Смеющийся труп Гамильтон Лорел
Я шла за Мэнни по иссушенному зноем газону. Маленькая девочка на трехколесном велосипеде смотрела на нас, и на ее коричневой мордашке отсутствовало всякое выражение.
Мэнни снял солнечные очки и улыбнулся человеку с пистолетом.
— Buenos dias,[2] Антонио. Давно не виделись.
— Si,[3] — ответил Антонио. Голос у него был низкий и угрюмый. Загорелые руки он свободно сложил на груди. Таким образом, его правая рука была совсем рядом с рукояткой пистолета.
Я спряталась за Мэнни, чтобы Антонио не видел, что я делаю, и небрежно переместила руки поближе к собственному оружию. Девиз бойскаутов: «Всегда будь готов». Или это девиз морских пехотинцев?
— А ты стал сильным, красивым мужчиной, — сказал Мэнни.
— Моя бабушка сказала, чтобы я вас впустил, — сказал Антонио.
— Она мудрая женщина, — ответил Мэнни.
Антонио пожал плечами.
— Она — Сеньора. — Он перевел взгляд на меня. — А это кто?
— Сеньорита Анита Блейк. — Мэнни отстранился, чтобы я могла выйти вперед. Я вышла, держа правую руку на талии, как будто это моя любимая поза, но на самом деле так было легче всего дотянуться до пистолета.
Антонио смотрел на меня сверху вниз. Темные глаза его были сердитыми, но и только. Его взгляду было далеко до взгляда, присущего телохранителям Гарольда Гейнора. Я улыбнулась:
— Рада с вами познакомиться.
Он подозрительно покосился на меня, потом кивнул. Я продолжала ему улыбаться, и по его лицу медленно расползлась улыбка. Он решил, что я с ним заигрываю. Я не стала его разубеждать.
Антонио что-то сказал по-испански. Мне оставалось только еще шире заулыбаться и покачать головой. Он говорил тихо, кривя в усмешке губы, и в его темных глазах мелькало какое-то новое выражение. Не нужно было знать язык, чтобы понять, что он меня кадрит. Или оскорбляет.
На шее Мэнни вздулись жилы, лицо его вспыхнуло. Он что-то пробормотал сквозь стиснутые зубы.
После этого покраснел уже Антонио. Его рука потянулась к пистолету. Я поднялась на две ступеньки и коснулась его запястья, как будто мне было непонятно, что происходит. Рука у него была напряжена, как провод под током.
Взяв его за руку, я лучезарно улыбнулась. Он перевел взгляд с Мэнни на меня, и напряженность спала, но я не выпускала его запястья, пока он полностью не расслабился. Он поднес мою руку к губам и поцеловал. Губы его задержались на тыльной стороне моей ладони, но глаза снова нашли Мэнни. Взгляд был злобным, даже яростным.
Антонио носит оружие, но он дилетант. Дилетанты с оружием долго не живут. Интересно, понимает ли это Доминга? Может, она и сечет в колдовстве, но держу пари, в оружии и в том, какие качества нужны тому, кто его использует постоянно, она ни черта не смыслит. И независимо от того, какие это качества, Антонио ими не обладает. Он может вас преспокойно убить и даже не вспотеет. Но не на тех основаниях. На любительских основаниях. Впрочем, от этого вы не станете менее мертвым.
Взяв меня за руку, он помог мне подняться на крыльцо. Это была моя левая рука. Мою левую руку он мог держать хоть весь день.
— Я обязан проверить тебя на наличие оружия, Мануэль.
— Понимаю, — сказал Мэнни. Он поднялся по ступенькам, и Антонио отступил, на всякий случай сохраняя дистанцию между собой и Мэнни. Ко мне при этом он повернулся спиной. Беспечность; в иных обстоятельствах она могла бы стоить ему жизни. Он заставил Мэнни положить руки на перила, как делают полицейские. Антонио знал свое дело, но обыскивал как-то злобно, производя множество мелких суетливых движений, как будто ему было ненавистно касаться Мэнни. Как много ненависти в старине Тони.
Ему даже в голову не пришло обшарить меня. Ай-ай-ай.
На крыльцо вышел еще один мужчина. На вид ему было за сорок. На нем была белая майка, а поверх — незастегнутая шерстяная рубашка с закатанными до самого верха рукавами. На лбу блестел пот. Я не сомневалась, что на поясе у него за спиной пистолет. Волосы у него были черные, и только на лоб свешивалась белая прядь.
— Чего ты там возишься, Антонио? — У него был густой голос с заметным акцентом.
— Я его обыскиваю.
Второй мужчина кивнул.
— Она готова вас принять.
Антонио отступил в сторону и снова занял свой пост на крыльце. Когда я проходила мимо него, он причмокнул губами. Я почувствовала, как напрягся Мэнни, но мы вошли в гостиную, и никто никого пока не пристрелил. Исключительное везение.
В левой стене просторной гостиной была дверь в столовую. Напротив я заметила пианино. Интересно, кто на нем играет? Антонио? Не-е.
Мы прошли за телохранителем по коридору в большую кухню. Золотые прямоугольники солнечного света тяжелыми слитками лежали на черно-белом кафельном полу. Пол и сама кухня были старые, но все оборудование — новехоньким. У задней стены стоял один из этих «чудо-холодильников», которые сами делают кубики льда и газируют воду. Вся обстановка была выдержана в бледно-желтых тонах: Золото Урожая, Осенняя Бронза.
За столом сидела женщина лет шестидесяти с небольшим. Ее тонкое коричневое лицо пересекали многочисленные морщинки, как у человека, который часто улыбается. Снежно-белые волосы были собраны в узел на затылке. Она сидела очень прямо, положив изящные руки на стол. На вид она была ужасно безвредной. Добрая старая бабушка. Если хотя бы четверть того, что я о ней слышала, — правда, то лучшего камуфляжа мне еще не доводилось видеть.
Она улыбнулась и протянула к нам руки. Мэнни шагнул вперед и принял приглашение, коснувшись губами ее пальцев.
— Рада видеть тебя, Мануэль. — У нее было богатое контральто с легким бархатистым акцентом.
— И я тебя, Доминга. — Он отпустил ее руки и уселся напротив.
Ее быстрые черные глаза остановились на мне, все еще стоящей в дверном проеме.
— Итак, Анита Блейк, наконец ты явилась ко мне.
Странно было слышать эти слова. Я взглянула на Мэнни. Он взглядом пожал плечами. Он тоже не понял, что она хочет этим сказать. Чудесно.
— Я не знала, что вы меня с нетерпением ждете, Сеньора.
— Я много о тебе слышала, chica.[4] Много невероятного. — В ее черных глазах мелькнул намек на то, что это улыбающаяся женщина не так уж и безобидна.
— Мэнни? — спросила я.
— Это не я.
— Нет, Мануэль больше со мной не общается. Его женушка ему запрещает. — Последняя фраза прозвучала с обидой и горечью.
Бог ты мой! Самая могущественная жрица вуду на Среднем Западе ведет себя как отвергнутая любовница. Вот черт.
Доминга снова обратила сердитый взгляд черных глаз на меня.
— Все, кто связан с вуду, рано или поздно приходят к сеньоре Сальвадор.
— Я не связана с вуду.
Это ее позабавило. Все морщинки на ее лице засмеялись.
— Ты оживляешь мертвых, делаешь зомби — и говоришь, что не связана с вуду. Не смеши меня, chica. — Голос ее искрился неподдельным весельем. Похоже, я ей здорово подняла настроение.
— Доминга, я же сказал тебе, какова цель нашей встречи. И, по-моему, очень ясно… — начал Мэнни.
Доминга махнула на него рукой.
— Да, по телефону ты вел себя весьма осмотрительно, Мануэль. — Она подалась в мою сторону. — Он очень ясно выразил, что ты идешь сюда не для того, чтобы принять участие в моих языческих ритуалах. — Горечь в ее голосе была так остра, что ее можно было использовать вместо горчицы.
— Подойди-ка сюда, chica, — велела Доминга. Мне она предложила одну руку, не обе. Вероятно, мне полагалось ее поцеловать, следуя примеру Мэнни. Я и не знала, что пришла на аудиенцию к Римскому Папе.
Внезапно я поняла, что мне не хочется к ней прикасаться. Она ничего плохого не сделала. И все же каждый мускул моего тела стонал от напряжения. Я боялась и сама не знала, почему я боюсь.
Я шагнула вперед и взяла ее руку, не вполне представляя себе, что с ней делать. У жрицы вуду оказалась теплая и сухая кожа. Она усадила меня на ближайший стул, продолжая держать меня за руку, и что-то произнесла своим певучим низким голосом.
Я покачала головой:
— Простите, но я не понимаю по-испански.
Свободной рукой она коснулась моих волос.
— Черные как вороново крыло. От северной крови таких не унаследуешь.
— Моя мать была мексиканка.
— И тем не менее ты не говоришь на ее языке.
Мне хотелось, чтобы она отпустила мою руку, но Доминга не спешила этого делать.
— Она умерла, когда я была маленькой. Меня воспитали родные отца.
— Понятно.
Я высвободила руку и сразу почувствовала себя лучше. Она ничего мне не сделала. Ничего. Почему же я, черт меня подери, так дрожу? Мужчина с седой прядью встал за спиной Сеньоры. Он был у меня на виду. И руки я его видела. Черный ход и вход на кухню тоже были в моем поле зрения. Никто не подкрадывался ко мне сзади. Но почему-то волосы у меня на макушке зашевелились.
Я взглянула на Мэнни, но тот смотрел на Домингу. Он так крепко сплел пальцы, что побелели костяшки.
Казалось, я смотрю иностранный фильм без субтитров. Я могла строить любые предположения насчет того, что происходит, но не была уверена, что они верные. Мурашки по коже подсказали мне, что какую-то шутку с нами сыграли. А реакция Мэнни навела на мысль, что шутка предназначалась ему.
Плечи его резко опустились. Пальцы расслабились. Было ясно, что он вдруг обессилел. Доминга улыбнулась, блеснув зубами.
— Ты мог бы стать таким могущественным, mi corazon.[5]
— Я не хотел становиться могущественным, Доминга, — сказал Мэнни.
Я переводила взгляд с него на нее, не вполне понимая, что произошло. И не была уверена, что хочу понимать. Я всегда охотно верила, что неведение — благо. Слишком часто так выходит.
Доминга обратила взгляд своих быстрых черных глаз ко мне.
— А ты, chica, ты хочешь быть могущественной? — Мурашки по шее расползлись уже по всему моему телу. Вот черт.
— Нет. — Хороший простой ответ. Надо бы почаще его употреблять.
— Может, и не хочешь, но будешь.
Мне не понравилось, как она это произнесла. Смешно сидеть в солнечной кухне в 7. 28 утра и дрожать от страха. Но это было. У меня все поджилки тряслись.
Сеньора смотрела на меня. Глаза у нее были обыкновенные. Никаких признаков того могущества, которым она меня соблазняла. Глаза как глаза, и все же… Волосы у меня на макушке снова зашевелились. Меня бросало то в жар, то в холод. Я провела языком по пересохшим губам и тоже уставилась на Домингу Сальвадор.
Это был удар магии. Она меня испытывала. Я это уже проходила. Людей так зачаровывает то, чем я занимаюсь, что они убеждены, будто я владею магией. А я не владею. Я просто чувствую мертвых. Но это не одно и то же.
Я смотрела в ее почти черные глаза и чувствовала, что меня тянет вперед. Как будто я падаю, не двигаясь. Мир на мгновение покачнулся, потом снова стал прочным. Из моего тела вырвался тепловой луч — извивающаяся веревка жара. Он устремился к старухе и ударил ее почти осязаемо; я почувствовала это как разряд электричества.
Я, задыхаясь, вскочила.
— Вот черт!
— Анита, с тобой все в порядке? — Мэнни тоже был на ногах. Он бережно коснулся моего плеча.
— Не уверена. Что, черт возьми, она со мной сделала?
— То же самое, что и ты со мной, chica, — сказала Доминга. Она выглядела немного бледной. На лбу блестели бусинки пота.
Мужчина отошел от стены. Он был готов к действию.
— Не надо, — сказала Доминга. — Все в порядке, Энцо. — Она задыхалась, как после долгого бега. Я осталась стоять. Можно я пойду домой. Пожалуйста.
— Мы пришли сюда не для игр, Доминга, — сказал Мэнни. В его голосе звучал гнев и, кажется, даже страх. Я разделяла эти чувства.
— Это не игра, Мануэль. Разве ты забыл все, чему я тебя научила? Все, чем ты был?
— Я ничего не забыл, но я привел ее не для того, чтобы она пострадала.
— Пострадала она или нет, это ей решать, mi corazon.
Последняя фраза мне не очень понравилась.
— Вы не собираетесь нам помогать. Вы только хотите играть в кошки-мышки. Ладно, одна мышка сейчас уйдет. — Я повернулась к двери, осторожно поглядывая на Энцо. Он-то явно не был любителем.
— Разве ты не хочешь найти маленького мальчика, про которого мне сказал Мэнни? Всего три года — он слишком мал, чтобы достаться бокору.
Это остановило меня. Она знала, что я клюну. Черт бы ее побрал.
— Что еще за бокор?
Доминга улыбнулась.
— Ты и в самом деле не знаешь?
Я покачала головой.
Ее улыбка стала шире; она была приятно удивлена.
— Положи правую руку на стол вверх ладонью, por favor.
— Если вам что-то известно о мальчике, просто скажите мне, пожалуйста.
— Пройди мои маленькие тесты, и я тебе помогу.
— Какого рода тесты? — Я надеялась, что в моем голосе прозвучит все подозрение, которое я испытываю.
Доминга рассмеялась — весело и отрывисто. Все морщинки у нее на лице пришли в движение. Ее глаза искрились ликованием. Почему у меня было такое чувство, что она смеется надо мной?
— Ну же, chica. Я не причиню тебе вреда, — сказала она.
— Мэнни?
— Если она сделает что-нибудь, что может тебе повредить, я так и скажу.
Доминга посмотрела на меня несколько озадаченно.
— Я слышала, что ты можешь оживлять по три зомби за ночь несколько ночей подряд. И все-таки ты, наверное, новичок.
— Неведение — благо, — заметила я.
— Сядь, chica. Это тебе не повредит, я обещаю.
«Это не повредит». То есть в будущем меня ждут более болезненные ощущения. Я села.
— Малейшее промедление может стоить мальчику жизни, — сказала я. Попробуем воззвать к лучшей части ее натуры.
Она наклонилась ко мне.
— Ты действительно думаешь, что ребенок еще жив?
Кажется, у ее натуры нет лучшей части. Я отклонилась назад. Ничего не могла с собой поделать — врать ей я была не в состоянии.
— Нет.
— Тогда у нас есть время, не так ли?
— Время для чего?
— Положи руку, chica, por favor, тогда я отвечу на твои вопросы.
Я глубоко вздохнула и положила правую руку на стол вверх ладонью. Она напускала на себя таинственность. Ненавижу людей, которые напускают на себя таинственность.
Доминга достала из-под стола маленький черный мешочек; казалось, он все время лежал у нее на коленях. Похоже, она все спланировала заранее.
Мэнни смотрел на мешочек так, словно ждал, что оттуда выползет что-то опасное. Он был недалек от истины. Доминга Сальвадор вынула из мешочка нечто опасное.
Это был амулет — гри-гри, сделанный из черных перьев, кусочков кости и высушенной птичьей лапы. Я сначала подумала, что это лапка цыпленка, но потом увидела толстые черные когти. Где-то тут летает ястреб или орел с деревянной ногой.
Я представила себе, как Доминга вонзает эти когти в мою плоть, и приготовилась отдернуть руку. Но она просто положила гри-гри в мою открытую ладонь. Перья, кусочки кости, высушенная лапка ястреба. Мне не было противно. Не было больно. Пожалуй, я чувствовала себя немного глупо.
Потом я почувствовала тепло. Амулет стал теплым в моей руке. Секунду назад он был холодным.
— Как вы это делаете?
Доминга не отвечала. Я поглядела на нее, но она напряженно смотрела на мою руку. Словно кошка, готовая прыгнуть.
Я снова перевела взгляд на амулет. Когти сжались, потом распрямились, потом снова сжались. Гри-гри шевелился у меня на ладони.
— Че-е-ерт! — Я хотела вскочить. Бросить эту гадость на пол. Но я удержалась. Я осталась сидеть, чувствуя, как каждый волосок на моем теле шевелится, а сердце колотится у самого горла.
— Ну ладно, — хрипло сказала я. — Я прошла ваш маленький тест. Теперь уберите эту штуковину к чертовой матери.
Доминга осторожно сняла лапку с моей ладони. Она старалась не касаться моей кожи. Не знаю почему; но было видно, что для нее это важно.
— Черт возьми, черт возьми! — шептала я еле слышно. Я вытерла руку о майку, прикоснувшись при этом к пистолету. Большое утешение знать, что в самом худшем случае я могу ее просто пристрелить, пока она не запугала меня до смерти. — Теперь мы можем перейти к делу? — Мой голос почти не дрожал. Ай да я.
Доминга баюкала лапку в руках.
— Ты заставила когти двигаться. Ты была испугана, но не удивилась. Почему?
Что я могла сказать? Ей это незачем знать.
— Я чувствую мертвых. Это такой же дар, как умение читать мысли.
Она улыбнулась.
— Ты действительно веришь, что твоя способность оживлять мертвецов похожа на чтение мыслей? На салонные фокусы?
Доминга явно никогда не встречала настоящего телепата. Иначе бы не отзывалась о них так презрительно. По-своему они внушают страх не меньше, чем она.
— Я оживляю мертвых, Сеньора. Это всего лишь работа.
— Ты веришь в это не больше, чем я.
— Но стараюсь изо всех сил, — сказала я.
— Тебя кто-то уже проверял. — Это был не вопрос, а утверждение.
— Моя бабушка со стороны матери проверяла меня, но не этим. — Я показала на все еще шевелящуюся лапку. Она была похожа на те фальшивые руки, которые можно купить у Спенсера. Сейчас, когда я уже не держала ее, я могла попытаться уговорить себя, что у нее внутри крошечные батарейки. Хорошо.
— Она была вудуисткой?
Я кивнула.
— Почему ты не училась у нее?
— У меня врожденный дар оживлять мертвых. Религиозные предпочтения от этого не зависят.
— Ты христианка. — В ее устах это прозвучало упреком.
— Вот именно. — Я встала. — Хотелось бы сказать, что мне было приятно провести с вами время, но это будет неправда.
— Задавай свои вопросы.
— Что? — Смена темы оказалась для меня слишком стремительной.
— Спрашивай, что ты там хотела спросить, — сказала Доминга.
Я поглядела на Мэнни.
— Если она говорит, что ответит, значит, ответит. — Казалось, он не особенно этому рад.
Я снова села. Еще одно оскорбление — и я уйду. Но если она действительно может помочь… О дьявол, в ее руках была тонкая нить надежды. И после того, что я видела в доме Рейнольдсов, я за нее уцепилась.
Я намеревалась сформулировать свои вопросы как можно вежливее, и теперь мне нельзя было ошибаться.
— Случалось ли вам в последнее время оживлять зомби?
— Допустим, — сказала она.
Ладно. Я помедлила, прежде чем задать следующий вопрос. Мне снова показалось, что в руке у меня шевелится эта чертова штука. Я потерла ладонь о коленку, словно это ощущение можно было стереть. Что меня ждет в худшем случае, если она обидится? Лучше не спрашивать.
— Вы не давали зомби задание… отомстить? — спросила. И вроде бы даже вежливо. Поразительно.
— Нет.
— Вы уверены?
Она улыбнулась.
— Я запомнила бы, если бы выпустила из могилы убийцу.
— Зомби-убийцы не обязательно были убийцами при жизни, — сказала я.
— О? — Ее седые брови взметнулись вверх. — Неужели ты так хорошо знакома с оживлением «зомби-убийц»?
Я боролась с желанием уклониться от ответа, как школьница, которую уличили во лжи.
— Только с одним случаем.
— Расскажи мне.
— Нет. — Мой голос был твердым. — Это мое личное дело. — Личный кошмар, которым я не собиралась делиться с леди вуду.
Я решила слегка изменить предмет разговора:
— Мне приходилось раньше оживлять убийц. Они были не более агрессивны, чем обычные зомби.
— Сколько мертвых ты вызвала из могилы? — спросила Доминга.
Я пожала плечами:
— Понятия не имею.
— Дай мне… — она, казалось, ищет нужное слово, — хотя бы приблизительную оценку.
— Не могу. Должно быть, несколько сотен.
— Тысяча? — спросила она.
— Может быть, я не считала.
— А твой босс в «Аниматор Инкорпорейтед» ведет счет?
— Я полагаю, что все мои клиенты занесены в компьютер, — сказала я.
Она улыбнулась.
— Мне очень любопытно узнать точную цифру.
Чем это может нам повредить?
— Я выясню, если получится.
— Какая послушная девочка. — Доминга встала. — Я не оживляла этого вашего «зомби-убийцу». Если, конечно, именно он ест честных граждан. — Она улыбнулась, почти засмеялась, как будто это было очень забавно. — Но я знаю людей, которые не стали бы с тобой разговаривать. Людей, которые могли бы совершить это злодеяние. Я спрошу их, и они мне ответят. Я узнаю правду от них, а ты узнаешь ее от меня, Анита.
Она произнесла мое имя так, как оно должно звучать — «Ани-и-та». Это было весьма непривычно.
— Большое спасибо, сеньора Сальвадор.
— Но взамен я попрошу тебя об услуге, — сказала она.
Я готова была поспорить, что сейчас она скажет какую-нибудь гадость.
— Что это за услуга, Сеньора?
— Я хочу, чтобы ты прошла еще один тест.
Я смотрела на нее, ожидая, что она продолжит, но Доминга молчала.
— Какой тест? — наконец спросила я.
— Пойдем со мной вниз, и я тебе покажу. — Голос ее был слаще меда.
— Нет, Доминга, — сказал Мэнни. Он снова встал. — Анита, все, что Сеньора может тебе рассказать, не стоит того, чего она хочет взамен.
— Я могу поговорить с людьми и не людьми, которые не станут разговаривать с вами, ни с кем из вас, добрые христиане.
— Пошли, Анита, нам не нужна ее помощь. — Мэнни двинулся к двери. Но я не пошла за ним. Он не видел останков. Ему не снились покрытые кровью плюшевые медвежата. В отличие от меня. Я не имею права уйти, если Доминга может мне хоть чем-то помочь. И тут не важно, жив Бенджамин Рейнольдс или мертв. Эта тварь, чем бы она ни была, будет убивать снова и снова. И голову даю на отсечение, что это как-то связано с вуду. В этой области я не сильна. Мне нужна помощь, и притом срочно.