Обитель Порока Мисюряев Иван

Глава 1

А после прилетишь домой

И сам отыщешь свой покой…

Человек по своей натуре животное, слабое существо, часто поддающееся позывам бездуховного тела. Зачастую та небольшая частичка, что отделяет нас от животных, частичка, которая призвана стоять на страже, уничтожается прихотями тела или искривленного разума. Легкий способ доставить секундное расслабление, будь это алкоголь или другой стимулятор плоти, становится привычкой, и организм к нему прибегает ничуть не реже, чем ежесекундное моргание и набор воздуха в легкие. Только тот, кто способен бороться с соблазнами и утехами для грешного тела, может называться человеком. Титул, нужно заметить, не самый приятный, но что поделать, если материя из всех миллионов возможностей воплотиться во что-то думающее и созидающее выбрала именно такую форму существования. Мышление, без которого невозможно осознание существования, часто хитрит и вместо того, чтобы пользоваться самой главной прерогативой нашего вида – создание чего-то нового с помощью самой мысли – выполняет мелкие поручения телесных потребностей: еда, тепло, безопасность. Все это будет всегда важнее написания стихов или картин. Наш вид, поработив планету, ежедневно спешит на работу или учебу, даже не замечая разницы между жизнью и выживанием. Быт укрывает пеленой достатка наступление старости перед мозгом, поколение за поколением и так по замкнутому кругу.

Генри перестал замечать запах собственной усталости, смешенной с переизбытком алкоголя в крови. Головная боль сопроводила пятидесятилетнего разнорабочего до бутылки, стоявшей на единственном предмете мебели в обшарпанном сарае. Именно эта разъедающая мозг и душу жидкость двигала тело Генри, давно утратившего духовную составляющую своего существа. В минуты прозрения от алкогольного дурмана непутевый отец пытался понять, как он мог скатиться до такой жизни. Тесный барак приютил еще десятерых человек. В основном это были приезжие с других стран, не нашедшие счастья у себя на родине. К сожалению, в бутылке оставалось всего пару глотков, этого было не достаточно, чтобы угомонить душевную боль Генри.

Стэфан вновь почувствовал струю холодного ветра, бьющего его прямо в лицо. Короткий сон мог укрыть его от этого жесткого мира всего на пару часов. Молодой человек семнадцати лет крепко зажмурил глаза, его худощавое тело, сжимаясь, пыталось вовсе исчезнуть из этого барака, но в эти моменты отец Стэфана всегда замечал своего единственного сына, и в этот раз участь молодого человека была предрешена: помогать Генри на стройке заработать на кусок хлеба и бутылку сомнительного алкоголя.

Отец и сын практически не общались. Стэфан не видел другой жизни и с самого детства был обречен на нищету и постоянный голод. Алюминиевая чашка с крепкой заваркой согрела замерзшее тело Стэфана. Отыскав свое старое пальто, служившее этой холодной ночью соседу Стэфана одеялом, молодой парень сдернул свою собственность с сонного мексиканца и отправился на родную и в то же время ненавистную ему стройку.

Холодная пелена, укрывавшая на ночь маленькие лужицы, трескалась под тяжелыми сапогами Генри. Мужчина был полностью погружен в себя, но и в пустоте своих мыслей он искал ответ только на один вопрос, где поскорее достать выпивку. Стэфан мог нагнать отца за два быстрых шага, но он этого явно не хотел, в такие минуты холодного оцепенения молодой человек думал о возвращении в барак и целебном сне. И когда эта желанная мысль, переполняя его, заставляла ноги останавливаться, Стэфан, сжимая кулак, заставлял себя идти дальше, только так он мог прокормить себя.

Очередной мешок с цементом был доставлен на пятый этаж тонким и сухим телом Стэфана, его мраморная кожа побагровела на щеках, а пот, выступивший на лбу, выдавал четырехчасовую усталость, скопившуюся в душе молодого разнорабочего. Работы было еще много, и Генри должен был помогать своему сыну, но вместо этого он отыскал соратников по алкоголизму и отправился запивать тяжелую жизнь дешевым подобием вина. К обеду, когда ватные руки Стэфана дрожали от тяжести веса, уже перенесенного им, светлая и неожиданная мысль посетила юношу и принесла радость в потухшую и истерзанную душу: «Она должна была вернуться именно сегодня!» Радость от предвкушения встречи сменилась секундным укором: как мог забыть он о возвращении Бланш после продолжительного лечения от туберкулеза. Она была единственным человеком, который заботился о Стэфане с самого детства. После смерти матери от воспаления легких именно Бланш стала для маленького мальчика источником тепла и заботы. Генри ненавидел за это старую француженку и запрещал общаться Стэфану с ней. Пересчитав перенесенные мешки, Стэфан уверенным шагом направился домой. Спускаясь с пятого этажа, он наткнулся на прораба Дейва. Дейв окликнул отряхивавшегося от цементной пыли юношу:

– Ты куда это собрался? Там еще ровно половина мешков.

– Вот и именно, свою половину работы я выполнил, это часть за Генри.

– Мне наплевать, чьи это мешки и как вы там договаривались с ним. Уговор был простой, вас двое, сорок мешков на пятый этаж, по тридцать баксов каждому за всю работу.

– Я свое отработал и иду домой.

– Ладно. Я больше не хочу иметь с вами никаких дел. Вот твои деньги. Проваливай.

Стэфан пересчитал тридцать долларов и продолжил спускаться вниз. С каждым последующим шагом он все отчетливее представлял себе свирепость отца, когда тот узнает про их увольнение и отказ Стэфана перенести мешки Генри. Но это все было неважно, сейчас после работы молодой человек не обращал внимания на презрительные взгляды молодых девушек, идущих ему навстречу, хотя в обычный день эти взгляды его сильно задевали. Улавливая явное пренебрежение, Стэфан сильно хмурился и начинал ненавидеть весь мир за свою нищету. Грязный рабочий вид юноши совершенно не отображал внутренней красоты и желания жить.

Бланш встретила его на улице как обычно с сигаретой в руках. Стэфан увидел свою фактическую мать впервые за два года, она сильно сдала и похудела, и, несмотря на нетерпеливое ожидание этой минуты, встреча получилась довольно будничной. Подойдя к миниатюрной старушке, Стэфан быстрым движением руки выхватил сигарету из рук Бланш.

– Этим ты себе не помогаешь.

– Ты, наверное, забыл за эти долгие два года, что я забочусь о тебе, а не наоборот.

– Пообещай, что теперь ты будешь со мной всегда, – произнес Стэфан и наконец крепко обнял старушку.

Бланш ничего не ответила и лишь вновь попыталась достать сигарету. Стэфан помог Бланш подняться по гнилым ступенькам в барак и, усадив ее за стол, достал скудную пищу, которую удалось раздобыть ему за свое скромное жалование. Загоревшиеся глаза старушки говорили лучше слов, видимо, уже очень давно она не ела свежего хлеба с ветчиной.

После шести часов вечера Стэфан прислушивался к каждому скрипу, ожидая расправы от вернувшегося в ярости Генри, но его отец так и не появился и заночевал где-то у собутыльников.

Бланш тяжело кашляла всю ночь, не давая уснуть уставшим жителям сарая, Стэфан тоже не спал.

Он боялся потерять ее, а, когда она все-таки уснула, юноша подошел к ее сырому матрацу и проверил пульс. Убедившись, что она дышит, Стэфан заметил смятый листочек, лежавший около кружки пожилой дамы. Этот листок был единственной надеждой Бланш. Рецепт врача на дорогостоящие таблетки был своего рода приговором для пожилой нищей женщины. Юноша еще долго всматривался в стоимость и представлял, сколько мешков ему нужно перетаскать, чтобы купить хотя бы одну упаковку препарата. От осознания безысходности Стэфан невольно попятился назад, удаляясь от спящей в полумраке Бланш. Такая кончина дорогого Стэфану человека казалась сейчас логичной, а его судьба раскрылась перед ним во всей красе: после смерти Бланш, а потом и Генри Стэфан примет эстафету мученика и, спиваясь, будет винить весь мир за несправедливость его положения.

Стэфан тихо прошептал: «Нет, только не так, я так не хочу». Мозг принялся искать способы выхода, но выхода не было, и в самую обреченную минуту гнилая доска, скрипнувшая под ногами, обнаружила тайник в полу и в памяти Стэфана.

Когда-то давно, будучи маленьким мальчиком, Стэфан играл на полу двумя алюминиевыми вилками, а когда гонка двух воображаемых автомобилей дошла до странной доски в полу с небольшой леской, торчащей сверху, мальчик из любопытства потянул ее, и к его удивлению доска поднялась, открыв спрятанное в тайнике сокровище. Генри как раз вернулся с работы и, увидев, как главный секрет в его жизни был раскрыт, кинулся к сыну с криком: «Не трогай!». Еще долго после этого Генри вбивал в сына понимание, что чужое трогать нельзя. Стэфан не видел, что хранилось в свертке его отца, так бережно укрытого носовым платком. Изредка, пока все спали, Генри словно тень пробирался к своему тайнику и что-то туда подкладывал.

Образовавшейся надлом в жизни Стэфана, лишивший его повседневного гнета отца, придавал ему уверенности. Что было терять молодому парню, у которого и так нечего было отнять? Стэфан открыл тайник отца и обнаружил там две тысячи долларов. Юноша никогда не видел столько денег и, наверное, в другой ситуации не смог бы распорядиться ими сразу. Сейчас же он взял рецепт и направился в ближайшую аптеку, этих денег не хватало, но часть таблеток ему все-таки удалось купить.

Ночью этот аптечный пункт, освещенный ярко-зелеными огнями вывески, превращался в своего рода крепость, осажденную нежитью. То был сброд, состоящий из потерянных для общества врачей, учителей и полицейских. Все эти люди перестали жить после первого употребления запрещенных таблеток и сейчас занимались лишь добычей средств на еще один раз, умертвляющий их давно бездуховную плоть.

Аптекарь, который время от времени поставлял нелегальные препараты этим потерянным людям, бережно упаковал таблетки для Стэфана в фирменный бумажный пакетик. Стэфан покинул аптеку, и ему стало как-то не по себе. Темные улицы угрожающе тихо поглощали зеленое свечение вывески, а силуэты, передвигавшиеся где-то рядом с молодым парнем, заставили его спрятать пакетик за пазуху. Стэфан погрузился в темноту улицы, освещенную разбитыми фонарями. Он услышал быстрый бег, приближавшийся к нему со спины. Еще до того, как Стэфана уложили на мокрый асфальт мощным толчком два полицейских, худощавый паренек будто бы знал свою учесть и не пытался побежать или даже обернуться и взглянуть на своих преследователей.

Офицер Джонс, застегнув браслеты на запястьях Стэфана, повернул его лицом к свету, а после спросил своего напарника:

– Ты видел его раньше здесь?

Барри посветил фонариком прямо в лицо задержанного юноши.

– Нет, не видел его здесь прежде.

Офицер Джонс обыскал юношу и достал сверток с таблетками.

– Где рецепт врача?

– В правом кармане.

Джонс достал листок подписанный доктором Бланш. Подойдя к Барри и показав его ему, он что-то шепотом сказал напарнику и направился в патрульную машину. Барри, сняв наручники, помог подняться Стэфану.

– Понимаешь, мы тут ловим всяких отбросов. Дело очень личное и не совсем законное, так что я могу пристрелить тебя, и мне ничего за это не будет. По документам я и напарник в отпуске. Думаю, ты уловил намек? Таблетки твои мы конфискуем, и больше здесь не появляйся.

Стэфану стало очень гадко от произошедшего, он всегда вел правильный образ жизни и никогда не сталкивался с блюстителями закона, хотя всегда уважал их и надеялся на защиту. Поэтому, когда полицейский произвол отнял у него последнюю надежду для Бланш, Стэфан позволил себе сказать:

– Какие же вы полицейские? Если отбираете у меня таблетки и тем самым обрекаете человека на гибель?

Барри, молча, направился к автомобилю. Стэфан, отряхнувшись, побрел домой, теперь уже смиренно ожидая расправы за разграбленную сокровищницу Генри, а желание спасти Бланш сменилось просьбой в небеса успеть проститься с ней.

Все многочисленные соседи Стэфана по бараку были сейчас на работе, а его отец так и не объявился. Бланш постоянно кашляла, а в перерывах между приступами кашля шептала что-то по-французски. Стэфан, склонившись к любимой Бланш, нежно поцеловал ее в лоб. Старушка открыла глаза и увидела своего мальчика.

– Сядь, пожалуйста, рядышком, мой милый. – Стэфан аккуратно присел на край матраца. – Я доживаю последние минуты на этой планете, и мне не страшно за себя, мое сердце больше волнуется о тебе. Главная задача родителей – это поставить своих детей на ноги, и пусть я прожила всю жизнь в таких скотских условиях, я выполнила ее. Мой сын Калип живет далеко от этого барака, один Бог знает, сколько я положила сил и здоровья, чтобы вытащить его из этого болота. А твой отец ни разу в жизни даже не подумал о твоем будущем, а, проживая так свои лучшие дни сейчас, ты лишаешь себя шанса на другую жизнь. Мой сын должен мне, и теперь пришло время ему позаботится обо мне. Но с тех пор, как он вырвался отсюда, Калип ни разу не написал мне. Я осталась в его памяти отголоском нищеты, в которой я его родила. Под моей подушкой лежит его номер телефона. Он оплатил мое лечение, но так и не осмелился взглянуть в мои глаза при жизни. Так что после моего последнего вздоха возьми этот номер и позвони Калипу. Передай ему, что я больше не являюсь тяжелым камнем на его забытой совести. И если он хочет быть в ладах с собой и успокоить свою душу, пусть приедет и простится со мной, а завещаю я ему забрать тебя отсюда, и, если он выполнит мое последнее желание, я прощу ему годы забвения и отсутствия в моей тяжелой жизни.

Бланш хотела сказать еще что-то, но приступ кашля, будто заждавшийся своей очереди управлять телом Бланш, вновь взял вверх и принялся трясти ее, выплескивая последние капли жизни. Стэфан, сидевший рядом, крепко сжимал ее руку. Уставшие рабочие постепенно заполнили собой барак. Быстро что-то перекусив, все они скрылись в мешках для картошки и уснули в них.

Только через три часа монотонной агонии и кашля Бланш в последний раз взяла управление своим телом.

– Пообещай мне, что позвонишь и передашь последнюю волю усопшей, – собрав последние силы, произнесла старуха.

– Можешь не сомневаться, я позвоню, не трать свои силы на этот разговор, они тебе еще понадобятся.

Подобие улыбки проскользнуло по лицу Бланш, она отчетливо ощущала последние минуты жизни.

– В твоей жизни будет много всего, но запомни: главное – это твоя душа. Она, родившись в этом аду, проросла в красивую человеческую единицу. Не теряй ее и не распыляй понапрасну свою жизнь.

Стэфана слишком долго искал ответ, а когда он, наконец, был готов, в бараке на одного живого человека стало меньше. Стэфан готовился к этому моменту, но, как только Бланш перестала дышать, горечь захватила молодое неподготовленное к такой потере сердце, руки задрожали, а глаза наполнились тяжелой жидкостью. Юношеская озлобленность на такой огромный и несправедливый мир была готова обрушиться на любого, кто сейчас осмелился бы вклиниться между ним и уже покойной Бланш. Скрипучие ступеньки и нескончаемая брань оповестили о возвращении Генри домой. Вся когорта мексиканцев, ворча от шума, исходившего поначалу от Бланш, потом от носа Стэфана, а сейчас от пьяного Генри, бормотала что-то в полголоса, но все они побаивались буйного пропойцу. Поэтому недовольное бормотание не покинуло их спальных мешков из-под картошки.

Генри с порога швырнул свои сапоги куда-то вглубь барака. Осмотревшись, он заметил заплаканного сына и мертвую старушку. Лампочка накаливания, привешенная на длинную веревку, будто в каком-то аттракционе раскачивалась маятником по комнате, освещая две части барака по очереди, и не давала пьяному мозгу Генри осознать происходящее в его доме. Генри, подойдя к кровати, не сразу понял, что произошло, а, когда радостное осознание кончины ненавистной ему Бланш коснулось его пропитого сердца, несчастный строитель, пивший уже несколько лет к ряду, осмелился произнести вслух:

– Не успела вернуться, как копыта отбросила, такая встреча мне по душе.

Лампочка вновь маятником устремилась в дальний угол расстроенных ее свечением в столь поздний час приезжих рабочих, а, когда тусклому свечению настало время вернуться к Генри и его сыну, у кровати мертвой старушки на полу лежал только Генри, с большим кровоподтеком под глазом.

Впервые в жизни Стэфан ушел из дома без мысли вернуться в него. Холодная ночь угрожала бездомным людям каждую минуту. Рука молодого парня все еще сильно ныла от удара прямо в глаз Генри. Стэфан был полон решимости исполнить последнюю волю Бланш и надеялся на эту возможность как на единственную для него после случившегося.

Глава 2

Первый снег огромными хлопьями повалил на землю, прерывистые порции холодной влаги смягчили ледяной воздух, истосковавшийся по снежному покрывалу. Захватывая в заложники немногочисленных прохожих, снежные перья, садясь на одежду, тут же таяли. Стэфан сам не заметил, как глаза, тяжело сомкнувшись, попытались найти спасение от холода во сне. За свои семнадцать лет молодой парень ни разу не был в центре города или хотя бы в парке аттракционов, он не знал вкуса сахарной ваты или большого ванильного мороженного. Оказавшись на улице и получив свободу от гнета Генри, он стал как никогда зависим от него. Испугавшись улицы и не имея средств, к утру он добрел обратно к бараку и, сев напротив него на ледяную лавочку, случайно уснул.

Огромный грузовик, рассекая пространство, гулким сигналом спас Стэфана от смертельного оцепенения. Левая нога перестала слушаться своего молодого хозяина, а руки, превратившись в два деревянных отростка, теряли свою чувствительность на пальцах. Стелио вышел последним из барака. Закрыв его на засов и старый замок, он положил ключ в небольшое углубление, о котором знали все жители этого обветшалого здания. Подождав еще пять минут, Стэфан подошел к двери. Его дыхание было не способно согреть пальцы, принявшие пугающий бледно-зеленоватый цвет смерти. О чем мог думать сейчас полумертвый молодой мальчик, пытаясь открыть дверь? В его уставшую голову приходили мысли о тепле и горячем чае, в этом оцепенении он не вспоминал о мертвой Бланш и ее последней просьбе, хотя именно эта просьба и придавала ему сил этой холодной ночью.

Деревянные руки Стэфана все-таки смогли подцепить ключи и открыть дверь, захлопнув которую, молодой парень машинально отыскал алюминиевую кружку и насыпал туда крепкой заварки. Замерший юноша сидел на полу, вцепившись в огненную кружку. Неприятное покалывание возвращало в обмершие конечности кровь. Теперь тело Стэфана позволило ему подумать о чем-то еще, кроме желания согреться. Осмотревшись, он не обнаружил тела Бланш. Встревоженный, он подошел к единственной койке, на которой еще вчера лежала Бланш, но ни мертвой старушки, ни ее матраца здесь больше не было. Стэфан сразу понял, что Генри избавился от тела, но куда он мог его деть? Не выбросить же на помойку.

Дверь барака вновь открылась, в темное затхлое помещение проник блеклый солнечный свет и приятный аромат свежих апельсинов, смешанных с горечью благородного табака. Эти духи были здесь такими же инородными как воздух на марсе. Мужчина, вошедший в комнату вслед за ароматом, всматривался в полумрак барака. Заметив Стэфана, он обратился к нему:

– Добрый день, я ищу свою матушку, пожилую женщину по имени Бланш, она покинула клинику и, скорее всего, вернулась в этот сарай.

Стэфан понимал, что перед ним стоит ее сын Калип. Он не мог объяснить ему, куда подевалось ее тело, но ему пришлось отвечать:

– Ваша мать умерла вчера вечером.

Эти слова никак не повлияли на ворожение лица богатого джентльмена. С невозмутимым видом он достал белый листочек и, поднеся очки к глазам, прочитал:

– Стэфан, мне нужен мальчик по имени Стэфан, вы не знаете где он сейчас?

– Перед вами.

Калип с явным удивлением посмотрел на грустного паренька, и по его взгляду было понятно, что он ожидал увидеть мальчика лет десяти.

– В любом случае, последней волей моей матушки было забрать вас отсюда. Если вы готовы, то я прошу вас собрать вещи, если они у вас имеются, и сейчас же отправиться со мной во Францию, если, кончено же, вы не против проживания в моем доме?

Как обычно бывает с людьми, которые узнали о том, что они резко разбогатели или получили то, о чем и мечтать перестали, уставший парень спокойным голосом ответил:

– Мне нечего отсюда забирать.

– Чудно, тогда нам пора, самолет долго ждать не будет.

Вставая с голой койки и направляясь к входной двери, Стэфан поинтересовался:

– Откуда вы узнали об этой просьбе Бланш? И вообще вам не интересно, где ее тело?

– Она прислала мне письмо два дня назад, а, что касается ее тела, это не так важно. Главное, что ее душа, наконец, покинула этот ад на земле.

Входной проем ввалилось пьяное тело Генри, перегадив выход Калипу и Стэфану.

Пьяный папаша сразу понял, что Бланш перед смертью написала Калипу. Она очень часто грозила этим Генри, разжигая в нем злобу и ненависть к себе. И сейчас, когда он, наконец, избавился от ее тела, вызвав скорую и полицию. Старушку отвезли в городской морг, а она и с того света крадет его сына. Генри пьяным разумом хотел много чего сказать, но его алкогольная зависимость нашла самые циничные слова:

– Так значит, хочешь забрать моего мальчика?

– Да, такова была просьба моей покойной матушки, вы против? Вы его родственник, она писала он сирота.

– Да, да, сирота. Он задолжал две тысячи долларов за проживание здесь, оплатите их, и вы свободны.

Калип достал две тысячи долларов и, вручив их Генри, в спешке вывел Стэфана из дома. Подойдя к дорогому черному лимузину, Калип спросил бедного мальчика:

– Кто был этот мужчина?

– Жестокий алкаш, мучавший меня всю мою жизнь.

Мягкие сиденья и плавный ход лимузина быстро убаюкали не спавшего всю ночь Стэфана, его билет на свободу увозил его из лап нищеты и пьянства, а новая жизнь, как бы она ни сложилась, была лучше его прошлых мучений.

Аэропорт, частный самолет и Калип, больше похожий на живой органайзер. Все это придавало путешествию Стэфана сказочности, его первый фастфуд, первый вкусный коктейль. Только когда до посадки оставалось десять минут, Стэфан впервые посмотрел в люк, высота и простор, раскрывшийся перед его взглядом, завораживали ничуть не хуже, чем свежая выпечка, которой изголодавшийся мальчик окончательно забил себе желудок. Он искренне не понимал, почему Калип не радуется всем этим плодам цивилизации, доступным только богатым людям. Его новый отчим всю дорогу до Франции не вылезал из своего ноутбука. Стэфан множество раз хотел сказать ему спасибо за спасение, но боялся отвлечь Калипа от чего-то важного в своих документах. Даже после того, как самолет приземлился, хозяин самолета не заметил этого, только пилот, вышедший проститься с Калипом, привел его в чувства. Калип резко встал и, взяв Стэфана за руку, вышел наружу, где их ожидал очередной лимузин. Шофер уже открыл дверь перед уважаемым в этих краях Калипом, управляющим несколькими большими фирмами своей жены. Калип, резко остановившись, осмотрел Стэфана, будто прежде его и не видел.

– Сколько в тебе роста?

– Не знаю, никогда не задумывался, а это важно?

– Мне кажется где-то 188, а сколько в тебе килограмм?

– Ну, так сложно сказать, может где-то шестьдесят.

– Да, думаю не больше, садись в машину.

Калип позвонил своей помощнице, которая встретила их у магазина одной из самых престижных марок одежды не только во Франции, но и во всем мире. Калип попросил подобрать Стэфану новый гардероб, оставшись при этом в лимузине. Мальчик чувствовал себя неловко и не желал мерить многочисленные джинсы и рубашки тем более в присутствие незнакомой женщины, нахваливающей каждую вещь, что попадалась им на глаза. Набрав десяток пар джинс и белых сорочек, помощница Калипа с легкостью расплатилась за все кредиткой. Стэфан видел сумму, которую они потратили на, как ему казалось, обычные джинсы и рубашки. Этой суммы вполне хватило бы на все лекарства для Бланш. Эта мысль поразила молодого парня, ему сразу стало гадко на душе, а сам в себе он увидел жалкого лицемера. Калип, ожидая Стэфана в автомобиле, все время ерзал и смотрел на часы. Ему постоянно не хватало времени. Как только Стэфан сел рядом с новым отчимом, он тут же сказал:

– Послушайте, мне не нужно таких дорогих вещей. Я буду благодарен вам и за меньшее, тем более этих денег могло бы хватить, чтобы…

Стэфан не смог договорить. Вспомнив Бланш, его голос наполнился слезами, он не был ее плотью, но любил ее всем сердцем. Калип понял это и, видя искренность молодого парня, коснулся его плеча.

– Она очень хотела, чтобы ты вырвался из того барака, и я сделаю все, чтобы ты увидел другую жизнь. Я тоже вырос в том гадюшнике и до сих пор вспоминаю то время с содроганием. Моя матушка сама выбрала для себя такую жизнь, я сотни раз предлагал ей переехать к нам, но она упрямилась и не хотела покидать Штаты. Ладно, скоро ты увидишь свой новый дом, и хандра исчезнет.

Стэфан сидел, молча, и смотрел в окно. Наблюдая незнакомый ему континент, он не поверил Калипу, но продолжать этот разговор больше не хотел. Его очень удивили узкие серпантинные дороги, огибающие побережье, подъемы и спуски к самому морю, а потом вновь – на верхушку. Калип впервые проявил человеческие эмоции, задремав над ноутбуком, но уже через минуту лимузин остановился около огромного особняка, украшавшего собой местные просторы уже не одну сотню лет. Вся многочисленная прислуга, получающая жалование за имитацию старинного достатка семьи Калипа, высыпала на улицу. Заспанный господин, поздоровавшись со всеми, подошел к управляющей этого особняка, пожилой Фазиль. Указав на мальчика, он распорядился выделить ему большую хорошую комнату и обращаться с ним как с его сыном. Сам мальчик стоял сзади и чувствовал себя некомфортно. Когда вся прислуга разошлась по своим местам, Калип, наконец, обратил свое внимание на Стэфана.

– Послушай, я знаю, как все эти перемены для тебя необычны и новы, но здесь ты можешь чувствовать себя как дома. Я вернусь через полгода и мы, наконец, познакомимся. Я вижу, что ты добропорядочный и добрый, а это самое главное в человеке. По всем вопросам можешь обращаться к Фазиль, пусть тебя не пугает ее вид, по правде она очень милая женщина. Моей жены тоже нет в стране, так что здесь всем заправляет ее отец Ганц. Его тоже не бойся. Если он начет ворчать, это потом пройдет.

Стэфана что-то кольнуло в бок. Скорее всего, это было чувство чего-то брошенного в инородном месте. Этот странный мужчина считал каждую секунду и при этом не замечал многого по-настоящему важного. Он был для высокого ссутулившегося парнишки самым родным человеком на этом континенте. Странное дело: тот, кто еще пять минут назад казался чужим и непонятным, сейчас так волновал Стэфана. Но все эти переживания так и остались в молодом парне. Черный лимузин Калипа увез своего хозяина в аэропорт, а оттуда в Цюрих. Фазиль, молча, показала новую комнату Стэфана. Эти хоромы могли вместить всех жителей прошлой жизни юноши, и сейчас эта комната корила бедного мальчика, задавая ему немой вопрос: достоин ли он того, чтобы быть здесь? Хотя он был не виновен в смерти Бланш, он помнил о том, что только ее кончина позволила ему попасть сюда.

Огромный потолок, украшенный старинной лепниной, бирюзовые обои с гербом прошлых знатных хозяев, гигантская пуховая кровать с четырьмя высокими колоннами по бокам, на которых держалась шелковая красная занавеска. Все это довлело над мальчиком. Какое-то время он стоял напротив зеркала, будто бы часовой, боясь лишний раз пошевелиться, ему казалось, что сейчас та пожилая дама вернется и, заметив ошибку, уведет его в настоящую комнату, не похожую на музей.

Никто так и не потревожил старинную дверь второй раз за день. Стэфан, свернувшись калачиком, спал возле двери, а, когда свело руку, и кровь покинула ее, проголодавшийся юноша, встав с пола, еще раз посмотрел на кровать, но так и не решился тревожить покой старинной перины.

Дверь, неохотно поддавшись Стэфану, приоткрылась и выпустила мальчика из плена вычурной старины. Коридор, такой же помпезный, как и все покои на верхнем этаже этого особняка, заканчивался деревянной лестницей, от которой захватывало дух. Стэфан не отказал себе в удовольствии коснуться столетнего дуба, обработанного первоклассным лаковым покрытием. На первом этаже перед юношей встал выбор в какую сторону идти. По правде говоря, он и сам не понимал, чего он ищет, скорее всего, кусочек хлебушка и кровать, созданную для простых смертных. Выбрав правый коридор, также укутанный темнотой, Стэфан добрался до служебного помещения, где жила прислуга. Голодный юноша постеснялся сразу потревожить отдых официантов, садовников и смотрителей гаража. Встав около приоткрытой двери, Стэфан вслушивался в непонятную для себя речь, разбавленную смехом. Хозяин особняка Ганц приказывал говорить по-английски, а все работники жили неподалеку и, как и все французы, недолюбливали английский. Только после десяти вечера, когда наступал их отдых, французский, томившийся весь день за грузными английскими словами, разливался по маленьким комнатам и возвращал историческую справедливость на когда-то французские владения. Одна из кухарок вышла в коридор и заметила Стэфана. Ее не удивило его незнакомое лицо. Ганц очень часто нанимал новых людей и так же часто увольнял их. Триша спросила Стэфана:

– Ты новенький?

– Да, я недавно сюда приехал.

– Ты что-то ищешь?

– Да, мне нужна управляющая. Фазиль, по-моему.

– Она уже давно дома. Сразу после того, как Калип вновь уехал, она тут же отправилась домой. Фазиль не появляется здесь, пока хозяева отсутствуют. И нас, и ее это устраивает, что ты хотел узнать?

– По-правде говоря, я немного проголодался.

– Да это не проблема, заходи.

Триша, вернувшись в комнату, завела Стэфана за собой.

– Вот знакомьтесь – новенький. Хочет есть.

На полу в тесном кругу сидело девять человек, все они дружелюбно поздоровались с новеньким и, усадив его рядом, наложили пюре с куриными ножками. Сидевший по правую руку садовник Эмиль оценивающе посмотрел на Стэфана и, немного посомневавшись, все-таки наполнил бокал красным местным вином. Стэфан впервые после приезда сюда соприкоснулся с чем-то живым и близким. Он никогда не пил, но тепло, наполнившее его от общения с этими милыми людьми, располагало попробовать этой ночью что-то новенькое. Осушив бокал вина залпом, Стэфан удивился спокойствию, пришедшему после слегка кислого послевкусия местного вина. Второй бокал вина заставил всех сидевших рядом со Стефаном начать медленно передвигаться по комнате, а сам молодой человек пытался ухватиться за трезвый рассудок и прекратить этот пьяный хоровод в своей голове. Лана, оставшаяся за старшую в отсутствие Фазиль, вошла в комнату с недовольным выражением лица. Ей очень нравился статус управляющей, она уже приготовилась разгонять подвыпивших работников, но, увидев пьяного мальчика, которого утром привез Калип, пришла в ужас, представив, как Фазиль будет кричать на нее. Лана совершенно забыла о нем, но за свой проступок она начала кричать на своих подчиненных:

– Что вы натворили? Вы споили ребенка, которого привез хозяин утром и сказал заботиться о нем.

Весь круг посмотрел на Стэфана совершенно другими глазами, каждый теперь видел в нем угрозу своей работе. Каждый корил его за такую гнусность.

– Вы еще здесь? Быстро по своим комнатам! – повысила голос Лана.

Весь круг послушно встал и разбрелся по своим комнатам. Лана, резко поменяв интонацию, шелковым голосом обратилась к Стэфану:

– Послушайте, извините меня, пожалуйста. Я должна была присматривать за вами, но совсем закружилась, столько дел. Пожалуйста, не говорите об этом Калипу, иначе он уволит нас всех.

– Я не хотел доставить вам неудобства, просто мне было не по себе в той большой комнате. Вы не могли бы меня переселить куда-нибудь еще?

– Нет, простите, дождитесь Ганца и поговорите с ним.

– А когда он приедет?

– Дней через пять.

– Но я не могу все это время спать там, мне там не спиться, и я боюсь там все испачкать.

– Глупости какие! Пойдемте, я помогу вам расстелить кровать.

Стэфан не хотел возвращаться в ту огромную холодную комнату, корящую его за само существование на этой планете, но выбора у него не было.

Глава 3

Ганц вернулся раньше намеченного срока. Все служащие огромного особняка побаивались своего хозяина. Он был истинным немцем и в свои шестьдесят пять всегда ходил с немецкой выправкой. С самого раннего детства он трудился на ферме отца. Они выращивали виноград, что было не совсем обычным делом для немецкой земли, но владения его отца Фридриха славились своей плодородной почвой, благодаря чему у них рос лучший белый виноград Рислинг из всех местных виноделен. А особое расположение земли под определенным углом наполняло грозди винограда солнечным светом больше, чем у конкурентов, и благодаря этому вино Фридриха получило статус географического вина защищенного по происхождению. Именно этот статус позволил Фридриху, а после и Ганцу получить солидное состояние. Всю жизнь Ганц продолжал дело своего отца. Вырастив на ферме двух дочерей, Хельгу и Грету, только под старость лет он перебрался на юг Франции, выкупив убыточное поместье со своей винодельней. Морской воздух был очень полезен для ослабшего тела Ганца. Его дочь Хельга с головой ушла в политику. И к тридцати годам уже была во главе одной из самых влиятельных партий на территории Германии. У нее не было времени на семью и на сына Жерома, который рос с няньками и гувернантками. Ганц обожал своего внука и хотел вывести его в люди, поэтому он решил, что Жером должен стать адвокатом и отправил его учиться в лучший университет Англии. Во внуке Ганц видел своего наследника, поэтому требовал от него очень многого и пристально следил за его жизнью. Другая его дочь Грета, отучившись на дизайнера, открыла свою линию одежды. Она была талантливым дизайнером и отправилась в США продвигать свою марку. Калип благодаря Бланш получил неплохое образование управляющего и, познакомившись с Гретой на одном из званых ужинов, помог ей с раскруткой бренда, так они незаметно остались вместе. Грета привезла из США нового мужа. Поначалу Ганц очень сильно недолюбливал Калипа, но, когда Калип полностью взял управление в свои руки и удвоил им состояние, Ганц принял его как родного сына. Сама Грета была постоянно в разъездах, на модных показах и выставках. Погрузившись в мир моды с головой, она видела мужа и отца два раза в год.

Ганц слышал о выходке Калипа, и его очень злил сам факт того, что он притащил в дом сироту, даже не спросив его разрешения, но открыто сказать об этом он не мог, так как именно Калип сейчас приносил основную прибыль в его карман. Пожилой мужчина не любил скучать и сидеть на месте, он постоянно находил себе какое-то увлекательное занятие, вот и сейчас, приехав в свой особняк на большом грузовике, Ганц привез старый раритетный Мерседес Бенс, точнее, только основу автомобиля.

Каждый год на этих землях проходит пробег на старинных автомобилях, а после все участники пробега удачно продают свои детища, аккуратно собранные вручную, за очень большие деньги на аукционе. Самым дорогим автомобилем считается именно первый, ведущий всю колону, поэтому все участники автопробега жаждут ехать впереди всех. И, чтобы уладить этот спор богатых особ, была созданная комиссия, отслеживающая сбор автомобилей согласно изначальным чертежам. Главное правило для победы и желанного места флагмана в автопробеге – собрать автомобиль раньше всех и добиться абсолютной точности в сборке. Два года подряд Ганц проигрывал это почетное право своему соседу Себастьяну, но в этом году пожилой немец был полон решимости повести колонну впервые в жизни. Ганц ехал всю ночь из Баварии, но он и слышать не хотел об отдыхе. Только когда его ласточку аккуратно выгрузили, хозяин особняка облегченно выдохнул и, зайдя в свои владенья, тут же закричал:

– Фазиль! Почему меня никто не встречает?

Лана, услышав грозный рык Ганца, поняла, что сейчас ее ждет серьезный разговор. Фазиль была в соседней деревне, и впервые за пять лет своей попустительской работы Ганц застал ее врасплох. Бледная Лана выбежала впопыхах к сердитому хозяину. Вся толпа слов и оправданий, скопившись где-то в глубине гортани, не позволила самопровозглашенной управляющей четко и понятно объяснить отсутствие Фазиль. Ганц не любил ждать и, услышав непонятно мычание Ланы, спокойным голосом произнес:

– Фазиль нет на рабочем месте?

– Да, она… Ей пришлось уехать, и я за нее.

– И кто это решил? Фазиль назначила тебя главной?

– Сэр, я работаю на вас уже очень давно и знаю обязанности Фазиль досконально.

– Я рад за вас. Вы знаете, где сейчас Фазиль?

– Да, у себя дома.

– Хорошо, вы сейчас же отправитесь к ней и передадите, что из-за ее расхлябанности я увольняю ее и вас как совершенно некомпетентных кадров.

Лана ожидала такого развития и, молча зайдя в свою бывшую комнату, собрала немногочисленные вещи, после чего покинула особняк Ганца навсегда, проклиная противного старикашку.

Вот именно такие моменты и заставляли Ганца держать многочисленную прислугу. эта власть над другими придавала ему сил и желания жить дальше. Насладившись моментом расправы с нерадивыми работниками, Ганц отыскал Тришу, которую более-менее помнил на лицо. Она как раз готовила ужин. Зайдя на кухню, Ганц по привычке ударил своего повара по попе. Он часто позволял себе такие развязанные действия в отношении молоденьких работниц. Триша, испугавшись, подпрыгнула и хотела начать ругаться, но, увидев Ганца, тут же начала улыбаться.

– А это вы? Вы так рано вернулись?

– Соскучилась?

– Кончено, мы все вас ждали обратно.

– Ну, хватит тебе завираться. Я помню не всех своих работников, но твою упругую задницу было сложно не запомнить. Я слышал Калип притащил в дом грязного оборванца, я хотел бы познакомиться с ним.

– Да, я сейчас покажу вам его комнату.

Триша и Ганц вместе поднялись в покои Стэфана. Когда пожилой немец увидел, что Фазиль отдала этому сироте любимую комнату Жерома, он еще раз вспомнил ее плохим словцом, но, когда Триша открыла дверь, комната выглядела так, как будто в ней никто и не жил. С одной стороны Ганц обрадовался пустоте, но с другой стороны, проживание мальчика в любимой комнате Жерома могло бы стать шикарным поводом выкинуть Стэфана на улицу. Хозяин особняка, приняв уставший вид, приказал Трише отыскать мальчика и сообщить ему, где он. Сам же Ганц, приняв пенную ванну, разлегся на огромной ложе, заполнив пространство своим громким храпом.

На следующий день рано утром, когда все еще спали, Ганц бодрой походкой направился в гараж еще раз осмотреть каркас, купленный им в Баварии за приличные деньги. Все детали для сборки были доставлены и ожидали начала работ. Когда первые лучи солнца заполнили гараж теплым светом, Ганц принялся за кропотливую работу. Ближе к полудню, когда весь особняк принял оживленный вид, пожилой хозяин решил прерваться на обед. Ганц выбрался из-под автомобиля с острой болью в спине. Кое-как разогнувшись, гордый немец пытался взять вверх над возрастом и его проявлениями, но ни деньги, ни власть не спасали его от времени. Сев на раскладной стул, Ганц осознал: в одиночку ему не собрать этот Мерседес. Нужен был помощник.

У пожилого немца скопилось тридцать дорогих автомобилей, которые каждый день проверял Николя. Проверка была не долгой. Николя заходил в хранилище игрушек Ганца, включал свет, в голос говорил «все нормально», выключал свет и шел смотреть телевизор. Все утро из своего окна Николя наблюдал за возней Ганца около каркаса Мерседеса, а, когда тот скрючившийся рухнул на стул, вышел проверить своего работодателя.

– Доброе утро, месье Ганц. Может, вам нужна помощь?

– Да, пожалуй, пора признать, годы берут верх. Пару молодых толковых рук пригодились бы.

– Я сейчас же пришлю к вам человека.

– А как там поживает мой любимый Порше?

– Все как всегда – в идеальном состоянии.

– Замечательно. Сегодня хотел проехать на нем кружок вокруг своих владений.

– Да, кончено. Я пойду, подготовлю его к выезду.

Ганц прекрасно знал, что Николя ничего не делает, но он хотя бы не выпивал на рабочем месте как предыдущие служащие. Николя, вернувшись в гараж, что-то сердито бормотал себе под нос. Стэфан не понимал французского, но все было и так очевидно по интонации. После того, как Стэфан самовольно покинул тесные хоромы, прошло три дня. Он не знал, что ему делать и куда идти. Так, бесцельно шатаясь, он прибился к Николя. Многие работники в межсезонье, когда работать в поле не нужно, блуждали по особняку от скуки. Николя принял Стэфана именно за такого работника и от большой лени нагружал его своими обязанностями по гаражу. Стэфан был рад такой возможности занять чем-то мысли.

Николя попробовал завести Порше, но машина, издав серию натужных звуков, так и не ожила.

Николя вновь выругался на своем родном языке.

– Что-то случилось? – не выдержал Стэфан.

– А, ты здесь? Слушай, у меня будет для тебя маленькое поручение. Ты видел большой гараж напротив?

– Да, вчера в него привезли сломанную машину.

– Ну, вот. Сейчас там сидит несносный старикашка. Ему нужна помощь.

– Хорошо, я помогу ему.

Стэфан вышел из выставочного зала и направился к Ганцу. Пожилой немец, наконец, почувствовал себя лучше и вновь принялся собирать Мерседес.

– Простите, мне сказали, вам нужна помощь, – зайдя в гараж, робко произнес Стэфан.

– Что-то ты какой-то хилый. Давно здесь? – Ганц оценивающе посмотрел на юношу.

– Нет, совсем недавно.

– Ну, хорошо. Все равно шатаешься без дела. Посмотрим, какой из тебя помощник.

Стэфан схватывал все на лету и делал все ровно так, как говорил Ганц. Наконец, работа в гараже была направлена на сбор автомобиля, а не только на имитацию труда.

Три недели в жизни Стэфана и Ганца пролетели незаметно. Каждый день был похож на предыдущий, но стариком и юношей в равной доле завладело желание поскорее закончить этот великолепный автомобиль. Проводя все время бок о бок, они никогда не разговаривали. Ганц давал команды, а Стэфан послушно их выполнял. Вся ходовая, сцепление и мотор были установлены. Осталось собрать только внешность пожилой красавицы, уже заигравшей новыми красками.

Хозяин особняка и Стэфан аккуратно распаковали лобовое стекло Мерседеса, и только после того, как стекло встало на свое законное место, Ганц пристально осмотрел его и заметил небольшую трещину в самом углу. Эта трещина, насмехаясь над ним, грозила стать причиной проигрыша Ганца соседу. Ганц весь побагровел. Стэфан опустил на пол водительское сидение и подошел к пожилому мужчине.

– Вы чем-то огорчены?

– А ты не видишь?

Стэфана испугал крик пожилого немца, но он и вправду не понимал причину его раздражения.

– Простите, но нет.

– Трещина! Гигантская трещина! Вот причина. Теперь можно поставить крест на победе, такое же стекло мне не найти во всей Франции, а ехать назад в Баварию времени нет.

– Но трещину едва видно.

– В прошлом году я проиграл только из-за отсутствия маленькой металлической хрени на антенне. А ты говоришь незаметная трещина, это жюри будет рассматривать автомобиль под микроскопом, и эту трещину они точно заметят.

Стэфан захотел успокоить сердитого старичка, но Ганц, схватив кусок арматуры, швырнул его в лобовое стекло, а после вышел из гаража и направился запивать горе выдержанным коньяком.

Стэфан еще долго, молча, стоял около избитого Мерседеса, он не хотел бросать это дело просто так, именно оно позволило ему адаптироваться здесь, хотя по злой иронии он и не представлял себе, что трудится вместе с тем, кого больше всего боится. Юноша твердо решил продолжить сборку и остался в гараже до глубокой ночи. Подвыпивший Ганц, примирившись сам с собой, решил проведать обиженный им кусок металла. Каково же было его удивление, когда, подойдя к гаражу, он увидел Стэфана. Молодой парен, невзирая на усталость и голод, бережно вставлял переднюю фару раритетного авто. Именно этот момент тронул сердце пожилого привыкшего к труду Немца. Еще никто не разделял с Ганцом его страсть к созиданию руками, а этот грязный уставший мальчик без приказов и команд занимался делом, которое и вправду было ему по душе.

Все было практически готово, Стэфан обошел Мерседес со всех сторон, и его заполнила гордость от проделанной работы. Ганц гордился незнакомым мальчиком и, медленно подойдя сзади, положил руку на плечо Стэфану.

– Ты здорово поработал, никогда не видел такой страсти в глазах к старинному автомобилю у молодого человека. Жаль, этого все равно будет не достаточно. Без лобового стекла нам не принять участия в пробеге.

– Я взял на время ноутбук у Николя и поискал в интернете наш недостающий элемент. И нашел одно предложение у скупщика старинных автомобилей в Ницце, но стекло стоит пять тысяч евро.

– Деньги не самое главное. Предварительная комиссия приедет уже завтра, а автомобиль должен быть готов к сдаче к субботе, а сегодня понедельник. Нужно еще установить панель приборов и колеса. Скажи номер счета, и я сегодня же переведу туда пять тысяч.

Испугавшееся сердечко Стэфана ускорило свой шаг. Только что он понял: пьяный старик не работник Ганца, он и есть владелец этого особняка. Молодой человек не представлял себе так владельца. Ему казалось, он должен быть более аристократичным на внешность и уж точно не трудиться в гараже всеми днями. Ганц не заметил волнения своего помощника.

– Я больше не смогу собирать эту жемчужину автомобилестроения. У меня завтра прием всех остальных членов комиссии, а потом мы будем посещать других участников и проверять их творения. Но если ты успеешь собрать это чудо до субботы, когда настанет наш черед, я подарю тебе его. Наверное, я бы никогда не поступил так при других обстоятельствах, но, невольно подглядев, как ты трудишься, я увидел, насколько тебе дорог этот Мерседес. Так что теперь наше первое место у тебя в руках. А сейчас пойдем, ты заслужил хороший ужин.

Триша выучила повадки Ганца и знала, что, пока он не рухнет на кровать, он не даст ей покоя, поэтому, опережая просьбу подвыпившего немца, Триша накрыла на стол. Стэфан понимал, что ему нужно признаться в том, кто он, но эти мысли напрочь отказывались воплощаться в слова. Ганц усадил своего помощника рядом с собой и, наполнив его бокал дорогим коньяком, произнес тост: «За первое место!» Стэфан послушно осушил бокал и, вновь немного успокоившись, точно решил все рассказать, но Ганц уже был пьян и захотел немного поразвратничать. Он выпроводил Стэфана с кухни. Юноша не понял, почему его так быстро попросили удалиться, но в этом он видел удачу для своей тайны. После непродолжительной минуты страсти между Ганцом и Тришей, к которой работница относилась как к негласной обязанности, немного растрепанная кухарка спросила полусонного Ганца:

– Не ожидала, что вы так тепло примите Стэфана. Видимо, вас он так же обезоружил, как и нас всех, своей искренностью и простой.

– Так этот мальчишка тот оборванец из Штатов? Кто бы мог подумать! Но мне слишком хорошо, чтобы сердиться, да и вообще он упорно работал, так что заслужил себе место в моих владениях.

После этих слов Ганц мирно уснул прямо на стуле. Его не смущало отсутствие штанов и тарелка вместо подушки.

Глава 4