Божественная комедия. Ад Алигьери Данте
в волненье. —
13 Мой путь тяжел, в пути препятствий ряд…
По силам ли мне подвиг предстоящий?
Ты описал, как раз спускался в Ад
16 Герой Эней[6], тогда еще носящий
Людскую плоть, и вышел невредим:
Сам вечный Бог, на свете зло разящий,
19 Всегда стоял защитником над ним
И чтил родоначальника в нем Рима;
И знаем мы – на этот славный Рим
22 Сошло благословение незримо…
Святынею, источником добра
Да будет град, где власть неутомима
25 Наместников святителя Петра!..
Спустился в Ад Эней, тобой воспетый,
В нем не нашедший смертного одра,
28 Но знаньем и прозрением согретый,
Величье пап из Ада вынес он.
Позднее же с земли печальной этой
31 Сам Павел был на Небо вознесен,
Где стал опорой нашего спасенья.
Но я – тяжелым подвигом смущен,
34 Я трепещу за дерзкие стремленья.
Я не апостол Павел, не Эней, —
Избрать их путь кто дал мне позволенье?
37 Вот почему являться в мир теней
Боюсь с тобой. Уж не безумен я ли?
Но ты меня мудрее и сильней:
40 Покорствую тебе в моей печали».
Как человек, лишенный воли вдруг,
В котором мысли новые сменяли
43 Ряд прошлых дум и помыслов и мук,
Так точно я в пути стал колебаться
И озирался с трепетом вокруг,
46 И быстро стала робостью сменяться
Моя решимость. Призрак мне сказал:
«Ты начал низкой трусостью смущаться.
49 Подобный страх нередко отвращал
От славных дел. Так тени зверь боится.
Но я рассею страх твой. Я блуждал
52 Средь призраков и ждал, когда решится
Над участью моею приговор,
Вдруг слышу, – я не мог не удивиться, —
55 Святая Дева в тихий разговор
Со мной вступила. Счастья не скрывая,
Я Деве покорился с этих пор.
58 Как звезды неба нежили, сверкая,
Ее глаза, и голос так звучал,
Как пенье херувимов в царстве Рая:
61 “О ты, поэт, чей гений засиял
И будет жить до разрушенья света,
Иди! На крутизне пустынных скал
64 Мой друг ждет и опоры и совета,
Препятствиями страшными смущен.
Иль для него погибло все? Ответа
67 Я буду ждать: он будет ли спасен?
Иди к нему и силой строгой речи
Да будет от беды избавлен он.
70 Мне имя – Беатриче; издалече
Явилась я. Меня любовь вела,
Моя любовь с тобой искала встречи:
73 Я помощи твоей с мольбой ждала.
В обитель Бога скоро я предстану
И там, где гибнет всякая хула,
76 Тебя я славословить громко стану…”
И Беатриче смолкла. Я сказал:
“Клянусь, тебе служить я не устану!
79 Ты святости высокой идеал,
Ты образ добродетели чудесной!
Все радости земли, что Бог нам дал,
82 Доводишь ты до радости Небесной!
Тебе легко повиноваться мне…
И если бы, о призрак бестелесный,
85 Твою я волю выполнил вполне,
То все бы постоянно мне казалось,
Что действовал я вяло, как во сне,
88 Что дело слишком медленно свершалось.
Твои желанья мог я оценить,
Но отвечай: как ты не побоялась
91 В жилище преисподнее сходить
Из той святой обители надзвездной,
Которую не можешь ты забыть?..”
94 “Без страха я скольжу над этой бездной, —
Сказала Беатриче, – и, поэт,
Могу тебе совет я дать полезный:
97 Поверь – когда злых помыслов в нас нет,
Нам ничего не следует бояться.
Зло ближнему – вот где источник бед,
100 И только зла нам нужно всем пугаться.
Благое Небо крепость мне дает,
Чтоб не могла страданьем я терзаться,
103 И даже пламя ног моих не жжет.
Там в Небесах есть Дева Всеблагая[7],
И ей-то, Всеблагой, стал жалок тот,
106 Кого спасти ты должен, сберегая.
И к Лючии[8] пришла с мольбой она:
“Спеши помочь тому ты, дорогая,
109 Которому рука твоя нужна”.
И Лючия то место посетила,
Любви и сострадания полна,
112 Где я с Рахилью старой говорила,
И молвила: “Настал ужасный миг!
Что, Беатриче, ты не поспешила,
115 Спасти того, кто в мире стал велик,
Любив тебя? Иль ты не слышишь, что ли,
Знакомый вопль и о спасенье крик?
118 Не видишь, как жилец земной юдоли
В борьбе со смертью грозной изнемог,
Которая страшна в безумной воле,
121 Как океана бешеный поток…”
Никто быстрей не мчался для добычи,
Никто от бед бежать скорей не мог,
124 Как бросилась сюда я, Беатриче,
Покинувши приют святых теней,
И одного тебя на помощь клича.
127 Ты даром слова в мире всех сильней,
И я в твоих словах ищу опоры…”
Тогда на мне безмолвно, без речей,
130 Она в слезах остановила взоры,
И я к тебе на помощь поспешил
Не медля, – мне страшны ее укоры;
133 Волчицу я к тебе не допустил
И на гору открыл тебе дорогу…
Что ж медлишь ты? Иль в сердце не смирил
136 Ты робости напрасную тревогу?
Когда три девы в вечных Небесах
За жизнь твою мольбы возносят к Богу,
139 Когда во мне, во всех моих словах
Находишь ты привет и поощренье,
Ужель в тебе не утихает страх?»
142 Как от холодных ветров дуновенья,
От стужи наклоняются цветы
И утром вновь встают в одно мгновенье
145 Под блеском солнца, полны красоты,
Так точно я от страха вдруг очнулся,
Воскликнув: «Будь благословенна ты,
148 В чьем состраданье я не обманулся,
Ты, бодрость заронившая мне в грудь,
Когда мой стан от ужаса согнулся…
151 И ты, поэт, благословенным будь,
Исполнив повеленье Девы Рая.
С тобой готов начать я смело путь,
154 Желаньем трудных подвигов сгорая.
С тобой мне не страшна пучина зол…
Веди ж меня, путей не разбирая…»
157 Так я сказал и за певцом пошел.
Песня третья
Данте, следуя за Вергилием, достигает дверей Ада, куда оба входят, прочитавши у входа страшные слова. Вергилий, указывая поэту на мучения, которые заслужии трусы, ведет его далее. Они приходят к реке, называемой Ахерон, у которой находят Харона, перевозящего души на другой берег. Когда Данте переехал чрез Ахерон, то он заснул на берегу этой реки.
1 «За мной – мир слез, страданий
и мучений,
За мною – скорбь без грани,
без конца,
За мной – мир падших душ
и привидений.
4 Я – правосудье высшего Творца,
Могущества и мудрости созданье,
Творение Небесного Отца,
7 Воздвигнутое раньше мирозданья.
Передо мной – прошел столетий след,
Удел мой – вечность, вечность наказанья,
10 За мной ни для кого надежды нет!»
Над входом в Тартар надпись та чернела.
Я страшные слова прочел. «Поэт,
13 Смысл этих слов, – воскликнул я несмело, —
Наводит страх!» Вергилий угадал,
Что сердце у меня оледенело.
16 «Здесь места страху нет, – он отвечал. —
Мы подошли к обители печали
Тех падших душ, – Вергилий продолжал, —
19 Что на земле безумцами блуждали»[9].
И мне с улыбкой руку сжал певец;
Я стал бодрей, и вот мы увидали
22 Обитель вечной тайны, наконец,
Где в безрассветном мраке раздавались
Вопль и стенанья из конца в конец;
25 Повсюду стоны, где мы ни являлись,
И я заплакал, выдержать не мог…
Мы ближе, – вопли грешников сливались
28 В смесь разных языков, в один поток.
Хулы, проклятья, бешенства визжанье,
Ужасные движенья рук и ног, —
31 Все в гул сливалось в общем завыванье.
Так ураган крутит степей пески.
Ревет и губит все, без состраданья.
34 В неведенье, исполненный тоски,
Воскликнул я невольно: «О, учитель!
Ужель грехи теней так велики,
37 Теней, попавших в страшную обитель?
И кто они?» – «Ничтожество – они
В толпе людей, – сказал путеводитель. —
40 При жизни на земле в иные дни
Жалчайшими их тварями считали.
Им на земле, – кругом себя взгляни, —
43 Хулы иль похвалы не воздавали;
Теперь – они вступили в сонм духов,
Которые Творцу не изменяли,
46 Но грех давил их тяжестью оков
И не было в них веры в Провиденье.
Великий Бог их свергнул с облаков,
49 Чтоб Небеса не знали оскверненья,