Самый сердитый гном Юрин Денис
– С Нориком разберусь сам, если хочешь, присоединяйся! – жестко расставил точки над «i» убийца. – Тронешь графиню – умрешь! – Не стоит забегать вперед, покончим с маркизом, а там посмотрим! – спокойно ответил Тальберт, ничуть не испугавшись угрозы.
– Ты прав, всему свое время, – согласился наемник и попытался улыбнуться в меру своих скромных возможностей.
В комнате воцарилась тишина. Наемникам было больше нечего сказать друг другу, Флейта не возвращалась, а Пархавиэль размышлял, пытаясь оценить ситуацию частичного несовпадения интересов и гадая, какую же позицию в этой сложной, запутанной игре займет Мартин.
– Ну и где же твой ученый друг? – прервал затянувшееся молчание Мортас.
– Придет скоро, – ответил за гнома Тальберт, – по друзьям столичным пошел да по аптекам, арсенал склянок пополнять!
– Жаль, не успели, – произнес Мортас, отбросив в сторону вилку, которой уже проковырял в скатерти внушительную дыру. – У меня была бы для него парочка весьма полезных заказов.
Тальберт презрительно фыркнул. Он, как и Пархавиэль, полагался только на выучку и силу и не воспринимал магические хитрости и уловки всерьез, поэтому и был искренне удивлен интересом именитого наемника к алхимическим порошкам.
– Кстати, а у вас как прошло, книгу нашли? – воскликнул Пархавиэль, неожиданно вспомнив, что позабыл спросить, увенчалась ли успехом ночная вылазка.
– Да какой там, – отмахнулся Тальберт. – Мы и на сто шагов к мастерской подойти не успели, как нас окружили. Со всех сторон твари поперли, чудом отбились!
– Иного и не следовало ожидать, – загадочно произнес Мортас, поправляя сбившиеся на лоб длинные волосы. – Маркиз не дурак, он предвидел вашу попытку и принял все меры предосторожности. Налеты, облавы, кража к результату не приведут. Нужен нестандартный ход, шаг, который он не сможет предугадать, что-то такое, чего никогда раньше не было. Сложная комбинация с несколькими неизвестными, отвлекающими маневрами и с посторонними игроками… – заумно выражался Мортас, не столько пытаясь донести свои мысли до собеседников, сколько просто размышляя вслух.
Возможно, едва уловимые нити раздумий в конце концов сложились бы в замысловатый узор интриги, но усилия Мортаса были прерваны донесшимися с лестницы шагами и отчаянными чертыханиями.
Дверь открылась, на пороге стоял Мартин, уставший и злой, но в новом костюме. Пархавиэля начинало беспокоить нездоровое стремление мага к постоянному изменению внешнего вида. Они прожили в столице всего несколько дней, а Мартину уже неоднократно удавалось поразить гнома то залихватским беретом, то щегольскими отворотами сапог, то диковинным цветом одежд. К примеру, на этот раз в элегантном одеянии мага присутствовала по крайней мере половина известных гному цветов и оттенков.
Ходячий витраж медленно прошествовал к столу и осторожно поставил на него маленький сундучок. Легкое по-звякивание стекла и та сосредоточенность, с которой маг совершил простое действо, навели Пархавиэля на мысль, что внутри находились весьма хрупкие и опасные реагенты. Приоткрыв резную крышку и убедившись в сохранности ценного груза, Мартин наконец-то обратил внимание на появление в компании соратников нового и совершенно незнакомого ему лица.
– С кем имею честь, милостивый государь? – корректно и сдержанно произнес Мартин, ощупывая острым взглядом внимательных глаз каждую морщинку на лице незнакомца.
– Мортас, мэтр, – прозвучал односложный ответ, как говорящая сама за себя прелюдия к серьезному разговору. – И чем же мы обязаны вашему присутствию, молодой человек? Вы, похоже, серьезно больны, так какое же срочное дело подняло вас с постели и привело в этот сырой подвал?
– Вы весьма проницательны, мэтр, – произнес Мортас и, приложив немало усилий, сложил свои непослушные губы в неестественно натянутое подобие улыбки. – Вы, подобно древним мыслителям, зрите в суть и не растрачиваетесь по пустякам. Да, я действительно болен и пришел к вам за помощью.
– Я не аптекарь и не знахарь, молодой человек, вы ошиблись! – резко окончил разговор маг и, потеряв интерес к собеседнику, демонстративно повернулся к нему спиной.
– Моя болезнь не обычный недуг, излечить ее не сможет никто, даже вы, мэтр.
– Так чем же тогда могу помочь?
– Для приготовления лекарства, что облегчит мои страдания, нужны некоторые компоненты, которые очень трудно достать. Вы их достать сможете. Вполне возможно, некоторые из них находятся прямо в этом ларце.
– Исключено, молодой человек, почему бы вам самому не сходить к аптекарю? – спросил маг, удосужившись повернуться к Мортасу лицом.
– Мне нужны концентрированные растворы триния, докольвия и амбии, – со знанием дела перечислял мудреные названия жидкостей наемник. – Теперь вы понимаете, почему я не могу последовать вашему совету?
– Сочувствую, – холодно произнес Мартин, но все же интонация его голоса не смогла скрыть удивление глубокими познаниями Мортаса в лекарском деле. – Достать эти реагенты трудно, нет, просто невозможно в Альмире В основе триния лежит двухлетняя выдержка из мышечной ткани вампира, а докольвий и амбия – производные, они добываются в процессе сложной реакции, одной из необходимых составляющих которой является костный мозг, притом не животного, а высокоорганизованного существа: эльфа, гнома, человека, на худой конец, орка. Здесь вам этих растворов не найти, езжайте в Герканию, а лучше всего посетите Долину Магов в Кодвусе! Там-то уж точно достанете все необходимое.
– Спасибо за еще один ценный совет, мэтр, но я достану компоненты здесь, точнее, вы достанете их для меня, – самоуверенно заявил Мортас после того, как внимательно дослушал до конца лекцию мага. – Конечно, вы правы. Никто из городских аптекарей не сознается, что у него в запасах имеются растворы подобного рода. Индорианские власти придерживаются высоких моральных принципов: за расчленение трупов – смерть, а за покупку составляющих у иноземных купцов – пожизненная каторга. Что уж говорить о выжимке из мышц вампиров, которых, по мнению служителя Храма Истинной Веры, просто не существует…
– Ну вот видите, вы сами прекрасно осознаете положение дел, – развел руками Мартин. – А сейчас я попросил бы вас удалиться, у меня очень много дел.
– Господин Гентар, не считайте меня идиотом! – Лице Мортаса мгновенно стало серьезным, а на губах заиграла хищная ухмылка. – На крышке ларца, который вы только сейчас принесли, вырезаны три буквы: «ДКЛ», аббревиатура имени известного столичного аптекаря и алхимика Докоция Кадвия Ларета. Вчера вечером ваш друг с такт отнюдь не филанийским именем лечил принца Генри от весьма пикантного заболевания. Для приготовления мази он использовал много редких компонентов, в том числе те, что я только что назвал. Вы, господин Гентар, может мне помочь, но не хотите, позвольте узнать почему?
– Не вижу к тому причин, – честно признался Мартин, которого только что ловко поймали на лжи. – С какой стати я должен помогать первому встречному нахалу (потрескавшейся мордой и ужасными манерами?! Мартин перешел на крик. Будь на его месте кто-нибудь другой, то повышенные тона непременно сопровождались бы интенсивным размахиванием рук. Ладони же мага постоянно находились за спиной, что создавало определенную дисгармонию в привычном стереотипе поведения взбешенного человека. «Наверняка чудодей за поясом колбу какую припрятал, чтоб при опасности в морду швырнуть!» – подумал Зингершульцо и вопросительно посмотрел на Тальберта. Полковник изогнулся, заглянул магу за спину и кивнул в знак того, что гном не ошибся.
– Простите, мэтр, наверное, по моей вине между нами возникло маленькое непонимание, – по-прежнему спокойно произнес Мортас, как только раскричавшийся маг сделал недолгую паузу, чтобы набрать в легкие побольше воздуха. – Мне нужно было сразу назвать ту причину, из-за которой вы должны отвлечься от важных дел и снизойти до помощи страждущему.
– И убогому, – с издевательской усмешкой добавил маг.
– Всего три слова: два имени и одна цифра, которые в корне изменят ваше ко мне отношение. Не желаете, чтобы я назвал их с глазу на глаз, мэтр?
– Отчего же? – гордо сложил руки на груди Мартин. – У меня нет тайн от друзей.
Два кратких, звучных имени: «Конт» и «Анри» заставили самоуверенного мага стереть с лица надменную ухмылку, а последовавшая за ними цифра «одиннадцать» придала коже Мартина куда более бледный оттенок, чем у страдавшего неизвестным недугом Мортаса.
– Откуда? – едва слышно прошептали трясущиеся губы мага.
– Вы хотите, чтобы я прилюдно ответил и на этот вопрос, или вначале все же посетите тайную лабораторию вашего эльфийского друга?
– Потом, мы поговорим потом! – задыхаясь от гнева, выкрикнул маг и быстро направился к выходу. – И не надейся что-нибудь от меня получить, пока не ответишь на ВСЕ вопросы! – припугнул воина маг и, прежде чем скрыться за дверью, зачем-то пригрозил ему пальцем.
– Сурово ты с ним, не ожидал! – покачал головой Тальберт, как только со стороны лестницы перестал доноситься топот шагов. – И что это за словеса такие волшебные?
– Не твое дело, – резко прервал расспросы праздно любопытствующего Мортас.
Получасовое пререкание с занудой Мартином могло не только полностью истощить запас хороших манер, но и ввергнуть решившегося на такой отважный поступок в пучину безнадежного пессимизма. И Тальберт, и Пархавиэль не понаслышке знали об этом, поэтому оставили хамское высказывание без соответствующего ответа.
Вскоре на лестнице снова раздался шум. «То ли Мартин разулся, то ли Флейта с девичника возвращается», – едва успел предположить Зингершульцо, как дверь с треском распахнулась, и в комнату вбежала не на шутку перепуганная атаманша.
– Солдаты! – выкрикнула Флейта и стремглав кинулась к камину.
Сидевшие за столом мужчины одновременно повскакали с мест и ринулись вслед за девушкой. Легкое нажатие на один из камней кладки привело в действие скрипучие механизмы. Камин отъехал в сторону, в стене открылась дверь, и заговорщики устремились в пыль и темноту убежища. В возникшей суматохе только Пархавиэль додумался схватить со стола ларь мага. Крепко прижав к груди шкатулку с драгоценными эликсирами, Зингершульцо подхватил с пола свою любимую утреннюю звезду и поспешил к спасительному проему, в котором уже успели скрыться его товарищи.
Глава 18
Пожары
«Ну и когда же это все закончится? Одна беда за другой! Мартин опять исчез, как раз когда поболтать с ним серьезно собрался. Хватит уже его делами заниматься, конца и края не видно, а Гифер со Скрипуном тем временем в узилище томятся, если они, конечно, живы еще!»
Пархавиэль нервно теребил бороду и корил себя за излишнюю честность, не позволившую ему сбежать от мага с бандой его приспешников и, вместо того чтобы сражаться с полчищами вампиров, спокойно заняться поисками друзей. Жизни его друзей висели на волоске, а он бессовестно транжирил отведенное ему судьбой время, растрачивал его на всякую ерунду. Гном чертыхнулся и попытался перевернуться на другой бок, что вызвало шквал недовольства притесненных им, в буквальном смысле слова, товарищей.
Комнаты как таковой за камином не оказалось, был лишь узкий каменный мешок всего метр высотой и два шириной. Заговорщикам приходилось коротать время полулежа-полусидя и обтирать одеждами плесень с влажных стен. Больше всех досталось Тальберту, он не успел надеть рубаху и громко клацал зубами, крайне раздражая тем самым остальных. Даже Флейта умудрилась прихватить сапоги и теперь, расталкивая соседей по тайному убежищу, высвобождала себе минимальное пространство, необходимое для их надевания. По сравнению с остальными Пархавиэлю сильно повезло: во-первых, его пихали только в один бок, а во-вторых, тонкие струйки свежего воздуха, пробивающиеся между трещинами и стыками камней, делали его заключение в каменном мешке весьма комфортным, в то время как соседи страдали от духоты.
– И сколько нам здесь отсиживаться, то есть отлеживаться? – прервал молчание шепот Мортаса. – Пархавиэль, что там снаружи творится, послушай!
– Можешь не стараться, – посоветовал гному упорно борющийся с ознобом и дрожью полковник. – Стенка двойная, специально сделали, чтоб во время облавы простучать нельзя было.
– Это вы здорово придумали, – произнес Мортас, не то издеваясь, не то констатируя утверждение как объективный факт. Болезнь не только приносила наемнику страдания, но и лишала его возможности поигрывать интонациями, без которых речь любого человека превращается в ничего не выражающее перечисление взаимосвязанных слов. – Может, тогда рискнем и дверцу откроем? Времени много прошло, солдаты наверняка ушли. Господин Арканс, где там заветный рычаг?
– Не знаю, без меня строили, – продолжал музицировать зубами Тальберт. – В мои времена сюда ни один солдафон сунуться не осмелился бы!
– А откуда тогда про стенку знаешь, если без тебя строили? – попытался Мортас поймать полковника на лжи.
– Агнесса трепанула, она здесь краденое да контрабанду прячет.
– Ну, тогда давай вместе искать. – Объяснение Таль-берта удовлетворило Мортаса, и вместо расспросов убийца приступил к активному поиску.
– Да не дрыгайся ты, – прикрикнула раздраженная Флейта, – и лапищи от меня подальше держи! Нет никакого рычага, непонятно, что ли?! Товар здесь хоронили, а самим нам внутрь никогда залазить не приходилось. Не суетись, стража уйдет – Агнесса выпустит!
Темнота скрыла выражение лица наемника, но по его учащенному дыханию нетрудно было понять, что такой внезапный поворот событий не привел его в восторг.
– Да вы что, совсем свихнулись, или у вас в Филании обычай такой, башку в чан с кипятком совать и надеяться, что все обойдется?! Думать надо, думать, варианты просчитывать, а не очертя голову в неизвестность кидаться!
– Чего раскричался, чем недоволен?! – накинулась на бузотера Флейта, так и не простившая ему вероломного нападения. – Чем я перед тобой провинилась, чем не угодила?! Ах да, совсем забыла, спрятаться заставила, не дала с солдатами в драку вступить. Ну, так уж извини, мы люди простые, летать и прочие чудеса творить не умеем! Нечего было за нами лезть, остался бы, вот бы уж вдоволь мечом намахался!
– Помолчи, Флейта, – перебил девушку Тальберт. ~ Никто тебя не винит, но Мортас кое в чем прав.
– Кое в чем? Интересно, в чем же, если не секрет?! – не унималась разбойница, в отличие от Мортаса демонстрируя присутствующим полный набор язвительных тональностей и ужимок.
– Стража могла забрать Агнессу с собой, и тогда нам придется сидеть здесь долго, очень долго! – поделился своими опасениями полковник.
– А за что ее забирать-то? – искренне удивилась Флейта. – Контрабанда это так, мелочевка, за нее не сажают, штрафуют только. Тетка уж много раз откупалась, не оплошает и в этот!
– А сколько солдат было? – как бы невзначай поинтересовался Мортас. – Как всегда или…
Договорить наемник не успел, пронзительный крик девушки оглушил, разорвал барабанные перепонки каждого пленника каменного мешка.
– Как же я сама не сообразила, что дело нечисто?! Что же я натворила?!
– Сколько их было? – так же спокойно и невозмутимо повторил вопрос Мортас.
Трое мужчин, затаив дыхание, ожидали ответа.
– С полсотни, а может, и больше, – прозвучали так же грозно, как смертный приговор, слова разбойницы. – Дюжины две вошли внутрь и посетителей выгнали, остальные окружили таверну. Такого раньше никогда не было. Придет, бывало, парочка очкастых клерков из городской управы да солдат пять-шесть, сразу на кухню да в подвал, перекопают все, перепортят товар, потом уйдут…
– Значит, это не обычная проверка притонов, – принялся размышлять Тальберт вслух. – Похоже, мы кому-то важному насолили, но только кому? Кроме вампиров, никого не трогали, вели себя мирно. Флейта, а ты со своими ребятами богача какого не тряхнула, пока меня не было?
– Скупщику пару оплеух дала да торговку одну на базаре прищучила, чтоб языком меньше трепала, карга старая, откуда Агнесса товары берет.
– Не то, совсем не то, – прошептал Тальберт, дрожа от холода.
– Норик, – уверенно произнес Мортас, – это его ответный удар, мощный и красивый. Он ищет нас и хочет уничтожить как можно быстрее. Ему незачем разбираться, кто нас послал. Он и так знает, что это дело рук магов из Долины.
– Резонно, особенно если учесть его влияние при дворе, – согласился с предположением Тальберт. – Ночью за нами будут гоняться вампиры, а днем искать стража. И те, и другие не будут мучиться, чтобы взять нас живьем.
– Прежде всего вампиры, – добавил Мортас и, прилагая немало усилий, улыбнулся: – Они уже потеряли достаточно голов.
– Постойте! – вмешалась в разговор Флейта. – А откуда они узнали, где мы скрываемся? Раньше же никто не догадывался.
– Раньше, то было раньше, – усмехнулся Тальберт. – Не забивай голову чепухой! Главное сейчас – сообразить, что дальше делать.
– Запах, – неожиданно произнес Мортас, – вампиры нашли ваше убежище по запаху, точно так же, как и я нашел вас с Пархавиэлем в трущобах. – А ты что, тоже вампирюга? – насторожилась Флейта.
– Нет, но это не важно. Я тот, кто вам пока помогает, оставьте мои способности в покое, так будет лучше всем, спокойнее…
– Согласны, – опередил Тальберт девушку, собиравшуюся уже задать новый вопрос. – Перво-наперво нам надо выбраться отсюда и найти мага. Предлагаю не медлить и разрушить стенку прямо сейчас. Конечно, мы рискуем наткнуться на солдат, но потом будет еще хуже. Стражники никого не найдут, заберут Агнессу со всей прислугой и уйдут, а ночью, которая, кстати, уже близко, в пустую таверну нагрянут вампиры Норика и тогда…
– Не думаю, – возразил Мортас. – Маркиз влиятелен и хитер, но не всемогущ. Ему приходится вести двойную жизнь и скрывать от людей свою истинную сущность. К тому же при дворе обитают другие Лорды вампиров, с удовольствием расстроившие бы его далеко идущие планы. Я на его месте не стал бы поручать одно и то же задание и людям, и вампирам. Кроме того, ему сложно обойти людские законы и формальные условности…
– А это-то здесь при чем? – удивилась Флейта. – Для вельмож законы не писаны, что хотят, то и творят…
– Не скажи, государственная машина – сложный механизм, крайне медлительный и неповоротливый. Если случается какая-нибудь непредвиденная ситуация наподобие нашей, то…
– То тогда шарики заезжают за ролики и большой бух-бух! – подал голос отмалчивающийся Зингершульцо. – Я в Махакане на многие механизмы насмотрелся: работают хорошо, но еще лучше взрываются!
– Отстань ты со своим Махаканом, – огрызнулась Флейта. – Мортас, ты проще изъясняться можешь? Я ведь баба, значит, дура, мне твоих мудреных абсракции не понять!
– Да и я, признаться, что-то в толк не возьму, – присоединился к просьбе девушки Тальберт.
– Ну что вы к человеку с ерундой пристали, объясни им все, видишь ли, да разжуй! – не выдержал Зингершульцо – Все проще простого. Если уж вампиры к поискам филанийские власти подключили, значит, власти с нами до конца разбираться и будут. А то вдруг стражники лишнего чего узнают, например, на кровососов случайно напорются, конфуз выйдет, вампиров же в Филании нет! Да и командир отряда просто так из таверны не уйдет, на всяк случай засаду поставит, вдруг кто явится. Я бы точно поставил!
– Что предлагаешь? – прервал возникшее молчание Тальберт.
– Ждать, – уверенно ответил Мортас. – Скорее всего маркиз натравил на нас службу сыска, а не сборщиков податей. Грешков за вашей бандой числится наверняка немало, вот служака и ухватился за возможность вас всех разом в таверне повязать. Сейчас они ничего не обнаружили, значит, как Пархавиэль сказал, устроят засаду. Прислугу с хозяйкой здесь оставят, кто же в пустую таверну сунется?
– Да ты что? Посетителей всех разогнали, на весь порт шумиху подняли, какая уж тут засада?! – возразила Флейта.
– Кабак портовый, посетители меняются часто. Сколько ни разгоняй, вскоре снова набегут. Хорошая ищейка всегда лучше вора мыслит, ситуацию со всех сторон просчитывает. Если бы ты сейчас с дела возвращалась, разве не послала бы кого-нибудь разузнать, что за шум в таверне был? Вот такого визитера они и ждут, – опроверг предположение девушки Мортас. – Давайте головы впустую не ломать, что да как. Будем ждать, пока Агнесса не улучит возможности выпустить нас отсюда, заодно и расспросим, с чем незваные гости пожаловали.
– А если не улучит? – с опаской спросил Тальберт.
– Тогда через пару часов выбираемся сами, но это опасно, – продолжил Мортас. – Если хотя бы один стражник остался внизу, то возьмут нас без боя, пока из камина вылезать будем.
– С твоими способностями – и без боя?! – язвительно заметила Флейта.
Мортас промолчал, ему крайне не хотелось вдаваться в подробности и объяснять самоуверенной девице, что и у чудес бывает предел.
Пархавиэля вновь мучили кошмары. Удушье каменного мешка поспособствовало нездоровой игре воображения. Уважаемый когда-то в Махакане хауптмейстер Зингершульцо прилюдно целовался взасос с лошадью на базарной площади, затем долго слонялся по городу со стаей бродячих собак, купался в лужах и ел, стоя на четвереньках, из мусорных куч. Потом появился зловредный акхр с его уже давно наскучившими фантазиями на рыбную тему. В перерывах между варкой в огромном котле, засолкой в бочке с пивом и жаркой на сковородке Пархавиэль много бегал, лазал по заборам и прыгал, пытаясь найти хотя бы одного брадобрея. Но цирюльники бесследно исчезли из города, наверное, потому, что используемый ими мыльный раствор был наилучшим средством от огромных трехголовых блох – пожирателей человеческого пота.
Сон есть сон, он абсурден и необуздан, как полет вольной мысли, он – отчаянная попытка разума предостеречь от ошибок, переведенная на непонятный для его владельца язык намеков и символов.
Скрип проржавевшего механизма вырвал Пархавиэля из мира безумных грез. Стена отъехала в сторону, а в глаза ударил свет факелов, на самом деле тусклый и слабый, но казавшийся после кромешной тьмы заточения ослепительно ярким.
– Вылазьте, живее, живее! – раздался на фоне сплошного желто-красного пятна скрипучий голос Агнессы. – Ну, что замер?! Вполз, разогнулся и пошел, пошел! Поясницу потом разотрешь, дай другим выбраться! – ворчала вечно недовольная старуха, вцепившись в плечо гнома костлявой рукой.
Привычка командовать и помыкать впиталась в кровь и плоть хозяйки портового кабака. Она громко кричала, бросалась на каждого появившегося из убежища, бесцеремонно хватала его то за плечи, то за руки и волокла на себя, попутно злословя, видимо, на излюбленную ею тему врожденной мужской неуклюжести. Только Флейте удалось избежать касаний костлявых лап и нелестных эпитетов.
Наверное, желание как следует осадить нахальную старушенцию возникло у каждого, выбравшегося из каменного мешка, даже у Флейты, которую бойкая бабулька начала обхаживать, оглаживать и совершенно не к месту осыпать ласковыми именами: «кисонька», «лапочка», «рыбонька», «солнышко» и прочие гадости. Девушка раскраснелась от смущения и чуть не закатила скандал, но ей на помощь пришел Тальберт, отвлекший старую женщину от увлеченного и самозабвенного ухаживания за племянницей.
– Закройся, Агнесса, хватит девку взрослую конфузить! Заведи себе кота иль поваренка, да и сюсюкайся с ним сколько влезет! У тя что, материнский инстинкт по дряхлости лет проснулся?!
Агнесса тут же приняла излюбленную женскую позу буквой «ф» и, грозно вытаращив глаза, собиралась обдать полковника мощным потоком отборного сквернословия, но неожиданно в почти семейный конфликт встряла третья сторона.
– Мадам, мы крайне признательны вам за спасение из каменной западни! – произнес Мортас и, галантно согнувшись в поклоне, припал губами к женской руке. – Простите моих компаньонов за грубость, но это не знак неуважения к вам, а лишь прискорбное следствие долгого пребывания в чрезвычайно неудобных позах. А теперь несоблаговолит ли великодушная спасительница сообщить, как обстоят дела наверху.
– Да ладно уж… да чего там… сразу уж и спасительница, – зарделась и размякла старушка, по крайней мере лет тридцать не слышавшая подобных речей.
– И все же, сударыня, как обстоят дела наверху и с чем пожаловали незваные гости?
Предположение Мортаса оказалось верным, в зале таверны засели не меньше дюжины агентов тайного сыска, а в ближайших домах разместились около полусотни вооруженных до зубов стражников. Шансов пройти незаметно не было, не говоря уже о попытке прорваться с боем. На такое был способен решиться только слабоумный.
– Агнесс, а как тот старый проход поживает, что в катакомбы под городом вел? – спросил Тальберт, припоминая приключения былой юности.
– Вспомнил, – в негодовании взмахнула руками хозяйка. – Засыпали его, поди, лет десять как засыпали да в три слоя камнем заложили.
– Неразумно, – констатировал Тальберт и, погрузившись в глубокое раздумье, принялся оглаживать подбородок.
– А чё «неразумно», ты хоть знаешь, сколько крыс оттуда перло?! Ни пшена, ни круп хранить нельзя было, все твари окаянные пожирали да обгаживали! – снова разгорячилась старушка. – Это вы тут, то придете, то уйдете, а мне хозяйство вести!
– Ну ладно, ладно, не нервничай, тетя Агнесса, – успокаивающе похлопала родственницу по плечу Флейта. – Мы же не с упреком, а так, чтоб понять, как выбраться.
– Понять, понять, – недовольно заворчала старуха. – Нет бы у мудрой женщины спросить, а они все понять что-то пытаются, шкодники!
– Так ты знаешь, как обмануть стражу? – стараясь изо всех сил не показать удивления, произнес Тальберт.
– Мы внимательно слушаем вас, сударыня! – вовремя вставил ласковое слово Мортас, предотвратив новый поток ругани.
– Конечно, знаю, поэтому и пришла, иначе бы вы у меня тут до скончания века парились бы! – проворчала старушка, соизволив кокетливо улыбнуться красивому и обходительному кавалеру. – Значит, так: сейчас шевелите ногами в подсобку, что сразу за винным погребом, и ждите. В кухню не соваться, там парочка ищеек к жаркому присосалась, не оттащишь! Как дым почуете и крики «пожар» услышите, так сразу и бегите в общий зал. Только не вздумайте к запасному выходу соваться, ныряйте в толпу и вперед! Посетителей сейчас много набежало, так что в гуще народища и проскочите!
– Да ты что, таверну взаправду подожжешь?! – с ужасом воскликнула Флейта. – Да ты что, тетя Агнесса, да как же, а с чего жить-то будешь?!
– Не волнуйся, кисонька. – Старушенция расплылась в ласковой улыбке и запустила руку в копну черных волос племянницы. – Тетушка хоть тебя, девонька, и любит, но не настолько, чтобы убытки терпеть! Мне уже за все заплатили…
– Как заплатили?! – в один голос выкрикнули трое удивленных мужчин. С некоторым опозданием к их восклицанию присоединилась и Флейта.
– Да не трепыхайтесь, убогие! Наш маг окаянный и оплатил. Бродяжкой переоделся и в заведение прокрался. Я-то уж поварам крикнуть хотела, чтоб его, того, выкинули, а он капюшон драный откинул, козью бородку свою показал, я так и ахнула с перепугу! – быстро прощебетала внезапно подобревшая Агнесса и высыпала на стол содержимое снятого с пояса кошелька. – Вот, смотрите, голубчики, как господин Мартин щедр, как он жизни ваши никчемные ценит!
Парочка крупных рубинов, три алмаза средней величины и внушительная россыпь мелких бриллиантов заворожили взгляды авантюристов. Даже по самым грабительским расценкам эльфийских ювелиров стоимость драгоценных камней на столе в несколько раз превышала цену портового кабака вместе с годовым жалованьем прислуги.
– Ничего себе кучка! – присвистнула Флейта и, забыв о приличиях, в присутствии мужчин засунула руку в широкий разрез рубашки. – Да мы с ребятами за всю жизнь столько не видывали, а тут вот так сразу, на столе!
– А еще передать вам просил, – насторожившись от зачарованных взглядов, Агнесса засуетилась и принялась быстро собирать рассыпанное по столу сокровище обратно в кошель, – что всех, окромя коротышки, до завтрашнего полудня у себя в гостинице ждет. Ты, голубчик, знаешь, где это! – кивнула старушка Таль-берту. – Ну, все, пошли, лясы точить некогда, еще ищейки чего заподозрят.
– А как же я? – не смог скрыть удивления и обиды Зингершульцо.
– А ты, милок, в Королевский квартал не вхож. Увидится он с тобой на том же месте и в то же время, – не отрываясь от сбора камней, ответила Агнесса. – Да, да, так и сказал: «На том же месте и в то же время»!
– Он умом двинулся, что ли?! – закричал рассерженный гном. – Значит, мне целый день, как бродяжке, по помойкам и трущобам мотаться?
– Чего не знаю, того не знаю. За что купила, за то и продаю, – пробормотала скороговоркой Агнесса и, спрятав кошель в засаленный чепец, направилась к выходу. – Прощайте, родимые, не свидимся, видать, более! – бросила старушка через плечо и зашуршала платьем по каменным ступеням лестницы.
Флейта медленно опустилась на скамью и положила руки на колени. Лицо девушки было бледным, смотревшие в одну точку глаза слезились, а уголки красивых губ слегка подрагивали. Слишком многое связывало девушку с этим сырым подвалом и крикливой старушенцией. Здесь прошли ее детство и юность, здесь она выросла, а теперь должна была проститься со всем в одночасье: погибшие друзья, сбежавшая с набитым бриллиантами кошельком тетка и эти невзрачные стены, которые напоминали о многом и которые ей никогда больше не придется увидеть. Шли последние секунды ее старой жизни. Через несколько неумолимых мгновений привычный мир начнет распадаться, и не останется ничего, кроме наклонной плоскости, по которой молодой, красивой девушке с изуродованным лицом придется скользить вниз.
Пархавиэль был слишком рассержен на мага, чтобы заметить произошедшую с Флейтой перемену. Тальберт, как опытный солдат, целиком отдался поспешному сбору амуниции, и только Мортас подставил в трудную минуту свое плечо. Он сел рядом с девушкой на скамью, нежно обнял ее и тихо прошептал в самое ухо: «Любой конец – это всего лишь точка нового отсчета, так было, есть и будет! Впереди новая жизнь, и только от тебя зависит, как поплывет корабль твоей судьбы!»
– Ну и горазды жрать! Ты только глянь, как хрумкают, трескают душевно, аж за ушами трещит! – подзывал Зингершульцо прикорнувшего на мешке Тальберта присоединиться к подсматриванию через дверную щель за пиршеством оголодавших стражей порядка.
Время тянулось долго, а нервное напряжение росло. Они уже минут десять сидели в подсобке в ожидании заветного топота ног и криков: «Пожар!» Каждый коротал время как мог. Распределив между членами небольшого отряда прихваченное из подвала снаряжение, Тальберт отдыхал на мешке. Мортас, бесшумно ступая по скрипучим половицам, прохаживался из угла в угол комнаты, размышляя о чем-то своем и едва шевеля мертвецки бледными губами. Флейта сидела в углу, механически теребя и оглаживая кожаные ножны меча. И только Пархавиэль, как прирожденный разведчик, использовал мучительные минуты затишья с толком: наблюдал за противником.
– Нет, ну это надо видеть. Я сам, бывало, голодал, но чтоб так самозабвенно зубами шевелить! Как будто дней пять не жрали!
Мортас с Тальбертом многозначительно переглянулись. Губы полковника на мгновение искривились в горькой ухмылке, а не владеющий мышцами собственного лица Мортас просто кивнул. Они оба были наемниками и не понаслышке знали, что такое казенные харчи. Известная военная поговорка: «Солдат должен быть слегка голодным!» утрировалась в армиях большинства королевств до полного беспредела, причем чем могущественнее и богаче была держава, тем хуже жилось солдатам и тем тощее были их животы.
Среди бывших коллег Тальберта было только несколько непоседливых душ, оставивших службу в регулярных частях и ставших наемниками из-за неуемной тяги к приключениям, славе и острым ощущениям. Остальные же пошли по опасной стезе только ради того, чтобы забыть, что такое болезненные позывы голодного желудка.
– Дай-ка посмотреть, – произнес Тальберт и, быстро поднявшись с нагретого мешка, бесцеремонно оттолкнул гнома от щели.
Зрелище предстало не из приятных. Двое сыскарей в одежде портовых грузчиков жадно хватали со сковородки горячие куски мяса и, урча от жадности, рвали их зубами на части. Горячий жир и приправы текли по лицам и одеждам, обжигая кожу и пачкая видавшие виды наряды.
– Волки, голодные волки, – печально вздохнул Тальберт, отрываясь от двери. – Такие же голодные и худые, как волки зимой. Каждый кусок – шанс выжить, убежать от смерти на пару дней.
Полная трагизма речь была прервана тихими хлопками из угла комнаты, в котором находилась Флейта.
– Хорошо сказал, а главное – с чувством и красиво! – флейта сощурила глаза и поджала губы, отчего стала похожа на озверевшую и одновременно немного подвыпившую фурию. – Да только зря ты их жалеешь, они враги. Знаешь, скольких наших они поймали и на допросах замучили, а скольких на каторгах погноили?! Кстати, таких же, как я и ты, не подонков и не извергов, какими обычно рисуют разбойников. Да, мы воровали, да, грабили и убивали, что с того?! Король и его прихвостни занимаются тем же самым, но только намного больше и чаще, потому что они сильнее, чем мы, потому что им не надо самим марать холеные руки. У них есть огромная свора шавок, а эти, на кухне, одни из них. Они сами выбрали такую жалкую, унизительную жизнь и теперь подбирают объедки с чужого стола. Хотя нет, ошибаюсь, сейчас они как раз разбойничают, по-своему, по-мелкому, таскают куски мяса с чужой сковородки!
Флейта закончила говорить и отвернулась. Попытки Тальберта возразить прерывались одной и той же фразой: «Мне это неинтересно!» Пархавиэль призадумался. Оба спорщика были по-своему правы, но и тот, и другой во многом ошибались. Полковник сочувствовал голодным и нищим служакам, поскольку раньше тоже был таким, а Флейта… Флейта была слишком юна и эмоциональна, чтобы рассуждать трезво, без примеси личной неприязни к сотрудникам тайного сыска, ее кровным врагам. В конце концов спорщики чуть ли не разругались, но Мортас примирил их, точнее, объединил против себя, произнеся надменным, менторским тоном короткую речь, оскорбительную для обоих:
– Слабые сбиваются в стаи, иначе им не выжить. В стае должен быть порядок. Он может быть справедливым или не очень, но обязательно должен быть слепым, бездушным и суровым. Кто считает себя сильным, тот не подчиняется закону и в результате борется против всех. Рано или поздно и слабые, и сильные умирают: одни корят себя за то, что нарушали закон, а другие за то, что ни разу так и не решились его преступить. Не занимайтесь дурью, дамы и господа, не ломайте голову над неразрешимыми проблемами, подумайте лучше о себе!
Разногласия и взаимные обиды отступили на второй план, когда наступил долгожданный момент действий. Мортас застыл и, не обращая внимания на ругань Таль-берта и Флейты, прислушался к неразборчивым, едва различимым голосам, доносившимся из залы. Пархавиэль ничего не услышал, сколько ни крутил головой и ни ворочал оттопыренными ушами, зато его чуткий нос уловил слабый запах дыма, идущий откуда-то сверху. Агнесса подожгла второй этаж, где находились обычно пустующие гостевые комнаты и, следовательно, было проще остаться незамеченной во время совершения злодеяния. Через несколько секунд раздались долгожданный шум и разноголосые вопли толпы, на фоне которых выделялось многократно повторяемое страшное слово «пожар».
Не сговариваясь, все четверо одновременно рванулись к кухне. Заблаговременно предупрежденные Агнессой повара уже давно покинули рабочие места и спасались в первых рядах рвущейся наружу толпы. Трапезничающие ищейки были застигнуты врасплох. Мортас вбежал в кухню и мимоходом, не останавливаясь, оглушил одного из них сильным ударом кулака. Второй попытался оказать сопротивление, но метко брошенный Тальбертом табурет размозжил ему голову. Сочувствие сочувствием, но полковник не забывал, что перед ним был враг, пусть даже не виноватый, а по воле злодейки-судьбы оказавшийся в рядах неприятеля.
Они пропустили зловещий, полный драматизма и отчаяния момент, когда посетители только поняли, что таверна горит, и, обезумев, кинулись к выходу. Зингершульцо впечатлил не вид перевернутых столов и разбросанной посуды, беспорядок в хозяйстве – само собой разумеющееся последствие хорошей драки. Гнома взволновало и заставило замереть на месте совсем другое.
Около сотни моряков, девиц легкого поведения и портовых грузчиков в панике рвались к выходу. Толстые решетки на окнах делали дверь единственным путем спасения. Мужчины и женщины толкались локтями и хаотично дубасили друг друга по головам, позабыв о порядке и так сильно чтимых людьми приличиях. Стоны, вопли, крики и ругань смешались в один безумный хор напуганных голосов. Тальберт и Флейта одновременно подхватили оцепеневшего Пархавиэля под руки и потащили в самую гущу рвущейся на свободу толпы. Давка была неимоверной. «Только бы не упасть, только бы не упасть! – судорожно билась в голове гнома мысль, иногда сменяемая запоздалым раскаянием: – Неужели весь этот кошмар из-за нас? Это мы натворили!» На его глазах поток напуганных, остервеневших существ смял, раздавил, растоптал нескольких людей и эльфов. Стоило немного зазеваться, потерять равновесие и упасть, подняться было бы уже не суждено. Они шли по трупам, и это не было красочным преувеличением. Мортас усиленно работал локтями, пробиваясь сквозь толпу. Он двигался впереди группы и расчищал путь, остальные едва успевали втиснуться в освободившееся пространство. Все рвались из горевшей таверны, всем хотелось жить.
Облако густого дыма опустилось сверху и поглотило толпу, позади послышались кашель и хрипы, это начали задыхаться от гари задние ряды, упало вниз несколько прогоревших балок. Широко распахнутые двери были совсем рядом, но толпа застряла и не двигалась вперед. Виной тому был отряд стражи, высыпавший из соседних домов. Блюстители порядка пытались упорядочить процесс бегства, чтоб в суматохе и хаосе не упустить скрывавшихся от них преступников. Естественно, из этого ничего не вышло. Когда возникает угроза для жизни, даже тихони забывают про закон и пытаются спастись любой ценой. Нескольким смельчакам из первых рядов удалось вытащить мечи. Солдаты не ожидали атаки и, неся потери, отступили, освободив морякам немного жизненного пространства, но вскоре пришли в себя и снова сомкнули строй. Завязался бой. Призывный клич: «На абордаж!» вырвался из чьей-то пьяной глотки и был воодушевленно подхвачен толпой. Напор народных масс усилился, Пархавиэль уткнулся носом в стальной щит стражника. Биться не пришлось, оба противника попали в самый центр давки и не смогли воспользоваться оружием: Пархавиэль не мог взмахнуть рукой, а солдат держал длинный меч высоко над головой, но не мог опустить его. Новый напор толпы растащил их в разные стороны, противники лишь успели обменяться гневными взглядами и полностью отдались борьбе за выживание. Живой поток смял оцепление и тут же распался на мелкие ручейки разбегавшихся во все стороны бунтарей. Пархавиэль так и не понял, как ему удалось выбраться, но цепкие пальцы Тальберта и Флейты оставили на его предплечьях и запястьях здоровенные синяки.
Этой ночью было светло как днем. Пламя бушевавшего пожарища освещало просторы доков, стены складов и домов. Повсюду бегали люди, маленькие, беспомощные существа, почувствовавшие опасность и спасавшие свое добро. Они что-то кричали и размахивали руками, то ли взывая о помощи к своим богам, то ли пытаясь заставить рыскавшие по порту отряды стражи отвлечься от поисков взбунтовавшихся моряков и принять участие в тушении огня.
– Скоро все успокоится, – с невозмутимостью столетнего старца произнес Мортас, отходя от края крыши. – Солдаты переловят бунтарей, и можно будет идти дальше.
– Это мы, это мы во всем виноваты, столько людей погибло, столько смертей! – говорил сам с собой Зингершульцо, сжавшись в комок и плотно приткнувшись спиною к теплой печной трубе. – Если бы знал, что такое получится…
– Парх, помолчи! – перебил причитания гнома Тальберт – Странно слышать слюнтяйское нытье от бывалого солдата.
– Вот именно, солдата, а не бездушного наемного убийцы, привыкшего прикрываться телами невинных людей! – разгорячился гном. – Для вас, может быть, эта бойня в порядке вещей, а я, я лучше бы сдался… я не мясник…
Сидевшая рядом с гномом Флейта снова захлопала в ладоши, сопроводив на этот раз аплодисменты весьма неприятным смешком, походившим на скрип ржавых дверных петель.
– Браво, у гномика проснулась совесть, сейчас еще один умник произнесет длинную и красочную речь на тему: «Какие мы сволочи!»
– Заткнись! – грубо перебил истеричные стенания Тальберт. – А ты, Парх, в руки себя возьми, нечего кукситься и раскисать, на войне как на войне!
– Но они-то, они-то при чем?! – Пархавиэль шустро вскочил на ноги, подбежал к краю крыши и принялся тыкать пальцем вниз. – Они не наши враги, они – мирные жители, а не кровососы и не стража, они не виноваты…
– А кто, по-твоему, виноват: мы, солдаты или кровососы? – задал вопрос Мортас, смотря гному прямо в лицо.
– Все виноваты, – уверенно ответил гном, дрожа от ненависти и злости на самого себя, – но прежде всего мы, поскольку позволили, допустили такое!
– А что, собственно, произошло, – не наигранно, а действительно искренне удивился Мортас. – Погибло всего три-четыре дюжины живых существ, зато мы спаслись, притом красиво и даже руки в крови не испачкав. Не так давно мы вместе перебили целую сотню вампиров, ты же не рыдал по этому поводу! – Так то вампиры, а то люди! – заикаясь, произнес пораженный словами человека гном.
Тальберт с Флейтой настороженно переглянулись. Они тоже не могли понять странного и весьма экстравагантного хода мысли боевого товарища. Уж больно легко и непринужденно он относился к вопросам жизни и смерти.
– А какая разница? – широко развел руками Мортас – Что люди, что гномы, эльфы, орки иль вампиры, все живые создания. Кровососы так же хотели жить, но ты убивал их, не задумываясь о своей правоте. «Мирные жители» – понятие относительное, неуместное во время войн. Это бараны, безумно мечущиеся по полю боя. Вполне естественно, что они попадают под руку то одним, то другим. Ты думаешь, тот пьяный моряк, что первым выхватил меч, задумывался о возможных последствиях? Иль командир отряда, приказавший солдатам преградить толпе путь? Его не волновало, сколько «невинных» задохнется от дыма и сколько сгорит в огне, он должен был взять нас и уверенно шел к своей цели. Пархавиэль, ты гном бывалый и умный, я тебе честно скажу, без прикрас и прочей ерунды. Мне плевать, сколько людей и прочих разумных существ погибнет, пока власти гоняются за мной, а я спасаю дорогую мне шкуру. Если в твоей башке завелся червь сомнения, то пойди и сдайся или прыгни с крыши головой вниз, но не раздражай остальных!
Зингершульцо виновато потупил взор и медленно отошел от края крыши. В жестоких, прагматичных словах наемника была огромная доля первозданной житейской истины: «Прежде всего думать надо о себе!» Успокоившись, но не найдя покоя и не сумев заключить перемирие с разбушевавшейся совестью, гном замкнулся в себе, свернулся калачиком и прикорнул у теплой трубы.
– Ты что, в университете учился? – спросила Флейта у Мортаса. – Уж больно мозги прочищаешь речисто; умело и складно! – Много странствую, от скуки в пути книжки читаю, да и с народом разным встречаться приходится, так… само собой получается, – уклончиво ответил Мортас и во избежание дальнейших расспросов пересел подальше от остальных.
Потянулись минуты молчания. Гном воевал с совестью, Мортас рассматривал пламя пожара, а Флейта с Тальбертом задремали, плотно прижавшись друг к другу, чтобы спастись от леденящих порывов холодного ночного ветра. Отряд действовал четко и слаженно только в минуты опасности, затишье разъединяло бойцов, им было просто не о чем говорить. Каждый воспринимал окружающий мир по-своему и не хотел прислушиваться к чужой точке зрения.
– Пора! – прервал тревожную дремоту голос дозорного. Мортас поднялся на ноги и принялся собирать свой невеликий скарб. – Солдаты уходят, нам тоже пора. Чем быстрее попадем к магу, тем лучше, заварушка серьезная начинается!
Услышав слова наемника, Пархавиэль открыл глаза и нехотя оторвался от теплой трубы. Засунув за пояс утреннюю звезду и крепко завязав на шее лямки плаща, Зингершульцо бойкой армейской походкой направился к покатому карнизу.
– Эй, коротышка, а ты ничего не забыл?! – громко выкрикнула удивленная безмолвным уходом насупившегося гнома Флейта. – Вот так вот встал и пошел…
– Прощевайте, – буркнул Зингершульцо в ответ, прыгнул вниз, по-кошачьи развернулся на лету и, ловко обхватив всеми четырьмя конечностями водосточную трубу, заскользил вниз.
– Обиделся, – огорченно закачал головой Тальберт.
– Нет, нам просто с ним в разные стороны, – произнес Мортас и хладнокровно оторвал со щеки начинающий отслаиваться кусок кожи.
Одиночество успокаивало, оно не примирило гнома с совестью, но отвлекло от мук. Душевные переживания отошли на второй план, когда разведчик пробирался по кишевшей врагами местности. Вспомнились слова Флейты, сказанные в фургоне: «Мы маленький, попавший в окружение отряд, пробивающийся к своим…»
«Действительно, опасностей кругом полно, а вот с отрядом не повезло, каждый за себя, каждый о себе…» – вздохнул Пархавиэль и ускорил шаг.
Люди продолжали бегать вокруг: одни пытались загасить бушевавший на руинах таверны огонь, а другие, преимущественно жители соседних домов, вытаскивали на улицу пожитки. Ветер с реки мог в любую минуту сыграть злую шутку, всего немного изменив направление и перекинув жадный огонь на соседние крыши.
Обычная, ничем не примечательная поначалу операция по поимке банды воров неожиданно превратилась в подавление бунта. Сам порт был закрыт, на причалах выставлены усиленные караулы, а сошедшие на землю матросы вновь загнаны на корабли.
Мимо Зингершульцо, мерно печатая шаг, прошла колонна солдат. Войска уходили, не обращая внимания на все еще бушевавший пожар. Их миссия была завершена: бунт подавлен, пойманные мятежники казнены. В шагах пятидесяти от входа в таверну лежали в два ряда небрежно прикрытые какими-то тряпками трупы. Наверняка среди погибших были не только не успевшие вовремя скрыться «оказавшие сопротивление властям», но и так называемые подозрительные личности, то есть те, кто более или менее подходил под расплывчатые описания взбунтовавшихся моряков.
Пархавиэлю стало даже немного обидно. Он открыто шел по площади, сквозь толпу бегающих горожан и мимо марширующих отрядов солдат, и никто, никто не обращал на него внимания. Лишь у самого моста гнома остановил патруль.
– Стой, куда прешь, гномья рожа?! – пробасил сквозь опущенное забрало шлема картавый сержант.
– Туда, – односложно ответил Зингершульцо, кивнув в сторону моста. – А что, нельзя?
Стоявшие позади командира солдаты не проявили особого интереса к разговору. Их внимание было полностью сосредоточено на досмотре тех, кто, наоборот, спешил покинуть Цеховой квартал. Как заметил Пархавиэль, людей стражи беспрепятственно пропускали, эльфов с полуэльфами досматривали, а гномов без объяснений разворачивали обратно.
– Пререкаться вздумал, мерзавец?! – грозно прикрикнул на гнома закованный в броню человек и резким движением руки откинул вверх забрало.
Представшие взору Пархавиэля пегие борода и усы занимали три четверти открывшегося пространства. На фоне густой растительности выделялись длинный горбатый нос и голубые глаза.
– Да нет, просто спрашиваю, вдруг мне туда нельзя, вдруг королев указ какой вышел, а я не знаю, – умело изобразил Зингершульцо раболепный испуг и для усиления эффекта начал быстро раскачиваться на носках вверх-вниз и суетливо размахивать руками.
– Тебе нельзя?! – Пожилой служака громко рассмеялся, так что умудрился привлечь внимание уставших солдат и проходивших мимо людей. – Тебе туда как раз можно, но… не нужно!
– То есть как? – Пархавиэль теперь уже взаправду удивился и захлопал глазами.
Отсмеявшись, сержант низко склонился над гномом и, заговорщически оглядевшись по сторонам, прошептал:
– Хоть ты и гном, а значит, тварь убогая и жалости недостойная, но ты меня рассмешил, так что не трепыхайся и совета моего послушай. Не ходи сегодня в Цеховой, не видишь, что ль, зарево играет. Гномье там палят, всех без разбору!
Пегие заросли вновь скрылись за глухим забралом, сержант отвернулся и отошел в сторону. Пару секунд Пархавиэль молча стоял, часто моргая глазами. Вдали, за мостом, на темном фоне мрачных, неприветливых трущоб время от времени мелькали всполохи. Если бы не предупреждение старого солдата, то Пархавиэль в жизни не догадался бы, что пламя бушевало и там. Слишком похоже было далекое зарево на отблески пожара в порту.
– Ну и долго ты здесь торчать будешь? – послышался за спиной гнома знакомый женский голос.
Пархавиэль обернулся, перед ним стояла Флейта. Девушка запыхалась от бега и отирала перчаткой пот со лба. Длинные волосы были перевязаны черной тесьмой, а на губах сияла улыбка.
– Флейта, ты здесь?! – опешил Зингершульцо.
– Пошли, пошли, нечего на виду стоять, – затараторила девушка, хватая гнома под руку и волоча к мосту. – Ты что же, гаденыш мелкий, думал, что можно вот так просто взять да уйти?! Думал, я тебя одного брошу, не выйдет!
– Но как же остальные, как же маг?
– Плевать мне на них. Как-нибудь денек без моего общества обойдутся, авось не перегрызутся, а завтра к ночи все равно все вместе опять соберемся. Так что не дрейфь, малыш, вдвоем не пропадем!
Решительные действия разбойницы заставили гнома на время позабыть о предупреждении сержанта, и только поравнявшись с рядами солдат, Пархавиэль вспомнил о подстерегавшей впереди опасности.
– Послушай, туда нельзя, там погром, – зашептал гном, останавливаясь и не пуская девушку дальше. – Мне вон тот вояка сказал, там гномов громят, вишь, зарево играет! – Знаю, поэтому и пришла, – спокойно ответила флейта. – Если останемся здесь, еще на большие беды нарвемся. Сыскари вскоре очухаются и порт заново прочесывать начнут. Лучше уж туда, там стражей нет.
Необычная парочка – высокая девушка под руку с гномом – успешно миновала ряды оцепления. Флейта молча стерпела презрительные взгляды солдат и несколько гадких реплик типа: «меченая дрянь» или «гномья подстилка». Не среагировал на оскорбления и гном, хотя на мгновение обернулся, чтобы запомнить лица не в меру языкастых солдат. Кто знает, жизнь – забавная штука, порой она предоставляет возможность пройтись по голове обидчика увесистым кулаком.
Глава 19
Кровные узы
Чем ближе был Цеховой квартал, тем заметнее становилось пламя пожарища. Огонь бушевал в юго-западной и центральной частях квартала, где жили гномы и находилась миссия Единой Церкви. Поток беженцев значительно поредел, это могло означать лишь одно: толпа озверевших людей отрезала беженцам подступы к мосту.
Пархавиэль с опаской озирался по сторонам. Они шли в центр народного побоища не одни, рядом, понуро опустив головы, брели несколько десятков остановленных стражей местных гномов, именуемых Зингершульцо наземниками Некоторые из них пытались переждать бойню на середине моста, но как только они останавливались, на их трусливые головы начинали сыпаться десятки стрел и арбалетных болтов. Стражники сами не вмешивались в конфликт, но и не давали никому уйти от него. Что такое погром, Зингершульцо было известно. Еще будучи в Махакане, он сам иногда участвовал в налетах на поселения банд, гнездившихся в удаленных пещерах и развалинах древних храмов. Немного рассказывал о филанийской традиции раз в год устраивать резню инородцам и Мартин, но все же многое оставалось за гранью понимания пытливого ума гнома, например, странная позиция невмешательства властей, как будто специально подстрекающих толпу и способствующих увеличению числа жертв. Почему стража завернула обратно гномов? Почему среди беженцев было так много людей и эльфов? Кто стоял за якобы спонтанным выражением праведного гнева народных масс? Казнят ли зачинщиков, или массовые убийства сойдут с рук?
– Никого не казнят, – неожиданно произнесла Флейта, как будто прочитав его мысли, смутилась и ускорила шаг.
Пархавиэль поспешил за ней. Девушка почти бежала, и гному пришлось изрядно попотеть, чтобы не отстать.
– Что ты сказала? – переспросил Пархавиэль, когда наконец-то сумел приспособиться к ускоренному темпу передвижения.
Читать бесплатно другие книги:
