«Качай маятник»! Особист из будущего (сборник) Корчевский Юрий

Командование Красной Армии решило не отставать. После обсуждений этого вопроса на самом верхнем уровне Наркомат дал-таки задание танковым КБ. Те доработали конструкцию и запустили в производство самоходку СУ-76 на базе легких трофейных танков. Потом уже, в середине войны, пошли более мощные самоходные установки – СУ-85, СУ-100 и другие. И отношение в руководстве нашей армии и вермахта к применению самоходок в войсках было разное. Немцы числили экипажи самоходок танкистами, наши причисляли самоходные орудия к артиллерии.

Направление главных ударов Центрального фронта все больше смещалось на север, к Белоруссии. Зарядили осенние дожди, стало прохладно. А местность в Белоруссии и без дождей болотистая – танки на марше вязли, не то что машины.

В конце октября 43-го года Центральный фронт был переименован в Белорусский. Глядя на карту, бойцы одобрительно кивали головами:

– Наш фронт как раз напротив Берлина, логова ихнего. Стало быть, нам его и брать.

Оперативная обстановка здесь была непростая. Националистов, настроенных враждебно к Советской власти, в Бе-

лоруссии хватало. До повстанческой армии, как на Украине, дело не дошло, но банды по лесам бродили. Они грабили и убивали местных жителей, а коли по силам было, так обстреливали машины воинские и военнослужащих убивали. Многие отдельные воинские формирования, вроде технических, вспомогательных служб, к примеру – взводы связи, были немногочисленны по составу и располагались обособленно. Они зачастую и становились легкой добычей вконец обнаглевших бандитов.

Среди них встречались и предатели, служившие под немцами старостами или полицейскими в период оккупации. Но были и разведгруппы из числа завербованных и специально обученных наших граждан. Недобитые и отставшие от своих частей немцы тоже не добавляли спокойствия НКВД, милиции и СМЕРШу.

Каждое утро на «летучке» полковник Сучков информировал нас о новых убийствах, нападениях на военных, а то и фактах диверсий. Оружия не было только у ленивых. Оно было доступно – на местах боев можно было собрать целый арсенал, начиная от пистолетов и заканчивая пушками. Кто-то держал его для самообороны – ведь милиция была малочисленна и находилась преимущественно в городах. А если учитывать, что с телефонной связью и до войны было неважно, то сейчас и вовсе рассчитывать на то, что дозвонишься до города, не приходилось.

Часто мы не успевали реагировать на бандитские вылазки, потому что узнавали о них с опозданием – на следующий день, а то и позже. Тем не менее в освобожденных селах и деревнях восстанавливались сельсоветы, начинали работать школы.

С целью бросить тень на Красную Армию бандиты иногда надевали нашу форму и устраивали показательные казни. Селяне боялись и остерегались всех – и бандитов, и нашей армии. Поди разбери – бандиты глумятся и бесчинствуют или военнослужащие. Документов ведь не спросишь, в ответ можно и пулю в лоб схлопотать.

На фронте шли тяжелые, кровопролитные бои. Немцы уперлись, наши пытались прорвать оборону. На долгие девять месяцев передовая замерла на линии Невель – Богачев, у реки Припять. Восточная Белоруссия была освобождена полностью. Еще в конце сентября нашими войсками были освобождены Комарин, Хотимск, Кричев, Мстиславль, Дребин, Чериков. Красная Армия вышла к реке с ласковым названием Проня.

Продвижение вперед давалось нелегко. Наши дивизии были измотаны и обескровлены. При штатной численности девять тысяч человек порой в дивизиях едва набиралось по три. Например, в 159-й стрелковой дивизии с приданной ей 61-й отдельной штрафной ротой в бою у деревни Боброво было потеряно семьдесят процентов личного состава. В батальонах не осталось ни одного командира.

Наш отдел СМЕРШа тогда находился в городке Краснополье, в тридцати километрах от передовой. Выматывались мы сильно – в полосу ответственности отдела попадала территория длиной около пятидесяти километров и глубиной около ста. Сотрудников и так немного, да еще часть в госпиталях на излечении находилась.

В Белоруссии и на Украине жизнь «чистильщика» – так называли «оперов» – была недолгой, текучесть высока. Не увольнялись, не переводились в штабы, а выбывали по ранению или гибели.

Нашей группе везло, так втроем мы и продолжали служить, а в других – все больше неопытный молодняк. Парни были хорошие, крепкие, но только одной выносливости мало. Боевой опыт ничем не заменишь.

Вражеская агентура тоже не стояла на месте. В 43-м году качество подготовки немецких агентов сильно возросло – как и количество групп, забрасываемых в наш тыл. И не какие-то опустившиеся до разбоя бандиты, а основательно подготовленные спецы по диверсионно-подрывной работе. На техническое оснащение учебных баз немецкое командование не скупилось. За каждой разведшколой стояла вся мощь Германии – с деньгами, оружием на выбор. Руководили подготовкой опытные офицеры-инструкторы.

И всему этому сонмищу диверсантов, шпионов, бандитов, мародеров, уголовников, которым Советская власть поперек горла была, приходилось противостоять работникам НКВД и госбезопасности, войсковой контрразведке и возрождающимся советским органам правопорядка. Людей опытных, смелых, а главное – головастых не хватало не только в СМЕРШе. В селах и городах в милицию набирали бывших партизан, фронтовиков. А у них кроме умения стрелять – никакой специальной подготовки. К сожалению, о таких азах оперативной работы, как сохранение улик на месте преступления и поиск свидетелей, у них было довольно смутное представление.

И даже таких, неопытных, милиционеров было крайне

мало. Жаловался мне новоявленный милиционер в одном селе после очередного налета:

– А чего я могу сделать? Вот вчера вечером банда в село ворвалась. Пять человек, и у всех автоматы. А я один и при «нагане». Только себя и могу защитить.

А сверху требовали – прочесывать леса, истреблять разведгруппы и бандитов. А чем прикажете их истреблять, какими силами? Все более-менее боеспособные офицеры в действующей армии, на передовой воевали. Батальон бы пехотный сюда или роту, на худой конец. Окружить лес да прочесать со всем тщанием, а потом за другой участок взяться. Только у нас сил таких не было.

На днях в деревню одну ездили, там ночью семью учителя вырезали. Хоть и были свидетели, но все как воды в рот набрали. И их понять можно. Мы уедем, а бандиты из леса вновь заявятся. Боятся люди, ни нам, ни власти не верят. Действенная власть – это сила в первую очередь, это способность защитить население от бесчинства бандитов. А с этим у нас пока дело обстояло плохо, мы не могли гарантировать людям спокойную жизнь и безопасность.

Выпал первый снежок, тыловые службы зашевелились, в массовом порядке бойцам выдавались шинели вместо телогреек. Телогрейка, или ватник, для войны в окопах удобна, в ногах не путается, бежать в ней легко, из траншеи в атаку выбираться; но – коротковата. А у немцев шинели уже месяц как раздали. Плохие у них шинелишки, тонкие, тепло не держат. Это еще морозы не ударили. Через месяц затрещат так, что деревья лопаться будут, вот тогда всем туго придется. Русский мужик привыкший, прохладновато – но на то она и зима. А у немцев помороженных больше, чем раненых.

А немец сейчас уже не тот пошел, что в 41-м. Начинали войну откормленные амбалы с блеском в глазах, чувством превосходства арийской расы и верой в гений фюрера и скорую победу. Сейчас солдаты немецкие похлипче пошли – сказывалась скудная еда, особенно в тылу. А после разгрома немцев под Москвой, Сталинградом и Курском и блеск в глазах пропал, и вера в победу и фюрера пошатнулась.

На утренней «оперативке» полковник Сучков был раздражен, если не сказать – зол.

– Совсем мышей ловить перестали! В сводках почти каждый день грабежи, убийства. Банды бесчинствуют. Население запугано, ропщет на власть. Дошло до того, что даже высказываться начинают – под немцами будто бы спокойнее жи-

лось. Докатились! – метал полковник громы и молнии. – Так не пойдет, товарищи офицеры!

В конце совещания полковник распределил все группы по селам.

– Объехать, поговорить с председателями сельсоветов, милиционерами, – распорядился Сучков. – Банды не просто за продуктами в села приходят. Убивают активистов по наводке. Стало быть, в селах и деревнях пособники бандитские есть. Плохо работаете, раз не выявили до сих пор помощников бандитов!

Нам досталось ехать в село Киреево.

На выезды мы всегда автоматы брали – личным оружием, вроде пистолетов, не обойдешься.

Забрались в полуторку и поехали. Дороги грунтовые развезло. Кое-где толкать машину пришлось, хотя проходимость у полуторки неплохая, даром что не вездеход.

В Киреево обошли, можно сказать – носами перерыли, всю деревню, с людьми поговорили. Посторонних в деревне не было, хотя видели селяне в лесу на днях пришлых и с оружием. Договорились с председателем, что, если нападение будет, пошлет кого-нибудь в соседнее село – там телефон есть.

Часа в четыре пополудни в обратный путь собрались. Только отъехали от села немного, как машина остановилась. В заднее стекло кабины громко стукнул Свиридов. Что там еще случилось?

Я выглянул за борт: мама моя, поперек дороги немцы стоят! Да много, чуть поболее взвода – человек тридцать пять. Мы-то все больше по сторонам смотрели, как бы засаду не прозевать.

Ну думаю – хана! Нас трое, да водитель с карабином. Но на него надежды мало. Пока с карабином этим из кабины выберется, немцы из него решето сделают.

Свиридов крикнул:

– К бою! – Выпрыгнул с автоматом из кабины и – к деревьям.

Я с пояса гранату отстегнул, на дорогу спрыгнул и прыжком за ствол дерева встал. За мной и Андрей позицию для обороны занял. Ждем, что дальше будет.

Но немцы не стреляли, а, опустив автоматы стволами вниз, смотрели то на нас, то на своего старшего, с нашивками на рукаве.

Вперед вышел фельдфебель. Он поднял руку:

– Камрадэн! Нихьт шисэн! – И пошел к нашей машине.

Мы вышли из-за деревьев и, держа оружие наготове, подошли к полуторке.

Откуда они тут взялись? Пока он подходил к нам, я присматривался к фрицам. Нет, это не регулярная часть, скорее всего – остатки разбитых частей. Лица исхудавшие, обросшие щетиной – не брились давно, одеты не по сезону, еще в летних курточках, хотя вермахт уже давно на шинели перешел. Обратил внимание, что и форма у немцев разная: большинство в серых пехотных мундирах, но на двоих виднелась черная танкистская, у одного петлицы голубые – аэродромная обслуга, даже артиллерист затесался с красным кантом на погонах.

Мы переглянулись.

– Сброд из разбитых частей, – сказал Свиридов. Он тоже успел оценить и проанализировать униформу немцев.

Меж тем фельдфебель подошел к машине, поднял руки и сказал:

– Дас зинт майнэ зольдатен – сдаваться!

Вот оно что! Сдаваться собрались! Намерзлись, оголодали, решили свою войну заканчивать. Обросшие все, судя по щетине – не брились недели две-три. Ненадолго же их хватило в восточном походе.

От сердца отлегло – поживем еще!

Свиридов показал рукой на кузов машины:

– Машиненпистоле – ком. – Автоматы, стало быть, сюда. – Фэрштеэн зи михь?

– Йа, натюрлихь, – закивал головой фельдфебель и махнул рукой солдатам: – Шнель!

Потянулись немцы к машине, сложили оружие в кузов. Стоят, ждут своей участи.

Мы с Андреем смотрим на Свиридова, он – на нас. И каждый про себя думает об одном и том же – что теперь с ними делать? Пешими их гнать – долго, в кузов все не поместятся. И оружие их в кузове весь угол заняло.

– Вот что, Николай, – предложил я. – Давай магазины с патронами сложим к тебе поближе – в кабину. Мы с Андреем на подножки встанем, а их – в кузов. Стоя уместятся, и потихоньку поедем.

Так и сделали. Магазины от автоматов отщелкнули и с подсумками в кабину сбросили. Что автомат без патронов – железяка!

Николай в кабину уселся, немцам рукой махнул – давай-

те, мол, транспорт подан! Фельдфебель гаркнул команду, и немцы полезли в кузов.

– Товарищ капитан! Куда их столько? Подвеску сломаем, – взмолился водитель.

– А ты – потихоньку. Не бросать же их здесь, уж если сдались.

Немцы встали в кузове и держатся друг за друга, чтобы через низкие борта не выпасть. Вот ведь интересный народ: уже в плен попали, а команды фельдфебеля четко исполняют – привыкли к дисциплине.

Машина дернулась, двигатель надрывно завыл и заглох. Потом уж потихоньку, на первой да второй передачах, поползли.

Я назад с подножки оборачивался – не замышляют ли чего, не выпадают ли из кузова?

Пленные тихо разговаривали меж собой, замолкая на ухабах, чтоб языки ненароком не прикусить. Еще недавно хмурые лица немцев начали разглаживаться, светлеть, однако напряжение сохранялось. Кто их знает, этих русских – страшилок про них много разных ходит. Расстреляют еще в плену.

Впереди послышались приглушенные выстрелы. Мы насторожились – что бы это могло быть?

Если это еще один немецкий отряд с оружием пробивается и мы не избежим столкновения, «наши» немцы могут к ним присоединиться. Вообще-то в немецкой армии категорического запрета на сдачу в плен не было, но – не без боя! Сдавшиеся без сопротивления немецкие солдаты подлежали суровому наказанию впоследствии, а их семьи подвергались репрессиям. И немцы это знали. Поэтому из кузова они тоже тревожно вглядывались в чащу леса, откуда долетали выстрелы.

Мы выехали из леса. Дальше дорога поднималась на небольшой пригорок, на котором виднелась деревушка о двух десятках изб. Мы ее утром проезжали. Выстрелы слышались оттуда.

– Стой! – скомандовал Свиридов.

Свои в деревне стрелять не будут, стало быть, мародеры грабят или бандиты орудуют. Надо деревню зачищать, а у нас в кузове взвод немцев. Как они себя поведут? Не ударят ли в спину? Не окажемся ли мы между молотом и наковальней? А если там тоже немцы из таких же разбитых частей, с помощью автоматов продовольствие явились добывать?

Но деваться было некуда. Свиридов выпрыгнул из машины.

– За мной!

Мы щелкнули затворами автоматов.

– А ты чего сидишь? – посмотрел на водителя капитан. – Бери карабин и – с нами!

– Так немцы в машине…

– Если и убегут, то недалеко. Навоевались!

Короткими перебежками мы побежали к деревне. Нас заметили – из-за крайней избы раздалась автоматная очередь. Рядом взметнулись фонтанчики земли.

– Давай в деревню, я отсюда прикрою, – крикнул Свиридов.

И дал длинную – в полмагазина – очередь по углу избы, аж щепки от бревен полетели. Огонь невидимого пока врага смолк.

Я рванул к ближайшей избе и, через пролом в заборе, кинулся за избу. Внезапно ощутил, как сзади кто-то пыхтел. Я резко обернулся, направил автомат. Да это Андрей! Я едва успел палец со спускового крючка снять, не то быть беде.

– Ты бы хоть шумнул издалека.

– Что ты, как лось, ломанулся? Я отстал чуток.

В конце единственной улицы мелькнула фигура с винтовкой в руке. Я успел дать очередь, человек упал.

– В цивильном убитый-то, – заметил Андрей.

Уже легче, значит – бандит, не немец.

Впереди по улице, через две избы от нас, застучали сразу два автомата. «Немецкие» – на слух определил я. Показал рукой Андрею вправо, сам слева избу обходить стал. Только за угол высунулся, очередь совсем рядом прошла, бревно изодрала. Среагировал мгновенно – упал на землю и отполз дальше за угол. Очередь-то сзади была. Значит, их не меньше троих – двое впереди, один сзади. Может, и несколько, но автомат сзади стрелял один.

Ударил «ППШ» – молодец Свиридов, огнем поддержал.

И вдруг неожиданно, совсем рядом, за деревней раздался массированный огонь из автоматов. Много автоматов, причем немецких. В ловушку попали?

Я подполз к углу избы – понять, что происходит.

Твою мать! Кузов нашей машины пустой, немцы оружие свое разобрали и густой цепью к деревне приближаются – они уже совсем рядом. Стреляют экономно: прижмут приклад к плечу, дадут очередь и дальше идут. Что за ерунда? В кого они стреляют?

За избой, совсем рядом, ударил «ППШ». Андрей стреляет.

Я метнулся вдоль стены к углу избы и выглянул на улицу.

А немцы уже по ней идут, впереди перед собой мужика толкают. Вскинул я автомат, хотел очередь дать, но знакомый уже фельдфебель руку правую вскинул:

– Нихьт шисэн!

Сумасшедший дом! А немцы рядом уже.

Фельдфебель заметил меня, рукой машет. Высунулся я из-за стены, сам напряжен, как струна, автомат перед собой держу – палец на спусковом крючке.

– Бандиты капут! Вир зинт – помогайт пуф-пуф!

А немцы перебегают от избы к избе, прячутся умело за заборами или колодцами, стрельбу прицельную ведут. И фельдфебель с ними. Мимо меня прошли.

Снова застрекотал автомат Андрея.

Я бросился вперед и, прижимаясь к избам, крикнул:

– Андрей, не стреляй!

Выстрелы смолкли. Обошел я избу: двое убитых – оба в телогрейках, сапогах, шапках – в гражданском. Автоматы рядом немецкие валяются.

Андрей вышел из-за сарая.

– Ты не поверишь – это немцы их…

– Поверю, сам видел.

Подошел Свиридов с водителем.

– Чего тут у вас?

– Да вот бандиты, видно, пограбить решили, а тут мы. Немцы помочь решили, разобрали свое оружие и с тыла зашли, представляешь?

– Ни хрена себе!

Подобрали мы автоматы бандитские, вышли из-за заборчика низенького, а немцы на улице кучкой стоят. Увидел нас фельдфебель, гаркнул команду. Выстроились все в две шеренги, как на плацу.

Я видел, что Свиридов опешил слегка. Немцы – враги, а огнем поддержали. Не благодарность же им теперь объявлять? Да и не поймут небось.

– Вольно, вольно! – бросил Свиридов, махнув рукой.

Чем удобно в армии – командой можно скрыть любое

чувство. Фельдфебель нутром старого служаки команду понял, продублировал ее по-немецки.

Мы прошли по домам – проверить, не затаился ли кто из бандитов.

Жители села по сараюшкам и подвалам от перестрелки попрятались.

Мы шли по дворам и громко выкрикивали:

– Хозяева! Выходите! Бандиты уничтожены!

Слава богу, жители все целы остались, напуганы только очень были. Поднявшись из подвалов и покинув укрытия, селяне собирались на единственной улице, недоуменно поглядывая то на нас, то на улыбающихся немцев. Неужто мир перевернулся?

Пришлось Свиридову разъяснить ситуацию.

– Мы работники госбезопасности, вместе с органами Советской власти обеспечиваем порядок в районе. А немцы эти помогли нам очистить ваше село от бандитского элемента. Не бойтесь, они осознали, в какую авантюру втянул их Гитлер, и проявили сознательность, отказавшись воевать против Красной Армии.

Удивлению и радости сельчан не было предела. Нам даже удалось купить два круглых каравая ржаного деревенского хлеба. Надо же хоть хлеба немцам дать! Отдали фельдфебелю. Думаю, если бы не он, так бы и сидели немцы в кузове. А приказам подчиняться они привыкли беспрекословно.

Немцы хлеб быстро съели, запили колодезной водой.

– К машине! – скомандовал Свиридов.

Фельдфебель отдал команду, солдаты построились и так,

строем, пошли к машине. Сами магазины от автоматов поотстегивали, в кабину сложили, залезли в кузов. Нам оставалось только поражаться. Ничего не скажешь – педантичная нация, где взял – туда и обратно положил.

Уже в сумерках мы въехали в Краснополье, и сразу – к отделу. Часовой у входа не разобрался что к чему и заорал истошно:

– Немцы!

На крик его начальник караула из караульного помещения в торце здания выскочил:

– Взвод, в ружье! – Бойцы отделения охраны, похватав оружие, выбежали на улицу. Из штаба начали выскакивать офицеры. Хорошо, нас увидели, перестрелки не случилось.

На шум Сучков вышел, пистолет в руке держит. Заметив нас, от удивления замер. Картина маслом – приплыли! Кузов оперативной машины полон немцев с автоматами, и перед машиной мы стоим.

Чувствую – полковник понять ничего не может и выжидательно на Свиридова смотрит. Я толкнул капитана в бок.

Свиридов шагнул вперед и доложил:

– Прибыли с задания. По дороге немцев встретили, они в плен сдались – сами. В соседней деревне на бандитов на-

ткнулись, так немцы помогли их уничтожить. Потерь в группе нет, среди местных жителей жертв также нет.

Сколько Сучкова знаю, в первый раз увидел, насколько он удивлен. Брови полезли вверх, глаза расширились. Однако Сучков быстро взял себя в руки, принял невозмутимый вид.

– Начальник караула – отбой тревоге! А вы чего встали? – повернулся он к офицерам. – Живых немцев не видели?

Офицеры мгновенно испарились. Дальше от глаз начальства – меньше проблем.

То, что проблемы будут, никто из нас не сомневался. Куда девать пленных, да еще на ночь глядя? В Краснополье лагеря для военнопленных не было. Самый ближний – в Савиничах, а это еще три десятка километров трястись по грунтовке, да и вечер уже.

– Свиридов, пленные твои? Вот и доставляй их сам в лагерь. А почему они до сих пор с оружием? Непорядок! Изъять!

Свиридов козырнул. Повернувшись к фельдфебелю, сверкнул глазами, указав на автоматы, да тот и сам все быстро уразумел. Немцы под руководством того же фельдфебеля быстро сложили оружие на крыльце отдела. У них оказались не только автоматы, но еще три пистолета, парочка гранат и несколько штык-ножей.

А нашей группе деваться некуда. Мы снова встали на подножки полуторки и повезли немцев в Савиничи. К ночи морозец на усиление пошел, а немцы на ветру в легких курточках. Пока мы их довезли, они посинели от холода.

Сдали их охране лагеря под расписку – у самих руки от мороза свело. Попробуй подержаться за голое железо крыши кабины и крыльев на ходу, под напором холодного воздуха!

Пока офицеры охранения лагеря определяли немцев по баракам, мы перед обратной дорогой отогрелись в караульном помещении. А тех и подгонять не надо, сами в тепло рвались. Кончилась для них война, повезло, можно сказать. Только все ли домой живыми вернутся? Сколько их умерло от болезней, жестоких морозов, на тяжелых работах в тылу? НКВД, в чьем ведении находились все лагеря, и своих, советских, не особенно-то щадило, для них люди были мусором, лагерной пылью на сапогах, и жизнь человеческая не стоила ничего – даже ломаного гроша.

Другой нонсенс – лучшие люди – вчерашние труженики, патриоты на передовой в окопах сидели, а уголовная шваль на нарах в тепле отлеживалась. «Авторитеты» ели чужие пайки, в то время как их норму выполняли другие зэки.

Здесь бы на интеллигенцию опереться как на носитель культурных и нравственных ценностей народа. Да вот интеллигенция в сталинские времена по определению была прослойкой гнилой, элементом, чуждым классовым интересам рабочих и крестьян. Вот и относились к ним соответственно – одним профессором или ученым больше, одним меньше – какая беда? Такая вот идеология была.

Мы слегка отогрелись и набились в кабину вчетвером, хотя там места было только для двоих.

По приезде в отдел пошли писать рапорта. Почитал Сучков нашу писанину, обвел нас глазами, хмыкнул и бумаги в сейф спрятал.

– Пусть полежат. Если им сейчас ход дать, начальство подумает – спятил. Совместная с врагом оперативная операция! Это ж надо такое допустить! Не так поймут эту вашу боевую фройндшафт! – Он строго посмотрел на нас, но озорные чертики в глазах выдали в нем собственную удаль. – Полный грузовик вооруженных немцев! Спасибо хоть миномет к отделу не притащили. Своими глазами не видел бы – не поверил. А вообще – молодцы хлопчики! Ну, отдыхайте!

История имела продолжение. Каким-то образом фронтовые газетчики прознали, что трое «смершевцев» немцев пленили. Слухи оказались перевранными и преувеличенными. Нам приписали чуть ли не роту пленных. Приехал корреспондент фронтовой газеты. Сначала Сучкова пытал, а потом и за нас взялся. Сфотографировал даже. Вскоре заметка в газете появилась с броским названием. Только фото не опубликовали, а заметку мы сами читали.

Посмеивались офицеры СМЕРШа из отдела – они-то ведь знали, что и как произошло.

На второй день после того, как заметка вышла, вошли мы в столовую, а нам офицеры из-за столов кричат:

– Пригнитесь, а то нимбами за притолоку зацепитесь!

Свиридов хотел было огрызнуться – чего зубоскалите,

черти, – да махнул рукой.

Но и вышестоящее начальство газеты читало. Неожиданно для себя мы получили очередные звания. Мы с Андреем капитанами стали, а Николаю присвоили звание майора. Нас повысили и в должности: я стал старшим группы, в подчинение мне дали двух молодых лейтенантов, еще не нюхавших пороха. Андрей тоже стал старшим группы, а Николай – и вовсе заместителем начальника третьего отдела фронтового СМЕРШа. Вот что значит заметка в газете, вовремя прочитанная начальством. Сам же я считал, что ничего героическо-

го не совершил – обычная работа. Бандитов уничтожили, а что немцы в плен сдались – то уже не наша заслуга. Если бы армия наша в наступление не пошла да полки и дивизии гитлеровские не разбила, никаких пленных не было бы.

Теперь мне предстояло работать с двумя молодыми лейтенантами. Одного лейтенанта звали Виктор Тонус, другого – Алексей Фролов. Оба были направлены в СМЕРШ сразу после училища, вернее – краткосрочных офицерских курсов.

Когда Сучков вызвал меня в отдел, представил лейтенантам как старшего группы и дал вводную об особенностях службы в СМЕРШе, они с трудом подавили разочарование. Как же – думали, на фронт направят, бить врага в открытом бою, а тут враг скрытый, его еще обнаружить надо, выявить оперативной работой. Сложно, непонятно, непривычно.

Я смотрел на приунывшие лица лейтенантов и улыбался: такие же эмоции поначалу владели и нами в первые дни службы в СМЕРШе. Тогда, под Ельцом, нашу опергруппу – Свиридова, Никонова и меня – отрядили вести банальную проверку документов на КПП. С досады Николай и Андрей подумывали о том, чтобы рапорт подать о переводе в действующую часть…

Вроде недавно это было, а уже более полугода прошло. На войне люди взрослеют быстро. Смерть рядом ходит: только что курил вместе с сослуживцем, а через минуту он уже наповал убит шальной пулей.

Тут зазвонил телефон. Сучков снял трубку и стал быстро записывать что-то на бумаге.

– Дежурный! Капитана Никонова ко мне – срочно!

Схватился за трубку аппарата:

– Николай Иванович, да, я. Группу прикрытия для моих выслать можешь? Жду!

Полковник поднялся. Мы поняли, что аудиенция закончилась.

Лейтенанты враз уразумели: все сомнения и колебания – в прошлом. Теперь они – часть противодиверсионной службы СМЕРШ.

Я с молодыми лейтенантами перебрался квартировать в другой дом. Так для службы удобнее: спим вместе, случись тревога – искать никого не надо.

Служба СМЕРШ на ходу приобретала драгоценный опыт оперативной работы, заявляя о себе как о важной составляющей РККА. Эффективность проведения операций зависела и от технического обеспечения. И здесь наметился прогресс.

Оснащались мы в конце 43-го уже получше, за каждой группой полуторка с водителем закреплена была, на худой конец – мотоцикл с коляской. А всего лишь полгода назад на своих двоих бегали. И с личным оружием стало солиднее. Автоматы у каждого, а не один на всю группу. А у меня пистолетов аж два было: один – «Вальтер Р38» в кобуре, а второй – карманный, маленький «чешска зброевка» калибром 6,35 мм – в брючном кармане, как запасной, на крайний случай. Я снял его с убитого офицера немецкого. Пистолет был в маленькой лакированной кобуре с запасной обоймой. С виду игрушка, маломощный, и патронов в магазине всего шесть. И воспользоваться им можно было только на близкой дистанции, на которой из таких пистолетов и стреляют. На этой дистанции он поражал не хуже «вальтера» калибра 9 мм. Все зависит от того, куда попал – от стрелка, одним словом.

Я с благодарностью вспоминал инструкторов разведшколы. Нас в школе серьезно обучали приему «маятник качать» – когда в тебя стреляют, делать обманные движения. Враг по тебе из пистолета обойму выпустил, а ты в десяти метрах жив и невредим, и какой-то странный танец исполняешь. Или стрельба по-македонски – из пистолетов с двух рук сразу. С левой не так прицельно получается, но пули-то рядом с противником пролетают, давят на психику. На дистанции пистолетного выстрела в быстротечном бою прицеливаться не успеваешь. Просто чувствуешь пистолет как продолжение руки – куда рука направилась, туда и попадаешь. Мышечная память. Только посадка пистолета, обхват его единообразным быть должен, и рука прямая, в локте не согнутая. Прицеливаться – это в тире хорошо. У войны законы другие. Секундочку, миг какой-то промедлил, а противник твой тебя опередил. В лучшем случае – ранение, про худший и думать не хочется.

Вывез я парней своих за город, подальше, чтобы не обеспокоить никого, – решил проверить, как стрелять обучены. В нашей службе прежде всего мозги потребны, способность быстро анализировать ситуацию, но и без умения стрелять не обойтись. Называемся оперуполномоченными, а фактически – «чистильщики», как нас называли. Порой точный выстрел спасал не только операцию по задержанию агента, но и жизнь «чистильщика». И ладно бы только его – товарищей боевых тоже. Надо знать возможности своих людей, можно ли на них положиться в роковую минуту.

Мы нашли подходящее поле, я остановил машину – вылезли. Лейтенанты рядом толкутся.

– Стрелять умеете?

– Учили, – солидно ответили оба.

Я сорвал со своей головы шапку, подбросил высоко, крикнул:

– Стреляйте!

Хлопцы схватились за кобуры, да пока пистолеты из них вытащили, шапка упала на землю.

– Плохо, убиты оба, – констатировал я.

– Нет, мы просто приготовиться не успели.

– А разве противник будет предупреждать вас о нападении? Бой на близком расстоянии всегда скоротечен. Обратите внимание на ваше оружие. У вас обоих пистолеты «ТТ». Как армейский, он хорош. Слов нет – мощный. Однако у нас специфика своя.

Начнем с кобуры. У «ТТ» кобура имеет клапан с поворотной застежкой. Пока ее расстегнешь, пока затвор передернешь, поскольку самовзвода нет, уйма времени уйдет. Смотрите, у «вальтера» клапан на кнопке. Дернул за него, выхватил пистолет и – готов вести огонь.

Я сорвал с головы шапку, подбросил ее и выхватил пистолет. Бах-бах! Шапка дважды дернулась в воздухе и упала в десяти шагах от нас. Водитель, который с интересом наблюдал весь этот цирк, сбегал и вернул мне шапку.

– По уставу не положено носить пистолет с патронами в патроннике, – буркнул Виктор.

– Немцы тоже наш устав знают. Мы – не армия, мы – особое подразделение. Как в отдел вернемся, сходите в оружейку и подберите себе оружие с самовзводом. Хотя бы тот же наган.

Лейтенанты удивились такому предложению, однако спорить не стали.

Алексей помялся, а потом, осмелев, попросил:

– А можно шапку вашу поглядеть?

Я снял с головы шапку и протянул им. В ней красовались две маленькие дырочки.

– Уяснили? Оружие всегда должно быть готово к немедленному применению. Зарубите это себе на носу, если хотите дожить до победы.

– Когда она еще будет? – вздохнул Алексей.

Я чуть не ляпнул про девятое мая тысяча девятьсот сорок пятого года, но вовремя прикусил язык.

– Еще немного, и погоним немцев по их территории, а там и до победы близко. Для вас сейчас важно уметь и задачу боевую выполнить, и живыми остаться. Вот скажите, «маятник» вас учили на курсах офицерских качать?

– А что это такое? – недоуменно переглянулись лейтенанты.

М-да… Похоже, нас учили более основательно. Придется с этими «желторотиками» плотнее позаниматься.

– Это такой способ уклонения от пистолетных выстрелов противника. Конечно, от очереди из автомата или гранаты этот способ не убережет. Но если перед вами не безбашенный бандит лесной, а вы вступили в схватку с агентом-профессионалом в ограниченном пространстве – например, у вас задание захватить его в городской квартире, – то такой способ может оказаться полезным. А ситуаций подобных у вас будет немало – агенты немецкие в основном в городах проживают – там можно ценные разведданные собрать. Они если и имеют оружие, то пистолеты. Итак, показываю защиту «маятник». Виктор, пистолет заряжен?

Виктор утвердительно махнул головой.

– Ну, доставай! А ты, Алексей, отойди в сторону – вот сюда. Чтобы пуля ненароком в тебя не попала, когда Виктор в меня выстрелит.

Лейтенанты оторопело смотрели на меня, выполняя мои указания, словно зомби.

– Ты, Виктор, берешь пистолет, а я отхожу – ну, скажем, – на десять шагов. Ты в меня стреляешь.