маленькие и неприметные-3 Семипядный Сергей
– Ну! – рявкнул Женя на застывших в нерешительности Никиту и Сёму. Душераздирающий визг женщины, звон разбитого стекла и яростный стук в дверь повергли их едва ли не в состояние ступора.
– Может, не надо? – высказался Никита. – Пока её вытащим, за дверью уже вся их шобла будет.
– Взять, я сказал! – рассвирепел Женя.
Никита и Сёма бросились выполнять его приказ, однако Бояркина с неожиданной ловкостью увернулась от объятий Никиты, подбежала к Жене и вцепилась в его вооружённую пистолетом руку. Никита и Сёма поспешили на помощь своему командиру, но вдруг загромыхавшие в замкнутом пространстве выстрелы заставили их в панике броситься на пол. «Убью!» – мысленно решил Женя судьбу строптивой женщины.
Однако когда он вырвался из цепких женских рук, то, во-первых, оружия в его руке уже не было, во-вторых, смотреть и видеть цель мешали струйки крови, стекавшие со лба из глубоких царапин, а в-третьих, в комнате появились ещё два человека.
И оба эти человека – женщины. Одна влетела вместе с выбитой мощным ударом дверью и теперь, толстая и неуклюжая, пыталась подняться на ноги, а вторая вертелась в дверном проёме и громко кричала про милицию и бандитов.
– Линять надо! – услышал Женя шёпот Никиты.
– Где мой волын?
– У меня. Я забрал его, – ответил Никита. – Линяем шустро!
– Да, это-то вы шустро можете, шнурки рваные! Давай его сюда! – приказал Женя, имея в виду свой пистолет.
– Только не стреляй больше, а то меня чуть не зацепило, – пожаловался Никита, отдавая Жене его оружие.
– Мне штанину продырявил, – сообщил Сёма. – Ещё бы сантиметр влево и коленная чашечка – вдребезги…
– Ладно, уходим, – принял решение Женя. – И не ной. Штанину пожалел!
Под победные женские вопли они покинули офис и заняли места в машине.
– А вот чётки у неё прикольные, – сказал Никита, заклеивая пластырем ссадины на лбу Жени. – Прямо, как у босса.
– Что?! – дёрнулся Женя.
– Спокойно. Чётки, говорю, такие же, как у босса, тоже из зубов составлены. А что такое?
– Ты уверен, что из зубов?
– Зуб даю. А ты не видел?
– Да, – вмешался в разговор Сёма, – из зубов чётки. Причём, как я понял, из настоящих, так как разного размера.
– У босса тоже из настоящих, одна стоматологичка подарила, – теребя чубчик, проговорил Женя. Ему вдруг показалось, что чёток при теле убитого не было обнаружено. – А ведь вещица эта из редких, – принялся он размышлять вслух. – Да, надо всё проверить. Да, надо позвонить.
– Думаешь, у неё чётки босса?! – поразился Никита.
– Ничего я не думаю, – отмахнулся Женя и стал набирать номер телефона Василия Александровича. – Василий Александрыч, это вас Евгений беспокоит. По делу Козюкова… Да, как раз такая у меня причёска. Василий Александрыч, я хотел уточнить… Да, уточнить кое-что. В кармане босса чётки в виде зубов на верёвочке были? Должны были находиться в левом кармане пиджака… Из настоящих человеческих зубов… Да нет, никому он не выбивал, ему подарили… Не было? Это точно?.. Да нет, просто у нас тут кое-какие соображения… Да, будем держать в курсе… До свидания. – Дав отбой, он посмотрел на товарищей. – И что бы это значило?
– Надо пойти и вывернуть её наизнанку! – не стал долго размышлять Никита.
– Если это его, то… – сжал кулаки Сёма, вытаращив при этом глаза и выпятив вперёд нижнюю челюсть.
Женя охладил их пыл, заметив:
– Нас сейчас туда просто не впустят.
– Подключить мусорков, – высказал предложение Сёма. – Приедут со своей кувалдой и – жах! Или эту, ну, колбаску, подвесят на дверь и рванут…
Женя отрицательно помотал головой.
– Нет, тут надо иначе действовать. Мы, ну, или милиция вломятся, а она выбросит улику в окно.
– А почему раньше не выбросила? Даже наоборот… – озадаченно произнёс Никита.
– Вот это вопрос, на который ещё предстоит ответить, – признал Женя.
– Действительно, – кивнул Сёма, – мы, можно сказать, наезжаем не в шутку, а она достаёт из кармана чётки покойного и так непринуждённенько, понимаешь…
Женя, не соглашаясь, помотал головой.
– Ну, положим, не очень и непринуждённенько. Нервничала она всё же.
Ещё на лестнице Лев Николаевич Мышенков услышал доносившийся из офиса шум. Что там случилось? Мышенков приоткрыл дверь. Крики, визг, грохот. Впрочем, нечто подобное здесь уже происходило. И не раз. Когда в руководителях такие люди, как Марина Григорьевна, это вполне закономерно. Вернуться на улицу или переждать в туалете, пересидеть, так сказать, шумные события?
Организм высказался в пользу второго варианта, и Лев Николаевич поспешил в туалет, находившийся в трёх метрах от входной двери. Конечно, его могли заметить. Но не заметили. Та же картина, которую он зафиксировал своим зрением перед тем, как скрыться в туалете, безмерно его поразила.
И действительно, где это видано, чтобы подчинённые выламывали дверь, ведущую в кабинет директора?
Мышенков осторожно прикрыл за собою дверь туалета и обернулся. И едва не вскрикнул, неожиданно обнаружив, что он здесь не один.
– Добрый день, Лев Николаич! – приветствовал его Барыбенко. – Я испугал вас?
– Что здесь происходит, позвольте полюбопытствовать? – спросил Мышенков.
– Здесь? Здесь я… Ну, туалет – это такое место, в общем… – Барыбенко ухватился руками за ширинку и подёргал замок молнии на брюках.
– А там?
В эту минуту прозвучал выстрел, затем ещё несколько.
– Вот вам и ответ на ваш вопрос, – подавленно проговорил Барыбенко, лицо которого в одно мгновение покрылось смертельной бледностью. Не покрылось даже, а как бы напиталось.
– Кто?! В кого?! – ужаснулся Мышенков и осмотрелся вокруг. Ему вдруг трудно стало стоять, ему вдруг захотелось куда-нибудь присесть. Да куда тут присядешь? Разве что пройти в кабинку и опуститься на унитаз.
– Кто, я догадываюсь. И в кого, тоже могу предположить, – негромко прошелестел словами Барыбенко, исключительно не соответствовавший сейчас собственному имиджу.
– Ну! – тяжело выдохнул Мышенков.
– В Марину Григорьну! Эти… которые из «Натурбойла». Их трое. Они ворвались в её кабинет, и вот теперь… Ну, вы сами слышали. При таких торнадо лучше находиться ниже уровня земли.
– Если они её убьют, то… – Мышенков покачнулся и схватился рукой за раковину умывальника.
– Зачистка?! – ужаснулся Барыбенко. – Но я… Но мы же не свидетели! Мы же в это время…
И Барыбенко с неожиданной в данной ситуации резвостью расстегнул ремень, а также пуговицу и молнию на брюках и – в приспущенных до колен штанах, мелькая голой худой задницей, – юркнул за дверь кабинки с унитазом.
Мышенков торопливо последовал его примеру, но затем осознал, что вдвоём они на одном унитазе не поместятся. Ждать своей очереди? Однако когда Барыбенко покинет унитаз, то и ему это будет, по сути, не нужно.
Вскоре мимо двери протопали тяжёлыми ножищами несколько человек.
– Они ушли, кажется! – свистящим шёпотом поведал Мышенков.
– Ушли? Да? – выскочил из кабинки Барыбенко, на ходу застёгивая брюки. – Идёмте скорее, Лев Николаич, надо вызвать милицию и «неотложку».
И он выбежал за дверь.
Выйдя из туалета, Мышенков глянул в направлении приёмной и понял, что сотрудники фирмы находятся за порогом незапертой двери кабинета Бояркиной и что-то бурно обсуждают. Он приблизился и боязливо заглянул внутрь, ожидая увидеть труп Бояркиной. А возможно, и не только её труп, ведь выстрелов было несколько.
Мышенков ещё шарил взглядом по полу кабинета, когда перед ним выросла Бояркина и огорошила вопросом:
– Вы где прохлаждались, Лев Николаич, пока нас бандиты расстреливали?
– Я же только пришёл, – пробормотал Мышенков.
– Да что за мужики у нас?! – возмущённо всплеснула руками Бояркина. – Нас тут расстреливают из всех, можно сказать, видов оружия, а мужики наши или на горшке сидят, или неведомо где прохлаждаются!
– Марина Григорьна, организму не прикажешь, как вы знаете. Ведь это же физиология! – оправдывался Барыбенко. – А Лев Николаич действительно отсутствовал по делам службы во благо нашего общего дела.
И Барыбенко заговорщически подмигнул Мышенкову.
– А вот мы с Людмилой Александровной не прохлаждались и были на месте, на посту, как полагается! – радостно кричала Катя. – И защитили честь фирмы!
– И обратили в бегство супостатов! – спешила дополнить Людмила Александровна.
Барыбенко радостно соглашался:
– Да-да, есть женщины в русских селеньях!
А потом женщины принялись демонстрировать мужчинам выбитую дверь, разбитое стекло и следы от пуль, наперебой рассказывая о страшном событии, исход которого, к счастью, оказался благополучным.
На столе Мышенков увидел те самые чётки, что были найдены в его кабинете и присвоены Бояркиной. Чётки, которые появились в его кабинете после того трагического вечера, когда был задушен бизнесмен Козюков. Решение созрело мгновенно. И, улучив момент, он смахнул чётки в левый карман своего пиджака. Теперь необходимо как можно быстрее смотаться отсюда и избавиться от опасной вещицы. Мышенков направился к выходу.
– Лев Николаевич, вы куда? – обратилась к нему Людмила Александровна.
– Мне нужно один звоночек сделать, – соврал Мышенков.
– Да-да, – спохватилась Бояркина, – тоже надо срочно связаться с РУБОПом. Я позвоню и приглашу их сюда. И пусть разбираются! А так я этого не оставлю!
– Правильно, бандит должен сидеть в тюрьме, – поддержала решение начальницы Людмила Александровна.
ОРИГИНАЛЬНЫЕ ЧЁТКИ ПОКОЙНИКА
Ещё в течение некоторого времени посовещавшись, Евгений и компания сошлись во мнении, что лучшим вариантом развития событий явилось бы процессуальное, по протоколу, изъятие чёток. И Женя вновь позвонил Василию Александровичу.
– Василий Александрыч, мы тут в эту треклятую «Нимфу» наведались, – представившись, начал Женя. – И вот какое дело…
– Я уже слышал о ваших делах-делишках, – язвительно ответил Василий Александрович. – Как раз выезжаем. И будем разбираться на месте.
– Она позвонила?
– Да. Вы что устроили? Что за самоуправство? На кичу захотели? Из какого оружия стрельба велась?
– Оружие моё, зарегистрированное, Василий Александрыч. Самопроизвольный выстрел. Раз в году, говорят, и палка стреляет, – пытался оправдаться Женя.
– Разберусь и посажу. Быть на месте. Оружие изыму и отправлю на экспертизу.
– Василий Александрыч, тут кое-что другое изымать надо. Мы у неё видели чётки босса, те самые, которых при нём после убийства не оказалось.
– Которые из зубов, ты говорил? – недоверчиво произнёс Василий Александрович. – А она что поясняет?
– Да ничего она не поясняет. Мы её и спросить-то не успели.
– Как палить из всех видов оружия начали, – вновь съязвил Василий Александрович. – Приеду, разберусь, посажу. Ждать меня.
Когда прибыл Василий Александрович и с ним ещё двое, всей делегацией отправились в офис салона Бояркиной.
– Что тут произошло? – обратился Василий Александрович к Бояркиной, в трагически-монументальной позе застывшей посреди приёмной.
– Меня хотели похитить. Похитить и убить, – дрожащим голосом произнесла Бояркина. – Сначала – похитить. Но когда я оказала сопротивление, то пытались убить. Вот этот человек. – И она театральным жестом указала на Евгения.
– Василий Александрыч, клевета! – возмущённо вскричал Женя. – Мы только собирались взглянуть на те чётки, о которых я вам говорил по телефону. И нарвались на яростное противодействие.
– Ха! Ха! Ха! – троекратно продекламировала Бояркина и указала на стоявших позади неё Людмилу Александровну и Катю. – У меня есть свидетели.
– Да, так, – выступила вперёд Катя. – Ворвались без разрешения, закрыли дверь и стали стрелять. Марина Григорьевна подала сигнал, и я стала стучать в дверь.
– Какой сигнал подала? – спросил один из коллег Василия Александровича по фамилии Гольцов, невысокого роста молодой мужчина с очень серьёзным и сосредоточенным лицом.
– Звуковой. Голосом. И я стала колотить в дверь. Потом мы с Людмилой Александровной выбили дверь и едва не угодили под пули.
– Хотели поговорить, а она подняла визг. Ну, эти и принялись в дверь ломиться, – изложил свою версию происшедшего Женя. – Кстати, у меня тоже двое свидетелей имеются.
– Не свидетелей, а бандитов! – злобно поправила Бояркина.
– Ладно, разберёмся. И где эти чётки, из-за которых сыр-бор? – обратился к Бояркиной Василий Александрович.
– При чём тут чётки? – возмутилась Бояркина. – Меня чуть не подстрелили, как куропатку! Вот эти вот бандиты!
Женя приблизился к Василию Александровичу и шепнул:
– Они у неё в кармане или в кабинете.
Василий Александрович окинул Бояркину цепким взглядом – пиджачок с тремя карманами и юбка, как минимум, с двумя. И он равнодушным голосом проговорил:
– Что за чётки у вас, Марина Григорьевна, интересные появились?
– Дались вам эти чётки! – Бояркина с недоумением обвела присутствующих взглядом округлившихся глаз. – Да в чём дело?
– Позвольте взглянуть, – настаивал Василий Александрович.
– Пожалуйста! – продолжала недоумевать Марина Бояркина. Она направилась в свой кабинет, остальные последовали за нею. – Заодно и на дырки в стене поглядите. А стол пускай мне новый покупают – там скол совершенно непотребный. Устроили мне разгром по Фадееву. Я сказала, чтобы тут ничего не трогали до вашего прихода. Вот, сами полюбуйтесь. Я сидела за столом, когда они ворвались и потребовали, чтобы я отправилась с ними. В заложники, очевидно, на пытки и жестокую смерть. Я, естественно, воспротивилась. Результат – стрельба и едва ли не убийство. Три дырки в стене – я даже не знаю, чем их заделывать. А стол? С таким столом я должна вип-клиентов принимать?
– Позвольте взглянуть на чётки, – повторил Василий Александрович.
– Чётки? Где же они? – осматривая поверхность стола, проговорила Бояркина. – Что-то я их не вижу. Между прочим, я была в настолько безысходном положении, что вынуждена была запустить пепельницей в окно. Чтобы привлечь внимание. Я даже думала, что придётся самой в окно выбрасываться. Для той же цели. Да, чтобы привлечь внимание к тому, что здесь творилось.
– Похоже, улика ликвидирована, – высказал предположение Гольцов и с сожалением покачал головой.
– Но мы их видели! И опознали! – вскричал Женя. – Так что…
И он посмотрел на Бояркину не предвещающим ничего хорошего взглядом.
– Не надо самодеятельность тут разводить, – досадливо поморщился Василий Александрович. – Проведём обыск и найдём.
– Обыск?! – опешила Бояркина. – Что вы искать собрались? Да что тут происходит, чёрт возьми?!
Василий Александрович надул щёки и приосанился.
– Марина Григорьевна, вам предлагается добровольно выдать оружие, а также иные предметы, имеющие отношение к убийству господина Козюкова. У следствия, в частности, имеются основания полагать, что в данном помещении находятся чётки, представляющие собой соединённые… – Василий Александрович обернулся к Жене. – Каким образом там?..
– На шнурке. На чёрненьком шнурочке! – подсказал тот.
– Так вот… – продолжил Василий Александрович. – Да, речь, в частности, идёт о чётках в форме так называемых человеческих зубов на чёрного цвета верёвочке.
– Но какое отношение имеют они к убийству? Мне их подарили. Мне их наш сотрудник подарил, – растерянно проговорила Бояркина.
– Есть основания полагать, что они принадлежали господину Козюкову. Где они? Их видели у вас сегодня.
Бояркина обежала вокруг стола, заглянула под стол, потом начала выдвигать один за другим ящики и заглядывать в них.
– Ничего не понимаю, – потерянно приговаривала она. – При чём тут Козюков, когда мне их Лев Николаич дал? И куда они подевались? Я же говорила, ничего здесь не трогать. Катя, заходил кто-нибудь сюда? Ведь я же просила, чтобы никто… Чтобы никто и ничего не касался!
Катя принялась уверять, что никто ничего здесь не трогал. А заходить, конечно, заходили. Но только, кажется, свои. И то из любопытства, а не для того, чтобы что-нибудь взять. Бояркина, до которой постепенно доходило осознание всей серьёзности положения, смотрела на Катю теперь с ненавистью во взгляде.
Но в отношения директора и секретаря вмешался Василий Александрович. Попросив Бояркину остаться, он велел всем сотрудникам салона занять свои рабочие места, а Жене, Никите и Сёме пройти в приёмную. Необходимые распоряжения он отдал и своим спутникам. Оперативно-следственная машина завертелась.
Завертелась, повертелась с часик, а потом начала пробуксовывать. Пробуксовывать в том смысле, что никто не мог сказать, куда исчезли чётки. Обыск также ничего не дал.
Было, однако, установлено, что пропавшие чётки, по всей видимости, в полной мере идентичны чёткам Козюкова – описания их, сделанные как Бояркиной и её подчинёнными, так и козюковцами совпали.
Мышенков замороженно сидел в своём кабинете и ждал. Ему дано время на то, чтобы подумать, поразмыслить и что-нибудь сообразить. Но что тут придумаешь? Он сейчас как белогвардейский генерал эпохи гражданской войны, проигравший последнюю в своей жизни битву, которому ничего не остаётся иного, как только лишь написать прощальное письмо жене и детям, а затем пустить себе пулю в висок.
Однако тем генералам было проще. Во-первых, у них было огнестрельное оружие. Во-вторых… Да, им, суровым и гордым генералам, вероятно, не так сильно хотелось жить, как хочется жить и долго-долго не умирать ему, Льву Николаевичу Мышенкову.
И действительно, что за жизнь тогда была! Холод, голод, разруха! Ни телевизора, ни радио, ни компьютера, а удобства зачастую – во дворе!
Мышенков выскочил из-за стола. Нет, надо что-то делать, что-то предпринимать! Необходимо извернуться и вывернуться! Чётки нашли в его кабинете. Но где! На полу! Они валялись на полу. Почему? Их кто-то выронил. А кто? Да неизвестно. Ему, по крайней мере, это не известно. Может, Марина Григорьевна и выронила, когда тут зверствовала. Или кто-то другой, из миротворцев, например.
И Мышенков принял решение. Он будет утверждать, что они появились тут, в его кабинете, именно после той их ссоры с мордобоем. А раньше их не было, и быть не могло.
Откуда он это знает? Да хотя бы потому, например, что как раз перед нападением на него Бояркиной он уронил свою паркеровскую ручку и вынужден был весь пол облазить, чтобы её отыскать. И не было там никаких посторонних предметов! Уж чётки-то он бы заметил. Два глаза плюс две линзы всё-таки.
Вошёл Василий Александрович. Мужик мужиком. Ему бы не пиджак с галстуком, которые на нём словно на корове седло, а косоворотку с пояском или, на худой конец, робу сталевара. Однако – власть. Мышенков вежливо улыбнулся и чуть-чуть приподнялся в кресле.
– Прошу располагаться, где вам будет удобно.
Василий Александрович, усевшись в кресло напротив Мышенкова и бросив на стол чёрную папку, некоторое время смотрел на Льва Николаевича молча, затем развёл руками в стороны и произнёс:
– Ну-с, я вас слушаю.
– Простите, не понял, вы задали какой-то вопрос? – живо откликнулся Мышенков.
– Да, о всё тех же чётках.
– Но я не знаю, куда они подевались! Так что прошу прощения.
– Откуда они взялись? Это-то, надеюсь, вам известно?
Мышенков сделал недоумённое лицо и пожал плечами.
– Должен, к сожалению, вас разочаровать, Василий Александрович, мне и это не известно.
– Как? – удивился Василий Александрович. – Вы, как мне тут рассказали, подарили их Марине Григорьевне. Разве не так?
– Увы, – вздохнул Мышенков, – это заблуждение. Марине Григорьевне я их не дарил. И я не мог этого сделать по той простой причине, что они мне не принадлежат и никогда не принадлежали.
– Но ведь имеются же свидетели, в присутствии которых это, так сказать, и имело место быть!
Лев Николаевич снисходительно улыбнулся.
– Василий Александрович, должен повторить, что это глубочайшее заблуждение. Я впервые увидел те несчастные чётки в ту минуту, когда на них обратил внимание кто-то из наших сотрудников. Или сотрудниц. Если не ошибаюсь, это была Людмила Александровна. Это, как вам, наверное, уже известно, произошло в момент случившегося в нашем коллективе конфликта. Марина Григорьевна, понимаете ли, позволила себе разгневаться из-за какого-то пустяка и… В общем, она предприняла попытку воздействовать на меня физически. Я, естественно, стал уворачиваться, благо в контракте случаи рукоприкладства, к счастью, не предусмотрены. И, что тоже вполне предсказуемо, коллеги вступились за меня, они попытались остановить неправомерные действия…
Василий Александрович не вынес многословия собеседника и перебил:
– Короче говоря, Бояркина стала вас избивать, а коллеги этому воспрепятствовали. Что из этого следует?
– Да как же! Ведь после всего случившегося и была обнаружена та оригинальная вещица! Их нашли на полу!
– И?.. Что из этого следует, я не понял? – повторил Василий Александрович.
– Но это так понятно и объяснимо! Мне даже неловко пояснять! – Мышенков смущённо улыбнулся. – Кто-то обронил их.
– Кто же?
– Вот этого я, к сожалению, не видел. И не мудрено, Василий Александрович, ведь я был в те страшные мгновения в таком состоянии, которое, если говорить искренне…
– Почему же все утверждают, что это именно ваши чётки, что это именно вы их подарили Марине Григорьевне? – с недоверием в голосе проговорил Василий Александрович.
– Да что вы! – всплеснул руками Лев Николаевич. – Какие подарки? Я был в таком состоянии! Бог с вами, Василий Александрович! Да и будучи подвергнут незаконным репрессиям, я и помыслить не мог о подношении подарков. В результате тех неприятных событий случился беспорядок, в связи с чем, возможно, у кого-то и создалось впечатление, что эта вещь – атрибут моего кабинета. Однако это, уверяю вас, не так! Эта вещица появилась там именно в момент той заварушки!
– И не раньше?
– Ну-у-у, – нахмурившись, протянул Мышенков, – нет же, Василий Александрович. Это полностью и совершенно исключено. Между прочим, как раз перед тем, как Марина Григорьевна позволила себе столь экспрессивно ворваться ко мне, я уронил авторучку. И очень долго, обратите внимание, её искал. Я облазил весь кабинет, обследовал исключительно каждый сантиметр пола, пока отыскал своего «паркера». И где бы, вы думали, я нашёл её?
– Где? – холодно произнёс собеседник.
– Да у самых дверей! Вон там, слева, за ножкой шкафа. Я и помыслить не мог, что она способна вот отсюда и – туда!
– А где были найдены чётки?
– Ой, этого я не знаю. Лучше спросить у того, кто их нашёл, Василий Александрович. Где-то в этом вот районе, то есть где и происходили те неприятные события.
Воцарилось молчание. Василий Александрович и Мышенков сидели и глядели друг на друга. Лев Николаевич смотрел на Василия Александровича честным и открытым взглядом, Василий Александрович – хмуро, исподлобья.
– Что ж, хорошо, – сказал после паузы Василий Александрович. – Сейчас запишем ваши объяснения и будем разбираться дальше. – И он пододвинул к себе чёрную папочку.
Спустя четверть часа, когда с формальностями было покончено, Василий Александрович, покидая уютное кресло, с сожалением в голосе проговорил:
– Боюсь, однако, не всем ваши утверждения, Лев Николаич, покажутся убедительными.
– Не всем? Разве не вы ведёте это дело, Василий Александрович? – слегка встревожился Мышенков.
– Ну, во-первых, не я один. Хотя и я, если говорить откровенно, не склонен вам доверять безоговорочно. И потом, они же ведут, как вы, очевидно, заметили, и самостоятельное расследование.
– Кто?
Василий Александрович движением головы указал на дверь.
– Да вот они, сегодняшние гастролёры с пистолетом. Хотя пистолет мы изъяли, конечно, но, как вы понимаете… – И Василий Александрович окинул Мышенкова сочувственным взглядом.
– Вы полагаете, что… – Лев Николаевич растерянно замолчал.
– Возможно, они захотят вам задать несколько вопросов, – пояснил Василий Александрович.
– Но почему?! Как же тайна следствия? – Мышенков также поднялся на ноги и выбежал из-за стола.
– Вчерашняя тайна сегодня уже не тайна, сегодняшняя тайна завтра уже не тайна, – направляясь к двери, беспомощно развёл руками Василий Александрович. – Так что…
Когда дверь за посетителем закрылась, Мышенкову стало по-настоящему страшно. А ну как сейчас войдут эти трое, которые ничуть, судя по всему, не лучше тех, что убили их начальника, да и начнут задавать вопросы, предварительно надев ему на голову целлофановый пакет? Так что же делать-то? Рассказать всю правду?
А если им покажется мало? Скажут, что это не вся правда, по их мнению, и… И что тогда? Снова пакет на голову, пока не задохнётся, что с его-то слабыми лёгкими может случиться непредсказуемо рано?
Словно волк, впервые угодивший в клетку, он метался по кабинету и не находил себе места, а в голове его бились мысли, причиняя едва ли не физическую боль. Необходимо искать и найти выход!
Неожиданно взгляд его наткнулся на дверь. Да, надо срочно сматываться отсюда, чтобы хотя бы временно снять остроту проблемы! И не ночевать сегодня дома. А к завтрашнему утру попытаться что-нибудь придумать.
КОЛИЧЕСТВО БЕГЛЕЦОВ УВЕЛИЧИВАЕТСЯ ВДВОЕ
Подлесный припарковал «четвёрку» таким образом, чтобы, не покидая автомобиля, можно было наблюдать за входом в офис салона «Нимфа», а правильнее сказать, за аркой, ведущей во внутренний дворик, где и находился вход в салон.
Он намерен был во что бы то ни стало дождаться, когда Бояркина отправится домой, и поговорить с нею, жёстко и однозначно. Она впутала его в грязную и опасную авантюру, она и обязана выпутать его из неё. А положение гонимого зайца его не устраивает в принципе.
На улице появился Мышенков. Старомодно одетый, в плаще и шляпе, он явно был очень сильно взволнован, двигался суетливо, озирался по сторонам и то да потому делал попытки перейти на бег. Что у них такое приключилось, если этот самовлюблённый поросёнок позабыл о своих величаво-плавных манерах? Такое впечатление, что он драпает, спасается от кого-то бегством.
Подлесный выскочил из машины и бросился догонять Мышенкова. Когда он находился уже метрах в десяти от Мышенкова, тот в очередной раз обернулся. Дмитрий быстро присел, укрывшись за спинами впереди идущей парочки, в результате чего остался незамеченным.
Затем Подлесный вновь метнулся вперёд и настиг Мышенкова. Ткнув указательным пальцем беглеца в бок, он грозным голосом рыкнул:
– Стоять! И не дёргаться!
Мышенков, напуганный суровым окриком, рванулся вперёд, однако споткнулся, и раз, и другой, потом зашатался и упал на колени. Но и на коленях не устоял – опустился на четвереньки. Подлесный, не ожидавший, что жертва его шутки окажется столь неустойчива, кинулся с поспешностью поднимать упавшего.
– Э-эй, ты отчего такой пугливый? Шуток не понимаешь? Давай вставай!
Мышенков покосился на Подлесного и что-то промычал нечленораздельное. Язык у него отнялся, что ли? Впрочем, что касается языка – это вопрос. А вот ноги действительно не слушались Мышенкова, и Дмитрию стоило немалых усилий, чтобы стопроцентно зафиксировать тело пострадавшего в вертикальном положении.
– И что же стряслось, Лев Николаич? – взяв Мышенкова под руку, спросил Подлесный. – Вы в таком состоянии, Лев Николаич, в каком я вас сроду не видывал. За вами кто-то гонится? А с лицом у вас что?
– В каком я состоянии! – вдруг вскричал Мышенков и бросил на Дмитрия надменный взгляд. – Я возмущён! Вашим поведением, извольте слышать! Да что вы себе такое позволяете?! – продолжал возмущаться он, однако смотрел теперь уже не на Подлесного, а мимо: назад, вправо, влево – стрелял глазами по сторонам, что называется.
– Я тут Марину Григорьевну повидать хотел, – сообщил Дмитрий. – Но вы с таким видом выскочили из калитки, что я даже не знаю… Что там у вас происходит?
– Повидать Марину Григорьевну? – повторил за Дмитрием Мышенков, и лицо его приняло скорбное выражение. – Не знаю. Не знаю, сможем ли мы вообще увидеть Марину Григорьевну. Там сейчас такие разборки, что упаси и помилуй. И милиция с прокуратурой, и бандиты эти.
– В связи с чем обострение?
– Марина Григорьевна обронила вещь одну, такую одну вещицу… Одним словом, это такие чётки, которые были у бизнесмена этого убитого и затем пропали.
– Откуда они у неё? Она-то что говорит?
– Ой, не знаю. Это так неприятно, так неприятно. И я ушёл. Понимаете? – Мышенков снова посмотрел в направлении здания, где находился офис салона. – И теперь подозрение не только на ней. Я не знаю, что делать. Я даже домой боюсь идти ночевать. Если не одни, так другие… Теперь все мы под подозрением. Я знаю, что и вы… Да, очень нехорошо она с вами поступила. Сказала, что вы её машиной пользовались. Ай-я-яй! Должен вам сообщить, я всецело на вашей стороне.
Дмитрий Подлесный вынул сигарету и закурил. Затянувшись пару раз, изучающим взглядом уставился на собеседника.
– Считаете, она имеет какое-то отношение к этому делу? – спросил, наконец.
Лев Николаевич сначала вскинул на Подлесного удивлённый взгляд, затем печально потупился и громко вздохнул.
– Во всяком случае, мне известно, что вы – кстати, Марина Григорьевна и сама это говорила – вовсе тут ни с какого боку даже. А вот что касается Марины Григорьевны… – Мышенков, замолчав, серией красноречивых жестов дал понять, что он в совершеннейшем, ну, в соверше-е-еннейшем, недоумении.
– Но вы же, говорят, освоили все или почти все психические и предсказательные практики, – не без некоторой иронии произнёс Дмитрий. – Вот и дайте ответы на животрепещущие вопросы.
Читать бесплатно другие книги:
