Если вам дорога жизнь Чейз Джеймс

– Я бы предпочел поговорить в вашей шикарной машине, – возразил Террелл. – Спорить готов, этот, как вы называете, паноптикум не придет в восторг от визита полицейского.

– Возможно, вы правы. – Бразенстайн прошел к своей машине, распахнул дверцу и скользнул за руль.

– Ничего машинка: телевизор… телефон… кондиционер… выпивон… машинка, что надо, – прокомментировал Террелл, усаживаясь рядом с Бразенстайном.

– Сами понимаете: положение обязывает. Между нами говоря, мне больше по душе «эвис», – признался Бразенстайн. – Но что поделаешь? Правила игры. Ну, с чем пожаловали, Фрэнк?

Террелл выложил все, как есть.

– Пок Тохоло? Как же, помню: красивый малый, а мартини готовил лучше всех в городе. Но, увы, старая мамочка Хансен не захотел держать руки при себе, и парню пришлось уйти.

– Так я и думал, – сказал Террелл. – А как к нему относились другие члены клуба… помимо Хансена?

Бразенстайн пожал плечами.

– Девяносто процентов из них искренне убеждены: если ты не белый, значит – обезьяна. Лично мне индейцы-семинолы нравятся. Но для большинства членов клуба индейцы – обезьяны на побегушках, не более.

– А с миссис Данк Браулер у Тохоло конфликта не было?

– Представьте себе, что был, – припомнил Бразенстайн, и глаза его сузились. – Конечно, это была старая занудная стерва. Ее псина и бридж – больше ничего в этой жизни ее не волновало. Помню, я играл за соседним столом… месяца три назад было дело… может, чуть больше… не важно. Короче, Тохоло подавал напитки, и миссис Браулер велела ему прогулять ее псину. Тохоло сказал, что оставить бар не может. Я все слышал. Может, миссис Браулер ждала от него покорности, не знаю. Короче, она назвала его черномазым.

– Что было дальше?

– Другие трое игравших велели Тохоло выгулять собаку и не забываться… выбора у него не было, пришлось выгулять.

– Кто были другие игроки?

– Риддл, Маккьюэн и Джефферсон Лейси.

Террелл помрачнел, задумался.

– Похоже, что-то вырисовывается, – сказал он наконец. – Маккьюэн, Риддл с любовницей и миссис Браулер – все мертвы. Я бы хотел поговорить с Джефферсоном Лейси.

Бразенстайн кивнул.

– Пожалуйста. Он у нас слегка на особом положении. У него в клубе – своя комната. Если хотите, я вас представлю.

– Да, так будет лучше.

Но когда Бразенстайн спросил швейцара, здесь ли мистер Лейси, оказалось, что тот с полчаса назад куда-то уехал.

Откуда было знать Бразенстайну и Терреллу, что в эту самую минуту Джефферсон Лейси с перекошенным от страха лицом приклеивал конверт с пятьюстами долларов к днищу телефона-автомата, что находился в будке на железнодорожном вокзале Парадиз-Сити?

Когда Мег вошла в оживленный вестибюль отеля «Эксельсиор», где останавливались туристы рангом пониже, ей было море по колено…

Прошлым вечером Чак сказал ей: завтра утром надо забрать в разных телефонных будках пять конвертов.

– Тут-то и потекут денежки, крошка, – подбадривал ее Чак. – Тут ты и сделаешь великое открытие. Знаешь, какое?

Мег сидела на кровати, уставившись в протертый до дыр ковер. Она не ответила.

– У тебя что, крошка, уши заложило?

В голосе его послышалась угроза. Она подняла голову.

– Какое открытие? – безразличным тоном спросила она.

Чак одобрительно кивнул.

– А такое, какое сделал Колумб или как там его… поймешь, что наткнулась на райские кущи… вытянула лотерейный билет.

Она посмотрела мимо Чака через открытое окно – солнце уже садилось, и розовые облака начинали малиново густеть.

– Это ты что ли лотерейный билет? – спросила она.

– Угу. Я самый. – Он ухмыльнулся. – Все бабы в этом мире только и думают, как бы его найти, заветный билетик, а тебе вот подфартило – бухнула в самую десятку! Нашла свой билет… меня!

Мег все смотрела на облака – в лучах умирающего солнца они наливались кровавой краснотой.

– Теперь это так называется? Я рискую, отдаю тебе все деньги, и ты же еще лотерейный билет? – негромко вымолвила она.

Чак закурил новую сигарету.

– Твоя беда в том, что у тебя между ушами ничего нет – так, безвоздушное пространство. Повезло тебе, что меня бог мозгами не обидел. Завтра зайдешь в пять телефонных будок и в каждой заберешь по пятьсот долларов. Это в сумме сколько набежит? Ну-ка… сосчитай!

– Мне-то что, – вяло откликнулась Мег, пожимая плечами. – Я тут причем?

Рука Чака мелькнула в воздухе.

Мег полетела на спину поперек кровати, лицо горело – Чак влепил ей пощечину.

– Ну, я жду, – зловеще прошипел он. – Складывай, вспомни, чему в школе учили!

Она коснулась щеки и, не мигая, посмотрела на него. На побелевшей скуле выступили отпечатки его пальцев.

– Не знаю и знать не хочу, – отрешенно сказала она и прикрыла глаза.

И тут же – вторая оплеуха; голова ее дернулась.

– Так сколько, крошка?

Она лежала, крепко зажмурив глаза, и ее колотила дрожь – что будет дальше?

– Ладно, ладно, если ты такая бестолковая! – презрительно фыркнул Чак. – Ты меня совсем достала своим занудством. Это же надо – никаких честолюбивых помыслов! Ты завтра подснимешь две с половиной тысячи долларов! Понимаешь ты это? Две с половиной тысячи! А потом – делаем отсюда ноги! С такими хрустами нам сам черт не страшен!

Внезапно до нее дошел смысл его слов, замерцал крохотный лучик надежды.

– А он? – спросила Мег, открывая глаза.

– Ага, значит, между ушами у тебя что-то все-таки есть. – Чак помотал головой как бы в восхищении. – Знаешь что? Я слышу от тебя первые умные слова с того самого дня, как я тебя подобрал.

Подобрал?

Мег посмотрела на грязный потолок. Он меня подобрал… будто заблудившуюся кошку или бродячую собаку. А что… кто она, если разобраться… заблудшая…

– Эй, кончай из себя мумию корчить, слушай, что говорю! – сквозь туман донесся голос Чака.

Хорошо лежать вот так, распластавшись на постели, через окно задувает ветерок, ласкает ее горящее лицо. Лежи себе, никаких усилий не требуется. Даже слушать резкий голос Чака – и то не надо усилий.

– Этот индеец – полоумный… в башке винтиков не хватает, – продолжал Чак. – Я тебе не рассказывал, а ведь он меня один раз чуть не порешил. В самый первый раз… помнишь? Когда мы пошли купаться.

На кой он ей это сейчас рассказывает? Тоже мне, новости протухшие. Что он псих, она когда еще об этом говорила.

– Но он хотя и полоумный, – развивал мысль Чак, – а, как быстро захапать денежки, скумекал. А нас это даже очень устраивает. Потому я с ним и связался, но как только хрусты получим… две с половиной тысячи зеленых… тут мы ему и сделаем ручкой.

Неожиданно Мег припомнился дом. Ясно и отчетливо она увидела мать и отца – они сидят в их убогой гостиной и смотрят на освещенный экран телевизора. Бесформенное тело матери мешком утонуло в кресле. Отец как обычно, приподнимает языком вставную челюсть и со щелчком, не услышать который нельзя, загоняет ее на место. Мать скинула домашние тапки, стопы у нее широкие, все в мозолях.

– Крошка!

Голос Чака словно бичом хлестанул ее и загнал назад, в эту постылую комнату с влажными пятнами на стенах, шумом с берега, вплывавшим через раскрытое окно.

– Что?

– Как только все денежки соберем, – говорил Чак, – садимся в его машину – и только нас и видели! А он умоется! Две с половиной тысячи зеленых!

Она вспомнила, как Чак ей сказал однажды:

«Мы с тобой повязаны с полоумным индейцем, а это – дело особое. Ну, допустим, доберешься до Майами. Да что толку от этого Майами, когда тебе того и гляди в печенку воткнут нож или всадят пулю в башку?»

В ту минуту она и перестала бояться смерти, боли, полиции, да хоть чего. Пусть хоть гром грянет – ей все равно.

…В вестибюле гостиницы «Эксельсиор» толклись туристы, с овечьим терпением ожидая, когда за ними приедет автобус и перевезет их в очередной задрипанный отель с очередным громким названием.

Мег прошла к телефонным будкам, никто из туристов даже головы не повернул в ее сторону. В кабинке под номером 3 никого не было. Она приоткрыла дверь, шагнула внутрь и сунула руку под днище телефона. Нащупала пристегнутый клейкой лентой конверт. Резким движением выдернула его и сунула в сумочку. Даже не стала делать вид, что собирается звонить. Меры предосторожности? Ей теперь на все плевать.

Она вышла из отеля. На бульваре припекало, и лицом она ощутила горячее солнышко.

В «бьюике» она щелкнула замком сумочки и выкинула конверт Чаку на колени.

– Порядок?

Она увидела – он смотрит в сторону отеля. Маленькие его глазки метались, будто у пропавшей в капкан крысы. Ему-то не наплевать, ой как не наплевать! Боится… а ей теперь все нипочем. В ней даже всколыхнулось нечто вроде триумфа – один ноль в ее пользу!

Он надорвал конверт, пересчитал деньги, с присвистом перевел дыхание. Порядком струхнувший, алчный, на загорелом лице – какая-то незрелость, недоразвитость… и какое у нее с ним будущее? Безнадежность окутала ее, будто саван, каким быстро задергивают лицо покойника.

– Теперь вокзал, – Чак взял себя уже в руки. – Телефонная будка номер восемь. Припарковаться там нельзя. Я тебя высажу, а потом подберу.

Он погнал машину по боковым улочкам – бульвар был запружен транспортом, – а Мег сидела смирно, зажав руки между коленями, и безучастным невидящим взглядом смотрела сквозь запыленное лобовое стекло.

– Вперед, крошка!

Мысли унесли ее за много миль отсюда, и Чаку пришлось как следует встряхнуть ее за руку, вывести из оцепенения – она погрузилась куда-то в прошлое, где царил покой, и не подстерегала опасность.

Она вошла в здание вокзала, пробралась сквозь толпу… вот они, телефонные будки… будка номер 8. Мег нащупала конверт, отцепила его от дна автомата, пихнула в сумочку, вернулась к выходу и там остановилась у края тротуара.

Примерно через минуту возле нее остановился «бьюик», она забралась в него, и Чак сразу нажал на газ.

– Без проблем?

Она снова увидела его вспотевшее лицо, стреляющие глазки.

– Без.

Он негромко присвистнул.

– Обалдеть можно! Прямо ягоды-грибочки, ходи и собирай!

Отъехав от вокзала, он вскоре нашел место для парковки и остановил машину.

– Давай.

Она передала ему конверт и, пока он вспарывал его, глядела на надраенные до блеска дорогие машины, что проносились мимо. А люди в них все сытые, откормленные: женщины в идиотских шляпах, лица мужчин посечены паутиной надломленных венок. Может, это и есть уверенность в завтрашнем дне? Гигантские машины, заплывшие жиром тела, багровые лица и шляпы с цветами?

– Ну, мы стали с тобой на тысячу долларов дороже, – пошутил Чак, бросая конверт в перчаточный бокс. – Я же тебе говорил… лотерейный билет с золотой каемочкой!

Она кивнула, слыша его лишь краем уха.

Из кармана он вытащил клочок бумаги, который Пок сунул в пакет с апельсинами.

– Дуем дальше… отель «Эдлон». Будка четыре. – Он вывел машину в поток.

– Не знаю, – ответила Мег.

– Ты хоть что-нибудь знаешь? – взъярился Чак. – Мне одному прикажешь шурупить?

Через десять минут Мег вышла из гостиницы «Эдлон», и вскоре к выходу подкатил «бьюик». Она села в машину, и Чак, встревоженно стреляя глазами, рванул с места в карьер.

– Без проблем?

– Без.

– А этот индей здорово скумекал! – воскликнул Чак, когда опять зарулил на стоянку и вскрыл конверт.

– Полторы тысячки, – пробормотал он. – Еще два захода и мы снимаемся. – Он заглянул в свой список. – Теперь аэропорт. Будка С. Потом автовокзал. Будка шесть.

Чак запарковал машину неподалеку от входа в аэропорт.

– Шевелись, крошка, – подбодрил он Мег. – Я жду здесь.

Не мешкая, она вошла в оживленный вестибюль аэропорта. Смотрит на нее кто-нибудь, нет – ей плевать. Она направилась прямо к телефонным будкам. Из будки С как раз выходил человек. Он глянул на нее, и в его глазах она прочла неодобрение. А сам – эдакий аккуратненький дяденька в возрасте, с солидным брюшком. Добропорядочный живоглот, каких она ненавидит больше всего. Зацепив его локтем, она вошла в будку, даже не удосужившись прикрыть за собой дверь, даже не оглянувшись – вдруг толстяку вздумалось за ней понаблюдать?

Она сунула руку под дно автомата и ощутила холодный металл. Ее словно током ударило. Она пошарила еще раз. Конверта не было! Она бросила быстрый косой взгляд через плечо на стеклянную дверь. Все правильно. Будка С.

– Вы будете звонить или просто дождь пережидаете? – раздался ироничный мужской голос.

Еще один расфранченный добропорядочный толстопуз! Она вышла из будки. Господи! Как она ненавидит этих удачливых фатов, этих самовлюбленных всезнаек!

Она быстро вернулась на стоянку и влезла в «бьюик».

– Порядок? – спросил Чак, заводя двигатель.

– Нет.

Рука его зависла над ручкой сцепления.

– Как то есть… нет?

– Ты сказал «будка С»?

– Да… небось не оглохла!

– Там ничего не было.

Глазенки Чака зловеще сузились.

– Ты что, сучка безмозглая, меня напарить решила?

Она кинула сумочку ему на колени.

– На, гляди! Сходи сам и проверь. Нет там ни хрена, в этой будке С!

Он швырнул ей сумочку обратно.

– Иди и проверь все будки! Может конверт по ошибке сунули не туда.

– Сам проверяй.

Он кулаком трахнул ее по коленке. Ее пронзила боль. Она ссутулилась, обхватила коленку руками.

– Ну-ка, живо, иди и проверяй! – зарычал он.

Она вылезла из машины и вернулась в вестибюль аэропорта. Даже прихрамывала, так болела коленка. Почти все телефонные будки были заняты. Осторожность? Плевать она на нее хотела!

Она распахнула дверцу первой будки, оттолкнула в сторону звонившего и сунула руку под аппарат… Пусто. Следующая будка… Следующая. Бледная с горящими глазами – что-то в ней заставляло людей сносить это бесцеремонное вторжение молча.

Меньше чем за пять минут она обошла все будки и убедилась – конверта нигде нет. Теперь уже люди вовсю глазели на нее.

В последней будке звонил крупный мужчина в твидовой шляпе, между зубами зажата сигара. Он притиснулся к стенке, когда Мег быстро принялась шарить под дном аппарата.

– Что-то потеряла, цыпочка? – спросил он, расплываясь в улыбке.

– Да уж не тебя, петушок, – срезала она, круто повернулась и поспешила назад к «бьюику».

– Ничего, – объявила она, усевшись в машину.

– Черт! Что еще за номер? Думаешь какой-нибудь ханурик нашел его раньше тебя?

Мег потерла ушибленную коленку.

– Не знаю.

– Это все, на что у тебя хватает ума? – взъярился Чак. – Пять сотенных!

Выехав со стоянки, он повел машину к автовокзалу. Всю дорогу что-то бормотал про себя и время от времени бухал стиснутым кулаком по баранке.

– Тебе-то на все начхать, да? – буркнул он. – Безмозглое пугало!

Мег ничего не ответила. Она откинулась на сиденье и потирала больную коленку, закатив полуприкрытые глаза.

Подъехали к автовокзалу. Чак увидел – машину поставить негде. Он притормозил и, перегнувшись над Мег, открыл ее дверку.

– Будка шесть… давай. Я через минуту подъеду.

Мег вышла из машины и зашагала к переполненному вестибюлю, а Чак тут же уехал.

В будке под номером шесть звонила девушка, и Мег сразу поняла – придется подождать. Лицо девушки было словно высечено из камня. Длинноволосая блондинка, ногти длинные, будто когти хищника. Разряженная в дорогое, она, разговаривая, взмахивала рукой, на которой виднелись три бриллиантовых кольца.

Блондинка продолжала говорить, а Мег не спускала с нее глаз. Но вот под взглядом Мег девушка заежилась, стала жестикулировать не так бурно.

Мег стояла неподвижно, и в этой неподвижности, грязном свитере, захватанных джинсах и нечесанных длинных волосах было что-то такое, что мешало девушке сосредоточиться. Наконец она повесила трубку, вышла из кабинки и описала круг, чтобы не приближаться к Мег.

В кабинке Мег окунулась в аромат дорогих духов. Конверт оказался на месте, Мег забрала его и вышла.

Ей улыбнулся парень в желтой водолазке и белых легких брюках, длинные волосы плавно ниспадали на ворот рубашки, а бачки аккуратными стрелками тянулись к подбородку.

– Охота за сокровищем? – спросил он.

Обрати на нее внимание такой парень в другое время, она запищала бы от восторга. А сейчас… ну смазливый малый, ничего хорошего от него не жди.

С каменным лицом она прошла мимо, едва удостоив его взглядом. Весь из себя свеженький, при деньгах, романтичный и видный – увы, ей такое общество заказано. А почему? Остаться бы с таким… но куда там, у нее теперь на всю жизнь другая дорога…

Она передала конверт Чаку, он открыл его и обнаружил внутри пять купюр по сто долларов.

– Две тысячи, – пробормотал он, потом надолго задумался. Положил конверт в перчаточный бокс. – Должно хватить. Рвем когти, крошка. Две тысячи – это лучше, чем ничего. Сейчас назад в город, пакуем шмотки – и в Лос-Анжелес!

Всю дорогу в Парадиз-Сити Мег смотрела в окно – встречные машины, беззаботные люди на пляже, фруктовые лотки в прибрежном квартале.

Чак достал из бокса все конверты и сунул их за пазуху.

– Пошли… запакуемся по-быстрому, – велел он. Голос выдавал его – он нервничал. Взглянул на часы: 12.45. Да, утро здорово затянулось. Ничего, через полчаса они уже будут мчаться по шоссе 25: Белль-Глейд, Уидден, Бакинхэм, Нокэтт, дальше поворот на шоссе 17.

Две тысячи – много лучше, чем ничего!

Они прошли вдоль берега, свернули в пахучий переулок, приблизились к своему жилищу.

Толстяк-индеец как обычно восседал за столом. Увидев их, он засиял, но они, не говоря ни слова, стали подниматься к своей комнате.

Две тысячи долларов! И машина впридачу! Так думал Чак, глядя в спину идущей впереди Мег. Не пойдет же этот полоумный индей в полицию – у меня, мол, машину угнали! Потому что понимает: только вякнет – и ему крышка. Как только они окажутся на трассе – все, прости-прощай, друг любезный, а две тысячи у нас!

На лестничной площадке Мег остановилась.

– Что ты застряла? – раздраженно бросил Чак и, обойдя ее, распахнул дверь их комнаты.

На кровати, жуя апельсин, сидел Пок Тохоло. Чак застыл в дверях, Пок выплюнул на пол апельсиновое зернышко.

– Ну, сколько насобирали? – спросил он, поблескивая черными глазами.

Мег ждала, когда девушка с бриллиантовыми кольцами закончит говорить по телефону, а капитан Террелл в эту минуту окончательно убедился: индеец по имени Пок Тохоло и есть Палач.

Положив перед собой последний из прочитанных отчетов, он откинулся на кресле и зажег трубку.

– Это он, – сказал он Беглеру. – Теперь фокус в том, чтобы его найти. Вывод стал окончательным после того, как свой материал прислал отдел по расследованию убийств. Во-первых, сотрудники этого отдела обнаружили в домике мотеля «Добро пожаловать» отпечатки пальцев, совпадавшие с найденными в комнатке, где Пок когда-то жил с родителями. Во-вторых, они обнаружили неопровержимые доказательства того, что под матрасом в домике хранилось оружие. Его след ясно отпечатался в исхудавшем матрасе, виднелись пятна оружейного масла.

Кроме того, описание Пока, какое дала им миссис Берта Харрис, вполне соответствовало описанию, данному Лепски доктором Уанники.

Доктору Уанники перевалило за восемьдесят, зрение порядком ослабло. Лепски показалось, что и голова у доктора уже не такая ясная, но мелкие заболевания он продолжал лечить по сей день, и индейцы-семинолы приходили к нему, как приходили когда-то их дедушки и бабушки.

– Пок – мальчик неплохой, – сказал Уанники в разговоре с Лепски. – Разве что немного вспыльчивый, так ведь в молодости все такие. Душевнобольной? – Старик потер колючий подбородок. Утром он забыл побриться. – Ну, душевнобольной нынче – не такая редкость. Но я бы не сказал, что Пок… – Он умолк и встревоженно посмотрел на Лепски, словно вдруг понял что-то, чего раньше не понимал. – Вспыльчивый он был, это точно.

Лепски обхаживал старика, как мог, но выудить из него больше ничего не удалось, только описание, совпадавшее с описанием человека, который останавливался в мотеле «Добро пожаловать».

– Итак, мы знаем, кто он, – подытожил Террелл. – Только уж мотив больно сомнительный. Неужели он убил всех этих людей лишь потому, что старуха назвала его черномазым?

– Но он же свихнулся, – заметил Беглер. – И теперь жаждет крови. Нагнал страху на богачей, да еще какого. Ведь психи – народ непредсказуемый, поди пойми, что ими движет.

– Теперь надо его найти.

– Угу. – Беглер не терял времени даром. – В городе по официальным данным сто пятьдесят два индейца-семинола, – сообщил он, – и половина из них похожи друг на друга. Другая половина тоже похожа на первую, только постарше. Думаю, надо объявить: мы хотим поговорить с Поком Тохоло. По радио и телевидению, в газетах. Как думаешь, мэр не поскупится на вознаграждение? Если оно будет крупным, этого Тохоло нам принесут на тарелочке.

Террелл задумался.

– У индейцев круговая порука. Пока этот парень не знает, что мы его вычислили. – Он сделал паузу, закурил трубку. – А как только узнает – ляжет на дно. Сейчас ему нет особой нужды прятаться, а вот если он забьется в нору, нам придется изрядно попотеть, чтобы его найти.

– Если мэр пообещает крупное вознаграждение, проблем не будет, – не согласился Беглер, который верил в могущество денег.

– Наши парни рыщут уже несколько дней, проверяют всех индейцев. Что они там надыбали?

– Бумаги извели столько, что ни один эсминец не увезет.

– И куда ты девал все это добро?

– Передал Джеку Хэтчи.

Сквозь идущий из трубки дым Террелл покосился на Беглера.

– Толковая мысль Джо.

– Иногда со мной такое бывает, – не без самодовольства признал Беглер. – Если кто из этого что-то выудит, так только Джек.

Джек Хэтчи был в городской полиции единственным индейцем-семинолом. Он работал в архиве, был далеко не молод и славился хорошей памятью.

– Надо узнать, вдруг он на что-то наткнулся.

Беглер покачал головой.

– Сам скажет, шеф. Ему надо перелопатить тонну бумаги, и он не из тех, кого надо подстегивать. Лучше его не трогать. Я ему сказал – дело срочное.

Террелл пососал трубку. О чем-то крепко задумался, потом сгреб лежавшие на столе отчеты, проглядел их и вытащил из стопки два листа бумаги. Внимательно изучил их, а Беглер тем временем зажег сигарету.

– Подождем, что нам принесет в клюве Джек, – заключил он. – Но я уверен, если мы объявим, что ищем Пока Тохоло, нам его нипочем не найти. – Черенком трубки он постучал по отчету, который держал в руках. – Но у нас есть еще двое: мистер и миссис Джек Аллен. Мы знаем, что Поку кто-то помогает. Хозяйка мотеля утверждает, что вместе с Поком приехали мужчина и женщина. Можно сказать почти наверняка – в подручных у Пока именно они. У нас есть их описание, описание их машины. Так вот, Джо, давай-ка искать их. Отловим их, они выведут нас на Пока. Озадачивай своих ребят. – Он передал Беглеру два листа бумаги. – Где-то ведь они остановились. Пусть проверят все дешевые гостиницы, меблированные комнаты, пусть ищут «бьюик». Как только найдем их, найдем и Пока.

На столе загудело устройство внутренней связи. Террелл дернул рычажок переключателя.

– Шеф?

Это был сержант Тэннер.

– Что такое, Чарли?

– У меня здесь дама… хочет поговорить с вами. Миссис Матильда Доуби. Я сказал ей, что вы заняты, а она – я, мол тоже, а вопрос важный.

– А какой именно, спросили?

– Угу… она говорит, это не моего ума дело, – кислым тоном ответил Тэннер.

Террелл поколебался, потом пожал плечами.

– Хорошо… проводите ее ко мне.

Он взглянул на Беглера.

– Миссис Матильда Доуби – это имя о чем-то говорит, Джо?

– Если бы и говорило, я нипочем бы в этом не признался, – отшутился Беглер и встал. – Иду озадачивать парней.

Он вышел из кабинета и направился в комнату детективов.

Через несколько минут в дверь Террелла постучал, а потом и заглянул сержант Тэннер.