Вселенский стриптиз Степнова Ольга

Глава 10

Захват

– Кхе, кхе…

– А-апчхи!

– Скорее бы лето.

– Хотя бы весна. Апчхи!

– А сейчас что?!

– Вроде бы март был.

– Этот март баловник, этот март чародей, веет свежим своим опахалом…

– Май! Май там опахалом веял, а не март.

– Зануда ты, Верунь. Даже в подвале, даже со сломанным пальцем – зануда.

– Я просто литературу хорошо знаю. Палец тут ни при чем. Кстати, как ты думаешь, он будет потом сгибаться? А то ходить с негнущимся третьим пальцем на правой руке в моем возрасте несолидно.

– Зато с таким пальцем удобно посылать всех по известному адресу. Хуже будет, если моя нога неправильно срастется. От негнущейся ноги никакой функциональной пользы.

– Ну почему же! Можно возле метро просить милостыню на костылях, можно оформить инвалидность и получать от государства деньги, можно… Апчхи! Если не посадят, то много чего можно.

– Кхе, кхе! У тебя под гипсом чешется?

– Не то слово. Дерет! Выть хочется… Там рыжики еще остались?

– Навалом, Верунь. Но есть маленькая проблема, у меня от них понос и изжога, а удобства на улице. Может все-таки переберемся наверх? Там хоть кровати есть.

– Да перебирайся, пожалуйста! А я хочу спать спокойно. Пусть холодно, пусть темно, пусть гипс, пусть понос, зато на свободе!

– Да могила тут, а не свобода! Могила с рыжиками! Знал бы Ричард, во что мы вляпались ради его глупой прихоти. Апчхи!

– Знаешь, милая, очень многие ради такой «глупой прихоти» и не в такое бы вляпались. Подумаешь, годик в подвале посидеть! Зато Лева и Дина…

– Да не узнаем мы тут никогда, что будет с Левой и Диной! Чхи!

– Как только они подадут заявление в загс, их ждет та-а-акой сюрприз! Подай-ка мне баночку рыжиков и уступи на полчасика доху, что-то мой тулуп плохо греет. Кхе, кхе…

– Да на тебе, на! И рыжики, и доху, и последнюю банку варенья! Все, не могу больше. Я наверх пойду! Я ночью в магазин съезжу и куплю себе колбасы! Докторской! И икры! И сок томатный, и яблоки, и… торт! С розочками…

– Бунт на корабле? Ну иди, иди. Слабая ты, Кларунь. Невыносливая. Чхи! Иди, иди!

– И пойду!

– На лестнице не споткнись.

– Рыжиками не подавись!

– Лбом о притолоку не ударься!

– Не помри от чесотки!

– Выдра одноногая!

– Выхухоль с загипсованным «факом»!

– Ричард бы переписал завещание, если бы знал, что ты слабонервная!

– Ричард сдох, туда ему и дорога! Он в гробу! А я жить хочу, я черной икры хочу, солнца, дневного света, томатного сока!

– Кла-а-ар?! Кларунь!

– Что?

– Если ты купишь большой торт с розочками, принесешь мне кусочек?

– Нет уж, сама выползешь.

– Зараза. Апчхи!

– А то все розочки съем!

Как это получилось, Дина не поняла.

Был ресторан: суши, саке, саке, суши и снова саке… И вдруг оказалось – кровать, сбитые простыни, спутанные волосы, провал в памяти и какой-то законсервированный восторг в груди.

– У нас был секс? – потрясла она за плечо спящего Левина.

– Слушай, я не знаю, как это называется, – открыл он глаза, – но ты уложила меня в свою кровать, раздела и делала что-то такое, отчего я потерял сознание.

– Мама… – схватилась Дина за голову. – Кстати, а где мама-то? – огляделась она.

– До этого мы так и не докопались. Отвлеклись. Прости! – Левин уткнулся ей губами в плечо.

– За что? – Она отстранилась и посмотрела на него подозрительно.

– Я не снимал очки, когда ты со мной делала это. Я хотел все видеть в подробностях.

– Увидел?!

– О да… В Лондоне так не получится. В Лондоне очки все время запотевают от сырости, а бабы, английские бабы, фригидны, как копченые рыбы. Они не раздеваются до конца даже в душе, они…

– Все, хватит! – Дина вскочила с кровати и обнаружила, что она совершенно голая.

Суетиться по этому поводу было лень. Тем более что длинные волосы скрывали ее до пояса.

– Между нами ничего не было, – властно сказала она.

– Да, да, конечно, – сладко потянулся Левин в постели и откинул простыню, под которой он тоже оказался в чем мать родила. – Это была ошибка. Страшная, нелепая ошибка, от которой так не хочется, так не хочется в Лондон!..

– Я погуляю собаку, – сухо сказала Дина, натягивая джинсы, – а ты умойся, побрейся, а главное – оденься, англичанин. Срам на тебя смотреть.

– Мой телефон звонит, – блаженно закрывая глаза, пробормотал Левин. – Возьми, дорогая, узнай, какому уроду что-то нужно в это прекрасное утро.

– Я тебе не дорогая.

– Ответь, недорогая, прошу! – Левин и не думал прикрываться, лежал во всей своей первозданной красоте.

Дина нехотя взяла трубку.

– Это маг! – прикрыв рукой микрофон, сообщила она.

– Что ему нужно?

– Срочно увидеться с тобой в кафе «Жаворонок».

– О нет! Нет! – заорал Левин. – У меня постсексуальная обездвиженность!

– У него обездвиженность, – серьезно сказала Дина в трубку. – Постсексуальная. Ага, ага… Тогда маг вынужден передать тебе все через меня.

– Нехай через тебя передает, – махнул рукой Левин. – Трезвее буду.

– Господин Андрейкин просит сказать, что их было двое.

– Кого?

– Пожилых дам, которые нас с тобой сюда прописали, которые сбегали в милицию и объяснили, что ничего криминального в приобретении этой квартиры на Арбате нет, которые дали Евдокии Егодиной деньги на фирму «Юпитер», которые…

– Стой! Ничего не понимаю. – Левин сел в кровати.

– Господин Андрейкин просит сказать, что вторую даму зовут Клара Аркадьевна Левина.

– Что?!! – подскочил Левин. – Что ты сказала?!

– Это не я сказала, это твой маг сказал, – усмехнулась Дина и передала Левину трубку.

– Что ты сказал?! – проорал Левин в мобильный.

По-видимому, Андрейкин сообщил Левину то же самое, что и Дине, потому что Лев, нажав на отбой, побледнел и схватился за сердце.

– Водички? – заботливо спросила его Дина.

Как-никак не чужой человек, раз занимался с ней сексом в очках…

– Почему ты не спрашиваешь, кто такая Клара Аркадьевна Левина? – потрясенно прошептал Лев.

– Ты не поверишь, но я догадалась.

– Да? Как? – уставился на нее Левин.

– У вас практически одна фамилия, Левин. Не валяй дурака! Ты давно звонил своей маме?

– Давно. Мы с ней как-то не очень ладим…

– Кажется, я начинаю кое-что понимать.

– А я нет.

– Поехали! – Дина дернула его за руку.

– Куда? – Голый Левин попятился от нее и наткнулся на собаку, которая терпеливо ждала прогулки.

– К твоей матери! – Дина заметалась по комнате, хватая сумку, расческу, ключи от квартиры. – К твоей матери, Левин! Теперь твоя очередь удивляться! Ох, сдается мне, что не по своей воле мы занимались сексом!

– Я сначала погуляю собаку, – отрешенно сказал Левин и, двигаясь, словно робот, за поводок повел Пантагрюэля к двери.

– Оденься, – посоветовала ему Дина. – Срам смотреть.

– Зато сразу видно, что Пантагрюэль – девочка, – невесело пошутил Лев, собирая с пола сброшенную вчера в порыве страсти одежду.

– Мама, открой!

Левин для приличия и постучал, и позвонил, но дверь никто не открыл.

– Запасной ключ, – напомнила Дина.

Ключ оказался не у соседки, а у соседа.

– А ты кто? – уточнил на всякий случай пропитый дядька.

– Сын.

– В общем, где-то как-то похож, – сам себя успокоил сосед, отдавая Левину связку ключей. – Верни только, а то много вас тут, сынов, ходит.

Открывая дверь, Левин обнаружил, что она закрыта всего на один оборот.

Мама никогда не допускала такой беспечности.

Зайдя в квартиру, Лев прошелся по комнатам. Дина неотступно следовала за ним.

– Та-ак, – сказала она, потирая руки. – Следы поспешных сборов налицо! Форточки открыты настежь, кровать не заправлена, тапочки в разных местах, косметика хаотично валяется по всему дому, а на блюдце недоеденный торт!

– У мамы всегда кровать не заправлена, косметика валяется по всему дому, а на блюдце недоеденный торт, – хмуро заметил Левин и, выглянув в окно, сообщил: – Машины нет на стоянке.

– Сдается мне, что твоя мама там же, где и моя, – вздохнула Дина, присаживаясь на край дивана. – Что, будем звонить Борису?

– Ты хочешь, чтобы обеих мам упрятали в каталажку? – уставился на нее Левин.

– Я не знаю, чего я хочу, – вздохнула Дина. – Наверное, спокойствия, ясности и доверия. Ты доверяешь своей маме, Лев? Вернее, нет – ты ее любишь?!

– Иди сюда! – позвал ее Левин из соседней комнаты.

Дина встала и еще раз огляделась. Эта комната удивительным образом казалась ей родной и знакомой. Как будто она тут родилась и росла – читала свои первые книжки, переживала первую влюбленность, прятала тайные дневники, праздновала свои дни рождения. Старый резной комод и цветастые половики, дорогая современная «стенка», кованая кровать и уютный древний диван с вышитыми подушками, безделушки на полках и напольные часы с боем – во всем этом было такое дикое смешение стилей, времен и вкусов, что Дина невольно улыбнулась. Ее мать грешила тем же: очень не любила выбрасывать старые вещи, но с превеликим удовольствием покупала новые.

– Дина! – опять позвал Левин.

Он стоял возле стола и, склонив голову, внимательно рассматривал фотографию на стене. На фотографии был тот самый красавчик голливудского типа, который украшал стену в квартире Веры Петровны.

– Черт бы побрал этого усатого таракана. – Левин в сердцах сорвал портрет со стены и перевернул его. – Ричард Л., – прочитал он надпись с обратной стороны. – Тысяча девятьсот семьдесят третий год. Ты своего отца знала? – спросил он сурово Дину.

– Нет, он… того…

– Космонавт? Летчик?

– Геолог. Пропал в экспедиции.

– Вот и я не знал. Мой вроде как в эмиграции канул. И даже фотографий никаких после себя не оставил.

– Ты хочешь сказать… – побледнела Дина. – Это наш папа? И мы с тобой…

Они бросились к зеркалу и уставились друг на друга.

– Нет, вроде бы не похожи, – прошептал Левин, поворачивая голову и рассматривая свой профиль. – Ну нисколечки! – Дина тоже слегка повернулась, сравнивая тонкие контуры своего лица с крупными чертами Левина. – Если узнаю, что переспала с родным братом, – повешусь, – твердо заявила она.

– А мне плевать. – Левин бросил портрет на стол. – Если наши мамаши затеяли какую-то дикую игру, в результате которой мы оказались в одной постели, это… это их проблемы! А я счастлив – и баста! Счастлив, даже если мы с тобой однояйцевые близнецы!

– Но неужели мама никогда не говорила тебе, кто такой этот Ричард?!

– А тебе?

Они снова уставились друг на друга, но теперь не в зеркальном отражении, а глаза в глаза. У обоих во взгляде металась паника, а губы дрожали.

– Никогда, – тихо сказал Левин, – никогда мне мама не говорила, кто такой этот Ричард, а я и не спрашивал. Думал, артист.

– Я тоже думала, что это артист. Висит и висит себе, есть не просит.

– Кстати, я наконец вспомнил, откуда мне знакомо имя Веры Петровны Аршинниковой! – ударил себя по лбу Левин.

– Откуда?

– У моей мамы в записной книжке был записан ее адрес и телефон! Только почему-то на букву «п».

– Что это значит? – Дина потерла виски.

– Что наши мамы старые ведьмы и закадычные подруги.

– Нет, почему на букву «п»?!

– Ой… боюсь даже предположить.

– Наверное, «подруга».

– Конечно, подруга! – обрадовался ее сообразительности Лев.

– Одно я точно знаю, – всхлипнула Дина, утыкаясь Левину в мягкое, уютное плечо. – Покровскую они убить не могли.

– Не могли, – согласился Левин и подкрепил свои слова длинным, совсем не братским поцелуем.

Дина не стала сопротивляться. Ей понравилась идея, что все проблемы, связанные с инцестом, лежат на совести мам. Ведь никто не целовал ее так жадно и нежно, как однояйцевый близнец Лева Левин…

– Дульсинея, за мной! – шепнул Фил и, неуловимым движением ковырнув проволокой в замке, открыл зеленую калитку в заборе.

Во дворе было темно, глаз выколи.

Никогда и ничто не заставило бы Дуську вернуться сюда, но она вернулась, и не только вернулась, но с азартом консультировала Филиппа Филипповича, как попасть в дом.

Дверь в прачечную оказалась закрыта, но Фил опять своей проволокой сделал с замком что-то такое, что он открылся, словно от волшебного «сим-сим».

– Ты вор-домушник, что ли? – шепотом спросила его Евдокия.

– Да нет, я просто проволокой хорошо владею, – хохотнул Фил, безошибочно определив в темноте, где находится дверь на кухню.

На кухне кряжистая тетка сноровисто жарила мясо. Если бы Фил стараниями Дуськи не поужинал так плотно и вкусно, он от запаха, пожалуй, сошел бы с ума.

– Это служанка моя, – похвасталась Евдокия, потеснив Портнягина у двери. – Она меня отсюда выпустила. Правда, потом пыталась поймать, зараза, но не поймала.

– Придется твою служанку тетехнуть вместе с жареным мясом, – прервал ее Фил.

– Убить, что ли? – не сильно-то испугалась Дуська.

– Бестолковая ты, Дульсинея. Тетехнуть – это значит связать и вставить кляп в самое орущее место.

– Ты ж говорил, мы в засаде будем сидеть, – напомнила Дуська Портнягину его планы.

– Да вот разошелся я что-то… – Фил от нетерпения почесался. – Очень уж тут все располагает к подвигу. И к получению за него гонорара, – добавил он.

– Ну давай, тетехай, – согласилась Дуська, удивляясь своей сговорчивости.

Бесшумно двигаясь в валенках, Портнягин подкрался сзади к служанке, мягко перехватил за горло и в пять секунд связал тетку ее же поясом от халата. Служанка оказалась на полу в замысловатой позе, словно стреноженный зверь.

– В принципе, если ты не будешь орать, то кляп можно и не вставлять, – миролюбиво сказал ей Фил. – Я ж не бандит какой!

Служанка испуганно закивала.

– Говори, где хозяин! – Фил не удержался, схватил со сковородки кусок мяса и съел. Дуська последовала его примеру, предварительно убрав сковородку с огня. Ей вдруг стало легко и весело: оказывается, так приятно вернуться хозяйкой положения туда, где тебя мучили. Вернуться с пистолетом и с Филом, для которого не существует замков и который стреноживает врага в два счета.

– У меня нет хозяина, только хозяйка, – прошептала служанка и потеряла сознание.

– Вот етитская сила, – расстроился Фил, – а как я ее допрашивать буду?

– Никак, – пожала Дуська плечами и еще угостилась мясом, схватив кусок с горячей сковородки руками. – А чего допрашивать-то?! Хозяйка ее, ясное дело – Инна Покровская, а нехозяин или на диване в гостиной в «Денди» играет, или в спальне с какой-нибудь шлюхой резвится.

– Веди в гостиную, – распорядился Фил, доставая пистолет.

Медленно крадясь вдоль стены и стараясь ступать неслышно, они пробрались в гостиную.

На диване Алекса не было. Темный экран панели говорил, что его нет давно.

– Спальня на третьем этаже, – предупредила Дуська, направляясь к лестнице.

– Ух и хоромы, – вздохнул Фил. – Размеры на психику давят.

– А я привыкла, мне нравится, – весело отозвалась Евдокия.

И тут завизжала служанка. Завизжала как резаная, будто ей воткнули шило в живот.

– Зря ты ей не заткнул самое орущее место, капитан, – поморщилась Дуська.

Фил бросился на кухню. Ни разу в жизни он не свалял такого дурака: даже когда отбивал маразматичную бабку у малолеток-грабителей, даже когда словил задом автоматную очередь, даже когда на своей прежней работе задумался возле пульта и не остановил вовремя карусель… Потом, вспоминая этот момент, Фил покрывался холодным потом. Как мог он, старый вояка, стратег, бросить Дуську одну на лестнице?!!

Фил еще бежал на кухню, когда уже понял – служанки там нет, она орет или в прачечной, или на улице.

И тогда закричала Дуська. Вернее, так коротко и хрипло вскрикнула, что у Фила подкосились ноги. Он понял, какого свалял дурака. Вскинув пистолет, Портнягин ринулся к лестнице. Чертовы валенки скользили по дорогому паркету, и Фил все на свете отдал бы, чтобы на нем сейчас оказались тяжелые армейские ботинки, которыми можно лупить по печени, пинать в пах и бить в голову…

Дуська стояла на лестнице на неустойчивых, подкосившихся ногах с запрокинутой назад головой, которую, жестко перехватив за шею, удерживал лысый урод. У Дуськиного горла он держал нож с длинным лезвием, и это лезвие уже прочертило на нежной веснушчатой коже красную полосу. Пока это была всего лишь царапина, но нажим, с которым лысый давил на нож, был опасен для Дуськиной жизни. Так опасен, что Фил беспрекословно бросил пистолет на пол и поднял руки.

– Молодец, чучело, – похвалил его Алекс. – А теперь на цыпочках дуй в подвал. Если дернешься, я рыжей горло вспорю.

Фил пошел вниз, проклиная тот день, когда его непутевая мама с бестолковым отцом, в процессе делового супружеского секса, создали такое опасное в своей глупости существо, как он.

Дверь в подвал была гостеприимно распахнута.

– Вперед! – подбодрил его «моджахед».

Дуська сзади жалобно всхлипнула и тяжело задышала.

Портнягин шагнул в темноту, на крутую лестницу, но поскользнулся на своих валенках и кубарем полетел вниз.

Сзади недвусмысленно лязгнула дверь. Ловушка захлопнулась.

Фил летел, всеми частями тела пересчитывая ступеньки.

Подвига не получилось. Как всегда, получился позор.

«Застрелюсь, – подумал Филипп Филиппович. – Если выйду отсюда, то обязательно застрелюсь».

– Вставай! – приказал ему насмешливый голос, когда он наконец приземлился. В глаза ударил луч света от фонаря. – Вставай, жертва подъездной дисциплины!

От неожиданности Фил отпрянул назад и вжался в холодную стену. В узкой полоске света он увидел человека в плаще и шляпе. Что-то до боли знакомое почудилось Филу в его черных, роскошных усах.

«Палач! – метнулась дикая мысль. – Это палач, который рубит всем головы!»

– Что, уважаемый, пять миллионов долларов захотелось срубить? – ехидно поинтересовался обладатель усов.

Фил вскочил и, присев, заглянул под широкие поля шляпы.