Время «Ч» Соболев Сергей

Глава 17

Теперь уже «Гелентваген» мчал своих пассажиров в обратном направлении, с юго-восточной окраины – в центр!.. Марьино… Каширское… Варшавка…

Агенты переругивались практически всю дорогу; что же касается Ганса, то он помалкивал, дремал – или же делал вид, что дремлет, – на заднем сиденье джипа: разбирайтесь сами между собой, потому что все это не моего собачьего ума дело…

Беседа их уже дошла до той степени накала, когда в ход пошли разные обидные слова. Рейндж, к примеру, вновь обозвал свою напарницу «медной гадюкой», «барабанщицей», – имелось в виду, что Измайлова в последнее время «стучит» на него руководству – подлой Змеюкиной и даже обозвал «подругой безбашенного Ганса» (забыв о том, что он недавно обещал ее четвероногому корешу гору отборных сахарных косточек…). Измайлова, в свою очередь, запамятовав о своей недавней лестной оценке, данной ею старшему коллеге – «теперь-то я понимаю… почему тебя так ценит руководство», – обозвала Мокрушина «совершенно безответственным товарищем» и тут же перешла с ним на официально-ледяной тон…

– Все, баста! – заявил Рейндж. – Лично я отправляюсь на стрелку с моим чеченом! А ты, Анна, можешь ехать в контору… ну или еще куда! Б-блин!.. послушался тебя, кретин, надо было спокойно сесть в свою тачку, никто ж за нами не погнался!

– Я должна связаться с оператором…

– Даже и не пытайся! – Рейндж успел перехватить ее руку, когда Измайлова попыталась вытащить из гнезда микрофон их мощной автомобильной рации. – Пойми, для меня это как вопрос жизни и смерти!

– Вас уже чуть не убили сегодня, – неодобрительно сказала агентесса. – У нас пять трупов за плечами, а вы себе, Владимир Алексеевич, хотите новых приключений найти… Нет, я все ж свяжусь с конторой, может, Сергей Юрьевич уже у себя на месте?

Рейндж опять заблокировал ее попытку воспользоваться рацией. Можно было ожидать, что Ганс вступится за свою хозяйку, но тот продолжал дрыхнуть на заднем сиденье, свернувшись кренделем: то ли набрал суточную норму по количеству перегрызенных человеческих глоток, то ли попросту сохранял спокойствие, ожидая от своей хозяйки лишь команды «фас!»…

– Мне надо поговорить с этим вайнахом! – продолжал он гнуть свою линию. – Крюк небольшой, минутное дело.

– Оператор заметит, если мы сойдем с маршрута! Наши передвижения контролируют по показаниям поисковой системы «Нимрод»! Сами слышали, что нам было сказано: «Следуйте на явку в Мневники, там вас будут ждать товарищи, дальнейшие инструкции получите уже от них…»

– Вот именно! Вот там нас будет дожидаться «группа товарищей»! И что? Все… ж…! Повезут нас для серьезного базара в балашихинский центр или еще куда! Начнется разбор полетов, дело может закончиться общением с нашей инквизицией. Понятно, я все беру на себя, даже того мента, которого загрыз твой приятель.

– Так они вам и поверили! – хмыкнула Измайлова. – Я, кстати, приучена сама за себя отвечать.

– Даже если и отмажемся, то нас с тобой определят… на всякий, так сказать, пожарный – на карантин! Закроют на базе недельки на две, и что тогда?

– Ничего страшного. Для вас, Владимир Алексеевич, это будет даже полезно, потому что вам, я так думаю, нужно как следует отоспаться.

– Тьфу ты, чертова баба! – Рейндж от досады сломал в пальцах только что извлеченную из пачки «мальборину». – Пойми, что вайнах – этот мой Руслан.

– Вы вчера о чем-то шептались с ним, а сегодня на вас засаду возле дома кто-то устроил…

– …он ни с кем, кроме меня, откровенничать не станет! Это очень, очень ценный… потенциально… источник! У-ф-фф… Вот что, Измайлова!

– Что, Владимир Алексеевич? – глядя на дорогу, спросила агентесса.

– Ну да, согласен, стремно, конечно… Или мы едем с тобой – сейчас же! – на рандеву с Русланом, который меня ждет в условленном месте, или тогда…

– Что тогда? – терпеливо, как у идиота, с которым нужно разговаривать спокойным тоном, поинтересовалась Измайлова. – Что?

«Тогда я выйду на фиг из тачки у ближайшего светофора и доберусь до нужного мне места на каком-нибудь частнике», – подумал про себя Мокрушин. Но вслух – как-то совсем неожиданно это у него вырвалось – сказал совсем другое:

– То тогда, дорогая Аннушка, я тебя замуж за себя не возьму… даже и не надейся!

Проехали Крымский мост, свернули на красующуюся своими дивными отреставрированными фасадами Остоженку… нет, все ж не зря эту улицу, где жилье стоит баснословных денег, прозвали «Золотой милей», или, иначе – «улицей миллионеров»…

Мокрушин позвонил на сотовый Руслану, который ожидал его звонка в «шестисотом» «мерсе», припаркованном неподалеку от дома, в котором располагалась принадлежащая его семье пятикомнатная квартира площадью под двести квадратов.

– Давай, Руслан! – скомандовал он. – Выходи из своей тачки, да, вижу тебя, сейчас тебя подберем!

Взяли чечена на борт, развернулись, покатили в сторону набережной. Руслан, которому нашлось место лишь на заднем сиденье, едва не ломанулся обратно, прочь из машины – с выпученными от удивления или с перепугу глазами!

– Спокойно, Руслан, все путем! – сказал, обернувшись к нему, Рейндж. – Собачка только недавно хорошо перекусила, так что в качестве пищи ты ее сейчас не интересуешь! Гм… шучу, однако! Да расслабься же ты наконец! Ты сказал своим, чтобы не перлись за нами?

– Э-э… сказал, да, – сдвинувшись в угол салона, произнес Руслан (он заметил кровь на лапах и загривке овчарки, которая занимала другую половину сиденья… хотел спросить, что бы это могло означать, но, наткнувшись на его жесткий, тяжелый взгляд, решил вообще не затрагивать эту тему). – Владимир, я хотел… да… с та-абой погова-арить адын на адын!

– Брось! Откуда у тебя вдруг взялся этот дурацкий акцент?! Расслабься, Руслан! Оружие?

– Э-э-э… в смысле?

– Имеешь при себе ствол?

– Н-нет…

– Хорошо, а то наш песик нервничает, когда видит какого-нибудь человека с ружьем, он у нас чисто пацифист. Ну вот. Ага! Я же тебя с подругой не познакомил?!

Он сначала подмигнул Руслану, затем, покосившись на Измайлову, которая целиком, казалось, сконцентрировала внимание на вождении, сказал:

– А зачем? Сам знаешь, женщина – это не человек, вроде домашнего животного. Она у меня – глухонемая. И еще – слепая. В том смысле, что дорогу видит, а тебя – нет. Да, вот так: в упор тебя не видит, не слышит и поэтому никогда и никому ни о чем рассказать не может и не сможет в будущем! Все! – отрезал Мокрушин. – Шутки в сторону, Руслан. Итак, я тебя внимательно слушаю.

Руслан, владелец популярного в столице казино, выждав приличествующую случаю паузу, сказал:

– Ты же обещал мне, Владимир, что не будешь поднимать вопрос о «крышевании»? Ты сказал мне вчера, что мой московский бизнес тебя не интересует, что тебе… э-э-э… нужно что-то совсем другое…

– Ну?

– Тогда зачем же так вот…

– Как?

– Зачем все это: обыски в моих офисах, двоих людей у меня забрали и увезли. Это же мои дальние родственники, за которых я ручаюсь, да?

– Увезли, говоришь?

– Ну да! В наручниках, как бандитов! А у них регистрация, да? Все по закону… И документы зачем забирать, я не понимаю?

– Документы, говоришь? – напустив на себя глубокомысленный вид, переспросил Мокрушин (сам он еще толком не врубился, кто именно «наехал» на Руслана, но с ходу решил воспользоваться ситуацией и как-то дополнительно ее обыграть, чтобы еще сильнее нажать на вайнаха). – Ну а что ж ты, Руслан, на стрелку не приехал? Или не позвонил мне на крайняк?

– Шутишь, Владимир? – угрюмо сказал чеченец. – У меня даже в доме обыск был. Выемку делали, все лицензии забрали!

– Бедна сакля моя, – поцокал языком Мокрушин.

– Как я мог тебе позвонить, если мне не давали? Вот только час назад от меня ушли прокурорские и те «маски», что были с ними.

«Крайне сомнительно, чтобы это Юрьич к вайнаху наших людей послал, – подумал Рейндж. – Уж меня-то он поставил бы в известность, даже если бы и решил заслать группу товарищей к этому влиятельному московскому чеченцу…»

– Твои проблемы мне понятны, Руслан, – напустив на себя важный и несколько задумчивый вид, сказал Рейндж. – Дальнейшее будет зависеть от того, что ты мне сейчас расскажешь.

В кармане у Мокрушина работал включенный на запись цифровой диктофон «Sony». Он нисколько не сомневался, что и Измайлова не преминула врубить свой портативный агрегат, который находится у нее – случайно подсмотрел – в небольшой дамской сумочке, вместе с косметичкой и прочими полезными для молодой женщины мелочами…

– Владимир, мы можем говорить откровенно? – переспросил Руслан. – Э-э-э, я не хотел бы, чтобы все, сказанное между нами, потом где-нибудь всплыло!

– Конечно, Руслан, мы же партнеры! Говори спокойно, никто тебя не пишет. – Рейндж соврал не моргнув глазом. – Ну?! Что ты узнал про курчалоевского амира? Только давай в темпе, у меня сегодня хлопот полон рот!

– Мало времени ты мне дал. Узнал, да, но не ручаюсь, что все, о чем говорят, – чистая правда…

– Ближе к телу!

– У нас в Чечне говорят: «Лес без шакалов не бывает»… Пришел Хаттаб и привел с собой ваххабитов! Потекли деньги, открыли школы, стали готовить к джихаду.

– Лагеря под Сержень-Юртом?

– Да. В девяносто седьмом, ну и до той поры, пока опять не вошли федералы, там готовили, как у вас говорят, кадры.

– При чем тут Ахмед Исмаилов?

– Есть информация, что он был там одним из инструкторов. Сам он не чеченец… По одним сведениям, он родом из Махачкалы, по другим – выходец из Карачаево-Черкесии…

– Как он тогда смог набрать такой авторитет в ваших краях?

– В конце девяностых он породнился с Алимханом Исмаиловым, бригадным генералом…

– Ныне покойным.

– …взял за себя его младшую сестру. Ну а Исмаиловы – а он, по слухам, сразу взял эту вот фамилию, – самый авторитетный тейп на юго-востоке Ичкерии, наряду с Ведено и Беной…

– У вас там вообще-то каждый четвертый – Исмаилов… Ладно, примем пока твою версию на веру, тем более что наши сведения в целом совпадают. Скажи-ка, Руслан, что вы знаете о боестолкновениях, которые имели место около двадцатого октября сего года в районе Курчалоя и Центороя?!

– Говорят, что амир потерял там каких-то важных для себя людей!

– Что?!! – Рейндж почувствовал, как у него что-то оборвалось в груди. – Выкладывай детали!

– Да мне известно не так уж много, – пожевав губами, сказал Руслан. – Какие-то его люди или же те, кого к нему послали спонсоры, попали там в засаду, как раз где-то около той даты, которую ты назвал. Убили людей, спалили транспорт. По слухам, в джипе «Чероки» перевозили довольно большую сумму…

«Четверть «лимона» долларов, – подумал Рейндж. – Не так уж много, хотя особисты проверяют версию, что там был «лимон».

– …более двух миллионов долларов США!

– Че-его?! – удивился Мокрушин. – А мне из другого источника сообщили, что там была изъята гораздо, гораздо более скромная сумма.

– Меня там не было, Владимир. Я говорю о том, о чем слышал, да? Прошел слух, что почти вся наличка сгорела вместе с «Чероки», деньги были спрятаны в тайниках, ну, в любом джипе, если разобрать дверцы и кузов и сделать еще тайник в топливном баке, можно крупные суммы перевозить, хотя лично я, да и мои люди такими вот делами не промышляют. Сам понимаешь, если бы не эта засада, то ничего и не было бы известно, да? А так, я уже сказал, пошли разборки… поползли слухи: у курчалоевских их общак взяли – так говорят одни. Другие, кому можно больше доверять, поговаривают, что Ахмед Исмаилов потерял и деньги, и партию наркоты, которую везли для его бойцов. Что он потерял там какого-то важного для себя человека, из-за этого он метался, как раненый тигр, хотя его пытались обложить и кадыровцы, и ваши, федералы… Ну вот, а последние недели две, а может, и поболее, о нем вообще ничего не слышно. Часть его людей, поговаривают, вернулась в села на зимовку, будут пытаться легализоваться. Остальные же, те, кто составляет его ближний круг, куда-то растворились: то ли перебрались в Дагестан, то ли вернулись по домам и влились в другие, родственные им джамааты.

Рейнджу в эти секунды стоило большого труда совладать со своими эмоциями. Новости были – хуже некуда. И хотя Руслан все время вставлял в разговор словечки «по слухам», «поговаривают», «у меня нет точной уверенности» – смахивало на то, что информация, которой он решил поделиться с человеком, спасшим жизнь его брату из Ножай-Юрта, – очень близка к истине…

Измайлова, у которой из уха торчал микродинамик, соединенный шнуром с ее служебным мобильным телефоном, – Рейндж засек, что ей кто-то позвонил – сняла на секунду правую руку с переключателя скоростей и довольно чувствительно ущипнула его за коленку.

– И еще одна тема, Руслан, которую я просил тебя «пробить» для меня! – скороговоркой сказал Мокрушин. – Ты обещал мне, что разузнаешь о местных московских контактах курчалоевских! Ты вот пару минут назад что-то говорил о спонсорах…

– Э-э-э…

– Не играй со мной! Хочешь, чтобы тебе вернули изъятые документы? И чтобы твои люди вернулись домой, чтобы у всех вас не было неприятностей?! Фамилии! Явки! Адреса!

– Я легальный бизнесмен.

– Не пудри мне мозги! Ну?!

– Боюсь ошибиться, но их местный филиал возглавлял такой Гаджи Гаджиевич Магомедов…

У Мокрушина тут же что-то щелкнуло под черепной коробкой. «Магомедов… Гаджи Магомедов… где я слышал это имя? – вихрем пронеслось у него в голове. – Ага, вспомнил! Когда мы ныкались в блиндаже, в каких-то двухстах метрах от ближней к нам землянки зимнего лагеря курчалоевских духов, телохран этого лже-Ахмеда в бреду несколько раз вслух называл это имя! Пришлось ему даже кляп в глотку сунуть, потому что посты курчалоевских стояли слишком близко к их временному схрону… Второй пленник, раненный в руку и в голову, в один из моментов, – это было к концу первых суток их пребывания в схроне – стал что-то зло выговаривать своему раненному в живот телохрану, ну и тоже, насколько помнится, единственное, что удалось разобрать в его тарабарском языке, это было «Гаджи Магомедов»…

– Ну и еще какой-то Назир Адыгов, вроде бы из Черкесска, – после паузы сказал Руслан. – Магомедов пытался через наши связи договориться о возвращении каких-то своих долгов, вроде бы с ним случилось какое-то несчастье, но – надо проверить!

Руслан назвал еще фамилию некоего Усманова, сказал, что, по его сведениям, обе небольшие фирмы, связанные с этими вот личностями, действовавшие как обычные риелторские конторы, то ли закрылись с концами, то ли изменили свой юридический адрес.

Мокрушин задал ему еще несколько наводящих вопросов, но Руслан более не сообщил ничего полезного: может, не знал ничего сверх сказанного, а может, решил кое-что попридержать на случай будущих торгов.

Последовал еще один довольно чувствительный щипок.

– Заканчивайте! – процедила «глухонемая».

«Гелентваген», курсировавший во время этого важного – для Рейнджа – разговора по набережной Москвы-реки, свернул на Комсомольский и далее на Бульварное кольцо.

– Руслан, все это хорошо, но информации явно недостает! – увидев, что агентесса притормаживает у обочины, сказал Мокрушин. – Ты понял меня, да?! Достань мне те сведения, о которых я прошу, ну а я, в свою очередь, помогу разрулить все возникшие у тебя проблемы!

Чечен распахнул заднюю дверцу, но вдруг вспомнил, что забыл сказать еще кое-что важное:

– Не знаю, заинтересует ли тебя это, Владимир… Ходят слухи, что какие-то люди, оттуда, с Кавказа… наводят справки о каком-то, гм, сотруднике спецназа. Я не до конца уверен, но говорят о каком-то «Владимирове» и еще об «Алексееве»… Не знаю, может, врут, а может, и правда, но за сведения о нем обещают большие деньги, как минимум четверть миллиона американских долларов.

Сказав это, Руслан выбрался из салона и захлопнул заднюю дверцу. Измайлова рванула с места в карьер, не дав Мокрушину времени толком переварить полученную только что информацию.

– Черт! – пробормотал Рейндж. – Хотел бы я знать о том, что рассказал Руслан, хотя бы часом ранее! Ну что, Анна? Диспетчер небось нас уже матом кроет? Скажи ему, что мы влезли в пробку, сделали небольшой крюк в объезд, ну а теперь следуем своим маршрутом в строго указанном нам направлении!

Измайлова бросила на него какой-то странный взгляд, после чего вновь уткнулась взглядом в лобовое стекло джипа. То есть продолжала вести себя так, как будто рядом с ней, в кресле пассажира, сидел не федеральный спецагент разряда «элита», а форменный кретин, у которого есть соответствующая справка из «Кащенко».

– Ну? Что там еще стряслось? – поинтересовался Мокрушин. – Мы что, и вправду возле Братиславской ментов завалили?

– Включите рацию на дежурной волне, – не поворачивая к нему головы, сказала Измайлова. – Там как раз передают сообщение о теракте… взорвали кафе-бистро возле Рижского, есть человеческие жертвы.

Глава 18

Хвала Аллаху, у меня и на этот раз все получилось!

Да, это опять я, Белая Фатима. Догадываюсь, что большинство из вас, граждане, предпочли бы, чтобы наши с вами дорожки никогда не пересекались…

Увы! Никто из вас не застрахован от подобной встречи.

Ибо мы – огненный посох Джабраила, которого вы, иноверцы, называете святым Георгием, покровителем и защитником вашего помпезного, полуязыческого, расхристанного города. Многие из вас считают его – а заодно и самих себя – пупом земли. Где, в каком месте ударит этот сокрушающий и испепеляющий столб пламени, знают только небеса да еще наш амир, который взял себе по велению души и с разрешения имама дорогое моему сердцу имя – Назир Адыгов…

Мои братья, как обычно, рассчитали все до секунды, до сантиметра; ну а я, Белая Фатима, волею небес, направила убийственное острие огненного посоха точно в цель. О-о-о, если бы вы только знали, граждане, как я люблю эти звуки, складывающиеся где-то внутри меня в божественной силы музыкальные аккорды: вопли и стоны раненых, панические крики прохожих… улюлюканье потревоженной взрывом сигнализации окрестных легковушек… суматошные визги клаксонов, завывание «сигналов» пробивающихся к месту ЧП, где в сажи и копоти бродят окровавленные, в лохмотьях жертвы, милицейских машин и карет «Скорой помощи» – милиция, как всегда, абсолютно не у дел, ну а медикам, тоже по обыкновению, предстоит сверхурочная работа.

Ваши лица, граждане, – как и лицо вашей власти – все более смахивают на свиные рыла. Вы все суетитесь у своих кормушек и лоханок, больших и малых, вы напираете, пытаясь пробиться как можно ближе к заветной кормушке, вы толкаетесь изо всех сил, кусаетесь и оттаптываете ближнему ноги. А когда кого-то из вас волокут на убой, большинство даже не поднимает головы, настолько они заняты содержимым своих лоханок, и настолько вам глубоко на все, кроме собственного пятачка, наплевать…

Я покинула кафе-бистро менее чем за минуту до взрыва. Когда рвануло, я была на безопасном расстоянии. На губах у меня – у единственной, наверное, – появилась довольная улыбка. О-о-о, эти «божественные аккорды»! Несравненные звуки, сплетающиеся в какофонию самой смерти! В такие вот счастливые секунды я всегда вспоминаю своего единственного и то, как он любил говорить в таких случаях: «Поросята хрюкают – джихад идет!»

Я вернулась на нашу временную загородную базу, где мы жили на пару с Максом всю последнюю неделю и где мы готовим основные компоненты используемых нами взрывных устройств, уже под вечер. Привез меня Абдулла, один из личных телохранов амира. Мы с ним ездили на рекогносцировку, на один из объектов, где нам предстоит действовать уже в самом близком времени.

Мы побывали в таком месте, где вы, господа москвичи, те из вас, у кого есть деньги, собираетесь в огромные толпы, в сонмища алчных, жужжащих, жующих на ходу, живо жестикулирующих человекоподобных животных…

Я видела множество разных человеческих типажей, среди которых многие – взрослые и дети – внешне выглядят гладкими, сытыми, вполне довольными собой и тем, как складывается их жизнь.

Удивительно, насколько все они глупы и беззаботны, насколько они верят в существующий порядок вещей, в прочность и незыблемость всех этих обжорных рядов, блестящих фантиков и зеркальных витрин!

…Только что приехали Назир, Макс – он помогает амиру вести переговоры от имени Че – и еще двое наших людей, которым удалось, пользуясь суматохой на «Рижской», умыкнуть с места событий одного ценного кяфира.

Я уже знаю, что не все из задуманного получилось, мне хочется выть, кататься по земле, рвать на себе волосы и расцарапать себе лицо! Почему, почему его не привезли?! Я лично вырвала бы ему сердце!!!

Постараюсь держать себя в руках.

Ну и последнее на сегодня.

Многие из вас, наверное, возмутятся: ну при чем здесь, спрашивается, мы? Убивайте, взрывайте, всячески преследуйте ваших врагов, мы же к таковым не относимся…

Мы, в отличие от нашего чиновничества, ментов и олигархов, в своей основной массе добрые, душевные, культурные, политкорректные люди. Мы против войны на Кавказе (потому что не хотим, чтобы там гибли наши дети, братья, отцы) и за то, чтобы все граждане России жили счастливо и имели равные права. Мы в душе демократы и либералы, и если произносим такие слова, как «черножопые», «азеры», «муслимы» и «кавказская морда», то изредка – после похода на рынок – и не по злобе. Мы не хотим, не желаем ни с кем соперничать, враждовать, воевать, у нас и без того хлопот по жизни хватает! Так что взрывайте, пожалуйста, офисы чиновников, штаб-квартиры спецслужб, нефтеперерабатывающие заводы и огромные, как королевские дворцы, особняки нашей новой знати… Ну а нас, простых людей, оставьте наконец в покое!

Лично мне смешно и противно слушать этот ваш мещанский скулеж.

Бросьте хрюкать и немного пораскиньте вашими порядком затянувшимися жирком извилинами.

Даже лучшие из вас, самые «порядочные, честные и человеколюбивые» – все равно безбожники. Какая от всех вас нам, правоверным, польза? Аллах в своей милости позволяет вам пока ходить по этой земле, а некоторые из вас даже имеют возможность наслаждаться – до поры – своими успехами и своим богатством. Но придут ужасные для вас времена, тогда все вы, богачи и бедняки, честные и мошенники, все до одного, будете гореть в аду!

Ваши женщины – почти поголовно б…и – перестанут рожать детей. Ваши дети, даже если кто и появится на свет, не будут иметь никакого будущего. Ваши мужчины… они вообще ни на что не годны, потому что настоящих мужиков у вас в стране почти не осталось.

Когда я хожу среди вас, – внешне не отличаясь от большинства, обычный человек из толпы, – то вскоре начинаю испытывать чувство гадливости и тошноту. От всех вас шибает пивным или водочным перегаром, или резким парфюмом, свиными котлетами или небритыми подмышками – а это запахи грешников…

Абдулла, мощный, жилистый, очень сильный физически – бывший борец-«классик» – мужчина лет тридцати пяти, легко растолкал в стороны тяжелые створки металлической рамы. Во двор двухэтажного дома на глухой окраине городка Н., почти по соседству с пустующими ныне и порядком обветшавшими цехами бывшего индустриального гиганта, въехал сначала «Фольксваген Пассат», а за ним черного окраса джип. Сопровождавшая их в дороге до базы грязно-серая «Нива» сдала задним ходом; водитель и двое парней из группы прикрытия могут отправиться к себе на съемные квартиры, потому как такой большой прорве народа делать здесь, на базе подрывников, совершенно нечего. Абдулла проводил «Ниву» взглядом, обшарил глазами пустырь с двумя недостроенными кирпичными коробками… нет ли на виду каких подозрительных личностей, и лишь после этого свел створки рамы воедино, затворив ворота на запор.

Ольга вышла из дома еще раньше: она знала, что мужчины – не только Макс, но, скорее всего, и Назир – приедут сюда, на базу. Молодая женщина успела переодеться: на ней длинная, почти до пят, темная юбка, черная кофта, застегнутая на все пуговицы, светлые волосы убраны под черную косынку. Ни грамма косметики – успела стереть, смыть эту дрянь… Лицо у нее сейчас бледное, словно мелом перепачкана, в глазах появился какой-то нездоровый блеск…

Первым из машины выбрался Макс – он был за рулем «Пассата» с тонированными стеклами.

– Ну? Что?! – бросилась к нему Ольга. – Где он?!

Она попыталась открыть заднюю дверцу «фолькса», но Макс успел схватить ее за руку.

– Ша! Ольга!! Угомонись, кому сказал?! Там этот… адвокат! Тебе-то он на фига сдался?!

Из джипа выбрался Назир; двое его нукеров, приехавшие с ним – крепыши, обоим лет под тридцать, один родом из Хасавюрта, другой выходец из Карачаево-Черкесии – тоже покинули салон, но остались стоять у машины.

– Назир! – глядя в тигриные глаза Адыгова, сказала женщина. – Где он?! Вы его нашли? Если да, то где его голова?! Почему вы все молчите?!

– Неплохо бы и тебе, женщина, помолчать! – угрюмо произнес Макс. – Тяжелый, однако, выдался сегодня денек… Все, хватит болтать! Иди-ка в дом, собери нам что-нибудь поесть, с утра маковой росинки во рту на было!

Женщина опустила голову… уже хотела идти в дом собирать на стол, но на ее плечо вдруг легла тяжелая мужская рука.

– Он смотрит на тебя с небес, Ольга, и я уверен, что он тобой гордится, – сказал человек, принявший имя Назир Адыгов. – Ты одна стоишь сотни бойцов, и я хочу, чтобы ты это знала. Да! Сегодня мы потеряли пятерых братьев. Шайтан оказался проворнее, нежели я мог себе представить! Но у нас здесь много людей! И еще больше – ненависти!! Так что я его найду, из-под земли достану, по второму разу ему от меня уже не уйти!

Ольга вернулась в дом и принялась накрывать на стол – не стоит забывать, что она не только боец, но и единственная женщина в мужской компании, единственная, кто из женских особей допущен в ближний круг занимающихся планированием, разработкой и осуществлением самых серьезных, самых масштабных акций.

Тем временем Макс и Абдулла – под молчаливым присмотром Назира – занимались тем, что приводили в себя сегодняшнюю «добычу». В отличие от акции на Братиславской, проводившейся практически параллельно их основному мероприятию, остальные стоявшие сегодня перед ними задачи удалось выполнить как нельзя лучше. Ментовскую «крышу» развели как лохов! Шороху наделали преотличнейшего, подготовив почву для дальнейших действий. Воспользовавшись суматохой и паникой, последовавшей вслед за взрывом внутри «стекляшки», – трое ментов, пытавшихся страховать своего полковника, после взрыва метались как угорелые и прошляпили самое главное – умыкнули с места событий адвоката Крупнова, весьма ценную для их расклада персону, зятя крупнейшего московского чиновника, одного из главных воротил многомиллиардной строительной индустрии.

Пока менты и все прочие, кто оказался рядом с центром хотя и не слишком мощного, но все же чувствительного взрыва, метались там и пытались сообразить, что к чему, двoe ребят успели затолкать адвоката в синий микроавтобус – и ходу! ходу!!! Благополучно проскочили до небольшого автосервиса на восточной окраине Москвы – владелец его свой человек, и работают там исключительно надежные люди, сплошь выходцы из южных краев.

Крупнову – не мудрствуя лукаво – поднесли к носу тряпку, смоченную раствором эфира. В автосервисе поменяли транспорт; дождались наступления сумерек, заодно выждали, пока схлынет первая волна активности московских спецслужбистов, после чего аккуратно просквозили в городок Н. «Фолькс» по дороге, к счастью, никто не остановил. Но даже если бы и тормознули, то еще не факт, что менты что-нибудь заподозрили бы: Макс отговорился бы, что везет с гулянки своего подвыпившего товарища – на Крупнова вылили полбутылки водки, для запаха, а сам ни-ни, трезв, как стеклышко, и документы в полном порядке.

Когда Крупнова выволакивали из салона «Пассата», он уже стал потихоньку приходить в себя.

Адвоката поволокли в подвал. Макс, вертя его и так, и эдак, как манекен, наконец вытряхнул Крупнова из пальто, подбив ноги, поставил его на колени. Дал подзатыльника – у Юрия Алексеевича лязгнули зубы, но уже через несколько секунд его взгляд стал более или менее осмысленным.

– Г-где я?

– На краю собственной могилы, – присев возле него на корточки, сказал Назир. – Плохи ваши дела, господин Крупнов! Даже не знаю, смогу ли я вам помочь. Месяц с небольшим назад к вам в офис приходил человек, которому сильно задолжали ваши друзья и партнеры.

Крупнов пригляделся к своему нынешнему собеседнику. Заглянув ненадолго в его переливчатые тигриные глаза, он вдруг дернулся, но стоящий позади него Макс, надавив на плечо, зафиксировал жертву в ее прежней позе.

– Вы… вы… – пробормотал Крупнов, глядя слезящимися глазами на опустившегося перед ним на корточки мужчину, – это вы тогда приходили ко мне в офис? Э-э-э… вы похожи… Вы и есть – господин Назир Адыгов? Но… но мне казалось, что вы, гм… несколько моложе…

– Если бы ты, адвокат, сделал то, о чем тебя тогда просили, – жестко сказал мужчина с желтоватыми переливчатыми глазами, – то удалось бы избежать большой беды и мне, и вам, господин юрист, и еще многим-многим сторонним людям!

– Ну что, прямо здесь будем его шкерить? – деловито поинтересовался Макс. – Я тут придумал для него одну лютую забаву, или ты хочешь просто башку ему отрезать, как «бяшке», чтобы не тратить на это дерьмо драгоценное время?

– Обождем резать головы, – после паузы, во время которой Крупнов, мужчина довольно крупной комплекции, едва не потерял сознание, сказал Назир. – Я решил дать господину Крупнову шанс. Он поможет нам вести дальнейшие переговоры, если, конечно, не хочет погибнуть самой лютой из всех возможных смертей. Закрой его пока в чулан: пусть посидит там до утра и подумает над тем, как ему дальше жить!

Около десяти вечера Назир, Абдулла и еще один нукер, получив сигнал от своего человека – тот позвонил по сотовому – отправились двумя машинами на одно довольно печальное, но необходимое мероприятие.

Примерно через полчаса Назир и Абдулла вошли – через двор и подсобное помещение – в то самое кафе, где несколько дней назад Адыгов имел секретный разговор со своим соплеменником, работающим нынче в одном из милицейских главков. Майор уже был на месте, так же как и помощник владельца этого кафе, умеющий не только мастерски жарить шашлыки, но и еще кое-что сверх этого. Третьим в их компании был парень лет двадцати шести: бледный, с потухшими глазами, он сидел на деревянной лавке, уронив голову, и время от времени что-то шептал себе под нос, как будто хотел в чем-то оправдаться, но не решался в этой компании говорить в полный голос.

Здесь не было чужих, поэтому разговаривали на родном языке. Разговор выдался тяжелым: затея, в которой наряду с трезвым расчетом присутствовала и доля риска, закончилась полным крахом…

– Почему ты сбежал?! – спросил наконец Назир у парня. – Мне не жалко эту «Ауди», которую ты бросил всего в двух кварталах от его дома.

– На машине имелись следы от пуль, – тихо сказал парень. – Туда съехалось много милиции, могли меня заметить…

– …мне непонятно другое: почему ты не сражался, почему ты не погиб там, как все остальные братья?!

– Этот гэрэушник, он настоящий шайтан! – пробормотал парень. – С ним была женщина и громадная овчарка, они приехали туда на другой машине – этого никто не ожидал! Я глазом не успел моргнуть, как все наши были уже мертвы! И я подумал, что если шайтан убьет и меня, то кто тогда расскажет тебе о случившемся, а я их хорошо запомнил и теперь смогу без труда опознать!

Абдулла, встав за спиной у разом ссутулившегося парня, неспешно достал из кармана удавку…

– Ты не мужчина! – жестко сказал Назир. – Жалкий трус, такие мне не нужны!

Абдулла, использовав перекрестный хват, накинул удавку на шею парню, с грохотом перевернулась дубовая лавка, парень судорожно выгнулся дугой, пытаясь – помогая себе руками – освободиться от губительной петли на шее, но палач туго знал свое дело и не дал ему никаких шансов.

– Вывезите куда-нибудь и закопайте эту падаль, – распорядился Назир. – Компенсацию его семье платить не будем, сами виноваты, что неправильно растили его и не смогли сделать из него настоящего мужчину.

Нукер, оставленный Назиром приглядывать до утра за взятым в заложники – и не только для этого – адвокатoм, устроился на ночевку в подвальном помещении, рядом с чуланом (Ольга дала ему матрац, подушку и одеяло).

У нее адски разболелась голова. С утра ей хотелось вырвать кое-кому сердце, и она бы это сделала, если бы Шайтана удалось захватить, как это получилось с адвокатом, и привезти сюда, на скорый и беспощадный суд, – но ближе к ночи она почувствовала полный упадок сил. Когда уехали по своим делам Назир и еще двое братьев, она решила прилечь, но у Макса оказались другие планы, по крайней мере, ближайшие.

– Макс, я устала! – слабо отбиваясь от настырного мужчины, пробормотала она. – Я не хочу, у меня совершенно не осталось сил.

Макс, чертыхаясь, раздел ее в полной темноте, перевернул на спину, с усилием развел ей коленки, затем, навалившись на нее всей своей массой, вошел в ее сухое воспаленное лоно.

– Чертова кукла! – просипел он. – Давай… р-работай! Мне разрядиться надо! Тут не знаешь толком, будешь ли завтра жив, ну так хоть потрахаемся напоследок!

Ольга лежала под ним неподвижно, как мертвая, стиснув зубы, у нее болела грудь, а еще больше у нее сейчас болела душа.

– Давай, подруга, работай! – жарко дыша ей в лицо, цедил Макс. – И еще слушай, что скажу! Будешь меня слушаться, спасемся оба. Ты же молодая еще, Ольга, красивая, детей можешь нарожать. Мы для амира – пушечное мясо! Очнись, он не тот, кого ты так любила, он использует нас, как рядовых шестерок, потом, когда всех тут положит, преспокойно уйдет за кордон! Я знаю, он уже не раз так вот – по-гнилому! – подставлял своих людей… и на этот раз всех спалит! О-о-о, еще чуточку… я уже скоро… Да… да… о-о-ё-ё-ё!!!

Выплеснувшись, Макс надел спортивные брюки и уселся на край кровати.

– Завтра у нас с тобой решающий день! – сказал он, понизив голос до шепота. – Он нам не очень-то доверяет, да? Надо как-то аккуратно, чтобы эти джигиты не заподозрили… провернуть собственное дельце. Очень кстати нам этого адвоката на базу подогнали. Мы с тобой, Ольга, не только выкарабкаемся, но еще и немереные бабки огребем! На всю оставшуюся жизнь хватит!! Ну их к черту, этих гребаных горцев!! Начнем новую жизнь, да? Что молчишь? Учти, если сболтнешь об этих наших базарах Назиру, да он тебе, женщине, все равно не поверит, потому что вас, баб, никто и за людей не числит! Ну что? Чё молчишь? Так ты поможешь мне или предпочтешь, как какая-нибудь «фатима», невежественная дура из глухой горской деревни – взорвать себя и отправиться в несуществующий рай?!

Он наклонился к девушке. Подумал было, что Ольга уснула, но в темноте спустя две или три минуты прошелестел ее голос:

– Ты мужчина, а значит, тебе видней, как жить…

Глава 19

Ромчику Жердеву было не просто стыдно, а очень, очень стыдно!

Это же позор, как он вел себя все последние дни, начиная со злополучного воскресенья, когда они на пару с Черкесовым отправились с утра пораньше на войнушку!

Да, именно так: свое поведение в тот момент, когда менты на Егорьевском шоссе остановили их джип для осмотра, Рома теперь считал совершенно постыдным, недостойным правильного, настоящего пацана. Сбежал, бросив старшего товарища в беде! Потом, потеряв на какое-то время голову, прятался по чужим дачам. Что сказал бы о своем сыне отец, узнай он о случившемся и будь он сейчас жив?! А вот что: обозвал бы трусом и еще наверняка с горечью сказал бы, что таких в морпехи не берут!

«Хорошо еще, – думал про себя Жердев, обдумывая все, что с ним случилось, – что догадался найти старого дружбана Серого и открыться ему. Бригадир старше Ромчика почти на четыре года. Он – тертый калач и будет поумнее, наверное, нежели многие взрослые челы. Но и Серого он обманул… не нарочно, конечно, не по злому умыслу. Просто побоялся, что и тот, единственная его сейчас опора и надежда, может счесть его трусом, то есть недостойным его приязненных отношений челом».

Неправда, сказанная им старшему товарищу, заключается в следующем. Во-первых, он сказал Серому, у которого, правда, после кайфа у самого слегка туманилось в голове, – это было в среду, ближе к вечеру, – что он намерен отправиться в интернат, с тем чтобы разузнать у пацанов последние новости. Прежде всего узнать, не приезжала ли в их закрытый лицей милиция и не интересовался ли кто-нибудь из взрослых челов конкретно им, Ромой Жердевым (и если спрашивали его, то кто именно и что при этом просили ему передать). Во-вторых, он сказал, что купит карточку – Серый отслюнявил братишке тыщу рублей сотенными, пробормотав при этом: «Будешь моим замом по бригаде, держи задаток!» – и позвонит с городского таксофона снайперше Лере и морпеху Комарову, которые наверняка в курсе всех последних новостей…

Ну так вот: ничего этого он так и не сделал. Опять что-то перемкнуло у него в голове. В интернат ехать как-то расхотелось: он пробыл там недолго, настоящих корешей у него там нет, если вдруг объявится, кто-нибудь может вложить воспитателям, охране, ну а те либо закроют в медизоляторе, – то же самое, что карцер, либо позвонят в милицию и сдадут его сразу в ментовские руки… Звонить-то он пытался, но, когда домашний Леры ответил на вызов, он не нашел ничего лучшего, как дать отбой. Более всего он боялся, что эти взрослые люди, друзья Черкесова, обзовут его трусом и подлецом. Причем случится это прежде, чем он сможет привести хоть какие-то оправдательные мотивы (а есть ли они у него?).

Уже во втором часу ночи он добрался до вокзала и рассказал Серому, который, по обыкновению, командовал бригадой пацанов-уборщиков, прибирающих под приглядом бригадира и взрослых тетенек электрички на запасных путях, что он ездил в интернат – что было враньем – и что он пытался дозвониться взрослым челам, но повсюду его ожидал облом, так что никаких новостей, ни хороших, ни плохих, он с собой не привез.

– Я вижу, ты малость не в себе, чел, – озабоченно сказал старший товарищ. – Да на тебе, Ромчик, лица нет! Вот что, братела: иди-ка ты в теплушку похлебай горяченького и сразу спать! Будет день, будет и пища, надо попытаться как-то пробить твою тему, а то, боюсь, у тебя крышу на фиг снесет!

У Серого была такая натура, что он не любил ничего откладывать на завтрашний день. Ромчику тоже, конечно, не терпелось, ну сколько можно прятаться и бегать, как зайцу? Может, он слишком сгущает краски? А что, если весь этот драматический эпизод, имевший место в воскресенье, ему привиделся, приснился, как кошмарный сон?! Теперь он уже и сам не был до конца уверен в том, что менты убили Черкесова, может, они его не застрелили, а только ранили? А может, вообще ничего страшного не случилось… о ну-у, тогда, значит, он сам, Ромчик Жердев, – конченый дебил!

Бригадир тоже чуток прикемарил. В десять утра поднялись, умылись, позавтракали на скорую руку и сразу двинули на перрон пригородных поездов. Повезло, что не пришлось тащиться на другой вокзал: именно с Казанского отправляются электрички «Куровская» и «Шатура» – это как раз нужное им направление…

Менее чем через час сошли на одной из станций. Серый, который вел себя как взрослый чел, договорился с частником, тот подвез их – километров, наверное, пять проехали до памятного места на Егорьевском шоссе, где их джип тормознули чертовы гаишники. К счастью, ментов поблизости не было видно, Ромчик сказал: «Да, это было здесь». Серый расплатился с частником, тот сразу отъехал, оставив двух молодых людей стоять на обочине Егорьевского шоссе.

– Вот здесь стояла гаишная машина, – облизнув сухие губы, сказал Жердев. – В «кармане», вот тут, – он показал рукой, – дежурила еще одна ментовская машина… оттуда вышел тот самый ментяра, который стрелял в Черкесова! А вот здесь, да, кажись здесь, стоял наш джипешник.

– Оп-па! – сказал Серый, присаживаясь на корточки. – Секи фишку, братела! Видишь, слабая линия осталась… мелом, наверное, чертили?!

Ромчик, встав рядом с ним, увидел тонкую, уже едва различимую на мокром асфальте бледную линию… через секунду он понял – и вспомнил, – что именно здесь лежало тело, ну а эта слабая, пресекающаяся меловая линия… наверное, менты или их эксперты обвели мелом место, где лежал труп…

Еще они там обнаружили обрывок ленты с предупредительной надписью – он болтался, затянутый в узел, на одном из придорожных деревьев, – которой обычно ограничивают доступ сторонних лиц туда, где работает оперативно-следственная бригада.

– Да, братела… теперь я вижу, что не врешь мне… – задумчиво сказал бригадир. – Вот что. Тут всего в семи километрах ихний райцентр! Я так мыслю, что это местная ментовка сработала! Пока ты дрых, братишка, я кое с кем переговорил – вокзальные жучки не токо по городу, но и в области разные полезные связи имеют! Та-ак… вон впереди автобусная остановка! Давай-ка подъедем на чем-нибудь, не пехом же нам туда грести?!

Вскоре высадились на автовокзале подмосковного города Н. Серый, наказав братишке дожидаться его на перроне, перебежал дорогу и скрылся среди ларьков и павильонов местного рынка… Вернулся он минут через сорок, держа под мышкой какой-то пакет. Открыл пластиковую поллитровую бутылку минералки, отпил, затем протянул младшему товарищу.

– Ну чё, Серый? – взяв у него воду, спросил Ромчик. – Чё-нить узнал?

Серый положил пакет на лавку, закурил, зыркнул глазами по сторонам, не подслушивает ли кто, затем, перейдя на полушепот, сказал:

– Я тут перекинулся словцом с одним местным парнем, есть у нас общий знакомый… Ну так вот: парень этот рассказал, что по городу прошел слух, что местные легавые уконтрапупили какого-то крутого, что была какая-то перестрелка на Егорьевке, и было это аккурат в прошлое воскресенье!..

– Это все, чё ты узнал?

– А что, разве мало? Парень этот более ничего не знает… он же не ментяра, в натуре?!

– А если в местную ментовку обратиться? – ляпнул Ромчик.

– Ты чё, парень, с дуба упал? – Бригадир бросил на него удивленный взгляд. – Хочешь, чтобы тебя легавые замели? Не-е, по этому вопросу нам туда не стоит обращаться… стремно! Местный мне тут дал наводку на одного хмыря… Запомни, братишка: прямой путь не всегда самый короткий и безопасный…

Районная больница находилась в двух кварталах от автостанции, но Серого, как вскоре выяснилось, интересовало не само это учреждение, а городской морг, расположенный чуть на отшибе от этого больничного комплекса.

Они легко перемахнули через невысокую ограду; дорожка привела их к гаражным боксам, рядом с которыми обнаружилось небольшое приземистое строение, смахивающее на чуток вросший в землю серый бетонный бункер. Серый безбоязненно подошел к обшитой жестью двери, дернул за металлическое кольцо – заперто изнутри. Утопил пальцем кнопку звонка… затем, для верности, принялся барабанить кулаком в гулкую дверь.

Спустя минуту или даже две послышался наконец лязг отпираемого запора. Из приоткрывшейся двери выглянул какой-то довольно мятый, несуразный гражданин: грязно-серый халат с оборванным карманом, надетый поверх фуфайки, на голове нелепый вязаный берет, лицо синюшного цвета, малость небрит, изо рта шибает могучим запахом перегара.