Обрученная с розой Вилар Симона

9. В путь

Назначенный для отъезда день неожиданно выдался солнечным. Отворив узкое оконце, Филип Майсгрейв глядел на улицу. В комнату врывались веселый гомон птиц, вопли водоноса, скрип колес, звон металла в соседней кузне. Подле Майсгрейва за прялкой сидела леди Мод. Недавняя ссора была забыта, и супруга рыцаря беззаботно щебетала. Филип порой рассеянно отвечал ей, но мысли его были далеко.

На усыпанный свежим аиром пол ложились блики света. Леди Мод, не прекращая сучить нить, говорила о том, как она не любит его отлучек, и лучше бы он пореже ездил в Нейуорт, потому что тогда у нее душа не на месте. Она и мысли не допускала, что супруг собирается совсем в иное место, а он не счел необходимым ее разубеждать. В доме все знали, что хозяин со своими воинами скоро покинет Йорк, но Филип ни одной живой душе не обмолвился, куда лежит его путь. Герцог Глостер потребовал, чтобы отъезд на юг совершился без лишнего шума, и в этом, несомненно, был резон.

Филип снова выглянул в окно. Солнечные часы на фасаде напротив показывали девять – время, когда велено было явиться протеже епископа.

«Что-то парень не торопится», – оставив жену, рыцарь спустился во двор. Но, едва он показался в дверях дома, в открытые ворота въехал Алан Деббич на прекрасной золотисто-рыжей кобыле в сопровождении верхового слуги, ведущего в поводу вьючного мула. Оказавшись во дворе, Алан осмотрелся. Он не заметил Майсгрейва, который, заслонившись рукой от солнечных бликов, разглядывал его.

При свете дня паренек показался ему чересчур уж хрупким. И хотя из-за плеч у него выглядывал арбалет, а седельные колчаны были полны тяжелых оперенных стрел, Алан выглядел не слишком воинственно, однако в седле держался ловко и привычно.

На Алане был костюм для верховой езды из темно-коричневой замши с суконным наплечьем, на ногах – сапоги с голенищами выше колен. На голове мальчика красовалась серая войлочная шляпа с длинным козырьком, украшенная петушиным пером. Одной рукой он перебирал поводья, легко направляя коня, и в движениях его не чувствовалось ни малейшего напряжения. Казалось, лошадь шла сама по себе. Это была чистопородная андалузская кобыла с гибкой шеей, сухой изящной головой и стройными как тростник ногами. Ее холеная светло-рыжая шерсть переливалась на солнце словно атлас.

«Такая красавица стоит немалых денег, – подумал Филип. – Должно быть, бедному сироте пришлось растрясти мошну». Филип усмехнулся. Мысль о том, что же значит для Джорджа Невиля этот Алан Деббич, не давала ему покоя. Пока же он только наблюдал.

Кто-то из толпившихся во дворе людей Майсгрейва приблизился к мальчику и стал довольно бесцеремонно разглядывать его. Но Алан не был этим смущен, и, склонившись с седла, сам заговорил с воинами. Было похоже, что он не новичок в солдатской среде, а когда острый на язык Гарри попытался подшутить над ним, мальчик парировал так, что воины взорвались громовым хохотом, а Гарри надвинул на глаза шапку.

Спустившись во двор, Филип направился к ним. Солдаты тотчас расступились, а Алан соскочил с седла и учтиво поклонился.

– Я прибыл, как вы и велели, сэр, к девяти.

– Вижу.

Филип кивнул в сторону слуги с навьюченным мулом:

– А это кто такой?

– Как кто? Мы отправляемся в дальнюю дорогу, и я, как и положено, взял с собой слугу. С ним моя поклажа.

– Тебя всем этим снабдил епископ?

– Да.

– Его преподобие очень добр к тебе.

– О да! Да продлит Господь его дни!

– Ну, я не так добр. И если ты по-прежнему желаешь ехать с нами, отошли слугу и мула обратно. Учти, что и я, и мои воины берем лишь столько, сколько помещается в заплечном мешке или чересседельных сумках. Только необходимое.

Не сказав Алану больше ни слова, Майсгрейв обратился к солдатам:

– Ну, кто хочет поразмяться?

Вызвалось сразу несколько желающих, но Филип выбрал троих и отозвал их в сторону.

Между тем Анна Невиль принялась перекладывать в небольшую кожаную сумку то, что, как она считала, может пригодиться ей в первую очередь.

– Грубиян, – сердито бормотала она. – Откуда тебе знать, что я леди и не могу обходиться той жалкой кучкой вещей, какой удовлетворится простой солдат.

Она развернула и встряхнула просторный бобровый плащ, крытый толстым сукном, хорошо предохранявший от дождя и ветра, и принялась раздумывать, не займет ли он слишком много места. Раздавшийся позади лязг мечей заставил Анну оглянуться.

Филип Майсгрейв, обнаженный по пояс, с двумя мечами в руках отбивал удары троих наступавших на него молодцов. Лицо его, обычно спокойное, даже несколько сумрачное, сейчас дышало каким-то мальчишеским задором. Он мгновенно парировал удары, наступал, уклонялся, налетал, сшибался и вновь наступал. Его длинные кудри разметались по плечам, на щеках пламенел румянец.

Вокруг рыцаря и его соперников образовалось кольцо зрителей. Чья-то широкая спина закрыла Майсгрейва от Анны, но девушка нетерпеливо оттеснила ее обладателя и оказалась в первом ряду зрителей. Не отрываясь, как зачарованная, глядела она на сражавшихся, видя одного лишь сэра Филипа. Его вдохновенное лицо, точные движения, сильное, словно отлитое из бронзы тело – все казалось ей необыкновенным. Долгое время прожившая в окружении одних лишь женщин, монахов и отшельников, она была поражена и ослеплена красотой и силой этого человека. Ее сердце учащенно билось, в горле стоял ком.

Сталь сшибалась со сталью, высекая длинные белые искры. Стремительным движением клинка Филип выбил оружие у одного из противников. Громкие одобрительные возгласы были ему наградой. Вскоре и другой, отступая под неудержимым натиском рыцаря, не устоял на ногах и под громкий хохот зрителей во весь рост растянулся на земле. Против Филипа остался лишь белобрысый юноша лет восемнадцати с миловидным бледным лицом. Майсгрейв, отбросив один из мечей и ловко фехтуя другим, стал стремительно наступать. Казалось, юноша не устоит и минуты против столь опытного противника. Но его выручала ловкость. Не раз он оказывался сбоку или даже позади рыцаря. Тогда Филипу приходилось резко разворачиваться, теряя темп, и начинать атаку снова. Наконец ему все же удалось прижать юношу к стене. Мечи их скрестились. Майсгрейв нажал, и их лица оказались рядом – мокрые, раскрасневшиеся от борьбы. Филип вдруг улыбнулся и, выпрямившись, отшвырнул меч.

– Отлично, Оливер! Твой отец может гордиться тобой.

Усталое лицо юноши осветилось, и воины, что стояли подле Анны, стали весело поздравлять какого-то коренастого, круглоголового пожилого воина.

– Смотри, Бен, твой сын устоял сегодня против Бурого Орла!

Кто-то положил руку на плечо Анны.

– Что, понравилась тебе наша потеха?

Рядом стоял Гарри Гонд.

– Очень. Я бы и сам так хотел, да слишком еще слаб. Зато я умею стрелять из арбалета.

– Ты? – Гарри захохотал. – По-моему, ты годишься только, чтобы зубрить латынь да выводить прописи. Не за этим ли ты и понадобился сэру Филипу?

– Может быть, – задумчиво ответила Анна, не сводя глаз с рыцаря.

Она видела, как он натянул рубаху и что-то коротко сказал одному из воинов. Тот, схватив гнутый рог, затрубил, раздувая щеки, и воины побежали строиться.

Воспользовавшись тем, что Майсгрейв один, Анна приблизилась и, тронув его за локоть, сказала:

– Я сделал то, что вы приказали мне, сэр.

Даже не взглянув на нее, сэр Филип бросил:

– Хорошо, но мне сейчас не до тебя, малыш. Побудь в стороне, пока я отдам своим людям кое-какие распоряжения.

Через минуту во дворе стоял в строю отряд Майсгрейва. Сидя на тумбе у ворот, Анна с любопытством взирала на этих людей. Здесь были и седые ветераны, и совсем мальчишки, угрюмые, подозрительного вида субъекты и еще не утратившие лоска обедневшие дворяне. Были тут и весельчаки в отрепьях, и покрытые шрамами суровые бойцы.

Сэр Филип, не повышая голоса, сказал:

– Вы все знаете, что уже несколько дней мы готовимся к отъезду. Я отправляюсь сегодня, сейчас же. Но со мной едут не все. Я отберу из вас человек десять, остальные же двинутся в путь через несколько дней. Их поведет Освальд Брук. Те же, кого я назову сейчас, пусть останутся на месте и ждут.

Лица солдат, как по команде, оживились. Видимо, им, как и их хозяину, не терпелось поскорей убраться подальше от душных городских стен.

Сэр Филип выкликал:

– Фрэнк Гонд. Ты, старина, ступай готовь Кумира. Ну и, конечно, Гарри. Мне будет скучно без его шуток. Теперь – Том Малый и Том Большой.

Воины заухмылялись. От строя отделилась престранная пара. Здоровенный, заросший до глаз бородой детина, глыбообразные плечи и узловатые руки которого свидетельствовали о геркулесовой силе, и маленький плешивый человечек, из-под кольчуги которого ниспадала до пят темная заношенная ряса. Пальцы его перебирали кипарисовые четки, а лицо, в отличие от лица его угрюмого товарища, было само лукавство. Трудно было найти более непохожих людей.

Следующим Майсгрейв вызвал некоего Шепелявого Джека, кряжистого курчавого малого с торчащими вперед верхними зубами. Затем рыцарь назвал Угрюмого Уили, и Анна увидела человека могучего телосложения с изувеченным лицом – один багрово-коричневый рубец тянулся от уха до подбородка, другой развалил нос, а на лбу зияла вмятина величиной с голубиное яйцо.

Следом из строя вышли одетый не без щегольства молодой сквайр Патрик Лейден, дворянин из обедневшей многодетной семьи, который продавал свой меч за деньги, Бен Симмел, служивший ратником еще у старого Майсгрейва, и его юный сын Оливер, с которым еще недавно фехтовал сэр Филип. Майсгрейв назвал еще двоих, а остальных отпустил, приказав через пару дней под началом своего помощника Освальда Брука отправляться в Нейуорт. С ними же должно было последовать и письмо для капеллана Нейуорта, в котором рыцарь объяснял, отчего он еще некоторое время не сможет прибыть в Гнездо Орла.

Отдав распоряжения, Майсгрейв стал собираться в дорогу. Он облачился в простые, но прочные латы с набедренниками и налокотниками, выбрав шлем с налобником, но без забрала, со спускавшейся сзади до плеч кольчужной пелериной. На грудь он повесил золотой ковчежец, с которым не расставался со дня памятного турнира. Когда слуга прикреплял рыцарю шпоры, в дверь заглянула Мод Майсгрейв.

– Я велела собрать тебе в дорогу провизию. Только то, о чем ты вчера меня уведомил.

– Спасибо, голубушка Мод.

Сегодня он старался быть поласковее с женой. Майсгрейв чувствовал себя виноватым оттого, что ему приходилось лгать, зато леди Мод сияла. Опустившись на складной стул, она с нежностью ловила каждый его взгляд. Сэр Филип не медлил. Уже готовый, он наспех выпил поднесенную ему служанкой чашу бульона и вышел во двор. Ухватившись обеими руками за железный налокотник мужа, леди Мод поспешила следом.

Здесь Майсгрейва ждала неожиданность. Отобранные им воины не стояли, как было заведено, подле своих коней, а, столпившись, что-то горячо обсуждали. Филип незамеченным приблизился к ним.

Посреди кружка стояли друг против друга Гарри Гонд и Алан Деббич. В руках у каждого был арбалет.

– Так учти, – наставительно говорил Гарри, – ты сам предложил пари. И если я окажусь лучше, твоя лошадь перейдет ко мне.

– Не спорь с ним, малыш, – дружелюбно заметил сквайр Патрик Лейден. – Гарри стреляет, как сам дьявол. Он заберет твою красавицу, а его лохматая кобылешка и неказиста, и с дурным нравом.

Щеки Алана пылали.

– Он посмел назвать меня никчемным сосунком, и я не успокоюсь, пока не докажу, что на что-то пригоден. И если мой выстрел окажется лучше, он будет всю дорогу прислуживать мне, чистить мои сапоги, седлать и расседлывать коня и все прочее, что полагается делать слуге!

Гарри захохотал.

– О, ясное дело, господин! Если я обнаружу, что вы из тех легендарных стрелков, что жили раньше в лесах старой доброй Англии и за сто шагов шутя попадали в мелкую монету, я в вашем распоряжении.

– Смотри не проиграй, Гарри, – хмыкнул Шепелявый Джек. – Мальчишка зря такой лошадью рисковать не станет.

– Мальчишка просто хвастун, – мрачно бросил Угрюмый Уили.

– Хватит болтать! – сказал, выступив вперед, Фрэнк Гонд. – Начинайте.

Гарри и Алан тотчас вложили стрелы в арбалеты.

– Первым пусть стреляет Гарри, – скомандовал Фрэнк. – Он затеял спор, ему и начинать.

Гарри весело подмигнул и прицелился куда-то вверх. Филип проследил за его взглядом. Мишенью служил флюгер на соседнем доме. Над крутой черепичной крышей на длинном шпиле виднелась тонкая стрелка, указывавшая направление ветра. Уперев в плечо арбалет, Гарри метил в нее.

– Смотри, ветер, – предупредили рядом.

Гарри спустил пружину. Стрела пропела и звонко ударила в шпиль под самой стрелкой.

– Молодец, брат! – хлопнул по плечу Гарри Фрэнк. – Мастерский выстрел.

Он повернулся к Алану:

– Теперь ты.

Мальчик шагнул вперед. Лицо его было сосредоточено. Стало тихо. Приложив арбалет к плечу, он долго целился, затем раздался щелчок спущенной пружины, стрела взвилась и ударила во флюгер так, что стрелка завращалась и остановилась, указывая направление, противоположное ветру.

Кто-то восхищенно присвистнул, а затем раздались восторженные возгласы:

– Ну и малыш!

– Ох и выстрел, клянусь Святой Троицей!

– Гарри, Гарри, ты нашел себе нового господина!

Только теперь кто-то заметил стоявшего позади Майсгрейва.

– Милорд!

Все оглянулись.

– Простите, сэр, – выступив вперед, сказал Гарри. – Мы тут немного замешкались. Маленькое пари…

– Которое ты проиграл. Что ж, ступай в услужение к мастеру Алану.

Анна тряхнула челкой. Глаза ее блестели.

– Вы видели, как я стреляю?

Ей хотелось, чтобы этот сумрачный рыцарь похвалил ее. Но он снова даже не глянул в ее сторону.

– Пора! – скомандовал он.

Когда все уже были верхом и Филип разворачивал коня к воротам, с крыльца дома долетел истошный женский вопль. Филип оглянулся. Леди Мод, простирая к нему руки, рыдала во весь голос. Она сама не могла понять, что с ней происходит. Ведь муж не раз покидал ее, и она привыкла воспринимать это как неизбежное. Но сейчас, когда он, даже позабыв проститься, устремился прочь, ей на мгновение показалось, что она видит его в последний раз.

Майсгрейв и сам ощутил укол совести. Разве Мод виновата, что была и осталась чужой для него? Кто знает, вернется ли он, а в ее чреве его, Майсгрейва, дитя.

Он рванул поводья и, подъехав, склонился к ней. Обняв ее за плечи, он нежно поцеловал ее.

– Прощай, Мод! Да хранит тебя Господь, моя дорогая…

И больше ни слова. Он дал коню шпоры и стремительно покинул двор. Отряд последовал за ним.

Леди Мод, заломив руки, продолжала рыдать на крыльце.

10. Неизвестный всадник

Как сладко слышать перестук копыт! Как свеж и легок воздух в это солнечное утро! Полный дыхания весны, он сильнее доброго вина кружит голову и покалывает грудь. Грива лошади колышется в такт шагу, но Анна не пускает в ход хлыст, с трудом подавляя желание рвануться в карьер навстречу ветру.

Наконец-то она покидает ненавистный Йорк! Прочь интриги и гнусные козни – она едет к отцу, во Францию, и чувствует себя свободной как птица. Жизнь кажется ей дивным сном, полным приключений и чудес. Подумать только – леди из гордого и могущественного рода Невилей тайком едет через всю Англию, и ни одна живая душа, кроме епископа Йоркского, не ведает о том, кто этот мальчишка с арбалетом за плечами. Пожалуй, таких приключений не переживала ни одна сказочная принцесса.

Деревья стоят еще голые, но кое-где уже пробивается молодая трава. На полях в бороздах голубеют полоски талой воды, а в лесу у дороги попадаются кустики фиалок.

Спутники Анны скакали рядом – кто в длинной кольчуге, кто в куртке из буйволовой кожи, обшитой металлическими бляхами. Впереди на пятнистом, как барс, коне ехал Майсгрейв. Анна отвела взгляд. В душе она побаивалась его, но что-то неодолимо влекло ее к нему, и она то почти нагоняла сэра Филипа, то сдерживала коня и вновь смешивалась с остальными воинами.

Поначалу, когда они выехали из Йорка и направились на север, Анна растерялась, хотела броситься к Майсгрейву, чтобы узнать, отчего они едут в противоположную сторону. Но, опередив ее вопрос, рыцарь развернул коня и обратился к своим людям:

– Я ввел вас в заблуждение, друзья. Сейчас мы изменим направление и выберемся на дорогу, что ведет на юг.

И он коротко изложил суть поручения короля.

– Что ж, ясно, – почесывая затылок, сказал Гарри Гонд. – Королевская воля. Раз дело тайное, то и говорить не о чем. Поворачиваем коней.

Теперь они двигались легкой рысью, чтобы не утомлять коней, ибо путь предстоял дальний и проделать его следовало как можно быстрее.

Девушка с жадностью втянула воздух. Пахло древесными соками, горьковатым дымком. По обе стороны дороги лежали пустынные поля, и только кое-где в темных рощах виднелись колокольни церквей или зубчатые башни замков.

Когда они проезжали через нищее, полуразрушенное селение, к дороге подползла, опираясь на клюку и протягивая трясущуюся руку, старуха в лохмотьях. Повинуясь порыву, Анна бросила ей золотой и отвела взгляд. Сколько их вдоль дорог: ребятишек с раздутыми животами и паучьими ножками, черных, как земля, крестьян с лихорадочно горящими, голодными глазами…

Отряд свернул с торной дороги на узкую извилистую просеку, местами спускавшуюся в лощины, где мокрые комья земли летели из-под копыт, и бока лошадей сразу потемнели от грязи. Здесь, обогнав остальных, к Майсгрейву подскакал ехавший до сих пор замыкающим Угрюмый Уили.

– Сэр, я должен кое-что сообщить.

– Говори.

Дорога пошла на подъем, копыта коней скользили по мокрой земле.

– Когда мы выезжали из Йорка, я обратил внимание на стоявшего у ворот коренастого человека с необычной, как бы подрубленной бородой. Собственно, не столько на него, сколько на его шляпу из прекрасного зеленого фетра. Я бы и сам не прочь заиметь такую. А между тем я заметил, что он пристально следит за нами. Когда мы миновали заставу, я оглянулся и встретился с ним взглядом. Он тотчас надвинул шляпу на глаза и скрылся за углом. Что-то мне в нем показалось странным, но вскоре я выбросил его из головы… Однако после того, что вы сказали о приказе короля… В общем, когда мы сворачивали на эту просеку, я оглянулся и заметил на холме всадника. На нем была ярко-зеленая фетровая шляпа.

Он умолк. Филип какое-то время ехал молча.

– Спасибо, Уили, – сказал он наконец. – Сейчас нам предстоит переправа через Уз. Там мы немного задержимся, а ты будешь повнимательнее. Если заметишь этого человека, значит, за нами действительно следят. А если нет, то скорее всего это был кто-то из людей Глостера, которому поручено наблюдать за нашим отъездом.

Они выехали на хорошо укатанную грунтовую дорогу, что вела с севера на юг. Купцы, доставлявшие по ней свой товар в северные графства, старались содержать ее в порядке. Здесь Майсгрейв вновь придержал коня, чтобы позволить преследователю настигнуть их. Теперь они двигались почти шагом.

В отличие от захмелевшей от чувства свободы Анны, Филип взирал вокруг без воодушевления. Наоборот, душа его томилась, когда он видел пустынные нивы, где валялась раздутая падаль, вереницы смахивающих на скелеты калек и побирушек, что тянулись вдоль дорог, стаи воронья, с карканьем поднимавшегося с виселиц, возвышавшихся на каждом перекрестке и отнюдь не пустовавших.

Раздавшийся сзади дружный хохот дружинников заставил рыцаря недоуменно оглянуться. Алан Деббич ехал, окруженный ратниками, что-то рассказывая им во весь голос.

«Как, однако, скоро этот парнишка сошелся с моими людьми… Даже ершистый Гарри, который своими шутками нещадно допекает любого новичка, кажется, проникся к нему симпатией. Это редкий дар. Может, здесь и кроется причина того, что епископ принял такое участие в его судьбе».

Солдаты снова захохотали. Майсгрейв невольно прислушался.

– Обвенчался один йомен[45] с прехорошенькой девицей. Стали они жить ладно и счастливо. Но со временем начал йомен подозревать, что у его женушки завелся приятель. И вот, чтобы ее проверить, он и говорит ей, что решил совершить паломничество к гробу святого Томаса Кентерберийского. Супруга не очень расстроилась и быстро собрала его в дорогу. Но он не ушел, а спрятался в ближнем лесочке и, дождавшись темноты, прокрался к дому и заглянул в окошко. Смотрит, а рядом с его женой сидит огромный лучник с руками, как у Самсона, и с плечищами Голиафа. Обнимает он его жену, а она ласково так спрашивает: «Скажи, Джон, что бы ты сделал, если бы сейчас явился мой супруг?». Лучник только хмыкнул и молча завязал узлом железную кочергу.

Увидев это, йомен закинул за плечи котомку и стал продираться сквозь кусты, бормоча на ходу: «Кто же из паломничества так скоро возвращается? Нет-нет, я человек благочестивый, так что, пока не поклонюсь святым мощам, вы меня и близко не увидите».

Взрыв смеха заглушил последние слова Алана. Весело хохотали братья Гонды, грузный Бен Симмел вытирал выступившие от смеха слезы, ухал гигант Том, а Том Малый повалился на холку коня. Даже по мрачному, изуродованному шрамами лицу Угрюмого Уили скользнуло некое подобие улыбки.

Между тем они спустились к реке, через которую был переброшен горбатый каменный мост, столь древний, что казалось, его возводили еще в кельтские времена. На переправе королевские стражники взимали с проезжих плату. Здесь уже толпился народ, ибо сборщик мостовой пошлины, человек медлительный и любопытный, норовил поболтать с каждым путником. Однако сейчас, завидев приближающегося рыцаря с отрядом, он заставил проезжих посторониться, так как знатные особы не терпели проволочек, а также оставляли щедрую мзду. К его удивлению, рыцарь неторопливо пристроился в очередь. Сборщик недоуменно пожал плечами, решив, что рыцарь скуп и бережет кошелек.

Между тем, сдерживая коня, Филип махнул Угрюмому Уили. Тот приблизился.

– Увы, сэр. Вы видели, что дорога здесь лесистая и петляет, так что если за нами кто-то и крадется, то вряд ли он держится близко. Наши следы отлично видны на сырой земле, и преследователю этого наверняка достаточно. Но я один раз отчетливо слышал ржание лошади позади нас. Может, стоит вернуться и взглянуть?

Филип задумался. Ему вовсе не хотелось задерживаться по столь мелкому поводу. С другой стороны… Он помнил то, что герцог Глостер сказал ему о характере поручения, а также слова Элизабет об опасности, которая может им грозить.

– Что ж, поезжай, Уили. Мы подождем здесь.