Вселенский стриптиз Степнова Ольга

– Я вам позвоню, когда что-нибудь прояснится! – вдогонку крикнул ему Андрейкин.

Совершенно ошалевший, Левин выбежал из облупленного подъезда и огляделся, стараясь понять, в какой части города он находится.

В чувство его привел телефонный звонок.

– Полчаса не могу до тебя дозвониться, нет связи! – заорал Клим в трубку. – Где ты был?!

– У мага, – пробормотал Левин.

– Что?! Где?! – не понял Титов.

– У чародея Андреаса, он же – частный детектив Андрейкин. Этот многофункциональный тип обещал разобраться, кто провернул аферу с моей квартирой.

– С ума можно сойти, – удивился Титов, но вдаваться в подробности не стал. – Ты помнишь, что завтра Восьмое марта и у нас назначена зачистка твоей территории?

– Конечно, помню, – тяжело вздохнул Левин, вспомнив ирисы, которые он так и не подарил маме.

– Тогда выпивка за тобой, остальное я организую. Начало разврата назначаю на три часа дня!

– Почему так рано? – удивился Левин, но вместо ответа услышал короткие гудки. Он вскинул руку и пошел к дороге, чтобы поймать такси.

«Машину, что ли, купить?..» – после получасового безрезультатного голосования тоскливо подумал Левин.

Он не любил ездить за рулем и ни черта не смыслил в сложных механизмах.

– Ну чего ты ревешь? Чего ревешь, как последняя дура?! – Нора прикурила сигарету и сунула ее Дине в рот. – Это мне реветь надо, а я ничего, видишь – веселая! – Нора закашлялась от первой затяжки, жестом подозвала официанта и заказала еще два латте и фруктовый торт. – Мне Тарасов вчера позвонил, представляешь?! Говорит, что чувствует себя сволочью. А я ему – ты ж не беременную меня бросил, так что не надо париться! А он – беременную я бы тебя не бросил. Гад… Ну не реви! Что у тебя такого стряслось, что надо рыдать?

– У меня… собаки… – давясь слезами и затягиваясь сигаретой, еле выговорила Дина.

– Много?

– Одна.

– Одна! – всплеснула руками Нора. – Не потоп, не землетрясение, не смертельная болезнь, а всего лишь одна собака! Ты же всю жизнь мечтала о собаке, а Стас не давал тебе ее завести! Чего ты ревешь?!

– У нее блохи, понос и какая-то шишка между ушами. – Дина залилась новым потоком слез, сигарета намокла и погасла. Официант суетливо поменял пепельницу, стыдливо отводя глаза от рыдающей Дины.

– Где ты ее взяла?

– Кого?

– Собаку!

– А-а… В приюте… Ее никто не хотел брать, потому что она очень большая и очень больная.

– Порода какая?

– Гигантская порода. Мне кажется, у нее в родне были коровы.

– Все ясно. Подобрала больную, никому не нужную дворнягу. А он-то как?

– Кто?

– Левин! Как он перенес появление в доме большой, блохастой, больной собаки?!

– Не знаю… Не видела… Я дома еще не была!

– А где ты была?

– На рынке, в зоомагазине, в ветаптеке. Купила собаке мясо, лекарство от блох и глистов, большие миски, коврик… – Слезы капали в кофе, пробивая в сливочной пене ощутимую брешь. – А плачу я, Нор, от безысходности и бессилия. Лучше бы я не уходила в отпуск! На работе я хоть отвлекалась, а теперь… Устала! Очень устала! – Дина отрезала от торта огромный кусок и стала есть его, некрасиво пихая в рот.

Нора посмотрела на нее с удивлением. Дина была не из тех, кому наплевать, как они выглядят в глазах окружающих.

– У тебя помада поехала, – сердито сказала Нора. – И на щеках взбитые сливки.

– Я тут даже подумала, что зря развелась со Стасом! – с набитым ртом продолжила Дина. – Ну и что, что он шастал по бабам, как блудливый козел по чужим огородам! Мужики же любят считать, что они полигамные и что размер не имеет значения! И пусть бы считал! Зато он любил меня, по-своему, но любил.

– Так любил, что иногда бил по морде, – усмехнулась Нора, отрезая себе кусок торта.

– Ну и что, что бил, – всхлипнула Дина. – Ну и что, что размер имеет значение…

– Так любил, что заразил венерической дрянью, от которой ты лечилась полгода, потратив бешеные бабки! – повысила голос Нора.

– Ну так вылечилась же! И плевать, что у него маленький! Он был свой, понимаешь? Негодяй, врун, блядун, но свой! А теперь я живу с чужим мужиком, который изощренно издевается надо мной каждый день! Да лучше бы он мне морду бил, чем вызывал сантехника в мой туалет!

– Где твое мясо?

– Что?

– Где мясо для собаки?!

– В сумке, вон, протекает.

– А я думаю, чем воняет? Меня от всего тошнит. Слушай, а мясо хорошее?

– Телячья вырезка.

– Ужас! И перестань руками жрать торт, на тебя все кафе пялится.

Дина затравленно огляделась и вытянула из подставки пучок салфеток, чтобы вытереть руки и рот.

– Это нервное, – пояснила она.

– Я поняла. У тебя телефон звонит!

Телефон оказался глубоко закопан в хозяйственной сумке – под двумя килограммами мяса, под гремящими мисками, под свернутым в рулон ковриком, под лекарствами от блох и глистов. Пока Дина откопала его, слезы высохли, а истерика сменилась безразличием.

– Алло, – отрешенно сказала она, не взглянув на дисплей.

Голос Левина на том конце сказал ей такое, что не лезло ни в какие ворота.

– Эй, что случилось?! – спросила Нора, видя, как Дина бледнеет, хватает сумки, шубу и срывается с места. – Что случилось?! – Нора побежала за ней, успев бросить на столик деньги.

– Пожар! – крикнула на бегу Дина, вскидывая руку, чтобы поймать такси. – Моя квартира горит!

– Как горит? Почему горит? Кто тебе это сказал?!

– Левин!

– Ты давала ему свой телефон?

– Нет! Господи, там же моя собака!

– Так давай я тебя довезу!

– Боже упаси, ты так водишь машину, что мы и к вечеру не доедем! Суэрте!

Такси с визгом затормозило, прижавшись к обочине, Дина прыгнула на сиденье, но дверь закрыть не успела, Нора перехватила ее.

– Вот именно, что суэрте! Все будет хорошо, слышишь? – задохнувшись от бега, сказала она подруге. – Ты не забыла, что завтра мы должны устроить грандиозный кутеж?!

– Какой кутеж?! Я горю!

– Значит, устроим кутеж на пепелище!

– Это он устроил пожар! Левин! Чтобы моя собака задохнулась в дыму! Быстрее! На Арбат! – крикнула Дина таксисту.

– Из мяса завтра приготовь отбивные! А собаку, если она еще жива, переводи на сухие корма! – крикнула Нора вслед отъезжающему такси. – Нам – отбивные, собаке – корма, – повторила она и пошла вдоль дороги, улыбаясь чему-то и держа руку на животе, как держат ее все счастливые в мире беременные.

– Подумаешь, квартира горит! – пробормотала Нора, зябко кутаясь в меховой воротник. – Проблем-то… Вот у меня беда так беда! – Она снова погладила плоский пока живот, отыскала в сумке ключи от машины и направилась к своему «Фольксвагену».

Пожарной машины возле дома не было, но в подъезде сильно воняло гарью.

Дина взлетела на второй этаж и остановилась как вкопанная.

Огонь не полыхал, пожирая квадратные метры, черный дым не валил из квартиры… Дина перевела дух.

Возле двери, переминаясь с ноги на ногу, стоял Левин. Он хмуро рассматривал обгорелый косяк и почерневшую дверь. По площадке суетливо бегал старший по подъезду Портнягин. Высоко задирая ноги, Филипп Филиппович пинал клочья обгорелой бумаги. Кроме валенок на Портнягине был длинный халат изумрудного цвета и шапка с опущенными ушами.

– Сучье отродье! – приговаривал он. – Поджог, натуральный поджог! Явилася! – увидел он Дину. – Ну что вы за люди такие?! Суток не прошло, а у вас то потоп, то пожар! Надо о вас участковому сообщить!

– Сообщите, пожалуйста, – попросил его Левин. – Я буду очень рад, если участковый обратит наконец на нашу квартиру внимание.

– Ну, и где пожар? – все еще задыхаясь, спросила Дина. – Где пожар?! – заорала она.

– Потушили! – с невероятной язвительностью сказал Портнягин. – Вернее, я потушил, пока ваш мужик верещал: «Помогите!»

– Я не верещал, я электричество в щитке вырубал, – огрызнулся Левин.

– Это не мой мужик! Мы совершенно посторонние люди, – сочла нужным уточнить Дина, рассматривая черный косяк, обгорелую стену и дверь.

– Ага, это мой мужик, етитская сила! – подбавил язвительности Портнягин. – В одной квартире живете, и совершенно посторонние люди! Нет, я обязательно сообщу о вас участковому. У нас зверь, а не участковый – Серега Каюкин. От слова «каюк»!

– Какие-то уроды достали из почтовых ящиков рекламные газеты, свалили их возле моей двери и подожгли, – не обращая внимания на Портнягина, сообщил Дине Левин.

– Возле вашей? Это моя дверь. И потом, что за чушь вы несете? Как из ящиков можно достать газеты, не имея ключей? – Дина достала ключ от квартиры, вставила его в замок, но дверь открыть не смогла – что-то заело, заклинило и не поддавалось ни на какие ее усилия.

– Ты же знаешь, что разносчики пихают рекламную лабуду в ящики кое-как и большинство газет торчат больше чем наполовину, – устало объяснил Левин.

– С каких пор мы на «ты»? – рявкнула Дина, налегая на дверь.

– Извините, – пробормотал Левин.

– Ну, етитская сила, Каюкину надо сказать, что они на «вы»…

– У меня в квартире собака! Она могла надышаться дымом и потерять сознание! – Замок Дине не поддавался, руки тряслись, а слезы опять готовы были политься из глаз.

– Ничего не случилось с вашей собакой, тут дыма-то было – кот наплакал. – Левин достал свой ключ и легко открыл дверь.

– Ну, етитская сила, у них еще и коты с собаками…

Собака валялась в коридоре вверх лапами. Дина бросилась к ней и припала ухом к грязной лохматой груди. Собачье сердце колотилось с уверенностью отбойного молотка.

– Дрыхнет ваша гадость, – зло буркнул Левин, заходя в холл и закрывая перед носом Портнягина дверь. – Какое вы имели право заводить животное, не посоветовавшись со мной?

– Это не животное, это собака. – Дина задумчиво нащупала шишку между собачьими ушами. – И потом, кто вы мне такой, чтобы я с вами советовалась?

– Слава богу, никто. Но в любом случае я имел право знать, что вы питаете слабость к большим кобелям.

– А знаете что? – Дина вскочила. – Это вы, вы подожгли газеты под дверью! Вы решили угробить мою собаку!

– Да? И зачем же тогда я позвонил вам?! Зачем потребовал, чтобы вы приехали?!

– Да, зачем? И откуда вы знаете номер моего телефона?

– Вот тайна-то! Да вы диктовали его кому-то недавно! Извините, запомнил. У меня отличная память на цифры.

– Почему вы перевернули собачьи миски?

– Это тарелки из моего сервиза!

– Что вы говорите? Никогда не подумала бы, что это сервиз. Зачем вы убрали газету? Почему разлили воду и выгнали собаку в коридор?!

– Я не…

– Имейте в виду, из приюта придут проверять, в каких условиях содержится эта собака!

– Кто придет? – дурашливо ужаснулся Левин. – Другие собаки?!

– И они тоже, – огрызнулась Дина.

– Кстати, как зовут вашего пса?

Застигнутая врасплох, Дина судорожно пыталась придумать имя, но ни одна собачья кличка не шла ей на ум.

– М…м…му… – позорно промычала она.

– Так вот, имейте в виду, я пожалуюсь комиссии из приюта, что вы даже имя не удосужились дать собаке! Что вы завели ее исключительно для того, чтобы досадить мне! Что собака сидит дома одна и с ней никто не гуляет! Что из еды у нее только жидкая каша! – Левин, чувствуя за собой победу, развернулся, прошел на кухню и включил свет. – И знайте, вашего крокодила зовут Пантагрюэль!

– Сам ты… – чувствуя слезы у горла, прошептала Дина.

На кухне было что-то не так.

Что-то абсолютно не так, но разгоряченный дурацкой, бессмысленной перепалкой Левин никак не мог понять – что. А когда понял, сердце скатилось вниз и заколотилось где-то в районе больших пальцев ног.

Синих ирисов в вазе не было.

Охапка цветов пропала, и без нее на кухне стало серо, уныло и пусто.

Но главное не это.

Ваза стояла не на подоконнике, где оставлял ее Левин, а на столе, и вода в вазе была…

Левин протер глаза, но ничего не изменилось.

Вода в вазе была кроваво-красного цвета.

– Эй, что за дурацкие шутки? – крикнул Левин, не двигаясь с места.

Дина зашла на кухню. Судя по выражению ее лица, она собиралась сказать какую-то дерзость, но, увидев на столе вазу с красной водой, побледнела и схватилась за косяк.

– Что это? – указала она на вазу.

– Я вас хотел спросить. Здесь стоял букет цветов.

– В красной воде?

– В белой! То есть в нормальной, прозрачной воде из-под крана! Это ваши шуточки? Где цветы? Что вы подмешали в воду?!

– Это… моя ваза, – прошептала Дина. – Как вы посмели ставить свои цветы в мою вазу?

– То есть вы не трогали ирисы?

– Нет.

Они уставились друг на друга, не моргая, не шевелясь, не дыша.

– И не подмешивали ничего в воду?

– Нет.

– Поздравляю.

– С чем?

– С тем, что кто-то шарится в наше отсутствие по нашей… моей квартире, и даже ваша собака не в состоянии этому помешать. Как вы думаете, это кровь?

– Замолчите! – взвизгнула Дина.

Левин поднес вазу к свету, понюхал.

– Похоже, все-таки кровь, – вздохнул он.

– Замолчите…

– Скажите, вот этот скол на краю и трещина вдоль рисунка были?

– Нет! Это была абсолютно новая ваза!

– Та-ак… Дело пахнет криминалом.

– Может, вызвать милицию? – всхлипнув, спросила Дина.

На кухню приплелся Пантагрюэль. Он поднял морду, понюхал воздух и вяло махнул хвостом.

– И что мы скажем милиции? – усмехнулся Левин. – Что пропал букет ирисов, а вода в вазе стала красной?

– Мы скажем, что нас пытались поджечь! Что кто-то храпит по ночам! Что из холодильника пропадают продукты, кто-то ворует туалетную бумагу, шампуни и мыло, что…

– Слава богу, мадам, вы наконец-то поверили в то, что все это делаю не я! Не я ворую, не я храплю, не я поджигаю двери.

Собака, гремя костями, упала Дине под ноги, положила на лапы голову и закрыла глаза – заснула.

– Я звоню в милицию! – Дина бросилась к сумке, чтобы достать телефон.

– Стойте! Я не хочу выглядеть идиотом, рассказывая про привидения!

– А я не хочу находить в своем доме вазы с кровью!

Собака вскочила и зарычала на Левина.

– Фу! – крикнула Дина.

– Сволочь, я тебе имя дал! – Левин боялся пошевелиться. Что делать с вазой, он не знал. Сохранить ее вместе с водой как улику?

– Может, к старшему по подъезду обратиться? – пробормотал он.

– К этому идиоту в валенках? Чем он поможет? – Дина взяла собаку за ошейник, уложила к своим ногам и начала набирать ноль-два.

Неожиданно Левин припомнил Андрейкина.

– Стойте, не надо милиции. Я, между прочим, нанял частного детектива по нашему делу и могу позвонить ему.

– Вы?! Наняли?! Детектива?! – захохотала Дина, отбирая у него вазу. – Шарлатана, небось, какого-нибудь через газету нашли?!

– Нашел! – заорал Левин, вырывая вазу у Дины из рук. – Да, нашел! И не шарлатана, а… детектива в шестнадцатом поколении!

– В шестнадцатом поколении, да будет вам известно, только шарлатаны и бывают! – дергая на себя вазу, прошипела Дина. Красная вода, не выдерживая яростной борьбы, выплескивалась наружу, попадая на пол, на одежду, на стены. – И потом, по какому такому «нашему» делу вы его наняли?! У нас с вами нет никаких общих дел, запомните! – Они выпустили вазу одновременно, она с грохотом упала на пол и развалилась на два стеклянных куска. Красная вода медленно растекалась по полу.

– Черт! – задохнулся от возмущения Левин. Он выбросил осколки в мусорное ведро и схватил его, чтобы вынести. – Вы правы, нет у нас с вами никаких общих дел! – заорал он, цепляя ногами тапки, которые оказались ему безбожно малы. – Нет!!! И ты не будешь шататься по этой квартире беременной и вязаться ко мне: «Поздно пришел! Мусор не вынес! Какая-то девка звонит из Англии!» А я не буду цепляться к тебе, что ты много куришь и не пьешь сок, который я для тебя выжал! И никогда, никогда, слышишь, мы не обнимемся и не станем шептать друг другу что-то ласковое и нежное, вот только не слышно что… А Гаргантюа, в смысле Пантагрюэль, никогда не родит двенадцать щенков!

– Что ты несешь? Какие щенки? Какая девка из Англии? Кто обнимется?.. – Дина выхватила из ведра кусок вазы и замахнулась на Левина.

– Так все-таки мы на «ты»? – ехидно осведомился он, выкрутил у нее осколок из рук и вышел за дверь.

– Верни мои тапки! – высунулась в подъезд Дина.

– Да пошла ты…

Левин направился к мусоропроводу, с трудом удерживая на ногах крохотную тесную обувь.

Мусоропровод оказался забит под завязку. Пришлось тащиться на улицу, к бакам. Тапки Левин потерял в вязком, мокром снегу.

Была ли Дуська когда-нибудь счастлива так, как сейчас?

Пожалуй, была.

Ей исполнилось в тот день пять лет.

Праздновать Дуськин день рождения было не принято, поэтому мать, как всегда, ограничилась тем, что потрепала ее по затылку и сказала:

– Растешь, оглобля! Скоро замуж отдам.

Для пятилетней девочки Дуська была очень высокой, и мать называла ее оглоблей. Дуська не обижалась – пусть называет как хочет, лишь бы не била.

А била мамаша ее частенько. За то, что ревела, за то, что молчала. За то, что просила есть и ела чересчур жадно, роняя крошки на пол и на скатерть, за то, что воровала сахар и сухари, за то, что таскала соседского кота к себе в постель, и в особенности за то, что очень уж походила Дуська на своего никому не ведомого папашу.

В тот день Дуська своим детским умишком вдруг поняла: скорей бы уж замуж, куда угодно, лишь бы подальше от злой мамаши с ее вечным женским несчастьем и от грязной коммуналки, где самым приятным и человечным существом был старый кот Васька.

Ей казалось, что «замуж» это другая страна и другая жизнь – сытая, чистая и красивая. И туда попадают только избранные – такие «оглобли», как Дуська.

В тот день Дуська вышла гулять в тихий московский дворик, где кроме нее бродили коты, голуби да пожилой дворник Вадим Вадимович неустанно махал метлой, гоняя по двору пыль и сухие листья. Дворник знал Дуську и иногда совал ей слипшиеся конфеты без оберток.

Дуська села на лавку и стала ждать своей порции сладкого, но Вадим Вадимыч все махал и махал метлой, не замечая ее присутствия.

Тогда Дуська решилась заговорить первой.

– Замуж – это далеко? – как можно равнодушнее спросила она дворника.

– У-у! Дальше, чем до Пекина, – рассмеялся Вадим Вадимыч и присел рядом, пристроив метлу между ног.

– А там хорошо?

– Кому как. Некоторым не очень.

– Мне хорошо будет, – заверила его Дуська. – Лучше, чем с мамкой!

Конфет, судя по всему, у Вадим Вадимыча не было, поэтому Дуська встала и направилась к подъезду, бросив на ходу как бы между прочим:

– А мне сегодня пять лет стукнуло!

– Подожди! – окликнул ее дворник.

Дуська радостно подбежала к нему, ожидая сладкого, но Вадим Вадимыч вдруг расстегнул телогрейку и снял с шеи цепочку, на которой болталась распиленная пополам монетка.

– Вот, держи! – Дворник надел цепочку на Дуську. – Это тебе подарок. Вместо конфет.

– На день рождения?! – обрадовалась Дуська. Ей никто никогда не дарил подарков, даже самых пустяковых.

– Это тебе, чтобы замуж от мамки уехать, – усмехнулся Вадим Вадимович. – Проездной! Как найдешь человечка со второй половинкой этой монетки, с ним и живи! Будет тебе хорошо. Я сказал.

Пока Дуська рассматривала подарок, дворник куда-то исчез. У нее было много вопросов к Вадиму Вадимычу, но он испарился, как дым от костра.

Вот тогда Дуська первый раз в жизни была по-настоящему счастлива. Ей подарили подарок! Ей пожелали чего-то удивительного, непонятного и очень взрослого! Такое везение могло случиться только с ней, Дуськой – оглоблей и безотцовщиной…

Вадима Вадимовича она больше не видела. Соседи по коммуналке говорили, что дворник заболел воспалением легких и умер. Мать погибла, когда Дуське исполнилось шестнадцать лет. Она выпала из окна, и дочь так и не узнала, был ли это несчастный случай или мать сама решила поставить точку в своей никчемной, несчастной жизни, так и не добравшись до страны под названием «замуж».

Два года Евдокия провела в интернате. Все эти годы она не снимала монетку, берегла ее, хранила, как талисман, как «проездной», как первое ощущение счастья. Позже она узнала, что и цепочка, и полмонетки – серебряные. Дуська подолгу рассматривала свой талисман, знала каждую его черточку, каждую зазубринку и неровность. Монета оказалась старинной, с острым краем по срезу, который расцарапывал кожу. Со временем там, где талисман соприкасался с телом, образовался рубец. На одной стороне загадочной половинки, по полукругу, было написано «самодержец всероссийский» и изображен чей-то затылок с фрагментом лаврового венка. На другой стороне в пересечении линий, между которыми стояла цифра «двадцать два», по полуокружности было написано «монета новая».

Чудной бессмысленный, неудобный талисман Дуська носила не снимая, хотя давно перестала верить в сказки и знала, что «замуж» – это не дальше Пекина…

– Тебе хорошо? – спросила она Алекса, когда тот, без особого энтузиазма позанимавшись с ней любовью, перевалился на спину и закурил.

– М-м-м-м, – промычал он, глубоко затянувшись.

– Ты должен сказать, что счастлив как никогда, – с усмешкой сказала Евдокия, нависая над Алексом и щекоча его своим талисманом.

– Я, рыжая, пока тебе ничего не должен, – выпустил он струю дыма ей в нос.

Евдокия, откинувшись на подушку, улыбнулась.

Своей грубостью он не испортит ей счастья.

Потому что Дуська знает секрет, как из суррогата, подделки и некондиции получать удобоваримый продукт. Потому что счастье – это когда нужные люди у тебя на крючке. А у нее на крючке сейчас куча народа! Две дуры-хозяйки и он, Алекс – красавчик, грабитель, неординарная личность.

Все как в кино, и Дуська – главная героиня. Да о таком и мечтать страшно!

– Когда деньги будут? – жестко спросил ее Алекс. – Мне тут торчать уже мочи нет, нужно за город выбираться.