Потерянное одиночество Пушкарева Любовь

– Откуда ты знаешь про ленты?

Он отрицательно покачал головой и погрозил мне пальцем. Я демонстративно надулась.

– Что ты куксишься? Сама торгуешься за каждое слово и тут же хочешь вытянуть из меня что-то за просто так.

– Не хочешь, не говори, – ага, раз он не потребовал продолжать, значит, готов все же рассказать о лентах, только на каких условиях?

– Научишь меня защищаться от них – расскажу.

Я растерялась.

– Защищаться? Я не знаю какой-то специфической защиты от них, – или поймать и выдернуть, или переварить.

– Так и знал, что от тебя никакого толку.

Я отвернулась и села почти спиной к нему. Зря. Этот хам расстегнул заколку на косе и успел потеребить ее, чтобы расплести, но получил по рукам. Рассерженная, я встала и заходила по комнате. Седрик, наоборот, напоминал сытого кота.

– Ты ответила только на один вопрос, и могу признаться, что второй меня интересует куда более.

– А что второе?

Он закатил глаза, мол, ну и дура.

– Чем ты его так напугала?

– Да откуда ж я знаю!

– Это не ответ, – в его голосе послышался металл. Я остановилась и глянула на него vis-зрением. Так и есть, центры полны, он сам напряжен и, кажется, готов драться. Что происходит?!

– Седрик, я… Только не делай глупостей, ладно? Я не хочу, чтоб ты сдох на шесть часов позже, чем я. Хорошо?

– Ответь, Пати, что его так напугало? Ты же белая, вы ж не можете причинять боль другим существам, вы от этого гаснете. Я помню, как ты слабела, борясь со мной, я проиграл по времени, еще чуть-чуть, и ты бы лишилась чувств от опустошенности, да ты почти вырубилась, пока я привыкал к метке. Как ты смогла причинить Руману боль, да еще так, что он прижимает уши при одном воспоминании о тебе?

Я присела в кресло, обдумывая ответ. Седрик привык думать, что я не опасна, что я не боец, а вот, оказывается, очень даже боец. И это очень напугало его.

– Я… Иногда я просто закрываюсь и при этом впитываю силу противника, по чуть-чуть, чтоб стать таким же агрессивным, как он, – Седрик кивнул, ему был знаком этот прием. – Это когда драка идет оружием, а не силой. А когда нужно бить силой, генерировать ее, я впадаю в боевой транс.

– Вот как. Мило. И в чем же он выражается?

– Ну… Мне все становится смешно и ничто не пугает. Ржу как дура, – тихо закончила я.

– Смеешься… И с Руманом смеялась?

– Ну да.

– Тогда понятно.

– Что понятно?

– Марла тоже ржет, психопатка, когда убивает, просто заливается смехом.

«Брр…»

– Все? Ты успокоился?

– Розочка моя, а твои шипы вовсе не призрачны…

– Им далеко до твоих клыков.

– Хорошо, что ты понимаешь это.

– Понимаю, Седрик, я все понимаю. За эти годы я и полслова не сказала тебе во вред. Я не клялась и не поклянусь, но ты знаешь, что я тебе зла не причиню.

– Иди ко мне, пушистенькая. Хоть раз позволь мне сделать то, что я хочу. Я знаю, где надо будет остановиться.

– Никакого секса, Седрик…

– Тебя так напугал наш первый раз? – саркастично спросил он.

– Не смешно!

– Пати! Я обещаю, что не сделаю ничего вопреки твоей воле, твоим желаниям.

Да, больших гарантий своей безопасности я не получу. Я приблизилась к нему, и он встал навстречу.

– Я буду мягким и пушистым, почти как ты, – бархатным голосом пообещал он.

Мы медленно кружились в подобии танца, хоть музыки и не было. И конечно же, Седрик расстегивал все эти маленькие пуговицы на моем платье, сначала снизу, потом сверху, потом опять снизу… Происходящее мне скорее нравилось, чем нет, но удовольствия я не получала. Это не шло ни в какое сравнение с тем, что у нас было с Лианом, с ним я раскрылась и расслабилась, а с Седриком надо было играть в открытость и не терять контроля над собой и силой ни в малейшей степени – это не удовольствие.

Последние пуговицы Седрик все же оторвал одним рывком и мягко уронил меня на кровать. Пока мы танцевали, я тоже не бездельничала и, стянув галстук, расстегнула его рубашку, он сбросил ее и встал на колени надо мной. Чувство опасности резануло как нож – нельзя быть похожей на жертву, нельзя покорно лежать под ним. Я села, но неснятое, спущенное платье связало мне руки, и Седрик толчком опять опрокинул меня на спину, я дернулась и «закрылась»…

– Чшш, тихо, тихо… Я контролирую себя.

Сила в нем бурлила, и он все больше наливался красной, не родной, плохо контролируемой.

– Ну что ты погасла… Розочка моя, я хочу слышать твой аромат, ну же, раскройся, – в упрашивании слышалось рычание, а ласки, пока еще нежные, грозили в любую секунду превратиться в боль.

Мне это совершенно точно не нравилось. Но, сделав надо собой усилие, я расслабилась и раскрылась, отдавая ему силу.

– Да, моя сладкая, да, моя летняя, моя пушистая…

Напряженность спала. Получив порцию светло-красного он ненадолго стал по-настоящему нежен. Но красной силы теперь в нем было слишком много, она требовала выхода или же конвертации. А конвертировал Седрик в черную, в данном случае – в агрессию. Этого допустить нельзя.

Мне этого очень не хотелось, но я в поцелуе отобрала большой глоток, уже успевшей стать багровой, силы, это было противно, как будто пьешь кровь. Седрик не ожидал такого, но обрадовался и влил больше, чем я хотела взять.

– О да! Возьми еще.

– Нет!

– Тогда отдай. Ты теперь пахнешь иначе, одного глотка хватило.

Я боролась с собой, чтобы не выплюнуть его силу, это было бы серьезным оскорблением, я старалась ее переработать, но получалось плохо. Седрик принялся по чуть-чуть вытягивать из меня в поцелуях, а вытягивание силы само по себе неприятно; я терпела, сколько могла.

– Хватит!

– Как скажешь, розочка, как скажешь, – но его покорность никого не обманывала.

– Седрик, мы заиграемся. Ты заиграешься. И нарушишь обещание.

– Я контролирую себя. А ты?

Вопрос был задан не просто так – его сила начала влиять на меня, и мне уже хотелось почувствовать силу рук, блуждавших по моему телу, хотелось… Чужая сила, чужие желания…

– Седрик, хватит, остановись.

– Кому ты не доверяешь, мне или себе?

– Твоей силе!

Он рассмеялся польщенным смехом победителя.

– Ты… если б ты знала, насколько желанна, когда в тебе моя сила, когда ты не приторно сладкая, а такая… самочка, молоденькая, перепуганная самочка, которая боится, что ей сделают больно, но все же хочет, очень хочет!

– Седрик, НЕТ! Я ничего не хочу. Я хочу, чтобы мы прекратили все это и разошлись. Ты полон, более чем полон. Я тебя покормила.

Его лицо исказила ярость, но он закрыл глаза, пытаясь управлять собой и сконцентрироваться, я тоже зажмурилась в страстном желании того, чтобы он взял себя в руки. Вдруг вес его тела пропал…

– Убирайся!

Я поняла только то, что меня отпустили и надо бежать. Схватила платье и выскочила из комнаты: закрывшись им, я прижалась к захлопнувшейся двери, не представляя, что делать дальше. В кабинет! Я заскочила к себе и чуть не поскользнулась на непривычно голом полу. Этот глупый пустяк меня доконал, и я, дойдя до кресла, разрыдалась.

Слезы, рыдания – это то, что забирает силу, выводит ее вместе с влагой и звуком, откровенным воем или заглушенными всхлипами. Я выплакивала черноту, которой нахлебалась от Седрика, которой позволила появиться от собственного страха и унижения, заставив себя делать то, что не хотела.

Наверно, я плакала бы еще долго, погрязнув в жалости к себе и самобичевании, но меня отрезвила одна мысль. «Лиан очень расстроится, увидев меня такой, и будет себя корить». Как ни странно, но слезы высохли сами собой, я осознала, что сижу в чулках и трусиках и плачу как последняя дура, позволяя уже своей собственной силе покидать меня. Я осмотрела надорванное и мокрое от слез платье, и все же надела его, долго возившись с двумя десятками гадостных пуговиц. На животе нескольких не хватало, ну, хвала Свету, что на животе, а не ниже – можно все же как-то пройти мимо охраны, прикрывшись. Я пошла в уборную, умылась, расплела остатки косы и причесалась, посидела в рабочем кресле, окончательно успокаиваясь и собираясь с мыслями. Прикрыла полупустые vis-центры и позвонила в охрану.

– Мой гость уже ушел?

– Да, мэм.

– Хорошо.

Путь свободен, я нашла какую-то папку, прижав ее к животу прошла мимо Алекса, старшего ночной смены, и оказалась в своем переулке. Привычный подъем по лестнице, и я дома.

Услышав, что я вернулась, вышел заспанный Лиан.

– Спать, живо! – я закрыла нашу связь наглухо. – Эту ночь с цветами. Восстанавливайся.

Я мимолетно поцеловала его, не боясь, что он что-то почует, силу я успела привести в порядок, и он, успокоенный, ушел в свою комнату.

А я пошла на кухню за чаем и медом, в надежде, что они помогут забыть гадкий вкус силы Седрика. После чаепития мне окончательно полегчало, и я, включив автоответчик, отправилась спать.

***

Проснулась я от того, что Лиан тихо зашел в мою спальню, принеся с собой свежесть лугового утра, и привычно устроился внизу. Вдвоем мы подремали еще с часик, а проснувшись окончательно, я принялась играть с его волосами, для него это послужило сигналом к действию.

Опять поцелуи-подарки в живот, он уже сам знал, когда остановиться, и я полностью отдала ему контроль над происходящим. Вновь уютные порции силы, как дуновения свежего ветерка между нами. Они делятся пополам, словно пирожное, съедаются с удовольствием, и мы тут же принимаемся за следующее. Все было идеально, все было так, как я хотела. Лиан остановился, как только почувствовал усталость, и я была благодарна ему за это. Я была благодарна за все… Сердце сладко сжалось, и белая сила, взявшись ниоткуда, выплеснулась цветком-облачком, окутав Лиана.

Он удивленно уставился на меня своими огромными сверкающими глазами, по чуть-чуть принимая подарок.

– «Пати?» – с надеждой спросил он.

Я не понимала, о чем он спрашивает, и Лиан увидел это непонимание.

– «Пати, забери половину», – чуть грустно попросил он.

Я послушалась. Мы поделили этот огромный сказочный торт из света, тепла и радости и, объевшись, улеглись рядышком.

Когда каждая клеточка тела перестала петь как весенняя пташка и звенеть как ручеек, когда мысли вернулись в голову, потеснив блаженную пустоту, я вспомнила о вопросе Лиана и захотела объяснений, но он еще не пришел в себя. Уютно устроив щеку в моей ладони, он бездумно водил пальцами по руке, а сверкающие крылья мерно двигались, разбрасывая искры силы, из-за этого воздух в комнате стал, как на лугу после дождя.

– Лиан, – мягко позвала я.

– М-мм? – глаза пьяные-пьяные.

– «О чем ты спрашивал»?

– «Спрашивал? А… Я решил, что ты передумала и захотела сделать ребенка. Мне».

Мой мозг завис, как зависают компьютеры, не в силах осмыслить услышанное. Но все же постепенно смысл сказанного дошел.

– «Я не хочу ребенка. Сейчас», – осторожно сказала я.

– «Угу, я понял. Догадался, что ты это случайно», – Лиан оставался все таким же пьяным и чуть сонным, – «Но это было так похоже. Не думал, что вспомню».

– «Вспомнишь что?»

– «Мы ж первые. От нас все флерсы, от нас, и Матерей… Думал, что забыл».

– «Спи, мой хороший».

– Угу… – и он отключился совсем.

У меня возникло четкое ощущение, что я мчусь на взбесившейся лошади, моя жизнь несет меня, не разбирая дороги, события за событиями – одно неверное движение – и я на земле, со сломанной ногой или шеей, как повезет. Почему-то это не пугало. Совсем. Может, я устала бояться и осторожничать? «А может, это переизбыток белой силы, отключающий самосохранение», – выскочила вдруг мысль, похожая на вечно брюзжащего домового из детства. Может, и так. Но вернуть ничего нельзя, лошадь не слушается ни узды ни кнута, остается только вцепиться покрепче и постараться не делать глупостей. Кстати, о них… Волк должен скоро прийти.

Ох, Лиану спать лучше с цветами, а не здесь. Что же делать?

– Лиан… Лиан…

Спит, и только крылья чуть шевелятся – работают, превращая белую силу в салатовую. Чувствуя себя донельзя странно и дико, я осторожно посадила его, взяв за плечи, а потом подняла и поставила на ноги, он не проснулся, лишь попытался упасть, я удержала и в конце концов взвалила его на плечо. Он был легкий, но отнюдь не невесомый. С такой ношей я без проблем миновала двери и коридор, вошла в комнату и осторожно опустила его на топчан. Хоть бы нахмурился, что ли, но нет, мордашка безмятежная, как у маленького ребенка.

Лиан… Я не могу понять, как к нему относиться. Кто он для меня? Ребенок, дитя? Но иногда он напоминает старика и бывает мудрее меня. Мужчина, любовник? Почти любовник… Не могу я относиться как к мужчине к тому, кого ношу на руках…

Ладно, как я отношусь к Лиану, вопрос из ряда риторических. А меня ждет грубая реальность в виде присмиревшего, я надеюсь, волка.

Придя на работу, я первым делом отправилась на кухню, за привычным завтраком – фруктами и пирожным. Поль, наш шеф-повар, как всегда, ругался с помощником. Вообще-то он Пол, но требует, чтоб его звали на французский манер.

Я поцеловала его в щеку, и он замолк на полуслове.

– Пати, вот твой завтрак, – Поль единственный, кому дозволено фамильярничать.

– Угу. Merci.

Поймала благодарный взгляд от младшего повара…

Поль божественно готовит и умеет управляться со сложным хозяйством кухни, но излишне эмоционален и культивирует в себе это, считая свои истерики проявлением творческой личности. Даже Дениз не всегда может справиться с очередным скандалом, когда ей под нос суют завядшую зелень или подванивающую креветку, в таких случаях всегда ищут хозяйку, меня. «Мисс Дженьювин, Поль опять расстроен», – это пароль, значит, надо идти на звук и утихомиривать гения от кулинарии.

Я съела свой завтрак и крутилась по кухне в поисках вкусненького… О, штрудель с лимоном…

– Нет! – раздался окрик, достойный сержанта, это Поль заметил мой пристальный взгляд.

– Мне надоели шоколадные пирожные, – робко заявила я.

– Неужели? А что ты жуешь сейчас?

Жевала я именно шоколадное пирожное, поэтому обиженно надулась. Это сработало, как всегда.

– Хорошо, что ты хочешь? Штрудель?

Я задумалась.

– Яблочный пудинг с корицей.

– Хорошо. Тебе принесут его в кабинет, а сейчас оставь кухню!

Я запихнула последний кусок в рот и, оставив грязную тарелку, покинула вотчину капризного мэтра.

Настроение, преотличное, было испорчено, как только я заглянула к Дениз. Она сидела, обставленная огромными корзинками с розами – белыми, бело-розовыми и розовыми.

– Мисс Дженьювин, это все от мистера Седрика, – хмурясь, сообщила она.

– А что тебя раздражает? – спросила я.

Дениз поборолась с собой, но ответила – она всегда отвечает на вопрос и всегда говорит правду, – отличное воспитание.

– Они безвкусны, эти корзинки, будто он хочет вас купить или демонстрирует, насколько богат. Богат – да, а вкуса нет, – и она уставилась на меня, ожидая согласия или возражений.

– Ты права, Дениз, как всегда права… А ковер отправили?

– Да, еще вчера поздно вечером.

– Отлично. Я заберу корзинки к себе, чтоб они не злили тебя. Отберешь себе цветы для букета на стол?

– С удовольствием. Сами цветы очень хороши, – смягчилась она.

Я глянула на карточки, приложенные к цветам, на белых стояло: «Прости», на бело-розовых: «Не сердись на меня, это бесполезно», на розовых: «Нам никуда друг от друга не деться». Дениз изучала меня, пока я изучала карточки, конечно же, она прочла их.

– Хам! Но от него действительно не деться, – прокомментировала я.

– Всегда можно обратиться в полицию, – отозвалась Дениз.

– Ну, надеюсь, до такого не дойдет, – улыбнулась я.

Я затаскивала последнюю корзинку к себе, когда Родж привел мистера Румански.

– Рада вас видеть, – я лучезарно улыбнулась, глядя в лицо гостю. Волк в ответ потупил взгляд и буркнул что-то приветственное.

Родж знаками давал понять: «Если что, я здесь», – и я кивком отпустила его.

Скромно устроившись в гостевом кресле, волк избегал смотреть мне в лицо.

– Итак, мне нужны ответы на вопросы.

Оборотень согласно кивнул, всем видом выражая готовность отвечать.

Я провозилась с ним минут сорок, но оно того стоило. Оказалось, что волки практически не чуют силу под щитами, зато даже бело-зеленое сочетание способно их напугать или насторожить, тут Седрик был прав: главное – не окрас силы, а ее количество. Когда я под конец беседы, ради чистоты эксперимента, переконвертировала часть белой силы в красную, волк вообще сжался в кресле, вдавливаясь в спинку. Я с трудом смогла из него вытянуть: «Как лорд Седрик во время инициаций… только солнце, а не луна». Нострадамус удавился бы от зависти, ему такое шифрование и аллегории были не под силу.

Отпустив мистера Румански, я набрала Седрика, хоть и не хотелось с ним общаться, а деваться мне от него некуда, по крайней мере, пока не вытащу флерсов. Специально набрала офисный номер, трубку взяла секретарь, причем не та, с которой я общалась в последний раз.

– Здравствуйте, это Пати Дженьювин, могу я услышать мистера Мэдоу?

– Конечно, мисс Дженьювин, – мне обрадовались как любимой родственнице. – Секундочку, я сейчас соединю.

Навел Седрик шороху среди своего секретариата.

– Пати?

– Угу, – что-то мне враз отказало мое красноречие, уж очень он обрадовался моему звонку.

– Ты прослушала мои сообщения?

– Сообщения? Нет.

Секундное молчание, я так и видела, как он закатывает глаза.

– Ладно. Я хотел сказать… Короче, ковер получил, уже связался с поставщиками, через две недели будет тебе точно такой же… Я приду сегодня к тебе, поужинаю в твоем ресторане, хотел бы, чтоб ты разделила со мной трапезу.

Это все было сказано небрежно, но напряженность ощущалась явственно, он знал, что чуть не сорвался, что взял ситуацию в свои руки и довел ее до критической точки, и если я откажусь с ним отужинать, это будет означать, что я ему больше не доверяю, это будет разрыв наших отношений.

Хотелось бы, да рано.

– Галантно ты на ужин зазываешь, – саркастично заметила я. – Хорошо, отужинаем сегодня вместе.

– Отлично, розочка, я буду в девять.

– Не опаздывай, – буркнула я напоследок.

Да… а звонила поблагодарить за цветы и присланного волка, ну да ладно, вечером наверстаю.

***

Покрутившись в офисе и поняв, что никому не нужна, я ушла домой. Лиан проснулся, когда я к нему зашла; он был переполнен силой, весь сиял и искрился, как роса на солнце. Он попытался было отдать львиную долю мне, но я и так была полна.

– Лиан, а ты умеешь сбрасывать силу в накопители, в воду, например?

– В воду не умею. Умею в еду… когда готовлю. В хлеб, в печенье… в компот! – и он заглянул мне в глаза, ожидая похвалы. Ребенок!

– Компот – это хорошо, – согласно покивала я, видя, как он радостно вспыхивает, – Приготовь сухое печенье и компот, постарайся их напитать, насколько сможешь.

Он с готовностью кивнул, и мы пошли в кухню. Я хотела почитать «Волчью летопись», но понимала, что Лиан жаждет общения со мной или хотя бы моего присутствия. Найдя компромисс, я устроилась в уголке в плетеном кресле, Лиан что-то напевал, возясь с продуктами, но мне это не мешало.

«Волчья Летопись» какое эпическое и претенциозное название, впрочем многие сотворенные в своих хрониках возвеличивают себя, пытаются доказать что никакие они не сотворенные, что были всегда, даже когда еще богов еще не было. Единственные, кто могли утверждать подобное и не казаться завравшимися лгунами, были оборотни, но не северные волки, а просто оборотни. Оборотни были везде: в далекой России – волки и медведи и, кажется, рыси; в крае вечной зимы – белые медведи и котики, в Африке – крупные кошки, в Южной Америке – ягуары, в Северной тоже были свои, но они умерли вместе с индейцами. Но вот в чем загвоздка: оборачиваться могли единицы, как правило, шаманы и жрецы. Поставить же оборотничество, выражаясь современным языком, на поток смогли северные боги. Сами же волки-оборотни, как и полагается, отрицали свою зависимость от богов, мол, вот было такое сильное и грозное племя, и до того составлявшие его существа были сильными и грозными, что стали они оборачиваться волками… Угу… Смеяться после слова «стали». Ну да ладно, жили волки в соседстве с племенами викингов, особо с ними не враждовали, выкупали у них женщин для себя или же захватывали пленниц в походах. От хорошей жизни оборотни расплодились – я думаю, им покровительствовал какой-то черный универсал типа Седрика, только на порядок мощнее, – а расплодившись, стали потихоньку расселяться по территории Европы.

И тут-то отлаженная система дала сбой.

Оборотням нужны человеческие женщины – волчицы бездетны, они не могут выносить, оборачиваясь в каждое полнолуние, а пробыв несколько месяцев в теле животного, теряют разум и не могут вернуть человеческий облик. Но когда женщина рождает ребенка, он будет всего лишь человеком, сильным, агрессивным и неуравновешенным, и чтобы он стал оборотнем, нужна инициация. А для инициации нужен сбор стаи и определенные обряды, или же вмешательство темного, знающего, как пробудить спящую силу, как заставить ее работать, трансформируя тело каждое полнолуние. Если не инициировать спящего оборотня, то рано или поздно сила разрушит его, сведет с ума, она будет искать выхода в бешеной ярости, и может, найдет, изменив тело, а может, нет, и тогда человек бешеным зверем будет убивать всех, кого увидит, кто попадется ему на пути.

У себя на севере оборотни никогда не оставляли детей неинициированными, а переселившись в Европу, стали позволять себе лишнее. Времена были темные, человеческая жизнь ничего не стоила, и волки забыли законы равновесия: не убивай без нужды, не убивай детей и женщин.

Они грабили и жгли селения, насиловали женщин, пьянея от своей силы, росшей от страха и ненависти жертв. Часть женщин убивали, часть отправляли в свои поселения. Некоторым удавалось сбежать, некоторые выживали, когда их небрежно добивали, либо сочли уже мертвыми. Во время насилия жертва неминуемо получала частицу силы, которая останавливала кровь и заживляла раны, и иногда после нескольких дней беспамятства женщина приходила в себя на пепелище в окружении трупов. Сбежавшие и выжившие жертвы насилия рожали спящих оборотней, а люди тогда чтили законы жизни и смерти, поэтому матери крайне редко убивали своих детей, хоть и ненавидели их отцов всем сердцем. Они или подбрасывали младенцев, или растили их сами, прививая ненависть к племени оборотней.

Довольно быстро, буквально за пару десятилетий оборотни восстановили против себя все близлежащие земли. Люди и раньше пытались им дать отпор, но волки были сильнее, а теперь собрались вместе несколько племен, и среди тех, кто шел войной на безумных разбойников, были и спящие оборотни, в бою стоившие десятка. Люди уничтожили поселения волков, лишь немногим удалось скрыться. И в ту войну люди убивали всех без разбору, вырезая под корень тех, кто принес им столько зла. Это было самое масштабное противостояние людей и не-людей.

Выжившие оборотни собрались вместе и поселились в глухих лесах. Затаились на долгие годы, отлавливая беспечных сборщиц ягод и грибов по мере необходимости. Так длилось несколько десятилетий, если не столетий.

Тем временем северные собратья все так же ходили в морские походы и тоже расселялись, только небольшими стаями, и всегда вступали в союзы с людскими племенами, против одних воевали, с другими дружили, хорошо усвоив урок, чтo бывает, если восстановить против себя всех. Кстати, морской волк – это не пустое словосочетание, были стаи особо сильных, уравновешенных, почти неподвластных луне волков, способных несколько месяцев не сходить на сушу. Однако эпитет «уравновешенный» в отношении оборотня означает, что он может сохранять разум во время полнолуния, а не то, что люди понимают под этим словом, как раз наоборот. Уравновешенный оборотень крайне агрессивен как человек и плохо себя контролирует, сначала действует, а потом думает, такова плата за то, что сила не находит естественного выхода, не имеет возможности изменить тело и разум полностью.

Отдельно надо сказать о волчицах. То, что они не могут иметь детей, здорово корежит их мозги, и у них есть всего лишь два пути. Первый, и по нему шли большинство, это самый низ иерархии стаи, ведь, как ни крути, а женщина физически слабее мужчины. Волчицам доверяли стеречь пленниц, покуда они вынашивали и выкармливали детей – этакая социальная ниша охранников-вертухаев. Второй путь, для избранных – стать кровавой сукой, бойцом, способным во время иерархического поединка забыть все: страх, боль, привязанность, и убивать. Убивать своих, чтоб боялись. Оборотни вообще, мягко выражаясь, малоприятные личности, а уж кровавые суки – полные психопатки. Довольно часто они кончали жизнь от удара в спину, потому что собратья предпочитали избавиться от столь непредсказуемого и склонного к убийству создания. Но бывало и такое, что суки становились во главе стаи и руководили ею годами.

Так волки жили несколько столетий, пока вера в Единого не распространилась по всей Европе, пока люди не начали вырубать леса, строить дороги, расширять города, возделывать каждый кусочек земли. Пока цивилизация не набрала ход.

Для волков, как и для divinitas, наступили трудные времена, они ушли в дальние малонаселенные земли, очень многие перебрались в Новый Свет, часть затаилась в горных лесах Трансильвании, кто-то осел в Гренландии и других негостеприимных северных землях.

В Новом Свете волки зажили неплохо, с каждым годом их становилось все больше, и случилось неизбежное – они схлестнулись со столь же быстро развивающейся общиной вампов. Волками тогда руководил сильный и дальновидный вожак, он до последнего пытался избежать открытого противостояния, но молодняк вампов – тупые и агрессивные особи начали охоту на молодых волков, и многих убили буквально за одну ночь. Оборотни такого не стерпели, вскрыли лежку и перебили всех, кого нашли. Но тут, в свою очередь, в игру вступили старые и сильные мастера, которым стало обидно, что детишек, в которых было вложено столько времени и сил, изничтожили – стая понесла огромные потери. Волков могли перебить всех: старый сильный вамп – крайне неприятный противник, он очень быстр, не чувствителен к обычному оружию, сам может мгновенно отрастить и когти, и клыки. Фактически, то немногое, к чему вампы уязвимы, – это белая сила, сила Единого и серебряное оружие, раны от которого вамп не может затянуть за секунды. Варианты расчленения и сжигания хороши только для спящих, с бодрствующим ходячим трупом такого не провернуть, а белая сила и сила Единого волкам не подвластны, так что вампы-мастера грозили убить всех оборотней до единого. Но вожак нашел способ спасти своих: волки каким-то чудом все же нашли лежку мастеров и выкрали одного, связали освященными веревками и передали посреднику человеку. Тот привел священника-экзорциста, и когда ближе к вечеру вамп стал просыпаться, священник начал ритуал, считая, что освобождает человека от демона. Удивительно, что вамп не умер, хоть и был очень близок к этому. Второй вамп-мастер примчался к нему на помощь, но не смог ничего сделать – священник истово веровал, и его вера защищала как его, так и посредника, который, подученный волками, потребовал от обоих мастеров клятвы-завета о вечном перемирии. Вампы согласились. Не знаю уж каким образом угомонили экзорциста, но пленного освободили, и на северо-востоке Америки, включая Канаду, волки и вампы открыто не враждуют уже больше двух сотен лет.

А еще в летописях была история о европейских волках-ренегатах, принявших Единого и ставших служить ему, уничтожая вампов и даже divinitas. Я читала про это, открыв рот и выкатив глаза. Оказывается, приняв крещение и постоянно посещая церковь, участвуя в ритуалах, спящие и действующие оборотни «растворяли» свою силу, уменьшали ее и тем самым брали под контроль. Но на отступников-убийц ополчились все: и волки, и вампы, и divinitas. За несколько лет отряд ренегатов все же уничтожили. Но волки увидели путь, который позволял им влиться в современный мир, выйти из лесов и жить, как раньше с людьми, жить, как все.

«Волчья летопись» имела собственное летосчисление, никак не связанное с людским, христианским, и поэтому о времени описанных событий можно было лишь догадываться. Эту летопись писал, или дописывал, явно волк из Нового Света – всюду сквозило пренебрежение к европейцам, да и подробное описание войны с вампами мог дать только тот, кто услышал это все из первых уст.

Закрыв последнюю страницу, я задумалась.

– А мохнатые – гадкие твари, – резюмировала я вслух.

– Угу. Или ренегаты, или психопаты, – отозвался Лиан. Эта фраза была столь странной в его устах, что я без слов уставилась на него.

– Ну, так ваша тетушка любила повторять, – смутился Лиан.

– Психопаты – это волки Седрика.

– Нет, не только. В свободной стае примерно половина не ренегаты, но вожак – ренегат.

Все всё знают! Кроме меня!

– Откуда ты знаешь?

– Ну, так сэр Руфус вел дела с волками, и о них часто шла речь в доме. Обсуждали, как бы вместо нас, флерсов, прикормить волков, да каких, да чем с ними расплачиваться. Ренегаты не подходят для такого, они считают себя людьми и не любят divinitas, а вампов перебили бы всех, если б не перемирие.

Лиан замер, смотря на меня, что он увидел – непонятно, но он оборвал рассказ, приблизился и прижался, вливая силу.

– Чего ты, дурашка? – удивилась я, он засмущался, и я открыла связь.

– «Не надо иметь дел с волками. Не надо. Они злые».

– «Лиан, ну что ты как маленький ребенок…»

– «Прости. Я не хочу, чтобы ты рисковала, не хочу, чтобы с тобой что-то случилось».

– «А спасти своих сородичей ты хочешь?» – вырвалась у меня жестокая мысль. Лиан выплеснул на меня бессловесное чувство горечи, разрываясь между мной и родственниками. Я прикусила язык, хоть он и не виноват, а потом подумала: «Сказала А, скажи и Б».

– «Лиан, на тебе большая ответственность, тебе надо учиться расставлять приоритеты и принимать риск. Да, вести дела с волками, с Седриком – большой риск, но спасти пленных флерсов – это наша цель, твоя и моя. Этой цели нельзя достичь, ничем не рискуя, ничем не жертвуя. Понимаешь?»

– «Я не могу… Не могу выбирать… Мне плохо от мысли, что ты можешь пострадать; мне плохо, когда я вспоминаю что с ними…»

– «Учись думать, Лиан. Ты знаешь, что я сильна, а значит, риск пострадать невелик…»

Он согласно кивнул и постарался взять себя в руки. Сила, хаотично носившаяся в нем, успокоилась и вернулась в вены.

– «Вот и молодец, вот и умница», – я поцеловала его в макушку и закрыла связь, дабы мысль о том, что моя сила еще не гарантирует успеха, не дошла до него. Мало быть сильной, надо быть еще и умной.

Компот и печенье вышли отличными, они так и светились и имели привкус силы Лиана – бодрость утреннего луга.

– Я тут подумал… Я попробую воду… В воду сбрасывать.

– Попробуй, – с улыбкой отозвалась я.

– Значит, вожак свободной стаи – ренегат… – сама себе сказала я.

– Угу, он отказал Руфусу и запретил своим с ним связываться. А лорд Седрик, если бы и дал волка, то только для того, чтобы мохнатый загрыз Руфуса, – Лиан пересказывал то, что слышал, словно ребенок.

Я улыбнулась.

– Насчет лорда Седрика – это в точку.

Ой, ужин с Седриком!

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Случайно познакомившись с красавцем Тристаном, Таллула Лэйзенби провела с ним волшебную ночь, не под...
«Все возрасты любви» – единственная серия рассказов и повестей о любви, призванная отобразить все ли...
Пять лет назад они были близки, но Дамиан отверг Рейко. И вот они снова встретились. Но теперь между...
Синтез воспоминаний («Путешествие в детство»), мемуарной литературы и исследовательских проектов, на...
Школа – ад, особенно если это новая школа. В чужой стае нелегко. Может, кем-то прикинуться, чтобы те...
Восьмилетний Джейкоб Харгрейв трагически погиб в 1966 году, прямо накануне своего дня рождения. Харо...