Тяжесть венца Вилар Симона

Тирелл невозмутимо правил своим красивым гнедым жеребцом. Анна, помимо воли, отметила, какая у него непринужденная и легкая посадка.

– Нет, – спокойно ответил Тирелл, не глядя на нее. – Я ведь знаю, что удерживает вас подле Ричарда.

Теперь он смотрел ей прямо в лицо, видя, как потемнели от гнева ее глаза, как брезгливо исказился рот.

– Я вас ненавижу, – тихо проговорила Анна. – Убийца! Правду говорят, что вы продали душу дьяволу.

И, хлестнув утомленного коня, она галопом понеслась прочь. Анна слышала за спиною топот копыт, но все погоняла и погоняла Миража, не зная, куда скачет. Ей вдруг захотелось и в самом деле сбежать, неважно куда. Пусть потом ее тюремщик отчитывается перед своим хозяином.

Она выехала к берегу Темзы, стала круто сворачивать, но Джеймс Тирелл отрезал ей путь по крутому склону и загородил конем дорогу. Обе лошади испуганно заржали, взвиваясь на дыбы. В следующий миг Тирелл оказался рядом и, легко обхватив ее за талию, усадил в седло перед собой. Мираж с громким ржанием понесся вдоль берега.

– Сэмкин, лошадь королевы понесла, – спокойно обратился Тирелл к одному из подоспевших всадников, сдерживая своего коня, переводя его на шаг, а потом и останавливая. – Скачи, догони Миража и приведи его.

Анна все еще была слишком потрясена, у нее трещали кости, и ей не верилось, что она только что проделала такой опасный кульбит. Однако она твердо уперлась в грудь Тирелла и выпрямилась.

– Как вы посмели? Или ваш господин велел вам убить меня?

– Нет, ваше величество. Я просто посчитал, что вы можете совершить неразумный поступок. И незачем было так гнать коня. Я ведь остаюсь смотрителем королевских конюшен и знаю, что Мираж не так молод, чтобы вынести подобную скачку. Не ему теперь тягаться с моим андалузцем.

Опять тот же холодный, бесстрастный тон. Они медленно ехали по дороге, трое всадников следовали немного позади, обсуждая происшествие. Стражник, поскакавший за Миражем, все еще не вернулся.

Анна вдруг ощутила, как крепко, но в то же время бережно держит ее этот пособник дьявола. Она попыталась вырваться, но он только крепче прижал ее к себе.

– Вы с ума сошли! Немедленно отпустите меня!

– Ваше величество, я не знаю, как скоро Сэмкин изловит вашего перепуганного коня. Однако несовместимо с королевским достоинством возвращаться в Виндзорский замок пешком.

– С моим достоинством еще более несовместимо возвращаться на одной лошади с убийцей и палачом!

Кажется, ей все же удалось задеть его за живое. Бесстрастная маска вдруг исчезла с его лица, и ее поразила боль, плещущаяся в его глазах. Она заметила ее, несмотря на всю свою ярость.

Тирелл ослабил объятия, и она легко соскочила на землю; тогда он велел одному из стражников пересесть на другого коня, уступив свою лошадь ее величеству. Больше они не обмолвились ни единым словом.

Когда вечером Анна возвращалась из часовни, к ней неожиданно подошла ее фрейлина Джудит Ховард и, едва не плача, попросила уделить ей немного внимания. Анна согласилась. Ричард действительно приставил к ней в услужение трех молоденьких и весьма неразборчивых шлюшек, но эта, по крайней мере, состояла в каком-то родстве с герцогом Норфолком, к тому же была добродушна и порой умела рассмешить Анну. Однако в этот раз, едва они оказались наедине, фрейлина разрыдалась и кинулась в ноги королеве.

– Ваше величество, возлюбленная повелительница, ради всего святого, помогите мне!

Она так захлебывалась слезами, что Анна не сразу поняла, в чем дело. Оказалось, что девушка беременна и боится гнева герцога Норфолкского. Она умоляла Анну помочь ей вступить в брак с обольстителем. Словцо «обольститель» несколько двусмысленно звучало в ее устах, ибо о манерах и достоинстве этой девицы у Анны давно сложилось определенное мнение, особенно после того, как она пару раз заставала ее в покоях Вудстока с самыми разными кавалерами. Видимо, у королевы на лице было написано ее отношение к этому делу, так как Джудит Ховард зарыдала еще пуще и стала умолять Анну не бросать ее в беде хотя бы ради памяти родителей Джудит, ради того, что они когда-то оказали Анне Невиль услугу.

Анну стала раздражать ее настойчивость. Джудит вела себя так, что ей следовало бы быть благодарной, если бы королева скрыла ее на время родов в каком-нибудь монастыре, не говоря уже о том, чтобы заниматься сватовством. Однако последние ее слова заинтересовали Анну.

– О чем это вы толкуете, милочка? О какой-такой услуге ваших родителей идет речь?

У Джудит тотчас высохли слезы.

– О, Святая Екатерина! Ваше величество, неужели вы не знаете, кто я? Я Джудит Ховард, но это родовое имя моего дяди, герцога. Имя же моего отца – Селден, Саймон Селден. В нашем замке Эрингтон частенько рассказывали, как мой батюшка – да будет благосклонен к нему Господь – помог вам, когда вы бежали к графу Уорвику во Францию.

Анна взяла девушку за подбородок и повернула ее лицо к свету. Так вот кого порой напоминала ей Джудит! Пухленькая девчушка с ярко-малиновыми губами и льняными кудряшками. У нее даже такая же родинка на щеке, как и у леди Джудит Селден. Однако этой Джудит явно не хватало того сдержанного достоинства, которое так отличало ее родителей. Они жили в старом, разваливающемся замке, однако в них за версту видна была благородная кровь. И вот – их дочь не более чем потаскушка. Веселая, глуповатая и развратная девочка, оказавшаяся в беде.

– Так ты дочь Селденов? – словно все еще не веря, произнесла Анна, а потом вдруг улыбнулась: – А ведь я помню тебя. Ты была совсем крошкой. Отец тискал тебя, а ты визжала и просилась к матери.

Джудит беспечно пожала плечами.

– Я совсем не помню его. Его казнили, когда я была совсем еще несмышленой. Под Барнетом, – и она заученно перекрестилась.

– Да-да, я помню, упокой Господи его душу, – тоже перекрестилась королева. – Он был прекрасный рыцарь и верный вассал Ланкастеров. И конечно же, я помогу его дочери. Сколько тебе лет, Джудит?

– Пятнадцать, – с важностью проговорила девушка.

Анна была такой же, когда, позабыв обо всем на свете, шальная от любви, бросилась в объятия Филипа Майсгрейва. Стоит ли ей осуждать эту девушку, которая не имеет ни отца, ни мудрого советчика, и даже по настоянию вельможного герцога не смеет называться именем своего отца. Ховарды никогда не признавали законным брак одной из них с Саймоном Селденом.

Анна расспросила Джудит о ее матери и сестрах. Фрейлина поведала о них беспечно и простодушно как ребенок. Но Анна помрачнела. С гибелью сэра Саймона иссякло счастье в старом Эрингтон-Холле. Его жена долго болела, скончался ее единственный сын, а вслед за ним и девочки-близнецы. Эмиссары Эдуарда IV конфисковали у Селденов большую часть земель. Потом Маргарет вышла замуж. «Она всегда была самой хитрой, – со злостью заявила Джудит, явно недолюбливавшая старшую сестру, – и вроде бы не за лорда, а за простого йомена, но у него были и земли, и овцы, так что за имя Селденов он заплатил солидный куш. Сейчас у них уже трое детей, и хоть новый хозяин Эрингтона и не пропускает ни одной юбки в округе, но Маргарет Селден он побаивается и уважает. Остальные сестры – кто как. Марион умерла во время последней чумы, Эдит замужем за человеком из свиты лорда Стенли. Но, говорят, сам лорд одно время не спускал глаз с ее сестры, которая всегда была милашка, пока не располнела. Сейчас она живет где-то в Лестершире. Печальнее всего судьба сестры Анабеллы. Она вот так же забеременела, но на ней никто не захотел жениться, поскольку она бесприданница, а милорд Джон Ховард, узнав о случившемся, просто прогнал ее, сказав, что она, как и ее мать, потаскуха. Сейчас она живет в монастыре, приняла постриг, как только умер ее ребенок. Ах, миледи, не дайте Джону Говарду повода снова сказать, что все дочери Селденов непорядочные особы. Это окончательно разобьет сердце бедной старой матушки…»

– Тебе следовало бы об этом раньше думать, – сухо заметила королева, но Джудит тут же вновь принялась рыдать, умоляя королеву помочь.

– Разве я отказываюсь? – вздохнула Анна. – Надеюсь, ты знаешь, кто отец твоего ребенка? – почему-то смущенно спросила она.

Но Джудит вовсе не была смущена, она заулыбалась, сразу почувствовав себя уверенней. Анне вдруг все это очень напомнило историю с Агнес Постоялый Двор. А этой беспутной девчонке она просто обязана помочь, она в долгу пе-ред ее родителями. Однако, когда Джудит назвала того, кого считала отцом ребенка, королева даже опешила.

– Джеймс Тирелл?

Джудит утвердительно кивала, и глаза ее блестели.

– Ты уверена, что хочешь за него замуж? – вновь переспросила Анна. – Конечно, сэр Джеймс рыцарь, и он в милости у короля… Но разве ты не боишься человека, который, как говорят, продал душу дьяволу?

Джудит лишь улыбнулась. Она не верила в это. Так говорят те, кто плохо его знает, наверное, лишь потому, что Джеймс любит черный цвет и не слишком общителен. Однако на самом деле он добр и необычайно ласков. Анна неожиданно смутилась. Почему-то вспомнила, как бережно и нежно держал ее сегодня Черный Человек, везя перед собой на коне. Постаралась отогнать это воспоминание. Сцепила пальцы, сжав их до хруста.

– У вас немалый опыт в отношении мужских ласк, мисс Джудит, – нарочито сухо сказала она. – Уверены ли вы, что именно сэр Джеймс отец ребенка? В конце концов, это весьма странный человек, и я не уверена, что он согласится на брак с женщиной, уделявшей свое внимание почти всем мужчинам в Вудстоке.

– О, ваше величество, если об этом его попросите вы, он вам не откажет. Он так предан вам и так почитает свою королеву!..

Анна не была уверена, что это так, и, чтобы переменить тему, спросила, когда Джудит думает рожать. Фрейлина тут же сообщила, что в июне. Анна вопросительно подняла бровь. Не кажется ли Джудит, что Джеймс Тирелл не так давно прибыл в Вудсток, чтобы она ожидала ребенка ранее середины лета? Фрейлина на миг смутилась, но тут же заулыбалась и сказала, что так оно и есть, она, видимо, просто ошиблась в расчетах.

Господи, еще одна Агнес… Анна вздохнула.

– Хорошо. Я поговорю с ним, но, если он откажется, тебе придется подыскивать другого отца ребенку. Сама-то ты с ним уже говорила?

Оказалось, что нет. Но Джудит была уверена, что, если королева замолвит за нее словечко, сэр Джеймс ни за что не станет перечить. Странная уверенность. Однако на другой день Анна решила поговорить с Тиреллом.

Найти его не составляло труда. В Виндзоре, как и в Вудстоке, сэр Джеймс много времени уделял охоте, и Анна сразу же отправилась в кречетную.

Для охотничьих птиц в замке было отведено сухое и светлое помещение в одной из новых построек. В одном конце его находился очаг, в другом – верстак со множеством полок с кусками кожи для клобучков и приспособлениями для стрижки соколиных перьев, а также для всяких лечебных снадобий, должиковых ремней и бубенчиков, чтобы легче было найти птицу, когда она затеряется с дичью в траве или кустах. Несколько ястребов, сапсан, три прекрасных кречета и ястреб-перепелятник сидели на насестах, когда она вошла. Сапсан расправил крылья и издал гортанный крик, словно приветствуя королеву. Она огляделась. Здесь было чисто, пол посыпан светлым песком, в очаге пылал огонь. Большой белый пес Тирелла поднялся навстречу Анне и замер, не зная, то ли залаять, то ли завилять хвостом. Из дверного проема напротив доносились какие-то шелестящие звуки, возня, хлопанье крыльев. Потом раздался смех, и мягкий голос произнес:

– Вот и хорошо, малыш. Какой же ты у меня молодец!

Это был голос Тирелла, и Анну поразила его интонация. Обычно он был негромок и бесстрастен.

– Сэр Джеймс! – окликнула его Анна, и в тот же миг пес решил, что все-таки стоит залаять.

В дверях показался Тирелл, взглянул на королеву с удивлением, прикрикнул на пса:

– На место, Дик!

Пес послушно улегся у стены.

– Как вы сказали, зовут вашу собаку? – удивилась Анна.

Тирелл, кажется, смутился.

– Его так звали уже тогда, когда я его купил.

– Странно, что вы не изменили кличку, – заметила Анна, но тут же заставила себя говорить о другом. – Мне необходимо поговорить с вами, сэр, по одному весьма щекотливому делу.

Почему-то в этой обстановке она чувствовала себя непринужденно, а напряжение, которое она испытывала по дороге сюда, начисто исчезло. Прежде всего ей понравился ясный молочный свет в помещении. Здесь все было уютно и обжито. Да и пес, носивший имя ее мужа, Анне понравился. Когда же она прошла за Тиреллом в соседнее помещение, то невольно воскликнула, восхищаясь необыкновенно красивым белым ястребом, восседавшим на жерди.

– Ведь правда, красив? – подхватил Тирелл. – Я поймал его совсем недавно, он еще недостаточно обучен – но какие способности!

Ястреб был почти белым, лишь на груди кое-где виднелись темно-коричневые пестринки. У птицы были порывистые движения и необыкновенной красоты пропорции. Несмотря на довольно крупные размеры, ястреб казался легким и изящным.

И вышло так, что Анна надолго задержалась в кречетной, возясь с чудесной полудикой птицей. Джеймс дал королеве по ее просьбе кожаную перчатку, и она стала приманивать дикаря мясом, пока тот не слетел и не уселся ей на руку. Это повторялось несколько раз, и Анна даже рассмеялась, когда ястреб особенно сильно забил крыльями у нее на руке. Тирелл подавал ей кусочки сырого мяса, и Анна дивилась, с какой жадностью заглатывает их птица.

Затем Тирелл ознакомил ее с достоинствами других имевшихся в его распоряжении птиц. Оказалось, что почти всех он выдрессировал сам – иных заполучив еще птенцами, как, например, крепкую коренастую самку ястреба, которую он даже не носил на перчатке, а отпускал свободно парить в поисках дичи, иных же долго приручая и вынашивая, как сердитого рыжего сапсана, так и не ставшего до конца ручным. Но особое предпочтение он отдавал ястребам, считая их наиболее разумными птицами. Анна улыбнулась.

– Возможно, вам и виднее, я-то с птицей знакомлюсь, лишь когда мне сажают ее на перчатку. Но вы наверняка любите ястребов потому, что сами с ними схожи, даже глаза одного цвета.

Она заглянула ему в глаза, чтобы сравнить, и замерла. В них мерцал теплый, радостный свет, словно в густой капле прозрачного янтаря.

– Со мной еще никто так не говорил, – негромко произнес Джеймс Тирелл.

Анна внезапно растерялась, отошла, зачем-то протянула руки к огню, хотя ей и не было холодно.

– Я к вам пришла по делу, – сухо сказала она. – Мне бы следовало вызвать вас к себе, но дело настолько щекотливое, что я решила, что должна прийти сама, дабы наш разговор остался в секрете.

И, не оборачиваясь, она изложила ему суть дела, в заключение потребовав, чтобы он женился на женщине, которую обесчестил. Тирелл молчал слишком долго, и Анна нетерпеливо повернулась к нему.

– Что вы на это скажете? Джудит Ховард, а точнее, Селден, девица из хорошего рода, восходящего к саксонским королям, и если вас волнует вопрос о приданом, то я дам ей в приданое те рубины, что король подарил мне на Рождество. Я жду вашего ответа, сэр Джеймс Тирелл.

Он поднял голову. Обычное бесстрастное лицо Черного Человека.

– Воля королевы для меня закон!

Анну поразило его равнодушие. Он даже не усомнился, его ли ребенка носит предлагаемая ему невеста. Столь же безразлично он выслушал сообщение Анны, когда она заявила, что покушалась на его ближайших соратников. «Этого человека ничего не интересует, кроме охотничьих птиц. Он сам словно хищник!»

– Коль вы согласны, я подготовлю невесту и распоряжусь относительно обряда венчания. Думаю, поскольку ваша дама в положении, не имеет смысла устраивать слишком пышное торжество. И чем скорее все совершится, тем меньше толков будет, когда ребенок родится раньше срока.

Эти слова она произнесла жестко, отчеканивая каждое.

– Ваша воля для меня закон, – так же спокойно повторил Тирелл.

Это окончательно вывело ее из себя. Она резко шагнула к нему.

– Наверное, то же вы сказали и королю, когда он приказал вам зарезать своих малолетних племянников!

Что-то дрогнуло в этом лице. Тирелл опустил веки, нахмурился, словно справляясь с болью. Анна вдруг почувствовала нарастающую жалость, но резко одернула себя. «Пусть эти муки будут преследовать тебя до конца дней», – раздался голос в ее душе, и она стремительно вышла.

В тот же вечер Джеймс Тирелл и Джудит Селден обвенчались. Анна не пожелала присутствовать при венчании, а уже через пару дней пришло послание от Ричарда, в котором содержалось требование снова перевести королеву в Вудсток.

Удивительно, как человек обживает даже самое запущенное место. У коронованных особ обычно нет дома, они вечно кочуют со свитой из манора в манор. Король Ричард, возможно, и вел такой образ жизни, но Анна, превратившись в узницу, невольно обрела дом. Теперь, когда условия ее заточения смягчились, она могла совершать прогулки верхом или гулять в парке, если позволяла погода. Она могла заказывать товары, по своему усмотрению переставлять мебель, приглашать ко двору бродячих актеров. Ибо хоть она и была пленницей, но оставалась королевой, а Ричард скорее решился бы ее убить, чем не позволить жить, как подобает августейшей особе. И хотя ее обслуга была сокращена до минимума и стражников в Вудстоке было больше, чем горничных, на содержание королевы, «поправлявшей здоровье», выделялись весьма значительные суммы.

Теперь Анна много времени проводила в замковой библиотеке, насчитывавшей более пятидесяти томов. Она располагалась в одной из галерей и всегда была под замком, дабы злоумышленник не похитил бесценного тома. Здесь были большие готические окна с матовым стеклом, книги и рукописи хранились в идеальном порядке – тяжелые манускрипты на полках, а старинные свитки – в футлярах и в ларях. Библиотеку собирал, видимо, любитель античной древности, ибо она состояла большей частью из сочинений Гомера, Гесиода, Платона, Овидия, Плутарха. Мир древних богов, благородных героев и философских фантазий… Несколько религиозных сочинений и пара печатных изданий Кэкстона не делали погоды – в основном это была возмутительно языческая литература. Однако Анна находила ее восхитительной.

В первых числах марта Анна задумчиво сидела за пюпитром, не сводя глаз с единственной строчки Овидия: «Ut desint vires, tamen est laudanda voluntas»[59]. Ею овладело нешуточное волнение.

Она обвиняла себя в малодушии и лени. Пусть Ричард и заставил ее смириться, угрожая жизни Кэтрин, но почему теперь душа ее словно задремала в тиши прекрасного замка? Она ничего не могла предпринять, да и не пыталась, сокрушенная страшным поражением мятежа Бэкингема. И сейчас, шепча эту строчку, она испытывала стыд. Ричард знал, что делал, отправив ее в Вудсток. Он ждал, что ее ярость уляжется и она вернется к мыслям о долге супруги, королевы и матери наследника престола. Ее всю оплела сеть обязательств и требований чести, загнав ненависть и уязвленную гордость в самые сокровенные тайники души.

Она вдруг с яростью отбросила ломкий свиток. Нет, пусть она сломлена и раздавлена страхом и одиночеством, но у нее все же не иссякли силы. Господи, но что, что она теперь может предпринять?

Неожиданно она услышала за окном голос Тирелла, подзывавшего собаку. Анна замерла. Мысли ее потекли совсем в ином русле. Этот загадочный Черный Человек день ото дня все больше интересовал ее. Они почти не разговаривали после возвращения в Вудсток. Но Анну и на расстоянии поражало его безразличие ко всему. Словно ничто не могло проникнуть в душу этого человека. Только хищные птицы. Но Джудит Селден, нынешняя леди Тирелл, как-то сказала: «Он так предан вам, миледи!» Порой Анна ловила на себе пристальные взгляды Черного Человека, но, странное дело, теперь она перестала бояться его. Когда она венчалась с Ричардом, Тирелл так же с сочувствием смотрел на нее. Или ей это показалось?

Она еще долго бродила по галерее, размышляя. Ричард, видимо, доверял Тиреллу и ценил его. Насколько же верен ему этот пес? В нем было нечто, отличавшее его от Рэтклифа, Фореста и Дайтона. Те слепо боготворили короля. Тирелл же, с его печалью в глазах, черными одеждами, одиночеством, жил словно под знаком вечного проклятия. И это человек, к которому благосклонен король, который в курсе всего, что происходит в Англии, в то время как она лишена даже ничтожнейшей весточки с тех пор, как покинула Виндзор…

Она велела позвать к себе сэра Джеймса.

– Как поживает ваш прекрасный белый ястреб? – милостиво осведомилась она, когда Тирелл вошел в библиотеку. В последнее время Черный Человек несколько изменился. Он отпустил небольшую бороду, его темные волосы, зачесанные вопреки моде назад со лба, отросли и почти достигли плеч. Казалось, ему было безразлично, как он выглядит, но одежда его всегда была безукоризненного покроя, хотя и без повсеместно принятых украшений.

Когда королева задала свой вопрос, Тирелл, как бы слегка удивившись, ответил не сразу.

– Он стал отличным добытчиком. Я как раз собирался отправиться с ним на охоту.

– А что вы скажете, если я изъявлю желание понаблюдать за ним в деле?

Темные брови Тирелла на миг приподнялись.

– С ястребом не охотятся верхом, моя королева, как с соколами на открытом пространстве.

– Что ж, и прекрасно. Я не против того, чтобы совершить пешую прогулку. Или вы считаете, что я убегу от вас?

Теперь его лицо вновь стало непроницаемым.

– Смею заверить, что я неплохой ходок, – добавила Анна, сдержанно улыбнувшись.

Тирелл низко поклонился.

– Воля королевы для меня закон. Я буду ждать вас с птицей, ваше величество.

Земля в весеннем лесу была мягкой и пряно пахла перегноем и палой листвой. На деревьях набухали почки, радостно звенели синицы. Анне нравилось ступать по пружинистой лесной подстилке. Она отбросила капюшон, подставив лицо теплым лучам предзакатного солнца. Тирелл шел рядом, неся ястреба на руке. Птица тревожно озиралась и распахнула было крылья, когда в отдалении пронеслась олениха с детенышем. Ястребам, в отличие от соколов, не надевали клобучков.

Королевские парки вокруг Вудстока кишели дичью. Слышался лай лисиц, где-то громко трубил олень-самец. Обученная собака Тирелла бежала впереди, принюхиваясь и оглядываясь на хозяина. Но, не получая знака, оставалась поблизости. Зато двое следовавших поодаль стражников едва не выли от охотничьего азарта, когда из болотца выскакивала здоровенная бурая свинья с дюжиной полосатых визжащих отпрысков или в кустах мелькал темный силуэт косули. Тирелл же не обращал на все это внимания, однако, когда послышалась обычная на закате перекличка фазанов, насторожился и сделал предостерегающий знак. Они как раз вышли на покрытую жухлой листвой папоротника поляну. Пес вновь оглянулся на хозяина, сделал несколько быстрых скачков, и, когда вспугнутый самец фазана, оглушительно хлопая крыльями, стал набирать высоту, Тирелл пустил ястреба. У Анны невольно вырвался разочарованный возглас, когда ястреб направился не прямо к птице, а к ближайшим зарослям. Но оказалось, что птица не так проста. Фазан, делая отчаянные усилия, спешил туда же, надеясь найти укрытие. Но охотник, перерезав ему путь, сделал стремительный рывок – и фазан, истошно крича, вместе с хищником рухнул в кусты.

Королева восторженно вскричала и, на какой-то миг позабыв о достоинстве, бегом кинулась к кустам вслед за Тиреллом и стражниками.

Птице дали немного поклевать дичь, а затем отманили вабилом. Анна была так восхищена, что едва не погладила птицу, благо Тирелл успел отвести ее руку – это делать было рискованно.

Впервые Анна увидела, как Джеймс Тирелл улыбается. У него оказалась добрая и открытая улыбка, и Анна решила, что Джудит Селден не ошиблась, утверждая, что при ближайшем знакомстве сэр Джеймс не такой уж и неприятный человек. Королева невольно поддалась его обаянию и, лишь когда они после еще двух леток белого ястреба возвращались в Вудсток, заставила себя вспомнить, что на этом человеке лежит вина за убийство принцев. Не следовало ей забывать и то, что долгие годы он выполнял для Ричарда любые тайные поручения.

Однако на другой день она вновь изъявила желание поохотиться с ястребом.

С тех пор они часто отправлялись в лес. Анна полюбила сама спускать птицу с руки и искренне огорчалась, когда охота оканчивалась неудачей. Тирелл стал теперь менее молчалив, порой рассказывал королеве разные истории о живших у него охотничьих птицах, в том числе и о прекрасно выдрессированном уэльском кречете, необычайно толковом и работоспособном. Этот кречет порой делал до десяти леток за охоту, пока однажды не кинулся на крякву, а та, нырнув в воду, утащила с собой птицу. Время было зимнее, и, хотя кречет все же умудрился выбраться на берег, он заболел и вскоре умер. Был у него и великолепный ястреб-тетеревятник из Берберии, необычайно красивый, но большой хитрец – слетал с руки, как бы за дичью, но тут же садился на ближайшее дерево в ожидании, когда его подзовут. Известно, что птице за возвращение на руку обычно полагается вознаграждение, и порой он так насыщался, что не могло быть и речи о дальнейшей охоте. О соколах и кречетах Джеймс мог говорить часами, словно вознаграждая себя за долгое молчание, однако стоило только Анне начать расспрашивать его о прошлом, как он тут же мрачнел и замыкался в себе. Все, что Анне удалось узнать о нем, – что он родом из Суффолка и рыцарский пояс получил после битвы при Тьюксбери. О своей службе при ее муже он не проронил ни слова. Но одно то, каким ледяным становился его голос и как гасло оживление в его глазах, наводило на мысль, что Тирелл если и не считает позорным свое прошлое, то, по крайней мере, оно причиняет ему боль. Он все более становился загадкой – что заставило рыцаря стать подручным Ричарда в самых темных делах, добровольным изгоем при дворе, всего себя посвятив этой службе?

Тиреллу прислали нового ястреба – крупную молодую самку с мощными цевками и необыкновенно широкой грудью, и Анна пожелала сама заняться ее выноской. Тирелл подсказывал ей, как следует действовать. Анна носила ее на перчатке, порой волочила ее даже по земле, пока птица не поняла, что на руке все же удобнее. Постепенно она научилась сама взлетать на руку, получая за это кусочки мяса. Анна теперь часто носила ее на руке, по совету Тирелла бывая с ней на конюшне, во дворе, среди людей, дабы птица скорее привыкла к шуму.

Так она и разгуливала под готическими сводами замка или по аллеям парка – в богатом платье со шлейфом и грубой кожаной перчатке с крагой, на которой, поблескивая глазами, сидела ястребиха. Анна назвала ее Лакомкой за чрезмерную разборчивость в пище. Один раз, когда королева после обеда вошла в кречетную с кусочками арбуза, Лакомка, приняв красную мякоть за мясо, схватила ее. Королева и Тирелл тогда так и зашлись от смеха, глядя, как птица недоуменно трясет головой и с отвращением выплевывает непривычную еду. Тирелл говорил, что Лакомку не удастся приручить ранее чем за месяц, но Анна хотела ускорить срок выноски, ибо с середины апреля начиналась линька птиц и оканчивался сезон ловли с ястребом.

Дебора Шенли не была в восторге от частых встреч королевы с Джеймсом Тиреллом. Даже когда Анна объяснила ей, что пытается приручить этого слугу короля, баронесса выразила по этому поводу сомнение.

– Все это весьма неопределенно. Даже если вы и вскружите голову этому прислужнику сатаны, не забывайте, что милостивые улыбки королевы не заменят ему тех лет, что он верой и правдой служил Ричарду. Он хищник, и ты весьма рискуешь, доверяя ему.

– Порой мне кажется, что он словно на привязи у Ричарда, – задумчиво говорила Анна. – И рад бы улететь, да не в силах.

– Совершенно верно. Он, словно ручной ястреб, возвращается к хозяину, чтобы получить подачку.

Глаза Анны по-кошачьи прищурились.

– А знаешь ли, Деб, ястреб необычайно быстро дичает, оставшись без присмотра.

По лицу баронессы скользнула тень.

– Вы забываете, что вашего венценосного супруга и Черного Человека связывает страшная тайна – убийство законных наследников престола. Он специально отослал его в Вудсток, чтобы убрать подальше от глаз двора столь компрометирующего его человека. Даже если вы и приручите этого дьявола, он все же останется при короле, ибо тот владеет его тайной.

Теперь королева откровенно смеялась.

– А как ты считаешь, для кого страшнее обнародование этой тайны: для Джеймса Тирелла или для короля?

Дебора сокрушенно качала головой.

– Боюсь, всего вашего очарования, моя королева, не хватит, чтобы заставить этого человека объявить себя убийцей малолетних принцев, даже с оговоркой, что он выполнял приказ. Так что не слишком доверяйтесь ему.

Анна и была осторожна, зато Тирелл в последнее время все чаще стал рассказывать ей о том, о чем, видимо, король не желал, чтобы его супруга знала. Так Анна узнала, что трон ее супруга колеблется, что в стране брожение, и Ричард, не доверяя южанам, сделал своей новой резиденцией Ноттингем – город, расположенный в центре королевства. Король много ездит, разбирая спорные дела, выказывая себя поборником правосудия, но под этим предлогом разделывается с неугодными. Англия возмущена, но нескончаемые казни, шпионаж и слежка заставляют людей молчать. К тому же страну беспрестанно тревожат набеги пиратов. Торговые суда опасаются покидать гавани, торговля угасает, французы и бретонцы чувствуют себя хозяевами в Английском канале, в то время как адмирал Норфолк занят подавлением мятежей внутри страны.

Анна слушала Тирелла затаив дыхание. Чем больше он говорил, тем сильнее она убеждалась в его неприязни к королю Ричарду. Джеймс не производил впечатления глупца, и то, что он стал так откровенен с нею, говорило о том, что ему давно хотелось открыть перед кем-то душу. Его речи и выражение глаз не скрывали торжества по поводу неудач его короля. «Когда-нибудь ты все мне расскажешь, и поглядим тогда, кто из нас, я или горбун, станет твоим настоящим господином».

Они по-прежнему почти ежедневно отправлялись охотиться с ястребом, и однажды, уже возвращаясь, увидели поднимающуюся по склону вдали растрепанную старуху. Тирелл остановился как вкопанный, вслед за ним останавливались и стражники, торопливо крестясь.

– Ваше величество, лучше переждать, пока она не пройдет. Это Ульрика, местная ведьма, у нее, говорят, дурной глаз.

Анна, прищурившись, разглядывала старуху. Она казалась немощной и дряхлой, шла сутулясь, опираясь на суковатую клюку.

– О королева! – воскликнул один из стражников. – Это поистине исчадие ада. Давайте и в самом деле уступим ей путь.

– Почему же местное духовенство не займется ею? – спросила Анна, невольно отступая под сень деревьев.

Тирелл сказал:

– Говорят, она умеет врачевать, и неплохо, а местный аббат – человек болезненный. По слухам, только она может умерить его боли. Воистину, слуги Божьи не всегда ведут себя разумно, даже когда речь идет о спасении душ.

Анна бросила на него быстрый взгляд. Вот уж, право, странные слова из уст человека, о котором толкуют, что он продал душу дьяволу.

– К тому же к Ульрике бегают местные кумушки, когда им требуется кого-то приворожить или составить зелье, а также девицы, которым невтерпеж избавиться от плода. Так что есть от нее и польза. Но она и в самом деле прорицательница и колдунья. Несколько лет назад именно она, еще живя в Лондоне, предсказала королеве Элизабет, что ее детям не видать престола, пока жив брат короля. Тогда все сочли, что речь идет о Джордже Кларенсе.

Он неожиданно умолк, поняв, что коснулся трагедии, в которой и сам повинен. Королева сделала несколько быстрых шагов в сторону – оказалась лицом к лицу с колдуньей.

От неожиданности она замерла, не в силах сказать ни слова. Ульрика, подняв подрагивающую голову, неотрывно смотрела на нее. Она показалась Анне древней, как дубы Вудстока, но что-то в ее светлых, как бы незрячих глазах показалось ей знакомым.

– Так-так, – закивала головой колдунья. – Вот и сама Анна Невиль.

Тотчас Тирелл заслонил собой королеву.

– Убирайся прочь, исчадие ада!

Но Анна уже узнала ее и, улыбаясь, шагнула навстречу.

– Мэдж! Моя славная Мэдж!

Теперь растерялись все, даже сама старуха. Она даже отпрянула, когда королева вплотную приблизилась к ней. Это действительно была та самая женщина, которая давным-давно, еще под Барнетом, вылечила смертельно раненного Филипа и предсказала Анне, что ей предначертано носить корону.

– Ты разве не узнаешь меня, Мэдж?

Старуха снова вгляделась в нее своими светлыми колдовскими глазами.

– Я-то узнаю. Но вот вы, ваше величество, никогда не станете настоящей королевой, пока не забудете всех, кто из прошлого.

Анна с трудом подавила вздох.

– Значит, мне ею и не быть. Прошлое значит для меня больше, чем настоящее.

На какой-то миг лицо Мэдж смягчилось, словно бы даже помолодело. «Сколько ей лет?» – подумала Анна. На вид ей можно было дать все сто.

– Как ты оказалась здесь? Где твой муж и где Лукас?

Мэдж, как-то сразу осев, глянула через плечо Анны и, когда та решительным жестом отослала Тирелла и охранников, сказала, что уже давно ее муж взял в дом другую женщину, и Мэдж пришлось уйти. Она долго бродила по свету, жила в Лондоне, но отовсюду ее гнали, грозя костром. Лукас стал солдатом, и она уже много лет не знает, где он. Все, что имела Мэдж, – это какую-то уверенность, что он еще жив.

– Ты по-прежнему прорицаешь судьбу? – с улыбкой спросила королева. Ее совсем не пугал дар Мэдж. Она протянула открытую ладонь.

– Скажи, что мне еще осталось в жизни? Когда-то все, что ты предсказала, сбылось. Увы!

У Мэдж были все те же корявые, похожие на корневища руки. Со временем они еще больше огрубели, и, когда Анна вложила в них свою бело-розовую нежную ладонь, она показалась ей хрупким цветком. Тирелл и солдаты ошеломленно стояли в стороне, не в силах поверить, что их повелительница не боится ужасной колдуньи.

Мэдж долго и внимательно разглядывала ладонь Анны, потом стала сравнивать ее со своей, и вдруг резко оттолкнула руку королевы, а затем, что-то сердито бормоча, пошла прочь. Анна торопливо догнала колдунью.

– Что ты там увидела, Мэдж? Говори! Я уже перенесла столько, что меня ничем не испугать.

– Ничего нет у тебя на руке. Ничего! – злобно буркнула Мэдж и хотела уже идти дальше, но Анна удержала ее.

– Я приказываю тебе. Говори!

Мэдж смотрела не на королеву, а как бы сквозь нее.

– Вот что, – наконец решилась она. – Я не могу предсказать твою судьбу, но дам совет. Там, у леса, стоит человек, который тебя любит. Ты для него единственная отрада в жизни. Но остерегайся его. У него светлое сердце, в остальном он черен. Вокруг него все черное, ибо на нем лежит проклятие.

Из всего сказанного Анну больше всего поразили слова о любви Тирелла к ней. Об этом она и поведала Деборе, когда возвратилась в замок. Но баронесса лишь пожала плечами.

– Надо быть слепцом, чтобы не заметить, как на вас смотрит Черный Человек. Первой это заметила его жена. Разве вы не видите, что она места себе не находит?

Анна и в самом деле в последнее время была поражена тем, что юная леди Тирелл, прежде такая ласковая и веселая, стала беспокойной, часто плакала и жаловалась на мужа, говоря, что он чаще проводит ночи со своими птицами, чем с ней. Королева, однако, не выразила ей сочувствия. Джудит приобрела супруга вовсе не тем путем, чтобы ожидать от него нежных чувств. Поэтому, когда сэр Джеймс заявил, что намерен отослать жену в свое родовое поместье в графстве Суффолк, которое давно запущено и нуждается в хозяйской руке, она не стала возражать, спросив только, почему сэра Джеймса не интересует, сына или дочь подарит ему супруга.

Тирелл посмотрел на нее странным взглядом.

– Если меня не волновало, чье дитя носит Джудит, какое мне дело до пола тех, кто будет носить мое имя?

Анна смущенно отвела взгляд. Она старалась убедить себя, что этот раб Ричарда не заслуживает сострадания, но в ту минуту испытала нечто похожее на угрызения совести.

В середине апреля королева наконец пожелала поохотиться с Лакомкой. Тирелл ее отговаривал, поскольку считал, что ястреб еще не до конца приручен. Однако Анна непременно хотела испробовать птицу еще до конца сезона. Они отправились в лес ближе к вечеру, в самое подходящее время, когда голодная птица лучше всего берет дичь.

В лесу стояла тишина. Огромные дубы, укутанные дымкой молодой зелени, словно дремали. Где-то тосковала лесная горлинка.

– Нам не стоит слишком долго оставаться в лесу, ваше величество, – сказал Тирелл. – Один напуск – и довольно. Слишком душно, не было бы дождя.

Королева даже не оглянулась. Впереди них, уткнувшись носом в землю, трусил лохматый Дик. Анна с ястребом на руке шла следом. Тропинка, извиваясь среди обросших мохом дубов, спускалась к лесному озеру, где обычно было много дичи.

Первый напуск Лакомки был неудачен. Птица словно с недоумением воззрилась на взлетающего с треском фазана и, пока Анна не сбросила ее с руки, не пожелала работать. Но и потом, ринувшись было в погоню, не схватила добычу, а отлетела в сторону и безмятежно уселась на ветвях дуба.

– Я говорил вашему величеству, что еще рано с нею заниматься охотой, – спокойно заметил Тирелл, когда им удалось все-таки с помощью вабила подманить птицу.

Однако Анна не желала сдаваться. И следующий напуск был просто великолепен. Лакомка с лету ударила белку и вместе с нею, ломая ветки, рухнула в густой кустарник. Анна была так довольна, что дала птице почти полностью растерзать тушку зверька, а потом еще и прикормила ее мясом.

Тем временем загудел ветер, где-то прогрохотал гром.

– Пора возвращаться, – заметил Тирелл. – Ястребы плохо охотятся в ветреную погоду, да и она, кажется, уже сыта.

Анна не возражала, но именно в этот момент собака подняла с лежки кролика, и, прежде чем Тирелл успел возразить, королева снова подбросила в воздух птицу.

Кролик замелькал серой спинкой среди листьев папоротника. Лакомка рванулась было за ним, но потом вдруг передумала и уселась на ветке дуба. Раскрыв клюв, она сердито зашипела, нахохлилась и отвернулась, давая понять, что более не желает иметь с людьми никаких дел.

Анна пришла в отчаяние. Ничего не помогало – ни голос хозяйки, ни приманка. Когда хлопочущие люди надоедали птице, она перелетала на другое дерево, и все повторялось сначала.

– Все, – наконец сдался Тирелл. – Из этого ничего не выйдет. Я знаю таких птиц. Если она решила не возвращаться, значит, и не вернется. А нам необходимо успеть вернуться до того, как разразится непогода.

Королева бросила на него рассерженный взгляд.

– Можете возвращаться, если вам угодно. А я слишком много сил и времени потратила на Лакомку, чтобы от нее отказаться. Вы лучше меня знаете, что стоит ей хоть одну ночь провести в лесу, как она полностью одичает.

Когда у Анны эмоции брали верх над разумом, она не слушала ничьих советов. Тирелл попытался ее урезонить, сказав, что на Лакомке бубенчик и что из Вудстока он пошлет за нею двух ловчих, снабдив их даже факелами, если поимка птицы затянется до сумерек. Но Анна не была уверена, что ловчие сумеют отыскать птицу в лесу, к тому же неизвестно, куда она может за это время улететь.

Оставалось только удивляться ее упорству по столь незначительному поводу. Закатные лучи все еще озаряли стволы деревьев, но с севера все ближе приближалась свинцовая туча, и гром грохотал уже совсем близко. Анна, казалось, готова была уже отступить, когда ястребиха, перелетев открытую поляну, опустилась на противоположном склоне на ветку совсем рядом с землей.

– В последний раз, – сказала Анна и, подхватив полы плаща, бросилась бежать.

Тирелл утомленно опустился на поваленное дерево. Несмотря ни на что, он был доволен прогулкой. Никогда еще он так долго не оставался наедине с королевой, к тому же сегодня ее величество Анна была живой и непосредственной, и ему было легко с ней.

В этот миг кружившийся неподалеку Дик вдруг насторожился и замер, навострив уши и напряженно вытянув хвост. Тирелл взглянул в ту сторону, где в кустах безуспешно подзывала Лакомку королева, – и весь похолодел. На ветке дуба светлым пятном выделялся силуэт собравшейся в комок и замершей для прыжка рыси. Королева находилась как раз под деревом, где притаилась клыкастая хищница.

– Назад! – закричал Тирелл, срываясь с места. – Назад!

Дальнейшее произошло в считанные мгновения. Королева остановилась, заметив бегущего в ее сторону сэра Джеймса, и в тот же миг рысь прыгнула. Анна отчаянно закричала, и Тиреллу показалось, что его сердце разлетается на тысячу осколков. Спасло королеву лишь то, что она стояла на склоне и от толчка упала вперед. Хищник перелетел через нее, и они с шумом покатились в заросли папоротника внизу.

Первым у цели оказался Дик, и уже через миг они с рысью сплелись на земле в рычащий и воющий клубок. Тирелл прежде всего бросился к королеве, но, увидев, что она уже сама поднялась и теперь сидит, глядя расширенными от ужаса глазами на сражающихся животных, выхватил кинжал и пришел на помощь собаке.

Ему не сразу удалось понять, кто где, но, лишь на какой-то миг визжащая дикая кошка оказалась сверху, он умудрился ухватить ее за загривок и, рванув к себе, дважды ударить, вгоняя кинжал по самую рукоять…

Когда по телу хищника прошла судорожная дрожь и лапы бессильно повисли, он, оставив Дику терзать добычу, вновь кинулся к королеве. Плащ ее был разорван, на плече алели пятна крови, но казалось, что она не замечает этого. Безумный страх все еще стоял в ее широко распахнутых зеленых глазах. И когда Тирелл приблизился, Анна испуганно потянулась к нему и, едва он ее обнял, разразилась рыданиями. Она все еще пребывала во власти страха, и вся дрожала у него в руках. Тирелл сам все еще тяжело дышал после пережитого, однако мысль, что он держит королеву в объятиях, что она не боится, не презирает его, как прежде, а, наоборот, ищет у него защиты и утешения, заставила его замереть. Это было сладкое чувство, и какой-то миг он ни о чем больше не мог думать, лишь чувствовал, как у его груди, словно испуганный зверек, бешено бьется ее сердце. Когда его стук стал ровнее, а всхлипы реже, мягко разжал объятия.

– Ваше величество! Моя королева, пора! С минуты на минуту польет дождь, нам необходимо где-то укрыться.

От звуков его голоса она окончательно пришла в себя. Увидела сидящего рядом с окровавленной мордой Дика. Тирелл легко перебросил тушу рыси через плечо.

– Ваше величество, дождь вот-вот начнется, к тому же вы ранены. Мы успеем вернуться в замок, но здесь неподалеку хижина этой ведьмы Ульрики. Думаю, нам следует там переждать грозу. К тому же вам нужна помощь.

Хижина Мэдж-Ульрики оказалась обычной землянкой с заросшей травой плоской кровлей. Они бы не смогли ее обнаружить в гуще сумрачного, волнуемого ветром леса, если бы не Дик. Пес первым наткнулся на дверь и стал скрестись в нее и скулить. Колдунья как бы и не удивилась, когда Тирелл ввел в ее жилище королеву, тотчас сообразила, что случилось, и, кивком головы отослав его за дверь, стала раздевать королеву, чтобы осмотреть ее плечо. К счастью, царапины были не столь глубоки, видимо, когти рыси увязли в складках ткани и капюшона. И все же Мэдж заговором остановила кровь, затем поставила на огонь воду и, когда она остыла, промыла рану, наложив на порезы корпию. Анну все еще порой начинала бить дрожь после пережитого испуга, и Мэдж дала ей успокаивающего отвара из трав. За все это время они не вымолвили ни слова. За окном полил дождь, грохотал гром, лес неистово шумел. Дик обследовал все углы хижины и, поскуливая, стал царапаться в дверь, куда вышел хозяин. Однако когда Мэдж приоткрыла ее и пес увидел потоки воды, то попятился, предпочтя теплое место у огня.

Анна несколько опешила, когда увидела, что Мэдж накинула плащ из толстого войлока и складывает в корзину какие-то снадобья, видимо, собираясь уходить.

– Ты куда? Ведь ты не оставишь меня одну с этим человеком?

Мэдж внимательно посмотрела на нее из-под нависающих косматых бровей. В ней уже давно не осталось ничего женского.

– Чего ты боишься? Он спас тебя сегодня. К тому же я говорила тебе, что сердце этого человека полно тобой.

Анна окончательно растерялась.

– Но поэтому я и не хочу оставаться с ним! Ты сама советовала мне держаться от него подальше.

– Не больно же ты внимательна к моим словам.

Анна вспыхнула:

– Он мой страж! Сам король приставил его ко мне.

– Он давно уже не тюремщик тебе. И не бойся: если ты не позовешь его, он не войдет под этот кров. А мне надо идти. У доброго отца настоятеля снова был приступ, и он еще несколько часов назад прислал за мной слугу. Если хочешь, я скажу, чтобы из аббатства послали человека в Вудстокский замок с сообщением, где ты находишься.