Плевать на все с гигантской секвойи Вильмонт Екатерина
– Все! Мы дружим, и только!
– Согласна! Ого, сколько еще гостей понаехало! Вы тут всех знаете?
– Не всех, но некоторых. А вообще, ужасно жрать хочется! Я видел стол – закачаешься! Даже омары есть! Вы ели когда-нибудь омары?
– Да.
Михаил Петрович с удовольствием озирался. Удивительно, сколько красивых женщин стало в Москве. Например, вон та высокая блондинка, просто глаз не оторвать. Элегантная, а фигура какая… Он вообще обожал рослых блондинок, хотя ни жена, ни Надя не соответствовали этому идеалу.
– Мишка, привет! – хлопнул его по плечу старый приятель. – Ничего цветничок, а? Ты видел сестру жениха – закачаешься! Конфетка! И всего восемнадцать, хочешь, покажу?
– Саня, я с женой!
– Но поглядеть же можно! Восемнадцать лет! Нам с тобой на таких остается уже только глядеть!
– Ну почему же? В другой ситуации можно и приударить! Нынешние девочки не такие уж недотроги!
– Старый развратник! А я смотрю, ты уже облизываешься вон на ту блонду! Ладно, дело твое, а я пойду на девочку полюбуюсь, просто трепетная лань!
– Миша! – позвала его жена. – Вот познакомься, это мой школьный друг, мы не виделись лет двадцать! Георгий Иванович, Михаил Петрович, мой муж!
– Очень приятно, – ответил Михаил Петрович и пожал руку школьному другу жены. Он вдруг сообразил, что этот пожилой человек, седой, с большой лысиной и каким-то потертым лицом, на четыре года моложе него. Ему стало страшно. А каким же я кажусь стариком? Но тут же он поймал на себе взгляд той самой высокой блондинки, взгляд абсолютно недвусмысленный, и сразу приободрился.
Гостей пригласили к столу.
Часа через полтора, когда первый голод и первая жажда были утолены, тамада притомился кричать «горько!» и молодожены уже посматривали на часы в предвкушении отъезда, Вика, вернувшись из дамской комнаты, сказала:
– Мишка, я видела тут одну бабенку, у нее глаза точь-в-точь как у нашего Сидора, я даже испугалась!
– Неправда, таких глаз у людей не бывает! И вообще, мой Сидор вне конкуренции, – пробормотал Михаил Петрович.
– О, да ты уже набрался!
– Ничего подобного!
Сказав, что таких глаз, как у любимого кота, у людей не бывает, он немного кривил душой. Когда-то, очень давно, он встретил на речном трамвайчике девушку с такими глазами. Он был тогда с дочкой, девушка – с большой компанией, но он до сих пор помнит, как у него тогда замерло сердце. Она стояла у борта, смеялась, а какой-то парень, кажется иностранец, фотографировал ее. Была ли она красива? Он не помнил. И черт лица не помнил, только фантастические зеленые глаза. Он и Сидора в свое время подобрал именно из-за того, что кот напомнил ему девушку, при виде которой у него перехватило дыхание.
– Ну и где это чудо с глазами Сидора? – как бы невзначай поинтересовался он.
– Никакого чуда, женщина как женщина и, кстати, совершенно не в твоем вкусе.
– Господи, Вика, – поморщился он, – о чем ты говоришь?
– Будто я не знаю, что ты западаешь на блондинистых дылд. Ага, вон она, смотри.
– Где?
– Вон та, черненькая, с рыжим мужиком.
Он увидел женщину среднего роста в черном платье с темными гладкими волосами, она стояла к нему спиной.
– Пойду гляну, что за Сидоровы глаза… – нарочито пьяным голосом произнес он. Внутри же он был страшно напряжен. Она или не она? Он встал и неспешно направился в сторону яркой парочки. Вдруг женщина обернулась. Нет, не она… Но глаза! Это были те же глаза. Неужто есть еще женщина с такими глазами? Идиот, сказал он себе, не в силах оторвать взгляд от этой женщины, прошло ведь лет семнадцать, наверное, она постарела, она уже не хрупкая девочка…
Рыжий мужчина что-то сказал, и она рассмеялась. Она! Это была она! И точно так же замерло сердце и остановилось дыхание. Женщина поймала его ошеломленный взгляд и отвернулась. А он не привык, чтобы понравившаяся женщина отворачивалась от него. Он всегда был победителем. Неужели я вышел в тираж? – испуганно подумал он. И счел за благо вернуться за стол.
– Ну как? Разглядел? – спросила жена.
– Действительно, глаза точь-в-точь как у Сидора. Но в целом ничего особенного.
– Я же говорила…
– Марина, вы одним взглядом сразили человека! – смеясь, заметил Андрей. – Он шел и вдруг словно споткнулся! Вы опасная женщина! Вторая жертва за один вечер, и то ли еще будет!
– Да ладно вам, Андрей, человек выпил лишнего, вот и споткнулся, а я тут ни при чем!
– Марина, можно вас на минуточку? – тронула ее за плечо Римма. – Мы сейчас уезжаем, я хочу с вами проститься.
Марина поцеловала новобрачную.
– Риммочка, желаю вам счастья, пусть все-все у вас будет хорошо!
– Спасибо, я почему-то сразу к вам… прониклась… Вы добрая… Да, и еще… Мне сказали, что вы классный декоратор!
– Господи, кто же вам мог это сказать, я тут никого не знаю!
– Дело не в этом, но я очень хочу, чтобы вы… Ну если сможете… Папа подарил нам квартиру, и я бы хотела, чтобы вы… обставили ее. Это можно?
– Почему же нет?
– Здорово! Я подумала, мне будет уютно в такой квартире… Я глупости говорю, да?
– Ничего подобного. Я с удовольствием, Римма! Ты мне тоже очень понравилась.
– Я вас найду через дядю Игоря, да? Или у вас есть с собой визитка?
– Конечно, есть. Вот возьми. И даже если раздумаешь обставлять квартиру, все равно позвони, когда вернешься.
Они еще раз расцеловались. И Римма убежала, спрятав визитку в сумочку.
– До чего трогательная девочка, – покачала головой Марина.
– Да, она милая. Отец ее обожает, а мать муштрует как… вообще мало симпатичная дама.
– Зачем же вы пришли?
– А я с ее мужем когда-то работал вместе, мы были дружны, еще в советские времена, никто даже и подумать не мог, что он так взлетит… О, смотрите, Игорь вернулся, какая жалость!
– Маришка, вот и я!
– Ну как мама?
– Да ничего страшного, сделали ей укольчик, она успокоилась и заснула! Этот рыжий тебя не обижал?
– Я? Разве я могу обидеть женщину? Это Марина тут кавалеров штабелями укладывает…
– Андрюха, ты набрался!
– Я же не пью, но опьянел от волшебных глаз твоей дамы, и, кстати, не я один…
Михаил Петрович все время держал в поле зрения зеленоглазую незнакомку. Вот к ней подошел еще один мужчина и как-то очень по-хозяйски приобнял. Муж, наверное. А рыжий кто? Просто знакомый? Любовник? Претендент? Ему хотелось броситься туда и разметать их всех, схватить ее на руки и увезти. Куда? В лес, в степь, в пустыню… Лучше всего в пустыню… Нет, на необитаемый остров… Лет на пять… Чтоб никто не смел приблизиться к ней… Я ее хочу! Давно никого так не хотел… Надо бы с ней потанцевать… Почему на этой дурацкой свадьбе никто не танцует? Все только жрут, пьют, сплетничают… Ненавижу!
– Василий Никитич, друг мой, почему никто не танцует? – окликнул он отца невесты.
– Миша, не волнуйся, там вышла накладка с музыкантами, но все уладилось. А ты что же, наметил себе жертву? – тихо спросил Василий Никитич, хорошо знавший своего приятеля.
Тот загадочно улыбнулся и показал глазами на жену: мол, говори потише. Отец невесты понимающе ухмыльнулся.
– Давай, Миша, выпьем за мою дочку, пусть ей брачная постель будет пухом!
– Ты что, с ума сошел? – возмутилась Вика, услышавшая эту фразу. – Как можно так говорить?
– Так я же про постель… – смутился пьяный Василий Никитич.
– Все равно! Давай выпьем за ее счастье, за удачу, за здоровье, – увлеченно перечисляла Вика.
И тут заиграла музыка. К Вике бросился ее потертый одноклассник и пригласил на танец.
– Ну, Мишка, а ты на кого нацелился? – полюбопытствовал Василий Никитич.
– Вон видишь ту, черненькую, в черном платье? Кстати, кто она?
– Не знаю, наверное, с Игорьком приехала, я никогда раньше ее не видел.
– А Игорек кто?
– Мой партнер по бизнесу, хороший парень.
– Она не жена ему?
– Нет, он мамин сын, она ему жениться не дает. Даже сегодня спектакль устроила. Он только приехал сюда, она ему позвонила, что дуба дает, он не поверил, но помчался – и вот вернулся…
– Да? – чрезвычайно оживился Михаил Петрович. – Ты извини, Вася, я сделаю заход…
Он встал и неспешно направился к незнакомке. А сердце как у мальчишки выпрыгивало из груди.
– Вы разрешите пригласить вашу даму?
Дама обернулась и с улыбкой кивнула. Ее кавалеру ничего уже не оставалось, как просто пожать плечами.
Он осторожно обнял ее. Она хорошо танцевала, вести ее было легко. На него вдруг снизошло странное ощущение покоя, как будто они уже на необитаемом острове и никуда она от него не денется.
– Как вас зовут?
– Марина. А вас?
– Михаил… Петрович. Вы потрясающе красивы. И я вас помню…
– Помните? Мы встречались разве?
– Ну так это нельзя назвать… Но я вас видел много лет назад и запомнил.
– И где это было? – живо заинтересовалась она.
– На речном трамвайчике, вы были с компанией, стояли у борта, и вас фотографировал какой-то парень, мне показалось, иностранец…
– Боже мой, это и вправду было… В день моей свадьбы.
И вдруг она тоже вспомнила его. Не может быть!
– А вы… Вы, кажется, были с дочкой, да? Я помню, вы так на меня смотрели… Мне даже неловко стало, я решила, что у меня что-то не в порядке с платьем или с макияжем…
– Невероятно! Вы меня запомнили?
– Я бы вас не узнала, конечно, но когда вы сказали…
Она отчетливо вспомнила, что в тот момент у нее мелькнула шальная мысль – если бы этот человек меня сейчас позвал, я бы все бросила… Но мысль мелькнула и исчезла. А сейчас такого ощущения не возникло.
– Вы вышли замуж за того иностранца?
– Да.
Музыка кончилась. Он с ужасающей неохотой отпустил ее и подвел к Игорю.
– О чем ты так оживленно с ним беседовала? – ревниво осведомился тот.
– Да ни о чем.
– Мне не понравилось, как он на тебя смотрел.
– Это твои проблемы. И вообще, Игорь, я устала, давай уедем.
– Ну вот, я только недавно вернулся. А у тебя, кстати, совсем не усталый вид.
Марина тяжело вздохнула и отошла в сторонку, чтобы позвонить домой. Ее почему-то не отпускало волнение.
– Алюша, как у вас дела? Мишка спит?
– Спит как ангелочек. Маря, тут к тебе женщина какая-то приехала. Но я не пустила. Ты ведь ничего не сказала, а я боюсь.
– Какая женщина?
– Почем я знаю, говорит, подружка твоя, я забыла как звать, но я сказала, пускай завтра приходит. И что за дела – являться без звонка, я права? А то мало ли… Теперь народ ушлый такой.
– Действительно, если надо, придет завтра, а я никого не жду.
Марина терялась в догадках, кто бы это мог быть? У нее была всего одна подруга – Геля, которую Алюша прекрасно знала, да и та не стала бы вот так действовать, а просто позвонила бы ей на мобильник. К тому же сейчас Геля живет в Аргентине. Почему-то настроение испортилось – и потянуло домой.
– Что-то случилось? – подошел Андрей.
– Да вроде нет, но я хочу уехать.
– А Игорь, конечно, не хочет? – засмеялся он. – Я бы вас отвез, но тогда ему придется пьяному садиться за руль.
– Знаю, – махнула рукой Марина. – Ой, Андрей, а давайте сделаем так: я уеду на его машине, а вы его доставите домой.
– К вам домой?
– Боже упаси. Он утром заберет машину.
– Ну что ж… Я предпочел бы везти вас, но, видно, ничего не попишешь.
– Спасибо, вы настоящий друг.
Она поспешила к Игорю:
– Игорек, дай мне ключи от машины.
– Зачем это?
Она быстро объяснила ему все.
– Ну вот еще! У меня утром важные дела, машина будет нужна…
– Если ты будешь пить такими темпами, тебе утром будет нужна разве что машина «скорой помощи».
– Маришка, не хами! И вообще, имею я право хоть когда-нибудь расслабиться… И почему я не педераст, как твой Севочка? Совсем бабы заездили. А как бы славно было с нежным «голубеньким» мальчиком… Он бы не спорил, а только смотрел на меня с восторгом…
– О, ты уже хорош! Дай ключи!
– Не дам!
– В таком случае забудь обо мне раз и навсегда!
– Ну, Маришка, не вредничай! Посидим еще часик, и я предоставлю тебе возможность отвезти себя домой.
– Тебя отвезет Андрей, а если тебе и вправду с утра нужна тачка, я возьму от твоего дома такси!
– Ну где там среди ночи брать такси, и потом, выйдет, что я не джентльмен… Нет, обещаю, через час мы уедем. Ну сядь, давай выпьем душевненько за тебя, Маришка! Ну выпей, что ты как неродная?
– Я пить не буду, мне же вести машину, черт бы тебя взял.
– Как хочешь, как хочешь, золотая моя! А я выпью, мне надо снять стресс! А то с моей мамулей…
– Марина, вам помочь? – подоспел Андрей.
Она кивнула.
– Игорек, дружище, дай ключи, очень прошу!
Через десять минут уговоров Марина уже спешила к машине.
Как странно, думала она по дороге, я стала совсем как чурбан, а это ведь чертовски романтично – мужчина и женщина столько лет помнили друг друга, не обменявшись даже словом… Я тогда готова была все бросить, если б он меня позвал, и он, наверное, тоже мог бы что-то сломать в своей жизни. Он волновался сегодня, еще как волновался, а я… Мне было приятно, не скрою, но и только. Он постарел, хотя все равно хорош… Рост, фигура, глаза… А его дочка, должно быть, уже совсем взрослая, ей тогда было лет шесть-семь…
Нет, вся эта романтика не для меня. В моей жизни главный человек – Мишка. Ох, а ведь этот тоже Мишка! Забавно. Но ровным счетом ничего не значит. Михаил – очень распространенное имя. Но отчего же так тревожно на душе? Хотелось позвонить домой, но она боялась разбудить Алюшу. Мишку не разбудишь и из пушки… Машину Игоря она решила все-таки поставить у его дома, чтобы поменьше было разговоров, вторые ключи у него есть. Уже на подъезде к городу она вызвала к его дому такси. И действительно, ей пришлось подождать каких-нибудь пять минут – и такси прибыло. До чего же все-таки удобно стало жить с мобильными телефонами.
Она уже набрала код на двери подъезда, как вдруг из темноты ее кто-то окликнул:
– Маринхен!
К ней кинулась женщина, с огромной дорожной сумкой.
– Маринхен, какое счастье, что ты вернулась!
– Нора, это ты? – поразилась Марина. Она не видела эту женщину лет десять.
– Я, конечно, я! – Женщина бросилась обнимать и целовать Марину. – Меня твоя домраба не впустила, представляешь, киска? Вот сука, правда же? Я говорю: я ее фройндин[1], – а она – знать, говорит, не знаю! Представляешь, Маринхен, я своего супружника послала€. Надо ж в Москве где-то приземлиться, а кроме тебя, негде.
– Но как ты меня нашла? – растерянно спросила Марина. Встреча ее совсем не обрадовала. Но не оставлять же женщину среди ночи на улице. – Ладно, пойдем ко мне, там все расскажешь, – обреченно сказала она, понимая, что лечь спать в ближайшие часы не удастся. – Только, пожалуйста, не кричи, дома все спят.
– Да ты что, я тихонечко! Ой, я тут страху-то натерпелась!
– Почему ж ты не позвонила? Не предупредила?
– Да мне телефон почему-то не дали, только адрес в справочной…
– А если б меня в Москве не было?
– Ну на вокзале бы перекантовалась, вернее, в аэропорту… Или мужичка какого-нибудь подцепила… Не проблема! – Она весело подмигнула. – Но я так хотела тебя повидать, все ж таки сколько лет общались, дружили…
Никогда мы не дружили, мысленно сказала Марина, отпирая дверь квартиры, и приложила палец к губам.
– Ну у тебя и платье – зашибись! – прошептала Нора, когда Марина зажгла свет в прихожей.
– Ты, наверное, голодная?
– Ну съела бы что-нибудь.
– Хорошо, заходи вот сюда, я сейчас принесу белье, больше мне тебя положить негде. Но диван тут удобный. Хочешь помыться с дороги, ванная вон там, помоешься, приходи на кухню, я что-нибудь соображу…
Марина быстро переоделась и побежала на кухню. Вскоре туда явилась Нора в пронзительно розовом атласном халате. Она сильно постарела, как-то обабилась. И тут же полезла к Марине с поцелуями:
– Ой, до чего ж я рада тебя видеть! Ты все такая же – холодная, неприступная! Но ты не волнуйся, я только на пару дней, потом улечу к своим в Новосибирск! Представляешь, Маринхен, я своего послала€…
– Ты уже говорила.
– А, ну да… Он меня до печенок достал, Нalunke[2]. Мне там так обрыдло… А у вас тут, говорят, жизнь совсем другая стала, вольготная! А я воли хочу! Ты вот умница, давно слиняла. Я тогда думала, что ты дура непроходимая, а сейчас понимаю, поумней моего оказалась баба. Заколебали меня там своими правилами. Это не так, да это не так. Я вроде приспособилась уже, но нет… А уж как поглядела, с какими башлями русские приезжать стали, так вообще… Надоело мне там хуже смерти. Волюшки хочу, воли! Freiheit![3], понимаешь?
– Нора, поешь…
– А выпить у тебя нету? Русской водочки?
– Нет, – неуверенно ответила Марина. Она опасалась, что, выпив, Нора может так разойтись, что перебудит весь дом.
– Ну и ладно. А ты с кем живешь-то? Кроме домрабы?
– С сыном.
– У тебя сын есть? Ну здорово! А сколько ему лет?
– Девять!
– Ни фига себе! Это ж сколько мы не видались! С ума сойти! Ой, Маринхен, дай я тебя поцелую! А муж-то есть?
– Нет. Он погиб, но я не хочу об этом говорить, – сухо произнесла Марина.
– Но сын не от Питера?
– Нет, конечно, нет.
– А, тогда многое понятно… Ты сбляднула, залетела, и он тебя выгнал, так?
– Нет, не так. Я влюбилась и ушла от него.
– Между прочим, я его недавно видела, он как будто консервный.
– Что?
– Ну не меняется, как его законсервировали. Вы с ним развелись?
– Нет. Я, как уехала, больше ничего о нем не знаю. Он на развод не подавал, я тоже. Знаешь, Нора, я страшно хочу спать. Такой тяжелый день выдался.
– Да ладно тебе, не вредничай, Маринхен, завтра вообще воскресенье! Я так мечтала, что мы с тобой сядем на кухне, потреплемся всласть, mein Liebchen[4]. У тебя, оказывается, сын есть… Ну надо же! И как его звать?
– Миша.
– А мужика твоего как звали?
– Не хочу об этом говорить.
– Ладно, ладно, не буду, как скажешь. А я, Маринхен, на развод подам и уж вытрясу из своего все по полной программе. Ты, я гляжу, не бедствуешь.
– А почему я должна бедствовать? Я работаю. Первое время, конечно, туго пришлось. Когда я с Мишкой одна осталась, время было лихое… Работы нет, крошечный ребеночек на руках, все деньги, что у меня оставались, потратила на него, маленьким столько всего надо, а тут ведь ничего не было, магазины пустые…
– Ну и как же ты?
– Самое для меня ужасное было, – разговорилась вдруг Марина, – то, что Мишку не с кем оставлять. Я была готова на любую работу, но куда его девать-то? Вот тут мне повезло. Я встретила Алюшу, Александру Ивановну, она тоже одна как перст осталась, и ей жить негде было, я ее к себе взяла, вот с тех пор и горя не знаю. Она мне Мишку растила, пока я деньги зарабатывала…
– И чем же ты зарабатывала?
– Сначала я, как вся страна тогда, торговала чем придется, но недолго. А потом соседи выставили на улицу старый гардероб…
– И ты там что, клад нашла? – У Норы загорелись глаза.
– Ну можно сказать и так, – засмеялась Марина. Ей приятно было вспоминать начало своей успешной карьеры. – Возвращаюсь я вечером, ну буквально без ног, еле живая, и гляжу, шкаф стоит во дворе. Меня как что-то ударило! Я попросила мужиков доволочь мне этот шкаф до квартиры. А потом стала приводить его в божеский вид…
– Сама, что ли?
– Сама, конечно, кто ж еще? Потом покрасила в ярко-зеленый цвет и расписала цветами, райскими птицами, так красиво получилось. Поставила в детской. Но его увидал один мой знакомый и чуть с ума не спятил, продай да продай ему для дачи. Я ни за что не хотела, но он все цену набавлял и набавлял, и я, наконец, сдалась. Это были очень хорошие деньги, и мы с Алюшей стали рыскать по пустырям и помойкам в поисках рухляди. То я сижу с Мишкой, она рыщет, то наоборот. Комодик нашли, потом буфет… А уж потом на меня заказы стали сыпаться. Но у Мишки вдруг началась аллергия на краску, и дома я уж не могла этим заниматься. Но я же в Цюрихе окончила дизайнерскую школу, пошла с этим дипломом в одну фирму, меня взяли, а потом встретила своего одноклассника, мы с ним очень сдружились, и он помог мне, нашел клиентов, которым за маленькие деньги надо было привести в божеский вид квартиру. Я встала на уши и уложилась в смету. С этого и пошло. А сейчас я довольно модный декоратор. Вот так! – с гордостью добавила Марина. И тут же подумала: зачем я перед ней распинаюсь? Она же чужая.
– Да, ты молодец, хоть диплом от заграничной жизни поимела… А я…
– Ты же прилично знаешь языки…
– Ну и чего? В секретутки идти? Я уж стара для этого, мне, mein Schatz[5], уже сорок два!
– Так чего ж ты уехала? Жила бы себе, тебя, по-моему, муж не ущемлял.
– Ущемлял, гад, еще как ущемлял, но я бы это стерпела, но он трахаться перестал, импотенто, понимаешь? То есть на стороне он, может, чего и может, но мне что с того? Мне мужик нужен, никуда не денешься, у меня, можно сказать, самый трахучий возраст подошел, и вот тебе – выкуси! Я попробовала тоже на сторону сходить, но он такое мне устроил! Даже морду набил, Schurke[6]. Ну ничего, я эти побои зафиксировала, будет что в суде предъявить… Я с него много сдеру, не сомневайся. Уж дом-то – точно! А какой у нас дом, сама знаешь, я его продам, куплю себе малюсенькую квартирку и буду жить…
– Где, в Новосибирске?
– Да ты что! Квартирку где-нибудь в Европах, а… Hr mal[7], а у тебя-то откуда такая квартирка, а? Сколько комнат?
– Четыре. Мне от матери двухкомнатная досталась, и еще от Мишкиного отца. Мы только успели с ним съехаться, он и погиб…
– Надо же… Хороший мужик был?
– Да, очень.
– Ты хлебнула… Слушай, Маринхен, а ты мне какую-нибудь работенку тут не подберешь?
– Какую тебе работенку, Нора?
– А я знаю? – засмеялась та. – Это я так, сболтнула… Ну а мужичок-то у тебя есть?
– Да как тебе сказать…
– Вот так и скажи.