьмом? После ударов, нанесенных таким оружием, раны будут долго гноиться. Представьте, как ваши копья и дротики вонзаются в плоть вонючих галлов!
Легионерам его идея понравилась. Ряды немного смешались, когда многие наклонились, чтобы претворить в жизнь идею центуриона.
– Скоро мы получим приказ выступать, – крикнул Коракс, показав направо и налево. – Велиты уже готовы. Кавалерия и большая часть передовых отрядов пехоты заняли исходные позиции. Принципы и триарии следуют сразу за нами. Велиты начнут сражение, но очень скоро настанут наши мгновения славы! У нас будет шанс восстановить равновесие после того, что произошло у Требии и Тразименского озера. Я хочу, чтобы земля пропиталась кровью галлов! Кровью гуггов! Кровью всех сукиных сынов, следующих за Ганнибалом!
Легионеры громко поддержали Коракса. Они все еще нервничали, но сейчас были полны решимости сражаться. Никто больше не обращал внимания на трубы галлов. «Грубые шутки Коракса подняли боевой дух солдат», – восхищенно подумал Квинт. Центурион позволил солдатам испытывать страх, не впадая в панику. Все было проделано мастерски.
– Вы готовы дать отбросам Ганнибала трепку, которую они запомнят навсегда? – спросил Коракс.
Квинт облизнул губы, сжал древко копья и кивнул Урсу.
– ДА, КОМАНДИР! – заорали оба.
Как и все остальные легионеры манипулы.
Ганнон снова почесал шею, ему было жарко, и он с трудом сдерживал раздражение. Юноша не видел легкую пехоту – балеарских пращников, метателей дротиков из Ливии и иберийских цетратов, – но воздух наполняли их пронзительные крики. Однако их частично заглушал грохот тысяч летящих камней и непрестанный вой галльских труб.
Парр-парр-парр. Зззеррп. Парр-парр-парр. Зззеррп. Бууууууу.
Ганнон ненавидел эти звуки, от них начинала болеть голова, и на лице у него застыла мрачная гримаса. Если вой галльских труб так неприятен союзникам, то какое жуткое действие он должен оказывать на римлян, многие из которых помнят его по сражению у Требии и Тразименского озера!.. Пусть жалкие псы трепещут! Мы идем к ним. Ганнон хотел, чтобы сражение поскорее началось. Стоять на жаре, с пульсирующей в висках болью, было настоящей пыткой. «Нет, это не пытка, – подумал он, прикоснувшись к шраму на шее. – Просто ужасно жарко, и у меня сильно болит голова». Ганнон постарался подавить нетерпение. Пехота и кавалерия еще некоторое время не войдут в соприкосновение, а он и остальные фаланги вступят в сражение значительно позже.
Ливийцев разделили между флангами. Отряд Ганнона выстроился в узкую колонну, левее галлов и иберийцев. Эта часть фаланг насчитывала около пяти тысяч солдат, такой же отряд расположился на противоположном фланге. Римляне их не видели, из чего следовало, что от Ганнона и его людей пространство между армиями закрыто, и это делало ожидание невыносимым. Мы должны стоять на месте. Ганнибал отдаст приказ, когда наступит подходящее время, сказал себе Ганнон. И мы будем его выполнять. Все зависит от нас. У него снова зачесалось тело, и он подергал доспехи – совершенно безрезультатно: как только он отпустил нагрудник, тот занял прежнее место.
– Что-то не так, командир? – спросил Мутт.
– Ничего серьезного. Просто мне натирает грудь верхний край доспехов. Нужно было почистить его вчера песком.
– К концу дня у тебя все будет зудеть, командир, – мрачно заметил Мутт.
– Я и сам знаю, – проворчал Ганнон.