Не предавай меня! Михеева Тамара
Алиса злилась. Ну почему именно в эти выходные? Что такого с Корочкой стряслось, какой кирпич ей на голову упал?
Уже месяц Алиса окручивает известного красавца Митю Вершинина из 10 «А». Просто чудом смогла с ним познакомиться, обменяться телефонами, добиться, чтобы он отвечал на её смс. И вот теперь, когда операция входит в заключительную фазу, влезает Корочка со своим пикником! Чтоб её! Ведь всё было спланировано просто идеально!
У родителей Алисы дача в живописном месте на берегу озера. На эти выходные они уезжают к друзьям на юбилей, а ей разрешили пригласить на дачу одноклассников. Родители – отсталые люди! Да кому сегодня интересны одноклассники? Это же ископаемые! Но пригласить десятиклассников Алисе, конечно, никто не разрешит. Поэтому она и разработала хитрый план: она организовывает на даче вечеринку, приглашает девчонок из своего класса, а парней – из Митиного, у неё есть там воздыхатели. Ну парочку одноклассников тоже можно для приличия позвать, Листовского например, он хоть не зануда. Чтобы родителям потом предоставить фотоотчёт: вот, мол, были все свои. И главное – всё сработало! Девчонки пришли от идеи в восторг (чтобы умаслить судьбу, Алиса решила быть справедливой и честно позвала всех, включая сумасшедших Озарёнок и её подпевалу Сыч), и даже с Вершининым всё вышло! И вот теперь!
– Алиса, я понимаю, что думать о предстоящем походе очень приятно, но сейчас у нас урок!
Стиснув зубы, Алиса углубилась в учебник. В эту минуту она ненавидела всех: Листовского, который так некстати влез, Озарёнок, которая так вовремя улыбнулась Листовскому (вот дура-то! Влюбилась в одноклассника! Да ещё думает, что никто об этом не знает!), и теперь уж он ни за что не поедет к Алисе на дачу, потому что… странно, конечно, невероятно, но, кажется, ему льстит, что в него влюблена Озарёнок. А главное – Корочка! Она просто взбесила Алису!
Корочка шла по первому ряду и сама себе улыбалась. В восторге от своей идеи, как же! Ладно, Алиса ей покажет, она отомстит, она всем покажет! И ни в какой поход они не пойдут. Не будь она Алиса Лаппа.
А Татьяна Викторовна и правда мысленно улыбалась весь день. Зря она сердилась на психолога и на ребят. Вон как понравилась им её идея! Может быть, и правда ей удастся всех передружить, будет чем гордиться… Она ещё не знала, что после её урока класс расколется на два враждующих лагеря.
– Лапочка, а как же? Всё отменять? Ты представь, меня же родоки отпустили первый раз в жизни, а теперь что?
– Заткнись, – оборвала Марфушину Алиса. Не хотелось ей этого делать, но выхода не было. Она поднялась из-за парты, величественная, высокая, красивая.
– Мне, конечно, идея про пикник очень нравится, – сказала она, – но у нас тут план созрел, просто не всех ещё успела пригласить. На эти выходные всех зову к себе. На дачу. Будет суши-вечеринка, никаких родителей и учителей. Приглашаются все!
И опять в классе повисла тишина. Ненадолго. Всё-таки девчонки уже знали, готовились, отпрашивались, а мальчишкам, непривычным к вниманию одноклассниц, нужно было время, чтобы оценить предложение.
– А как же Корочка? – сказал наконец Тарас Сега. – Предлагаешь её вот так «побрить»?
– А ты предлагаешь в детский сад играть? презрительно фыркнула Лапочка. – Ах пикничок, костерочек, сосисочки. Она ещё вас песни заставит хором петь и речёвки разучивать! Впрочем, насильно никого не тяну.
– Меньше народу – больше кислороду! выпалила в сердцах Ленка Самойлова, которая уже видела себя у камина на Алисиной даче.
– Слушай, – вклинилась в разговор Юлька, – а нельзя твою вечеринку на следующие выходные перенести? Просто не хочется обижать человека…
Юлька так и не смогла понять, что такого ужасного она сказала, но на неё обрушились все девчонки класса. Мол, она не понимает! Перенести! Легко сказать! Что, у Алисы гостиница, что ли? Когда захотел, тогда и приехал? Да это единственный шанс! Да куда ваш лес денется! Корочка не переживет? Да и пусть!
– Ой, мне в общем всё равно! – стараясь быть равнодушной, сказала, наконец, Лапочка. – Я же никого не заставляю. Просто подумала, что все уже выросли из кукол и детских праздников.
Девчонки захихикали в открытую, а Юлька вспыхнула: у неё на полке до сих пор сидели две любимые куклы. Все девчонки это знали. Ну и что? Она же с ними не играет уже, они просто так там сидят, смотрят на Юльку.
– Но если нет, я никого не заставляю. Кто хочет – жду в воскресенье в 9 утра на остановке «Университет», – и полная собственного достоинства Лапочка села на своё место.
Это была победа. Полная и сокрушительная. Все девчонки за неё, ясно как день. А если вдруг не будет Озарёнок – тем лучше. Хотя после заявления про куклы куда она денется? Юлька, вообще-то, полезный человек: у неё фотик мощный и фотографирует она классно. А с Листовским Алиса вечером переговорит ещё по телефону. Поедет как миленький! Поползет. Будто она не видит, как Тёмочка на неё засматривается!
Глава шестая
Сложный 8 «Б»
Больше всего Юлька любила, когда идёт дождь. Даже если уже не первый день идёт. Любила садиться у окна и смотреть, как капли лупят по асфальту и крышам. Это если дождь сильный. Но и тихий дождик тоже хорошо: он не лупит и не идёт, он шуршит. По дорогам и по крыше.
К фасаду дома примыкало кафе с плоской чёрной крышей, и если открыть окно Юлькиной комнаты, то окажешься как раз на ней. Все Юльке завидовали. На крыше можно было играть в бадминтон, делать зарядку и пить чай. Юлька в бадминтон не играла, потому что воланчик все время улетал во двор и приходилось за ним бегать через квартиру и подъезд. И зарядку не делала: ага, попробуй-ка на глазах у всего города.
Но иногда ночью она выбиралась на крышу, садилась у стены, закутавшись в одеяло. Если было много мыслей в голове, она брала с собой ручку, толстую тетрадь, ту самую, где фотография Листовского лежала, и записывала туда всё, о чём хотелось кому-нибудь рассказать, но не рассказывалось даже Анюте. Своему дневнику Юлька доверяла всё. Она смотрела на уснувший город, вздыхающий во сне редкой перекличкой далёких поездов, шагами припозднившихся прохожих и медленно проезжавших машин. Звёзды висели дождевыми каплями над головой, и от светофоров ложились на асфальт размытые цветные полосы.
Когда утром, сквозь сон, она слышала шаги дождя по крыше, то вставала с улыбкой. Ей нравилось выходить в дождь из дома и чувствовать влажный воздух и особенный запах мокрого асфальта и немножко – моря. Нравилось идти под дождём в школу. Нравилось, что улица становится разноцветной от зонтиков. Сама Юлька всегда ходила без зонта, а все куртки выбирала с капюшоном. Можно подставить дождю щёки или поймать его на ладонь. Да и про сохранность зонтика думать не надо.
В школе Юлька терпеть не могла переобуваться. В тесном холле, в толпе, приходилось и обувь менять и следить, чтобы всё в порядке было с платьем и чтобы случайно в сутолоке не уволокли твою сумку. Всё это было противно, будто кто-то подсматривает, как ты чистишь зубы. Юлька всегда старалась забиться куда-нибудь в угол и переобуться побыстрее. А дежурные голосили у дверей: «Где твоя сменная обувь? Никаких «вытру», обувь где?»
И хотя Юлькина на месте, она всегда нервничает и устаёт. А чего нервничать? Сейчас вот ещё в раздевалку, но это даже весело: можно столкнуться с Листовским, отвести взгляд и сделать вид, что не заметила, а вешая куртку, оглянуться и встретиться глазами. И глаза будут синими, как осколки неба, брови хмурыми, уши розовыми. Артём красивый. Артём Листовский такой красивый, что у Юльки замирает сердце, когда она на него смотрит. Каждая чёрточка его лица заставляет Юльку медленно умирать от какого-то странного, острого чувства: высокий лоб, тёмные брови, прямой крупный нос, родинка на щеке, синие глаза в обрамлении тёмных густых ресниц, а главное – улыбка. Когда Тёма улыбается, на правой щеке появляется глубокая ямочка, и Юльке всегда хочется улыбнуться в ответ. И подпрыгнуть! И сделать сальто-мортале! И закричать на весь мир, как сильно она любит Тёму Листовского!
В школу хорошо приходить пораньше. Хорошо стоять у окна в пустом ещё коридоре и ждать своих. Или смотреть в окно – как мокнут под дождём тополя. Артём тоже иногда приходит в школу пораньше. И вот они стоят у разных окон, в трёх метрах друг от друга, она смотрит на дождь, он – на противоположную стену. Молчат: сложный класс, в котором девочки и мальчики не общаются друг с другом.
Класс, в котором Юлька училась восьмой год «подобранный». Первой учительницей у них была Мохова Инна Юрьевна, учитель высшей категории, обладатель несметного количества грантов, автор методик и мастер игровых уроков. К ней мечтали записать своих чад родители первоклассников всего района. Поэтому Инна Юрьевна сама могла выбирать себе учеников. Или точнее – их родителей. Почти все дети в её классе были либо учительскими детьми, либо детьми начальников, либо просто людей полезных. Взять хотя бы Юльку: её мама работает на радио, человек в городе известный. У Славки Гусельникова родители работают в институте, заслуженные профессора, у Тани Осокиной отец – заместитель мэра, а у Листовского родители – врачи в седьмом поколении, мама Тараса Сеги – завуч школы, папа Максика – директор автопарка, у Алисы папа – директор банка, а у Софии мама в Министерстве образования работает. Ну и так далее. Людей, которые «просто», в их классе очень мало, на пальцах пересчитать можно. На одной руке.
Ещё их класс – сильный. Самый сильный в параллели. Многопрофильная гимназия № 128 плохих учеников не держит. Ганеев – исключение.
– Держат из жалости, – фыркает каждый раз Алиса. Три года назад у Ганеева разбился отец-дальнобойщик. Женька в семье остался старшим. После школы он подрабатывал, помогал матери поднимать двух сестрёнок и брата. Ему нужно было закончить девять классов, чтобы поступить в училище.
– Мешает он тебе, что ли? – вступался обычно Листовский. Кроме всего прочего, Артём был ещё и благороден.
– Мне – нет! – фыркала Лапочка. – Но на рейтинге класса сказывается! Мы который год по успеваемости уступаем «ашкам» и «вэшкам», а всё из-за Ганеева! Тебе, конечно, наплевать на честь класса! А если бы мы все вместе, всем коллективом…
Юльке эти призывы и лозунги всегда казались ненастоящими и смешными. Никогда они не были «всем коллективом», тем более дружным, тут психолог, конечно, права. С первого класса у них то стычки, то войны, то бойкоты. Из-за ерунды. Света не так посмотрела на Софию, Надя не то сказала Кате, Катя не так передала всё это Алисе и так далее. Юльке дважды объявляли войну и дважды бойкот.
Война – это даже весело. Но это было ещё в начальной школе и напоминало игру. А вот бойкот – это серьёзно. Это когда ты остаёшься одна, потому что против тебя настроили всех остальных и гордость не позволяет выяснять отношения и разбираться, кто что там сказал. Когда некому позвонить, спросить про домашку, когда смолкают все разговоры, стоит тебе зайти в класс, когда на большой перемене ты сидишь одна за столом и глотаешь завтрак побыстрее, а в раздевалке на физкультуре забиваешься в самый дальний угол.
Дома у Юльки ничего не знали про её проблемы в классе. Рассказать об этом она не могла, да и мама учила ее решать все проблемы самостоятельно. Вот она и решала как умела: с ней не разговаривали – ну и не надо, она тоже переставала разговаривать со всеми. Она бойкотировала их в ответ. Игнорировала все фырканья в свой адрес и насмешки.
А потом приходил день, когда сама Алиса или София подходили к ней и начинали разговор. Без объяснения причин бойкота. И Юлька сдавалась. Начинала общаться, проглотив обиду. Потому что очень уставала быть одна. Ждать каверзы. Не принимать участия в классных делах. Быть изгоем, аутсайдером. Только вот оказалось, что она так им и осталась, хотя бойкотов в классе уже года два не было.
Татьяне Викторовне приходилось с ними, конечно, нелегко. А самое обидное, что она старалась! Она искренне старалась быть хорошим классным руководителем, она переживала за них, помогала, когда видела, что должна вмешаться и помочь, и искренне не понимала, почему у неё ничего не выходит. Особенно сильно её раздражали странные отношения между мальчиками и девочками. Никогда они не называли друг друга по именам, никогда не общались между собой больше, чем того требовал учебный процесс, у них в классе вообще было не принято девочкам разговаривать с мальчиками и наоборот. Любая из девчонок, скорее, подойдёт и что-нибудь спросит у самой ненавистной одноклассницы, чем у мальчика. Всё это казалось Корочке странным.
– А говорят, современные дети распущенные, – вздыхала она в учительской.
– А вы не согласны? – тут же отрывалась от тетрадей молоденькая «русичка» Валечка.
– Не знаю… Мои на пушечный выстрел друг к другу не подходят. Вчера сама лично слышала, как Гуревич шантажировал Листовского, мол, у него есть фотография, где он с девчонками стоит и разговаривает. А Иванов говорит: «Гуревич, не будь скотиной, не показывай никому, опозоришь человека на всю школу».
– А что, с девочками позорно стоять? – не понимала Валечка.
– Так вот! Я о том и говорю! Их ровесники уже вовсю обнимаются-целуются, а моим всё ещё страшно рядом друг с другом стоять и разговаривать.
– Какие-то они у вас отсталые, Татьяна Викторовна, – важно тянула Зоя Дмитриевна, старейший учитель школы. – Что-то тут нечисто.
Корочка сразу замолкала: а вдруг и правда нечисто, а она не догадывается?
И вот теперь, когда всё вроде бы так удачно складывалось с походом, Алиса Лаппа, её помощница и активистка, бесспорный лидер, «звезда», взяла и всё испортила. Татьяна Викторовна устало опустилась на стул: ей даже посоветоваться было не с кем.
Глава седьмая
Большая глупость
– В общем, Корочка бьётся в истерике, кричит: «Никуда я с вами не пойду! Никакой благодарности от вас! Я сына от дел оторвала, чтобы он с нами пошёл, а вы! Между собой договориться не можете!» ну и так далее, представляешь?
– Опять все разлаялись, короче?
– Да как-то вот нет… то есть Лапочка перед фактом поставила, Листовский сказал, что он лучше на вылазку, а потом уже Корочка кричать начала. Наверное, всё сорвётся теперь, раз Корочка отказалась идти.
Анюта даже привстала и на минуту забыла, как вчера ей Юлька в трубку про библиотеку врала:
– Так ты что? Собираешься на вылазку, а не к Лапочке?
– Ну да… Анют, ну а чего я там? Тебя не будет, сама говоришь не выписывают. Что я там буду одна-то делать?
– Ты же говоришь, все девчонки наши поедут… чего одна-то?
– Ну всё равно… Они теперь перед Лапочкой чуть ли не на коленях ползают: суши-вечеринка, дом с камином, десятиклассники…
– А, вот в чём замута! – обрадовалась Анюта. Она предпочитала знать планы врага или хотя бы догадываться о них.
– Да конечно! – фыркнула Юлька. – Будто не ясно! Прямо хочется пойти и предупредить Вершинина. Жалко человека.
– Вот ещё! Брат он тебе, что ли? Пусть сам выпутывается.
Юлька в очередной раз еле сдержалась. У неё была ещё одна тайна, пострашнее, чем давняя любовь к Тёме Листовскому. И об этом не знал никто, даже Анюта.
До поступления в школу, до того, как Юлька начала бывать в гостях у одноклассниц, она даже не подозревала, что папа может жить в одном доме с мамой и детьми. У Юльки был воскресный папа. Каждое второе воскресенье месяца он приезжал за ней на машине и вёз в центральный парк, а потом в кафе, а иногда ещё и в кино. Он рассказывал ей смешные истории, рисовал комиксы прямо на салфетках в кафе: комиксы всегда были про Юльку и маму. Юлька его очень любила и каждой встречи ждала, как Нового года. Ей нравилось, что у папы большие руки, такие твёрдые, нравилось, что когда она задирает голову, то видит его крепкий, будто из камня, подбородок, гладкий и пахнущий чем-то особенным, чем никогда не пахло дома, – мужским одеколоном.
– Ты много работаешь, да? – спрашивала Юлька.
– С утра до вечера, – вздыхал папа, глядя на дочь ласково, каждый раз так, будто прощался навсегда, только она, маленькая, этого не замечала.
Когда Юлька поняла, что у неё не как у всех, она пристала к маме с расспросами. Мама всегда говорила с ней, как со взрослой.
– Понимаешь, Юльчик, я тогда была очень молодой и глупой. Твой папа преподавал у нас историю искусств, он такой красивый был, весёлый, талантливый, известный в городе художник. В него весь курс был влюблён. Ну и я тоже. Я сначала даже не знала, что у него семья есть, два сына, я не хотела семью разбивать ни за что. А он меня как-то выделил сразу, влюбился, стал ухаживать, красиво так… Я, когда узнала, что он женат, чуть с ума не сошла. Мы сразу расстались. Но ты уже была. Вот так. Он, конечно, нам помогал, пока я институт не закончила, на ноги не встала. Он всё время помогал, ты не думай, был рядом, но ведь тех детей тоже не бросишь, да и на чужом горе счастья не построишь…
Юлька подавленно молчала. Потом всё-таки выговорила:
– Зачем он так? С тобой? Это же нечестно! Он должен был сразу рассказать!
– Он влюбился, Юлёк. Мы в своих чувствах не властны.
После этого разговора Юлька отца видеть не хотела. Два раза врала ему в трубку, что заболела, что некогда, много уроков. Потом он приехал не один. Привёз сыновей, Юлькиных сводных братьев. Она училась тогда в третьем классе. Старшему, Жорке, было семнадцать лет, младшему, Митьке, одиннадцать. Жора смотрел на Юльку, как на гусеницу, которую очень хочется раздавить, а Митька был весёлый и добрый, сверкал такими же, как у Юльки, огромными карими глазами, много смеялся и на сестрёнку смотрел без злобы, просто с интересом. Они даже подружились и иногда созванивались. Особенно, когда появился дядя Лёша и папа перестал приезжать к Юльке.
Дядя Лёша был молодой, гораздо моложе папы. Он появился, когда Юлька пошла в четвёртый класс. Он был красивый, играл на гитаре, он мог поднять на руках и маму и Юльку одновременно и кружить их по комнате. Он называл их «мои матрёшки» и устраивал весёлые пикники в лесу. Сначала папа по-прежнему приходил каждое второе воскресенье месяца. Осторожно спрашивал, как дядя Лёша, не обижает ли её или маму. Юлька смотрела на отца удивлённо: дядя Лёша не умел никого обижать.
Однажды Юлька спросила у мамы:
– Мам, а дядя Лёша будет с нами всегда?
Мама помолчала. Потом спросила:
– А как бы ты хотела?
– Чтобы всегда. Он теперь твой муж?
– Да, – улыбнулась мама.
– Значит, он должен быть моим папой?
Мама опять помолчала. Юлька видела, что ей почему-то трудно ответить. Тогда она ей помогла:
– Я должна называть его папой?
Мама положила Юльке ладонь на голову. Ладонь была лёгкой и горячей.
– Конечно, – сказала она, – конечно, дядя Лёша всегда будет с нами и он тебе как папа, потому что любит тебя и меня. И ты можешь называть его папой, если хочешь.
Юлька осторожно вынырнула из-под маминой руки.
– Я тоже вас люблю. Но лучше я буду звать его дядей Лёшей. Чтобы не путаться.
Скоро папа перестал приходить совсем. Только звонил иногда и присылал подарки в день рождения и на Новый год.
Когда Юлька училась в шестом классе, у неё появилась сестрёнка Настя, а когда перешла в седьмой, физкультуру у них стал вести Георгий Георгиевич Вершинин. Жорка.
На первом уроке он внимательно посмотрел на Юльку. Юлька опять почувствовала себя гусеницей, настолько ничтожной, что раздавишь – не заметишь. Но после урока Жора подошёл к ней и сказал:
– Привет. Как дела?
Юлька робко ответила, что хорошо.
– Вот и славно! – бодро откликнулся Жора.
С этого дня они не то чтобы подружились, но Жора всё-таки выделял её из толпы учащихся, перекидывался парой фраз, а один раз даже взял её и Митьку в поход со своими друзьями-однокурсниками. И сказал потом, что Юлька молодец и «наш человек».
С того похода Юлька и с Митькой подружилась по-настоящему. Она даже знала, что он влюблён в свою одноклассницу Марину. А тут эта Лапочка со своими вечеринками! Юлька училась с Алисой с первого класса и прекрасно знала: если Лапочка чего-то захочет, то обязательно своего добьётся. А Митя, если честно, такой… м-мм… податливый.
– В общем, вот что я тебе скажу: если ты не поедешь к Лапочке – это будет самая большая твоя глупость. Она тебя со свету сживёт, – сказала Анюта.
Юльке на минуту стало страшно, но она тут же тряхнула головой:
– А, наплевать! Я живучая!
Ни Юлька, ни Анюта так и не сказали друг другу ни про аутсайдеров, ни про библиотеку.
Глава восьмая
Никогда не забуду
Пока между Анютой и Юлькой росло отчуждение, пока Лапочка разрабатывала план захвата сердца Вершинина и читала рецепты суши, Артём со своим лучшим другом Володькой Ивановым спорили на кухне у Листовских.
– Детский сад какой-то, – бурчал Володька. – Всё равно никто не придёт.
– Придёт. Вот увидишь придёт. Хоть кто-нибудь всё равно придёт.
– Да зачем тебе это надо-то? Поход какой-то… ещё Корочкины проповеди слушать… нет, ну правда!
– А Лапочкины закидоны тебе слушать больше нравится? Она вчера мне по телефону как давай мозги промывать, меня чуть не стошнило в трубку. А целый день её терпеть? Лучше уж Корочку. Хотя она с нами не пойдёт, она же сказала: либо весь класс, либо никак.
– А одних нас так и отпустили, как же! Меня родоки в жизни без взрослых не отпустят, ты же знаешь!
– А кто узнает, что мы одни?
Володька ушёл от Артёма со стойким чувством, что лучший друг что-то от него скрывает.
Воскресное утро было тихим, солнечным, всё в синеве и золоте.
А Юлька стояла у фонтана в тоске и тревоге. Уже 8 утра, а она одна. Неужели она такая дура, что одна притащилась сюда? Накануне от Листовского пришло сообщение: «Если идёшь в лес, то завтра в 8 утра у фонтана в парке».
8 утра. Юлька у фонтана в парке. Томится уже полчаса. Сначала было ясно, что она просто рано пришла. Потом ей начало казаться, что она перепутала день, время или место. Потом она вспомнила, что она аутсайдер, и поняла, что это злой, жестокий розыгрыш, никто не придет, все уже на остановке «Университет», собираются на дачу к Лапочке. А потом пришёл Листовский.
Он небрежно бросил рюкзак рядом с Юлькиным. Улыбнулся. Земля медленно начала уходить у Юльки из-под ног.
– Ты одна? Вот сурки, дрыхнут ещё, опять все опоздают!
Он тут же достал телефон и стал звонить: Иванову, Дёминым, Портнягину…
Юлька чувствовала себя космонавтом в скафандре: вроде всё видит, но ничего не слышит. Вот Листовский. И вот она. И они пойдут в лес. Они пойдут, даже если никто больше не придёт. Вдвоём. «Я никогда на это не решусь, – поняла Юлька, – никогда, никогда, никогда!»
Прибежал запыхавшийся Максик Гуревич. В другой день Юлька удивилась бы, что он не на остановке «Университет», но сегодня она в скафандре и даже не заметила, как Максик прошёлся глазами по ней и Листовскому и глаза были то ли злые, то ли обиженные.
Пришёл Володька, невыспавшийся, сердитый. Пришли Портнягин и Тарас Сега, близнецы Миша и Лёша Дёмины, и даже Ганеев. Все они останавливались от Юльки чуть в стороне. Вроде бы и не заметно, а чувствуется. «Неужели никто из девчонок не придёт? Как я одна среди пацанов пойду?» Юльке было то холодно, то жарко. Никогда в жизни она ещё не была одна «в мужском обществе», это было странно, непривычно, она чувствовала себя неуклюжей и глупой. И больше всего ей хотелось развернуться и уйти домой. Но это было бы ещё глупее.
– Ну что? – сказал Листовский, посмотрев на часы. – Контрольные полчаса прошли. Пойдёмте.
Мальчишки стали вскидывать рюкзаки на плечи, поправлять лямки, Юльке ничего другого не оставалось, как тоже вскинуть рюкзак и топать за одноклассниками. Никто, кажется, на неё и внимания не обратил.
Шли запутанными улочками, потом мимо огородов, полей, мальчишки говорили, что идут на «своё место», оглядывались на Юльку, когда она отставала, а Максик Гуревич подбегал, тянул: «Вай, Озарёнок!» – цокал языком, и каждый раз Юльке делалось не по себе.
Одно время он шёл рядом с Юлькой особенно долго и вдруг спросил своим ломким голосом:
– Юль, а Юль, а тебе кто из мальчиков нравится? – вопрос был совершенно издевательским. – Нет, ну правда, ну скажи! Я серьёзно спрашиваю! Ведь нравится?
– Отстань, Максик, – попросила его по-человечески Юлька. Ссориться совсем не хотелось.
– Да ладно, скажи! А он в нашей школе учится? А в классе каком? Может, даже в нашем? Вау, Юлидзе, колись, а? Ну кто тебе нравится, серьёзно?
– Да ты, ты, Максик, без ума от тебя!
Максик взвизгнул:
– Вай! Все слышали? Тёма, слышал? Я ей нравлюсь!
– Макс, ну чего ты опять выделываешься? – добродушно отозвался Артём.
Но Максик на него внимания не обратил, а Юльке отвесил клоунский поклон. Она еле сдержалась, чтобы не треснуть его.
Они перешли ручей и стали забираться в гору. У Юльки сильные ноги, крепкие, дядя Лёша приучил её подолгу ходить, и сейчас на подъёме она обогнала всех мальчишек. Только Тёмина спина маячила впереди. Юлька хотела и его перегнать, но передумала. Зато, когда гора кончилась, он подал ей руку, и долго-долго они стояли вдвоём на вершине, смотрели на реку внизу и разбегающиеся в полях тропинки, на склон горы с ползущими одноклассниками, на лес, где пряталось мальчишеское «своё место».
– Почему ты к Лапочке не поехала? – спросил вдруг Артём.
Юлька растерялась, пожала плечами. Потом спросила:
– А ты?
– Да ну… Пока погода стоит, лучше в лес. Я же сразу сказал, что не поеду.
Юлька этого не помнила, но всё равно была ему благодарна. За эту гору, за реку внизу и поля, за то, что они стоят сейчас рядом, одни, будто они вместе, будто дружат.
– Ну вы даёте, скалолазы, понимаешь… Ты где, Озарёнок, так лазить научилась? – пропыхтел Володька Иванов, становясь рядом с Тёмой и сбрасывая рюкзак.
Юлька рассмеялась. Она была сейчас лёгкой и звенящей, и всё вокруг летело и звенело. И даже Максик Гуревич ей больше не страшен!
Шли через лес и собирали маленькие упругие рыжики. Артём с Володькой убежали вперёд, о чём-то совещались. Сосны стояли вокруг молчаливые, а когда расступились, Юлька увидела их «своё место».
Каменными уступами уходила вниз земля, сосны спускались вместе с ней, и, стоя на вершине, их можно было потрепать по макушкам. Внизу журчал ручей, окружённый зарослями ольхи, с рыжими островами опавших листьев по берегам.
Юлька стояла, замерев на краю обрыва. Мимо неё проходили мальчишки, а она всё не могла оторвать взгляда – так красиво было кругом.
– Вай, высоты боимся, дочь гор?
– Отвали, Гуревич, – мягко послала его Юлька и стала спускаться.
Сразу видно, мальчишки ходят сюда часто. Достали из тайника под камнем сухие газеты и две железные кружки. Оттого, что ей так доверяют, у Юльки пели даже коленки. Ребята быстро набрали дров, развели костёр. Юлька чистила картошку, Тарас Сега – грибы, Дёмины пошли к ручью за водой. Листовский как-то незаметно руководил процессом. Было видно, что он здесь лидер, без обсуждений. Пока девчонки выясняли отношения и ругались, у мальчишек сложилась дружная компания, со своими местами, правилами, секретами. И Юльке очень-очень захотелось быть в этой компании своей!
– Юлечка, а Юлечка, а вот скажи: тебе с нами в лесу не страшно?
Юлька сидела под огромным камнем, чистила картошку, стараясь срезать кожуру потоньше и подлиннее, как мама учила, а Максик сидел на камне верхом и приставал к ней с глупыми вопросами.
– Юлечка, а? Не страшно?
– А должно быть?
– Ну а как же? Одна с парнями в лесу… Не боишься?
– Не боюсь.
– А зря! А если завтра в классе узнают, что ты с нами ходила? Очередной бойкот, как пить дать, Юлидзе.
Юлька вскинула голову, долго смотрела на Максика. Она бы запустила в него чем-нибудь, но тут появился Артём, что-то сказал Максику так тихо, что Юлька не услышала, и Максик, отвесив Листовскому поклон, пропел:
– Понял, заткнулся, упал, уполз – и исчез за камнем.
– Благодарю вас, сэр, – насмешливо сказала Юлька. – Вы меня спасли.
– Нет, это я Максика спас, – рассмеялся Артём. – У тебя было такое лицо, что появись я на минуту позже, то нашёл бы только его хладный труп.
Скоро забулькал в Володькином котелке грибной суп, а потом чай. Мальчишки были весёлые, спокойные, взрослые.
«Почему мы всегда их так презираем и смеёмся над ними? – недоумевала Юлька. – Детсадовцами зовём… а они вон какие…» Она не могла объяснить, какие именно, но сейчас одноклассники ей нравились гораздо больше, чем в школе: и отличник-насмешник Володька Иванов; и похожие как две капли воды близнецы Дёмины, Лёша и Миша, оба смуглые, кудрявые, смешливые; и спокойный рассудительный Тарас, и химик-экспериментатор Портнягин, и даже Женька Ганеев. Оказалось, например, что он здорово умеет заваривать чай из лесных трав. Максик, конечно, доставал Юльку и здесь, но Артём сделал ему пару замечаний, и он заткнулся.
День длился и длился, будто это был самый длинный день в году, а не 5 октября. Пекли картошку в углях и сосиски на палочках, пели песни под гитару (Юлька и не знала, что Лёшка Дёмин на гитаре играет), фотографировались, кидались шишками, и оказалось, что Женька самый меткий. Потом Володька предложил играть в «казаки-разбойники». Портнягин фыркнул:
– Детский сад! Ты вместо Корочки, что ли, сегодня?
Но они поскучали ещё с полчаса и решили всё-таки сыграть.
– Да нормальная игра, – сказал Листовский. – Ну и пусть детская, зато побегаем.
Они разбились на две команды, и Юлька с Артёмом оказались в одной, таким уж счастливым был день. Когда убегали и прятались, Юлька всё время чувствовала, что Артём где-то здесь, где-то рядом. Близко.
И вот её загнали близнецы Дёмины, и, уходя от погони, она спряталась в жёлтом глиняном овраге у ручья. Дёмины не заметили её, пробежали мимо. И почти тут же, откуда-то сверху, свалился к Юлькиным ногам Листовский.
– Тихо, – выдохнул он шёпотом. – Ты чего здесь?
– От Дёминых убегала, – тоже прошептала Юлька.
– Ага, и я… – Артём улыбнулся Юльке прямо в глаза. – Не знаешь, кого-нибудь из наших уже поймали?
– Ганеева и Портнягина.
– То есть только нас не поймали? Ничего себе… Как выбираться будем?
Юлька плечами пожала:
– Подождём ещё и будем.
Они опять друг на друга посмотрели. У Артёма взмокла чёлка, капельки пота блестели над верхней губой, он часто дышал, и Юлька будто слышала, как громко бьётся его сердце. Они смотрели то друг на друга, то вверх, туда, где была погоня, и было так жутко и весело, что их могут поймать, но пока не поймали, и они сидят здесь, в своём убежище, только вдвоём.
– Прикольная игра «казаки-разбойники», да? – сказал Артём.
– Ага, – отозвалась Юлька и улыбнулась. Разговор почему-то было трудно поддерживать. – А вы… часто сюда приходите, да?
– Ну… не то чтобы очень… летом через выходные, где-то раза два в месяц, а сейчас, конечно, так часто не получается.
– Здорово, – выдохнула Юлька.
– Это место Володька нашёл, давно ещё… Юль, а помнишь, ты во втором классе с Лапочкой поссорилась и у вас война была?
– Помню, – улыбнулась Юлька.
– Помнишь ещё, все на две армии разделились, шифры придумывали всякие? Помнишь, мы штаб искали?
– Помню. Мы ещё в парке играли, в детском городке.
– Ну да! – засмеялся Артём. – Ты нас тренировала: поднимала по команде, пять кругов вокруг парка бегать заставляла…
– Да ладно, бегали же, – Юлька почему-то смутилась.
– Ага, нам нравилось. Вот Володька тогда это место и нашёл. Он хотел, чтобы у нашей армии настоящий штаб был, ну такое тайное место, чтобы никто не знал. И мы с ним все окраины облазили, а потом вообще в лес забрались. И нашли это место. Ну, вернее, он с мамой за ягодами ходил и увидел, а потом меня привёл. Правда здесь хорошо?
– Очень! – с чувством сказала Юлька.
– Мы хотели здесь наш штаб сделать, а вы с Лапочкой уже помирились…
Юльке отчего-то стыдно стало, будто она предала свою армию, своих мальчишек, будто пообещала им что-то и не сделала. А они ждали и верили в неё.
– Тём, я… понимаешь… – но она не знала, что сказать.
Вдруг он быстро наклонился и поцеловал её куда-то в шею. Юлька вздрогнула и замерла. Что-то большое и сильное оглушило её, и сквозь глухоту она почувствовала, как сердце её дрожит и мечется, как оно растёт, как ему тесно, оно рвёт грудную клетку, и вот – вырвалось, рванулось и остановилось где-то там, в высоком синем небе. Оно, Юлькино сердце, стало тягучим, жидким, расползалось над ними. Большое, как само небо.
– Тё-ё-о-ома-а-аа! Юлька-аа-аа! Ну хватит! Выходите! Конец игре! Вы выиграли!
Артём, не глядя на Юльку, бросился на Володькин крик. Она посидела с минуту, отдышалась и тоже вышла из укрытия.
Все уже собрались у костра, поставили котелок для чая. Костёр развели большой, жаркий. Всё вокруг стало рыжим от предзакатного солнца, будто выплеснули огненную краску на стволы сосен, на камни, на Юлькины волосы, на руки Артёма. Юлька и Артём сидели рядом. Между ними можно было сесть ещё одному человеку, но никто почему-то не садился. Артём вертел в руках свою зажигалку, потом положил на бревно, чтобы подбросить дров в костёр. Юлька взяла её – она была тёплая от его руки.
– Тём, подари мне зажигалку, – сказала она вдруг и сама испугалась.
Артём приподнял брови, сказал без улыбки:
– Бери.
И Юлька спрятала своё сокровище в карман.
Максик хмыкнул, взял уголёк и полез на сосну. Там он, насмешливо оглядываясь на Артёма, что-то написал на стволе, наверное, «А + Ю = Л». Юлька замерла, ожидая реакции Артёма. За такую надпись вполне можно было схлопотать. Но Артём только посмотрел на Юльку, так радостно и весело, и улыбнулся – прямо в глаза.
Никто ничего не сказал: ни им, ни Максику. И Юлька с удивлением поняла, что не сердится и не стыдится, что всё происходит так, как должно быть, что все мальчишки знают про них с Артёмом, что весь этот поход и весь этот день были спланированы, чтобы случился тот поцелуй под глиняным обрывом у ручья и чтобы Максик написал угольком на сосне «А + Ю =Л».
И Максик показался вдруг таким глупым!
– Никогда этот день не забуду, – сказала она еле слышно.
– Я тоже, – так же тихо ответил ей Артём.
Юлька, конечно, не могла знать, что в это самое время на даче у Лапочки кто-то отмочил шутку про неё и все заржали, а когда успокоились, в тишине Митя Вершинин сказал:
– Дураки вы, Юлька – классная, вот с такой девчонкой я хотел бы встречаться.
Повисла пауза. У Алисы вытянулось лицо, а Марфушина фыркнула:
– Чего ж не встречаешься?
Читать бесплатно другие книги:
