Потерянное одиночество Пушкарева Любовь
– Ты принимал их один или со свитой? – так же, не оборачиваясь, спросила я.
Опять молчание. Я жду. Я просто жду, чтоб дверь открылась, и я смогла уйти отсюда, сбежать из города.
– Ладно, пошли… – и он открыл дверь. – Пошли, и я покажу тебе, глупенькая, что все твои страхи – чепуха, – он опять вошел в роль моего ухажера. Я даже не обратила внимания на то, что он обнял меня за талию, и мы, обнявшись, прошли мимо еще не разошедшихся divinitas.
С каким-то мрачным удовольствием я смаковала мысль, что веду Седрика в западню – получи, придурок, по заслугам.
Чужак-оборотень с приклеенной улыбкой не дал мне сбежать, загородив собою путь к отступлению, и мне пришлось зайти вслед за Седриком. Отчаяние придало мне сил и наглости, зайдя в комнатку, я заговорила первой.
– Мое почтение, уважаемый, пожалуйста, убедите нашего главу в серьезности вашей проблемы.
В ответ на эти слова Седрик взглядом пообещал мне взбучку за такое хамство, а старик лукаво улыбнулся.
Секунду или чуть более ничего не происходило, а потом, повинуясь еле заметному знаку старика, оборотни стали перекидываться. Лис оказался огненным, но Кот просто огромным котом. «Виверровый», – некстати вспомнилась статья о тварях с таким носом и лапами. Перекинувшись, оборотни остались стоять на задних лапах, и их поведение было вполне разумным, не звериным. Морской оборотень оказался синей змеей с желтыми короткими лапками, каких в природе точно нет. Змея вертикально не удержалась и заструилась по полу, а потом и по стене.
Я распрощалась с жизнью. Абсолютно чуждые, неизвестные силы подчинялись неведомым законам, пугая одним фактом своего существования. Поведение оборотней внешне не несло угрозы, но их сила напоминала рычащих собак, ждущих команды наброситься.
Ничего страшнее в своей жизни я не видела и не ощущала.
Защиты от чужаков не было.
Седрик повел себя как-то странно. Он или не видел или не чуял… или не хотел верить очевидному… К моему удивлению и ужасу, он сделал пару шагов вперед и пощупал лапу кота. В то же мгновение, тот произвел захват, заломив его руки и прикусив шею, выжидающе глядя на старика.
– Не стоит, – услышала я собственный спокойный голос, – его смерть помешает организации поисков.
Это говорю я? Какой я молодец…
Старик чуть повел бровью, и кот выпустил Седрика, тот, не удержавшись, упал на колени.
Старик посмотрел на меня, потом на Седрика.
– Вы оба еще очень молоды и глупы, но те, кто старше, еще глупее.
И тут старик начал сбрасывать маскировку, она опадала, как куски брони, он оказался нестерпимо ярким – все цвета радуги бурлили в нем, причем черная и белая силы не мешали друг другу, вплетаясь в общий круговорот. От этой ужасающей, сводящей с ума яркости я переключилась с vis-зрения на обычное – и не сдержала крика. В комнате, грозя пробить потолок головой, стоял желто-красный восточный дракон – змея с лапами. Оборотень – синий дракон рядом с ним казался даже не детенышем, а комнатной собачкой. С негромким треском сломался стол – красному было мало места. Мы все, включая лиса и кота, жались к стенам, и только синий дракон-змея радостно скользил вокруг старшего. Дышать было невозможно – то жар, то холод, то смрад вулкана, то аромат цветов, все сменялось с головокружительной быстротой.
Дракон приблизил ко мне свою усатую голову и посмотрел в упор, изучая, как букашку, а потом так же уставился на Седрика.
– Я убедил вас помочь нам? – пророкотал он, не открывая рта.
– Да, – выдавил Седрик.
Задумчиво покачавшись, дракон вдруг стал уменьшаться, закручиваясь в кольца, потом пошла рябь, и мы вновь увидели старика. И только раздавленный стол свидетельствовал, что здесь минуту назад не было свободного места.
– Я оставлю Уна, чтоб он помогал вам. До завтра, – и старик вышел из комнаты. Оборотни, неизвестно когда успевшие принять людское обличье, последовали за ним. «Кот», похоже, тот самый Ун, поклонился и выжидающе глянул на нас.
– Подождите, пожалуйста, за дверью, – нашлась я. Тот молча послушался.
– Ну что? – спросила я.
– Мне жаль, я был не прав, – тихо ответил Седрик. Нужны мне его извинения, как рыбе зонтик.
– Ты можешь им помочь? Или они просят невозможного?
– Да, могу.
– Ну так отлепляйся от стены и вперед.
– Пати… Я пуст. Пуст до самого дна.
Я сама была пуста, такой страх даром не проходит.
– Седрик, я не буду сейчас тебя кормить. Мне почти нечем.
– Я понимаю. У меня в кабинете накопители – пеммикан и отвар в глиняной кружке.
– Хорошо. Принесу.
Кот у двери терпеливо ждал, и когда я вернулась с мясом и кружкой, он стоял все в той же позе.
После трапезы, обретя силы, Седрик принялся за дело, а я уехала домой. Если бы Седрик не мог помочь нашим гостям, я б уехала из города, а так я надеялась, что он найдет этот артефакт, будь он неладен, и они спокойно уберутся к себе на родину.
Прошли томительные сутки ожидания, и вечером следующего дня Седрик заехал ко мне в ресторан. Лис-оборотень следовал за ним по пятам, а в шаге позади, набычившись, шла постоянная охрана из двух волков.
Я закрыла дверь в свой кабинет перед носом у мохнатых. Они не стали ломиться, хоть пожелай Лис зайти, воспрепятствовать я б ему не смогла.
– Фух, наконец-то, – Седрик закрыв глаза, студнем растекся по креслу. Я с удивлением смотрела на него, вечно собранный и энергичный, он сейчас не был похож сам на себя.
– Что случилось? – спросила я, хоть прекрасно понимала, что с ним. Все время быть рядом с тем, кто может одним движением убить тебя или подчинить – испытание не из легких.
– Пати, я не могу… не могу больше терпеть их рядом с собой, – словно сам себе, произнес он.
Эта тихая жалоба растопила мое сердце, я села к нему на колени и, обняв, стала целовать лоб, виски, щеки, по капле вливая силу. Какое-то время он не шевелился, принимая подарки, но потом начал по чуть-чуть отвечать, поглаживая мое бедро и так же мимолетно целуя в ответ. Он принялся искать мои губы, в таком поцелуе мы бы могли обменяться не каплями, а потоком силы, но я не хотела рисковать и, глядя ему в глаза, отрицательно покачала головой. Седрик с сожалением подчинился, только поцелуи превратились в нежные покусывания одними губами. В этих ласках мы не только обменивались силой, но и генерировали красную, почти одинакового оттенка, моя была лишь ненамного светлее. Так пролетели полчаса, мы оба наполнились, и я, мягко отстранившись, встала с его колен. Седрик успел поймать мою руку и поцеловал, вливая силу – безмолвная благодарность.
– Пати, можно я и завтра приду? Мне… будет легче пережить этот день, зная, что… – он не договорил, но и так ясно – зная, что вечером мы накормим друг друга.
Отказать я не могла.
– Хорошо. Только веди себя прилично. Как сегодня…
Он улыбнулся непривычно мягкой улыбкой.
– Хорошо.
И вместо прощания чмокнул в щеку, как в те дни перед боем с Абшойлихом.
Девять вечеров я закрывала дверь перед невозмутимым лицом очередного оборотня-чужака, девять вечеров мы с Седриком медленно и осторожно раскачивали друг друга, наполняясь и обмениваясь.
– Розочка, сладкая, пушистая розочка, – забывшись, иногда шептал он, – с дли-инными шипами, коготками… Чтоб никто не достал, не понюхал, не коснулся… Моя розочка… – последнее он всегда произносил еле слышно, потому что знал – это «моя» может меня взбесить.
А на десятый день он пришел бодрый и без чужака – артефакт нашли, и монстры спокойно убрались восвояси.
– Пати, сегодня опять Совет, я слишком многих прижал к ногтю, потребовав помощи в поисках артефакта, и Фрешит опять мутит воду.
Я улыбнулась каламбуру – Фрешит-Паводок.
– Говорит, что я заставил многих потратиться неизвестно ради чего. Скотина пришлая.
Фрешит перебрался в Нью-Йорк из Детройта, после того как вампы захватили там власть, и, несмотря на то, что это было десятилетия назад, все еще считался пришлым.
– Скажи, а кто тебе рассказывает обо всем? Откуда ты знаешь, что он говорит? – задумалась я.
– Саббиа рассказывает, он жуткий сплетник и знает все обо всех.
– Саббиа… Седрик, ты доверяешь Саббиа?
– Я никому не доверяю, Пати, даже тебе.
– Не играй словами. Ты принимаешь на веру слова Саббиа, когда нужно принять какое-то решение?
Тут до Седрика начало потихоньку доходить, чтo я имею в виду, сомнение и растерянность явственно проступили на его лице.
– Но зачем ему?
– Бог зыбучих песков, Седрик, будет сеять нестабильность и раздор не потому, что у него какие-то далеко идущие планы, а потому что это его природа, он не может иначе. Ему надо видеть и чувствовать борьбу за жизнь, и если раньше он наблюдал за зверушками в своих ловушках, то теперь вместо них – мы, divinitas.
– Не преувеличивай.
– Готова поспорить на поцелуй, что именно он убедил тебя, что только полные ничтожества могли позволить людям что-то украсть у себя.
Я попала в точку. Седрик сел и закрылся, обдумывая мои слова. Я не мешала ему, вернувшись к прерванным делам. Через четверть часа, если не более, он произнес:
– Ты опять права, Пати.
– Угу, я счастлива, – саркастично ответила я.
– Я слишком многого не знаю и не вижу…полуволк… – сам себе сказал он.
– Мы, Седрик, МЫ слишком много не знаем и не видим, – Седрик никак не мог смириться со своим происхождением, его мать была divinitas, а отец оборотнем, и такая наследственность здорово осложняла ему жизнь.
– То есть? Ты и я?
– И ты, и я, и другие divinitas. Не надо делать из этого проблему и посыпать голову пеплом. Ты уже полвека глава города, ты прирожденный руководитель, в меру властный и осторожный.
– Ух ты, сколько комплиментов…
– Поговори с Фрешитом перед Советом, может, вы сможете найти общий язык, – буркнула я и сделала вид, что углубилась в бумаги.
– Пати, ты нужна мне на этом Совете. Только мы с тобой и мои волки разобрали, насколько опасны были азиаты.
– Ты думаешь, россказни «розовой идиотки» будут иметь хоть какой-то вес?
Седрик в досаде стукнул себя по колену, но я «провернула нож в ране».
– Или ты забыл, с каким сарказмом и снисходительностью разговаривал со мной десять дней назад?
– Пати… Сама виновата!
– Не спорю. Я поеду на Совет, Седрик, но лишь для того, чтобы полюбоваться твоим триумфом или же присмотреться к новому главе. Dixi.[21]
Почти с минуту Седрик стоял молча, закрывшись, но все равно было видно, что он бурлит, раздираемый противоречивыми чувствами. Потом его лицо вдруг осветила озорная улыбка:
– Бросаешь на глубину?
Я улыбнулась в ответ.
– Тебе давно пора было оставить всяческие бревна и плыть самому.
– Я тебе покажу, МОЯ розочка, как я умею плавать, – и он стремительно обняв, чмокнул меня в щеку. – До встречи на Совете.
Седрик меня не разочаровал, он был в ударе, парируя все обвинения Фрешита, но Саббиа нанес удар исподтишка, осудив сам факт помощи иноземцам, напомнив, что мы ничего за эту помощь не получили. После этого словесные нападки посыпались с новой силой, но Седрик спокойно выслушивал и молчал.
– А теперь скажите мне, уважаемые filii numinis, что, только я один смог разглядеть за мутными щитами силу старика? Только я заметил, что Лис-оборотень еще и властелин огня? Что Кот перекидывается наполовину, а Морская тварь – властелин воды? Только я? – он обвел взглядом молчащее собрание. – Значит, место главы мое по праву сильного!
– Это все были иллюзии, – прозвучал в тишине голос Саббиа. – Их обокрали ЛЮДИ!
– А кто нас всех выгнал со Старого Света? Кто убил наших родителей, братьев и сестер? Кто, лорд Саббиа? Боги?
Опять повисла тишина.
– Кхм… если позволите, – прозвучал несмелый тихий голос. – Я тоже видел, что Лис – властелин огня, он поджег одежду на человеке, когда тот не захотел… рассказывать… что знал… – последние слова говорящий еле выдавил из себя под тяжелым взглядом Саббиа.
– А мне Кот когтями угрожал… они у него как ножи… – раздался жалобный голос откуда-то из дальнего угла.
Присутствующие тихо загомонили и тут Седрик подойдя к Саббиа громко спросил:
– Лорд, вы почувствовали силу иноземцев?
Тот вскинул бровь, мол, что за наглость задавать такие вопросы.
– Ответьте, да или нет. Вы поняли, что они сильнее, чем хотят казаться?
Все divinitas уставились на Саббиа, но тот молчал. Седрик с минуту сверлил его взглядом, а потом резко развернулся к Фрешиту.
– Лорд Фрешит, я уважаю вас как сильного и мудрого filius numinis, но вы слишком доверились словам властелина ЗЫБУЧЕГО песка, – с достоинством произнес он.
Фрешит склонил голову, признавая его правоту.
Это был триумф.
Молодой полуволк сорвал поводок и доказал, что он уже заматерел.
Я изобразила аплодисменты, и Седрик в ответ еле заметно кивнул, многие заметили это и сделали свои выводы.
С тех самых пор мы встречаемся три-четыре раза в год у меня в ресторане, разделяем трапезу, болтаем, делясь сплетнями. И если Седрик специально опустошается перед встречей, то я забираюсь к нему на колени, и мы неспешно и аккуратно наполняем друг друга. Для него это сладкая пытка, он хочет большего, хочет всего и сразу, но понимает, что, проявив грубость, лишится и этого. Для меня же это своего рода тренировка умения делиться и генерировать, не открываясь.
– Ты похожа на колючий куст, – говаривал Седрик в сытом благодушии, – колючки скрывают сладкий цветок и так хочется вдохнуть его аромат полностью, но нельзя, шипы не дают… Чем нежнее обращаешься с шипами, тем сильнее аромат – сладкий, пьянящий, розовый, летний, солнечный.
Я смеялась в ответ.
– Ты ж волк, что тебе аромат розы?
– Я ведь не волком к тебе прихожу, а почти человеком…
Седрик все же понял, что когда он полон сил, мы не можем нормально общаться – наши начала конкурируют и враждуют. А поняв это, к моей радости, перестал звать меня в жены, удовлетворившись нашими редкими встречами и подобием дружбы. А может, и не подобием. Не было возможности проверить.
И вот сегодня мне потребовалась услуга.
Без четверти десять он зашел в зал. Лет пять назад он сменил внешность и сейчас был даже слишком ярким – высоким, широкоплечим, но не грузным брюнетом с точеным лицом, лет тридцати. Женщины млели и норовили упасть в объятия от любви с первого взгляда, но после второго многим становилось ясно, что лучше поискать кого-то не столь жесткого, если не сказать жестокого. Красивый хищник даже не пытался скрыть свою натуру, наоборот, выставляя ее напоказ.
– Пати… – он склонился, целуя мне руку.
– Никак не привыкну к твоей вызывающей красоте, – проронила я.
– А знаешь, такая внешность по-своему помогает, все ждут какого-то подвоха и не осмеливаются перечить. Ни в чем.
– Так что ж так раздраконило мою розочку? – перешел он к делу, взяв шутливо-галантный тон.
– Твоя дура-секретарша, мне пришлось бежать из дома в офис, чтоб набрать твой прямой номер…
– Она уже не работает.
Я приподняла бровь.
– Лихо.
Он лишь досадливо отмахнулся, мол, такой пустяк не тема для разговора.
– Ты голоден?
– Нет, только что с ужина.
– Тогда пойдем ко мне.
– С удовольствием…моя розочка.
– Не зли меня, волк. И ни на что не надейся, ты переполнен и так.
– Пати, ты хамка.
– Ты тоже, мой дорогой, – ответила я с улыбкой.
Зайдя в кабинет, Седрик привычно устроился в кресле.
– Ну, Пати, я тебя слушаю.
– Как у нас обстоят дела с Конвенцией о защите генерирующих сотворенных?
Он безмолвно поднял брови, как бы говоря: «Вот оно как».
– Хочешь прижать тетку с кузеном? Запросто.
– Нет, все не так просто. Они действительно не соблюдали Конвенцию, чуть не угробив пару флерсов, но… Но Руфус снял с мальчика печать, и это позволило ему удрать и прийти ко мне. Я не смогла его вышвырнуть и «взяла», а тетушка подарила мне девочку, узнав, что та беременна.
– Ух ты. А по порядку? На тебе теперь беременная флерса…
– Да вот это и есть по порядку, – поморщилась я. – Мальчик оказался из старых и далеко не слабак. Флерса… я их чуть откормила и теперь… в общем, с беременностью и прочим у меня проблем нет.
– Пати… Пати-и, – лукаво улыбаясь, произнес он, – не увиливай от матерого полуволка. Ты сейчас не розовая, ты салатовая, значит, этот флерс с тобой, что же тогда с флерсой, а?
– Родила и воспитывает ребенка за городом на цветочной ферме.
Седрик затаился.
– И как давно ты стала владелицей флерсов?
– Две с половиной луны назад.
Он присвистнул.
– Да… Пати…
– А теперь, когда ты удовлетворил свое любопытство, мой дорогой, давай вернемся к делу, – я злилась из-за того, что ему теперь известно, насколько я стала сильна.
– Ну, давай, моя розочка, я тебя все так же слушаю.
Я собралась с мыслями.
– Руфус, чтобы… помучить флерса, рассказал ему о четырех его собратьях, которые находятся в плену у вампов, в одном из их бардаков.
– Пати, это нонсенс, – рассудительно произнес Седрик, – Зачем вампам флерсы, они ничего не могут с них взять.
– Да, не могут. А зачем словесно издеваться, бить и мучить флерса, отключая его vis-функцию, а?
– Руфус просто недоделанный ублюдок.
– Да. Точно. А еще он почти вамп, не боящийся света.
Седрик задумался.
– Даже если так, даже если это правда, что дальше-то?
– Дальше? – невесело переспросила я. – Это вопрос внутреннего равновесия для меня.
Седрик удивленно поднял бровь.
– Чему ты удивляешься? Я ведь белая, для меня все эти вещи не пустой звук.
– Ну, для меня, знаешь ли, тоже. Клятва убить Руфуса жжет меня до сих пор.
Мы помолчали, обдумывая продолжение разговора.
– Ты сама понимаешь, что прижать какого-то середнячка на Совете, призвать его к ответу – это одно. А вампы – это совсем другое.
– Понимаю. Но, Седрик, вампы – сотворенные, они должны нам подчиняться. Они должны знать, кто хозяин положения.
– Пати, я не смогу открыто, в лоб выступить против них.
– Оп-па, приехали. Почему?
– Да, потому, Пати, потому! Если они скажут, соврут: «Нет у нас никаких флерсов», – что делать дальше? Ничего! Только плевок ложью в лицо, от которого придется молча утереться. Перемирие до сих пор не нарушено, и это устраивает всех. А если не волков, то кого я смогу повести против вампов? Людей? Да, людей смогу, но лишь в крайнем случае, чтобы уничтожить лежки, потому что, сама понимаешь, потом придется или перебить эту команду, или возиться, стирая память. И то и другое хлопотно, знаешь ли, и без крайней необходимости людей никто никогда не подключает.
– Седрик, ну подскажи, что делать, – жалобно попросила я.
Он с удивлением посмотрел мне в лицо.
– Пати, у меня на чужую слабость инстинкт хищника просыпается.
– Да? Извини, слишком много с людьми общаюсь, с ними бы сработало. Итак, Руфус, сняв печать с флерса, хотел отдать его вампам. Забрать должны были две волчицы, – я напрягла память, – Верити Райс и Тринкси Рвач. Забрать и доставить вампу Грегори, он хозяин «Бас-гитариста» и «Бэггера». Доставить должны были в «Бэггер»… да, точно, в «Бэггер».
И я выжидательно уставилась на Седрика.
– Ведь можешь думать, когда хочешь, – ухмыльнулся он. – Эти две волчицы не мои, даже имен не слышал. Значит, тебе придется договариваться с вожаком стаи, он вменяем и неглуп, договоришься, если совсем не напортачишь.
Я открыла было рот:
– А ты не мог бы…
– Что? Пати! Мы с ним на ножах, у меня своя стая! Ты ведь знаешь это!
– Забыла, – промямлила я.
В ответ – раздраженное фырканье.
– В общем, договоришься допросить этих сук. Свари эликсир правды, если умеешь. Умеешь?
– Нет.
– Плохо. Будь готова вытягивать с них информацию.
– Да запросто, – ляпнула я.
Седрик смерил меня взглядом.
– Сомневаюсь. Ну да ладно. Я со своей стороны попробую прижать одну грязнулю, может, она знает что-то, а не знает, так разузнает, поразнюхивает.
«Грязнулями» называли слабых черно-красных за мутный, как бы грязный цвет силы. Слабые же черно-зеленые удостоились прозвища «болотные» – с таким запахом их силу воспринимали сотворенные. Хоть я почти не ощущаю силу на запах, но тетушка Агата в моем восприятии будто использовала духи с запахом болотной гнили, а Руфус же просто вонял трупом, как и все вампы.
– Седрик, как мне разговаривать с вожаком?
– Не так, как со мной.
– Ну, ясно…
– Нет, Пати, тебе не ясно. Он должен увидеть умную, сильную, властную filius numinis. Я знаю, что ты такая, потому что долго общаюсь с тобой. Но ты все время прикидываешься… розовой идиоткой, причем, весьма успешно.
– Я поняла тебя. Merci за комплименты. Я смогу у него попросить волков для сопровождения? Рано или поздно мы узнаем, где они, если они не в «Бэггер», то я что-нибудь придумаю и допрошу Руфуса непосредственно, ну или твоя грязнуля узнает. Короче, я ж не сунусь в их лежку сама даже в полдень, там же могут быть «фуа-гра»…
– Кто? – Седрик аж вперед подался.
– Ну, я так называю тех, от которых вампы жрут постоянно-периодически, кого не убивают сразу.
– Ренфилды, Пати, их сейчас называют – ренфилды. Но почему «фуа-гра»?
– Да потому что вампы ценят их, как гусей, из которых можно неоднократно получать деликатес фуа-гра.
Седрик несколько секунд осмысливал услышанное, а потом расхохотался.
– Ты молодец, очень точное сравнение.
– Так вот, могу я попросить у вожака трех-четырех волков для охраны? Вампы будут спать, и перемирия они никак не нарушат.
– В принципе, да. Если произведешь благоприятное впечатление и сможешь что-то предложить взамен.
– Деньги? Больше нечего.
– Ну да… Да, тебе больше нечего предложить, хотя, готов поспорить – вожак, если ты хоть чуть дашь слабину, будет требовать секса.
Я опешила.
– Почему? Зачем?
Седрик вздохнул.
– Наш деловой разговор все время делает какие-то странные кульбиты, ты не находишь?
– Расскажи мне. Ты ж никуда не спешишь?
– Ну ладно, ты не сплетница, а кто хотел – и так разнюхал… Все знают, что мой отец – волк-оборотень, и я недомолвками даю понять, что, мол, мамаша моя была шибко горячая да гулящая. На самом деле родители лишились земель, на которых они себе чудесно жили. Отец, приемный, бело-зеленый, мать черно-зеленая – красота! Их дети: сын – осенний[22] и дочка – весенняя.[23] В общем, полная гармония. Но все закончилось, как у всех, – люди, Единый… Они перебрались со своих земель на север, а мы жили в Гренландии. А на севере они начали чахнуть настолько, что даже стали стареть. Неизвестно, чем бы все кончилось, но пришлая стая оборотней поселилась на наших новых землях, и мать попросила у них помощи. Они не отказали, ведь с женщинами у них было туго, времена настали такие, что уже не часто-то и украдешь не только девицу, а и просто бабу. Цивилизация наступала. Мать и сестра стали платой за жизни брата и отца. Сестра долго не выдержала, весенняя – белая, то ли утопилась, то ли истаяла. А мать родила меня, первого и самого сильного, не волка, а divinitas, а потом еще не знаю скольких, пятерых или больше, сильных оборотней. Меня она отдала отцу и брату, чтобы заботились и приводили в полный разум, а сама осталась с волками, рожая им вожаков. Она не жалела о своем выборе, ей в стае жилось неплохо. Отец сильно горевал по своей белой дочери, и как только передал мне все, что знал, истаял. Брат возился со мной еще пару десятилетий, а потом мы оба покинули Гренландию, только он подался в Канаду, в глушь, а я сюда…