Потерянное одиночество Пушкарева Любовь

В ответ смущение и смех: «моя леди»… Моя леди – обращение к жене в нашей среде.

– Паршивец… – я тоже смеялась и ругалась не всерьез.

– Да, леди, – и он подтянулся к моему лицу, вливая в поцелуе щедрый дар, я легко откликнулась, умножая силу, и мы принялись раскачивать ее, как тогда, перед рождением Незабудки. Только это уже не было так целомудренно, как раньше – красная озорная ленточка вплеталась в поток, заставляя Лиана или меня вспыхивать красным от прикосновений.

Процесс свободного обмена силой, когда ты полностью открыт и не опасаешься, что тебе навредят, сам по себе очень приятен, а когда еще получаешь и генерируешь сам… Ничто не сравнится с этим удовольствием.

Я очнулась, когда объем превысил тот, что был нужен Лиану для перекидывания, и чуть запаниковала…

– «Чшш, все хорошо…» – безмолвно успокоил он меня и, мастерски разделив поток, подхватил свою половину, а вторую направил мне. Тут я уже не сплоховала и запросто управилась с ней.

Через пару минут, когда сила улеглась и звенящая радость поутихла, я глянула на Лиана, он со счастливой, отстраненной улыбкой гладил мои бедра и живот. Если раньше его прикосновения были несмелыми и целомудренными, то теперь в них сквозило собственничество любовника. Я задумалась, а нравится ли мне это, не слишком ли много он себе позволяет.

Он уловил мои мысли по нашей связи и остановился.

– «Прости. Забылся», – произнес опять же без слов и поцеловал мне запястье, привычно вливая каплю силы.

– А ты отлично управляешься с большими объемами, – похвалила я, чтобы сменить тему.

– Да. В свое время я много детей и зачал, и родил, и своим детям помогал…

– Подожди… Ты родил?

Он пожал плечами.

– Ты ж видела… Мы не люди и не оборотни…

– А как же тогда разделение на… мальчиков и девочек?

– Кто сильнее духом и может отвечать за других, тот и мальчик, – с улыбкой ответил он, – а кто послабее, в ком нет самостоятельности, тот девочка. Поэтому-то последние лет сто так много девочек получается, – помрачнев, закончил он.

– Почему «поэтому»? – не унималась я.

– Ну… Вот у леди Ауэ – девочки, Крокус и Донник, – уточнил он, – инициировали ребенка, растила Крокус. Растила почти год…

– Год? Фиалочка же за луну-полторы…

– Ну да. Даже меньше, потому что в доме у Серизе наш ребенок почти не рос. Ты же нас кормила так, как мы и мечтать не могли. Только и успевали перерабатывать да в ребенка вливать. Я, кстати, редко встречал, чтобы так быстро могли конвертировать и зеленую и красную силу в белую, а чтоб сразу генерировать, так вообще никто, кроме Матерей, не мог.

«Да? Ладно, вернемся к этому позже».

– Так вот пришла пора ребенку отделяться, а у леди Ауэ как раз какие-то проблемы были, в общем, она самоустранилась, дав девочкам разрешение делать что угодно, но поместье не покидать. А там хоть и клумба большая, и оранжерея, но силы в земле нет, плюс осень начиналась. Девочки, их хотя и шестеро было, не смогли раскачать Крокус, чтобы та перекинулась. Двое совсем малышки-глупышки типа Фиалочки, с них проку никакого, а четверо старались, но не смогли. Пришлось вытягивать ребенка.

– Как вытягивать?

– Ну вот, примерно, как метки принадлежности вытягивают…

«Ой», – я вспомнила мучения Седрика и свои.

«Угу, не настолько плохо, но…»

– Вот и когда ребенка вытягивают, связи рвутся, их надо заново создавать, а это долго и кропотливо. Плюс ребенок не может нормально расти в большой форме, но девчонки смогли его перекинуть, – тут Лиан притушился и сокрушенно покачал головой. – Были случаи, когда не могли даже новорожденного перекинуть, вырастало что-то… но что… не флерс уж точно…

Я погладила его, вливая силу, отгоняя плохие воспоминания. Он пришел в себя и продолжил.

– Так вот, связи рвутся, и восстанавливать их тяжело. В любом случае нужен постоянный контакт с ребенком, нужно работать с ним. А «вытянутого» нельзя оставлять ни на минуту, он требует внимания и силы во много раз больше, чем нормально рожденный, он изначально слаб, и ему никогда не стать сильным и самостоятельным.

– «Самостоятельный флерс – странно звучит».

– «Да. Увы. Но так было не всегда, раньше мы могли сами о себе заботиться».

– Ну так вот, Крокус надо было восстанавливаться, ее центры были повреждены, пусть и не смертельно, но все же; сила требовалась постоянно, без перебоев. Леди Ауэ вошла в положение и почти год с девчонок ничего не брала, но и давала крайне мало, хотя, может, было бы лучше, чтоб она брала и отдавала, чтоб сила не застаивалась…

– Если б леди Ауэ целенаправленно кормила их, то все скорее бы кончилось?

– Ну да, по крайней мере, Крокус скорее бы пришла в себя, это уж точно. Вот поэтому, многие divinitas, когда их флерс беременеет, стараются избавиться от пары.

– То есть?

– В начале лета вывезти в «место силы» и оставить. На сильной земле и чистом воздухе почти всегда пара может раскачать друг друга, чтобы перекинуться и растить ребенка, уже будучи маленькими.

– А как же рожает, когда уже маленькая?

– А маленьким легко, тела как такового-то и нет – одна сила в форме. Поэтому, когда приходит время, то все происходит почти само собой. Вот растить в себе ребенка тяжело, будучи маленьким. Тяжело ему передавать знания. Фиалочка так родилась, такие дети очень медленно взрослеют.

– А сколько ей?

Лиан пожал плечами.

– Да полвека точно, а может быть, и больше…

– И что, это много? Divinitas до полувека вообще…

– Ну не все divinitas. Чем сильнее родители, тем быстрее они подтягивают ребенка до взрослого ума. А Фиалочка вообще ничего не умела, пока мы не встретились, да и потом учить ее было очень тяжело… особенно в таких условиях.

– Как же ты решился на ребенка?

Лиан потупился.

– Фиалочка очень меня любила, я был для нее всем.

– «А сейчас что, уже не любит?»

– «Сейчас всё – Незабудка». – Лиан вернулся к воспоминаниям: – Фиалка генерировала силу только со мной, только когда мы были наедине. Мне приходилось ее собирать и отдавать леди Агате и… сэру Руфусу. «Тварь». Хоть леди Агата все прекрасно понимала и старалась ограничить его контакты с нами, но она тоже не подарок – не злая и не добрая. Фиалочка, к счастью, жила обособленно – к ней Руфуса не подпускали вообще. Она стала потихоньку раскрываться и начинала генерировать все больше и больше – видела, что я прикрываю ее, и старалась отблагодарить, компенсировать. При этом она все время стремилась инициировать ребенка, не ведая, что творит, объяснения же не доходили. Я справлялся с этой проблемой, но однажды просто не совладал с силой. «Я был тогда издерган. Но мне все равно стыдно». Фиалочка не понимала, во что мы вляпались с такими хозяевами. Теперь она уже была не способна умножать и отдавать – все шло ребенку. Я с седмицу продержался, беря от нее минимум и умножая, чтоб хоть что-то отдать, но потом… Я боялся, что Руфус плюнет на Конвенцию и замучает ее до смерти, ему бы не пришлось долго стараться для этого. Поэтому всю ту луну, что мы не кормили хозяев, я всячески отвлекал его от Фиалочки. Леди Агата обозлилась на нас и просто перестала препятствовать сыну издеваться надо мной… над нами. Пока все ограничивалось словами и угрозами, я лишь подыгрывал, имитируя крайний страх, но потом…

Лиан совсем потух. Я принялась покрывать поцелуями его лицо, успокаивая, делясь силой. Мне не нужно было рассказывать, что было дальше, я ясно видела картины из его прошлого. Руфусу лучше не встречаться со мной вообще. Не сдержусь. Лиан прильнул ко мне, успокаиваясь, и я ясно почувствовала его счастье, оттого что у него есть я, что я с ним. До меня понемногу стало доходить, почему он вчера чуть не умер, после того как я от него отказалась.

– Как ты попал к ним? И как давно? – я не могла вспомнить, когда же тетушка завела флерсов.

– После той длинной страшной войны мир стал стремительно меняться, многие divinitas потеряли свои земли и перебрались за океан, ну и, конечно же, флерсов с собой вывезли. Тогда я и выехал с семьей Фресно. Нас, флерсов, у них было много, и нам жилось неплохо на их землях, но во время путешествия и после приезда все ослабли – и хозяева, и мы. Мы перестали обеспечивать себя и кормить хозяев, уже им приходилось кормить нас. Короче, они были вынуждены нас раздать. Я сам попросился остаться здесь, слишком много слабых и молодых флерсов было в Нью-Йорке, и хоть хозяева не хотели со мной расставаться, но все же отпустили. У Форесталя флерсов тогда было двенадцать или четырнадцать, он принимал всех – чем больше, тем лучше. В принципе, это правильно, чем нас больше, тем нам легче обеспечивать себя, только если не наступает какой-нибудь кризис.

– «Я поняла, о чем ты».

– Вот у Форесталя я и встретил Фиалочку, она была самой молоденькой и слабенькой. А тут как раз леди Агата обратилась с просьбой о покупке пары, и Форесталь, недолго думая, отдал самую слабенькую и середнячка, меня. Пару лет мы жили вполне сносно, но леди Агата, став servus[19] Саббиа, очень быстро перестала быть даже номинально белой, хоть до последнего не хотела признавать этого.

– Когда ты сказал, что попросился остаться из-за того, что здесь много слабеньких флерсов, что ты имел ввиду?

– Ну, я из перворожденных, нас осталось девятеро, это если все же считать Ландышей; если без них, то вообще семь. Мы, старшие, как можем и чем можем помогаем своим детям. В Новый Свет кроме меня приехали Клевер и Медуница. Медуница на западном побережье, а Клевер на юге.

– «С ума сойти…»

– «Почему?»

– А как же ты им помогаешь?

– Да все больше советом. Хотел бы чем-то большим, но складывалось все так…

Меня осенило.

– Подожди, ты со всеми флерсами можешь так же запросто общаться, как со мной и Фиалочкой?

– Так запросто не со всеми, а только с теми, с кем виделся лично и смог «присоединиться». Да и с Фиалочкой нормальную связь я смог установить только в момент ее перекидывания, до этого она была как… как в бочке – ничего не видела, не слышала и не понимала. Но всех, кто постарше и посильнее, я ясно слышу и могу с ними обмениваться. Есть еще двое слабеньких моей ветви, до них я тоже смог докричаться после того, как попал к тебе. Да… теперь все общины флерсов со мной на связи.

– «С ума сойти…»

– «Да почему же?»

– Да потому что вас считают не умнее кошек! А вы… общины, связь, старшие… информационная поддержка, – вдруг всплыла где-то услышанная фраза.

– «Информационная поддержка? Точное выражение». Не умнее кошек? Может, и не умнее… В половине случаев уж точно.

Я задумалась об услышанном. Уловив какие-то отголоски мыслей, Лиан принялся рассказывать.

– Я почуял вас в один из ваших редких визитов, «как спящий цветок чует лучи еще холодного мартовского солнца», – это поэтическое сравнение он произнес про себя. Вслух он продолжал говорить «вы», хоть мысленно перешел на «ты». – Я подкрался, чтобы посмотреть. Увидел щиты – слишком мощные и плотные. Я понимал, что вы белая, хоть и не такая, как Матери, – холодная белая. Мы так же ощущаем леди Ауэ и Форесталя – холодные белые, «холодные, скудные солнца». Мощные щиты говорили о вашей силе, слабому divinitas таких не поставить. И когда Фиалочка инициировала ребенка, я всю луну надеялся, что родственники обратятся к вам за помощью, чтобы вы посмотрели на нас, может быть, подкормили. Но потом до меня дошло, что я зря рассчитывал на это, что леди Агата ни за что не одолжится у вас. Тогда я начал провоцировать Руфуса на снятие метки, она ведь позволяет хозяину чувствовать раба, я смог настроить ее так, что Руфус ощущал пусть и не всё, но хоть отголоски того, что он делал со мной. За пару дней он догадался, в чем дело, попытался закрыться и сильно избил, уж не знаю, как мне хватило сил «и мужества», но я пробил его защиту и завязался на него, он чувствовал почти то же что и я. В ярости он вырывал метку по частям. «Это было ужасно». После того как метку вырвали, я ненадолго лишился чувств и пришел в себя как раз вовремя, Руфус говорил по телефону с волками, – тут Лиан замолчал и принялся рассказывать уже мысленно.

– «Я на четвереньках дополз до двери и оказался на улице. В первое мгновение мне стало лучше, но потом от смрада машин стало еще хуже. Я как предчувствовал, и на всякий случай передал Гортензии и Цикломене все, что знаю о тебе, и направление от дома Серизе к твоему. Это меня спасло, девочки вели меня. Стыдно – по дороге я грабил все цветы, которые мне попадались, кажется, некоторые я даже убил. Стыдно и больно… Хорошо, что в самом начале пути мне попалась та одежда, и я прикрыл крылья…»

Я чуть отгородилась от нашей связи, воспоминания Лиана о том побеге были нестерпимы – ужас, отчаяние, боль и удушающее бессилие, которое он превозмогал, бредя ко мне. Он чуть не сломался, увидев волчиц в конце своего пути в нескольких метрах от спасения.

– «Прости. Я не должен был вываливать все это на тебя. Не расстраивайся, не надо, пожалуйста. Не расстраивайся».

Я взяла себя в руки и приласкала его, делясь силой, в ответ получила вдвое больше. Лиан все же хотел договорить, высказаться.

– «Пойми, ты была холодным солнцем, и хоть иногда ты теплела, я боялся поверить в это. Ты была к нам очень добра, но внешне оставалась суровой, и я не мог понять, насколько глубока эта суровость. Я слишком поздно понял, что ты не такая, как другие, слишком многого я не рассказал к тому времени. Тогда, когда мы немного помогли тебе, ты стала такой, как Матери. Это было так хорошо, так… восхитительно. Я не думал, что после их смерти мне вновь может быть так хорошо.

– Вы не немного помогли мне, вы сделали для меня очень много. «Я думала, ты сделал это с расчетом».

– «Я видел, как ты мучаешься, и знал, как помочь. Неужели это расчет?».

Я вздохнула: «Ладно. Забудь».

– «Я понял, о чем ты. Да, я виноват…»

– «Все. Перестань, пожалуйста. Не будем об этом вспоминать и все».

– «Как скажешь».

– Давай встанем, поедим, а потом вернемся к тому, с чего начался вчерашний разговор.

– Да, леди.

Лиан первым выбрался с постели, и я невольно засмотрелась на его ладную плечистую фигуру, он улыбнулся, польщенный. Эх, надо учиться закрываться, не дело так транслировать свои мысли и чувства.

«Я закроюсь», – было мне ответом, и почти сразу я почувствовала некое отсоединение. Это было так странно, я не ощущала его присутствия, но когда он закрылся, ушел, я ощутила пустоту.

– Приготовь мне что-нибудь, – произнесла я вслух.

– Оладьи с джемом?

– Отлично.

Лиан отправился в кухню, а я в ванную, предвкушая душ, но как только открыла воду, то вспомнила о погибших цветах и о том, как глубоко Лиан переживал об этом. С сожалением закрыв воду, я быстренько побежала в его комнату, схватила пару горшков и такой же рысью отправилась к входной двери, выставив горшки на лестничную площадку. Пришлось сделать несколько таких ходок.

Я сама себе поражалась – бегаю в неглиже как… не знаю кто, чтобы не расстроить своего… Ой! А принадлежность-то надо будет восстановить, иначе Лиан будет считаться бесхозным, и любой, кто сможет поставить метку, станет его хозяином. Выставив последний засохший цветок, я из кабинета позвонила Митху и попросила забрать горшки и купить новых цветов, таких же. После всего этого я, наконец, на пару минут заскочила под воду.

Оладьи пахли замечательно, впервые за несколько десятилетий на моей кухне готовилась еда, а не создавался очередной амулет или эликсир.

– Мука старовата, – озабоченно сообщил Лиан.

– Пахнет вкусно, – успокоила я его.

– Мы, конечно, не домовые, но тоже кое-что можем, – довольно ответил флерс. Ну не могу пока думать о нем как о divinitas.

– Лиан, а как быть с меткой принадлежности?

– Как? – он растерянно и непонимающе посмотрел на меня, и «открылся», восстановив нашу мысленную связь.

«Я думал, ты поставишь на меня семейную метку, как на Фиалочку…. Ты все же хочешь рабскую? Или другую? Какую?» – свалился на меня град взволнованных вопросов.

– Подожди, подожди… Что значит – семейную, как на Фиалочку?

– Ну, у Фиалочки же метка принадлежности к семье, а не рабская, – ответил он в голос.

Я обхватила голову руками и тупо уставилась перед собой. Почти бессознательно захлопнув-закрыв нашу связь.

– Леди, леди, что с вами? – Лиану очень хотелось дотронуться до меня, чтобы поделиться и успокоить, но он не рисковал, видя, чтo со мной творится – я, мягко говоря, была в смятении и злилась.

– Чем отличается рабская метка от семейной? – нейтральным голосом спросила я.

– Рабская протыкает насквозь центры, а семейная крепится к поверхности, врастая, – тут же ответил он.

Ну да, у Фиалочки шнур именно прикрепился к поверхности, прочно так, напоминая собой vis-вену. А у Лиана четко шел сквозь середины vis-центров.

Какой стыд – не знать самого простого. Издержки сиротства.

Я немного успокоилась, и Лиан все же коснулся меня, вливая капельку бодрости и веры в себя.

– Что случилось? – шепотом спросил он. Не может мысленно фамильярничать, так фамильярничает шепотом. Флерс…

– Я не знаю различий между метками, – призналась я, – знаю только формулу подчинения при нанесении рабской и как, в общем, это делается.

– Я расскажу, – так же шепотом предложил он.

– Оладьи горят…

И Лиан тут же метнулся к сковородке.

– А что ты еще знаешь? – спросила я у его спины.

Пожал плечами, не оборачиваясь.

– Много разного знаю… Вы спрашивайте…

А потом вдруг бросил все и опустился передо мной на колени, взяв за руку.

– Вам не нужно меня стесняться. Я ж ваш… И все мое – ваше… – зашептал он.

Я открыла нашу связь.

– «Я ж люблю тебя, матушка, и все для тебя сделаю».

В панике я опять «захлопнулась».

– Хорошо, я не буду стесняться спрашивать тебя о том, чего не знаю, – произнесла я. – А ты, в свою очередь, если видишь, что я чего-то не знаю или что-то делаю не так – не молчи. – Подумав, я добавила: – Хотя, конечно, выбирай момент, чтоб не попасть под горячую руку…

– Хорошо. Я все понял. Вы позавтракаете, и я расскажу вам о метках.

Я согласно кивнула.

Меня, одну из сильнейших в Нью-Йорке filius numinis будет учить флерс. Это даже не смешно.

Лиан крутился по кухне, выставляя передо мной посуду и приборы, наливая чай и накладывая джем… Хозяин… Только маленького роста, на дюйм выше моего плеча… Хорошо, что он такой маленький, это не дает мне воспринимать его как мужчину, верней, как мужа. Не хватало еще влюбиться во флерса…

От его хлопот я окончательно успокоилась и с аппетитом поела. Лиан тоже позавтракал водой и медом, неспешно лакая мед из неглубокого блюдца, которое держал в руках. Странное это зрелище, увидев такое, тяжело поверить, что флерс умнее кошки.

После трапезы мы расположились в гостиной, я «раскрылась», восстановив связь, и Лиан с потрясшей меня методичностью поведал все, что он знает о метках. Это было похоже на научно-популярный фильм – рассказы плюс картинки. С появлением жидкокристаллических мониторов я обрела возможность «почти смотреть» телевизор. Лучевые трубки выжигали глаза, какие б экраны на них ни ставили. ЖК тоже жгут, но на порядок меньше. Можно посмотреть минуту-две самые интересные моменты или запоминая актеров, а потом дальше слушать. Так вот, по логике и методичности изложения Лиан напоминал какого-нибудь профессора. Уловив эти мысли, он чуть растерялся.

– «Что-то не так? Я просто привык так «передавать»…»

– «Передавать? То есть ты сейчас передаешь?»

– «Ну да…»

– «Нет, все хорошо. Все нормально», – поспешила я успокоить его.

Я была в легкой прострации из-за количества полученных знаний и скорости их получения – «смотреть фильм», задавая вопросы и получая ответы, – совсем другое дело, чем читать книгу и размышлять над ней. Я поняла, почему поставила на Фиалочку семейную метку – эмоциональная составляющая была не та, не было подавления, а были жалость и нежность. В качестве экзамена по усвоению урока я поставила метку на Лиана – принадлежность к семье слабого, опекаемого члена, племянника, например. Либидо-центр оставили без контроля, дабы не давать повода думать, что мы любовники.

Пролетело полдня, солнце миновало зенит, и мы опять отправились на кухню. Я уже сама нарезала в салат все, что нашла в холодильнике, а там у меня всегда лежат овощи и фрукты, и заправила маслом. Лиан же опять лакал мед, но не отказался от половины персика и груши. Только я поела, как в дверь позвонили – Митх доставил цветы. Оставив Лиана в кухне, я руководила заносом и расстановкой горшков, вроде бы вышло даже лучше, чем было.

После еды я предложила продолжить разговор и направилась в комнату Лиана, но тот встал в нескольких шагах от двери и скукожился.

– Не бойся… Ну, там уже все хорошо, – уговаривала я его, подталкивая, чтобы он вошел. Но он молча сопротивлялся, в нем нарастала паника.

У меня лопнуло терпение.

– Лиан! Ну хоть немного доверяй мне и мои словам, – обиженно сказала я.

Он тут же раскаялся и прильнул в безмолвном извинении и наконец несмело заглянул в дверь комнаты.

– А? Другие… Новые…. – тут же позабыв обо мне, он принялся обходить цветы, тихо разговаривая с ними.

Нет, все же, чтобы общаться с флерсами, надо иметь железное терпение. Я уселась в кресло, дожидаясь, когда он вспомнит о моем присутствии.

Не прошло и четверти часа, как знакомство со всеми цветами было завершено.

– Спасибо! Спасибо, спасибо, спасибо, – на меня обрушился дождь поцелуев, несущих теплую нежную силу.

– Ну хватит, хватит, закормишь, – мне было неловко, не так уж много я и сделала. Я опять раскрылась для связи.

– «Что мне сделать? Как отблагодарить?»

– «Лиан, надо вернуться к серьезному разговору. О твоих родственниках».

Он тут же стал серьезен.

– Расскажи еще раз все, что знаешь, как узнал и от кого.

Лиан собрался и принялся рассказывать. Дело обстояло так. Руфус тесно общался с волками и вампами последние несколько лет. Я смутно припомнила, что власть у вампов опять сменилась незадолго до тех кошмарных разрушений, погрузивших мегаполис в липкий страх и горе на долгие месяцы. Вот с новым князем вампов Руфус и спелся, став этаким консильери[20] при нем. И конечно же, пасся там же, где и вампы, в их барах и подпольных борделях. Больше года назад, чтоб помучить Лиана, он рассказал о странной паре смуглых беловолосых двойняшек, что, мол, они очень похожи на флерсов, но крыльев у них нет. Лиан сразу вспомнил о Ландышах – когда он уезжал за океан, они оставались в Европе, но мало ли что могло случиться. Он пытался нащупать их, но не смог даже почувствовать их присутствия и уже было решил, что Руфус специально исказил факты, чтобы его помучить, как тот поведал еще об одной паре – мальчике и девочке, флерсах с крыльями, и что эти флерсы опекают тех бескрылых. Лиан опять возобновил попытки нащупать их и все же смог выйти на девочку своей ветви. Нормально пообщаться с ней не вышло, связь была односторонней, похожей на подслушивание, и он смог лишь уловить, что она здесь, в мегаполисе, что ей очень плохо, но кому-то рядом еще хуже. Все. Потом его собственное положение резко ухудшилось, и ему уже стало не до налаживания связи.

Попав ко мне и «откормившись», он возобновил поиски и опять восстановил связь-подслушивание. Это позволило узнать, что девочка и еще трое флерсов находятся под землей, и их крайне редко выпускают на солнечный свет. Так длится долго, слишком долго, все четверо живы лишь потому, что их держат вместе, взаимная привязанность и любовь позволяет им хоть изредка генерировать какие-то крохи и обмениваться ими.

– Они в ужасном состоянии, – вдруг произнес Лиан вслух.

Я понимала, о чем он, без силы мы все деградируем, рацио-центр усыхает, как и остальные, и мы начинаем жить какими-то простейшими инстинктами и побуждениями, теряя способность мыслить логически, что-то рассчитывать и анализировать.

– В каком они районе? Хоть какие-то зацепки о месте, где их держат, есть?

– Нет. Только «сыро, холодно, запах плесени, запах страха и страданий, небо между стен».

– Да, не густо. Я не понимаю, зачем вампам флерсы? Что они могут с них взять?

Лиан тяжело вздохнул.

– Я думаю, просто так, развлечение в чистом виде. Искусство ради искусства.

Я погладила его, вливая силу, успокаивая и вселяя надежду.

– Что-нибудь придумаем. Обязательно.

Ну что ж, раз свалилась в горшок со сметаной, пообещав помощь, надо шевелить лапками, авось собью масло и выберусь.

Было шесть вечера, еще не поздно, и я набрала телефон Седрика, трубку взяла секретарь. Она отказалась с ним соединять, сославшись на то, что он просил не беспокоить, и мое имя никакого впечатления на нее не произвело. Закипая, я помчалась к себе в офис, там в блокноте был записан его прямой мобильный. Набрала…

– Слушаю, – недовольно-вальяжно.

– Седрик Мэдоу, будьте так добры, когда освободитесь, перезвоните в офис Пати Дженьювин! – зло проорала я.

– Пати?..

Я швырнула трубку. Скотина зажравшаяся, ведь можно своим шлюхам объяснить, что есть три, от силы пять персон, с которыми надо соединять всегда.

Перезвонили почти сразу же.

– Пати, розочка моя, что тебя так разозлило? Тебе же нельзя нервничать… – он включил весь свой шарм.

– Ответь, Седрик, ты нанял тупую шлюху, не исполняющую твоих распоряжений, или я не вхожу в число тех, кто может поговорить с тобой в любой момент?

– Пати, ради тебя я прервал деловые переговоры.

– Как мило, – я постаралась успокоиться. – Сможешь заехать ко мне сегодня?

– Э-э… Только часам к десяти.

– Отлично. Жду.

– До встречи.

Я довольно хихикнула, от былого раздражения не осталось и следа. Седрик до десяти вечера просто изведется от любопытства. Мы давно не виделись, и я не припомню случая, когда б я вот так приглашала его, обычно он напрашивался.

После того как я сняла рабскую метку, а Седрик поклялся не вредить мне, мы сделали вид, что абсолютно чужие друг другу, и между нами ничего не было. Я изредка ходила на собрания Совета, и в первый раз на нас с любопытством поглядывали, видя, что связи между нами уже нет, но с расспросами не лезли – не принято. Как-то с нескромным предложением подкатил Форесталь, ему, видите ли, надоели худенькие флерсы и хочется, «чтоб было за что подержаться». Я прямым текстом ответила ему, что не вступаю ни в какие связи с divinitas, и что если он будет настаивать, то это выльется в конфликт между нами, а точнее, в бой. Форесталь настаивать не стал, а за мной закрепилась слава чудачки – я, похоже, была единственной, кто избегал отношений с не-людьми.

Однако Седрик никак не хотел угомониться. Выждав несколько лет, он по любому поводу стремился встретиться со мной наедине, то есть без внимательных глаз других filii numinis. Во время встреч он был мил и не наглел, но я не расслаблялась и встречи эти не поощряла. Черный есть черный, каким бы милым он ни был на поверхности, как ни крути, но он не способен на радостное и беспроблемное существование. Собственно, эта черта и объясняет, почему черные занимают ключевые посты в нашем обществе, им жизненно необходимо к чему-то стремиться, как говорят люди – «заморачиваться» тем или иным способом. Белым же претят любые проблемы, и в этом наша слабость, мы не способны на бой, войну, отстаивание интересов, разве что прижать нас к стенке и поставить на край гибели.

Седрик вел мягкую, кропотливую осаду пару десятилетий, однако я оставалась холодной и отстраненной, не разрешая лишний раз дотронуться до себя. Но все же один инцидент заставил потеплеть наши отношения.

Это было тогда, когда женщины начали размалевываться как клоуны и превращать волосы в паклю, еще и фигуры делали треугольными, с огромными плечами. Совет собрался, чтобы выслушать делегацию из Азии, кажется, из Китая. Явились почти все, и сильные и слабые, всем было интересно посмотреть на чужаков, ну и я пришла из любопытства. Однако была разочарована – старшим был сухонький старичок, какой-то мутный и блеклый в плане силы, а его три спутника-охранника были оборотнями: Лис, Кот и что-то морское, непонятное. Оборотни своей необычностью приковали к себе внимание, а на старичка присутствующие поглядывали чуть ли не с брезгливостью – у нас самих таких слабаков больше половины.

Люди ухитрились украсть у азиатских divinitas какой-то ценный артефакт и вывезли в Америку. Азиаты чуяли, что артефакт здесь, в Нью-Йорке, но вот у кого и где – определить не могли и просили помощи у нас. Седрик выслушал просителей и дежурно заверил, что, мол, мы окажем посильную помощь и что, конечно же, если кто-то узнает о местонахождении интересующей гостей вещи, то им тут же сообщат. В общем, всем, и гостям в том числе, было ясно, что никто особо не пошевелится и поиски не развернет, азиаты вежливо раскланялись в пояс и вышли из зала. Совет быстро разобрался с еще каким-то маловажным делом, и мы начали расходиться. В холле меня перехватил один из оборотней-чужестранцев и, беспрерывно кланяясь, попросил пройти с ним, перемолвиться парой слов с их старшим. Поскольку это было здание Седрика и кругом находились наши охранники-волки, я согласилась.

Гости расположились в небольшой комнатке, приемной какого-то мелкого начальника, и только когда за мной закрылась дверь, я поняла, что сделала страшную глупость. Воздух звенел от силы этих четырех. Я привычно сомкнула щиты, заталкивая свой страх поглубже внутрь. Старичок встал и поклонился, он был все таким же мутным, но я уже не обманывалась и постаралась вежливо вернуть поклон.

– Белая хозяйка – мудрая женщина, она живет спокойно за спиной своего вассала, – произнес старичок. Его голос, как и прежде, был тих и вкрадчив, но мне он напомнил шелест камней, которые могут стать смертоносной лавиной. Мелькнула паническая мысль: «Вассал? Седрик мне не вассал…»

– Однако вассал не столь умен, – продолжил старик, – молодой наместник фактически отказал нам в помощи. Это нехорошо.

Я с трудом подавила согласный кивок, думая, как же мне выкрутиться. Седрик чхать хотел на мое мнение, если он не почувствовал силы чужаков, то мои рассказы его не убедят.

– Уважаемый, молодой глава… слишком молод, – с улыбкой произнесла я, – дайте ему второй шанс. Я приведу его, а вы еще раз объясните ему здесь, приватно, что вы хотите.

Старик улыбнулся в узкие усы и согласно кивнул. И тут Кот, видно, чтобы пресечь любые мои сомнения, частично перекинулся в песочно-пятнистую тварь, ноги и торс остались человеческими, а выше шли широкие лапы с изогнутыми когтями и кошачья морда с большим некрасивым розовым носом и огромными клыками.

Я оказалась в коридоре и опрометью бросилась к кабинету Седрика в надежде, что тот еще не ушел. Не ушел, о чем-то беседовал с Саббиа. Я заскочила, что называется, с разбегу и пожалела об этом, мужчины в недоумении уставились на меня.

– Пати? – Седрик был сама саркастичная снисходительность. «Да я сейчас собью с тебя весь твой пустой апломб, сосунок недоделанный», – подумалось мне.

Я нервно улыбнулась:

– Лорд Саббиа, прошу прощения, но мне очень нужно переговорить с Седриком, с лордом Мэдоу, наедине, – произнесла я, стараясь дышать помедленнее. Мужчины переглянулись с похабными ухмылками. Придурки!

– Ну, леди Росео, раз вы просите, я не смею вам отказать.

Я поскорее отодвинулась от двери и вообще подальше от Саббиа, чтобы избежать куртуазного поцелуя в руку или иного прикосновения божка.

Когда за ним закрылась дверь, я с размаху влепила пощечину Седрику, тот опешил на мгновение, но тут же вскипел.

– Слушай! – заткнула я так и не излившийся поток возмущений.

Учитывая, что я никогда себе подобного не позволяла, Седрик сдержался и действительно приготовился слушать.

– Ты впустил в наш город этих… чудовищ! Мало того, ты не разглядел, кто они!

– Ты дура! Тебе показали иллюзию, а ты в штаны наложила! Идиотка!

– Иллюзию? Пошли! Пошли со мной, придурок недоделанный!

– Я не собираюсь идти куда-то по приказу перепуганной розовой идиотки!

– Отлично! Подыхай сам и утяни во Тьму всех этих ничтожеств!

«Заехать домой, сгрести амулеты и заготовки, и куда-нибудь подальше, залечь в темном углу, пока эта четверка будет разносить Нью-Йорк по камню».

Я уже взялась за ручку двери, когда Седрик нажал какую-то кнопку, и они заперлись.

– Пати…

– Что? – я не оборачивалась, усмиряя бешенство, не хватало еще ввязаться в драку и исчерпать свой резерв.

Седрик молчал.