Тайник 21 Тихонова Марина

Смеется.

– Конечно. Если б ты знал, ты бы пошел один. Не расстраивайся, я не хочу назад. Сашка, мне кажется, вообще рад происходящему. Он чокнутый немного, не думаешь?

– А Кира?

– Что Кира? Ему там было не лучше, это точно. Нет, я действительно не хочу, сначала – да, страшно было… А теперь поняла – это шанс для меня. Как тебе объяснить… Там, скорее всего, я бы не справилась. Мне бы не хватило решимости поступать, жить… так, как я считаю правильным, как я бы хотела. Ты, наверное, не знаешь, что я трус до самых ногтей, всего боюсь на свете. В основном, ерунды какой-то, не важных вещей, а глупостей. Смешно, правда? Я в последнее время много думала об этом. Это все равно что предавать себя, в мелочах даже, пока в мелочах, потом….потом все перейдет в мелочи. Категории такие условные. Дэн, ты меня вообще слушаешь? У тебя было такое, чтобы ты знал, как надо поступить, а сделал наоборот? И потом даже вины не почувствовал – ничего, пустота. Только она накапливается, и ее набирается так быстро и так много… Я все думаю – как, как другие с ней живут? Я не знаю! Здесь мне почему-то кажется, что я сумею сделать правильный выбор, если придется. У меня предчувствие. Только не вороти нос, как Сашка! Он всегда меня на смех поднимает с моими предчувствиями! Хотя все равно, очень страшно….

– Ты не говорила.

– Да, я не говорила, – опять смеется, – теперь не так уже. Только кое-что беспокоит. Надо свернуть с пути.

– В каком смысле?

– В прямом, надо повернуть. Это маршрут, ты же знаешь, которым нас ведут, каждый шаг запланирован кем-то. А куда? Вот чего я боюсь. Той силы, которая направляет нас. Так что при первом случае, я сворачиваю с шоссе, а вы как хотите!

Лес не кончится никогда, как и ночь. Не думал, что без сна ее бывает так трудно пережить.

– Денис?

– А?

– Мне кажется, или ты отворачиваешься от меня?

Небо светлеет медленно. Альберт приглушил фары и летит во весь опор. Но, завороженный неторопливым отступлением ночи, я удивляюсь, почему мы еле плетемся, почему сразу не запрыгиваем в утро. Если время – это река, то такая могучая, что, разогнавшись в полную силу, мы все равно движемся лишь со скоростью течения. А странно. Чувство такое, что она вот-вот сорвется и понесется вместе с нами, забурлит, вспенится и разобьется о скалы. И тогда уже не будет ни нас, ни времени.

Из сумерек снова выступает лес, правда, какой-то странный. Не пойму, где мы едем. Не видно земли, стволов деревьев. Как будто мы посреди шелестящей густой кроны. Между веток и листьев блуждают клочки тумана. Альберт мягко разрезает это море, притихшее перед новым днем, кажется, не сломав при этом ни одной ветки.

Наконец, кругом разливается первый утренний свет. Юла зажмуривается и осторожно, словно это запрещено, улыбается.

– Дэн…..Че за дела? А ты проснись! – Кирилл недовольно заныл, – зачем вы его сюда посадили, а? Твоя была идея? Альберт, остановка!

– Саш, ну ты как маленький, – не может удержать смех.

– Маленький, маленький, заберите его только от меня по-хорошему, – дверца открывается со скрипом, и через секунду Саня начинает вопить и ругаться, – сидите, блин! Говорю, внутри оставайтесь, е-мое…. – залезает обратно с таким видом, словно ходит по канату высоко-высоко над землей.

– Все, Денис, ты попал! Это полнейшее дерьмо! Щас я только в себя приду, и тебе придется объяснить, какого черты ты втянул нас в такие неприятности!

– Ты так говоришь, как будто я специально все затеял. Вообще, почему я должен оправдываться?

– Давайте мы спокойно поговорим, Сань, что там?

– Дерьмо!

– Не мог бы ты по точнее – какое именно и сколько его там, что – не разгрести?

– Ты поумничай еще! Идиот!

– Тихо, – одергивает меня. Похоже, теперь я вместо несмышленого брата.

– Да идите вы! – зацепившись ногой за что-то, вываливаюсь наружу.

Над головой огромное яркое небо. Подо мной что-то мягкое, но, кажется, вполне прочное. Пока все хорошо. Не обращая больше внимания на разговоры, я поднимаюсь и на некоторое время забываю, как правильно дышать.

Я стою на дереве. Точнее – на деревьях. Землей здесь служит упругий ковер из переплетенных крон. Только сияющий небосвод без конца и края и ветви под ногами. Оглядываюсь. Альберт стоит твердо, уверенно работает двигатель. Не могу оторваться – корпус переливается на солнце, вспыхивая алыми пятнами и угасая. Кроме нас никого не видно. Дорога впереди, если ее можно так назвать, то вздымается холмами, то падает в ямы. Видимо, нас ждет еще та поездка. А ведь это клены! Несметное количество кленов, уже собирающихся в осень, кое-где золотых и бурых, но в основном еще зеленых, такой поблекшей, засыпающей зеленью.

Идти непривычно, главное – не пытаться понять – как. Не знаю, хочется побежать. Интересно, а если зарыться в листву, получится спуститься? И куда? Альберт остался позади, теперь про их голоса можно забыть. Немного, еще немного пройду и вернусь. Смешно, Саня дико боится высоты. Сидит, наверное, вцепившись в кресло и огрызается на всех.

Внезапно небо становится больше, оно падает вниз и стелется по сторонам. Я останавливаюсь перед ним. Оказывается, мы едем почти по краю. Чувствую, как начинает кружиться голова, и опускаюсь на колени, только бы не упасть. Осторожно подползаю к последней, зависшей в пустоте ветке и заглядываю вниз. Темные огромные стволы под желто-зеленой шапкой листьев уходят так далеко, что разглядеть землю, из которой они растут, невозможно. Сначала думаю, что это конец мира. Потом начинаю различать впереди и справа далеко-далеко поля и лес, горы, но они прячутся в тумане, который я принял было за рухнувшее небо. Вдруг чувствую, что время понеслось. Только что оно почти остановилось, а теперь я уверен, что прошла целая вечность, пока я лежал здесь и смотрел по сторонам. Черт! Они сильно разозлятся.

– Да ладно тебе, скоро приедем! – снова вместе с Сашкой на заднем сидении. Пытаюсь уговорить его, чтоб перестал ругаться и ворчать. Но настроение не падает, наоборот, совсем забываю про Берта и представляю, как бегу по деревьям с головокружительной скоростью. Я не знаю, когда мы доберемся до деревни, мне это не важно. Правда, дорога портится. Холмы становятся выше и круче, а обрывы неожиданнее. Альберт каким-то образом зафиксировал кресла, я почти не чувствую тряски.

Кира перестал хватать ртом воздух и закричал. Моя голова вот-вот разорвется. Не пошевелиться. Мы словно на американских горках, разница только во времени – катаемся не пару минут, а примерно час. Или больше. Пока не сбавляем скорости. Хорошо, что Берт предусмотрительно связал Санька двумя откуда-то взявшимися ремнями безопасности, иначе он бы метался сейчас по салону как ужаленный и неизвестно, чем это могло бы кончится.

Преодолев последний холм, Альберт летит несколько секунд и затем, с треском и шумом ломая ветки, падает. Дорога петляет, приближаясь к земле, но Берт не едет по ней, а проваливается сквозь нее.

Удар. Меня отбросило в сторону, и в следующее мгновение я лежу в пыли, в неестественной болезненной позе и чувствую, как что-то отвратительно щекочет нос.

– Молодой человек, долго вы собираетесь топтаться по мне? – хриплый гнусавый голос.

Совладав, наконец, с ногами, как будто они забыли, что должны мне подчиняться, я встаю и тут же начинаю чихать.

– А как вы хотели? Альберт, негодник, – уже в сторону, – любишь пошутить? Вот я залью сейчас тебе полынного масла, посмотрим, кто будет смеяться последним! Попроси еще у меня яблочка, старая рухлядь! – в ответ доносится глухое рычание и свист проворачивающих колес.

Песок облепил лицо. Замечаю что-то цветное в руке и с облегчением вдыхаю свободно. Яркое сине-красное перо, довольно длинное, как оно могло оказаться в моем носу? Рядом на земле еще несколько.

– Юль? – пытаюсь позвать громче.

– Все отлично! – сидит за рулем в опустевшем салоне и смеется, чуть похлопывая Берта по панели. Ее идея была? Ее? Вот зараза!

Справа слышится стон. Сашке повезло меньше. Переломав на лету перила, он растянулся на веранде под накрытым к обеду столом. Дышит тяжело. Четверо мужчин в рабочей одежде сосредоточенно наблюдают за ним, один даже не встал со стула.

– Где Кирилл? – злюсь и не скрываю этого.

– Молодой человек, вы не хотите извиниться? – ко мне подходит высокий пожилой мужчина с острым птичьи носом и, поправив круглые очки, подозрительно щурится, – ну так что?

– Простите, я не хотел…

Он в длинном темно-синем плаще, пыльном и посеревшем внизу, а волосы торчат щеткой, даже забавно при его серьезности носить эдакую прическу.

– Хорошо, я прощаю вас. Впредь будьте осторожны, за Альбертом надо присматривать, иначе окажетесь в положении похуже.

– Где мелкий? – Сашка смахивает с моего плеча очередное перо. Еще одно такое же выглядывает из рукава синего плаща старика.

– Здорово, да? – улыбается Юлька.

– Обалдеть просто! – Саня осматривается кругом, лицо его становится все растеряннее.

Как и мое. Мы добрались до деревни. Свалились прямо на площадь. Сверху. Не знаю, как здесь принято, но я бы предпочел другое появление. Рядом много людей. Становится не по себе. За прошедшее время я успел отвыкнуть от толпы и шума.

– Ой, вон, кажется Кирилла достают, – понеслась ко входу в деревянный большой дом. На ступеньках суетятся несколько человек, раскачивают заплесневевшую бочку, спорят и смеются. С пятой попытки им удается ее опрокинуть. На дорогу выливается золотой прозрачный напиток, и кубарем выкатывается Кирилл, мокрый и разболтанный.

– Повезло, сидра почти не осталось, – плотный румяный мужчина в комбинезоне останавливается рядом с нами, – но, по-моему, вашему приятелю и этого хватило, – еще двое поднимают Кирилла за руки и ведут к нам, Юла торопится следом.

– А вы кто, собственно? – все так же недоверчиво, спрятав перо под одеждой, настаивает старик.

– Саша, – протягивает ему руку, я только рот раскрыл.

– Гэлван, смотритель Гэлван, к вашим услугам, – у него запотели очки.

– Это – Денис, Юля и… и нечто, похожее на Кирилла, – у Киры улыбка до ушей, а глаза совсем заплыли.

– Я – Бьола, – толстяк хватает мою руку, крепко жмет ее, слышу хруст пальцев, бросает и принимается за Санька.

– Тем не менее, не ясно, что вы здесь делаете, – настаивает смотритель. У меня такое чувство, словно на лбу загорается надпись: «Да, это мы свистнули ваше яблоко».

– Мы собирались…

– Нет, нет, юноша, Саша – да? Все объяснения вы дадите в мэрии, я всего на всего гость здесь, вот если бы мы встретились на станции, тогда…

– Давайте, пристройте Альберта! У нас, конечно, маленькая стоянка, но Димфу мы потесним, – Бьола кивает головой на привязанный к поручню черно-желтый байк, который тут же недовольно фыркает и показывает нам два белоснежных клыка.

Самое большое здание на площади – трехэтажное и, в отличие от остальных, из кирпича. Это одновременно и мэрия, и школа, и лазарет. Если взять в расчет решетки на окнах подвального этажа, еще и тюрьма. Наверное, здесь не так много жителей.

Я знакомлюсь с дюжиной-другой человек, но никого не запоминаю, как во сне. Переполох, вызванный нашим появлением, постепенно сходит на нет. Только смотритель не оставляет нас. Наверное, думает, что стоит отвернуться, и мы улизнем, не дав никаких объяснений. И не скажу, что у него для этих мыслей нет повода.

Окно тусклое от накопившейся пыли, но глаза все равно не поднять. Свет падает как раз на меня, и почему-то кажется, что он шершавый на ощупь. То и дело тянет почесать лицо.

– Какими глупостями приходится заниматься! Черт возьми, Гэлван, у меня работы – невпроворот! Мало ли тут шляется… Вот два сезона назад говорил – закрывать дорогу надо перед сбором урожая, все некогда… Никаких распоряжений из города уже давно не приходит, и пока я здесь сам принимаю все решения. Так вот, молодые люди, – низкий голос вдруг повернулся в нашу сторону, – давайте быстро управимся с формальностями и разойдемся, – ругается, опустив голову, слов не разобрать. Они глухо падают на стол и теряются в нагромождении пожелтевших бумаг.

Все время ходит, садится, мучительно долго ищет что-то и тут же вскакивает. Снова ходит.

Вижу только очертания комнаты. Если отвернусь от краешка темного деревянного стола, на котором сосредоточился, сразу же перед глазами все становится желтым и оранжевым, жгучим, пыльным.

Свободного пространства почти нет. Шкафы, еле сдерживающие давление книг и папок, нависают над нами.

Маршировать ему приходится вдоль окна и гигантского, не по размерам кабинета, сейфа в углу. Пять шагов, поворот, еще два и обратно.

– Куда и с какой целью вы едете? Да подожди ты со своими советами, надо было сидеть у себя на станции, как положено! Конечно… – фыркает, снова садится. Стул под ним скрипит, а тень его длинная и худая. Я вижу, как она скользит туда-сюда по полу.

Кажется, они слишком долго молчат. Начинаю чувствовать беспокойство, но что сказать – не знаю. Думать тяжело, какое-то оцепенение, и везде этот удушливый свет.

– Дэн, подними голову! Там, над сейфом… – Юлька.

Кирилл между ней и Сашкой, винный дух от него медленно расползается по комнате. Только бы не отключится.

– Посмотри! – достанет же! Я ни черта не вижу, пятно какое-то. Похоже на объявление, поблекшее от старости. Она думает, я разберу эти буквы?

– Мы едем к Магистру, у нас приглашение на праздник! Так что вы не имеете права нас задерживать! И вообще, пошли! – шум и возня справа, Киру усаживают на место.

– Успокойся!

Некоторое время я слышу, как в спертом воздухе звенят и переливаются пылинки. Никаких шагов. Только в коридоре кто-то громко разговаривает и смеется. Медленно на стол выползает гусеница, примерно с палец размером, тащит за собой бледное тело, пересекает тень от горы бумаг и появляется в освещенном треугольнике еще большей, чем до этого.

– Никто вас не задерживает, вы свободны в передвижениях. Вы ведь не нарушили никаких правил? – одновременно с другой стороны:

– Весьма сомнительно, что Магистр их ждет. Думаю, нельзя их отпускать. Мы не знаем, кто убил Шенаха с сыновьями, а ведь у Лагена и Ласера еще пять братьев. Нужно все хорошо обдумать, от этого решения многое может зависеть.

– Гэлван, мне кажется, или ты должен был отправиться к себе еще на рассвете?

– Я старше тебя по званию и имею право… – замолчал, слышно хриплое яростное дыхание из-за стола, – по крайней мере осмотри их вещи, мне не нравится их одежда, вот этих двоих. Запах волков. Они или друзья оборотней из леса, или враги. И в обоих случаях тебе грозят неприятности. Либо придется объясняться с полицией, либо…. – понижает голос до шепота, – сохрани тебя Бог, если за ними охотятся, как только в лесу прознают, что они здесь, за ними придут… Ты понимаешь, о чем я? – еще тише, – посмотри на них – разве ты не чувствуешь? – уже эхо от слова, – кровь.

Гусеница резко выгибается, поднимает голову и с лязгом вонзает острые, сверкнувшие холодным металлом, зубы в доску. Секунду-другую она грызет ее как сумасшедшая, по краям вырастает горка опилок. А хвост дергается и бьет по столу. Не проронив ни слова, мэр заносит над ней огромную в кожаном переплете книгу и опускает с такой силой, что слышно, как стол трещит по швам. И еще один, противный, хлюпающий звук. Пусть только он не поднимает книгу больше, не надо! Оставь ее лежать так! Но мэр не слышит моих мыслей. Оторвав регистрационный журнал от поверхности, он еще три-четыре раз лупит по одному и тому же месту. Вся пыль взлетает в воздух. Кругом раздается кашель. Я улавливаю шипение и лязг зубов. Через минуту все заканчивается. Мэр садится. Его сухой резкий смех отгоняет чувство отвращения и ужаса, охватившее меня. Если не смотреть на книгу и не думать, что находится под ней.

– Вот невезение, паразитов что-то полным-полно в этом сезоне, попортят они нам яблоки! Неудача! Ладно, – вскакивает и оживленным уверенным голосом, – сам видишь, мне некогда о всякой ерунде беспокоится! Ну надо же, куда забралась, паршивка! Потому что глупости! Что, эти мальчишки, по-твоему, смогли бы убить хотя бы одного волка? Впрочем, – в сторону от меня, – а, ну его! Деньги у вас есть? За бесплатно вам тут поесть и поспать не удастся, в другое время еще может быть, а сейчас лишнего ничего нет. И тем более – свободных рук.

– Мне придется отправиться в город, так это оставлять нельзя.

– Давай, давай, объясни, почему они мимо тебя проскочили! Так что на счет денег? А?

– Вот! – Кира вытаскивает на стол помятую бумажку с Томасом Джефферсоном.

– Откуда она у тебя? – у Юлы лицо вытянулось. А Сашка молчит. Молчит? Кирилл что, стащил у Санька из куртки его талисман – два доллара2, которые ему отец привез из штатов?

– Молодой человек, бросьте шутить! Мой внук такое за пол дня нарисует! Я про деньги говорю!

– Нет у нас ничего. Может, найдем другой выход? – глотать больно, во рту пересохло.

– Я так и знал! Идите, умойтесь в гостинице, там вас накормят. Потом Бьолу разыщите – он вам о все объяснит. Но сделайте одолжение, чтоб дня через два я вас тут и в помине не видел! – грозно, как будто мы что-то натворили, – на всякий случай.

– Пошли! Есть хочется! Юль, а у них, наверное, пива нет? Что-то жарко очень, – Кирилл забирает со стола портрет Джефферсона и прячет в задний карман. Санька не говорит ни слова. Как немой. Я на мгновение растерялся из-за этого. Смешно, так бывает – знаешь, например, что это он говорит, а как звучит его голос потом – ни в жизнь не вспомнить!

Я все пытаюсь разобрать, на что мне Юлька указывала, слова плохо связываются между собой, ощущение такое, что самое важное я все время пропускаю. Нельзя было так долго сидеть в запертой комнате с Кириллом. От него просто мухи дохнут!

За спиной смотритель продолжает о чем-то спорить с мэром, дверь закрывается, теперь их крики приглушеннее, но выше. Здание старое, одни коридоры и повороты. Прохладно, хочу сесть и отдохнуть на полу, на улице такое пекло! То и дело натыкаемся на кого-то, очень много людей, и все разговаривают. Одновременно. Кажется, у меня голова сдвинется от этого. Впереди показался выход. От одного взгляда на раскаленный песок меня разбирает тоска. Все ближе и ближе, жара уже вливается в легкие с воздухом. Кирилла шатает, его постоянно направляют, чтоб не попался под ноги. Таким большим себе кажешься, я помню, а со стороны… Кира еще маленький, мне не верится, что он вырастет когда-нибудь, станет длинным как Санька, скорее – наоборот. По-моему, он уменьшается и уменьшается, и однажды просто исчезнет. Черт, здорово ему влетит! Ненавижу, когда Сашка злится молча. Дело, значит, хуже некуда.

Останавливаюсь. Слова, наконец, выстроились по смыслу, и я понял, о чем говорила Юла. Объявление было как раз по нашу душу. «Будьте внимательны! Если встретите охотников за ключом, задержите их! Выполните свой долг! Не доверяйте незнакомцам!»

Не доверяйте незнакомцам. Особенно с синими перьями в рукавах. Ноги наливаются свинцом, тяжелеет голова. Как надо быть осторожными! Как нам не влипнуть здесь в историю? Еще больше, чем сейчас. Но мысль внезапно соскальзывает и возвращается к зубастой гусенице. Что, у них тут такое водится на деревьях? Смотрю вверх на раскидистые яблони, они здесь повсюду. Высоко-высоко – небо. Представить сложно, как далеко от нас облака, и там ветер может лететь по прямой сколько вздумается. Над кронами, где-то в сотне метрах над нами…

За лестницей не уследить! Только успеешь ободрать одну ветку, тут же несешься к следующей! А петляет так, что я запутываюсь, где верх – где низ, не то что – право – лево. Смех разбирает! Представляю, как я выгляжу со стороны, балансируя на перекладинах и охотясь за спелыми миндальными яблоками, ну точно слон на коньках! Приятно держаться за ветки, чувствуешь, как по ним течет сок, жизнь, сила.

Никакого сладу с ней! Мне кажется, она специально забирается в самые густые заросли и все выше. У остальных лестницы покладистее, пока один ярус не соберут, на следующий не полезут. Внизу живого места нет, людей – сотни две, не меньше, а еще корзины с яблоками, то опускаются заполненные, то поднимаются опять пустые. Голова кружится от суеты!

Там, ближе к земле, слышен хохот и нескладное пение, а я дальше и дальше забираюсь в тишину и солнечный свет. Никого кругом, один ветер блуждает в листве и шепчет что-то. Не боюсь из-за уверенности, что не упаду, лестница как-нибудь извернется, и я опять за нее схвачусь, но проверять не стану. Пока не хочется. Яблоки такие красивые, но очень твердые, людям не укусить. Можно только разрезать, а внутри они сочные, кладешь в рот маленький кусочек и он долго-долго тает. Сладкий.

Кто-то рассмеялся рядом. Я не успеваю повернуться, золотистые волосы мелькнули в листве и исчезли. Или мне кажется, или я на самом деле постоянно натыкаюсь на нее, узнать хотя бы имя… Конечно, эта проклятая лестница никогда не вырастет в ту сторону, которую надо! Сначала осторожно, потом увереннее я перебираюсь на ветки и лезу вверх. Даже не за голосом, просто нравится, хотя от него у меня появляется подозрительная легкость в голове и слабость в ногах. Слышу, продирается сквозь крону, растет за мной, отвечают они за пассажиров, что ли?

– Куда собрался? – Кира сидит, свесив ноги, рядом почти полная плетеная корзина.

– Так…

– Давай, кто быстрее залезет на крышу? – бросает яблоко, и корзина на веревках уносится вниз.

Я еще ничего не ответил, а он уже с грациозностью мартышки забрался на следующий ярус и подзуживает оттуда:

– Страшно, да?

Слон, конечно, может благодаря везению несколько минут выписывать пируэты на льду, но заканчивается это всегда с грохотом. Сам не знаю, каким образом я преодолел метров пять по этим веткам, Кирилла догонять без толку. Он словно всю жизнь провел на деревьях, разве только хвоста недостает. А падать страшно, хлещет тебя со всех сторон по лицу и рукам.

– Нормально? – интересуется еще!

– Отстань, выиграл, ладно, – хорошо, что я оказался прав, если б не лестница, свалился бы кому-нибудь на голову, хорошенькое яблочко!

– Здорово здесь! Правда? – зачем спрашивает?

– В смысле, наверху?

– Ну и в деревне, мне нравится.

– Ничего. Слушай, ты только будь осторожнее.

– Юлька сказала, странно, да? Откуда они могли про нас узнать?

– Ты что, не понял? Мы не первые и, наверное, не последние… Я не только про это. То есть с ними, конечно, надо держать ухо в остро, но я больше про Санька. Ты не делай мне невинное лицо! Зачем деньги спер?

– Не помню, я не брал. Че ты привязался! Достали уже! Он выронил там, в штольнях, я подобрал, а вернуть – забыл, некогда ж было!

– Да, ему расскажешь.

– Пошел ты! – рванулся наверх, но я схватил за руку, усадил обратно.

– Кир, я не шучу. Сашка если взъестся – мало не покажется, ты не спорь с ним, если что, понял? Извинись, скажи, мол, это в последний раз… Короче, не зли его своими сказками, усек?

– Ладно… – вроде договорились, – а где они?

– Не знаю, Юла с Альбертом гоняют за деревней, а Сашку давно не видел… Ну он сюда ж не полезет, сам знаешь.

– Точно, – рассмеялся, и я за ним, представив Санька, вцепившегося в ствол чуть ли не зубами.

– Жалко, Альберта бы побаловать… Вроде до хрена у них этих яблок, а все равно нельзя…

– На всех, видимо, мало.

– Я так понял, они вроде трюфелей у нас.. – а сам умудряется, пока мы спускаемся, два-три яблока запихнуть в карманы.

– Точно. Кир, если ты так Санька не выносишь, зачем с нами пошел?

– Почему – не выношу? – я не отвечаю, – ну не знаю, он же Юльке нравится… и потом, он не всегда – говно, повыделывается и перестанет. Если б я был как он, мне б, наверное, тоже крышу иногда сносило…

– То есть? – в голове не помещается – что значит, Юльке нравится? Не понимаю этих слов.

– А то сам не знаешь! Он ж у нас – первый парень, в школе был и в универе будет, Санек такой – центр вселенной, ему можно… Дэн, ты не переживай так, ты тоже симпатичный, Юла говорит, не на мой вкус, извини, – смотрит, ухмыляется, потом перестал и устало так:

– Ты странный, вы все странные. Вроде как не на людей смотрите, а только внутрь себя и видите там их отражения, понимаешь? Я даже объяснить не могу, мне так жить хочется, а вам умереть не страшно… Ты ж ничего не видишь так, как оно есть. Везет тебе, конечно, уметь надо. Дешевка все, и наплевать! А ты, да и Санек, чего-то ищете, чего-то другого… А его, может быть, и нет!

– Подожди, что значит – не видишь, как оно есть…. Я ничего не понимаю!

– А то и значит, вы ж убили их! Тогда, в лесу! Сколько крови было! Только тебе – хоть бы хны, и Сашке… А я их вижу, стоит мне глаза закрыть, понимаешь, мертвяков ваших вижу! Почему я-то? Ты вот, нет?

– Они же не люди! Были, не люди! Они на нас набросились!

– Точно, как Санек их старика зарезал, так и набросились! Говорю же, ты не понимаешь! – мне вдруг сильно захотелось ударить его и сбежать, чтоб не было этого разговора совсем.

– Не люди…

– Ты думаешь, Сашка это заметил, до того, как мы подошли? Ему по хрену было, это ты заставил его оправдываться!

– Заткнись, Кирилл!

– Почему? Сам начал! Не больно приятно, да? А все меня тычешь – не делай того, не делай этого! Нашелся, умник!

Еще немного, и я ему точно врежу, прямо чувствую.

– Они найдут меня, Дэн…

Зелень повсюду. Ни с того ни с сего, начинает резать глаза, ужасно хочется спуститься. Я ищу подходящую ветку. Моя лестница куда-то запропастилась, наверное, соскучилась с нами… Вдруг вижу рядом в листве – Смотритель. Наблюдает. Как давно? И что он услышал?

В одно мгновение он поднимается и прыгает. Оказавшись напротив меня, дышит чуть ли не в лицо:

– Воры! – поворачивается к Кириллу, – разве не известно, что нельзя утаивать яблоки? Мелкий пакостник! – он как-то неуклюже растопыривает руки, ветер развевает его синий плащ и кажется, что он растет, набухает как будто.

Я чуть не вскрикнул от страха, а у Киры посыпался из карманов недавний улов.

– Еще что-нибудь украдешь, я пришлю за тобой полицейского! За обоими! – пригрозил в мою сторону.

Тут раздался оглушительный хлопок, и он исчез. Вокруг разлетелись сине-красные перья, пух в основном, но и несколько больших. Глупо, я протираю глаза. Заметил только удаляющуюся птицу, не крупнее воробья.

– Видел? – Кира побледнел как полотно.

– Эй, мартышки, дело есть! – доносится снизу.

– Че, Санек, что ли?

– Похоже…

– Долго вас ждать? Как нужны – так их не найдешь! Денис, блин, давай спускайся!

Последние несколько метров самые неудачные, я сваливаюсь на землю.

– Все, на сегодня работа закончилась, есть кое-что поважнее, – сияет как начищенный пятак, и откуда-то кучка растрепанных мальчишек рядом с ним.

– Далеко собираемся?

– Тише ты, разорался! Сделай вид, что гуляем, – и шепотом, – надо кое-что стащить.

– А они все на стреме? – оглядываю воинственную толпу Сашкиных адептов.

– Ты трепись по меньше, и все будет хорошо, – пошел вперед, видимо, объяснений не будет.

Кирилл и я, не спеша, бредем в конце толпы. Если Сашка думает, что это напоминает светскую прогулку, то он дурак. Ни дать, ни взять – малолетняя банда! Они, по моему, не совсем в себе, к тому же. Я расхохотался так, что скрутило живот. Злобные взгляды Санька еще больше смешат меня.

Нервное это дело. Если кто появится, как я дам Кире знать? Спускаются сумерки. Наверху, наверное, небо только наливается послеобеденной тяжестью и гаснет, а здесь уже темно и зажигаются десятки уличных фонарей. От живой изгороди идет терпкий запах. Но предчувствия у меня все равно не хорошие. С самого нашего приезда.

– Почему так долго? – Сашка вернулся, один и немного навеселе.

– Откуда мне знать? Зачем ты вообще Киру послал?

– Он же у нас профессионал… Ладно, не начинай! Ни я, ни ты бы в слуховое окно не пролезли. А малышню жалко, им и без того – нагорит, – смеется.

– Твоя идея была?

– Чего, нет, конечно! Сами подошли, купи, говорят, нам сидр, попробовать хотим. Ну потом сам знаешь… Да я с них и денег не взял – отдал, что мне там полагалось за работу. Блин, спина ноет, тяжелые эти яблоки, замучался таскать корзины! Еще, вдруг, у этого старика собака есть? Я и кошек-то вспоминать не хочу, а Киру не жалко. Да шутка, что ты в самом деле!

– Сильно на него зол? – над нами вспыхнул фонарь, я чуть не подпрыгнул со страху.

– Ты о чем? – посмеивается надо мной, – про доллары, что ли? Нет, не сильно, – глаза отвел в сторону.

Медленно из листвы появляются крохотные розовые бутоны, и вся изгородь постепенно зацветает. Пахнет жарким летним вечером.

– Саш, ты…

– Бить его я не буду.

Молчим. Мимо спешат люди с работы в комбинезонах, а им на встречу другие уже в нарядной одежде – гулять. Как он будет выбираться, у всех на глазах?

– Повезло нам, что хозяин уехал. Будет им с Мастером о чем пообщаться. Как думаешь, дело совсем плохо?

– Мы ж не будем этим путем возвращаться, чего ты переживаешь?

– А каким?

Пожимает плечами.

– Посмотрим, – не внушает доверия мне это его «посмотрим», и не нравится упертость в поисках ключа. Дался он ему!

– Ты что-то мне не сказал?

– С чего ты взял?

– По лицу вижу!

Некоторое время он колеблется, шагает вдоль изгороди и не смотрит на меня.

– Представляешь, оказывается, у них курить можно! Серьезно, нижние листья с яблонь, они только по виду – противные, коричневые и жесткие, если свернуть – будет не хуже….не хуже… кубинских сигар!

– Конечно. Ты их пробовал?

– Листья?

– Ну или сигары? Хватит мне заливать! Я с тобой всегда в открытую.

– Это твой выбор.

– Чего? – я сбесился просто, – думаешь, ты такой незаменимый? Что все прямо сдохнут без тебя? Продуманный самый? Кира точно говорит, есть вот в тебе дерьмо, и иногда оно берет верх. Можешь засунуть себе свои секреты….

– Ты что несешь? – я думал, у меня сейчас уши свернутся от его ответа, а он стоит и смотрит непонимающе, – мне кажется, это у тебя скорее что-то на уме… – не знаю, ничего не хочу говорить, – ладно, только не разводи дискуссий, проблема в этих часах. Не уверен, что эта шпана ничего не напутала, но вроде – если действительно добраться до башни и украсть немного песка, даже полные часы набирать не надо, у них все тут рухнет. Понимаешь, ткань времени будет с дырой, и все перемешается. Потом, конечно, установится какое-то равновесие, как я понял, но все равно – будет черте что! Я не знаю, как это скажется на них, в смысле на живых людях….Если время начнет изменяться…

– Тогда как…

– Ну с другой стороны, они не очень-то в это верят, это у них как байка, дедушкины сказки. Никто эту башню не видел, ничего страшнее засухи с ними никогда не происходило. Ну и валяются эти часы у старика Фэлви в подвале. Тоже мне, хранитель редкостей! Никому и в голову не придет, что их кто-то надумает выкрасть. И что они правда – необычные… Вот мы и проверим!

– Слушай, может не будем этого делать. Наверняка, есть другой выход.

– Есть идеи? Не-а, Дэн, чтобы все зря? Ты же слышал от Бьолы, если чего и можно добиться от Магистра – то только подарив еще немного времени для его проклятого праздника. А нам нужен ключ, малыш, только ключ!

– На хрена вот?

– Денис, ты не понимаешь, что таковы правила? Что мы попали сюда только за этим? Они ж все тут полу монстры – полу безумцы, и потом – может, ничего не случится? Никто ведь не проверял, ну подумаешь – час-другой пропадет? Еще, я, конечно, понимаю, у тебя в голове другие шарики, но ты представь – мы можем что-то сделать… Представь! Не как там – хоть в лепешку разбейся, ни на миллиметр не подвинешь за всю свою долгую-предолгую жизнь! А здесь, от того, как мы поступим, может измениться мир! Дэн, он все равно странный. Сам посмотри – миндальные яблоки, зубастые машины… Не страшно, если он станет еще чуднее… Или наоборот, нормальнее, а? – улыбается. Не потому, что ему весело от какой-то глупости, а потому, что ему хорошо, я вижу. Как будто я первый раз его по настоящему вижу. И понимаю, о чем говорил Кирилл – он всегда самый, всегда первый. Вовсе не злюсь от этого, ему… можно.

Из-за изгороди раздался пронзительный лай. Приближается. Улица только-только опустела. Я мысленно считаю секунды. Сердце как будто с ума сошло. Кирилл с грохотом падает на мостовую, ноги запутались в длинных стеблях.

– Быстрее, быстрее отсюда! – вскакивает как ужаленный и дает деру.

– Ладно тебе, будто эта шавка умеет прыгать через забор! – хохочет Санька.

Слышу, как кто-то по ту сторону изгороди клацает зубами и шуршит в листве. Взбирается? Не тратя больше не секунды бегу за Кирой. Снова лай, уже расстроенный. Поводок короткий? Сашка несется следом и продолжает смеяться.

Узкая тропинка поворачивает возле сарая и обрывается за двумя молодыми яблонями. Здесь кончается земля. Сашка и я сидим на самом ее краю. Справа, ближе к главной площади, расчищена целая поляна. Несколько ручных подъемников постоянно опускают вниз корзины с яблоками. Там всегда кто-то работает и кто-то мешает работать. Слишком шумно. Поэтому мы здесь. С другой стороны сады вплотную подходят к обрыву. Будто хотят уплыть за горизонт – так отчаянно тянут корни и ветви.

– Здорово придумала, нечего сказать! Что-то с ней творится, раньше хоть предупредила бы – когда вернется, куда собралась… Не помню, чтоб у нее в голове было столько дури… Взять и уехать. Кататься! Давно ты ее видел? – поджимает колени к груди, скручивает очередной темно-бурый лист. С его места пропасть не видно, я точно знаю. Вытягиваю ноги. Земля разогретая солнцем. Немного клонит в сон.

– Утром только, как из гостиницы вышли… Говорит, нашла интересные места, хочет кое-что проверить… – тепло разливается по телу и тяжесть.

Отсюда небо кажется больше. Медленно краснеет, ни единого облачка на сколько хватает глаз, духота отступает. Сашка уже не один лист извел, вокруг нас застыли в воздухе тоненькие нити белого дыма. Такой приятный, фруктовый вкус, а все равно крепкий. Сильно, видать, меня развезло.

– Надо было сразу уехать, как только часы заполучили! Черт! Ты их надежно спрятал? Дэн? Куда ты их дел?

– Да надежно, надежно, отстань! – куда же я их положил? Наплевать, найдутся, – блин, усталость как будто сползает, только что пошевелиться не мог, чтоб мышцы не ныли, а сейчас – как не мои, руки, плечи – дернешься чуток и улетишь, – щурюсь на заходящее солнце.