Мода на чужих мужей Романова Галина

Мать тихонько плакала и просила о снисхождении. Мол, прощать мы все обязаны. И еще что-то испуганно бормотала о возмездии.

Галка тоже вставляла время от времени всевозможные намеки на то, что они все Ольге очень обязаны и бросить ее теперь в таком состоянии…

А какое?.. Какое у нее состояние?! Он вообще не мог себе представить, как может себя чувствовать человек, совершивший покушение на убийство! Пускай даже и не своими руками, но совершивший! Как он может себя чувствовать, как?!

У Светки состояние, это да! Самое плачевное, самое безнадежное и самое страшное! Она не могла пить, есть, говорить. Она могла лишь глаза приоткрывать на пару минут за час, не более. Температура у нее высокая еще держалась. И анализы крови были отвратительными.

Вот чье состояние ему не давало покоя и сна. Вот чьим состоянием он болел день за днем, час за часом.

А они тут, понимаешь, за Олю похлопотать пришли. Скажите, нашлась пострадавшая!

Коварная, подлая дрянь! Надо же было до такого додуматься – нанять убийцу, чтобы избавиться от соперницы! Да он…

Да он не то чтобы вернуться к ней, даже в мыслях никогда себя снова рядом с Ольгой не видел. Никогда! А теперь… Теперь он вообще ее видеть не хочет. На свободе, во всяком случае. А вот на скамье подсудимых рядом с тем уродом – это да. Это Стас посмотрел бы с удовольствием.

О встрече она просит, поговорить желает! Совсем идиотка, что ли?! Он ведь может не сдержаться, вцепиться в ее милую красивую шейку и сдавить посильнее, чтобы избавить сразу себя от зудящего желания отомстить.

И кстати…

Вчера поздно вечером, когда он бродил по опустевшей квартире и собирал какие-то вещи для Светланы, он вдруг понял, что ненависть – как раз то самое чувство, которое способно заставить совершить самое страшное из зол. Он вдруг понял, что ненавидит Ольгу с такой силой, что в самом деле убил бы ее.

И посему, сделал он вывод минут через десять, зная о силе Ольгиной ненависти, даже крохотной доли сомнения в ее виновности допускать нельзя.

А она у них есть! Она есть у них, у этих бездушных сволочей, которые завели уголовное дело по факту нападения на его жену. Они изо всех сил сомневаются, дергают плечами, требуют с него каких-то фактов, улик, намеков на мотивы. Будто ненависть к сопернице не могла быть мотивом!

– Знаете, тогда у нас трупами все вокруг было бы завалено, – многозначительно хмыкнул здоровенный малый, вечно забывающий бриться.

– Что вы хотите этим сказать?! – возмутился тогда Стас.

– То, что неприязненное чувство на почве ревности давно должно было иссякнуть у вашей бывшей жены.

– Она не была мне женой! – продолжил возмущаться Супрунюк, потея от злости и бессилия и без конца елозя носовым платком по лбу и щекам.

– Она была вашей гражданской женой, – поправил небритый следователь или оперативник, черт их разберет. – Без малого три года. И по моим сведениям, отношения у вас были великолепными. И…

– До тех пор, пока я ее не бросил! – ухватился сразу Стас как за соломинку. – Потом-то все изменилось!

– А по моим сведениям, отношения у вас и оставались совершенно нормальными, в отличие от некоторых подобных случаев. Там и морды, простите, соперницы друг другу бьют, и стекла бить не гнушаются. А вы, по слухам, даже в гости друг к другу ходили.

– Я не ходил, – огрызнулся Стас. – Это Ольга вечно к нам таскалась. А я, между прочим, был против!

– А ваша теперешняя жена?

– Она терпела. Улыбалась ей…

Стаса последние дни при воспоминании о ее улыбке начинало пробивать желание расплакаться. Вот стоило вспомнить Светку улыбчивой, счастливой, как тут же слезы наворачивались.

Ведь она уже никогда не станет прежней! Никогда не будет счастливой и улыбаться не будет. У нее ведь нерв какой-то задет, зачитал ему выписку из истории болезни тот самый доктор. И как ее организм поведет себя потом после длительного курса реабилитации, одному только богу и известно.

– Вот видите! – поднимал палец щетинистый малый, опоясанный кобурой. – Улыбалась! А это о чем говорит?

– О чем?

– О том, что между женщинами сохранялись вполне приемлемые отношения.

– Так, видимость одна, – махнул рукой Стас.

– Пусть так, но они находили в себе силы соблюдать приличия. И длилось это… По моим сведениям, больше года.

– Вы куда клоните, не пойму?! – снова начинал свирепеть Стас. – Вы считаете, что Ольга не виновата?!

– Я пока никого не могу и обвинять, – сводил брови мужик, намекая на презумпцию невиновности. – Я могу лишь строить версии.

– И Ольга у вас на роль подозреваемой никак не подходит?!

– Послушайте, Станислав Викторович… – начал с угрозой мужик, потом втянул в себя воздух, выдохнул его с шумом, надув щеки шариком, потом считать до двадцати, видимо, начал, больно уж долго молчал. – Мы не можем подсовывать людей на роль подозреваемых просто потому, что это кого-то из пострадавших могло бы устроить.

– Это вы к чему?

– Это я к тому, – повысил он голос, – что вы сами вполне могли бы заказать свою жену, а потом разыгрывать передо мной горе.

– Да вы!.. Да вы… – тут он начал задыхаться гневом, как тот киношный герой. Слава богу, вовремя взял себя в руки. – Мне-то зачем?

– Может, надоела она вам?

– Развелся бы.

– А может, бизнес у вас на двоих?

– Да нет, встретились мы с ней, когда уже все работало на полную катушку.

– Квартирный вопрос мог быть задет, а? – продолжил с надеждой перечислять заросший щетиной малый, скорее просто для того, чтобы отвлечь Стаса от Ольги.

– Да нет, – спокойно возразил тот, сразу поняв его уловку. – И квартира моя изначально.

– Она могла вам изменять, а вы ее выследить и…

– Мы не расставались практически никогда! У нее не было времени на измену. Мы все время были вместе, – вспомнил Стас и замотал головой, зажмурившись. – Как вот я теперь без нее, а?! Как?!

– Она же не умерла, – опешил парень. – Она жива.

– Жива! Это для вас она жива! Это всего лишь строка в вашем протоколе! Это «жива» значит для вас отсутствие трупа, и это для вас здорово. А для меня… Она покалечена! Она долго не сможет ходить. Она никогда… не сможет иметь ребенка, понимаете? А вы говорите – жива!.. И вы должны меня понять, вы просто обязаны понять, насколько важно для меня найти этого урода!

– Понимаю, – осторожно кивнул малый.

– И вы так же должны доказать, что это Ольга наняла убийцу.

– А если мне удастся доказать как раз обратное? – хитро прищурился знающий все о презумпции невиновности. – Вы все равно не успокоитесь и во всех своих бедах будете продолжать обвинять Лаврентьеву?

– Да докажите мне хоть что-нибудь! – закричал тогда Стас в отчаянии. – Не сидите же, делайте что-нибудь!..

Его отчаянное подталкивание к действию совершенно не понравилось сотруднику милиции, кажется он представлялся Ростовым Дмитрием Николаевичем. И они, кажется, и вовсе забыли об этом деле. Забыли про него, про бедную Светку, про Ольгу, которая исковеркала им жизнь, тоже забыли. Галка что-то намекнула после обеда, что Тихонову удалось выхлопотать ее освобождение под подписку о невыезде или под залог, он плохо вслушивался.

Да и какая, в сущности, разница, с какой мотивацией ее отпустят? Главное, она выйдет из тюрьмы, а Света этим временем так и останется в больничной палате!

Главное, что Ольга снова станет спать в своей постели, пить, есть, ходить по магазинам, улыбаться встречным людям – она любила находить в незнакомых людях приятное и улыбаться им. А Света в сознание начала приходить лишь позавчера.

Мог он допустить подобный беспредел?! Мог позволить человеку, скомкавшему все его мечты, оставаться безнаказанным и жизнерадостным?

Нет! Никогда…

Он подождет еще немного, терпеливо, без суеты. А потом, если сотрудникам правоохранительных органов будет недосуг разбираться с делом, где даже труп отсутствует, а есть лишь пострадавшая, он сам с ним разберется. Он найдет способ, а времени и средств у него предостаточно…